Рождение героев

Оглушительный вопль зрителей едва не заставил ее отшатнуться:

— Убей его!

— Вынь из него кишки!

— Изруби в куски!

Толпа бесновалась так неистово, что Далмире стало страшно. Что же им сделал чернолицый, если все так хотят его смерти?

Между тем противники мерили друг друга оценивающими взглядами, покачивая клинками в чуть оттянутых в сторону руках. Чернолицый держался относительно спокойно. По крайней мере, Далмира бы так не смогла. Когда твоей смерти жаждет огромная толпа... А вдруг он не понимает нашей речи?

Она услышала сдавленный рык и изумленно оглянулась. Прежде Далмира никогда не видела, чтобы немой так пристально наблюдал за поединком. На его торсе была короткая рубашка без рукавов, и девушка заметила, как напряглись могучие мышцы, а пальцы яростно царапали стену. Что это с ним, подумала Далмира и подошла ближе:

— Немой! — ей пришлось кричать, чтобы заглушить этот злобный вой. Боец не оборачивался. И тогда она тронула его за руку. Хартог повернулся, и этого было достаточно. Далмира отшатнулась в сторону. Глаза бойца светились безумием, рот перекосила дрожащая гримаса боли и ярости. Лишь мгновение он смотрел на девушку и снова повернулся к решетке. Кто же такой моррон, если все так ненавидят его, и почему человека пускают в Круг вместо зверя? Бесконечные вопросы крутились у Далмиры в голове, но сейчас получить ответ было никак нельзя. Оставалось лишь смотреть.

Боец в клетке сделал первый выпад, словно проверяя реакцию противника. Моррон был наготове, и его кривой клинок резко взметнулся вверх, отбивая удар. Схватка началась!

Рев толпы заглушил крики сражавшихся, и звон столкнувшейся стали. Бойцы кружили по Кругу, обмениваясь ударами, а некоторые из зрителей стали кидать в хартога объедки, требуя немедленно прикончить моррона. Далмира поразилась выдержке бойца, не обращавшего на выходки толпы никакого внимания. Оллок не раз объяснял правило Круга: не убивай, пока не увидишь знак. И она замечала взгляд хартога, направленный на сидевшего на видном месте Тормуна. Толпа восторженно вскрикнула — хартог усилил натиск, его удары сыпались, как смертоносный град. Моррон вскрикнул и схватился за раненую руку. Это движение едва не стоило ему жизни. Меч бойца, задев волосы, прошел над его головой. Яростным ударом хартог выбил из рук чернолицего оружие и замахнулся. 'Он убьет безоружного человека? — изумленно подумала Далмира. — Здесь, на глазах всех этих людей? Разве это не преступление?'

Бежать было некуда, но чернолицый и не пытался. Моррон вскинул голову, бес-страшно глядя на бойца. Похоже, он не боялся умереть. В следующий миг его голова отделилась от тела и, пролетев через весь Круг, упала неподалеку от девушки. Казалось, рот еще шевелился, пытаясь что-то сказать, а взгляд страшных, с белесыми зрачками, глаз медленно угасал.

Далмира отвернулась, ее вытошнило. Вытирая рот рукой и отплевываясь, она побрела прочь. Пошатываясь, она выбралась в коридор.

— На, выпей! — перед ней стояла Кинара, протягивая девушке кубок. — Пей, не бойся.

Далмира выпила. Это было вино, темное и горьковатое, совсем не похожее на сладкое вино Эшнара, но сейчас эта горечь казалась приятной.

— Пойдем.

Кинара приобняла ее, и девушка послушно пошла рядом. Они вышли из здания и уселись на траве.

— Почему в Круге убивают людей? — заикаясь, выдавила страшный вопрос Далмира. — Почему они все хотели его смерти?

— Ты говоришь про моррона? Они — не люди.

— Но ведь...

— Они похожи на нас, но они не люди, — сказала Кинара. — Пройдет несколько лунных перемен, великую реку покроет лед, и они придут на эти земли, чтобы убивать.

— А...

— Они не просто убийцы, — теперь в голосе хартога звучала ненависть, — они людоеды! Они убивают и едят людей! Поэтому арны тоже их не щадят. Говорят, ты издалека, и не видела зверств морронов, когда от целых селений оставались лишь обглоданные кости! Ринересс борется с ними уже давно, но их черное племя неистребимо...

