Рождение героев

Глава первая. Дозорный

Шенн проснулся рано. Это ясно по тьме, сгустившейся внутри полого древесного ствола, в котором он спал. Не слышно и сонной птицы подающей унылый голос перед восходом солнца. Но юноша знал, что уже не уснет. Возможно, уже сегодня он впервые отправится в Дозор, станет дозорным, охраняющим Лес от Внешних врагов

При мысли о врагах руки Шенна непроизвольно сжались в кулаки, юноша живо представил, как на заповедную территорию проникает тварь Снаружи, а он бесшумно подкрадывается и пронзает ее деревянным копьем, пригвождая к земле! Потом его ждут почести и уважение старейшин. Красивые девушки украсят его одежду цветами, и будут ласково улыбаться, он прославит свой род и получит новое имя... Хотя, новое имя и ранг Охранителя получают лишь бывалые и опытные дозорные, годами надежно и безупречно сторожащие границы Леса. Пока ему до них так же далеко, как дотянуться до птиц, парящих над кронами деревьев

Он радостно вздохнул. Уже скоро. Шенн ловко выскользнул из постели, оказав-шись на небольшой площадке, сплетенной из сучьев и сухих лиан, подвешенной доста-точно высоко, чтобы не опасаться ночного зверя уру. Начинало светать. Как всегда первой тишину нарушила сонная птица. Ухнув четыре раза, она умолкла, и тут же вслед за нею раздался первый неуверенный птичий щебет. Лес просыпался. Где-то под ногами в просвете ветвей Шенн углядел мохнатый пятнистый комок  неуклюжий короед спешит на водопой.

Спал Шенн совершенно нагим, но сейчас надо одеться, и одеться, как следует, выполняя все необходимые ритуалы. Ведь сегодня особенный день, и Дух Леса не простит, если новичок неуважительно отнесется к древним традициям.

Сначала  обувь. Тонкие сандалии из сплетенных кожаных ремней плотно охватили ступню и лодыжку. Теперь  штаны из тонко выделанной кожи, потом  рубашка без рукавов. Ее сплела Глеонн из молодых побегов болотной травы, вымоченных в отваре цветков нуо, чтобы отпугивать насекомых. Рубаха легкая и прочная, тонкие кожаные ремешки стягивают ее на плечах и животе. Волосы Шенн заплел в две косы, начинавшиеся со лба и спускавшиеся за уши. Их юноша перехватил черно-белым витым ремешком, завязав его на затылке.

Вот теперь пора. Он ухватился за свисавшую лиану и мигом спустился вниз. Через сплетение древесных стволов живых, покрытых влажной разноцветной корой, и мертвых, почерневших и вросших в землю, Шенн пробирался знакомой тропой к месту сбора старейшин Второго Круга. Шенну нравился Лес. Нравился вечный зеленый полусумрак, пение птиц, мягкая трава, покрывавшая землю и упавшие деревья. Нравились лианы с крупными пахучими цветами и редкие лучи солнца, пробивавшиеся сквозь могучие высокие кроны. Мир красив и совершенен, ничто не в силах нарушить этот вечный покой.

Шлеп! Рядом с головой Шенна в дерево врезался толстый гриб-пузан, враз сморщившись и окатив красными брызгами зазевавшегося юношу. Замешательство Шенна длилось лишь мгновение. Через миг он притаился с другой стороны тропы, вслушиваясь в звуки леса и кляня себя за неосмотрительность, А если бы гриб попал в него?! Испорченная рубашка, опоздание на Совет, и как следствие... Об этом лучше не думать! Слушать! Надо слушать: вот прыгает по веткам моргун  маленький голокожий зверек с большими грустными глазами, постоянно помаргивающий, за что и получил такое имя, вот перекличка птиц высоко в кронах жужжат насекомые, слетевшиеся на сладкий аромат разбившегося вдребезги гриба. Не то! Вот  еле слышный скрип кожаной обуви, скользящей по стволу деревьев, и запах. Знакомый запах. Грейл!

Шенн вжался в древесный ствол и затаил дыхание. Противник приближался. Шенн мог опоздать к месту сбора, но оставлять за спиной врага непозволительно для жителя Леса и тем более для будущего дозорного.

Луч света, невесть как пробившийся сквозь зеленую кровлю, заслонила чья-то тень. Шенн подпрыгнул, схватил нависшего над ним Грейла и рывком свалил наземь.

 Я знал, что ты выкинешь какую-нибудь пакость, Грейл,  сказал Шенн. Он прижал руки не успевшего опомниться противника к земле коленями.  Но зачем? Я ведь лучше тебя, и дозорным стану по праву лучшего!

 Это почему?  Грейл не прекращал попыток освободиться, но Шенн держал крепко.  Тогда ты победил меня случайно!

 И сейчас тоже?  насмешливо спросил Шенн.  А это что у тебя?

Он заметил, что рубашка Грейла топорщится на груди, и по очертаниям понял: там родной брат расквасившегося о дерево пузана. Грейл дернулся, но поздно  Шенн быстро нажал на гриб рукой, почувствовав как мягкая, сочная, но, увы, вонючая и несъедобная плоть расползается под рубашкой Грейла.

 Извини, я нечаянно,  лукаво усмехнувшись, сказал Шенн.  Не стоит носить пузаны за пазухой! Ладно, я опаздываю, а потому мне некогда с тобой разговаривать.

Он проворно соскочил с груди Грейла, увернувшись от его рук и, от души смеясь, побежал дальше. Грейл не догонит. Он не так проворен, как Шенн, и никогда не опередит его в Лесу.

Вот и поляна. Здесь собираются лучшие из лучших  те, кому предстоит вместе с Шенном стать дозорными Леса, охранять священные границы.

Шенн умерил бег и выступил из-за деревьев неторопливо и с достоинством, лишь сердце еще колотилось в груди, но больше от волнения предстоящего обряда.

На поляне уже собрались четверо. Шенн узнал Боррана  лучшего дозорного рода Зверя, увидел старейшину Кирма и двух юношей из других родов Новичков должно быть пятеро, значит, придут еще двое. Шенн был доволен, что не пришел последним, и не заставил уважаемого старейшину ждать. Он остановился в двух шагах и поздоровался, как того требовал обычай: протянул вперед руки с раскрытыми ладонями и поклонился сперва старейшине, затем Боррану Кирм кивнул в ответ, неторопливо сгибая шею и медленно, с достоинством поднимая голову. Его неприятные, глубоко посаженные глаза буквально впились в юношу, оглядывая и ощупывая каждую складочку в одежде и прическе. Шенн ждал, не смея поднять глаз. Наконец он услышал голос Боррана:

 Становись сюда!

Это означало, что старейшина остался доволен, и Шенн облегченно вздохнул. Все же странно, почему Кирм не заметил несколько ярко-красных брызг на рубашке Шенна? Может быть, глаза его уже не столь остры, а может, не придал этому значения?

Ожидая остальных, Шенн восхищенно разглядывал вооружение Боррана. Поверх рубахи дозорный носил кожаный панцирь, доходящий до широкого пояса за который он заткнул несколько деревянных дротиков с костяными наконечниками. На бедре висит увесистая палица, опирается Борран на копье с острым костяным навершием. Борран слыл силачом и говорили, что однажды он в одиночку прикончил огромную тварь, забредшую в Лес со стороны Пузырящихся Болот и сожравшую дозорного. Такое бывало редко, но случалось. Потому и становились дозорными самые сильные, самые смелые, самые ловкие...

Наконец, собрались все. Старейшина молча повернулся и первым побрел по тропинке. Юноши двинулись за ним, замыкал шествие Борран. Шли молча, каждый ступал как можно тише. Шум считался неуважением к Духу Леса, двигаться бесшумно учили с малолетства. Чем тише ступаешь, тем больше шансов выжить, добыть пищу или самому не стать добычей.

Поляна, на которой остановились, была узкой и тесной. Трое юношей едва могли пройти по ней плечом к плечу

 Посмотрим, на что вы годитесь,  сказал Борран. Он вытащил из-за пояса связку дротиков и вручил каждому юноше по одному. Парни молча переглянулись. Где же мишень? Дозорный прошел в другой конец поляны и встал там.

 Вы будете бросать дротики в меня,  объявил он. Борран сунул руку за дерево и извлек маленький круглый щит с длинной кожаной лямкой. На нем белой краской был нарисован круг размером с кулак. Дозорный нацепил щит на грудь и повернулся к ним:

 Начинайте.

Юноши вновь переглянулись. Щит едва прикрывал могучий торс дозорного. Кто решится первым? Каждый понимал: лучше не промахиваться...

 Не заставляйте старейшину ждать!  возвысил голос Борран. Юноша из рода Дерева вышел вперед и с силой метнул оружие: дротик вонзился в край щита. Борран даже не вздрогнул, и Шенн поразился его выдержке. Следующим метал парень из рода Птицы — Борран перехватил летевший мимо дротик рукой и вонзил его в землю перед собой.

 Отойди,  презрительно проронил старейшина. Юноша, опустив глаза от стыда, отошел в сторону. Он понял, что проиграл, и второй попытки не будет

Шенн вышел вперед. Ладонь, охватившая древко дротика, вдруг стала влажной, а сердце застучало сильней. Он не должен опозорить род! Борран смотрел на него, чуть прищурив веки. Он ведь тоже из рода Зверя.

Шенн метнул. Метнул сильно, как учили, добавив к силе руки силу подавшегося вперед тела. На мгновение показалось, что дротик летит мимо, но в следующий миг раздался глухой стук, и оружие воткнулось в белый круг. Лицо Боррана не изменилось, но Шенн догадывался, что дозорный горд за него и, не скрывая радости, широко улыбнулся.

 Следующий, — сказал Кирм.

Род Змеи. Парень действительно грациозен и ловок, как змея, двигается легко и плавно, будто скользит над поверхностью травы. Но, видно, метание оружия не сильная его сторона  примерялся к цели долго. Но метнул точно, тоже попав в белый круг

Последний из рода Воды метнул дротик быстро, едва подойдя к границе броска, очерченного старейшиной. Он попал в центр мишени и молча отошел, ничем не выказывая радости. Шенн невольно почувствовал уважение к противнику. Что говорить, все соперники были отличными охотниками.

Выдержавших испытание Кирм повел дальше Шенн удивился. Никто не говорил, что будут еще испытания. Он думал, что они прошли отбор среди юношей каждого из родов, но оказывается, все еще впереди! Не выдержавшего испытание Кирм отправил домой. Шенн жалел парня, он представил, как будет смеяться Грейл, если Шенн... Но я смогу!

Они шли вглубь Леса. Шенн не бывал здесь, у каждого рода своя территория, и праздно разгуливать по Лесу не дозволялось никому. Народ Леса жил на его окраинах в середине жил Хозяин. Шенн никогда не видел его — это дозволялось лишь избранным и преступникам, которых судил Хозяин. По слухам участь их была ужасной, больше их никто никогда не видел. Глаза Шенна запоминали путь, уши  звуки, а нос  запахи Кто знает, как придется выбираться из этих мест?

Следующая поляна была больше и шире первой. На краю лежат четыре столба  гладкие, без коры, чурки в рост человека.

 Вы должны поднять их и принести ко мне,  сказал Борран, отойдя на другую сторону поляны.  Когда я махну рукой, начинайте. Уронивший бревно — проиграл.

Он прошел шагов пятьдесят и остановился. Шенн посмотрел под ноги: поверхность поляны неровная, всюду пни и кочки, стелющаяся густая трава-веревочница, в которой немудрено запутаться после неосторожного шага. И соперники, которые попытаются помешать.

Они подошли к столбам и замерли, ожидая команды.

 Поднимайте,  велел Кирм.

Шенн был третьим. По правую руку стоял Змея, по левую — Вода. 'Достойные юноши, подумал Шенн, отмечая мощные мышцы соперников, — с такими надо быть начеку...' Шенн схватился за бревно и не без труда приподнял. Тяжелое. А ведь его еще и нести! Он напрягся и закинул дерево на плечо, пошатнулся — но устоял, чувствуя, как пятки тонут во влажной болотистой почве. Глаза юноши встретились с глазами Змеи: пронзительный угрожающий взгляд соседа не сулил добра.

 Никаких правил,  сказал Кирм,  донесите бревно до конца поляны. Последний тоже проиграет. Борран, подай знак.

Борран махнул рукой. Парень из рода Воды неожиданно развернулся с бревном на плечах, и не успевший отскочить соперник повалился наземь вместе с ношей. Их осталось трое. Из-за бревна на плече Шенн не видел соперника справа и решил держаться от него подальше. Он тронулся с места, постепенно набирая скорость. Ноги вязли в густой вьющейся траве, цеплялись за острые сучья, обильно раскиданные по поляне. Главное  удержаться на ногах и не прийти последним!

А первым бежал Змея. Он двигался, быстро-быстро семеня ногами, видно, груз был для него слишком тяжел, но все же выигрывал добрый десяток шагов 'Водяной' бежал наравне с Шенном. Неожиданно впереди, пересекая поляну поперек, натянулась веревка. Змея налетел на нее, споткнулся и не сумел удержать бревно. Он раздраженно взмахнул руками и отошел в сторону, скрывая лицо.

Зверь и Вода успели остановиться и замерли, зорко следя друг за другом. Как перебраться через преграду, не уронив ноши? А главное: не дать это сделать сопернику.

— Быстрее! — крикнул Борран.

Юноши смотрели друг на друга. Никто не решался идти первым, давая противнику шанс.

— Я жду! — сказал Борран. — Считаю до трех: раз...

'Вода' не выдержал первым. Он опасался класть бревно на веревку и, нагнув-шись, стал подлезать под нее, кряхтя от напряжения. Шенн подскочил к скорчившемуся под тяжелой ношей сопернику. Хватило легкого толчка, и у Шенна не осталось конкурентов. Упавший бессильно взвыл, пытаясь достать Шенна ногой, но тот успел отскочить, с трудом сохранив равновесие.

 Ты должен донести бревно,  сказал Борран. Лицо прославленного дозорного потеплело, казалось, даже шрамы на лице улыбаются Шенну.

Шенн перекинул бревно на согнутые руки, нагнулся, придерживая ношу, мигом пролез под преградой и вновь закинул груз на плечо. Осталось дойти до Боррана

Он бросил бревно у ног дозорного и радостно улыбнулся Он смог!

 Молодец,  проронил Борран. К ним подошел Кирм и молча двинулся куда-то в Лес. Борран и Шенн пошли следом. Молодой Зверь не оглядывался назад, зная, что оглядываться ― признак слабости, и лишь представлял, как, должно быть, обидно проигравшим, и как завистливо они смотрят ему вслед. Шенн выпятил грудь и расправил плечи.

Шли долго Местами деревья сплетались в неприступные стены, где даже острый глаз Шенна не мог найти ни малейшей лазейки, но Борран безошибочно находил проходы, и юноша отдал бы зуб, чтобы узнать, как он это делает. Птицы смолкли, а чавкающая под ногами земля воняла гнилью. Шенн почувствовал, что они идут под уклон, и действительно, склон становился все круче и круче, словно путь их лежал в огромную яму...

Наконец, деревья расступились, и Шенн оказался на краю гигантской воронки Странные, причудливо изломанные деревья окружали ее сплошной стеной, их корни, словно толстые черные змеи торчали из песчаного склона. На дне ямы стояло огромное дерево. Одного взгляда хватило, чтобы Шенн обомлел от благоговейного ужаса: они у Хозяина Леса!

Шенн никогда не видел ничего подобного. Это дерево внушало ужас, и страшная красота его не давала отвести взгляд. Множество бугристых черных стволов росли из иссиня-черного, округлого тела, похожего на голову, но безо рта и глаз обтянутую морщинистой местами пульсирующей кожей Стволы тянулись параллельно земле, а верхние гибкие ветви извивались в воздухе, словно живые руки

 Иди и поклонись Хозяину!  велел Кирм, и надел на шею юноши ожерелье из душно пахнущих трав. Шенн беспомощно оглянулся на Боррана. Сейчас он согласился бы на проигрыш в состязании, только бы не спускаться вниз к черным извивающимся ветвям. Дозорный застыл, как изваяние Его взгляд был отрешен, костяшки пальцев побелели, сжимая копье

 Иди!  недовольно повторил старейшина. Шенн сделал несколько шагов и осыпающийся песок повлек его вниз. Сердце Шенна сжалось, когда качавшиеся на весу ветви вблизи походившие на змеиные хвосты потянулись к нему и, как отвратительные бескостные пальцы, ощупали с головы до ног. Один из отростков прикоснулся к лицу, оставляя на щеке холодный влажный след. Внутри ствола раздался глухой протяжный стон и Шенн услышал голос старейшины:

 Возвращайся назад! Быстрее! Он принял тебя

Шенн почувствовал жжение на щеке, там, где к нему прикоснулся Хозяин, но не осмелился поднять руку и стереть влажный след Юноша с трудом взобрался на крутой осыпающийся склон и Борран протянул ему сухую крепкую ладонь:

 Держись,  сжал и одним махом вытащил наверх. Шенн тут же посмотрел на Кирма. Старик глядел на лицо Шенна, но не в глаза, а на щеку Что там, с испугом подумал Шенн, но спросить старейшину не осмелился.

 След Хозяина,  улыбнувшись щербатым ртом, проговорил Кирм. Борран одобрительно кивнул Щека болела все сильней, и Шенн едва сдерживался, чтобы не закричать от обжигающей боли Он вновь посмотрел на Боррана и неуверенно поднял руку к лицу Старейшина и охранник молчали Шенн дотронулся до щеки и вместо нежной кожи почувствовал под пальцами твердый змеистый шрам. Схватившись за щеку, Шенн взвыл от боли и упал на колени. Из глаз потекли слезы, и юноша склонил голову, чтобы Борран и Кирм не видели этого

 Он долго держался,  сказал старейшина. Шенн не понял, похвала это или нет. Борран наклонился и сунул Шенну кожаную флягу:

 Смочи. Будет легче

Шенн схватил флягу, плеснул воды на ладонь и прижал к щеке. Стало, как будто, легче Прохладная вода смягчила пульсирующий на щеке огонь. Он обильно смочил лицо, чтобы никто не увидел слез, и поднялся на ноги

 Молодец Зверь!  улыбнувшись, сказал Борран

Шенн притаился на границе Леса Он охранял этот участок две полные луны исходил и исследовал все звериные тропы, расставил ловушки на крупного зверя, с которым нелегко сойтись один на один, но за все это время никто ни одна живая душа не пыталась проникнуть за невидимый барьер. Даже звери Снаружи сторонились этих мест, словно зная что это земля Хозяина и обходили невидимую границу иной дорогой На самом деле, в почти сплошной стене деревьев располагалось всего несколько узких проходов  их-то и охранял Шенн

Выходить за границу Леса запрещалось под страхом смерти, и метка оставленная Хозяином Леса на щеке Шенна заставляла помнить об этом

Шенн и не собирался переходить границу. Он  охранник, дозорный, Хозяин доверил ему стеречь Лес, и он будет охранять так, что и букашка не проползет!

Он поправил деревянное копье, висевшее на ремне за спиной, и медленно двинулся по охранной тропе. И здесь чуткий слух Шенна уловил странные звуки. Юноша задержал дыхание и прислушался: кто-то подходил к охранной тропе, двигаясь открыто и смело. Подходил не со стороны Леса, а Снаружи!

Юноша прокрался к ближайшей тропе и затаился в тени поваленного дерева. Звуки приближались. А что если твари или люди Снаружи решили вторгнуться в Лес? Старейшины говорят, что люди Снаружи злы и жестоки, они убивают друг друга и еще они убивают деревья! Говорили они много опасней тварей с Пузырящихся Болот, что их оружие сделано из блестящего дерева во много раз прочнее и острее чем наши каменные ножи и деревянные копья с костяными наконечниками! Убить человека Снаружи — великая честь, и Шенн постарается заслужить ее.

Кто-то идет, идет прямо к нему!

Шенн понял: сейчас решится его судьба, свершится то, к чему он готовился всю жизнь. Либо он перебьет опасных пришельцев, либо умрет в схватке с ними, умрет как охранник, с честью и славой и его череп повесят на ветви священного дерева!

Но звуки стихли, видимо, те, что Снаружи, остановились и ищут удобный проход. Они не знают, сколько ловушек приготовлено для незваных гостей! Юноша скользнул по стволам накренившихся после страшного ветра деревьев и высунул раскрашенное маскирующим варевом лицо в просвет между ветвями

Где же пришелец? Судя по звукам, тот был один. Шенн удивленно замер, услыхав его голос. Пришелец так просто выдает себя? Значит, скоро умрет от руки Шенна! Но голос определенно женский Шенн удивленно пошевелил губами. Интересно, женщины Снаружи так же жестоки и злы, как и мужчины? Этого старейшины не говорили. Зато говорили, что они уродливы и едят собственных детей...

Он знал, что нарушит запрет, зайдя за границу, но не мог удержаться. Любопытство и азарт охотника толкнули вперед. Немного, всего несколько шагов, только чтобы увидеть! Шенн крался так тихо, как ни двигался никогда в жизни, он не слышал даже самого себя, лишь сердце глухо стучало в груди словно ритуальный барабан старейшин. За проходом деревья расступались, и остаться незамеченным было гораздо труднее. Он замер, слившись с последним стволом в одно целое, и вновь прислушался. Она совсем близко!

Так и есть! Женщина, судя по распущенным длинным волосам удивительного ог-ненного цвета. Неужели бывают такие волосы? Зачем? Как можно спрятаться от опасности, имея такую яркую и заметную издалека гриву? Зоркие глаза Шенна подметили блестящие лезвия какого-то оружия, выступавшие из-под черной, без рукавов, куртки красноволосой. Она шла осторожно, но не так, как следовало двигаться по Лесу. Если бы не волосы и особый запах, ее можно было принять за мужчину, ведь она носила штаны! В Лесу девушки всех родов носили длинные рубахи, с вырезами до колен, чтобы было удобно ходить и бегать. Шенн подобрался, готовясь к прыжку. Удар копья в незащищенное горло легко прикончит ее. Она даже не успеет ничего понять...

Красноволосая замерла и остановилась. Он чем-то выдал себя? Если враг почуял тебя, учил Борран, бой наполовину проигран. Нет, она слышит что-то другое! И она явно встревожена. Ее кто-то преследует? Как жаль, что не видно лица...

Он решил не торопиться

И услышал гулкие звуки шагов. Приближался кто-то большой и сильный, судя по громко трещавшим под ногами сухим веткам. Так может ходить лишь очень могучее существо, не опасавшееся, что его съедят... Девушка выхватила из-под плаща блестящие крюки на длинных рукоятках и что-то произнесла. Голос красноволосой понравился Шенну. Ни у одной девушки в Лесу нет такого красивого и странного голоса. Как жаль, что он не может понять ни слова! И какие странные у нее ножи, ведь ни сдирать кожу, ни резать мясо ими неудобно...

Ее преследователь появился внезапно, громким ревом обозначив свои намерения. Это была огромная, в полтора человеческих роста тварь, волосатая, мускулистая, похожая на движущийся валун. Но не зверь, ибо сжимала в руке здоровенную палицу! Желтые глаза монстра полыхнули огнем, он зарычал, толстые губы приподнялись в жуткой ухмылке, обнажив кривые клыки. Встряхнув гривой спутанных волос доходивших до пояса, чудище подняло дубину и двинулось на девушку

Шенн моментально понял, что для красноволосой все кончено. Противостоять такому великану в одиночку не решился бы ни один охотник или дозорный. Чудовище убьет ее очень быстро. В этом Шенн нисколько не сомневался, и ему стало жаль незнакомку. Все же она была красива, а Шенн умел ценить красоту. Грейл смеялся, когда Шенн вырезал из дерева фигурки животных, он называл это занятием для женщин. Но Шенну это нравилось, и насмешки Грейла он не слушал. Сначала пусть станет дозорным, как я, не без удовольствия подумал Шенн, а потом смеется!

Меж тем схватка началась. Красноволосая выжидала, выставив перед собой странное, блестящее, как лучи солнца, оружие Монстр зарычал и шагнул к ней, занеся обломок дерева над головой. Такой удар неминуемо убил бы ее, и Шенн невольно сжался, представив себя на месте незнакомки. Но красноволосая оказалась весьма проворной. Проскользнув под огромной ручищей, девушка взмахнула блестящими крюками и отпрыгнула в сторону Монстр завыл  из разрубленной лапы брызнула кровь. Он бросился на девушку, та успела отскочить за древесный ствол. Монстр медленно двинулся вокруг дерева, налитые кровью глаза, не отрываясь, следили за маленькой, но опасной фигуркой.

Темная кровь струилась по шерсти страшилища. Шенн хорошо чувствовал ее запах, по движениям твари ощущая ее злобу и ярость. Тварь была ранена, но все еще очень опасна. И красноволосая, похоже, понимала это. С таким противником ей не совладать. Она пятилась по направлению к Шенну, а чудище шло за ней, оскалив клыки. Дубину монстр поднимать не стал, надеясь и без нее прикончить человека. Могучая, свисавшая до колен, длань монстра могла сломать небольшое деревце, что уж говорить о человеке. Девушка отступала, пока не уперлась спиной в переплетенье стволов, за которым притаился Шенн. Проход был рядом, но она не видела его, ибо не могла повернуться спиной к твари. Шенн висел прямо над ней. Она быстро оглянулась, и дозорный увидел ее лицо так близко... И в следующий миг понял, что не даст зверю убить ее, что бы ни случилось потом! Напряженный прищур голубых, как небо, глаз и плотно сжатые ярко-красные губы на удивительном овале лица поразили Шенна. Она была прекрасна чужой, неведомой красотой, и в голову юноши вползла крамольная мысль: такая девушка пусть даже пришедшая Снаружи, не может быть злобной и жестокой!

Зверь размахнулся. Его удар убил бы красноволосую, если бы не Шенн: юноша с силой метнул дротик, вогнав его прямо в глаз твари. Будь на ее месте человек, он бы упал замертво, но тварь лишь выронила дубину. Завывая от ярости, она выдернула дротик из глаза — это дало красноволосой время отступить. Шенн вышел из-за дерева и взмахнул рукой, надеясь, что девушка поймет его знак. Так и есть. Она бросилась к нежданному спасителю, а Шенн отступил на тропу достаточно медленно, чтобы она поняла, где проход. Ее глаза были удивительными, синими-синими, и Шенн пятился, не отводя от них взгляд

Рев чудища вернул его к действительности. Даже серьезно раненный, монстр не собирался упускать добычу и кинулся вслед за ними в Лес

Красноволосая что-то сказала, и Шенн догадался, что она благодарит его. Еще рано! Он протянул руку. Надо бежать вместе, чтобы не попасть в расставленные у тропы ловушки. Она почти не колебалась, лишь засунула один из блестящих крюков за широкий пояс и сжала его ладонь. Второй крюк остался наготове, и Шенн заметил это Правильно, на ее месте он бы тоже осторожничал.

