День ангела

Я улыбаюсь, блаженно и бессмысленно.

— Мама Маша... Она жива. Она будет. Что ещё нужно? Ты прожила сто с лишним лет, ты такая умная — неужели не понимаешь? Мне ничего больше не надо от этого мира.

Мама Маша тихонько гладит меня по щеке, чуть касаясь кончиками пальцев.

— Я не знаю... Рома, скажи — ты святой?

— Нет, мама Маша. Я всего лишь половина того странного существа, о четырёх руках-ногах, о двух головах, вторую половину которого составляет твоя дочь. Моя Ирочка. И потом — неужели не ясно? Если гора не может — Магомет идёт сам. Если она не может быть моей, человеческой женщиной — я же смогу стать её мужчиной? Ну, ангелом? Ты же обещала, мама Маша...

Она тоже улыбается. Чуть-чуть, но улыбается.

— Ты согласен ждать?

— Я согласен ждать сколько нужно. Мне плохо без неё, но я буду ждать. Кстати, сколько?

— Смотря чего. Если того момента, когда она выйдет из этого витализатора, то шесть недель. Если того момента, когда ты сам сюда ляжешь для превращения — не знаю...

— Значит, шесть недель. Это трудно. А дальше будет легче — ведь она будет рядом.

— А как же диван? — она улыбается уже вполне заметно.

— Диван подождёт. Вообще, без дивана я смогу худо-бедно продержаться, и довольно долго. Но без неё самой — самую малость.

Твёрдые пальчики ложатся на мой затылок. Сияющие синие глаза занимают всё моё поле зрения, и я чувствую на своих губах лёгкий, щекочущий поцелуй — будто пёрышком.

— Ты точно святой.

Ага. Блаженный. Дурачок...

— Не говори так. Ты такой же разумный, как мы. А местами и более.

Уэф, не проронивший до сих пор ни слова, встаёт.

— Значит, так. В теперешнем состоянии ты не можешь работать. Ты остаёшься здесь. Будешь заниматься самообразованием и самовоспитанием, да и Петру Иванычу поможешь. Из дому ничего не надо?

— Надо. Альбом. Ну, для...

— Я понял. Я сам заберу. Всё?

— Нет. Кто стрелял?

Уэф смотрит прямо мне в глаза.

— Вот это я должен спросить у тебя. Ты же Великий Спящий! Так что я жду ответа.

Разноцветные пятна под закрытыми веками переплетаются, танцуют свой танец, исполненный тайного смысла. Я сплю на упругом полу прямо в зале витализаторов, накрывшись простынёй. Уэф только посмотрел на меня, и не стал спорить. Спасибо, папа Уэф. Я всё равно не ушел бы отсюда. Я должен быть рядом, понимаешь?

"Ладно, Рома. Делай как знаешь. Только учти — за тобой долг"

"Я знаю. Я найду его. Я ночи напролёт спать не буду..."

"Наоборот. Ты будешь спать день и ночь, если понадобится. Ведь эти милиционеры, которых ты... Их использовали втёмную, и никакого агента "зелёных" с на этот раз с ними не было. Это резервная часть сети. Они поняли свою ошибку, Рома, поняли и решили исправить. Только они опять ошиблись. Теперь уже ты — главное звено. Ты должен их найти. И начни с убийцы, если он ещё жив"

Танцуют, переплетаются цветные пятна. Я вижу, как совсем рядом, в недрах удивительного аппарата, идёт процесс восстановления. Уже извлечена пуля, уже удалены сгустки крови. Разрушена стволовая часть мозга, и такое ранение для человека является смертельным. Безусловно смертельным, при нашем уровне медицины. Но витализатор — могучая машина, и Ирочка, к счастью, не совсем человек. Вот если бы пуля попала чуть выше... Или если бы ещё пять минут клинической смерти... Вот для чего вызвали милицию — задержать... И тем самым убить. Тот же контрольный выстрел.

Я будто расширяюсь, подобно ударной волне от взрыва, стремительно и неостановимо. Я поднимаюсь над землёй. Я поднимаюсь над Землёй. Но чувства сегодня совсем иные. Меня вздымает ввысь гнев, холодный и беспощадный. Гнев, который ни один ангельский прибор не сможет посчитать слепым, животным чувством. Это праведный гнев разумного существа, у которого хотели отнять любовь.

