Египет. Легенда затерянной пирамиды

Дабы его было лучше слышно, Джосер дал знак. Кенна выступил вперед, сгреб могучей дланью верховного жреца за шиворот и приподнял. Да так удачно, что его глаза были почти на уровне сверкавших гневом и нетерпением, глаз двух первых людей государства. Вот только ноги невысокого человека, увы, болтались, не в силах нащупать опору. До земли был целый локоть длины.

— Что? — Прогремел Джосер. Зажмурившись, Потифар выдавил, выдохнул из себя это, уже жалея о том, что вообще рискнул излагать такую просьбу.

— Рубин фараонов...

— Что? — Это произнесли сразу же три голоса. Джосер с непередаваемым, искренним изумлением. Имхотеп — с явной, неприкрытой угрозой. И Кенна, с гневом и брезгливостью, попутно разжимая пальцы руки и позволяя нахалу грохнуться на искомую им землю.

— По-моему, жрец, ты сказал, не подумав. — Голос Сехемхета заставил всех замолчать, хотя высказаться собирались многие. Принц невозмутимо подошел к месту "общения" и встал меж ними, равный им.

— Ты, верно, хотел сказать, что будешь счастлив и тем стадом, что обещал тебе фараон. А принять земли, это все равно, что попросить у государя — рубин фараонов. Глупость несусветная! И наглость! И ты, с благодарностью и уважением отказываешься, ведь ровным счетом ничего не сделал для возвращения меня отцу, так? — Юноша говорил издевательски спокойно и вежливо, и при этом демонстративно повелительно.

Потифар молчал, лежа на песке, переводя взгляд с одного лица на другое. Без слов поняв одно из условных движений брата, Кенна, громко звякнув, демонстративно вынул меч до середины ножен.

— Да, да! Конечно, мой господин! — Голос сдавшегося Потифара был жалок, в нем слышались нотки слез, — надежда трона, абсолютно верно понял мою мысль, — он всхлипнул, не в состоянии сдержать огорчения от потери обещанных угодий, — и правильно ее передал!

— Вот и славно! — Сехемхет покровительственно улыбнулся, — ступай, Потифар, распорядись, чтобы прислали людей за наградой.

— Да, конечно. — Жрец встал, трясясь всем телом от злобы и ненависти. Страх почти прошел. Но того, что осталось от прежнего испуга, было достаточно, чтобы не показывать этим людям своих чувств.

Поклонившись, он благородно удалился шипеть в тишине своей кельи, да призывать на голову мерзких скупердяев гнев Себека.

И молить о правосудии...

Его переполняли чувства. Это был он! Его мальчик! Живой и здоровый! Невредимый! Хвала богам!

Джосер смотрел и не мог на него насмотреться. Так они и стояли, три человека в плотном кольце охраны и любопытных, с восторгом глядящие на юношу и молчащие, не в силах подобрать подходящих слов.

— Здравствуйте, государь! — Принц склонился перед отцом. И очень удивился, когда, пробормотав что-то неразборчивое, отец обнял его и крепко прижал к груди.

Оказалось, что этот жест Джосера разрушил оцепенение, что сковывало остальных. Все разом заговорили: спрашивали о том, что случилось; где он был, почему не давал о себе знать; предлагали ехать домой; говорили о своей радости и о своих страхах; и просто выражали свои любовь и почтение.

Изумленный Сехемхет узнал, что прошла не неделя, как он думал, а целых две, что в Египте траур из-за его пропажи. И его ищут, а за сведения о нем объявлена баснословная награда!

Эхереш была забыта в вихре новостей и радостей встречи...

Девушка смотрела на происходящее, прячась в кустах. Смотрела и запоминала. Это — ее мужчина? Тот, которого она обнимала этой ночью?

Это был совсем другой человек! Значит, он притворялся? Так значит, вот он какой, на самом деле?

Еще один пунктик в свиток ее ненависти был вписан. Отвернувшись, она ушла. Ей нужно было забыть его. И она его забудет! Видят боги!

Забудет...