Чудищу становилось все теснее на тропе. Оно еле протискивалось между плотно стоявшими деревьями, оставляя на тропке и стволах кровавые потеки. Шенн остановился и, отпустив руку девушки, сказал, указав пальцем на нее, а затем на землю у себя под ногами:

 Останься здесь! Я справлюсь сам. Никуда не ходи! Никуда!  он подкрепил свои слова энергичным жестом, и, кажется, красноволосая поняла.

Шенн вышел навстречу монстру. Тварь взмахнула длинной рукой, но юноша от-прыгнул без особого труда. Он метнул второй дротик, но для чудища тот был как укус мошкары  хоть и остро заточенный, деревянный наконечник просто застрял в густой шерсти, не причинив твари ощутимого вреда. Выбить бы второй глаз — но это вряд ли получится. Что ж, у Шенна есть еще кое-что...

Он подскочил к монстру, стараясь раззадорить порядком истекшего кровью противника, тот взревел и резво кинулся на Шенна. Уворачиваясь, юноша споткнулся о корень, и сердце сжало ледяными пальцами ― такая оплошность могла стоить жизни! Шенн рванулся изо всех сил, уходя от смертельных объятий, когти лишь разорвали рубашку на спине. Он сошел с тропы и побежал, зверь мчался за ним. Юноша слышал его дыхание за спиной, но не оглядывался. Еще немного, несколько шагов! Шенн оттолкнулся и подпрыгнул, ухватившись за висящую лиану, зверь замахнулся лапой, но земля под ним с треском провалилась. Раскачиваясь, юноша висел над ямой, а тварь умирала, корчась на острых кольях ловушки.

Краем глаза он увидал красноволосую. Что за волосы ― как огонь! С такими волосами в Лесу не скрыться. Если только измазать их грязью... Но тогда она не будет такой красивой! Но с такой внешностью здесь ее ждет только смерть

Он раскачался и ловко спрыгнул наземь. Девушка подошла, улыбнулась, и что-то сказала, показывая пальчиком на его лицо и волосы. Конечно они не такие красивые, ведь он измазал их грязью вперемешку с травой. Зато никто не увидит Шенна, когда он в дозоре!

Она подошла к краю ямы-ловушки и посмотрела вниз. Потом что-то сказала и плюнула на мертвого монстра. Ее прекрасное лицо выглядело усталым, но она улыбалась. И как улыбалась! Шенн вспомнил, что недавно хотел убить ее, но теперь, видя ее улыбку... Он не сможет. Но как же закон? Чужаки не должны переступать границ Леса, и он, дозорный, поставлен следить за этим! Шенн помнил, как жесток Хозяин Леса, как он наказывает ослушавшихся его, и невольно содрогнулся. Надо что-то делать...

 Тебе надо идти,  сказал он, взяв девушку за плечо. Красноволосая охнула, ее прекрасное лицо исказила гримаса боли. Шенн глянул и понял: когти твари задели ее, но девушка не подала вида, что ранена. В народе Шенна уважали умение терпеть боль.

Он осторожно протянул руку и, глядя ей в глаза, сказал:

 Я перевяжу твою рану. У меня есть снадобье из паутины и помета короеда, оно заживляет очень быстро. Только не здесь, пойдем отсюда. Я покажу укромное место

Они отошли на границу Леса, на место, где Шенн обычно спал. Несколько упавших деревьев и свисавшие с крон лианы создавали небольшой укромный уголок, совершенно незаметный постороннему глазу. Дозорный жестом предложил сесть на ложе из мягкой пахучей травы, отбивавшей любой запах, и дернул себя за рубаху, показывая, что надо снять верхнюю одежду.

Красноволосая что-то произнесла, но подчинилась, не сводя с Шенна пронзительных синих глаз. Она положила блестящие крюки рядом и сняла странную кожаную куртку с вывернутым наружу мехом, распоротую жуткими когтями. Под ней оказалась рубашка, белая-белая, с синим шнурованным вырезом. Шенн никогда не видел такой. Из чего она сделана? Материал был тонкий и мягкий и совершенно не походил на траву. Рукава рубахи грубо оборваны, и на голой руке юноша увидел рану с сочащейся кровью. Под ложем из трав он нащупал кожаную флягу с водой и, подобравшись ближе, осторожно промыл рану, чутко прислушиваясь к происходящему в Лесу. Рев монстра мог привлечь внимание других дозорных или кого-нибудь еще  надо быть наготове. 'Наготове к чему?  думал Шенн, украдкой разглядывая девушку.  Если нас заметят вдвоем, ее убьют сразу, а меня отведут на суд к Хозяину Леса!' В том, что приговор будет единственным и страшным, Шенн не сомневался. Почему же он не убьет ее? Почему вместо того, чтобы проломить красноволосой голову палицей, он залечивает ей рану? Шенн понял почему, еще раз взглянув в глаза девушки. Он может отпустить ее и вывести за пределы Леса, но как он станет жить без этих глаз и чудесных огненных волос? Как она выживет одна, раненая, ведь по Лесу бродят твари и сильнее и опасней того чудища.

Мазь густым коричневым слоем покрыла рану, а поверх нее Шенн наложил повязку. Юноша закончил работу и отодвинулся на расстояние вытянутой руки. Красноволосая заметила, как он смотрел на нее, и улыбнулась. Она понимает, что нравится мне, подумал Шенн. Он приложил ладонь к груди и назвался:

 Шенн,  потом протянул руку к ней. Пальцы едва не коснулись ее груди, до-вольно заметной под полупрозрачной рубашкой. Левой рукой красноволосая поправила прядь, упавшую на лицо, и назвала себя:

 Далмира.

'Ее зовут Далмира,  подумал Шенн,  какое необычное имя! Такое же красивое, как и она сама! Выходит, старейшины говорят неправду, и люди Снаружи не так жестоки и кровожадны, иначе она бы давно попыталась убить меня!'

 Здесь опасно, тебе надо уходить,  сказал он,  но не бойся, со мной ты в безопасности!

Произнося эти слова, Шенн бахвалился: в действительности он не мог поручиться ни за ее жизнь, ни за свою. И пусть она не поняла ни слова, его уверенная речь должна успокоить девушку.

Он медленно протянул руку к лежащему крюку и вопросительно посмотрел ей в глаза:

 Могу я посмотреть это?

Красноволосая не препятствовала, но что-то произнесла в ответ, и тон ее голоса стал... нет, не угрожающим. Скорее предупредительным. Шенн понял: она разрешает потрогать оружие, но предупреждает, что наготове. Шенну нравилась такая осторожность, он ощущал, что с него не сводят глаз и следят за каждым движением, но также чувствовал, что Далмира не нападет первой.

Он взял в руки резную полированную рукоять из странной кости, не похожей на кость животного, и первым делом попробовал ногтем остроту лезвия. Ого! Таким ножом запросто вспорешь толстую шкуру короеда, а ведь наши деревянные дротики просто отскакивают от нее! Но почему лезвие такое кривое? Ведь лучше сделать обычный прямой нож!

Далмира заметила его удивление и улыбнулась, показав ровные белые зубы. Она протянула руку, и Шенн не без сожаления отдал странный нож. Девушка сунула плоские крюки в специальные ножны на поясе и поморщилась  видимо, рана давала о себе знать. Из-под плаща виднелись лишь рукояти.

 Интересно, какой он, мир Снаружи?  спросил Шенн и горько пожалел, что они не могут понять друг друга. Сколько можно узнать нового, будь у них один язык! Но даже если бы он и узнал что-либо, что проку? Как рассказать об этом родичам? Ведь старейшины не дозволяют даже спрашивать о том, что происходит Снаружи! Они говорят, что существа, обитающие там, прокляты, они несут только зло  и люди и звери, поэтому их нужно убивать. Убивать всякого, преступившего границу Леса. Он не выполнил первую, наиглавнейшую заповедь и теперь, пусть даже отпустит Далмиру восвояси и никто не узнает о его оплошности, как жить, зная то, чего не знает никто из рода Зверя? Как хранить знание, ни словом, ни полусловом не выдавая его? Шенн замер, почти физически ощущая, как по миру зазмеилась огромная трещина, разделяя старое и новое, правду и вымысел.

'Даже если я убью ее,  вдруг понял Шенн,  это ничего не изменит. Потому что правду нельзя убить. И если я что-то знаю и видел, никто не разубедит меня, что этого не было, даже Кирм!'

Он встрепенулся: совсем забыл, что вот-вот должна прийти Глеонн и принести еду. Как же он оплошал! Нужно спрятать Далмиру и так, чтобы Глеонн не учуяла ее. А нос у Глеонн чуткий, даже лучше, чем у Шенна!

Он вскочил, разгреб постель и жестом показал девушке, что надо ложиться

 Прячься, прячься!  повторял он, но она не понимала. Шенн схватил ее за руку и попытался затащить на траву, но красноволосая неуловимым движением освободилась от захвата, и с завернутой за спину рукой Шенн уткнулся носом в траву. Встать он не мог: Далмира контролировала все попытки освободиться, выкручивая руку так, что Шенн не мог сдвинуться с места. Далмира что-то сказала, и Шенн почувствовал нотки презрения. Но что он сделал не так? Он ведь хотел всего лишь спрятать ее! А если сейчас придет Глеонн?

Наконец, его отпустили. Но перед этим Далмира обшарила его одежду и лишила юношу костяного ножа и дротиков 'Она больше не доверяет мне!  огорченно подумал Шенн.  Но почему?' Удивительно, но он жалел о потере ее доверия больше, чем об утраченном оружии

 Понимаешь, тебе надо спрятаться!  просительным тоном начал говорить он.  Тебя могут увидеть, и тогда убьют! Ты должна спрятаться сюда!  он вновь указал на ворох травы у своих ног и почуял движенье за спиной. Он оглянулся: никого. Но чутье редко подводило Шенна  их разговор спугнул кого-то. Может, безобидный зверек, а может... Забыв, что у него нет оружия, Шенн бросился на звук, и расслышал топот удалявшихся шагов. Он побежал изо всех сил. В роду Зверя никто не бегал по Лесу лучше, чем молодой Шенн, и он неотвратимо настигал беглеца.

 Глеонн, это ты?! Глеонн стой!  кричал он, ловко проскальзывая между древесных стволов, перепрыгивая через коряги и уворачиваясь от веток и сучьев. Внезапно раздался вскрик, потом протяжный полный ужаса вопль  и все смолкло. Шенн подбежал ближе и остановился на краю пропасти. В этом месте Лес пересекала огромная трещина. Шенн смог бы перепрыгнуть через нее, но Глеонн вовремя не разглядела опасности и упала вниз, в черную непроглядную щель. Эти трещины появлялись и исчезали из года в год, разрывая и уродуя Лес, и даже старейшины не знали причин этого. Однажды такая трещина едва не убила Шенна, когда он был маленьким.

Он прислонился к дереву, тяжело дыша. Если Глеонн нас видела, подумал Шенн, теперь она мертва, и моя тайна осталась тайной. Надо возвращаться.

Он шел назад быстрей и быстрей, потом не выдержал и сорвался на бег. Шенну казалось, что Далмира уйдет из Леса или наоборот, пойдет вглубь, на свою погибель...

Вот и знакомые деревья Шенн проскользнул между лиан и оказался в своем тайном логове. Далмира оставалась здесь! Шенн облегченно улыбнулся, потом вспомнил о Глеонн и помрачнел Жалко ее, но что бы он сделал, если бы догнал Глеонн? Ведь она ни за что не согласилась бы хранить молчание! Получается, ее смерть только на руку. Он знал Глеонн с детства, носил рубаху, сшитую ее руками, и никак не мог поверить, что сам привел ее к гибели. Шенн решил об этом не думать. Как и его сородичи, он относился к смерти спокойно, как к обычной, повседневной вещи. В Лесу никто не знает, когда умрет...

 Все хорошо!  сказал он Далмире.  Все хорошо Мы можем оставаться здесь еще некоторое время

'А потом?  спросил он сам себя.  Ты отпустишь ее? И она уйдет навсегда? Впрочем, я все равно не смогу ее удержать, к тому же она забрала мое оружие'.

Он показал раскрытые ладони и уселся на ложе, жестом предложив ей сделать то же самое. Красноволосая покачала головой, чуть улыбнулась и села рядом

 Нам надо понять друг друга,  сказал Шенн.  Я хочу понять, что ты говоришь изучить твой язык, узнать, откуда ты и куда идешь?

Далмира слушала. Шенн протянул вперед руку, провел указательным пальцем от плеча до ладони и ткнул в нее пальцем:

 Это рука,  сказал он  Р-у-к-а. А как по-вашему?

Девушка улыбнулась и кивнула. Она поняла и была не против нового занятия

 Леос,  сказала Далмира, повторяя движение Шенна

 Леос,  произнес Шенн, смакуя на звук первое узнанное им слово.  Рука

Глава вторая. Изгой

Наступала ночь. Птицы умолкали, под могучими кронами сгустилась тьма, и через короткое время Шенн уже не мог разглядеть ствол дерева на расстоянии вытянутой руки. Далмира спала, а он не мог уснуть, раз за разом повторяя в голове новые необычные слова. Он мог бы выучить еще десяток, но Далмира устала, и Шенн смирился. Узнанных слов хватило, чтобы дать ей понять: он не причинит ей зла и не убьет. Сейчас это главное. А потом он узнал название ее странного оружия  'нож'. И еще много других слов, непонятных и удивительных, приоткрывших ему совершенно иной мир.

Он не заметил, как уснул. А проснулся оттого, что кадыком почувствовал прижавшийся к горлу костяной нож

 Не дергайся, Шенн!  прошептал кто-то на ухо

Раннее утро. Тьма уходит, оседая на траве каплями влаги, и в утренних сумерках Шенн увидел, как двое дозорных навалились на спящую Далмиру и скрутили ей руки. Пленников поставили на ноги, и тогда из-за деревьев вышел Кирм. Старик, не спеша, подошел к девушке и оглядел с головы до ног

 Хороша!  сказал он.  Хозяин будет рад. Он давно ждет свежей крови, да и ослушников надо наказывать, ты ведь знаешь, Шенн.

 Отпустите ее!  крикнул Шенн, но голос его прозвучал неубедительно. Он и сам знал, что ее не отпустят. И молить об этом бесполезно. Также как о пощаде.

 Как же ты осмелился нарушить закон Леса, закон Хозяина? Ты поставлен охранять Лес, но ты пустил в него чужака и осквернил себя! Теперь ты умрешь, Шенн из рода Зверя, умрешь как отступник и предатель. Ты знаешь, что это значит.

 Что же, пусть будет так,  сказал Шенн  Я не прошу о пощаде, старейшина Кирм, я лишь прошу, ответь мне: почему ты говоришь, что люди Снаружи злы и жестоки, ведь это не так! Она не хотела убивать меня, хотя и могла, но это вы хотите убить ее! Так кто из вас жесток? Она не зла и не жестока — отпустите ее!

 Заткните ему рот,  велел Кирм. Приказ был моментально исполнен, и выдернутый из земли, грязный пучок травы прервал речь Шенна. Старейшина подобрал с земли оружие юноши, и на его глазах сломал и копье и дротики.

 Ты умер, Шенн,  сказал он презрительно.  Оружие тебе больше не понадобится. И имя твое навсегда будет забыто в нашем народе. Тебя больше нет.

Он замолчал и пошел прочь. Шенна и Далмиру потащили следом.

Он знал, куда их приведут, но Далмира не знала. И когда увидела огромное черное дерево с извивающимися в воздухе ветвями, замерла, догадываясь, что ее ждет. Лицо девушки побледнело, и, казалось, красные волосы засияли еще сильнее, сгустком волшебного огня, невесть как попавшего в Лес. Шенн даже забыл о висевшей на волоске жизни, думая: как возможно, чтобы такая красота погибла, чтобы Далмира никогда больше не ходила, не разговаривала, не смеялась... Он уже ненавидел Кирма и своих сородичей слепо подчинявшихся ему. О, будь у него хотя бы каменный нож, он вонзил бы лезвие в грудь старика и насладился его смертью!

Но сейчас их волокли к яме, в которой рос Хозяин. Подтащив пленников к краю огромной воронки, охранники по знаку Кирма столкнули обоих вниз

 Прими их, Хозяин Леса,  с поклоном сказал Кирм,  это наша жертва тебе!

Он махнул рукой, и охранники удалились. Некоторое время старик смотрел вниз, на корчившихся в путах пленников, медленно сползавших по песку к черным извивавшимся ветвям. Старейшина довольно улыбнулся, еще раз поклонился Хозяину, повернулся и скрылся за деревьями.

Они сползали вниз, к этим жутким ветвям, прикосновение которых Шенн запомнил на всю жизнь. Ноги и руки крепко связаны. Что ж, вот и смерть...

 Далмира! Далмира!  крикнул он. Девушка лежала рядом, ноги ее пытались оттолкнуть тело подальше от гибельных ветвей, но они вязли в сыпучем песке. Она сползала вниз еще быстрее Шенна.

 Голова! Шенн, голова!!  крикнула она. Шенн понял и взглянул на ее голову. Среди огненно-красных волос что-то блеснуло. Какая-то вещь, сделанная из того же материала, что и ножи, а значит, тверже дерева! Извиваясь, как червь, Шенн пополз к девушке. Она пыталась изогнуться, юноша слышал ее отчаянное, прерывистое дыхание. Далмире удалось повернуться, и он уткнулся лицом в пышные красные волосы, вдохнув их удивительный запах. Шенн увидел блестящую штуку, схватил зубами и потянул на себя. Она походила на заколку, которыми закалывают волосы девушки Леса, но имела чуждую, странную форму

Заколка не поддавалась. Одна из ветвей обвила связанные ноги Далмиры и потащила девушку вниз. Далмира закричала. Шенн вцепился в заколку зубами и резким рывком выдернул ее вместе с клочком огненных волос. Шенн почувствовал, как под резцом что-то щелкнуло и, скосив глаза, увидел выскочившее из заколки маленькое треугольное лезвие. Дальше он действовал быстро, зная, что времени почти не осталось. Он прогнулся, пропуская связанные за спиной руки под ягодицами и ногами, потом поднес путы ко рту и несколькими движениями разрезал их. Чудесное лезвие было очень острым. Одним взмахом Шенн освободил ноги и прыгнул за Далмирой.

Черная ветвь тащила ее к бугристому стволу, внутри которого что-то хлюпало. Несколько желтых змеистых трещин раскололи верхушку, и лоснящиеся слизью лоскуты открыли небу зияющую пасть. Юноша схватил Далмиру за одежду, немного замедлив движение, но разве сравнится сила человека с силой Хозяина Леса? На помощь одной ветви пришла другая

 Шенн! Шенн, помоги мне!  кричала Далмира, сопротивляясь изо всех сил. Шенн рывком перевернул ее на живот и перерезал веревки, освобождая руки. Но ноги девушки держали ветви Хозяина Леса. Юноша с криком полоснул лезвием по черной ветке  бесполезно, Хозяин даже не почувствовал удара. Если бы у Шенна были те ножи!

Ноги девушки висели в воздухе, и ветви подтягивали ее ко рту Хозяина, раскры-вавшемуся все шире. Из отвратительной трещины потекла желтая пузырящаяся слюна.

Шенн не понимал, что она кричит, но теперь знал одно: он не позволит Хозяину Леса убить Далмиру! Увернувшись от толстой ветви, Шенн подскочил к стволу и полоснул по нему лезвием. Дерево застонало. Ствол оказался более нежным и уязвимым, нежели грубые ветви. Лезвие оставило глубокий порез, из которого брызнула густая темная жидкость.

 Не нравится, Хозяин Леса?  закричал Шенн. Размахиваясь от плеча, он полосовал живое дерево.  Ты хотел убить нас, теперь умрешь сам!

Дерево отпустило девушку, Далмира упала на песок. Шенн кинулся к ней и ударом ножа освободил ноги.

 Бежим, Шенн!  Далмира потянула его за руку, но юноша не торопился ухо-дить. Не обращая внимания на угрожающе раскачивавшиеся черные ветви, он раз за разом вонзал маленькое лезвие в тело Хозяина. Небывалое чувство охватило Шенна. Всю жизнь он боялся Хозяина, боялся даже имени, а теперь бьет ножом!

 Скольких людей ты убил?  кричал Шенн. — А меня убить не можешь! Я не боюсь тебя, ты можешь жрать только связанных!

Удар ветви по голове едва не лишил его сознания. Шенн осел на песок и невольно подчинился Далмире, потащившей его прочь. Огромное дерево стонало, его ветви били беглецов, но не пытались схватить их.

Приговоренные к смерти карабкались вверх, цепляясь за торчавшие из песка корни. Выбравшись из воронки, они без сил распростерлись на траве. Шенн думал: вернись сейчас Кирм — и их немедленно убьют. Но сейчас ему было все равно  слишком много сил ушло на борьбу с Хозяином.

Кирм не пришел. На их счастье, старейшины не беспокоили Хозяина во время трапезы.

 Надо идти!  Шенн приподнялся с травы и затормошил Далмиру.

 Да, надо идти,  на своем языке отозвалась она. Сейчас они прекрасно понимали друг друга

 Только не шуми, ступай тише,  говорил Шенн, прислушиваясь к шуму Леса.  Нас никто не должен почуять  иначе мы умрем!

Далмира, казалось, хорошо понимала его, старалась ступать как можно тише и не торопилась, отчаянно борясь со страхом. Чувство смертельной опасности толкало вперед, хотелось бежать, чтобы быстрее выбраться из этого ужасного места, но она догадывалась, насколько важно оставаться незамеченными. В своем кругу она считалась ловкой и проворной, но ходить по Лесу так, как умел ходить Шенн, девушка не умела. И это легко могло погубить их...

Наткнувшись на лесной ручей, Шенн несказанно обрадовался, но не жажда была тому виной. Впрок напившись, Шенн зачерпнул горсть земли и глины, добавил пук травы и тщательно растер в руках. Далмира, не понимая, следила за странными приготовлениями. Закончив месить, Шенн знаком показал на голову Далмиры и произнес на ее языке:

 Голова!

Теперь она поняла. Не без колебаний девушка взяла щепоть грязи и неуверенно втерла в роскошные волосы. Шенн не стал ждать и плюхнул содержимое ладоней на ее макушку, энергично размазывая грязь, траву и листья. Далмира покорилась. Она уже поняла, насколько заметны в лесу ее волосы. Остатки маскировки Шенн хотел нанести ей на лицо, но не посмел и замер с грязными растопыренными пальцами. Далмира поняла его нерешительность и, взяв за запястья провела пальцами юноши по лицу, оставляя грязно-зеленые разводы. Шенн улыбнулся: теперь она напоминала девушек его рода, когда они прячутся в Лесу от женихов. Далмира улыбнулась тоже, ровные белые зубы блеснули на грязном лице. Они двинулись дальше.

Шенн решил пробираться к той части Леса, где встретился с Далмирой. Лес там знакомый и хоженый множество раз. Кроме того, бывший дозорный хорошо знал число и расположение всех ловушек на тропе. И, наконец, Шенн не представлял, куда идти дальше, а Далмира может показать дорогу. Ведь она куда-то шла! Только об этом думать рано, сейчас им надо выбраться из Леса. Он знал: за его границей их преследовать не будут. Остается единственная преграда — и ее не обойти. Выбраться из Леса они могут, используя тайные проходы, но все они тщательно охраняются, и на месте Шенна притаился другой дозорный...

Их путь был долгим, совсем не напоминая бегство. Они крались, как мелкие пугливые ящерицы, прислушиваясь к каждому звуку, вжимаясь в землю при малейшем шорохе. Шенн вслушивался и внюхивался в окружавшие их и казавшиеся непролазными заросли, по одному ему известным приметам находя верный путь. По дороге он подобрал увесистую палку, в случае опасности она послужит хоть какой-то защитой.

Далмира очень устала, но старалась не показывать вида. Ноги ее все чаще цеплялись за корни, дыхание сбивалось, движения стали медленными и неловкими. Шенн заметил это и решил сделать привал. До намеченного им прохода оставалось совсем немного. Он отдыхал и оценивал свои шансы. Никто не знает, что они живы — это хорошо! Но это не станет преградой дозорному, затаившемуся на тропе. Оружия у них нет, еды тоже, но и это пустяки. Главное сейчас — выбраться из Леса!

Он вспоминал схватку с живым богом и не верил себе. Он посмел преступить закон и остался жив! Он поступил так, как велело сердце — и победил! Выходит, нет для него теперь законов и нет богов! Шенн свободен!

Они сумели выбраться из рук Хозяина Леса живыми! Наверно, никому и никогда не удавалось выскользнуть из жуткой воронки, иначе как объяснить благодушие старейшины Кирма, даже не удостоверившегося в смерти отступника и жертвы? Он посмотрел на насторожено-испуганную Далмиру и подумал, что когда-нибудь такой же вид будет и у него. Когда он окажется в ее мире, и все вокруг станет так же непонятно и страшно, как для его спутницы этот Лес.

Он решил отдохнуть до наступления ночи, и продолжить движение в утренних сумерках, когда свет неба еще не властвует под покровом Леса, а тени расплывчаты и неясны. Самое время проскользнуть незамеченными! Но Шенн понимал, что это вряд ли получится. Даже если бы он был один, мало шансов справиться с сидящим в засаде дозорным вооруженным и свежим охотником прекрасно умеющим убивать

Они заснули, скорчившись на траве среди узловатых корней, а наутро Шенн понял, как быть. Каждый день девушка из рода дозорного приносит еду, чтобы он не охотился и не отвлекался от охраны границ. Глеонн тоже приносила Шенну еду, пока не погибла. Юноша решил устроить дозорному засаду, но для этого Далмира должна выучить несколько слов

 Я принесла тебе еду,  сказал он девушке и жестом попросил повторить. Далмира сообразила, что от нее требуется, но произнести сложную для себя фразу не смогла. Шенн терпеливо повторил. Наконец, Далмира произнесла необходимые слова более-менее сносно. Шенн кивнул. Хорошо, но нужно идеальное произношение, такое, чтобы дозорный ничего не заподозрил. Они повторяли это еще сотню раз, пока Шенн не улыбнулся и не показал Далмире кулак с тыльной стороны руки  знак, что все хорошо. Теперь еще одна фраза.