Сегодня День гнева.

Где?

Москва поворачивается под моим взглядом, как гигантская сложнейшая игрушка, сложенная из стеклянных деталей. Почему так? Да откуда мне знать! Я просто сплю.

В недрах этого невиданного сооружения вспыхивают, переливаются разноцветные огоньки. Искры радости. Яркие огни удовольствия от секса. Голубое сияние детских снов... Не то, не то!

Ага, вот где надо искать. Жирные пятна скотской похоти, блеск алчности, и злоба, злоба... Ночная Москва переполнена такими эмоциями.

Дальше, дальше. Бурые смрадные болота душ алкашей. Мёртвые пепелища душ наркоманов. Металлические склепы душ бандитов и профессиональных убийц, именуемых новомодным американским словечком "киллеры" — то есть убийцы. Ближе... Ещё ближе... Вот!

Я вижу. Крепкий, уверенный в себе малый в чёрных очках сидит в ночном клубе, разглядывая стриптизёршу, извивающуюся перед ним. Отдыхает после работы. Почему нет? Имеет право человек после нервной работы расслабиться, потратить немного заработанных непосильным трудом денег? Имеет такое право!

"Надо было всё-таки брать "беретту" Хотя "драгунка" тоже неплохо себя показала сегодня. Девку как скосило! А мужик её бегает, хватается — небось "что с тобой, дорогая?", как попка, долдонит. Смешные люди... Можно было и его валить, сверх заказа. Ладно, не моё дело... Вот гильза улетела, нехорошо. Нечистая работа. Нет, это я зря. С восьмисот метров — точно в затылок. Кто бы смог? "

Я выныриваю из мутной толщи сна, как из-под воды. В затылке ломит, как будто и мне влепили пулю. Ладно...

"Папа Уэф! Проснись, Смотрящий из поднебесья. Я нашёл"

"Иду. Я не спал, Рома. Я знал, ты найдёшь"

Боль постепенно проходит, сменяясь ясным пониманием — у убийцы почти не осталось времени, чтобы застрелиться.

"Неправда. Мы предоставим ему такую возможность"

Уэф появляется неслышно. Странно... Я ожидал увидеть его в полном боевом, а не в их обычном костюме, выданном при рождении. А где оружие?

— Это не нужно. Это всего лишь обычный... да, киллер. То есть убийца. И всё, что нужно для убийства, у него есть. Зачем лишнее? Показывай, где.

— Покажу. Только у меня будет одно условие. Строго обязательное. Я должен сам. Понимаешь?

— Нет, это ты не понимаешь. Это он должен сам. Всё, что я тебе могу обещать — ты будешь рядом со мной. Ты всё увидишь. Показывай, где!

Над входом в ночной клуб (или казино?) россыпь ярких белых вспышек, перебиваемых светом самой вывески. Странно, я не могу прочесть буквы. Переутомился. Нет, не так — сейчас моё восприятие так далеко от нормального, что мне гораздо легче прочитать мысли всех посетителей клуба, чем простенькую надпись.

Мы стоим на кромке проезжей части, между припаркованных машин, Уэф чуть впереди, я сзади. Приборы невидимости включены, и мы стоим совсем рядом, чтобы избежать неприятного взаимного воздействия маскирующего поля.

— Внутрь не входим — Уэф сосредоточен, внешне само спокойствие — Ждём здесь.

Он напрягается, и я чувствую, как у меня шевелятся волосы на самой макушке -такова сила его мысленного приказа. Он вызывает убийцу. Гипноз? Нет, тут дело покруче...

Человек (а что делать? человек...) за столиком чувствует сильную усталость. Пора домой, баиньки. Прямо охота домой.

Бросив несколько купюр на столик, и засунув одну куда-то стриптизёрше, убийца лениво направляется к выходу. Горилла в форме у входа почтительно пропускает его.

Сильный толчок едва не сбивает меня с ног. Пройдя наискосок через улицу, некий гражданин, в явном подпитии, натолкнулся на меня сзади. Гражданин таращится на нас, пытаясь сообразить... Ведь не было никого!

— А никого и нет. Ты чё, мужик, глюков не видел? — ляпаю я.

Мужичок ещё не уверен, и чтобы покончить с его сомнениями, Уэф медленно расправляет свои крылья. Душераздирающее зрелище.

