Флавий вздохнул. Наверное, такие воспоминания, а не седина на висках, и свидетельствовали сильнее всего о приближении настоящей старости. Не той, когда дряхлеет тело, ведь такому могущественному магу, как он, физическое увядание не грозило в ближайшую сотню лет. Нет, в первую очередь, это говорило об усталости души. Очень нелегко было служить трем подряд поколениям суровых правителей светлого государства.
Не то, чтобы придворный маг специально следил за тем, что происходит со всеми носителями тсарской крови, но когда за неполное десятилетие к праздничному столу в честь коронации правителя начало собираться на двадцать три шейса меньше, это не могло не навести на размышления. С годами ситуация только усугубилась, и происшествие с гибелью Маркуса и пропажей Соланж было только подтверждением тому страшному открытию, которое совершил Флавий в те давние годы, когда Айвин только появился на свет.
Династия была проклята.
Кто смог совершить то, что до сегодняшнего дня считалось невозможным, маг так и не узнал. Открытие о проклятье так же произошло случайно, потребовав от чародея нескольких бессонных лун исследований и кубка тсарской крови на эксперименты. И последним местом, куда молодой еще Флавий отправился за ответами, стал центральный храм Дракона.
Мужчина нарисовал белым песком круг, заключив в него главный алтарь, что должно было символизировать светлую сторону Пайваны, а именно — Алайю. Затем окропил драгоценной кровью золотой жертвенник, зажег свечи и распределил потоки сил таким образом, чтобы они сходились в центре. Флавий чувствовал себя не очень уверенно в тех вещах, где результат зависел не только от его усилий, поэтому редко посещал молитвенные бдения, не исповедовался жрецам и не соблюдал положенные обычным смертным ритуалы. И теперь он просил ответа у создателя этого мира, в глубине души и сомневаясь, и надеясь на чудо, не на собственную магию.
— Взываю к тебе, Создатель! Ответь, что случилось с тем, что раньше было незыблемым? И что ждет нас дальше?
Пламя свечей горело ровно, не похоже было, что голос волшебника был услышан. Флавий набрал было воздуха для того, чтобы обреченно вздохнуть и прекратить бессмысленную по его разумению трату времени, как из глубин алтаря раздался голос.
— И где должное почтение, великий маг?
Голос, почему-то, оказался женским и весьма насмешливым. Всем известно было, что Пайвану сотворил Дракон, мужчина, почему же ответила ему женщина? Может быть, кто-то осмелился поиграть с придворным чародеем?
— Не волнуйся, — продолжал насмехаться голос, — никто с тобой не играет. Ты все еще хочешь получить ответы на свои вопросы?
Капли крови на жертвеннике и то, что еще оставалось в кубке, взмыло в воздух, закружилось и приняло форму драконьей головы. Багровые глаза моргнули и уставились на ошарашенного Флавия. В выражении драконьей морды так же, как и в голосе, явно видна была насмешка.
— Чаще надо в храмы ходить, уважаемый мэтр! — наставительно сказала голова, показывая внушительную коллекцию клыков.
Пламя свечей отражалось в багровой жидкости, создавая жуткое впечатление.
— Твои тсари прокляты, — заявил дракон. — К сожалению, придворные маги это прозевали, да и не могли уследить, откровенно говоря. Теперь в ваших силах только расхлебывать последствия и не дать ситуации зайти слишком далеко.
— Но как же? — опомнился чародей. — Ведь никто не в состоянии наложить проклятье на тсарский род! Это условие, так же как и обязательное присутствие на троне Алайи потомка первых тсарей, является непреложным законом мироздания!
— Увы, — печально ответил дракон, резко перестав насмехаться. — Никто, кроме них самих, не может причинить вреда своему роду.
— Хочешь сказать, кто-то из тсарей сам проклял себя? Они слишком самолюбивы, чтобы такое сотворить! — Флавий на миг даже забыл, что ведет беседу с непостижимым высшим существом, создавшим его мир, и осмелился перечить.