 Я хочу тебя, иди ко мне!  старательно повторяла Далмира раз за разом, и Шенн не мог сдержать широкой усмешки. Если бы она знала, что говорит!

Он оставил Далмиру в укромном месте и двинулся наперерез вероятному маршруту приносящей пищу девушки. Просидев в засаде, он услышал шум шагов и притаился за деревом. Шла девушка, судя по легкой походке и шуршанию сумки с припасами.

Едва она поравнялась с Шенном, тот стремительно выскочил из укрытия и ударил кулаком в затылок. Девушка упала, и Шенн, не теряя ни минуты, раздел ее догола. Сняв рубашку и широкий травяной плащ, Шенн прихватил сумку с дурманяще-ароматным запахом жареного мяса и зрелых плодов и побежал обратно. С этого момента каждый потерянный миг мог стоить им жизни.

Опустившись на землю рядом с Далмирой, Шенн протянул добытую одежду:

 Одевайся!

Далмира поняла. Она стянула куртку, а поверх рубашки накинула странный чужеземный наряд, сплетенный вручную из выделанных гибких стеблей какого-то растения

Теперь надо объяснить план! От ближайшего дерева Шенн отломал три веточки. Одну воткнул напротив девушки, указав на нее, другую напротив себя, показав на себя, третью воткнул в стороне и вытянул руку по направлению к проходам.

 Враг,  сказал Шенн и сделал страшное лицо. Далмира смотрела и слушала. Она чувствовала, что сейчас от того, как правильно она поймет этого грязного чумазого паренька, корчившего смешные рожи, зависит ее жизнь.

Веточка, обозначавшая Далмиру, передвинулась вперед, ближе к врагу. Воткнув веточку рядом, Шенн произнес уже знакомую ей фразу:

 Я принесла тебе еду!  ветка-чужак двинулась к ней. Одновременно Шенн передвинул и свою ветку, чтобы Далмира поняла, что он будет рядом.

 Я хочу тебя! Иди ко мне!  ветка-чужак двинулась быстрее. Вот она остановилась рядом с Далмирой, почти вплотную. А ветка-Шенн зашла сзади...

Юноша схватил ветку врага и сломал ее, глядя в глаза девушке. Потом характерным жестом провел себе по горлу, показывая, что враг будет убит. Но она поняла по его глазам. В них не было жалости.

 Ты поняла?  спросил он. Далмира кивнула. Она поняла.

Далмира шла к указанному Шенном месту, то и дело поправляя накинутый на голову капюшон. Нельзя, чтобы дозорный видел ее волосы.

 Я принесла тебе еду!  она помахала сумкой с припасами, не трогаясь с места. Она не знала расположение ловушек и потому не шла дальше, призывно махая рукой:

 Я принесла тебе еду!

Дозорный оставался невидимым. Далмира звала уже несколько раз и начала беспокоиться. Может, он ушел, его нет поблизости и надо подождать? А может, он разгадал их план, что-то заподозрил и сейчас подбирается к ней, чтобы убить? Далмира испуганно оглянулась, но не заметила ни единого движения. Даже Шенн, притаившийся рядом, ничем не выдавал своего присутствия. Она постояла еще немного, потом повторила слова. К ее удовлетворению, ей казалось, что говорит она практически безупречно, и теперь Далмира старалась вложить в свой голос завлекающие нотки:

 Я принесла тебе еду!

И он откликнулся. Мужской голос ответил ей, но она снова никого не увидела. Этот лесной народ мастерски скрывался среди деревьев. Далмира растерялась, подумав, что будет, если он спросит ее о чем-то, а она не поймет ни слова? Но выхода нет, надо играть роль, которую знаешь. Она звонко рассмеялась и, едва дозорный приблизился, спряталась за дерево

 Я хочу тебя, иди ко мне!  повторила она, уже догадываясь, что скрывается за незнакомыми певучими словами.

 Иди ко мне!  она отступила, изо всех сил надеясь, что Шенн будет рядом в нужный момент. Дозорный, уже не скрываясь, шел к ней. Девушка склонила лицо, опустив глаза к земле. Сильные руки прижали ее к дереву, она услышала возбужденное мужское дыхание и почувствовала мускулистое тело. Он прижался к ней и сдернул травяной балахон. И замер, глядя на незнакомую белую рубашку и вымазанные грязью красные пряди. Его пальцы вздернули подбородок Далмиры, и он посмотрел ей в глаза: ни у одной из девушек Леса не было голубых глаз! Рука дозорного потянулась к костяному ножу, но сверху обрушилась тень. Далмира почувствовала удар, голова мужчины запрокинулась, и возникшая, словно из воздуха, рука Шенна полоснула его по горлу заточенной заколкой. Кровь хлынула на рубашку девушки, и сородич Шенна рухнул наземь, содрогаясь в агонии. Путь свободен!

'А он умеет убивать,  подумала Далмира, не без содрогания вспоминая жестоких хелмаров,  но убивает без удовольствия, не так, как они...' Она смотрела, как Шенн деловито вытаскивает из-за пояса убитого дротики, берет копье. Потом Шенн поднял узелок с припасами и подал ей. Они быстро зашагали прочь.

Через несколько минут беглецы были на том месте, где их схватили старейшина и его люди. Шенн в последний раз осмотрел бывшее убежище, какое-то время служившее ему домом, и двинулся дальше. Далмира шла следом и даже узнавала тропу, по которой бежала от монстра. Здесь должна быть яма, в которую упало чудище. Где же она? Нога девушки соскользнула, но Шенн вовремя схватил ее за рубаху и резко оттащил прочь. Яма была на месте, просто ее вновь искусно спрятали.

Вот узкий проход среди густо растущих деревьев. Граница Леса. Шенн невольно оглянулся. Назад дороги нет, впереди — иная жизнь. Возможно, она будет недолгой, но отныне Шенн сам станет решать за себя и жить, как он хочет! Теперь нет над ним Хозяина, но есть верный друг!

Шенн повернулся спиной к Лесу и зашагал прочь.

Глава третья. Далмира

Шенн никак не мог привыкнуть, что вокруг — не родной лес. Что нет тропинок, знакомых с детства, укромных мест, где можно спрятаться от опасного зверя. Что никто не поможет и не спасет. Он ощущал великое одиночество, ведь отныне он сам за себя, один, безродный. Род Зверя проклял и забыл его, и как бы не хотелось вернуться, назад пути нет. Шенн оглянулся на спутницу: Далмира шла следом, вертя головой и озираясь. Это правильно, но мало вертеть головой, мало увидеть — в Лесу надо чуять! Шенн отвернулся, скрывая невеселую улыбку. Да, теперь ему всегда надо быть наготове. Лес полон опасностей. И беспорядочное оглядывание не спасет. Шенна с детства учили полагаться не только на глаза, но и на звуки, на запахи, на чутье. На знания рода и опыт множества поколений охотников, собиравших знания о Лесе ценой жизни.

Пока Шенн не слишком беспокоился. Хорошо уже то, что нет погони. Убегать всегда труднее, чем догонять, особенно в Лесу. Он вдруг подумал, что совершенно не представляет, куда идти. В какую сторону? Далмира пришла со стороны восходящего солнца, но, судя по всему, назад она не рвется. Она просто следует за ним, не пытаясь выбирать направление. Интересно, что привело ее в эти места, размышлял Шенн, ведь она ничего не знает о Лесе? Зачем она пришла сюда? Если бы не он, то чудовище растерзало бы ее, а будь на месте Шенна другой дозорный... Она удачливая, подумал он, оглянувшись на шагавшую позади девушку. Это хорошо. Но даже удачливый охотник не должен чувствовать себя в полной безопасности... Лес никогда не спит!

И все же двое всегда лучше, чем один. Даже неуклюжий, толстокожий короед, говаривал как-то Борран, умеет выживать в Лесу, значит, и человек может! А уж двое! Вот только жаль, что они не понимают друг друга. Надо чаще говорить с Далмирой и получше узнать ее язык. Размышляя, Шенн пришел к печальному выводу, что язык предков ему больше не понадобится — ведь ему не вернуться назад, а выучить язык незнакомки надо обязательно. На этом языке говорят люди Снаружи, без этого знания ему не выжить...

Далмира улыбалась неуклюжим попыткам Шенна воспроизвести звуки чуждой его слуху речи, но старательность и настойчивость дикаря вызывали уважение. Похоже, этот парень понимал: им нужно общаться, чтобы выжить, и она терпеливо поправляла его, уча правильному произношению. Особенно сложно было со словами 'да' и 'нет'. Далмира кивала головой, якобы соглашаясь, улыбалась, говоря 'да', но дикарь ничего не понимал. Он повторял 'да' и без причины радостно тряс головой, очевидно думая, что это слово означает поклон. Проще было с названиями окружающих вещей. В первый же день Шенн выучил название частей ее одежды и оружия, слово 'земля', 'трава' и 'дерево'. Они занимались словами на каждом привале, повторяли перед сном, и утром следующего дня, едва проснувшись, она услышала бормотанье Шенна:

— Шенн маленький, дерево большое. Трава маленькая, Шенн большой.

Далмира улыбнулась и кивнула. Правильно. Дикарь делает успехи.

Этой ночью ей приснился Оргнед, ее остров и дом, оставленный не по своей воле. Спокойную размеренную жизнь селения прервали хелмары — морские разбойники. Далмира металась и стонала во сне, заново переживая смерть отца и близких.

Они пришли как всегда, неожиданно. Был вечер. С моря надвигался шторм, никто не ожидал, что хелмары появятся в такое время. Их набеги были не редкостью, они стремительно появлялись и исчезали, увозя на черных кораблях награбленное добро, домашних животных и людей, в основном детей и женщин. Говорили, что похищенные дети вырастали в таких же безжалостных убийц, а женщины до самой смерти оставались наложницами и рабынями хелмаров.

Она металась среди огня и обезумевших людей. Одетые в мохнатые шкуры, вооруженные кривыми мечами, хелмары вламывались в дома, убивали и насиловали. Мужчины отбивались, как могли, но как могут сражаться рыбаки, владеющие лишь луком и острогами? И все же они сражались. Немало чужаков пало от их рук.

Никто не успел спрятаться в Башню. Далмира так и не смогла понять, почему? Ведь на самой верхушке всегда находился дозорный. Такие башни возвели и на соседних островах, они служили маяками для лодок и укрытием от пиратских набегов. В них свозились запасы зерна, обязательно был колодец. Не раз хелмары уходили ни с чем, ведь взять приступом высокую, сложенную из больших камней башню им было не под силу, а вести осаду разбойники не умели. Зато могли подкрасться внезапно, когда никто не ждал, как и случилось в ту ночь.

Почему дозорный не увидел подходящий корабль? Почему с соседних островов не предупредили сигнальным дымом и огнем? Этого никто теперь не скажет. Кто-то говорил, что надо последовать примеру соседей и откупаться от хелмаров данью. Отдавать им рыбу, скот и девушек. Пусть возьмут часть, но не убивают. Отец был против. На ее острове он был старейшиной, его уважали и слушали. 'Этот зверь вечно голоден, — сказал отец, — протянешь ему руку, он откусит ее, и будет есть, пока не сожрет тебя полностью! Дарами не сделаешь врага другом'.

Он учил молодых метать остроги, стрелять из лука, а дети с малолетства приучались бежать к Башне, едва заслышат тревожный звук трубы, сделанной из огромной раковины.

Трижды им удавалось прятаться в башне, трижды морские разбойники ни с чем уходили прочь, в ярости сжигая дома и рыбацкие сети. Однажды несколько смельчаков-хелмаров попытались вскарабкаться на Башню, но погибли от брошенных сверху камней и стрел. Трижды приходилось отстраивать селение заново, но это лучше, чем хоронить родных.

Но в этот раз все случилось по-иному. Ночью корабли хелмаров незамеченными причалили за скалами. Хелмары вошли в селение с разных сторон, и никто не успел спастись. Свирепые воины убивали любого, оказывавшего сопротивление. Далмира видела, как один догнал и зарубил мальчика, отважно метнувшего в разбойника камень. Крики и стоны заглушал победный рев завоевателей и раскаты торжествующего грома. То была страшная ночь, последняя для многих. Далмира металась меж домов, отбиваясь от рук пиратов. Путь к спасительной Башне перекрыли, разбойники врывались в дома, за волосы вытаскивая женщин, и забирали все ценное. Тогда она и увидела предводителя хелмаров — высокого, страшного человека с выпученными и прозрачными, как у рыбы, глазами.

Она остановилась, глядя, как в ноги предводителю швырнули окровавленного человека в знакомой остроконечной шапке. Отец! Ему не давали встать, наступив на спину ногой. Он что-то говорил разбойнику, тот молча слушал, затем так же молча подал знак рукой. Державший его бородатый хелмар поднял меч и пронзил лежащего ничком пленника. Далмира закричала. Небо ответило громовым раскатом, и вспышка молнии осветила бездыханное тело отца...

Хлынул дождь, но тугие струи не могли смыть потоков крови с оскверненной земли. Налетевший сзади хелмар схватил ее, Далмира вскрикнула и укусила разбойника за руку. Широкоплечий мужчина с широкой спутанной бородой выругался и ударил наотмашь. Она упала, едва не лишившись сознания. Мужчина схватил ее, легко закинув на плечо. Придя в себя, Далмира увидела освещаемый вспышками молний, блестящий от потоков воды, черный корабль.

Страх и ненависть сжали сердце так, что ей захотелось умереть, только бы не оказаться в рабстве у жутких хелмаров. Она повернула голову: из разоренного селения к кораблю шли завоеватели. Одни катили бочки с соленой рыбой, другие гнали скот, третьи волокли захваченных детей и женщин. Далмира посмотрела вниз и увидела нож, торчавший у хелмара за поясом. Она протянула руку, но кончики пальцев никак не доставали до рукояти. Уставший от ноши разбойник встряхнул девушку на плечах, и в тот же миг ее пальцы сомкнулись на рукояти. Сжав рукоять ладонями, Далмира размахнулась и всадила лезвие в бок хелмара. Дюжий мужчина вздрогнул, опустился на колено и отпустил ношу. Его рука потянулась к пробитой куртке и вернулась красной от хлещущей из бока крови. Он бешено взглянул на Далмиру и сдернул с пояса боевой топор. Не дожидаясь смертельного удара, девушка сделала выпад, как учил отец. Горло хелмара прочертила кровавая полоска, шея надломилась, и тело грузно осело наземь. Припав к земле, Далмира оглянулась: может, удастся бежать? Но ее заметили.

Завоеватели бежали к ней, на ходу вытаскивая мечи. Она поднялась, сжимая в руке окровавленный нож. Сейчас ее убьют, но она не дастся им живой! Но повелительный окрик остановил готовых к расправе воинов. На нее набросили сеть, вырвали нож и, осыпая пинками, поволокли на корабль.

Пленницу бросили у ног главаря и, подняв залепленное грязью лицо, Далмира увидела его глаза, пустые и беспощадные. Он схватил ее за одежду и рванул вверх. Материя затрещала, и девушка невольно поднялась. Предводитель смахнул с ее лица песок, провел рукой по волосам. Далмира в ужасе закрыла глаза, чувствуя, как пальцы предводителя прошлись по лицу и вздернули подбородок. Слезы застилали глаза, и лица окружавших врагов слились в одну опасную ненавистную пелену. Пальцы главаря больно сжали грудь, и она отшатнулась. Раздался свирепый смех.

Предводитель подал знак, и Далмиру отволокли в каморку на корме. Сквозь дощатую дверь она слышала крики плененных детей и женщин и тяжелые шаги хелмаров, волокущих богатую добычу.

Эту ночь она запомнила навсегда. Высокий варвар в пропахшей потом и залитой кровью ее отца одежде пришел неожиданно, когда она почти заснула, скорчившись на соломенном тюфяке. Отбросив тяжелый меч, он навалился на нее, страшные белесые глаза отнимали волю, заглядывая прямо в душу. Далмира пыталась сопротивляться, кричала, царапалась, но хелмар, не торопясь, раздевался, открывая бугрившееся мышцами волосатое тело. Он ударил ее по лицу, затем схватил за горло. Задыхаясь, она уже не могла сопротивляться и чувствовала, как его руки грубо шарят по телу, срывая остатки одежды, а потом...

Утром море успокоилось, и ветер стих. Подкладывая под корабль гладкие оструганные бревна, хелмары спустили его на воду и принялись грузить награбленное. Пленники, просидевшие на песке всю ночь, промокшие и избитые, понуро поднимались на борт. Отныне их жизнь принадлежала хелмарам, а это было хуже смерти.

Разбойники отплывали, разворачивая корабль на север. Далмира провожала глазами Оргнед, зная, что больше никогда не вернется сюда. Жизнь заканчивалась, не успев начаться, боги отвернулись, и уповать стало не на кого.

Плыли долго. Звезды пять раз всходили на небо, и Далмире, как никогда, хотелось стать такой же далекой и недосягаемой ни для кого, быть одной, но со всеми, и светить людям с небес. Отец говорил, что звезды — это души предков. Они попадают на небо после смерти и остаются там навеки, наблюдая за своими потомками. Может быть, ее отец уже там? Далмира до слез вглядывалась в ночное небо, ожидая знака, и увидела, как одинокая звезда скатилась в воды океана, погаснув навсегда. Был ли это знак?

Корабль приближался к землям хелмаров. Далмира чувствовала это по оживлению среди разбойников. Дети в ужасе дрожали, прижимаясь к матерям, не смея даже плакать. Боль и страдания наполняли корабль, обжигающими сердце волнами выплескиваясь за высокие борта. Хелмары не знали стыда и чести, насилуя женщин прямо на палубе, и дикий хохот завоевателей разносился над стальными волнами.

Далмира молила богов о смерти, не в силах смотреть на это. Она бы бросилась в волны, как это сделала одна из женщин, но за ней следили зорче, чем за кем бы то ни было. И ни один разбойник ни разу не ударил ее. Днем она сидела на палубе вместе с пленными, а ночью приходил предводитель и уводил в свою комнату. Но лучше бы ее били, чем нести этот позор! Далмира знала, что красива, все парни в селении засматривались на нее, а девушки завидовали, но сейчас она ненавидела себя, свое лицо, тело и длинные волосы цвета огня. Зачем боги одарили ее? Для этого жестокого хелмара? Быть рабыней всю жизнь, рожать детей, которые станут такими же убийцами? Лучше умереть...

Этой ночью звезд не было. Сильный ветер нагонял огромные волны, и корабль с трудом переползал через них, то проваливаясь до морского дна, то взлетая к ревущему небу. Палубу захлестывала вода, люди скользили и падали, катясь и ударяясь о снасти. Предводитель что-то приказывал, воины исполняли. Пленных загнали в трюм и заперли. Они слышали лишь жуткий свист ветра и крики хелмаров. Корпус корабля трещал и гнулся под ударами волн, дети кричали от ужаса, всем казалось, что они проваливаются в бездну.

Сверху раздался страшный крик, даже не крик, а рев, похожий на стон погибающего под ножом зверя. Далмира схватилась за бочку и замерла. В этот миг обшивка корабля треснула, и волны ринулись внутрь. Пенящийся поток кружил отчаянно барахтавшихся людей, цеплявшихся за что попало. Вода быстро заполняла трюм, и Далмира поняла: боги услышали ее мольбу.

Стоя по горло в холодной воде, она думала об отце и о том, что скоро она встретится с ним на небе, но страх смерти мешал мыслям, скручивая их в жуткий, обнажающий нервы комок. Тело хотело жить, оно рвалось наверх, прокладывая дорогу среди цеплявшихся друг за друга людей, мозг равнодушно отмечал застывшие глаза захлебнувшегося ребенка, а рот жадно глотал последний, уходивший сквозь щели воздух. Дыра! Надо плыть туда, навстречу водяному потоку, ослабевавшему с каждым мгновением. Далмира в последний раз вздохнула и, оттолкнув вцепившуюся в нее женщину, нырнула в черное отверстие.

Где верх, где низ? Черное пенящееся марево болтало и вертело ею. Бездна играла Далмирой, пугая и сводя с ума. Она умела плавать, но куда плыть? Тяжесть в груди становилась все нестерпимей, тошнота выворачивала наизнанку, и девушка открыла рот.

Соленая вода хлынула в горло, но тут же девушка оказалась на поверхности. Глаза увидели облака и волны, закрывавшие их. Далмира закашлялась, колотя по воде руками. По затылку больно ударило, она повернула голову и увидела обломок мачты, наполовину погруженный в воду. Девушка схватилась за него и заметила хелмара, державшегося за дерево с другой стороны.

Очевидно, он был ранен, потому что держался слабо, и лишь зацепившаяся за мачту одежда не давала ему утонуть. Бородатый разбойник с разукрашенными синей татуировкой щеками молча глядел на Далмиру, но теперь она не боялась. Теперь она ничего не боялась. Три локтя дерева разделяли людей, и волны крутили их хрупкое убежище.

Небо прояснилось. Шторм уходил, и поверхность океана успокаивалась. Морские боги взяли свою дань, и не было им дела до двух спасшихся. Пусть живут.

Теперь она смогла оглядеться. Кроме них, на воде не осталось никого. Корабль исчез, будто его и не было. Не было хелмаров, смерти отца... Уцелевший разбойник что-то произнес. Голос его был слаб, и Далмира поняла, что долго он не протянет. Но она еще могла держаться! Руки болели, но еще могли грести, ноги тоже были целы. Только бы увидеть землю!

И она увидела! Гряда черных скал поднималась из воды совсем близко, и течение несло бревно прямо к ним. Приближаясь к берегу, Далмира увидела островки дубрав и заросшие травой холмы. Ей было все равно, остров это или огромная земля, о которой ей рассказывал отец. Она просто хотела на землю, хотела лежать, чувствуя под спиной надежную твердь. Радость была так велика, что девушка окликнула державшегося за другой конец мачты хелмара, указывая на землю, но он не ответил, бессильно раскинув руки в воде.

Ее несло по волнам еще долго, но вот она почуяла под ногами твердь и, оттолкнув бревно с мертвецом, побрела к берегу. Выйдя на сушу, Далмира обессилено рухнула на песок, и разметавшее последнее облака солнце коснулось ее кожи.

Она немного согрелась и почувствовала голод. Как глупо спастись из бездны и умереть от голода, подумала она, поднимаясь с песка. Но что здесь можно съесть? На Оргнеде люди охотно лакомились морскими червями, любившими погреться в теплой прибрежной воде. Поймать их было нелегко, но во время шторма море иногда выбрасывало их на берег. Правда, у Далмиры не было огня, чтобы зажарить червя, но можно съесть и сырого...

Она пошла вдоль берега, вглядываясь в ленивые волны. Ничего съедобного. И впереди на песке увидела черный бугор. Далмира приблизилась. То был мертвый хелмар, вместе с бревном выброшенный на берег. Девушка смотрела на безвольно раскинувшееся тело и вдруг поняла, что нужно сделать. С трудом она отцепила труп от дерева и оттащила на сухой песок. Превозмогая отвращение и стараясь не смотреть на мертвенно-белое лицо утопленника, Далмира сняла с хелмара пояс с двумя изогнутыми ножами, куртку из мохнатой шкуры, кожаные штаны и сапоги. Здесь прохладно, а ночью станет еще холодней, думала она, растягивая снятые с разбойника вещи на песке. До заката еще есть время, и одежда успеет высохнуть. Потом она подумала, что не сможет надеть вещи, снятые с мертвеца, и едва не заплакала от бессилия, но затем решила, что, если их постирать, то можно и надеть. Далмира поволокла вещи обратно к воде и долго полоскала, скоблила ножами и оттирала песком. Совершенно выбившись из сил, она положила их сушиться и легла рядом.

Очень хотелось пить. Чтобы найти пригодную для питья воду, придется идти вглубь суши, но сейчас она слишком слаба для этого. Далмира ждала, пока солнце не высушит разложенную на песке одежду, а затем примерила ее на себя. Как и ожидала, штаны были велики, куртка тоже. Но это лучше, чем мерзнуть от холода. На землю спускалась ночь. Далмира пошла к видневшимся вдали кустам, нашла неглубокую ложбину и улеглась там, сжимая в ладонях ножи...

Она проснулась внезапно. Ножей в руках не было, и страх перехватил горло, беззвучно надвигаясь из-за черных стволов. Далмира вскочила, прижавшись спиной к дереву. Она определенно слышала крик. Или стон. Она что-то слышала! Время шло томительно медленно. Но вот, из-за деревьев показалась знакомая фигура.

Шенн бросил под ноги убитого зверя и что-то сказал. Далмира не поняла.

— Это ты кричал? — спросила она. Дикарь тоже не понял и развел руками.

— Как ты убил его? — Далмира опустилась на колени рядом со зверьком. Он был упитанным, со смешным голым хвостом, длинным носом и острыми шипами на спине. Шенн улыбнулся и показал заколку, прочным стеблем травы примотанную к сучковатой палке. Получился дротик.

— Я поняла, — сказала она. — Но как мы станем есть его, у нас ведь нет огня?

Она провела руками от земли вверх-вниз, без остановки шевеля пальцами:

— Огонь! Нужен огонь!

— Огонь! — отчетливо повторил дикарь. Он радостно закивал, показывая, что понял.

— А еще бы найти ручей, — грустно проронила Далмира, проведя рукой по слипшимся от грязи волосам.

— Шенн идти, Далмира идти, — сказал юноша, глядя на нее. Одной рукой Шенн указывал рукой куда-то, другой приглашал за собой. Чего он хочет? Куда идти?

— Убить! — сказал он, характерным движением проведя по горлу, и показал себе под ноги. Далмира догадалась. Здесь оставаться опасно. Поэтому надо идти. Она кивнула. Дикарь поднял с земли тушку зверя и двинулся вперед. Далмира пошла следом.

Лес постепенно менялся. Деревья уже не стояли так тесно, и лучи солнца проникали под кроны, сверкающими столбами падая на широкие листья растений и покрытые причудливыми наростами стволы. И ноги не тонули во влажноватом мху — его сменила трава, высокая, густая и мягкая. Но Шенна не радовали перемены. Он шел напряженно, часто останавливался и втягивал носом воздух. Далмира понимала, что ему, как и ей, не по себе в совершенно незнакомых местах. Здесь можно увидеть опасность издали, но точно так же кто-нибудь может легко обнаружить и тебя. В таком редколесье легко бегать, но трудно спрятаться.