Издавая пронзительные звуки, соперничающие по красоте и силе звучания с милицейской сиреной, мужичок исчезает из поля зрения. Правильно. Не мешай.

Между тем убийца садится в свой скромный "двухсотый" мерседес. Уедет?

— И нас подвезёт. Садись сзади. Мало ли...

Мы подходим к машине. Не заперты двери-то... Впрочем, нам вряд ли что-то может теперь помешать.

Мы садимся одновременно — я сзади, Уэф спереди. Убийца резко оборачивается, сталкиваясь с Уэфом взглядом.

— Поехали.

— Куда? — голос хриплый, севший.

— Ну где у тебя инструмент? Винтовка где? Из которой ты сегодня?..

— Нна-на... на даче... у одного...

— Не надо. Зачем такие подробности? Поехали...

Крепкая дача. И забор крепкий, в полтора кирпича, если не в два, а высокий... Такая маленькая Великая Китайская стена.

Ворота гаража поднимаются автоматически.

Мы входим внутрь, не встретив ни души. Здесь и нет ни души, и живёт тут только одно тело — нашего конвоируемого.

— Достань винтовку.

Убийца нетвёрдым шагом, прямо переставляя ноги, идёт куда-то. Возвращается с доской, обыкновенной с виду, толстой доской. Доска распадается, как футляр от скрипки — внутри, в углублении, снайперская винтовка Драгунова. Надо же, и глушитель на месте...

— Заряжай.

Убийца медленно, невидяще глядя перед собой, набивает патроны в магазин — один, два, три...

— Достаточно. Магазин на место. Патрон в ствол!

Лязгнул затвор. Инструмент готов к работе.

Уэф смотрит на винтовку, прикидывает. Да, верно — с навёрнутым глушителем очень неудобно...

— Разувайся.

Убийца стягивает мягкие туфли-мокасины, затем носки.

— Возьми в рот дуло. Глушитель!

Нетвёрдые движения загипнотизированного. И глушитель толстый — еле пролез в пасть.

— Ногой наступи. На спуск, большим пальцем.

Киллер, неловко задрав ногу, медленно нашаривает скобу, суёт туда большой палец ноги. Щелчок! Осечка.

В комнате вдруг остро запахло свежей мочой, и под казнимым медленно начала растекаться лужа.

Уэф огорчён, я вижу. Нельзя пытать человека.

— Заряжай. Затвор!

Снова лязгает затвор. Вторая попытка.

— Огонь!

На этот раз киллер спешит. Скорее, скорее, прекратить этот ужас. И оружие не подвело. Голова на темени вдруг всплеснула фонтаном мозгов и крови. Труп киллера -самоубийцы упал навзничь, и винтовка валяется в смеси крови и мочи.

"Добрый ты, папа Уэф"

"Да, я добрый. Даже вот к нему. Можно было просто свалить его парализатором, и через несколько месяцев он умер бы, постепенно разлагаясь. Но это было бы неоправданной жестокостью. Зачем подвергать его мучениям, если нет ни одного шанса? Парализатор — для тех, у кого такой шанс есть"

"Гуманизм?"

"Гуманизм — для людей. Мертвецы должны лежать в могилах, не мешая живым"

"Но я бы предпочёл своей рукой"

"Неверно. Слышал такое — мне возмездие, и аз воздам? Вот так вот"

Уэф хмуро смотрит в пол, но я понимаю...

"Верно. Этот исполнитель — по сути, инструмент. Оператор дикарского оружия — винтовки. И он своё получил. Но про хозяина он ничего не знает"

"Откуда известно?"

Уэф морщится, как будто разжевал лимон. Хотя да, лимоны они едят не морщась...

"Хоть ты и Великий Спящий, а балбес. Пока мы ехали, я у него в голове просмотрел... Короче, не знает он ничего. Заказ принял по телефону. Можно было бы начать раскручивать цепочку, но это долго и ненадёжно"

Уэф пронзительно смотрит мне в глаза

"Последнее усилие, Рома. Его надо найти. Вся надежда на тебя. Кто?"

Пепельно-жемчужный свет льётся с потолка, и три громадных саркофага. висящих в воздухе, кажутся почти чёрными. Два из них пусты, и только в крайнем неощутимо теплится жизнь. Там... да, спит заколдованным сном самое дорогое для меня существо во Вселенной. Спит, и не возражайте.