Изящная маленькая рабыня, прижавшись к его бедру обнаженной грудью, старательно терла ноги принца губкой. Она рождала у него двойственные ощущения. С одной стороны, она возбуждала его привычные, сложившиеся годами, желания. С другой, она не была Мерет, а значит — зачем она ему?

Девушка прижалась щекой к ягодице, тихонько хихикнув. Вторая, встав на приступку, вылила на них ушат теплой воды, вызвав у банщицы смех, смешенный с отфыркиванием.

— Что, вот так? Никакой реакции? — Кенна был как всегда насмешлив, — вот так вот, даже и не пристанешь ни к одной? — Лицо молодого человека выражало комичное удивление. — Какой кошмар! Жрец прав! — Тебя подменили! Ты — это уже не ты! Ты — страшный ночной дух, монстр в теле моего друга! О, боги — я боюсь! — Хныкнув, он закатил глаза и стал сползать по стене купальни вниз.

— Прекрати маяться дурью, Кенна!

— Ага, он признал меня! Значит, еще не все потеряно! Там, внутри, еще живет душа Сехемхета! Изыди, гадость, оставь моего друга! Пусть он вновь сможет любить! — Патетично воскликнул парень, выхватывая меч и размахивая клинком перед мужественностью принца.

Непроизвольно втянув живот и чуть отступив, под громкий хохот рабынь, Сехемхет недовольно глянул на брата.

— Прекрати!

— О, смотри! Смотри, друг! Еще не все потеряно! Он движется! Еще немного и он восстанет! — Состроив зверскую рожицу, юноша наклонился к банщице, — потри его, милая, — доверительным шепотом попросил он, — верни ему былую силу, а мне — друга!

Хихикая, девушка встала на колени, тщательно моя указанный предмет, чем вызвала естественную реакцию и грозный рык омываемого.

— О, да! О, да! Прекрасная умелица! — Шут прижал руку к сердцу, собираясь, пасть перед ней на колени, но, оглядев грязную воду, что прямо перед ним стекала в направлении водоотвода, передумал и просто поклонился.

— Что за цирк, Кенна? С каких пор тебя стало интересовать мое мужское достоинство и его жизнь?

— С тех пор, как я услышал сегодня днем жуткую новость. Ее принес мне, по секрету, зажав меня в коридоре, когда я бежал сюда, старый Мессу. Так вот, под страхом тайны и жу — у — уткого секрета, он поведал мне, тряся головой, как козел и блудливо ощупывая, якобы невзначай, мои бедра, что в тебя вселились злые духи! Это он мне, как врач пообещал. И ты, о, ужас, оборжал его друга, мерзкого Потифара, когда он нашел тебя, аки славный жеребец! — Театрально вздохнув, телохранитель насмешливо засверкал глазами.

Он рос вместе с Сехемхетом, что было величайшей милостью, для сына рабыни. Кроме того, являя свою любовь и терпимость, Джосер сделал из более взрослого Кенны личного телохранителя принца, что еще больше сблизило братьев, хоть и казалось, что ближе уже некуда.

Отличный боец, хороший, верный друг с большим чувством юмора, и просто красавец, парень был участником всех проделок принца. От участия в последнем приключении, его "уберегла" случайность — он сопровождал женщин царской семьи при переезде в летнюю резиденцию фараонов. Это был личный приказ Джосера. причем, правитель заверил юношу, что и он, и Имхотеп, лично присмотрят за непоседливым принцем и с ним — ничего не случится!

Теперь же он испытывал праведный гнев, который благоразумно не показывал ни кому, кроме принца и подчиненных и, не менее праведное любопытство. И хотел быть первым, кто узнает все "из первых уст". О чем и намекнул брату незамедлительно.

На что Сехемхет, растираемый рабынями простыней изо льна, пообещал выдать все подробности, но не здесь, а за обедом. Или уже за ужином?

Поглощая лепешки, жареное мясо с овощами и обильно запивая все это вином (увы, он две недели пил лишь пиво, хоть и отменного качества и необычного вкуса), Сехемхет рассказывал другу о главном — о девушке! О борьбе с крокодилом упомянул так кратко, что Кенна только задохнулся от несправедливости. Подробности, так интересовавшие его, так и остались неозвученными. Все внимание свое, сказитель уделил описанию прелести своей спасительницы.