Ей очень хотелось есть. Она не раз порывалась сказать об этом Шенну, но юноша двигался так целеустремленно, что девушка не решилась его отвлекать. Быть может, он выведет ее к реке или ручью? Наконец, Шенн остановился. Они оказались в глухой, заросшей кустами лощине, окруженной высокими деревьями с гладкой, будто голой, корой. На дне лощины бил крохотный ключ, и тонкий ручеек исчезал в густых зарослях.

Она благодарно взглянула на Шенна и присела перед ручьем. Ей пришлось лечь, чтобы дотянуться губами до холодной прозрачной струи. Далмира жадно пила, затем умылась и долго чистила волосы от грязи. Ручей был слишком мал, чтобы вымыться полностью, но даже так она почувствовала себя гораздо лучше. Оглянувшись, она увидела, как Шенн что-то делает, сосредоточенно склонившись над кучкой сухого мха. Она подошла ближе.

— Что ты делаешь?

— Огонь, — ответил Шенн, на мгновенье подняв сосредоточенное лицо. Он быстро-быстро крутил меж ладоней небольшую палочку, вставленную в другую, похожую, но потолще. Вплотную к ней он положил кусочки мха и сухие веточки. Далмира с удивлением смотрела на его действия. Неужели так можно добыть огонь? У них на острове огонь добывали солнечными камнями: их били друг о друга, и вылетавшие искры поджигали сухое дерево.

Из-под палочки заструился дымок, и запахло горелым. Неужели получится? Дикарь крутил палочку все быстрей, лоб взмок от пота. Далмира хотела предложить помощь, как вдруг мох вспыхнул, и Шенн мигом подкинул в огонь мелких веточек. У них есть огонь! Девушка направилась к кустам, чтобы наломать веток, но Шенн остановил ее властным жестом, приказывая остаться у огня. Наверно, он опасается за нее и не хочет, чтобы она ходила одна. Дикарь протянул заколку и указал на тушу животного: разделай. И снова ушел.

Далмира встала на колени, склонившись над тушей. Откуда начинать? На острове ей не приходилось заниматься подобным. Животных на Оргнеде было мало, их редко забивали, даже с домашних срезали лишь шерсть и рога. Она умела разделывать рыбу или морских гадов, но тут... Если бы у нее были те хелмарские ножи! Крошечным лезвием она с трудом прорезала толстую шкуру зверя, и груда окровавленных внутренностей вывалилась, едва не запачкав штаны. Далмира отшатнулась и, превозмогая отвращение, внушила себе, что это большая мохнатая рыбина. Когда Шенн вернулся с охапкой валежника, девушка успела отрезать 'рыбе' задние ноги. Юноша удовлетворенно кивнул, выдернул из вороха две палки покрепче, заострил концы и, насадив на них мясо, уселся перед костром. Далмира отмывала руки от засохшей крови, пока манящий запах жаркого не заставил подойти ближе. Шенн протянул ей кусок:

— Ешь, — сказал он, и Далмира прекрасно его поняла.

— Ешь, — сказала она на своем наречии, и Шенн кивнул, повторяя слово. Затем их зубы дружно впились в покрытое румяной, сладко пахнущей корочкой мясо, и странники надолго умолкли, жадно жуя и глотая.

Далмира давно так не пировала. Мясо убитого Шенном зверя оказалось очень вкусным. С тех пор, как она спаслась с корабля хелмаров и вошла в лес, приходилось есть все, что попадалось под руку: древесные грибы, ягоды, странные фрукты, от которых иногда болел живот. Однажды она нашла гнездо с яйцами птицы и выпила их одно за другим, потом убила маленькую ящерицу, и проплакала целый день, потому что не могла заставить себя съесть ее сырой... Никогда она не наедалась так, как сегодня, и каждую ночь живот сводило от голода. Какая удача, что она с Шенном!

Насытившись, они улеглись возле костра и молча смотрели друг на друга.

— Хорошо! — улыбнулась она, приложив руку к туго набитому животу.

— Далмире хорошо, Шенну хорошо, — мигом откликнулся лесной житель. Всем своим видом он показывал готовность разговаривать, и Далмира согласно кивнула:

— Слушай, Шенн...

Глава четвертая. Река

Они замерли на краю кручи. Открывшаяся глазам панорама заставила замереть от непередаваемого ощущения чуда, страха и восторга. Лес за спинами резко обрывался, и далее, на сколько хватало взгляда, простиралась оранжевая равнина с раскиданными островками растительности. Но более всего путников поразила широкая, искрящаяся под солнцем лента, текущая под каменистым склоном. И для Далмиры и для Шенна огромная водяная змея казалась настоящим чудом. В Лесу Шенна рек не было, лишь небольшие ручьи. Далмира видела море без конца и края, но рек не встречала никогда.

Путники стояли долго. Впервые в жизни Шенн вышел из леса и тут же почувствовал себя неуютно под огромным, бесконечным небом. Солнце было беспощадно жарким, его не сдерживали листья и кроны, а от обилия света и красок слезились глаза. Но главное, Шенн был открыт и беззащитен! Любой зверь, любой хищник увидит или почует его издалека. На таком пространстве ни от кого не спрячешься! Любое дерево было для Шенна и домом и укрытием, здесь все дышало угрозой и смертью. Вдалеке желто-оранжевые пустоши сливались с голубым куполом неба, и Шенн замер от испуганного восторга. Вот он, край земли! Он возбужденно вскинул руку, указывая на горизонт:

— Смотри! Там кончается земля! Я никогда не видел такого! А там вода! Сколько воды!

Далмира кивала и улыбалась. Не понимая слов, она видела восторг спутника и чувствовала почти то же самое. Великий и казавшийся нескончаемым лес закончился, и она была счастлива. Открывшийся глазу простор манил и будоражил ее не меньше, чем Шенна. Что там, за горизонтом, думала она, быть может, там есть города и живут люди? Отец рассказывал, что их предки приплыли на острова с огромной земли, такой же большой, как океан, не имеющей конца и края. Далмира видела океан и с трудом верила, что есть такая же огромная земля, но сейчас...

Сейчас многое изменилось. И она изменилась тоже. Отныне новый мир окружал ее, требуя подчинения неизвестным и неписаным законам. Законам, которых они не знают, и расплата за неведение может оказаться смертельной.

От красочного вида было никак не оторваться, и путешественники сделали привал тут же, на краю каменистого спуска. Не разжигая огня, они подкрепились остатками жареного мяса и долго сидели, глядя на щедро залитые солнцем пустоши. Что ждет их там? С высоты равнина выглядела безжизненной, но Шенн догадывался, что это далеко не так. Лес иногда кажется необитаемым и тихим, но он-то знает, какая жизнь и какая борьба за нее идет повсюду: в переплетении могучих корней, в дуплах и норах, в кустах и лощинах, и даже на кронах огромных деревьев. Любая тварь старается выжить, спастись от более сильного, сожрать того, кто слабее. То же предстоит и нам, подумал он.

— Идем? — поднимаясь, сказала Далмира, и кивнула в сторону равнины. Шенн понял ее, сел и завернул оставшееся мясо в два больших мягких листа, сорванных в лесу. Прошлой ночью из шкуры убитого зверя он сделал подобие заплечного мешка с одной лямкой и положил туда еду. Он выскабливал и отмывал шкуру в ручье, но все равно не смог выделать так, как делали женщины его рода. Мешок получился жестким и вонючим, ну и пусть. Все лучше, чем нести припасы в руках. Еще Шенн вырезал две увесистые и прочные палки, для себя и Далмиры. Концы палок он тщательно заострил, получилось пусть слабое, но все же оружие. Жаль, что кости короеда слишком хрупкие, Шенн мог бы изготовить из них наконечники для копья или дротиков.

Прежде чем двигаться, Шенн обернулся к лесу и склонил пред ним голову:

— Духи Леса, — произнес он, — я всегда приносил вам жертвы и отдавал лучшее, что имел. Спасибо, что хранили меня от врагов и давали пищу. Теперь я ухожу. Я знаю: ваша власть там, где есть деревья, но если можете, помогайте мне и дальше. Обещаю, что отблагодарю вас за все!

Далмира с удивлением слушала эту речь, понимая, что слова не предназначены ей, а кому-то в этом жутком лесу. Быть может, он прощается с родственниками или духами предков? Вид у Шенна был торжественный и несколько растерянный. Девушка догадывалась, почему.

Они начали спускаться, стараясь не поскользнуться на гладких скалах и каменных россыпях. Дорогу выбирал Шенн, внимательно высматривая удобный для прохода склон. Наконец, путники зашагали, уже не опасаясь падения. Круча стала более пологой, среди камней явились кусты и небольшие деревца, а сияющая лента приблизилась еще больше. Легкий ветерок принес необычный и новый для Шенна запах. Запах большой воды.

Россыпи скал и камней остались позади, и путешественники подошли к реке. Если даже вид с горы настолько впечатлил Шенна, то сейчас он просто раскрыл рот и опустился на колени перед великой водой, завороженно набирая ее в ладони.

'Видел бы ты океан! — с улыбкой подумала Далмира, глядя на спутника, без конца зачерпывающего и сливавшего с ладоней воду. Шенн оглянулся на нее и с восторженной улыбкой указал на широкую гладь, раскинувшуюся пред ними.

— Вода! — сказал он.

— Вода, — согласилась Далмира. — Много воды — река!

— Река! — повторил Шенн. — Много воды! Река-а-а!!

Берег был пологим и песчаным. Река поворачивала в сторону заката, и несколько белокрылых птиц парили над водой. Неподалеку рос кустарник, склоняясь к самой воде, далее над берегом вновь нависали скалы. Далмира посмотрела наверх: отсюда невозможно разглядеть тропинку, по которой они спустились. Со стороны кажется: круча совершенно неприступна. Интересно, Шенн запомнил дорогу назад? Если что-то случится, можно бежать той же дорогой, подумала она. Но сейчас на душе было спокойно. Тишина и тихий шелест воды успокаивали. 'Кажется, здесь безопасно. У нас есть мясо и вода, разведем огонь', — подумала Далмира. Она вгляделась в противоположный берег. В отличие от этого, тот был пологим, покрытым оранжево-желтым песком и мелкой растительностью. Пожалуй, она сможет переплыть на другую сторону, но умеет ли плавать Шенн? Глядя на восторженно шлепавшего босыми ногами по воде дикаря, девушка решила, что вряд ли. Раз он впервые видит столько воды, где он мог научиться плавать?

Хорошо бы вымыться! За время путешествия по лесу она чувствовала себя ужасно грязной. И если лицо и голову удавалось помыть в ручьях, то остальное тело зудело и чесалось от пота и грязи. Далмира оставила восторженного спутника у реки и двинулась в сторону кустарника. Там как раз укромное место. И помыться и одежду развесить. Быстро раздевшись, она сложила одежду на берегу, захватив с собой лишь рубашку, чтобы сразу ее постирать. Вода не особо теплая, но выбирать не приходится. Далмира вспомнила шторм и холодную морскую воду, в которой ей пришлось пробыть довольно долго, и пришла к выводу, что здесь не так уж и плохо. Дно песчаное, с редкими, щекочущими ноги водорослями. Река оказалась глубокой, Далмира зашла в воду по грудь, едва отойдя от берега. Она мылась и плескалась с таким удовольствием, что внезапно поймала себя на радостном смехе. Она смеялась! Как же давно она не смеялась!

Выстирав рубашку, Далмира пошла к берегу и увидала Шенна, с удивлением на-блюдавшего за ней. Смутившись, Далмира попыталась надеть на себя мокрую рубашку, но влажная материя слипалась, не желая налезать на такое же мокрое тело.

— Отойди! — сказала она Шенну. Он стоял на берегу, опершись на палку, и бесцеремонно разглядывал девушку. — Иди туда! Уйди! — и она махнула рукой в сторону берега.

— Уйди! — радостно повторил дикарь, повторив ее движение. Вот дубина!

Кое-как она напялила рубашку и вышла из воды. Мокрая ткань облепила тело, и Далмире стало холодно. Хорошо бы выжать рубашку, но Шенн стоит и смотрит! Как же заставить его уйти, если он ничего не понимает? Она вспомнила, как в лесу он справлял нужду, совершенно ее не стесняясь, и тогда это шокировало девушку. Наверно, у лесных жителей принято не стесняться друг друга? Так это или нет, но она не привыкла раздеваться перед глазеющим мужчиной.

Прикрываясь руками, она вышла на берег и, подхватив одежду, зашла в кусты. Жесткие ветви царапали голые руки и ноги, но Далмира упрямо продиралась вперед. Шенн что-то сказал, провожая ее недоуменным взглядом. Конечно, дикарь, тебе этого не понять! Только бы найти подходящую полянку...

Из-под ног раздалось зловещее шипение, и Далмира, позабыв про стыд, выскочила обратно на берег. Какой-то зверь шевельнул ветви кустарника и еще долго шипел и урчал вослед. Что за невезение! Далмира подошла к Шенну и, подталкивая его руками, указала на место стоянки:

— Иди! Иди туда! Иди же, дурак безмозглый!

Шенн упирался, но не слишком сильно и что-то говорил, указывая на кусты. Она поняла, что он беспокоится о ней, но сейчас не испытывала никакой благодарности. Только бы он ушел!

Наконец, дикарь повернулся и пошел к оставленным на берегу припасам. Воспользовавшись моментом, Далмира споро сняла рубашку, выжала ее и вновь надела, едва не стуча зубами от холода. Солнце клонилось к закату, уже не грея, как прежде. Затем девушка прополоскала штаны и куртку, выжала их и только потом вернулась к стоянке.

Шенн уже развел огонь и подогревал остатки мяса. Далмира села поближе к огню и улыбнулась Шенну, чтобы он не обижался. Ей стало стыдно за то, что она так грубо вытолкала его. Он молча подал ей мясо. Когда поели, Шенн жестами дал понять, что необходимо собрать немного хвороста для постели. И в самом деле, не спать же на песке и камнях? Далмира сразу вспомнила первую ночь после кораблекрушения. Тогда она просто не могла заснуть от пронизывавшего ветра и холода. Сейчас у них есть костер, но он рано или поздно погаснет, а возле воды всегда холоднее. Вместе они отправились к кустам, наломали веток с широкими пушистыми листьями и соорудили неплохую постель. Девушка опустилась на ложе, и подумала о том, что, наверно, им придется спать по-очереди. Вдруг здесь опасные звери? В лесу она полагалась на Шенна, засыпая, она всегда видела его настороже и даже не задумывалась, спал ли он вообще...

Между тем Шенн достал небольшой мешочек и высыпал на ладонь горстку серой пыли. Далмира с интересом следила за ним. Юноша что-то сказал, прижимая одну руку к груди, а затем обошел место стоянки, рассыпая эту странную пыль. После чего опустился на лежанку и, похоже, собрался спать. Поглядев на сидевшую девушку, он указал ей на место рядом с собой. Далмира посмотрела на него, намереваясь сказать о дозоре по-очереди, затем поняла, что Шенн все равно ее не поймет, и разговор станет пустой тратой времени. Наверно, им нечего здесь бояться. Она успокоила себя тем, что дикарь лучше нее чует опасность, и если спокойно ложится спать, значит, и она может. Далмира закуталась в куртку хелмара и легла рядом с Шенном, повернувшись к нему спиной. Шенн мирно лежал и спал, дыхание юноши было спокойным и ровным. Он славный, вдруг подумала Далмира, дикий — но славный. Он друг, который не бросит, и это все, что ей сейчас нужно. Вот только пахнет как-то... Надо бы сказать ему, чтобы вымылся в реке, да только как? А если они в своем лесу вообще не моются?

Мысли ее смешались в какой-то водоворот. Она вспоминала свою жизнь, отца, друзей и знакомых, хелмаров, страшный лес и кораблекрушение. Устав от воспоминаний, Далмира посмотрела на мерцавшие над головой звезды. Как странно! Столько всего случилось, а они все так же светят в ночи, и будут светить, когда ее не станет... Огромная красная луна показалась из-за облака, окрашивая верхушки волн багровым. В такие ночи на ее острове старались не выходить из домов, и тем более в море, чтобы не попасть в лапы морских демонов. В такое время демоны выходят из воды и греются в лунном свете. И тому, кто посмеет их потревожить, будет несдобровать. Но здесь, наверно, их нет, это река, а не море...

Далмира проснулась от толчка и испуганно вздрогнула. Шенн стоял над ней и улыбался:

— Солнце! — сказал он, указав наверх. Девушка потянулась и ощутила, как вдруг стало тепло. Поднявшись уже довольно высоко, солнце нагрело ее куртку и сапоги. Далмира поднялась и подошла к воде. Ее отражение было растрепанным и косматым. Как жаль, что нет зеркала! Она оглянулась на Шенна. Он смотрел на девушку и улыбался. Потом подошел и взял в руки ее волосы.

— Они очень красивые, — сказал он. — И ты очень красивая.

Далмира не поняла.

— Если бы у меня был гребень, — огорченно произнесла она. Он выпустил прядь из рук. Далмира умылась и, как могла, пригладила волосы. Шенн протянул ей маленький кожаный ремешок и что-то сказал, указав на волосы.

— Спасибо. Наверно, так будет лучше, — Далмира связала рыжие локоны в одну прядь и заплела кончик ремешком. — Пусть будет так, — и она улыбнулась ему.

Без лишних слов они собрались и двинулись вдоль реки. Направление выбирать не пришлось: с одной стороны берег был слишком крут и неприступен, пришлось бы лезть в гору, так что отправились в сторону кустов, за которыми купалась Далмира. Шли вдоль берега, внимательно оглядывая заросли: в них мог притаиться какой-нибудь хищник. Шенн часто останавливался, шумно втягивая носом воздух, и Далмире казалось, что дикарь больше полагается на нюх, чем на глаза. Впрочем, она привыкла к этому и уже не удивлялась.

Они прошагали довольно долго и, наконец, уперлись в каменистую россыпь, совершенно преградившую им путь. Большие, некоторые величиной с человека, валуны лежали на берегу и верхушки их виднелись над бурлящей водой. Здесь река уже не напоминала себя прежнюю. Словно разозленная неожиданной преградой, она шумела и бурлила, пытаясь своротить огромные камни. Здесь даже Далмира поостереглась бы входить в воду, про Шенна и говорить не приходилось. А лезть вверх еще опасней: падение с такой кручи будет смертельным. Крутой, обрывистый берег вздымался над их головами на высоту огромного дерева. Далмира посмотрела на спутника, и увидела, что тот помрачнел. Пути дальше не было, если только не вернуться к ночной стоянке и снова не забраться наверх, попытаясь пройти над обрывом. Но смогут ли они потом спуститься?

Путники медленно побрели назад. Далмира подумала, что теперь остается один путь: через реку. Но, скорей всего, Шенн не умеет плавать. Что же делать? Еды у них уже не осталось, и никаких следов людей путешественники не замечали. Да есть ли здесь вообще люди? Быть может, эта огромная земля безлюдна и пуста, и им суждено провести всю жизнь здесь, в этих бескрайних равнинах? Отец рассказывал Далмире, что их предки приплыли на острова, спасаясь от какой-то опасности, но что это была за напасть, не сказал...

Очень хотелось есть, и Далмира решила поймать рыбу. На ее острове все дети любили и умели ловить морских тварей, и она не была исключением. Правда, перед ними не море, а река, но и в реке должна быть хоть какая-то рыба.

Она сняла сапоги и жестами показала Шенну, что ему следует остаться на берегу.

— Сиди здесь. И дай мне нож. Нож!

— Нож, — понял Шенн и подал ей металлическую заколку. Девушка расплела косу и привязала ремешок к узорному отверстию на заколке, а другой конец — к запястью.

— Жди меня здесь, — повторила она и решительно вошла в реку, стараясь дер-жаться ближе к зарослям, подступавшим прямо к воде. В таких местах любят селиться большие неповоротливые рыбины. Они высовывают головы из-под корней, глотая зазевавшуюся мелкую рыбешку. Наживкой должна стать ее заколка, маленькая и блестящая, ну, а дальше...

Она нырнула и открыла глаза. Вода чистая, и солнечные блики играют на песчаном дне. Далмира поплыла под водой, стараясь заметить хоть какое-то движение. Им очень нужна еда, а ей — добыча, ведь все это время Шенн кормил ее, и девушка не желала быть никчемной обузой.

Она вынырнула и увидела, как дикарь забрался в воду почти по пояс и с непри-крытым страхом смотрит в ее сторону. Далмира махнула рукой:

— Все хорошо! Не заходи в воду! Иди назад!

Но Шенн не слушал. Он выкрикивал ее имя и двигался прямо к ней, погружаясь все глубже. Куда он идет, здесь на дне такие ямы! Неожиданно парень потерял равновесие и с головой погрузился в воду. Далмира вскрикнула и поплыла к нему. Шенн вынырнул и закричал, барахтаясь на плаву. Дурак, куда же ты полез, думала девушка, быстро приближаясь. Вдруг он ушел под воду, и Далмира нырнула вслед за ним. Схватив парня за волосы и одежду, она потащила его к берегу.

Шатаясь под ношей, она вынесла утопающего на берег и, повернув его голову набок, несколько раз надавила на грудь. Изо рта Шенна полилась вода, он судорожно вздохнул и закашлялся.

— Дурак! Я же говорила тебе: оставайся на берегу! — Далмира раздраженно взмахнула руками, только сейчас сообразив, что из-за него потеряла свою рыболовную снасть. Вот проклятье! Ни рыбы, ни ножа! Надо быстрее найти хотя бы нож. Уже не опасаясь, что он бросится за ней, Далмира вновь вошла в воду и нырнула. Нырять пришлось несколько раз, но все же нож она обнаружила благодаря черному ремешку, хорошо заметному на желтом песчаном дне. Выныривая, она каждый раз косилась на Шенна, но теперь он сидел смирно, уже не пытаясь следовать за ней.

Стайки мелких рыбешек проплывали мимо, но ловить их было делом бессмысленным. Слишком маленькие и слишком юркие. Неужели здесь нет подходящей рыбы? Далмира устала, воздуха хватало все меньше и меньше, но вдруг среди водорослей она увидела длинную пеструю рыбу, похожую на морскую змею. Змеи были опасны, в их зубах таился смертельный яд. Тем не менее, зная определенные правила, даже дети на ее острове ловили их.

Далмира вынырнула, глотнула воздух и вновь ушла на глубину. Зависнув над водорослями, она стала медленно опускаться вниз. Рыба была длинной и пятнистой, неплохо сливаясь с дном. Она караулила добычу, не подозревая, что сама станет ей. Далмира резко схватила ее за голову, запустив пальцы под жабры. Рыба забилась, пытаясь уйти в водоросли. Она была сильна, но не сильнее девушки, вцепившейся в нее мертвой хваткой. Отчаянная схватка затянулась, но Далмире уже не хватало воздуха. Тут она вспомнила о ноже-заколке и вонзила ее в глаз добыче, а затем и в брюхо. Вода окрасилась кровью, рыба ослабела и позволила вытащить себя на поверхность.

Захлебываясь, Далмира вынырнула на поверхность и поплыла к берегу, загребая одной рукой. Совершенно обессиленная, она вытащила добычу и бросила на песок перед изумленным Шенном:

— Вот тебе рыба. Мы зажарим ее и съедим, — и она упала на песок, тяжело дыша. — Разведи огонь!

— Шенн сделает огонь, — кивнул парень и отправился колдовать со своими палочками. Далмира отдохнула, затем, уже не прячась от Шенна, скорчившегося над занимавшимся костром, сняла рубашку и выжала ее. Хорошо, что вода здесь гораздо теплее, чем в море, подумала она, но почему он не занимается рыбой?

Дикарь развел костер, но к рыбе не притрагивался, смотря на нее с каким-то омерзением. Далмира поняла: он никогда не ел рыбу! Что ж, придется все делать самой. И ловить, и готовить.

Она не стала чистить рыбу, а, подождав, пока костер прогорит, положила ее в тлеющие угли. Если бы достать глины, можно обмазать ей рыбу и запечь, но... так тоже неплохо. Лучше, чем ничего. Шенн с интересом принюхивался и что-то говорил, указывая на присыпанную углями рыбину. Далмира улыбнулась:

— Не бойся, Шенн, она вкусная. Скоро рыба будет готова, и мы поедим. Ры-ба! Это называется рыба!

— Ры-ба, — повторил Шенн. 'Как это можно есть?' — подумал он, однако запах запекшейся речной гадины был гораздо привлекательнее запаха сырой, в животе урчало от голода, и он решился попробовать жареную речную тварь. Вот только с чего начинать? У животных вкусные ноги или шея, но у этой 'ры-бы' нет ног, да и шеи тоже. Одна голова и покрытое блестящей чешуей туловище. Он тайком отщипнул одну чешуйку и отправил в рот. Жестко и невкусно. Может, когда поджарится, станет лучше? Если Далмира так хорошо плавает в воде, и даже поймала такое чудище без рук и ног, то, наверно, знает, как его есть...

Решив, что рыба готова, Далмира извлекла ее веточкой из костра и положила на плоский камень. Ножом она разделила рыбину вдоль хребта и протянула половину Шенну:

— Ешь.

Он осторожно принял еду в руки и замер, наблюдая за Далмирой. Девушка ободрала чешую и впилась зубами в белое мясо, проглотила кусок и довольно облизнулась. Шенн последовал ее примеру. Скользкая речная тварь оказалась не такой уж противной на вкус. Мясо ее было пресным и непривычно мягким, не таким, как упругое мясо животных, к которому привык Шенн. Кости рыбы были мелкими и колючими, Шенн проколол губу и едва ими не подавился. А, в общем, неплохая еда, решил он, вот только ловить этих рыб я вряд ли научусь...

По обыкновению, после еды они занялись словами. Одновременно Далмира решила убедить Шенна переправиться на другой берег. Словами и жестами она добилась, чтобы он понял: им нужен другой берег, но во взгляде юноши увидела страх и недоверие. Он просто утонет, подумала Далмира, нам нужен плот или хотя бы одно большое дерево! Шенн мог бы держаться за него, и они пересекли бы реку. Но, бродя по берегу, она не видела упавших деревьев, а срубить дерево было нечем.

Быть может, я смогу научить его плавать, подумала Далмира. Он ловкий и силь-ный, неужели не сможет? Она кинула взгляд на противоположный берег. Далеко. Так далеко, что будь у нее праща, она вряд ли добросит туда камень.

— Нам нужно дерево, Шенн. Дерево, — объяснила девушка. — Дерево надо положить в воду, и тогда ты сможешь переплыть туда!

— Дерево? — спросил Шенн. — В воду?