Вытащив кинжал, Кинара задумчиво завертела им меж пальцев.

— Немой был со мной рядом, он тоже смотрел на бой, — сказала Далмира. — Похоже, он очень ненавидит их.

— Каждый арн ненавидит морронов, но ты права: у него это в крови.

— Что это значит?

— Морроны уничтожили его семью, когда он был еще ребенком. Убили и съели всех на его глазах.

— Но как он...

— Спасся? — невесело усмехнулась Кинара. — Не знаю. Его немота и ненависть к чернолицым говорят лучше всяких слов. Тормун подобрал его зимой на равнине, совсем одного. Как он выжил среди льда и снега, никто не знает.

— И Тормун сделал его своей вещью?

— Сначала он спас его от смерти, — сказала Кинара, и Далмира задумалась, понимая, что и она имела такой же выбор: умереть, привязанной к колесу ортангира, или... А Немой был еще ребенком.

— Немой — лучший из бойцов, — продолжила девушка. — Тормун знает о его ненависти, и потому ни разу не пустил в Круг с чернолицыми... Немой убьет их слишком быстро. Никто из бойцов не прожил у хартогов столько, сколько он. Разве что Оллок и Торвар.

— Ты сказала: у хартогов. А разве мы — не хартоги? — удивилась Далмира. Губы Кинары яростно дрогнули, и даже шрам на щеке скривился в усмешке:

— Так говорит Тормун, — медленно выдавливая слова, сказала она. — Он хочет, чтобы мы и охотники были, как братья. Но они такие же братья нам, как звери, сидящие в наших клетках! Разве один из братьев может быть рабом другого? Разве брат клеймит брата?

Кинара не смотрела на нее, но Далмира представляла, какой сейчас взгляд у хартога. И в этот миг почувствовала нежность к угловатой, не по-женски суровой девушке. В ней не осталось ни мягкости, ни теплоты — ничего из того, что присуще женщинам, которых знала Далмира, и она жалела ее, вдруг догадавшись, что этот грозный боец так же одинок и так же страдает...

— Бывает время, когда мы сражаемся вместе. Но это союз, чтобы выжить. Да, Тормун запрещает охотникам унижать нас, но мы все равно чувствуем это презрение! Мы — вещи, мы собственность Тормуна только потому, что однажды наши дороги пересеклись...

— Как же ты попала сюда? — попробовала узнать Далмира.

— Это длинная история. Когда-нибудь я расскажу тебе, — Кинара поднялась с травы и посмотрела Далмире в глаза. — Ты всегда ночуешь на своем месте, и я ни разу не видела тебя с мужчиной. Почему? Или ты думаешь, что Тормун запрещает нам это? Нет.

Далмира не могла ответить, но ее внезапно заблестевшие от слез глаза сказали о многом.

— Торвар не из тех, кто отступает, — сказала Кинара, внимательно посмотрев на девушку. — Когда-то я спала с ним, чтобы остаться в живых... Я рада, что ты не сделала этого. Ты сильней, чем я думала. Оставайся такой же... Далмира.

Далмира вспыхнула. Никто из хартогов до сих пор не называл ее по имени. По их законам, имя она могла иметь, лишь пройдя свой первый Круг. Кинара нарушила обычай, и единственное слово опалило душу девушки сильнее огня. Но это был сладкий огонь. Теперь она не одинока!

Кинара ушла, смешавшись со снующими по своим делам людьми, а девушка все смотрела ей вслед.

— Я вижу, ты даже похорошела, красноволосая, — Торвар появился так неожиданно, что Далмира даже не успела встать. Девушка старалась избегать этого неприятного ей человека, она боялась и ненавидела его больше, чем кого бы то ни было. Рядом с ним даже Оллок казался другом. Всплывшие в памяти слова Кинары вызвали в ней еще большую ненависть.

— Я видел, ты разговаривала с Кинарой. Наверно, она рассказывала тебе, насколько я хорош в постели? Ха-ха! Наверно, хочешь попробовать?

Далмира собралась с духом и встала:

— Я никогда не приду к тебе!