— Смотри сам, — усмехнулась драконья голова, и перед глазами чародея все поплыло.
Он словно снова попал во дворец, только вокруг был не ясный солнечный день, а темная ненастная ночь. Незнакомая комната, незнакомые мужчина и женщина у окна, за которым завывал ветер. То и дело грохотал гром. Тугие струи дождя разрезали землю, плотной завесой отделяя находившихся в комнате от остальной части Алайи. Сам Флавий будто смотрел на происходившее откуда-то сверху, и парочка не обращала на него никакого внимания.
— Ты уверена? — спросил мужчина
Его голову охватывал тонкий золотой обруч с изумрудами, тсарская корона, которая передавалась из поколения в поколение вот уже много лет. Лицо этого шейса показалось Флавию смутно знакомым.
— Да, Нейвил, конечно, я уверена! — засмеялась женщина, отводя за спину тяжелую пепельную косу. — Женщина всегда знает наверняка, когда ждет ребенка. Не будь наивным.
Ах, это же отец Витора Упрямого! Флавий был еще юным мальчиком, когда умер тсарь Нейвил, вот почему он не узнал его сразу. Но кто же эта женщина? На тсарцу Амелию она не похожа.
— Ты не рад? — прекрасное лицо незнакомки омрачилось, она неотрывно следила за тсарем, с каждой секундой мрачневшим все сильнее. — Амелия все равно ничего не узнает, тебе нечего бояться!
— При чем здесь Амелия? — рассердился тсарь. — В тсарском роду не бывает бастардов, разве ты не знала? Как это вышло?
Обиженная его тоном шейса отшатнулась.
— А на что ты рассчитывал, когда пришел ко мне в постель, милый? — холодно спросила она, неосознанно защищающим жестом укладывая ладонь на живот. — От любви случаются дети, у тебя их пятеро во дворцу бегают.
— Бастард, — прошептал в отчаянии тсарь, опускаясь на стул. — Я опозорен навеки!
— Послушай, любимый, — девушка смягчилась и подошла к любовнику, встала перед ним на голени, нежно погладила по руке, — ты ведь знаешь, что в моем роду кроме шейсов были и те существа, кого мы называем духами. Вполне возможно именно это и дало возможность зачать, несмотря на то, что обычно магия защищает тсарей от появления незаконнорожденных детей. Мы никому не скажем, ведь остальные до сих пор и не догадываются о нашей связи.
Нейвил обреченно смотрел в лицо любовницы, видя, что она не разделяет его страхов. Он освободился из ее объятий и начал мерить шагами узкую комнатку. Шейса следила за ним, ее улыбка померкла, будто ее и не было.
— Ты говорил, что любишь меня, — прошептала девушка, баюкая ладонями разболевшийся живот. — Что я тебе дороже всех в этом мире, а Амелия — всего лишь жена. Ты лгал?
Тсарь остановился и посмотрел на нее с удивлением.
— Не, конечно нет! Мар, я люблю тебя, но ты должна понять, в какой ужасной ситуации я оказался!
— Но ведь никто не узнает! — в ее серых глазах мелькнуло отчаяние.
Очередной грозовой раскат заставил их обоих вздрогнуть.
— Я знаю, Мар! Этого достаточно.
Они замолчали, застыв друг напротив друга. Прекрасная Мар обхватила руками колени и готова была до последнего защищать то, что ей дорого.
— Давно ты узнала? — уже спокойнее произнес Нейвил, и выражение его лица напугало девушку сильнее, чем его крики минуту назад.
— Несколько дней назад мои догадки подтвердились окончательно, — осторожно ответила шейса.
— То есть, ему пока луны полторы?
— Примерно, чуть меньше. К чему ты клонишь, Нейвил? — Мар поднялась с холодного пола и сделала несколько шагов навстречу любимому, пытливо вглядываясь в его лицо. — О, нет!
— Послушай, любимая...