— Да, Шенн. Дерево надо положить в воду, — Далмира подняла с песка их заостренные палки и пошла к воде, жестом позвав за собой парня. Шенн стал рядом, наблюдая, как девушка кладет палки на воду. Палки не утонули, а плавали на поверхности. Далмира указала на палки и на другой берег. Палки не тонут, догадался Шенн, значит, уцепившись за них, можно перебраться через реку!

— Я понял! — довольно кивнул он. — Мы можем это сделать прямо сейчас!

Он схватился за палки, радостно затряс ими перед Далмирой и бодрым шагом двинулся на глубину. Девушка бросилась следом и ухватила безумца за одежду:

— Куда ты идешь? Эти палки не удержат тебя!

Шенн не понимал. Тогда она толкнула его в воду. Шенн попытался опереться на копья, но они предательски тонули. Расстроенный и мокрый, он вышел обратно на берег.

— Нужно большое дерево, понимаешь? Большое!

Слово 'большое' Шенн понимал. Чтобы удержать в воде большого Шенна, нужно большое дерево, догадался он. Но где его взять? Он осмотрелся: деревца и кусты на берегу были совсем небольшими. Некоторые втрое толще, чем их палки, но как их срубить, чем? Маленький нож, пусть даже крепкий и острый, для этой цели не годился. Шенн попытался выдернуть кусты руками, но сил явно не хватало.

Близился вечер, и Далмира поняла, что сегодня они точно останутся здесь. Хорошо, если не навечно! И вдруг ее осенило: а если наломать побольше прутьев и накрепко связать их? Получится что-то вроде плота! Она подозвала Шенна и повела его в заросли. Отломав несколько прутьев, она сложила их вместе и обмотала кожаным ремнем:

— Ты понимаешь? Мы сделаем плот! Собирай ветки. Дерево, ветки, — повторила Далмира, показывая на отломанные прутья.

Они трудились до сумерек, собрав огромный ворох валежника и веток. Используя нож, они подрезали крупные сучья, повиснув на них, обламывали и кидали в кучу. Здесь же решили заночевать. Как и в тот раз, Шенн вновь обошел место ночлега, посыпая вокруг странным порошком. Измученные работой, они быстро уснули.

Утром завтракать было нечем, и девушка вдоволь напилась воды, заглушая тре-бующий пищи желудок. Затем Далмира без сожаления распорола хелмарскую куртку, разрезав ее на полоски, затем то же проделала с мешком Шенна. Юноша не возражал, внимательно наблюдая за приготовлениями. Девушка связала ремни между собой, получив две небольших кожаных веревки. Оставалось связать ими прутья.

— Держи, — велела она, жестом показав Шенну взять ветки в охапку. Он понял и с трудом приподнял сложенную кучу. Далмира принялась обвязывать их, затягивая веревку изо всех сил, ведь от этого зависела жизнь Шенна. Связав одну сторону, она устала и обессиленно уселась на песок. Шенн понял, что она делала, и перехватил инициативу. Положив вязанку на песок, он так же, как она, протянул веревку под ветвями и накрепко затянул.

— Правильно! — с улыбкой сказала она. — Ты умный, Шенн. Молодец. Теперь отдохнем.

Он кивнул. Далмира посмотрела на него, отмечая, что все же он по-своему красив, особенно, не будь на щеке уродливого шрама. Шенн не был похож на парней из ее селения, по-иному двигался и одевался. Дикарь во многом был чужд и непонятен девушке, но с ним Далмира чувствовала себя под защитой, она верила Шенну, зная, что он не оставит в беде...

Переправляться решили в полдень, чтобы до ночи успеть высушить вещи. Вода была не такой уж холодной, солнце светило ярко, и все же Далмира волновалась. Не-смотря на меры предосторожности и связанный собственными руками плот, она беспо-коилась за Шенна. Когда-нибудь я обязательно научу его плавать, подумала она, а сейчас надо только добраться до другого берега! Издалека они заметили каких-то животных, четвероногих, небольших, но очень быстрых. Стайки этих тварей время от времени появлялись на противоположном берегу, спускались к реке и пили воду, а потом так же стремительно исчезали. Далмире они не показались опасными, а значит, если удастся подкараулить и убить такое существо, у них будет достаточно мяса, чтобы не умереть от голода.

Шенн храбрился изо всех сил. Вид широкой сине-серебристой ленты повергал его в ужас, но юноша не выказывал страха, с нарочитой небрежностью прогуливаясь вдоль кромки воды. Казалось, до другого берега совсем недалеко, он пробежал бы это расстояние очень быстро. Но двигаться по воде так, как это делала Далмира... Это настоящая магия! Всякая вещь, кроме дерева, неизбежно тонет в воде, это знают даже малыши его рода. И человек тоже! Но Далмира не только не тонула, она погружалась в глубину и выходила оттуда невредимой, хотя и заметно уставшей. Вот бы и ему овладеть этой магией! Но как Далмира научит Шенна, если он не знает языка, ведь наверняка она использует какие-то заклятья?

Когда девушка стала связывать ветви, Шенн снова поразился ее мудрости. Она решила обмануть воду! Две палки тонут и не могут удержать его над водой, а много — наверняка удержат! И без всякой магии! Связав плот, Шенн захотел тут же опробовать его, но Далмира удержала. Они немного отдохнули, а потом вместе опустили плот на воду.

Шенну было страшно, он прекрасно помнил, как вчера едва не пошел ко дну, и только Далмира спасла его. Но с ранних лет его приучали не выказывать страха ни перед кем, будь то зверь или человек. Боялись только Хозяина Леса, а когда Шенн своей рукой ранил его, получилось, что бояться вообще стало некого...

Далмира завела его на мелководье и знаками приказала взобраться на плот. Шенн попробовал сесть на вязанку верхом, но раз за разом оказывался в воде и поднимался, мокрый и смущенный. Далмира качала головой и смеялась, и он понял, что ни сесть, ни тем более встать на такой плот ни у кого не получится. Оставалось только лечь. Он осторожно лег на вязанку, сжимая зубы от близости сверкающей и спокойной, но такой опасной для него воды. Плот держал. Шенн покачивался на воде и не тонул! Обрадовавшись, Шенн сделал неосторожное движение и перевернулся. Хорошо, что вода здесь только по-пояс! Далмира неодобрительно покачала головой и, подойдя к нему, провела ладонью по горлу:

— Надо быть очень осторожным, Шенн. Если упадешь с плота — утонешь! Очень осторожно!

— Очень осторожно, — повторил за ней Шенн, интуитивно понимая значение этих слов, а особенно характерного жеста, говорящего о смертельной опасности. Еще бы! Он и так понимал: перевернись он на середине — и Далмире не хватит сил вытащить его на берег.

— Я еще попробую, — сказал он и вновь лег на плот. После нескольких попыток Шенн понял, что главное — равномерно распределить вес, чтобы ни одна из сторон плота не перевешивала. Успокаивало то, что даже если упадешь с плота в воду, можно остаться на плаву, ухватившись за связанные ветки. Правда, забраться обратно на плот вряд ли получится.

Стоя рядом, Далмира внимательно наблюдала за попытками дикаря удержаться на самодельном плоту. Он старался, и для первого раза получалось неплохо. Подойдя ближе, девушка взяла его руки и показала, как надо грести, чтобы двигаться в воде. Затем и сама окунулась, чтобы продемонстрировать работу руками.

Шенн все понял, но повторить оказалось не так просто. При малейшем движении плот раскачивался, грозя перевернуться. Он барахтался долго и порядком устал. Далмира заметила это и вытащила парня из воды:

— Хватит, тебе надо отдохнуть. Мы должны переплыть реку сегодня.

Они посидели на берегу, и Шенн заметил, как погрустнела девушка. Похоже, она сама не верит, что он сможет преодолеть эту реку. Но ведь они смогли выйти из Леса, обмануть старейшину Кирма и ранить самого Хозяина! Вспоминая об этом, Шенн наполнялся гордостью и отвагой. Если мы смогли это сделать, то почему не сможем победить реку?

Он положил Далмире руку на плечо и ободряюще улыбнулся

— Я смогу! Я переберусь на тот берег, вот увидишь, или я — не Зверь!

Она, кажется, поняла и неожиданно крепко обняла его. Шенн почувствовал запах ее волос, и глаза девушки оказались снова у его лица, так близко, что можно было дотронуться до них губами... И тогда он понял, что они смогут. И, что бы ни случилось, Далмира не бросит его, как и он ее, потому что в этом мире они выживут только вдвоем...

Глава пятая. Движущийся город

По мере продвижения Шенн ощущал все большую уверенность в себе. Он контролировал плот и медленно, но верно приближался к противоположному берегу. В начале пути было легко, но затем, ближе к середине, течение, внезапно подхватившее плот, сильно напугало юношу. Река тащила куда-то, он чувствовал силу и мощь потока, ощущая себя ничтожной пушинкой, листом, уносимым ветром. Лишь присутствие Далмиры, плывущей рядом, не давало поддаться панике. Не обращая внимания на течение, она целеустремленно двигалась к берегу, и Шенн, сжав зубы, старался размеренно грести следом.

Им повезло: река делала поворот, и течение само собой приблизило их к вожделенной цели. Шенн различал листья на прибрежных кустах и, помня, какой грозной казалась река с оставленного ими берега, уже праздновал победу. Вот он, берег, в каких-то тридцати шагах! Он яростно заработал порядком уставшими руками, но вдруг потерял равновесие и оказался в воде!

Реакция не подвела — Шенн успел ухватиться за плот, но нескольких мгновений паники было достаточно, чтобы его отнесло от Далмиры. Когда девушка заметила его падение, Шенна унесло довольно далеко. Она слишком устала, чтобы его догонять. Далмира выбралась на сушу и, спотыкаясь от усталости, побежала вдоль берега:

— Греби к берегу, Шенн, к берегу!

Он старался, загребая руками и ногами, он бился с этой рекой насмерть и вдруг почувствовал дно! Пошатываясь, он из последних сил рванулся к берегу, выпустил из рук плот и упал на прибрежный песок.

— Шенн, ты смог! — смеясь от радости, Далмира подбежала к нему и обняла, заглядывая в глаза. — Шенн, ты молодец! Я горжусь тобой, ты смог!

Радость от свершённого подвига прошла быстро, и вскоре мысли путешественников заняла только еда. Сил потеряно много, а есть нечего. Будь они в лесу, Шенн бы мигом отыскал, чем забить желудок. Съедобные коренья и травы, ягоды и плоды, грибы и насекомые, не говоря уже о животных — в Лесу можно есть все, а что можно есть тут, в этой странной сухой равнине? Как выжить?

Этой ночью они легли спать голодными. Шенн надеялся убить какое-нибудь жи-вотное, приходящее на водопой, но животные чуяли их и боялись, или просто не спускались к реке в темноте. Ловить рыбу в темной воде было невозможно и, смирившись с голодом, Далмира подумала, что все равно следует благодарить богов за то, что Шенн не утонул, а завтра... Завтра они найдут какую-нибудь еду.

Утро они провели в засаде. Затаившись за кустами, Шенн и Далмира поджидали круторогих зверей, спускавшихся к водопою. Юноша сжимал в руке дротик, думая, что пугливые твари вряд ли дадут ему времени на второй бросок. Не шевелясь, он глазами примеривался к добыче, выбирая самого маленького. С большим животным им не совладать, кто знает, как они могут драться рогами? Пугливо дергая ушами, стая спустилась к воде. Животные пили, склонив грациозные шеи, и Шенн занес руку для броска. Пора! Приподнявшись на одно колено, юноша с силой метнул дротик, но в последний момент детеныша заслонил крапчатый бок взрослого зверя. Дротик вонзился в него, зверь вскрикнул и понесся прочь, а за ним — и вся стая. Шенн выскочил из укрытия и побежал следом. Круторогие уносились в степь, но острый взгляд охотника различил темные капли крови на рыжей траве. Зверь ранен, и силы скоро оставят его! Надо бежать за ними, бежать, пока хватит сил!

Далмира подхватила копье и побежала за Шенном. Юноша бежал размеренно и быстро, и девушка с трудом догнала его, но тут же стала отставать. Стая животных стремительно удалялась, их крапчатые крупы сливались с грязно-желтой травой.

— Быстрее! — подгонял ее Шенн. — Видишь кровь? Он скоро падет, и у нас будет еда!

Далмира не ответила, задыхаясь от быстрого бега. Она бежала с трудом, все чаще останавливаясь, и вырвавшийся намного вперед Шенн понял, что охота закончилась. Зверь слишком силен, если до сих пор не пал, или рана слишком легкая...

Они остановились и сели. Безжалостное солнце взобралось высоко и, казалось, жгло лучами прямо сквозь одежду. Надо возвращаться к реке, подумала Далмира.

— Идем назад, — сказала она. Шенн не понял. — Туда, к реке! — крикнула она. — К воде!

Здесь слишком сухо и пустынно, подумал Шенн, вряд ли мы найдем здесь еду. Даже трава сухая и жесткая. Надо возвращаться.

Они повернули назад, но вдруг, за цепочкой видневшихся вдали холмов Шенн заметил черную движущуюся точку. Он остановился, чтобы рассмотреть получше, но точка пропала. В конце концов, река не так уж далеко отсюда, подумал он, мы можем пойти туда и посмотреть...

Он долго объяснял девушке свои мысли, показывая на холмы, но она качала головой, не соглашаясь углубляться в неприветливую и пустынную равнину. Шенн даже вспылил, намереваясь отправиться туда сам, а она пусть сидит и ждет его тут. Почувствовав, что спор подходит к опасной грани, Далмира уступила.

Путь до холмов они прошли молча. Это были огромные, покрытые редкой травой барханы. Сухой ветер проносился над ними, выстраивая миллионы песчинок в ступенчатые извилистые узоры. Шенн первым вскарабкался наверх, и Далмира услышала его призывный крик.

— Что случилось? — по колени утопая в песке, она не без труда взобралась на бархан и увидела такую же унылую степь, расстилавшуюся пред ними. И зачем он кри-чал? Далмира не сразу заметила извилистую полоску, выделявшуюся на оранжево-желтой равнине. И тоже удивленно вскрикнула:

— Это дорога, Шенн! Дорога! Бежим!

Они сбежали с холма и, приблизившись к дороге, изумленно замедлили шаг. Действительно, похоже на дорогу, но какую! По ширине она могла соперничать с рекой, через которую они перебрались! Ни трава, ни растения не росли на выжженной солнцем и утрамбованной до каменной твердости земле, являя разительный контраст с пустынной, но все же покрытой хоть какой-то растительностью равниной.

— Какая огромная тропа! — произнес Шенн. — Какие же звери по ней ходят? Нам лучше уйти отсюда, Далмира!

Он не понимал, чему она радуется. Люди не могли протоптать такую тропинку — зачем? Местность здесь ровная, встречавшиеся им холмы невысоки и редки. Можно свободно идти, куда захочешь, и тропинки не нужны. Это тропа на водопой, подумал Шенн, вот только кто протоптал ее? Вдруг он заметил что-то и, нагнувшись, оторвал от земли кусок засохшего помета. Он размял его пальцами, наметанным взглядом отметив кусочки непереваренной травы. Это уже лучше, выходит, огромные твари травоядные и вряд ли набросятся на них первыми...

— Смотри, Шенн! — громкий крик девушки прервал его размышления. Шенн вскинул голову: огромная туча пыли надвигалась со стороны реки. Далмира всматривалась в нее, пытаясь понять, что это: пыльная буря или огромное стадо животных, бредущее куда-то? Если животные, может, на этот раз им повезет, и удастся убить хотя бы одно...

Шенн с тревогой разглядывал странное облако, затем повернулся к Далмире и указал в ту сторону:

— Идем за ними! Если это животные, то вряд ли хищники — они стадами не ходят. И помет у них другой. Идем, здесь мы просто умрем от голода.

Она кивнула. Шенн говорил на жуткой смеси своего языка и нескольких выученных слов, но она поняла. Надо рискнуть.

Они снова побежали. Животные двигались быстро и, к счастью, в их сторону. Решив срезать угол, Шенн и Далмира пробежали между холмов, и замерли от открывшейся глазам невероятной картины...

Огромное строение из светлого дерева, непохожее ни на что виденное Далмирой прежде, двигалось по пустыне, поднимая клубы пыли, и гул движущегося дома напомнил ей отзвук камнепада. Шенн никогда не видел домов, в Лесу никто ничего не строил ни из дерева, ни из камня, жили в шалашах, норах, на деревьях. И потому вид гигантского сооружения вызвал у него почти благоговейный ужас. Шенн принял дом за огромное чудовище и схватил Далмиру, пригибая к земле:

— Чудовище заметит нас!

— Да отпусти же ты! — вырывалась девушка. — Это люди! Пойми, Шенн, там — люди!

Она была поражена, как никогда в жизни! Далмира видела черные проемы окон в стенах движущегося города, видела гигантские вращающиеся колеса, но сейчас все удивление меркло перед единственной мыслью: там, внутри — люди! Люди!

С огромным трудом она заставила дикаря следовать за собой. Шенн двигался неохотно, всем своим видом выказывая желание немедленного бегства, и Далмире пришлось тащить его за руку:

— Иди же! Быстрее! Дикарь, ты что, домов никогда не видел? Ну, пусть огромный, на колесах, но все же это дом, Шенн, понимаешь, дом! И внутри люди! Они помогут нам.

Шенн видел, что Далмира хочет нагнать это жуткое чудовище. Зачем? Ему было страшно, но ведь было страшно и перед рекой, а он смог победить ее. И быть может, она видела такого зверя и знает, что он не опасен? После некоторых колебаний он позволил себя убедить и побежал рядом с девушкой. Бежать с холма, а затем по вытоптанной земле было нетрудно и даже приятно, ноги сами неслись вперед.

Они приблизились к чудовищу на расстояние броска дротика, и Шенн не поверил глазам. У чудища не было лап, вместо них по земле катились огромные деревянные болванки. Они были действительно из дерева — Шенн различил характерные полоски распиленной древесины. Еще отчетливей стал слышен странный звук, какие-то размеренные удары, от которых сотрясалась земля. Шенн почувствовал эту дрожь даже через сандалии. Затем зверь зарычал, и Шенн в ужасе упал наземь.

— Вставай, что с тобой? — Далмира потянула его с земли. — Это трубил рог! Они заметили нас!

В боку зверя приоткрылось окошко. Оттуда высунулась голова, и зычный голос что-то прокричал, но циклопический город не останавливался, продолжая катиться дальше. Далмира не расслышала слов, но человек из окна указал рукой куда-то вниз. Он приглашал их внутрь! Девушка дернула Шенна, из последних сил таща за собою:

— Идем же! Они зовут нас! Быстрее, Шенн!

Шенн крепче сжал заостренную палку — свое единственное оружие, и подчинился спутнице. Если она не боится, значит, знает, с чем имеет дело, думал он, спеша за ней. Не показывай страха, Шенн, не теряй лица, Зверь, бормотал он, двигаясь вслед за девушкой. Путники с трудом догнали катящееся строение, и нависшие над головой высоченные борта сухопутного корабля невольно заставили Шенна втянуть голову в плечи.

В борту деревянного монстра откинулась дверь, и выглянувший наружу человек махнул рукой, снова что-то прокричав. Путники прибавили ходу, хотя и так бежали на пределе сил. Невероятных размеров колеса вращались рядом, одно неосторожное движение или падение — и циклопические жернова раздавят, как букашку.

Откинувшаяся дверь висела, подобно лестнице, и достаточно низко, чтобы бегу-щие смогли уцепиться за нее. Шенн подсадил Далмиру, затем вскарабкался сам. Ожидавший у проема человек впустил их внутрь и, потянув за веревку, поднял дверь и закрыл проем.

Сразу стало темно. Более привычный к полумраку леса Шенн сумел разглядеть, что они находятся в небольшой комнатке с большим проемом, ведущим куда-то внутрь гигантского дома. Нос юноши уловил множество незнакомых прежде запахов, а уши тотчас заложил странный, еще более ощутимый, чем снаружи, гул.

Человек, впустивший их, стоял неподвижно, бесцеремонно разглядывая пришельцев. Он совершенно их не боялся, и Шенн понимал, почему: на его запястье болталась внушительная дубинка с шипами, сделанными из того же материала, что и заколка Далмиры. Удар такой дубины с легкостью разобьет череп, как перезрелый орех. Встретивший их был невысок и пузат, длинные сальные волосы закрывали уши и спускались до плеч. Одет был в кожаную рубаху и широкие штаны из материи, державшиеся на красивом узорчатом поясе. Обитатель дома на колесах подошел к Шенну, взялся за его палку и попытался вырвать из рук. Шенн не отдавал.

— Отдай, Шенн! — Далмира демонстративно бросила свою палку в угол и помогла стражу отнять у юноши дротик. — Мы без оружия! Спасибо, что впустили нас! Вы понимаете меня?

Страж посмотрел на девушку и что-то проговорил. Далмира наморщила лоб. Она ничего не понимала. Отдельные слова казались ей знакомыми, но звучали по-иному, не так, как у нее на острове.

— Я ничего не понимаю, — растерянно сказала она. Какая досада: оказаться среди людей, но не понимать их! Далмира поняла, что оказалась в том же положении, что и Шенн, теперь ей придется учить язык неизвестных наравне с ним.

Страж подошел, взял Далмиру за плечи и повернул, разглядывая со всех сторон. Измученная девушка позволила ему это и не отстранилась. Наверно, он ищет оружие. То же самое страж проделал и с Шенном. Оставшись довольным увиденным, он жестом пригласил их за собой. Озираясь, путешественники пошли за проводником.

За проемом располагался длинный коридор. Провожатый повернул налево. Деревянный пол под ногами заметно покачивался и, если Шенна это напрягало, то Далмира была спокойна. Похожая качка была на кораблях хелмаров. Вспомнив о морских разбойниках, девушка невольно вздрогнула: а вдруг и здесь их схватят и возьмут в рабство? Теперь поздно думать — они внутри странного города. Оставшись снаружи, они погибнут в бесплодной пустыне.

Мощный удар по стенке заставил Шенна сжаться и отпрыгнуть в сторону. Далмира едва не вскрикнула, но провожатый был совершенно спокоен и, оглянувшись на них, усмехнулся, показав крупные белые зубы. Они двинулись дальше. Узкая лестница повела наверх. Путники миновали один этаж, затем другой и, наконец, оказались в небольшой комнате. Далмира невольно улыбнулась, с радостью узнавая знакомые с детства вещи: тканый ковер на полу, кованые светильники и квадратный сундук в углу. Через узкое окно виднелась покачивавшаяся оранжевая равнина.

В комнате была еще одна дверь. Страж подошел к ней и тихо, вежливо постучал. Послышались шаги, дверь отворилась. Через порог переступил высокий, дородный человек в длинном просторном одеянии, подвязанном роскошным узорчатым поясом. Лицо его совершенно не походило на лица хелмаров или островитян: щекастое и продолговатое, оно было тщательно выбрито, широкий нос грозно нависал над толстыми губами, а прямо под глазами виднелись синие, вытатуированые на коже, знаки.

Глава дома, подумала Далмира, или кто-то очень важный. Шенн тоже сообразил, что перед ним, должно быть, старейшина и постарался держаться спокойно и независимо, ничем не выказывая сдавившего внутренности страха.

Человек и стражник перекинулись несколькими фразами. Далмира слушала, по-прежнему ничего не понимая. Старший обратился к ней, но она растерянно молчала. Затем он заговорил на другом языке со странным птичьим присвистом. Девушка молчала. Но третья фраза заставила ее радостно встрепенуться. Она понимала! Он спросил ее...

— Откуда вы?

— Я с острова Оргнед, меня зовут Далмира, — радостно затараторила девушка. — А это Шенн, он — лесной житель. Мы просим у вас убежища и... У вас есть какая-нибудь еда? Мы очень голодны!

— Мое имя Эторг. Это мой... дом. Я дам... еду. Ты... здесь, он — уйдет.

Он ужасно коверкал слова, произносил их не так, как надо, часть она вообще не понимала, но все равно это лучше, чем не понимать ничего! Хозяин движущегося дома хотел поговорить с ней, но почему стражник взял за руку Шенна? Куда он его тащит?

Эторг остановил рванувшуюся на помощь другу девушку:

— Не бойся. Ему дадут еду и... Я... говорить с тобой.

Эторг кивал и улыбался, да и стражник не выглядел злым. Почему она не может им верить? Разве они не подобрали их в этой пустыне? Далмира кивнула:

— Хорошо. Шенн, — сказала она юноше, указывая на стража, — иди с ним, он даст тебе еды. Я пока останусь здесь. Иди. Иди же!

Шенн неохотно подчинился. Страж с дубинкой повел юношу вниз. Они миновали просторную комнату с лежащими на полу кусками материи. Там находилось много людей, похожих на проводника, в основном, мужчин. Но были и женщины. Все они разглядывали его, а Шенн — их, поражаясь удивительной одежде и совершенно чуждым, непонятным лицам. Их кожа была темна, смуглее, чем у Шенна, на запястьях рук блестели странные кольца из твердого блестящего дерева, а под глазами виднелись вытатуированные знаки.

'Вот они, люди Снаружи, — думал Шенн, проходя мимо. — Видно, что они не людоеды, иначе бы давно набросились и разорвали меня! И они совсем не похожи на Далмиру! У этих женщин другие лица, совсем некрасивые, толстые носы, и волосы не красные, а глаза черные, как у зверей!'

Он проследовал за стражем и вышел из комнаты. Помещения следовали одно за другим, и прекрасно ориентировавшийся на природе Шенн уже не мог определить, где он оставил Далмиру, и это беспокоило дикаря. В конце концов, он решил, что Далмира никуда не денется, а если бы их хотели убить, то напали бы сразу. Наконец, проводник ввел его в крошечную каморку, почти доверху заваленную большими мешками. Шенн принюхался: пахло какими-то растениями. Провожатый указал на дощатый пол, и Шенн понял, что надо сесть. Подрагивавший пол неприятно бил по ягодицам, но что тут поделаешь? Страж куда-то ушел, но вернулся быстро и сунул Шенну плоский глиняный круг с загнутыми краями, на который с верхом навалили бурую дымящуюся массу, похожую на мелкие протертые зерна. Страж сунул в массу два пальца, зачерпнул и отправил в рот, показывая, что это можно есть. Шенн принюхался, желудок тут же отозвался голодным спазмом. Юноша ткнул пальцем в кашу и отдернул руку: внутри она была очень горячей. Страж засмеялся и что-то проговорил. Шенн щепотью зачерпнул немного странной еды и отправил в рот. Язык залепила непривычно сладкая, совсем не жирная, но все же вкусная масса. Шенн энергично пожевал и проглотил. Вкусно! Он сжал круг в одной руке, а другой принялся набивать рот и глотал, почти не жуя. Очень скоро от еды не осталось ни крошки, и Шенн с благодарностью посмотрел на стража:

— Спасибо тебе, человек Снаружи! Теперь я точно уверен, что вы не людоеды!