Веселье на лице хартога быстро сменилось злобной гримасой. Он протянул руку, но Далмира резко ударила по ней:

— Не прикасайся! — но Торвар оказался сильнее. Его руки сломили сопротивление, он прижал девушку к себе.

— Не прикасаться, вот как? И что же ты сделаешь со мной, а?.. Ты придешь ко мне сегодня ночью! — прошептал Торвар ей на ухо. Он высунул язык и лизнул Далмиру в щеку. — На коленях приползешь! А если нет, уже завтра, кусок мяса, тебя сожрут! Ты поняла?

Расхохотавшись, он оттолкнул ее и пошел прочь.

Далмира огляделась и увидела погруженных в свои дела хартогов. Никто не смотрел в ее сторону, никому не интересно, останется ли она жить завтра, или станет добычей смерти? Сейчас она почувствовала себя так, словно никуда не уходила из оранжевой пустыни. Вокруг никого! Эти люди, это все — только мираж, навеянный жарой и голодом. Надо лишь встряхнуть головой — и кошмар пропадет, растворится в пыли, а Шенн снова будет рядом...

Она провела ночь на постели, почти не сомкнув глаз. Из дверного проема доносились голоса подвыпивших мужчин и звуки музыки, резкой и визгливой, так не похожей на медленные, мелодичные напевы родины. Сон не шел, подкидывая измученной Далмире невероятные, фантастические видения. Ритмичная музыка стучала в ушах биением сердца, а напряженное тело содрогалось от невидимой борьбы с собой...

Каким-то чудом она уснула. Ей снился дом, яркое, блестящее море и лица, многие из которых она уже успела забыть... Она увидела отца и протянула к нему руки, но кто-то не пускал ее, дергая за одежду. И громом, пробудившим ее к действительности, прозвучал голос Тормуна:

— Вставай и готовься! Сегодня твой Круг!

Глава одиннадцатая. Путь к великой реке

Песок осыпался под ногами, оставляя за идущим по равнине человеком цепочку еле заметных следов. Пройдет совсем немного времени, и ветер завеет, занесет их без следа.

Наставник сказал: не оглядываться, и Шенн выполнил его наказ. Назад пути не было, только вперед. Великая равнина расстилалась перед человеком, пугая бескрайним однообразным ландшафтом, но теперь Шенн знал, что она имеет конец, и не боялся. Он уже не был тем напуганным и грубым дикарем, каким пришел в Руаннор. Теперь он владел знаниями, рядом с которыми знания его народа казались смешными, как детский лепет. И еще он знал тайну, которой не знал никто в Арнире. Шенн шел, чтобы открыть эту тайну миру. Чтобы спасти его.

Ждал ли его мир, хотел ли таких даров — Шенн не думал об этом. Мастер сказал, что Арниру нужна эта весть, значит, так оно и есть... Шенн остановился, вытряхнул попавший в сандалию камешек и зашагал дальше.

Чтобы не стеснять движения, вместе с заплечным мешком за спиной висел завернутый в холст меч из храма на болотах. Ножен у Шенна не было, да и нести так удобнее.

В дорогу Ольф дал новую одежду — у старика были кое-какие запасы. Рубашка, сшитая еще Глеонн, за время путешествий изорвалась так, что ее легче выбросить, чем чинить. Ольф подарил Шенну замечательную рубашку из гладкой синей материи с узким вырезом на груди, и юноша примерил ее с большим удовольствием. Оказалась почти впору. Штаны из выделанной кожи еще могли послужить, но мастер сказал, что в Арнире ему надо походить на достойного человека, а не на бродягу, велел снять их и выбросить. Шенн подчинился и взамен получил другие штаны: просторные на бедрах, но зауженные книзу черные шаровары. К ним наставник прибавил удобные геды — так в Арнире называли повсеместно распространенную обувь в виде плетеных из кожи сандалий. Точно такие же были на ногах Ольфа.

Юноша шел почти весь день и к вечеру нашел удобное место для ночлега. Не-сколько навалившихся друг на друга обветренных валунов образовали подобие шалаша, и Шенн с удобством расположился меж ними, постелив под бока сложенный в несколько раз кожаный мех — средство, с помощью которого он переправится через Кхин. Несколько дней под присмотром Ольфа он своими руками сшивал свежую, только что снятую с убитого коргала шкуру. Старик пропитал швы древесной смолой и показал Шенну, где и как следует плыть...