— Ты сошел с ума, тсарь! — ужас исказил прекрасные черты шейсы, она отпрянула от протянутой к ней руки, будто в ней был зажат отравленный нож. — Никогда!
— Ты должна избавиться от ребенка! — непререкаемым тоном заявил Нейвил, все еще надеясь уговорить любовницу пойти на этот ужасный шаг. — Мы будем осторожны в будущем, я люблю тебя, и Амелия не помешает нашему счастью, но то, что находится у тебя внутри, не может выйти!
— То? Это твой ребенок, Нейвил! У меня внутри течет твоя кровь! Как ты смеешь меня принуждать избавиться от него? — серые глаза отливали сталью, и упрямства в них было никак не меньше, чем в самом тсаре.
— Ты должна это сделать! — закричал он на Мар, схватил ее за плечи и хорошенько встряхнул. — Ни один бастард не родится на свет, ты меня поняла? Даже если мне придется собственноручно достать его оттуда!
Девушка вырвалась, в ярости оскалившись на любовника. Между ее пальцами пробежали искры, в воздухе запахло с трудом удерживаемыми боевыми заклинаниями, смертельной магией.
— Ты сама знаешь, что не сможешь мне навредить, — чуть спокойней произнес Нейвил. — Успокойся, приди в себя, и поймешь, что это единственный выход.
— Убирайся! — закричала шейса, швыряя бесполезный сгусток энергии в тсаря.
Он, конечно, был защищен не только собственными щитами, но и множеством амулетов, так что заклинание Мар только вдребезги разнесло стол за спиной мужчины, не причинив тому никакого ужерба.
— Я приду к тебе через сутки, милая, — Нейвил отошел к двери и оттуда печально посмотрел на возлюбленную. — Ты должна сделать это сама, знаю, у тебя хватит на это сил и умений. Если не хватит духа, придется просить придворного мага тебе помочь. Я люблю тебя, но так будет лучше для нас обоих, ты поймешь это позже.
— Убирайся, — безжизненным шепотом повторила. — Желаю никогда больше тебя не видеть!
Дверь за тсарем закрылась.
Флавий, не в силах осмыслить до конца чудовищную сцену, разыгравшуюся у него на глазах, ждал, что будет дальше.
Мар, оставшись одна, обессиленно опустилась на пол, свернулась калачиком и обняла руками живот. Ее глаза оставались сухи и пусты, коса растрепалась, и выбившиеся пепельные пряди смешались с обломками стола.
— Мой ребенок! — шептала девушка. — Мое дитя, моя кровь...его кровь!
Несколько мгновений прошло в тишине, после чего торжествующий смех волшебницы раздался в маленькой комнате. Тело колдуньи Мар засияло яростным стальным светом, вокруг хрупкой фигурки закружился водоворот энергии, на Флавия дохнуло чудовищной смесью ненависти, боли от предательства любимого и отчаяния.
Шейса выкрикивала слова заклинания, взывая к крошечному существу, недавно появившемуся в ее теле, точнее, к той крови, которая дала жизнь этому ребенку.
— Я проклинаю нечистую династию и тот мир, который дал ей жизнь! — шептала преданная женщина, вкладывая в свое заклинание всю свою магическую силу и весь огонь своих эмоций. — Пусть она вымирает, медленно и неотвратимо, вся до последнего шейса. Они будут гибнуть, словно мухи, до тех пор, пока не останется совсем никого. И только тот, кто не должен существовать, бастард, мое дитя, будет править Алайей, вопреки всему! Проклинаю всех потомков Нейвила и тех, кто породил его! Истребляйте друг друга, убивайте, лгите и предавайте так же, как предал меня он! Отцы пойдут против детей, дети поднимут оружие против отцов, ненависть и злоба будет верной спутницей проклятых тсарей!
Девушка торжествующе усмехнулась, потом вспомнила об ограничивающем факторе, который должен быть в каждом заклинании и снова чуть не расхохоталась.