Он поднес руки к груди, благодаря за пищу. Стражник не понял ни слова, но до-вольное лицо Шенна и его жесты говорили красноречивей некуда. Человек усмехнулся и вышел из комнаты. Шенн остался один.

Эторг провел Далмиру в соседнюю комнату. Войдя внутрь, девушка замерла у порога. Такой роскоши она не видела нигде: все стены покрывала блестящая материя со сказочными узорами, ноги утопали в шкурах неведомых зверей удивительного белого цвета. Странно только, что в комнате нет ни столов, ни стульев. Видимо, обитатели города на колесах прекрасно обходятся без них. Несколько украшенных резьбой сундуков стоят в углах. Над одним из них на стене висит странная картина: желтые и зеленые пятна, черные извилистые линии пересекающие такие же синие... Художник, нарисовавший это, был явно не в своем уме!

— Возьми, — Далмира оглянулась. Эторг с улыбкой протягивал ей высокий серебряный бокал, отделанный красивыми прозрачно-красными камнями. — Пей.

Она сделала глоток. Напиток напоминал вино, которое она пробовала лишь однажды, на день совершеннолетия, но был густым и приторно-сладким. Далмире ужасно хотелось есть, но она стеснялась сказать об этом прямо. Хорошо, что после вина Эторг предложил мясное блюдо, щедро усыпанное нарубленными вареными стеблями какого-то растения. Вместо привычной ложки хозяин подал девушке два маленьких ножа: один с зазубринами по всему лезвию, другой очень острый. Далмира быстро разобралась, как управиться с этими приборами и быстро проглотила предложенный обед. Наверно, и Шенну дали такое же блюдо, подумала она, надо будет спросить, понравилось ли ему...

Сладкое вино развеселило девушку. Она и не заметила, как Эторг оказался рядом, почти касаясь ее плечом. Он что-то говорил, а она смеялась оттого, что все же встретила человека, который понимает ее речь; оттого, что она, наконец, сыта и впервые чувствует себя в безопасности...

Она опьянела и от легкого толчка едва не упала. Эторг смеялся вместе с ней, подливая себе и Далмире вина. А потом внезапно схватил девушку, одним движением разорвав на ней рубашку. Далмира застыла от неожиданности, а хозяин дома впился губами в ее грудь и повалил на спину. И вместо слащавого, холеного Эторга Далмира увидела жуткое лицо предводителя хелмаров... Далмира закричала и попыталась освободиться. Но хозяин навалился на нее всем телом, не давая пошевелиться. Волосатые руки хватали за грудь и шарили по телу, как и тогда, на корабле...

Застонав от усилия, Далмира извернулась и столкнула с себя Эторга. Хозяин дома бросился к ней, но девушка успела схватить и выставить перед собой столовые ножи. Едва не наткнувшись на них, Эторг замер. Отчаянный блеск в глазах девушки остудил его страсть.

— Вот как... Тогда заплати мне! — надменно произнес Эторг. Она почувствовала его взгляд и запахнула разорванную рубашку. — Я принял тебя и кормил тебя! И твоего друга. Имеешь ли ты чем заплатить мне?

Далмира поняла, чего он хочет.

— У меня ничего нет, — сказала она. — Ты видел это, когда угощал меня! Почему ты сразу не сказал о плате?

— Я рассчитывал на твою благосклонность, Далмира. Я торговец, и мой закон прост: ты мне — я тебе. Что даст мне Далмира взамен еды и крова?

— У меня нет ничего, — повторила девушка. — Но мы с Шенном могли бы сделать что-нибудь для тебя.

Прирожденный торговец, Эторг понял ее и расхохотался:

— А что вы можете? Что может сделать дикарь? Морронский корм! Но такая девушка, как ты, может заплатить по-иному...

— Нет! — Далмира крепче сжала ножи и, заметив ее решимость, Эторг решил не искушать судьбу.

— Стража! — позвал он. Двери распахнулись, и два вооруженных палицами воина шагнули в покои.

— Она подняла оружие против того, кто накормил и пригрел ее. Все, от Кхинора до Ринересса, знают, что Эторг справедлив. С друзьями я обращаюсь по-дружески, а с подобными тебе, девчонка... Возьмите ее и свяжите. И дикаря тоже. Я продам вас хартогам и возмещу убытки.

Шенн устал ждать. За ним никто не приходил, и одиночество сменилось страхом. Где же Далмира? Он встал и подошел к двери. Юноша успел заметить, что хитрое устройство отворялось наружу, и слегка надавил на него ладонями. Ничего. Он нажал сильнее — дверь не поддавалась. Быть может, она заперта магией? Что же делать? В задумчивости Шенн взял мешок и уселся на него верхом. Так удобней, чем на твердом, подрагивающем полу.

Вдруг дверь распахнулись — и внутрь ввалилось с десяток аборигенов. Почти задремавший после сытного обеда Шенн мигом вскочил на ноги, ощущая идущую волну ненависти. Что случилось? Стоявший впереди человек замахнулся окованной металлом палкой, и Шенн едва уклонился от удара. Почему они сперва накормили, а теперь бьют? Как бы то ни было, а позволять себя бить Шенн не собирался. Он отступил и схватился за мешок с травой, успев парировать им следующий удар. Какое-то время он успешно отбивался, но кто-то большим ножом рассек его 'щит'. Шенн понял: еще немного — его сомнут и убьют. Но, как известно, загнанный в угол бьется с удвоенной силой. Зарычав, подобно зверю уру, дикарь вырвал палку у одного из нападавших, отразил ей несколько ударов и, размахивая оружием, проложил себе путь.

Шенн выскочил в коридор, слыша за спиной гневные крики людоедов. Правы были старейшины, трижды правы! Вот только откуда им знать, что людоеды сначала кормят жертву, и только потом едят?! Внезапно он понял, и его едва не вытошнило на бегу: сладкая каша была для них начинкой!

Шенн метался по деревянному лабиринту, вламываясь в двери и отбиваясь от преследователей. Выбравшись на лестницу, он помчался вниз, но навстречу поднимались враги. Окружен! Шенн метнулся в какой-то проход, оказавшись в небольшом помещении с наклонным полом, усыпанным пучками травы. В конце наклона Шенн увидел ворота — вот он, выход из проклятого лабиринта! Он схватил деревянный, обитый металлом, засов и отбросил в сторону. Ворота распахнулись... Прямо на Шенна уставилась жуткая толстогубая морда невероятно огромного чудовища. Глаза размером с две человеческих головы, не мигая, смотрели на Шенна, и огромная пасть открылась, обнажая ряды мелких зубов. Жуткий рев монстра парализовал юношу. Шенн оцепенел, ожидая быстрой и страшной смерти. Сейчас оно проглотит меня... Он зажмурился. Но вместо прикосновения зубов почувствовал пинок пониже поясницы. Шенн взмахнул руками и, потеряв равновесие, полетел вниз.

Руки скользнули по шершавой коже монстра и чудом уцепились за какой-то ре-мень. Шенн повис, болтаясь в воздухе. Прямо перед собой он видел ноги и грудь чудовища — невероятных размеров зверя, и этот зверь тащил на себе весь этот дом! Шенн повернул голову, и рассмотрел, что рядом со зверем идет еще один, такой же огромный. Их двое! Удары мощных ног, подобных вековым деревьям, ритмично отдавались от утоптанной земли.

Но даже сквозь грохот Шенн услышал яростные крики. Он взглянул наверх: его преследователи сгрудились на краю площадки, с которой он упал, и один наводил на Шенна какое-то странное оружие. Шенн заметил отблеск металла на наконечнике стрелы и понял, что времени у него нет. Он лихорадочно посмотрел вниз и разжал руки.

Стрела свистнула над головой, вонзаясь в кожу зверя, но он, этого, похоже, даже не почувствовал. Шенн упал и покатился по земле, смягчая удар. В последний миг он заметил огромную стопу, стремительно надвигавшуюся сверху, и кувырком ушел в сторону. Невероятных размеров живот твари навис над ним, и появилась секундная передышка. Задние ноги чудовища приближались, но теперь у юноши было время рассчитать их движение. Полупарализованный страхом, Шенн чудом сумел уклониться от ступней зверя и прижался к деревянной стене движущегося города. Куда теперь? Стоять он не мог, приходилось двигаться вместе с городом, и двигаться быстро. От свободы отделяла толстая деревянная стена, не прилегающая к земле плотно: внизу был довольно большой зазор. Шенн смог бы проскользнуть под стеной, но прямо за ней вращались огромные колеса! Ползущий на животе человек не имел ни единого шанса проскользнуть между ними. Если только город не остановится. Что же делать?

Юноша решил пройти по периметру и попытаться обнаружить хоть какую-нибудь лазейку. Гигантские ступни с грохотом врезались в землю — иногда он мог протянуть руку и коснуться чудовища. Чтобы не тратить силы и не бежать вперед, Шенн решил начать с 'задней' части города. Но и тут не обошлось без трудностей. Чтобы не расплющило стеной, Шенну приходилось бежать и в то же время, свернув голову набок, высматривать заветный выход. Здесь здорово воняло, а стены были испачканы нечистотами. Внезапный просвет между досками привлек внимание юноши. Шенн поравнялся с ним и на бегу толкнул стену рукой. Она подалась наружу, качнувшись на шарнире. Толкнув ее еще раз, Шенн с радостным воплем выскочил из катящегося города.

Страшный город удалялся. Шенн смотрел ему вслед, стоя на дрожащих от пережитого ужаса ногах. Когда пыль от гигантских колес улеглась, юноша огляделся: вокруг по-прежнему простиралась равнина. Но уже не та! Зоркий глаз дикаря мигом подметил различия: холмы стали более высокими, их склоны покрывали кусты и деревья. Он вспомнил свой Лес и горестно вздохнул. Он отдал бы все, чтобы оказаться в лесу, любом лесу! Чтобы деревья окружали его, и прохладный полумрак остудил разгоряченное тело. Лес — это дом и защита, но группки деревьев, что он видел, нельзя назвать лесом.

И как же Далмира? Он вспомнил о ней и заплакал. Здесь, перед самим собой, он мог не стесняться слез, и Шенн упал на желтую землю, вгрызаясь в нее пальцами. Дал-мира погибла, и теперь он совсем один! Нет рядом друга, нет никого, кто поможет и поймет... Страшный город унес ее тело, и бессильный гнев Шенна проклинающим воем устремился вослед.

Глава четвертая. Хартоги

Далмира сидела взаперти. Ее комната не имела окон, и время растянулось в одно жуткое, пугающее ожидание. Сколько времени прошло, как ее разлучили с Шенном? Два дня, а может быть, и все три? Город двигался почти безостановочно, лишь раз они долго стояли, и вокруг царила непривычная и потому пугающая тишина.

Эторга она больше не видела. После ссоры с ним воины схватили ее и привели сюда. Раз в день девушку кормили какими-то отбросами, и поначалу она не притрагивалась к еде. Но вскоре голод взял свое, девушка глотала прокисшую кашу и грызла засохший, твердый, как камень, хлеб. Она надеялась, что Шенн где-то рядом, ведь правитель обещал продать их обоих... Но как можно продать людей? Ведь люди — не вещи! Но, видно, мир, в который она попала, слишком жесток, если в нем возможно такое...

Город остановился, и худшие предчувствия Далмиры оправдались. За ней пришла стража. Девушке связали руки и больно ткнули рукоятью палицы в спину: шагай! Пройдя по деревянным коридорам и лестницам, пленница оказалась перед выходом. Яркий солнечный свет ласкал глаза, но Далмира не знала, стоит ли радоваться этому дню. Открывшийся глазам мир мог оказаться много страшнее заточения в огромной деревянной коробке.

Длинные мостки вели вниз, и Далмира спустилась на землю. Там стоял Эторг в окружении нескольких воинов. Шенна не было видно, и девушка тщетно вертела головой. Где же он, что с ним?

— Где мой друг? Где Шенн? — крикнула она, обращаясь к Эторгу, но тот молча отвернулся, всем своим видом выражая презрение. Далмира чувствовала, как слезы вот-вот потекут из глаз, но изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать. Стражи потащили ее вперед.

— Стой! — Ее остановили в двадцати шагах от странного лагеря, раскинувшегося перед городом на колесах. Дюжину драных шатров окружала стена из повозок, каждая из которых имела высокие, окованные железом, борта. В стене из повозок имелся проход. Оттуда навстречу гостям вышли люди.

Один был без руки, но могучий статный торс и широкие плечи не позволяли на-звать его калекой. В единственной руке человек сжимал длинную плеть. Второй был сухощав и строен. Длинные волосы его стягивала красная повязка. Он опирался на короткое копье с широким изогнутым наконечником и жадно рассматривал девушку белесыми немигающими глазами. Третий, едва достававший Далмире до плеч, имел заметный живот и примечательную шишковатую голову без единого волоска. Странно, но именно он показался девушке главным.

Она не ошиблась. Толстяк выступил вперед и протянул руку вверх:

— Одно солнце над нами, эмон.

— Воистину так, Тормун. Как дела твои?

— Неплохо, Эторг. Куда направляешься?

— В Шедор. Везу дерево и кожи с юга. А ты как оказался здесь?

— Иду на восток, в Ринересс.

— Пусть будет легок твой путь, Тормун. Не желаешь ли нового раба, женщину? — Эторг кивнул в сторону сжавшейся от страха Далмиры. Часть сказанного она поняла, разговор шел на языке, похожем на язык ее народа.

— Клянусь, она способна на многое! Посмотри на ее волосы! Посмотри на руки! Она едва не заколола меня, когда я... впрочем, неважно. Она сильна и непохожа на наших женщин!

— Где ты нашел ее? — спросил толстяк, подойдя ближе. Оценивающим взглядом он прошелся по фигуре Далмиры и протянул руку. Девушка отшатнулась, но стражи были начеку, вовремя схватив ее за локти. В черных глазах Тормуна мелькнуло удивление. Его рука ощупала руки и ноги девушки. — Она и впрямь недурна. Довольно высока. Сильное тело. И странные волосы...

— Я подобрал ее в пустыне.

— В пустыне? — удивился Тормун.

— Да, в двух днях пути отсюда. Ее и еще одного дикаря. Я хотел помочь им, но они заплатили мне злом на добро. Поэтому я думаю, что хорошим наказанием для нее будет служение тебе и твоему делу, Тормун. Ведь тебе нужны люди?

— Мне всегда нужны люди, — проговорил Тормун. — К сожалению, они быстро умирают, а добровольцев я не припомню. Сколько ты хочешь за нее? И где ее товарищ, о котором ты говорил? Ты же знаешь, я предпочитаю мужчин. В нашем деле требуется сила и ловкость, а женщины слабы...

— Тот дикарь сумел удрать. Я отдаю тебе только ее.

— Не знаю, пригодится ли она мне, — задумчиво сказал Тормун. Он провел по щеке мизинцем. — Даром я никого не кормлю. Эй, как тебя зовут?

— Ее зовут Далмира. Она с дальних островов, что в самом конце великой реки. Так она сказала, хотя я и не совсем ей верю, — пожал плечами Эторг.

— Она, что, не может сама ответить? — осведомился воин с копьем. Он сделал шаг вперед и, вытянув руку с оружием, дотронулся острием до ее груди. — Нравится мое копье, детка? Давай купим ее, брат, клянусь Сущими, она чего-то стоит. По крайней мере, в постели.

— Я это сам решу, Торвар. Почему девчонка молчит?

— Она плохо говорит, но, кажется, все понимает, — усмехнулся Эторг. — Ее язык напоминает ваш, мой она вовсе не знает. Она дикарка, а дикари ловки и смелы. Как раз то, что тебе нужно!

— Дикарка? — усомнился Тормун. — Мне приходилось видеть дикарей из северных лесов — она не похожа на них. Посмотри на ее одежду, Эторг: дикари не носят вышитых рубах!

— Мне все равно, — отмахнулся Эторг. — Так ты возьмешь ее? Или я прикажу привязать ее к колесу ортангира и размажу по земле.

— Отпустите ее, — велел толстяк. Стражи вопросительно взглянули на Эторга. Тот кивнул. Далмира смотрела на толстого коротышку и окружавших его людей, пытаясь понять, что сейчас произойдет.

— Оллок, проверь ее.

Человек с плетью подошел к девушке, вытащил из-за пояса длинный нож и разрезал ее путы. Затем воткнул оружие в песок перед ногами Далмиры и отступил. Тормун схватил ее за руку:

— Возьми, — сказал он, указывая на нож. Его пухлые пальцы унизывали перстни со сверкающими каменьями, но в глаза девушке бросился длинный ярко-красный ноготь на левом мизинце, оправленный в желтый металл. — Возьми нож и убей однорукого. Убьешь — и мы отпустим тебя. Это сказал Тормун, и вы все свидетели.

Далмира поняла. Они, конечно, обманывают, но есть ли у нее выбор? Она посмотрела на черную рукоять у ног и подумала, что ради свободы ей предлагают убить человека. Вот этого однорукого, так спокойно стоящего в пяти шагах. Сможет ли она, готова ли? Ведь Далмира уже убивала, и до сих пор помнит, как легко нож, подобный этому, вошел в тело хелмара, и он умер. Но тогда ее вела ярость, она хотела мстить за отца и друзей... Далмира попыталась разозлить себя, но ярость ушла, затаившись где-то глубоко под сердцем. Она была опустошена и унижена человеком, стоявшим позади.

— По-моему, она безнадежна, — сказал Тормун. — Я не стану ее покупать.

— Тварь красноволосая, ты не стоишь отбросов, которые жрала! — разочарованный Эторг ударил ее по лицу. Далмира упала на колени, и нож сам прыгнул в руки. Молниеносный выпад прозевали даже охранники, и сверкнувшее лезвие рассекло одежду на животе Эторга. Правитель ортангира отпрыгнул и схватился за рассеченное платье:

— Возьмите ее и привяжите к колесу, ногами вперед, чтобы сдохла медленно!

Телохранители двинулись к Далмире, поигрывая палицами, она отступала, выставив перед собой короткий клинок. Почему он не умер, ведь она вложила в удар всю силу!?

— Я покупаю девчонку! — громко сказал Тормун. В следующее мгновенье плеть однорукого просвистела в воздухе, обвившись вокруг шеи девушки. Далмира ударила по ней ножом, но Оллок вовремя ослабил плеть, и удар не вышел. Воздуха стало не хватать, девушка выронила нож и схватилась за горло. Одним движением Оллок свалил ее на песок.

— Зачем ты надел кольчугу, Эторг? — насмешливо спросил Тормун. — Разве ты перестал доверять мне?

— Я не доверял ей, — выкрутился Эторг. — А ты не верил мне!

— Неплохо, совсем неплохо, — Тормун повернулся к однорукому товарищу. — Оллок, не задуши ее! Так сколько ты хочешь, достойный эмон?

Катящийся город скрылся за холмами, и Далмира невольно проводила его глазами. Она ничуть не жалела, что покинула ортангир, как называли город на колесах ее новые хозяева. Что сделано, то сделано. Далмира не печалилась о потерях — за короткое время она потеряла все, кроме жизни. Последней потерей стал Шенн...

Она стояла посреди лагеря, и собравшийся вокруг люд разглядывал ее, переговариваясь короткими, весомыми фразами. Она видела около двадцати человек, преимущественно мужчин. Некоторые вооружены, остальные безоружны, но в их позах и неторопливой уверенной поступи она ощущала скрытую силу. Эти люди сильны и умеют убивать, думала она, глядя в обветренные суровые лица, кто же они такие?

Она услышала молодой женский голос и невольно обернулась:

— А это кто? Новый кусок мяса? — к Далмире приблизилась девушка, одетая в кожаные, до пят, узкие штаны и черную просторную куртку, почти не скрывавшую маленькие упругие груди. Лицом она напоминала женщин ортангира, вот только волосы не были распущены, а, свитые в толстую черную косу, обвивали высокую, стройную шею. Из-за плеча незнакомки торчала рукоять какого-то оружия. Лицо девушки было довольно привлекательным, но едва она приблизилась, Далмира вздрогнула: правую половину лица пересекал жуткий рваный шрам, нанесенный, верно, каким-то животным. Несколько багровых неровных полос начинались ото лба и пересекали щеку, чудом не задев глаз. Заметив испуг новенькой, девушка улыбнулась:

— Не понравилось? Ничего, привыкнешь! Значит, Торвар нашел себе новую подружку, — она провела пальцем по щеке Далмиры, глядя в глаза так яростно, что девушка не посмела отстраниться. — Ну, это ненадолго!

Расхохотавшись, она отошла. Люди стали расходиться, и вскоре на площадке никого не осталось. В дальнем углу двора столпились животные, которых Далмира раньше не видела. Некоторые из них лежали, положив на землю крупные, увенчанные грозными рогами головы, другие стояли, помахивая длинными, спускавшимися до земли, хвостами. Их шкуры носили светло-бурый оттенок и, наверно, неплохо маскировали на этой равнине.

— Иди за мной! — произнес кто-то. Она повернулась: рядом стоял однорукий, едва не задушивший ее. Его грозная плеть висела за широким, украшенным разноцветными каменьями, поясом. Он смотрел на девушку спокойно, без злобы, и она немного успокоилась. Оллок повернулся и двинулся к одному из шатров. Далмира покорно пошла следом.

Облезлый полог из звериных шкур пропустил ее внутрь. Шатер был довольно велик, по сравнению с тесными комнатками ортангира, в самом верху его виднелась закопченая дыра. Туда, по-видимому, уходил дым от костра, если обитатели его желали согреться или приготовить пищу. В центре располагался примитивный очаг, сложенный из нескольких камней, а по краям — вытертые звериные шкуры, очевидно, служившие постелью.

— Это твой дом, — отчетливо сказал однорукий. Он повернулся и вышел.

Далмира осталась стоять неподвижно, не понимая, как ее оставили без всякого присмотра или охраны? А если она убежит? Девушка осторожно приблизилась к выходу и чуть отодвинула полог, одним глазом выглядывая наружу. Приближался вечер, и лагерь выглядел обезлюдевшим. Где же все? Она прислушалась, уловив множество странных, ни на что не похожих звуков. Кажется, где-то сражались... Или кричал какой-то зверь?

Она высунула голову целиком. На площади никого. Бежать!? Пусть в пустыню, но остаться свободной! И умереть там... свободной. Но, может, лучше остаться здесь, ведь никто из этих людей пока не причинил ей никакого зла! Ее не держат взаперти, как Эторг...

Тут она рассмотрела, что проход между повозками исчез. Они сдвинулись, и лагерь оказался окруженным кольцом из повозок. Далмира повернула голову и увидела черный силуэт, стоящий на крыше повозки. 'Дозорный, — сказала она себе, — нет, не так все просто, Далмира!'

Она едва не вскрикнула, отшатнувшись — так неслышно и внезапно перед ней возник человек. Он был молод и могуч, судя по мощным, бугрившимся мышцами, плечам. Лицо его, безусое и безбородое, совсем не выглядело злобным. Напротив, смотрел парень довольно дружелюбно и, войдя за девушкой в шатер, спокойно опустился на шкуры. Он молча разглядывал девушку, и Далмира, осмелев, обратилась к нему:

— Мне сказали, я здесь буду жить. Ты тоже живешь здесь?

Молчание.

— Наверно, ты не понимаешь мою речь, — вздохнула Далмира. — Я и сама не всегда понимаю вашу.

— Он немой, — сказала, входя в шатер, девушка со шрамом. — Он не может говорить. Оллок привел тебя сюда? Я тоже сплю здесь.

Далмира кивнула в ответ. Она жадно вслушивалась в каждое слово, стараясь уловить смысл сказанного, и ей это удавалось. Их язык почти не отличался от ее родного наречия, этих людей она понимала лучше, чем коверкавшего фразы Эторга. Но некоторых слов она не знала. Придется мне, как Шенну, учить слова, чуть улыбнувшись, подумала она. Воспоминание о Шенне заставило ее вздохнуть. Девица усмехнулась:

— Вздыхаешь? Это пройдет. Скоро вздыхать станет некогда. Завтра Оллок станет учить тебя.

— Учить? — не поняла Далмира. — Учить чему?

— Завтра и узнаешь. А теперь спи, — и она властно указала ей на одну из постелей. Не осмелясь перечить, Далмира легла и, укрывшись шкурами, долго глядела в потолок. В круглой дыре застыл краешек неба, и души предков величаво сияли в темноте небесного мира.

Далмира уснула, и проснулась от прикосновения рук, бесцеремонно шаривших по ее телу. Она вскрикнула, но сильная мужская рука прижала голову к земле.

— Молчи! — прошипел ей в ухо Торвар. — И снимай одежду!

Она забилась, пытаясь вырваться, но этот воин был сильней Эторга. Лезвие кин-жала уткнулось девушке в скулу:

— Хочешь стать похожей на Кинару? Я сделаю это!

Кто-то схватил Торвара и отбросил в сторону. В слабом свете догорающих углей Далмира смогла разглядеть широкоплечую фигуру немого.

— Как ты смеешь? — брат Тормуна замахнулся кинжалом, но во тьме послышался голос:

— Ты звал меня, Торвар? — между приготовившимися к схватке мужчинами возникла белеющая в полумраке обнаженная фигура девушки. Ничуть не смущаясь, Кинара подошла к Торвару, и он опустил оружие. — Я слышала, ты произнес мое имя.

— Я? А-а, да...

— Ты что-то хотел? — Кинара прижалась к мужчине и ласково провела ладонью по его лицу. Торвар растерянно улыбнулся, но Немой оставался напряженным, наблюдая за каждым его движением.

— Да, конечно, — пробормотал Торвар, гладя девушку по спине. Его движения становились все более страстными, но Кинара оттолкнула его:

— Мне надо выспаться, завтра будет трудный день. Иди к себе, Торвар. Спокойной ночи.

Она медленно, с достоинством, повернулась и пошла прочь. Брат Тормуна замер, затем пробормотал проклятье и выскочил из шатра. Далмира с изумлением смотрела на девушку, не понимая, как можно расхаживать перед мужчинами совсем нагой! Но, похоже, Кинара не знала стыда. Пройдя мимо замершего немого, она остановилась и, ласково проведя рукой по его груди, направилась к своей постели.