Путь к реке отличался от пути, которым они шли к храму древних. Ольф велел Шенну сделать значительный крюк, чтобы обойти болота гулхов. В месте, куда Шенн должен был прийти, Кхин немного уже, что облегчит переправу.

Перед сном Шенн вышел из укрытия и посмотрел на небо, запоминая расположение звезд относительно убежища, чтобы завтра идти точно по маршруту, указанному Ольфом. Затем он рассыпал по земле смесь из толченых костей, цветков одной редкой травы и желчи коргала, чтобы в его укрытие не заползла мелкая ядовитая тварь, и отправился спать.

Наутро Шенн позавтракал куском вяленого на солнце мяса, запил водой из фляги и отправился дальше. В этих местах он еще не был. Поросшую жесткой травой равнину то и дело пересекали безжизненные плеши из серого песка и камней, сваленных порой так живописно, что издали их можно было принять за строения. Шенн видел стайки коргалов, пересекавших равнину, встречал юрких, приземистых хищников, неслышно пробиравшихся меж камней. Но Шенн не боялся. Мастер Ольф научил его жизни в пустыне, теперь Шенн знал повадки многих ее обитателей не хуже, чем лесных тварей. Кроме того, наставник снабдил его вытяжкой из желез ядовитого гада, обитавшего в руинах Руаннора. Теперь Шенн благоухает так, что большинство опасных тварей за сто шагов обойдут!

Он посмотрел наверх: над головой парили птицы. Шенн всегда восхищался птицами и мечтал летать, как они. Мастер Ольф сказал, что и это возможно. Ведь люди придумали колесо и смогли приручить крогов и других полезных животных, могущих поднимать груз в сотни раз больший, чем может нести человек! Ведь придумали корабли, на которых можно переплыть великую реку и даже море! Земля стала домом человеку, огонь и вода подчинились ему, когда-нибудь и воздух станет другом, размышлял Шенн, двигаясь по песку широким, размеренным шагом. Впереди показалась цепочка одинаковых холмов со стоявшими на вершинах каменными обелисками. Мастер говорил, что их поставили древние, и место это носило название 'стрелы богов'. Для чего было сооружать такую огромную стрелу, указывающую на запад, наставник не знал. Не все тайны древних сохранились до наших дней, говорил он, многое утеряно после Дня Гнева, когда бог обрушил на земли эльдов карающую огненную десницу...

Проходя мимо холмов, Шенн не удержался и взобрался на вершину одного. Серый, обветренный обелиск был вырублен из цельного камня и поставлен на вершину холма. Как древние смогли сделать это? Как затащили наверх такой тяжелый груз? Шенн обошел стелу кругом и нашел-таки, что искал. Три ряда высеченных на камне рун обегали стелу на высоте человеческой головы. Буквы знакомы, но смысл... Язык эльдов он не успел изучить, как следует. Как жаль! Что же написано на этом камне?

Он резко обернулся. Как оплошал! Внизу, в какой-то сотне шагов от него, стояла группа чернолицых. Видимо, они только что заметили его и потому ничего не предпринимали. Но вот их вожак поднял руку, и морроны рассыпались ввером, огибая холм с обеих сторон.

Шенн не успел даже подумать — ноги сами понесли его вниз. Скорее спуститься, пока холм не стал его могилой! Впрочем, он и не станет. Попадись он чернолицым — и останки Шенна переварятся в желудках людоедов...

Он успел скатиться вниз, прежде чем чернолицые обежали холм. Шенн не потерял хладнокровия и понял, что бежать следует не абы куда, а в сторону реки. Плавать он не умеет, мех надуть на ходу тоже не получится, но это лучше, чем бежать в сердце пустыни, где нет ни воды, ни жизни. Мысли встать и сражаться он даже не допускал. Морронов около дюжины, к тому же они могут просто застрелить его из луков. Словно в доказательство этого, над головой просвистела стрела и вонзилась в песок. Юноша сделал несколько скачков в стороны, чтобы стрелки не могли взять его на прицел.