— Слушай, а как она.... Ну...

— И не думай! Это слишком личное! Я могу описать тебе ее внешность, ее фигуру, характер, голос и все!

— Понятненько! Так ты ее не...

— Заткнись, Кенна! Как ты можешь даже думать так грубо о предмете моей страсти? — Загрустивший было Кенна, вскинулся, как петушок при виде курочки ранним утром.

— Страсти? Ах, так все-таки страсть была? Давай, излагай подробности!

— Какие?

— Ну, она, то бишь страсть, была односторонней? Мерет так и осталась холодна? Она — ледышка? Знаешь, такие холодные северные женщины. Говорят, они живут очень далеко и их можно только поджечь. Дрова — дровами! Больше ни на что не годятся! Она из таких?

— Нет! Она хрупкая и маленькая! И она не с севера. Отстань. Я голоден, ты мне мешаешь есть!

— Да, ладно тебе. Ешь. Кто тебе мешает? Кстати, Сехемхет. Ты покраснел! О, боги! Что я вижу! Ты — покраснел Сехемхет! Вот это да! Такое с тобой случалось в последний раз, дай-ка, припомню...

— Ты лучше ешь, Кенна, ешь.

— Нет, я вспомню! Да! Когда тебе было двенадцать и мы подсматривали, как играются друг с другом женщины отцовского гарема. Помнится, в одну из них, ты был страстно влюблен, что и заставило тебя тогда сиять, как заходящее солнце! И сейчас, то же самое!

— Да ну?

— Как ее звали?

— Кого?

— Не прикидывайся! Ту хорошенькую наложницу из далеких северных земель! Ее кудри напоминали лен, а кожа была светлой, как мрамор отцовской гробницы!

— Отстань, Кенна! Я думаю совсем о другом!

— О другой, ты хотел сказать!

— Вот именно! О другой! И моя давняя влюбленность в Хельгу сейчас не имеет абсолютно никакого значения!

— Еще бы! Ведь когда ты подрос то, в тайне от отца, осуществил свою страсть! Помнится, красавица оказалась холодна, как рыба и вызывала лишь желание укрыться одеялом и заснуть?

— Хм — м — м, — принц предпочел не прекращать процесса жевания.

— Но какая память! Ты вспомнил ее имя! Выпьем! Выпьем за торжество любви, за великолепную память и за твое благополучное возвращение! — Он щедро плеснул из кубка на землю — Богам! — И замер, глядя на мокрые сандалии фараона.

— Ну, спасибочки, Кенна! Я знаю, что равен богам, но обливать меня вином при встрече — абсолютно лишнее! — Голос Джосера был добродушен. Ничто не могло разозлить, вывести из себя царя сегодня. Ничто не могло омрачить его радости. Сын нашелся!

Следом за правителем шли Имхотеп и Синухет, военноначальник Египта. Сехемхет подивился, что за маршалом не увязалась дочь, известная танцовщица и красавица, За-Ашт, что настойчиво пыталась соблазнить его, так как испытывала неудержимую любовь ко всему, что имело хоть какое-то отношение к власти. Тем более царской!

Он, помнится, отказал ей. По не скольким причинам. Во-первых, не любил, когда на него охотятся; во-вторых — не представлял ее в роли жены и царицы; а главное — не желал заносить свое имя в нескончаемый список ее любовников, которым уже можно было выстлать коридор от его спальни до зала приемов!

Да, отсутствие За-Ашт удивляло. Неужто отказалась от своих и отцовских матримониальных планов? Сехемхет перевел взгляд на брата. Тот пожал плечами и, (о, чудо!) покраснел. Что-то здесь было не так! Явно!

От этих мыслей его отвлекли вновь прибывшие. Присоединяясь к трапезе, они потребовали повествования обо всех приключениях. Кенна поддержал их, вспомнив об замолчанных подробностях общения с зухосом.

Причем Джосер, что жутко удивило всех присутствующих, кроме Имхотепа, сел возле сына и все время смотрел на него, время от времени касаясь рукой плеча, руки или лица, словно желая убедиться, что сын реален, действительно жив, и сидит рядом — целый и невредимый.