После произошедшего она заснула с трудом, и спала, казалось, одно мгновенье. Далмира вдрогнула от бесцеремонного толчка под ребра:

— Вставай!

Морщась и потирая глаза, Далмира поднялась. Судя по откинутому пологу, и проникающим внутрь ярким лучам солнца, давно уже утро. Снаружи слышался стук и скрип двигавшихся повозок. Потом она узнала голоса толстяка и его мерзкого брата. Разбудив девушку, Кинара взяла Далмиру за руку и вывела наружу.

Лагерь сворачивался. Дальние повозки уже отцепились от остальных, и могучие животные, запряженные в них, мычали и мотали рогатыми головами. Как оказалось, людей в лагере гораздо больше, чем Далмире показалось вначале. А может, они слишком быстро мелькают перед глазами, спеша по своим делам. Далмира осмотрелась, ища, где бы умыться, но ничего похожего на ручей или колодец не обнаружила.

— Кинара, — робко сказала она, — скажи, а где здесь... Ну, ты же понимаешь меня?

Кинара понимающе посмотрела на девушку:

— Зайди за шатер. Только побыстрее.

Далмира обежала палатку, но и с той стороны не было ничего, похожего на умывальник. Голая земля с клочками рыжей травы и кучками воняющих нечистот. Как они могут так жить, подумала она, присаживаясь между шатром и повозкой. Уже собираясь идти, Далмира увидела, как из-за соседнего шатра вышел мужчина. Не обращая на нее внимания, он стал справлять нужду на колесо повозки...

— Идем, Оллок ждет тебя, — сказала Кинара и повела Далмиру за собой. Они обогнули медленно тронувшуюся повозку и подошли к однорукому, стоявшему возле вкопанного в землю столба.

— Я привела ее, — сказала Кинара и ушла, напоследок как-то странно взглянув на Далмиру. Однорукий кивнул:

— Иди за мной.

Она вошла в шатер и, сбитая с ног, мигом оказалась на земле. Двое мужчин держали ее за руки, прижимая к полу.

— Не бойся, мы не убьем тебя, — сказал Оллок, подойдя к ярко горевшему очагу. — Будет немного больно...

Но от успокаивающих речей стало лишь страшнее. Далмира извивалась всем телом, стонала от усилия, но вырваться не могла. Расширившимися глазами она смотрела на спину ковырявшегося в костре Оллока. Наконец, однорукий встал и приблизился к девушке. В его руке был металлический прут, скрученный на конце в алый от жара иероглиф. Девушка сжалась от ужаса.

— Теперь ты собственность Тормуна, — сказал однорукий и прижал клеймо к плечу девушки. Раскаленный металл зашипел, касаясь кожи, запахло паленым мясом. Крик Далмиры захлебнулся от проворно воткнутого в рот куска шкуры. Сжав его зубами, она давилась слезами, а клеймо на правой руке невыносимо горело и жгло.

Истязатели отпустили девушку, она схватилась за плечо, с болью и горечью раз-глядывая изуродовавший руку знак. Мужчины вышли, но Оллок остался с ней.

— Слушай меня, — произнес он медленным, усталым голосом. — Я буду тебя учить. Чем лучше будешь учиться, тем дольше проживешь. Мои приказы выполнять быстро и без раздумий. Я слышал, ты не всегда понимаешь, о чем тебе говорят, и это плохо. Сейчас ты понимаешь меня?

— Да-а-а, — простонала она, выплюнув изо рта кляп.

— Хорошо, — он говорил без запинки и четко, но безразлично, будто в сотый раз, повторяя заученные фразы. — Я научу тебя владеть разным оружием, двигаться, защищаться и нападать...

— Зачем мне это? — еле слышно прошептала девушка, но Оллок услышал ее.

— Чтобы сражаться во славу Тормуна, нашего... — он произнес слово, значение которого она не знала. — Если бы не он, ты была бы давно мертва, помни об этом! Теперь твоя жизнь принадлежит ему. И жизнь каждого в этом лагере! Как тебя зовут?

— Далмира.

— Нет! — он схватил рабыню за одежду и одним рывком приподнял над полом. — Забудь это имя! С сего дня ты — кусок мяса, не больше! Если выживешь после первого боя, станешь хартогом, и тогда сможешь взять себе любое имя... — он отпустил ее, и девушка кулем осела наземь.

— Подожди! — крикнула Далмира. Плечо горело огнем, и обида сменилась яро-стью. Я вам не кусок мяса! — А если я не стану учиться?

— Тогда выйдешь в Круг необученной, — спокойно ответил Оллок. — Сборы будут небольшие, но они покроют стоимость куска мяса, которому надоела жизнь. Но я еще не встречал таких идиотов.

В шатер заглянул человек:

— Оллок, вас ждет хозяин.

Однорукий молча подтолкнул девушку к выходу.

Тормун ждал их, сидя на жуткого вида повозке, украшенной отрубленными и высушенными головами каких-то зубастых тварей. Пока Далмиру клеймили, лагерь полностью свернулся, и повозки выстроились в огромный полумесяц. Хозяин вопросительно взглянул на однорукого. Тот молча кивнул. Тормун широко и приветливо улыбнулся, показывая маленькие острые зубы:

— Теперь ты одна из нас. Слушай Оллока и делай все, что он велит.

Он отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Его возница копьем кольнул животное в круп, и оно потащило повозку.

Караван растянулся длинной, в сотни шагов, пыльной змеей. Рогатые твари оказались удивительно выносливыми. Они тащили тяжелые деревянные повозки целый день, а ели прямо на ходу, обрывая листья с растущих вдоль дороги кустов и низких разлапистых деревьев. Небо было по-прежнему безоблачным, и солнце светило так ярко и весело, что Далмира на миг забыла, где она, вспоминая такие же прекрасные дни на своем острове. И пусть сейчас ей нелегко, все же жизнь лучше смерти, потому что она всегда может повернуться к лучшему...

Несколько раз за день Оллок сгонял ее с повозки, заставляя бежать рядом. Зачем он это делал, Далмира не понимала, но молча повиновалась. Бежать было нелегко. Жара и пыль, забивавшая горло, мучили больше, чем сам бег.

— Куда мы едем? — спросила она однорукого.

— В город.

— А как он называется?

— Тебе не все ли равно? — спросил Оллок. Вздохнув, Далмира отвернулась от грубого и немногословного попутчика. Город! Это же дома, башни! Это множество людей! Отец рассказывал, что на большой земле существуют города, где домов в сотни раз больше, чем в их поселении, где люди толпятся на улицах, и куда приезжают торговцы от самого края земли...

Затем она заметила, что бежит не одна. Параллельно каравану, то взбегая на холмы, то спускаясь вниз, двигался человек. Когда Оллок позволил ей сесть на повозку, Далмира увидела бегущего человека и с другой стороны.

— Кто это? — спросила девушка, указав на них.

— Дозорные.

— А зачем? Здесь дикие звери? — полюбопытствовала она.

— Морроны.

— А это кто?

— Узнаешь в свое время, — как всегда коротко ответил Оллок.

Ели тоже в пути. Далмире дали кусок вареного мяса, завернутого в большой вялый лист какого-то растения. Оллок сказал, что его тоже едят, и девушка попробовала. Не так уж плохо, решила она, полностью расправившись с незамысловатым обедом. Пить хотелось часто, но Оллок не давал много воды, разрешил лишь несколько глотков из полупустого меха. Клеймо все еще болело, особенно от резких движений, но однорукий наставник осмотрел его и сказал, что скоро все заживет.

К вечеру караван расположился в низине меж двух крутобоких холмов. Повозки выстроились в круг, внутри которого раскинулись шатры. Животные получили корм и, собравшись вместе, разлеглись на траве. Далмира устала и думала об отдыхе и сне, но Оллок не дал ей расслабиться.

— Идем со мной, — велел он, и девушка устало поплелась за ним.

Он вывел ее на ровную площадку и дал в руки длинную гладкую палку.

— Нападай!

Далмира оглянулась: на них почти никто не обращал внимания. Болезненный удар в клейменое плечо заставил мигом повернуться к учителю:

— Не глазей по сторонам! — строго сказал Оллок. — Смотри на меня и бей.

Сам напросился, с обидой подумала Далмира и изо всех сил ударила Оллока по голове. Но наставник ловко уклонился, и палка едва не вылетела из рук девушки.

— Еще раз!

Она ударила сбоку, наотмашь. И снова мимо. Однорукий уклонялся от ударов с какой-то ленцой, словно зная все уловки Далмиры наперед. Девушка быстро выдохлась и встала, понимая безнадежность своих попыток.

— С ножом ты двигалась гораздо лучше, — проронил Оллок.

— Я устала, — сказала Далмира.

— Продолжай! — велел он. — Устанешь, когда я скажу.

Еще долго Далмира молотила палкой по воздуху, пытаясь достать однорукого, и, наконец-таки, достала! Оллок отбил удар предплечьем, облаченным в стальной наруч, и довольно кивнул:

— Уже лучше.

Когда совсем стемнело, обессиленная Далмира добралась до постели и повалилась на нее, забыв про ужин. Спать, скорее спать!

Следующим утром у нее болело все тело и страшно хотелось есть. Немой понял и с улыбкой протянул кусок хлеба. Далмира благодарно кивнула. Хлеб был жестковат, но так вкусен!

Разглядывая караван, Далмира заметила, что многие повозки напоминают дома на колесах с крошечными окнами и дверями, в которые, что было странно, никто никогда не входил. Мало того, внутри кто-то был! Проходя мимо, она часто слышала странные звуки, доносящиеся оттуда. Кто-то скребся, кто-то рычал, а однажды из крохотного оконца высунулся длинный отросток с кривым когтем на конце. Некоторое время он извивался в воздухе на глазах у остолбеневшей девушки, затем быстро втянулся обратно.

Далмира спросила об этом Оллока, но тот сказал:

— Узнаешь, когда придет время.

Оллок говорил: если она выживет, то станет хартогом. Здесь Далмира слышала это слово очень часто. Видимо, все они и есть хартоги, но что это значит? 'Охотники на диких зверей? — подумала девушка, вспоминая крепкие повозки-клетки. — Конечно же, хартоги ловят зверей! Но... зачем? Для кого или для чего нужны дикие и, наверно, опасные твари?' Этого она не знала.

В остальном, второй день среди хартогов ничем не отличался от первого. Тот же бег по пересеченной местности и упражнения с Оллоком, отличавшиеся от вчерашних только тем, что на этот раз палкой орудовал он. Но уклонялась она еще хуже, чем нападала.

В слезах и синяках Далмира отправилась на ночлег. Все тело болело, и немудрено! Оллок, хоть и бил не в полную силу, поблажек новичку не делал, и Далмире пришлось несладко. Она рассчитывала на поддержку Кинары или немого парня, но девушка выглядела равнодушной, с презрительной усмешкой выслушивая жалобы новенькой, а Немой — так его все и звали — и вовсе куда-то пропал. Засыпая, Далмира думала, что, приди сейчас Торвар, она будет не в силах сопротивляться ему...

Ей приснился страшный сон. Она стояла на площадке между повозок. Она была одна, и знала, что в лагере нет ни одного человека. Далмира стояла с факелом, а вокруг размытой тенью ходил жуткий, огромный зверь. Он пытался напасть сзади, словно боясь света факела, но всякий раз Далмира успевала повернуться, но видела лишь желтые, полные ненависти, глаза. Так и не добившись ничего, зверь сгинул во тьме, и оттуда донесся устрашающий вой...

Далмира проснулась и разом приподнялась на постели. Даже сквозь плотный полог внутрь отчетливо проникал жуткий, леденящий сердце вой. Ей показалось, что выл не один зверь, а несколько. Она огляделась: в шатре никого. Где же все? Накинув куртку, девушка вышла наружу. Лагерь казался пустым, хотя нет — на повозке, как обычно, темнела фигура дозорного. На площадке перед шатрами горел костер, но и там ни одного человека. Вой не утихал, напротив, становился сильнее и сильнее, и, казалось, доносился отовсюду. Далмире стало не по себе. И ведь нет никакого оружия...

Она добежала до соседнего шатра и сунула внутрь голову. Тоже никого. Куда все ушли? Спросить у дозорного? Едва она сделала несколько шагов, как услышала крики. Далмира прислушалась. Что-то происходило там, за повозками! Одна из них вдруг отъехала в сторону, и внутрь ввалилась толпа людей, волоча по земле несколько темных мешков. В мешках кто-то был — Далмира слышала сдавленное горловое рычание, и они были очень тяжелыми: десяток мужчин с трудом тащили их по земле.

— Закрывай!

Это был голос Тормуна. Люди у повозок зашевелились, послышались крики и глухие удары. Кто-то закричал так пронзительно и жалобно, что Далмира почувствовала, как волосы шевелятся на голове.

— Закрывай!

— Там же...

— Закрывай!! — рявкнул Тормун. Повозки сдвинулись, и Далмира услышала глухие удары. Кто-то хотел пробраться в лагерь, кто-то, жутко воющий в ночи, а затем девушка услышала полный отчаяния человеческий крик, резко оборвавшийся на высокой ноте.

Огромные мешки протащили мимо, и в свете костра девушка разглядела, что это не мешки, а толстые, прочные сети, в которых бились, щелкая зубами, большие черные звери.

Кто-то дотронулся до плеча, и Далмира едва не вскрикнула. Это была Кинара. Помимо обычной одежды, на девушке была длинная, до колен, куртка из толстой кожи, укрепленная металлическими пластинами.

— Услышала вой? — странно улыбаясь, спросила она.

— Что это? — спросила Далмира, кивая в сторону сетей.

— Еще не слыхала? — усмехнулась та. — Гротхи. Еще познакомишься.

И она направилась к шатру. Далмира двинулась следом.

— Зачем их поймали? — спросила она, едва за ними закрылся полог. Кинара сняла куртку и бросила в угол.

— Раздуй огонь, — приказала она. — Что-то здесь холодно, а я замерзла.

Далмира послушно склонилась над углями и задула на них, подкладывая в огонь ветки и куски сухого навоза. Пламя занялось, осветив скудное убранство шатра. Кинара склонилась над огнем, коса скользнула по плечу и повисла над пламенем. На самом ее кончике Далмира заметила блеснувшее сталью жало.

— Оллок ничего не рассказывает тебе, — проговорила девушка. — Я знаю. Когда-то и я была такой, как ты...

Она задрала рукав, и Далмира увидела знакомое клеймо.

— Никто ничего от тебя не скрывает. Оттого, что ты узнаешь, ничего не изменится. Просто есть правило. Мы никогда не говорим об этом с новичками. Они должны все увидеть сами.

— Почему?

— Потому что каждый видит свой Круг.

— А что такое Круг?

— Это боль и смерть, — коротко ответила Кинара и, оставив обескураженную Далмиру, отошла от огня и легла на постель. Тут же пришел Немой. Девушка заметила, что силач сильно возбужден, а его одежда покрыта темными пятнами. Немой швырнул на ложе огромную, окованную железом, дубину и сел, вытянув ноги к костру. Его глаза блестели яростью. Далмира посмотрела на парня, но задать вопрос не решилась и молча улеглась спать.

Глава пятая. Мертвый город

Шенн тяжело осел на землю, пытаясь выплюнуть набившуюся в рот пыль, но во рту было сухо, как в этой растрескавшейся на солнце равнине. Он шел второй день, но до сих пор не нашел воды. Ни реки, ни озера, ни даже крохотного ручейка! Он перебегал от холма к холму, до пятен в глазах всматриваясь вдаль, но не видел ничего, кроме бескрайней оранжевой равнины с редкими бурыми пятнами растительности. Наверно, я умру здесь, подумал он, без сил откинувшись на спину. Солнце поднималось из-за горизонта, сменяя ярко-красную луну. Шенн шел ночами. Ночью было не жарко, только намного страшней. Несколько раз он видел вдали двигавшиеся тени и прижимался к земле, уступая им дорогу. Иногда он корил себя за то, что не побежал вслед за увозящим Далмиру городом на колесах. Он потерял единственного друга, потерял навсегда. В то же время понимал, что не догонит огромных, не знающих устали чудовищ, тащивших на себе целый город. И каждое утро засыпал, вспоминая лицо Далмиры в ореоле удивительных огненно-красных волос...

Крик парящих в небе птиц разбудил юношу. Шенн приподнялся и оглядел окрестности. Какое-то черное пятно виднелось на склоне соседнего холма. Ночью он не заметил его! Шенн встал на ноги. Что же там такое?

Он медленно побрел вниз, представляя, насколько трудно будет взбираться на-верх. Но лезть не пришлось. Черное пятно оказалось верхушкой каменного обелиска, торчавшей из-за холма. Обогнув холм, Шенн остановился. Лежащая пред ним каменная россыпь походила на развалины какого-то поселения. Шенн никогда не видел ничего подобного, но сразу догадался, что такое нагромождение камней не может быть случайным. Когда-то здесь жили люди! Далмира называла место, где живет много людей, городом.

Шенн подумал, что люди не могли бы тут жить без воды, а значит, поблизости должен быть источник. Мысль прибавила сил, и он энергично зашагал к развалинам. Подойдя ближе, дикарь почувствовал тревогу. Странное и чуждое глазу нагромождение камней казалось ловушкой, и Шенн никак не мог решиться войти внутрь. Полуразрушенные строения выглядели как останки гигантов, в пустых глазницах которых свистел ветер.

Наконец, он собрался с силами и вступил в проход между двумя каменными черепами. Постоянно оглядываясь, Шенн вслушивался в тишину, прерываемую завыванием ветра. Если б у него было хоть какое-то оружие! Лежавшие тут и там огромные, гладко отесанные камни медленно, но верно погружались в песок, а стены ломала жесткая упрямая трава. Шенн споткнулся и увидел наполовину торчавший из песка человеческий скелет. Шенн взял в руки череп и осмотрел. У его народа есть обычай вешать черепа великих охотников и дозорных на ветви священного дерева. Когда-то и он мечтал о такой чести... Но этот череп не походил на черепа предков. Нижняя челюсть заметно выдавалась вперед, а зубы казались крупней и острей. Отчего же умер этот человек? Шенн раскопал песок и меж ребер скелета, в лохмотьях истлевшей одежды обнаружил маленький и все еще острый металлический наконечник. Довольный находкой, он зажал кусок металла в кулаке и пошел дальше.

Что же случилось тут? Что могло разрушить такой огромный город, думал Шенн, пробираясь среди руин. А это что?! Позабыв про страх, он уставился на чудесный рисунок, вырезанный на странном длинном камне с круглыми боками. Неизвестный мастер изобразил высоких длинноволосых людей, одетых в ниспадающие до пят одежды. Они шли на охоту и убивали странных, невиданных Шенном зверей, они несли что-то на своих плечах и сгибали спины перед своим вождем в длинной шапке. Под рисунками шли странные закорючки, похожие на бегущих насекомых. Какие странные узоры, подумал Шенн. Он огляделся и увидел множество других рисунков, покрывавших противоположную стену. Юноша подбежал туда, с жадностью рассматривая удивительные лица и невиданных зверей. В Лесу Шенн частенько вырезал из дерева фигурки животных и птиц, Глеонн и детям они очень нравились...

Ощутив на себе чей-то взгляд, он моментально оглянулся: никого нет. Чуткий слух лесного жителя не уловил ни единого звука, а вот нос ясно ощутил чье-то присутствие. Шенн почуял запах живого существа и еще чего-то странного, как будто дыма. Но зверь не может пахнуть дымом, пронеслось в голове юноши. Он метнулся в сторону и притаился за круглым камнем. 'Я слишком увлекся, — подумал Шенн, — и забыл об опасности!' Странный запах исчез, но это не означало, что некто ушел. Он спрятался, а затем нападет внезапно, когда Шенн повернется спиной.

Шенн не боялся — жизнь в полном опасностей Лесу приучала не поддаваться напрасному страху, действовать расчетливо и наверняка. Его рука ощупала песок под ногами и извлекла увесистый обломок камня. Не ахти какое оружие, но хватит, чтобы размозжить человеку голову!

Он услышал звук приближавшихся шагов. Некто уже не скрывался, двигаясь прямо на него! Юноша занес булыжник, намереваясь обрушить на голову противника, но тот благоразумно остановился, не доходя до притаившегося за камнем охотника. Странный аромат обитателя руин теперь основательно лез в ноздри, к нему примешался еще один знакомый запах — запах выделанной кожи. Если некто охотится за Шенном, то делает это невероятно глупо. Каждый ребенок в роду Зверя знает: нельзя подбираться к добыче со стороны дующего ветра, ибо животное учует тебя, но обитатель разрушенного города не знал этого, и выдал себя. Но почему он остановился? Вряд ли он заметил или учуял Шенна!

Юноша услышал слова, произнесенные негромким и немолодым голосом. Это, определенно, человек! И, судя по голосу, старик. Чего же бояться Шенну? А вдруг старик говорит не с ним, а с товарищем, затаившимся в засаде? В любом случае, Шенн не понял ни слова из сказанного и сильнее напряг слух, пытаясь уловить постороннее движение. Но лишь ветер тихо гудел меж разрушенных проемов.

Человек снова что-то сказал, и Шенн догадался, что слова адресованы именно ему. Он осторожно выглянул из-за укрытия и увидел высокого, худощавого старика в балахоне цвета песка до самых пят, с седыми прядями в длинных темных волосах. Его лицо неприятно удивило Шенна: вытянутое, с острым носом, впалыми загорелыми щеками и небольшой бородкой, оно напоминало лицо старейшины Кирма, того, кто отправил бывшего дозорного в жертву Хозяину Леса. Это сходство встревожило Шенна, и лишь потом он понял, что сходство не в чертах, а в выражении лица. Как и старейшина, этот человек знал себе цену, выглядел уверенным и спокойным, хотя вряд ли мог тягаться с Шенном в силе.

Парень медленно вышел из-за колонны. Обломок камня в его руке, похоже, ничуть не смутил старика. Он протянул к Шенну открытую ладонь и проговорил несколько фраз.

— Я не понимаю, чего ты хочешь, — ответил Шенн. — Я пришел сюда в поисках воды. Мне надо лишь напиться, и больше ничего не нужно. У тебя есть вода?

Старик слушал его внимательно, но не отвечал, и Шенн осознал, что его не понимают. И его осенило:

— Вода! — произнес он на языке Далмиры. Это слово он выучил одним из первых. — Дай мне воды!

Взгляд старика прояснился. Он снова заговорил, в его речи проскакивали уже знакомые Шенну слова красноволосой Далмиры, но юноша все же не мог понять смысл сказанного. Шенн сокрушенно помотал головой:

— Не понимаю.

Незнакомец кивнул и сделал приглашающий жест, затем повернулся к Шенну спиной. Непростительная ошибка! Шенн мог убить его одним ударом камня или прыгнуть на спину и задушить. Но не стал делать этого. Он — дозорный из рода Зверя, и убийство старика не прибавит ему чести. Шенн выронил камень и двинулся следом. Старик шел на удивление быстро, и было ясно, что эти места он знает так же хорошо, как Шенн знает свой Лес. Местами руины и напоминали лес, а каменные столбы со странными навершиями — деревья. Вот только располагались они в строгом, неведомом природе порядке. Это был каменный лес, мертвый, но в чем-то красивый, и Шенн удивлялся неизвестным мастерам, не понимая, зачем нужен лес из камня?

Меж тем проводник привел его в невысокое здание с полуразвалившимся, покрытым трещинами куполом. В середине залы на постаменте возвышалась сделанная из белого полированного камня огромная чаша. И на самом дне ее Шенн увидел чистую, прозрачную воду!

Старик улыбнулся, и Шенн бросился к чаше. Воды, скопившейся на дне, было не так уж много, и Шенн, сделав десяток жадных глотков, вопросительно поглядел на хозяина чаши. Быть может, он не хочет, чтобы Шенн пил так много — оставалась едва ли половина. Но старик снова приветливо улыбнулся, и юноша напился вдоволь, так, что раздулся живот.

— Спасибо тебе, старик — сказал дикарь. — Но мне нечего дать тебе взамен. Обещаю, если мы еще встретимся, я отблагодарю тебя так щедро, как смогу!

Обитатель руин внимательно выслушал и, сложа руки на груди, слегка поклонился. Шенн огляделся: свет падающего в расселину крыши солнца заметно покраснел. Наступал вечер, а за ним придет ночь. Что происходит ночью в лесу и где расположиться на ночлег, чтобы не быть съеденным ночными хищниками, Шенн знал. Но что делать здесь? Так ли мертвы эти камни, какими кажутся на первый взгляд? Старик уловил встревоженный взгляд гостя и сделал приглашающий жест:

— Ты... и я... пойдем.

Это Шенн понял. Старик вышел из дома и зашагал по тропе меж двух разрушенных стен. Шенн отправился следом, то и дело оглядываясь по сторонам и втягивая носом воздух, но не чувствовал ничего тревожного. Вскоре они вышли на открытую площадку, где лежал огромный скелет чудовища, по размерам подобного тем, что несли на себе деревянный город. При желании Шенн мог свободно пролезть в глазницу гигантского черепа, и даже выбеленные временем останки монстра внушали глубокий подсознательный страх.

Старик остановился у темного проема и махнул рукой, приглашая внутрь. Шенн затоптался на месте. Не то, чтобы он не доверял старику, но черный каменный зев пещеры откровенно пугал юношу. И в движущемся городе ему было не по себе — он казался Шенну живым, хоть и был сделан из дерева. Но там жили люди. А здесь... Юноша не мог представить себе, что в таком каменном мешке можно жить! А если звери войдут сюда — как тогда выбраться из такой ловушки? Но затем он подумал, что, возможно, в каменной норе есть и запасной ход, подобный тем, что делает короед...

Он остановился у порога и принюхался. Запах, идущий из каменного мешка, тоже пугал его. В нем не было ничего знакомого, странные, удивительные запахи! Повернувшись к старику, Шенн покачал головой:

— Нет, я не полезу туда! Полезай сам, если хочешь, а я найду, где заночевать.

Старик снова заговорил, указывая на вход, но Шенн оставался непреклонен. Поняв, что гостя уговорить не удастся, старик наклонил голову и скрылся во тьме. Шум его шагов затих в глубине каменной пещеры, и Шенн огляделся в поисках подходящего места для сна. В прежние времена он спал на ветвях деревьев, вот и сейчас дикарь осмотрел верхушки странных каменных деревьев, выстроившихся в ряд неподалеку. На двух из них лежала каменная плита, и бывший дозорный решил, что это самое подходящее место. Привстав на камень, он подпрыгнул и ухватился за край каменного дерева. Немного усилий, и вот он наверху!