— Это будет происходить до тех пор, пока последние члены тсарского рода не пойдут войной друг против друга. Взмоет в небо клинок, который решит судьбу рода, выберет между жизнью и смертью. Выберет жизнь для остальных — погибнет сам, выберет смерть — лишится всего, что ему дорого в жизни. Моя же ветвь всегда будет над схваткой, выигрывая в любом случае. Да будет так!
Чудовищный водоворот вращался все быстрее, смешиваясь с безумным смехом колдуньи. Проклятье тсарского рода набирало силу, поражая каждого, в ком текла хоть капля избранной крови. Спустя несколько мгновений молния за окном осветила пустую комнату и лужицу крови на каменном полу. Мар уже не было.
Флавий несколько раз моргнул, когда видение рассеялось, и он обнаружил себя там же, где был все это время, — в храме дракона.
— Что было дальше? — прошептал он? — Что стало с этой женщиной, с ее ребенком и Нейвилом?
Драконья голова снова показала клыки. Раздвоенный багровый язык подрагивал в пасти.
— Она с помощью прудов и зеркал попала на границу Сумрачного Эйда и Алайи, где ее нельзя было найти из-за пограничных чар обеих стран. Родила сына и благополучно его вырастила. Сам знаешь, что тсарская кровь не отслеживается поисковыми заклинаниями, проклятие действует, а потомки Мар бродят по земле, ожидая своего часа. Они из уст в уста передают историю о предательстве предка, так что не надейтесь, что история забудется.
— Как помешать проклятью? Как-то ославить или изменить, может быть, нейтрализовать? — Флавий подумал о крошечных тсаревичах, спавших в этот момент в своих колыбелях, и содрогнулся, осознавая в полной мере их ужасную судьбу.
— Никак, — печально подтвердил его опасения дракон. — Над ними довлеет рок, это из разряда тех нерушимых устоев, на которых держится мир, и даже я не в силах помешать, не разрушив все до основания. Но не волнуйся, существование представителей тсарской семьи сильнее проклятья, ведь это не заклинание какой-то там выскочки, а воля создателя. Жди и помогай воспитанникам, в ваших силах исполнить ограничивающее условие, заданное проклятью, чтобы оно перестало действовать.
— Но это же смерть почти всему роду! — от подобной перспективы волосы на голове волшебника зашевелились.
Жуткая усмешка драконьей головы заставила чародея подавиться собственными словами.
— Никто не обещал, что будет легко! — ответил дракон, и его изображение начало потихоньку тускнеть. — Следи за воспитанниками, Флавий, от вас зависит будущее не только их рода, но и всей Пайваны. Проклятья проклятьями, а жить надо, и если они истребят друг друга сами — мир погибнет.
— Но Создатель! — пытался остановить высшие силы чародей, у которого вопросов возникло намного больше, чем он получил ответов.
— Ты в храм-то не забывай ходить! — прозвенел напоследок ехидный девичий голос и на этом сеанс закончился.
Кровь тсаря разлилась по всему алтарю, капая на пол и смешиваясь с белым песком заклинательного круга.
— Проклятье! — выругался было молодой Флавий, но вовремя прикусил язык.
С тех пор прошло много лет, но страх за тех, кого растил и воспитывал придворный чародей, ни на минуту не оставлял его. Династия таяла с каждым мгновением, и теперь у него оставались только двое, если не считать пропавшую тсаревну Соланж. Малышка была жива, несмотря на то, что никаких вестей о ней не было уже несколько лет, все же оставалась надежда, что в один прекрасный момент девушка появится и раскроет тайну своего исчезновения. Так же не следовало забывать о том, что где-то оставался потомок Нейвила и Мар, которому прекрасно известна тайна его происхождения. Никак нельзя было пропустить момент, может, удастся вовремя задействовать магию, оружие или, на худой конец, яд, как бы ни были противны чародею подобные методы.
Кстати, тсаря Нейвила отравила его жена Амелия. Это к вопросу о том, что нельзя недооценивать абсолютно никого.
В дверь постучали и вошел Киран.