В углу помещения, рядом с витализатором, постелена постель. Нормальная человеческая постель — матрас, заправленный простынёй, подушка в наволочке, сверху — махровая простынь, вместо одеяла. Это я обживаюсь здесь потихоньку. Возможно, я не прав, мог бы спать и в другой комнате, вообще-то это непорядок — здесь не спальня. Но меня никто не трогает, и я благодарен за это. Я хочу быть рядом с ней, понимаете?

Люк исчезает, как не было. Конечно, я уже знаю: никуда он не исчезает, просто втягивается в косяк так быстро, что глаз не успевает заметить. Как затвор фотоаппарата.

— Рома... К-хм... Есть будешь? Слышь, тут пироги с картошкой.

Я благодарно улыбаюсь. Я, конечно, пошёл бы и в трапезную. Но дед меня понимает.

Я завтракаю молча, запивая пирожки молоком прямо из крынки. Да, завтракаю. Мы вернулись уже под утро.

"Спасибо тебе, Рома. Я как вспомню, как я тебя о прошлом годе... Я ведь ни на вот столько не верил в тебя, парень. Я был уверен, что ты её погубишь"

Я молчу, механически пережёвывая еду. И ты чуть не оказался прав...

"Чуть не считается. Сам, значит, и спас. Уже второй раз, Рома. Знаешь, тогда я поверил Уэфу на слово — мол, иначе будет ещё хуже. Хотя и не в моей власти было изменить чего-либо. А теперь вижу — он прав был, когда тебя... в общем, помиловали"

Дед Иваныч вздыхает.

"А нынче, когда вы это дело провернули... когда вернулись живыми, оба, я даже, признаться, уверовал, что могут ангелы жить в человечьем обличье на земле нашей грешной. И даже размечтался, дурень, как Ирка... ну, в общем, родит она тебе ребятишек, и заживёте вы, как люди. Видать, не судьба"

Я молчу, не могу проглотить уже очень тщательно пережёванную пищу. Дед, дед... Зачем так, по свежей ране?

Дед кладёт руку мне на плечо.

"Не обижайся ты на старого дурня. Мне же Ирка заместо внучки. И скажу тебе прямо — вы счастливые. Да, да, Рома. Все прежние случаи кончались куда как хуже. Смертью они все кончались. Так что вы, стало быть, станете исключением из правил"

Дед вдруг переходит на голос.

— А ребятишек она, Рома, похоже, тебе таки родит. Махоньких таких, с хвостиком. Ну, может, не пятерых — но двоих-троих точно. Ну, ежели, конечно, ты не будешь отлынивать.

Я поперхнулся молоком. Ну ладно, моя Ирочка... Ты-то куда ещё, старый хрыч!

Цветные размытые пятна танцуют свой танец, исполненный скрытого смысла. Я сплю. Такая у меня теперь работа — спать.

Никогда бы не подумал, что может быть так трудно спать. Обычный сон освежает, а после моих снов... как будто я во сне разгружаю вагоны с цементом.

Но я должен. Должен довести работу до конца. Киллер что — инструмент. Оператор дикарского оружия — винтовки, только и всего. И своё он получил. Нужен заказчик. Тот, кто велел убить мою Ирочку.

Я расширяюсь, подобно ударной волне от взрыва, стремительно и неостановимо. Я охватываю пространство всё шире и шире. Я поднимаюсь над землёй — нет, я поднимаюсь над Землёй, хотя в это же время лежу на полу, в углу странной комнаты со странными аппаратами. Как это возможно? Да откуда мне знать, я же сплю.

Где?

Голова начинает ныть, сперва чуть-чуть, постепенно боль усиливается. Нельзя! Не смей болеть! Не смей просыпаться!

Я вижу.

В бассейне с прозрачной, неестественно-голубой водой (подкрашенная, что ли?) плескается грузный немолодой мужик, с начинающими седеть висками. Солидный, уверенный в себе. Время идёт к одиннадцати, но депутату не нужно спешить на работу, толкаясь в трамвае. Депутаты ложатся обычно поздно — фуршеты-банкеты там, разные встречи в саунах, и прочие трудности депутатской жизни. Зато уж утром можно спать сколько влезет.