"О, боги! Как может столь презренный, столь жалкий и жадный человек стать фараоном Египта? Молю вас, боги! Смилуйтесь! Услышьте мольбы раба вашего Потифара. Не за себя молю, за Черную Землю! Пожалейте страну и несчастных, что живут в ней, готовясь стать народом недостойного владыки..."

Стенания и хрипы жреца, гулом отдавались от стен, разносясь по храму. Еле слышно, на самой грани слуха появился новый звук. Всплеск. И редкое, неравномерное, постепенно становящееся все более отчетливым и громким, хлюпанье шагов. К жрецу приближалось воплощение Себека.

Тварь распахнула пасть и прохрипела, сверкая в свете факела желтыми клыками:

— Ты давно не приносил мне стоящей жертвы, Потифар, и еще просишь о милости?

Старик распластался на полу (то ли от благоговения, то ли просто уходя из поля зрения жуткого создания).

— Прости меня, прости, о, ужаснейший! Я ничтожен перед властью твоей! Я жалок! Прости меня, о, всемогущий! Я исправлюсь! Лишь скажи рабу своему — чего ты желаешь? И все будет исполнено!

— Разве ты не знаешь? Так я скажу! Молодой юноша недавно, по воле богов, ушел живым из моих зубов. Его вырвали прямо из моей пасти! Мне нужен он! Но, теперь я знаю — кто он! А значит, ты должен мне принести в жертву не менее притягательное существо. Я не знаю — кто это будет. Но! Мне не нужны в этот раз: ни животные, ни пленные, ни рабы, ни крестьяне, запомни! Если ты хочешь получить, с моей помощью, те земли, что обещал тебе фараон, брат наш, и что, благодаря своему глупому, более того — наглому, поведению, ты упустил, обездолив, тем самым, мой храм, то ты исполнишь наше желание. Это должен быть свободный человек!

— Да, мой господин! Все! Все сделаю! Только помоги! Помоги, о, великий! Знаю! Знаю, дерзок и глуп, я! Знаю! Но, ведь все во славу храма! Во славу...

— Заткнись! — Рявкнул зухос. И от его рева с потолка посыпались камешки и целые облака пыли. — Как смеешь ты — презренная падаль! Смертный! Как смеешь ты — мой слуга, мой раб! Меня обманывать? Кому ты врешь? Жить надоело? Упустил земли, потерял расположение правящей семьи, настроил против себя Имхотепа!

Как вода сквозь пальцы, ушла благодарность фараона, за возвращение сына! Да давя на эту благодарность, можно было годами тянуть соки из государства, процветая и богатея! А ты — жалкий дурак! Власти захотел? Молчи, тварь поганая! Даже отвечать не смей! Не желаю слышать твой подлый, лживый, мерзкий голос! Если до полной луны не получу я обещанной жертвы — тебя ждет страшная, мучительная смерть!

Зухос клацнул зубами, захлопнув пасть. Ловко развернулся, намеренно ударив могучим хвостом так, что грязь, вода и тина испачкали притихшего жреца с ног до головы, и поплыл к выходу.

Не смея даже шипеть, Потифар встал. С него ручьями стекала грязь. Безнадежно покачав головой, он направился к выходу, когда голос Себека ударил в спину:

— И еще, Потифар! Не подсовывай мне своих людей. От них воняет!

Рев смолк вдали. Пригорюнившийся старикашка брел к выходу, оставляя мокрые, грязные следы на полу. Из бокового прохода выскочил один из подчиненных, испуганно расспрашивая о случившемся. Потифар оглядел его с ног до головы и, махнув рукой, побрел к купальне, предоставив остальным навязчиво суетиться вокруг его расстроенной персоны.

Уже входя в купальню, он заметил движение где-то сбоку. Бессмысленно перевел взгляд и проследил за удаляющейся девичьей фигуркой.

"Нефер...? Нет. Как же ее? Нефрит?... Нет. А, не все ли равно? Младшая жрица Анубиса.... Мерет ее терпеть не может.... Вот, только вчера жаловалась, мол, глаза бы мои ее не видели..."