Места на плите было предостаточно. Шенн свесил ноги вниз и осмотрелся: похоже, старик привел его на противоположный край города. Руины заканчивались в какой-то сотне шагов, и дальше простиралась до ненависти знакомая пустыня. Солнце закатилось за ближайший холм, и Шенн проводил взглядом последний его луч, скользнувший по каменному гребню. Надо спать.

Он свернулся в клубок на еще сохранившем тепло солнца камне. Пустой желудок тут же не преминул напомнить о себе, но Шенн усилием воли отогнал мысли о еде. Завтра. Все завтра. А сейчас надо отдохнуть...

Шенн проснулся от странных звуков и встрепенулся, протирая слипавшиеся глаза. Он явно слышал чью-то речь. В этом городе есть люди?

Огромная красная луна сделала песок багровым, прокладывая длинные извилистые тени. Стало заметно холодней, воздух застыл, четко очерчивая мертвые камни. Шенн втянул в себя воздух, но пока ничего не чувствовал. Но все же во тьме кто-то был и двигался прямо на него. Юноша прижался к холодной плите, надеясь, что его не заметят.

От черной стены отделились несколько теней. Они двинулись к небольшой пло-щадке рядом с Шенном и остановились там. Юноша внимательно следил за ними, подметив блеснувшие в свете луны лезвия длинных изогнутых ножей. Это были люди, числом около восьми — Шенн не смог сосчитать точно.

Он услышал удары камня о камень и увидел маленький, но затем все более разраставшийся огонь. Люди сели вокруг костра, и теперь Шенн смог разглядеть их получше. Стройные и бритоголовые, они носили набедренные повязки и легкие куртки без рукавов. Свое оружие они воткнули в песок рядом с собой, и огонь отражался на полированных лезвиях.

А потом запахло жареным мясом. До ноздрей Шенна донесся сладкий запах, заставивший желудок подскочить к самому горлу. Он больше не мог сдерживать себя: есть хотелось так сильно, а пахло так соблазнительно! Быть может, они дадут ему немного еды? Шенн спустился с плиты и спрыгнул на песок. Сидевшие у костра люди пока не замечали его, их гортанные голоса звучали довольно и весело. Шенн выглянул из-за каменного столба и изумленно замер. Сейчас, вблизи, он разглядел, что свет огня совершенно не менял лиц ночных гостей: они были черными, как и их тени! Юноша замер. Никогда прежде он не слышал о черных людях. У обитателей движущегося города тоже была темная кожа, но не такая черная, как у них, и голов они не брили...

Он сделал несколько шагов к костру, но его по-прежнему не замечали. Наверно, эти люди были уверены, что вокруг нет ни души. Запах мяса стал еще нестерпимей, и Шенн открыл рот, собираясь произнести приветствие, как принято у его народа, и вдруг... Его взгляд упал на руки одного из чернолицых, подносившего ко рту кусок мяса. Дыхание Шенна перехватило, и волосы зашевелились на голове, когда он увидел, как житель пустыни с жадностью впился зубами в человеческую ступню... Людоеды!

Шенн вспомнил, что уже слышал о таких людях. Говорили, что они живут далеко за пределами Леса. Выходит, старейшины не во всем лгали ему. И в катящемся городе его тоже хотели съесть! Что же это за мир?! Шенн попятился, и тут кто-то из сидящих глянул в его сторону и с криком вскочил на ноги. Его сородичи поднялись и выхватили из песка длинные ножи.

Понимая, что с людоедами говорить бесполезно, Шенн отступал, пока не уткнулся спиной в столб. Бежать — но куда? Похоже, чернолицые знают развалины лучше него. А он пришел сюда непрошеным и теперь поплатится жизнью...

Они быстро окружили Шенна. Скаля острые зубы, один из бритоголовых подошел совсем близко. Эх, будь у меня хотя бы палка, подумал Шенн. Но просто так себя зарезать и съесть он не даст! Нога Шенна воткнулась в песок, и горсть песка и пыли полетела в лицо людоеда. Он схватился за глаза, а юноша прыгнул ногами вперед, ударив человека в грудь. Закричав, чернолицый покатился по песку. Его товарищи кинулись на Шенна, но за их спинами раздался властный окрик.

Людоеды обернулись, но Шенн уже видел, как в черном, похожем на огромный щербатый рот, проеме показались две огромные светящиеся ладони. Воздух между ними светился голубым, а с кончиков пальцев сыпались маленькие сине-белые искры. Черные люди попятились, выставив перед собой клинки.

Вслед за светящимися руками из тьмы выплыла невысокая темная фигура. Человек — если это был человек — остановился и произнес несколько фраз. Чернолицые прекрасно его поняли, судя по оживленной жестикуляции и яростным крикам. Один выступил вперед и угрожающе занес кривой меч над головой заступника. То, что произошло затем, поразило Шенна не меньше, чем напавших на него людоедов. Сноп белых искр ударил в грудь нападавшего, отшвырнув в сторону. Почти сливавшаяся с черными камнями фигура вклинилась в ряды людоедов, ловко уворачиваясь от сыпавшихся на нее ударов. Светящаяся рука простерлась над охранником Шенна и, завывая, тот покатился по песку. Юноша не знал, бежать ли ему от неожиданного и жуткого спасителя, и вдруг узнал в нем вчерашнего седого знакомца. За спиной старика возник силуэт чернолицего. Кривой нож со свистом рассек воздух, но старик сумел уклониться, с невероятной быстротой оказавшись за спиной людоеда. Две искрящиеся ладони сомкнулись на висках чернолицего. Странный треск заглушил короткий предсмертный вопль, и бездыханное тело рухнуло на песок. Старик быстро-быстро потер черные блестящие ладони, и Шенн увидел чудо: между ними возник маленький голубовато-белый шарик. Старик резко вскинул руки: шарик стремительно полетел в ближайшего людоеда и исчез в его теле. Вскрикнув, тот замертво повалился на песок. Остальные с воплями бросились бежать.

Шенн никогда не видел подобного. Это настоящее чудо! Даже старейшина Кирм, могущий заживлять раны и даже подчинять своей воле зверей, казался ничтожеством перед этой силой! Шенн понимал, что ему ничего не грозит, ведь старик заступился за него, но страх не позволял ему приблизится и поблагодарить этого человека. Человека ли? Разве человек может сотворить такое? Старики его рода были слабы, они не охотились и только помогали женщинам. Никто из них не смог бы двигаться так быстро! В воздухе запахло чем-то странным. Шенн принюхался и вспомнил: один раз он видел, как небесный огонь пал на одно из деревьев и поджег его. Дерево с треском раскололось на две части, а воздух пропитался таким же запахом — непонятным, неземным. Шенн попятился. Если старик владеет небесным огнем, то он...

— Ты бог! — прошептал он, уже с иным чувством склоняясь перед вчерашним знакомым. — Вчера ты спас меня от жажды, а сегодня — от смерти. Я твой должник и преклоняюсь пред тобой!

Старик молча слушал. Его искрящиеся светом пальцы шевелились, но он не выказывал гнева, и Шенн совершенно успокоился. Если бы он хотел убить его, то давно бы это сделал. Но что ему нужно от Шенна?

Спаситель, как при первой встрече, махнул Шенну светящейся рукой, приглашая идти за ним. На этот раз юноша не посмел ослушаться и покорно двинулся следом. Они вошли под каменный свод и погрузились в глухую и непроглядную тьму. Шенн снова услышал странный треск, и каменную пещеру озарил слабый белесый свет. Он не мог проникнуть в самые дальние углы, но его хватало, чтобы осветить людям путь. Двигался старик почти бесшумно — словно плыл. Юноша посмотрел под ноги и с трудом разглядел, что ступни утопают в толстом слое пыли, клубящейся при каждом движении. Тьма колыхалась за спиной, и Шенн чувствовал, как она крадется следом, почти наступая на пятки.

Старик шел уверенно и спокойно, и Шенн, чувствовавший себя неуютно в этих рукотворных пещерах, понемногу успокаивался. Какая опасность может грозить ему здесь, если рядом такой великий... жрец или бог? Идя вслед за стариком, юноша испытывал противоречивые чувства. Кто его спаситель? Бог или человек? Глаза видели в нем бога, но нос улавливал запах человеческого тела, запах дыма и пота. Но почему у него белое, как у Шенна, лицо и черные, как у людоедов, руки? Разве может такое быть? Если не бог, а человек, то, несомненно, великий жрец, решил Шенн, ибо кто, кроме жрецов, способен владеть такой силой?

Наконец, их путь был завершен в просторном и довольно светлом помещении. Шенн без конца оглядывался, пытаясь понять, откуда берется странный беловатый свет, как будто сочившийся из стен и, в конце концов, догадался. Это был светящийся грибок, покрывавший большую часть стен. В его Лесу тоже были подобные растения, ночью отдававшие накопленный за день свет. Но, кроме грибка, в углах пещеры стояли удивительные, прозрачные, светящиеся таким же белым светом сосуды. Шенн слышал от старейшин, что далеко на севере вода от холода превращается в прозрачный и твердый камень. Наверно, эти сосуды сделаны из такого камня. Ему очень захотелось потрогать их, но он боялся разгневать своего спасителя.

Когда-то тут жили люди, думал Шенн, отмечая покрытый вязью узоров потолок, просторные ниши с деревянными ложами, огромные, тоже сделанные из дерева, короба вдоль стен. Вряд ли все это сделал он один.

Старик остановился у странного деревянного предмета на четырех изогнутых ногах, резко дернул себя за пальцы, и блестящая черная кожа на руках сползла, открывая самые обыкновенные, такие же, как у Шенна, розовые ладони. Сейчас он еще больше стал похож на человека. Хозяин пещеры благосклонно взглянул на Шенна и что-то проговорил, указывая на одну из ниш. Слух Шенна разобрал знакомое слово 'спать'. Все же не зря он учил язык Далмиры!

— Спать, — повторил Шенн за хозяином. — Я понимаю. Ты говоришь: я должен спать. Хорошо, я сделаю, как ты хочешь.

Он направился к лежанке, устроенной в глубокой нише, и улегся на сплетенную из высохшей травы циновку. От камней веяло холодом, но Шенн старался не обращать на это внимания. В какой-то момент ему даже стало уютно в этой каменной норе, это все же лучше, чем спать на голой земле. Некоторое время глаза юноши зорко следили за стариком, ходившим туда и сюда по пещере. Он что-то долго разминал длинными пальцами, то и дело поднося к носу, и даже со своего места Шенн уловил странный, ни на что не похожий запах. Потом старик завозился с целой шеренгой маленьких кувшинов самой неожиданной формы, что-то добавляя в них и перемешивая. Обернувшись на глазевшего юношу, хозяин резко приказал:

— Спать! — и Шенн покорно закрыл глаза, почти тотчас провалившись в сон.

Шенн проснулся от стука и приподнялся на ложе, мгновенно вспомнив о вчерашних событиях. Он в каменной пещере! Но теперь в ней не было темно. Он повернул голову и увидел в соседней, отделенной небольшим, в рост человека проемом, пещере яркий солнечный свет, проникающий откуда-то сверху. Хозяина не было видно.

Юноша встал и еще раз осмотрелся. Сейчас, при дневном свете, убранство пещеры не казалось странным и зловещим, а из-под слоя белесого грибка проглядывали удивительные рисунки. Шенн не понимал, что они означают, но работа неизвестного мастера поразила его. Он дотронулся до рисунка на камне, пытаясь повторить плавные, будто живые, линии...

— Смотришь? — спросил старик. Шенн вздрогнул. Как он смог подкрасться так незаметно? Впрочем, здесь его дом, в своем Лесу Шенн тоже двигался неслышно, как тень...

— Да, Шенн смотрит, — сказал юноша, подбирая слова на языке Далмиры, но запнулся и дальше заговорил на своем наречии. — Это очень красиво! Великий мастер сделал это! В этом каменном лесу много таких рисунков.

Старик улыбнулся. Он улыбался, не разжимая губ, и оттого его улыбка выглядела грустной. А может, Шенну это только показалось, и он тоже улыбнулся хозяину. И почувствовал, как желудок свело от голода. Надо выйти наружу и найти какой-нибудь еды. Юноша прижал руки к груди, благодаря хозяина за ночлег:

— Мне надо идти. Спасибо, хозяин пещеры...

Шенн выбежал наружу и, словно хищник, жадно втянул носом сухой воздух. Даже среди песка и камней есть какая-то жизнь. Он охотник. Он выживет.

Глава шестая. Эшнар.

На пятый день путешествия караван приблизился к горам, давно показавшимся из-за горизонта. В прозрачном утреннем воздухе они казались совсем близкими, но Далмира знала, что глаза не всегда говорят правду. Покрытые снежными шапками скалы были ослепительно красивы. Никто не сумел бы взобраться на эти вершины, и их далекая неприступная красота была и останется чистой и нетронутой человеком. Далмира любовалась ими, чувствуя в них древнюю и суровую силу. Горные отроги нависали над караваном подобно огромным, вдруг окаменевшим волнам, а вскоре путь преградила широкая, но мелкая река, с шумом бежавшая по каменистому ущелью. В этот день Далмира впервые за долгое время вдоволь напилась воды и вымыла грязные волосы. Хорошо бы вымыться и самой, думала она, но стеснялась слонявшихся по берегу мужчин, да и вода слишком холодна. Здесь Тормун объявил привал, и впервые в их долгом путешествии повозки не ставили в круг. Далмира сочла это хорошим знаком.

Здесь было не так жарко. Солнце изредка закрывали белые, похожие на кучи пуха, облака, и ветер трепал одежду, грустно гудя меж камней.

Едва девушка отдохнула, явился Оллок. Ловко вращая короткое копье между сильными пальцами, однорукий показал девушке несколько приемов и бросил оружие ей. Молча перехватив копье, Далмира принялась за обучение. Оллок прохаживался вокруг и поправлял, заставляя делать движения в полную силу. Он учил ее странным приемам, развивающим координацию и ловкость. Далмира быстро поняла, что эта техника не для боя с человеком а, скорее, для схватки со зверем.

— Руби. Коли. Отступай. Уклоняйся. Руби.

Далмира старалась, но выпады получались корявыми и неловкими, а может, ей это только казалось по сравнению с отточенными и выверенными до волоска движениями Оллока. Девушка не представляла, что можно так виртуозно владеть любым оружием. И видела, как почтительно относятся к ее наставнику остальные хартоги. Тусклые, безразлично-беспощадные глаза Оллока и бесцветные скупые фразы лишь усиливали ощущение опасности. Этот человек внушал подсознательный страх, и в свободное от занятий время Далмира старалась избегать его.

Весь вечер ушел на тренировки. Нарочито медленно размахиваясь, Оллок стегал по ногам девушки, и Далмира перепрыгивала через стремительно летящий хлыст. Кинара рассказывала, что однажды однорукий выбил глаз своему противнику на расстоянии десяти шагов. Хлыст был его второй рукой, длинной и беспощадной.

Утром следующего дня ущелье сомкнулось, и Далмира с волненьем увидела огромную, сложенную из гигантских камней стену. Здесь жили люди! Стена уходила вверх, ровняясь со скалами и там, наверху, девушка увидела блистающий желтым металлом знак. Под иероглифом, в вырубленной в скале нише, располагались массивные, обитые металлом ворота.

— Эшнар, — проронил Оллок. Его жесткое лицо как будто смягчилось, и девушка отметила уважительный взгляд наставника, скользнувший по укрепленьям. — Неприступный Эшнар.

Приблизившись, Далмира увидела, что в отвесной стене имеются многочисленные бойницы, а в них то и дело мелькают неясные тени. Повозка Тормуна, двигавшаяся первой, остановилась. Предводитель поднялся и обратил лицо к воротам.

— Это я, Тормун! — крикнул он изо всех сил. Караван притих. И даже вьючные кроги перестали щипать траву под ногами, ожидая ответа. Но сверху не доносилось ни звука. Тормун ждал, застыв на крыше повозки маленьким, но полным достоинства изваянием.

Время текло медленно. Далмира устала разглядывать возвышавшуюся на добрую сотню локтей стену и удивлялась терпению, а главное, гордости Тормуна, который вел себя так, словно, как минимум, явился облагодетельствовать здешний народ.

Наконец, сверху что-то прокричали, тяжелые створы дрогнули, и процессия медленно въехала в распахнутые невидимыми привратниками ворота. Далмира задрала голову, с удивлением рассматривая толстенную, все никак не желавшую закончиться, стену. Караван полностью скрылся в тоннеле, черные стены которого дышали влагой и холодом. Проехав через длинный рукотворный коридор, девушка обернулась: с другой стороны стена была совершенно иной. Это даже была не стена, а огромное ступенчатое здание из красивого белого камня, втиснутое между двумя серыми скалами. Раскрыв рот, Далмира долго разглядывала это чудо, пока оно не скрылось за поворотом становившегося все более широким ущелья. Здесь повозки покатились под заметный уклон. Горы вокруг стали еще более живописными, пологие склоны покрывал густой зеленый лес, а на растущих вдоль дороги кустах висели крупные оранжевые ягоды.

И сама дорога изменилась. Пыльную землю под колесами повозок сменили глад-кие, тщательно пригнанные друг к другу каменные плиты. Скоро она увидит город! Эта мысль радовала и будоражила Далмиру, и когда Оллок вновь согнал ее с повозки, заставляя бежать рядом, она сделала это с улыбкой. Двигаться под уклон было легко и приятно, а трава на обочине была настолько пушистой и мягкой, что Далмира бросила сапоги на повозку и побежала босиком. Оллок косо взглянул на девушку, но ничего не сказал.

Дорога петляла меж поросших лесом склонов. Воздух был вкусен, прозрачен и свеж. Далмира ни за что не променяла бы его на сухой и пыльный воздух пустыни.

Потом горы раздались вширь, и глазам предстал невероятно красивый город с голубым озером посредине, опоясанный удивительным ожерельем из белых стен и черных башен, Далмира не смогла сдержать изумленный вскрик. Вот он каков, Эшнар!

Огромная долина лежала у ее ног. То здесь, то там над зелеными вершинами деревьев вздымались огромные здания, сверкавшие отделанными блестящим металлом шпилями. На огромных лугах паслись стада животных, виднелись крохотные фигурки людей, идущих по своим делам. Здесь горы не выглядели так сурово, быть может, из-за поросших густой растительностью склонов, и снежные вершины радостно сияли в лучах солнца.

Далмира посмотрела на соседние повозки и с удивлением не заметила ни на лицах, ни в движениях спутников ни следа радости. Быть может, они бывали тут уже не раз, и прекраснейший вид стал для них обычным? Но все равно, как можно не радоваться, видя такую красоту, тем более после унылого Кхинора — так называли пустыню хартоги. Далмира качнула головой, подумав, что, наверно, многого еще не знает. И манящая издали красота вблизи может оказаться иной... Но чувство радостного удивления еще долго не покидало ее.

Караван спустился со склона и покатил по прямой дороге к городу. Они проезжали мимо полей, уставленных воткнутыми в землю жердями, по которым вились и тянулись к щедрому солнцу растения с широкими листьями и гроздьями свисавших с них желтых полупрозрачных плодов. Далмира увидела дома с широкими террасами, с плоскими крышами, усыпанными вялившимися на солнце фруктами. Увидела мужчин, невысоких, коренастых, с черными бородами и гордыми взглядами. Встречались и женщины, с головы до ног завернутые в широкие яркие куски материи.

По мере приближения к городу людей на дороге прибывало. Далмира разглядывала плечистых охотников с поясами, увешанными битой птицей; земледельцев, везущих в город плоды и мешки с зерном; торговцев, прямо на обочине сбывающих свой товар. Ремесленные мастерские располагались недалеко от дороги, и в широких, в полстены, окнах было видно, как работают подмастерья. Одних кузнечных мастеров Далмира насчитала с десяток, что было ровно в десять раз больше, чем на ее далеком острове. Были здесь и гончары, выставлявшие раскрашенные черной и красной эмалью высокогорлые кувшины, были торговцы тканями, от пестроты которых рябило в глазах...

Караван привстал лишь на время, подъехав к высокой, украшенной голубой плиткой башне с воротами. Здесь Далмира заметила стражу: облаченных в железные одежды воинов с огромными топорами на длинных древках. Девушка не слышала, о чем говорил с ними Тормун, но стражники засмеялись и затрясли оружием, показывая, что можно ехать.

Улицы Эшнара показались ей узкими, но все же светлыми из-за ступенчатых зда-ний, совершенно не закрывавших склонившегося к вершинам гор солнца. Далмира вертела головой, жадно разглядывая все вокруг. Этот город потряс ее. Велик народ, построивший такое чудо!

Уже в сумерках повозки въехали в обширный двор, заполнив его совершенно. Шатров не разбивали, и вместе со всеми Далмира вошла внутрь приземистого здания с красивым многогранным куполом.

Там их хорошо накормили и предоставили комнаты для сна. Далмире позволили лечь спать, остальные хартоги допоздна возились во дворе, готовясь к предстоящему Кругу. Здесь Далмира вновь услышала это слово, его повторяли все чаще и чаще. Кинара выговаривала его с неприкрытой злобой, Оллок равнодушно, иные — с суровой обреченностью или наигранным безразличием в глазах. Радовался, похоже, один только Торвар. Проходя мимо Далмиры, он схватил ее за руку и прошипел:

— Скоро все узнают, какого цвета у тебя внутренности! Если не хочешь умереть быстро, приходи ко мне этой ночью. Ты знаешь, где меня искать.

Он отпустил испуганную и растерянную девушку и расхохотался, довольный произведенным эффектом. Но Далмира никуда не пошла, и незаметно наблюдавший за ней Оллок сделал вывод, что старый Тормун, как всегда, оказался мудр и дальновиден. Из этой девчонки выйдет толк. Главное — чтобы не сломалась в первом же Круге...

На следующее утро занятий не было. Оллок появился всего на минуту, сказал, чтобы Далмира никуда не отлучалась со двора, и надолго исчез. Девушка слонялась по двору, наблюдая за странными приготовлениями. Некоторые повозки втащили внутрь здания, прочие остались во дворе. Далмира привыкла к странным и подчас жутким звукам, которые издавали помещенные в деревянные клети животные, и уже не обращала на них внимания. Мысли о предстоящем Круге целиком занимали ее голову. Из разговоров она узнала, что все готовятся к завтрашнему выступлению. Значит, завтра! Что ж, это даже лучше. Чем выспрашивать, лучше увидеть все самой!

Вечером Оллок явился, но вместо упражнений отвел Далмиру в один из шатров и указал на сваленные в углу вещи:

— Выбирай и одевайся.

— Спасибо, — она посмотрела на Оллока, но его лицо было бесстрастно. Вещи были весьма кстати. Одежда девушки порядком истрепалась: шаровары зияли прорехами, рубашка протерлась, изношенная обувь разваливалась на глазах. Предложенное Оллоком не отличалось разнообразием. Здесь были куртки без рукавов из выделанной кожи крогов, обычные для хартогов, были рубашки, длинные, с цветной тесьмой на груди, и кожаные же штаны со шнуровкой на голенях. Ни юбок, ни платьев. Далмира выбрала несколько вещей.

— Одевайся.

Девушка замялась. Она не могла раздеваться в присутствии мужчины. Оллок, похоже, понимал это, но стоял у входа, совершенно не двигаясь.

— Одевайся. Или тебе помочь?

Далмира быстро разделась и еще быстрей принялась надевать новую одежду, от волнения не попадая в рукава и штанины. Впрочем, новой одежду можно было назвать с трудом — ее явно кто-то носил, но, по крайней мере, там не было дыр. Сапоги великоваты, но других попросту нет.

Одевшись, она вглянула на Оллока. Он кивнул и вышел из шатра.

Далмира вернулась в отведенную ей комнату, которую она, как и шатер, делила с Немым и Кинарой. Они тотчас заметили обновку. Немой сделал несколько выразительных жестов, обращаясь к Кинаре, а та сказала:

— Выглядишь, как бывалый хартог. Только зря выбрала такие светлые штаны — кровь слишком заметна...

Ночь прошла быстро. Полночи, вооружившись иголкой и нитками, при скудном свете свечей девушка подгоняла выданную Оллоком одежду под себя. Закончив, изму-ченная Далмира уснула и спала крепко, без сновидений. Проснувшись и выйдя из комнаты умыться, девушка с изумлением увидела, что обширное помещение постоялого двора заполнила возбужденная и шумящая публика. В центре зала, откуда ни возьмись, возникла прочная железная клеть, закрепленная меж четырьмя опорными колоннами. В клетку вел узкий, закрытый толстыми досками, проход, заканчивавшийся у стены. Вокруг клетки располагались зрительские ряды, и с каждой минутой мест становилось все меньше. Ловкая прислуга мелькала меж зрителями, разнося вино и еду.

— Интересно? — спросил кто-то. Далмира повернула голову. Рядом стоял Тормун.

— Скоро ты узнаешь, кто такие хартоги, и для чего тебя учит Оллок, — сказал Тормун. Лицо хозяина Круга излучало довольство и гордость. — Я продолжаю дело своего отца, а он перенял искусство от деда. Любой из городов Арнира рад хартогам, потому что мы развлекаем людей так, как не развлекает никто!

Далмира внимательно слушала, но мало что понимала. О каких развлечениях он говорит? Наверно, в Круге бьются звери, которых ловят в пустыне или в лесах! Что ж, это зрелище и страшное и интересное, теперь ясно, почему столько зрителей!

Гул в постоялом дворе нарастал. Далмира едва слышала последние слова Тормуна, потонувшие в оглушительных криках. Девушка взглянула на Круг и увидела, как из прохода вышел человек в небольшом кожаном доспехе, вооруженный копьем с тремя сверкающими зубьями. Лица его Далмира не помнила.

— Это Готтан, славный хартог! — сказал Тормун. Человек в клетке принялся ловко вращать оружием, срывая одобрительные крики и рукоплескания. Наконец, сверкающий сталью трилистник вонзился в землю, а воин раскинул руки и прошелся вдоль решетки. Он улыбался, но улыбка больше походила на оскал. Одновременно с его появлением вдоль рядов двинулись какие-то люди. Они оживленно торговались со зрителями и, получая деньги, вручали посетителям кружки из белого металла.

— А что делают вон те люди? — осмелев, спросила Далмира.

— Эшнарцы считают себя великими воинами и на чужеземцев смотрят снисходи-тельно, — охотно объяснил девушке Тормун. — Но они обожают азартные игры и состязания, подобные нашим. Нет эшнарца, который не любил бы спорить и, к тому же, не любил поставить на спор хорошие деньги... Поэтому мы принимаем их ставки на исход боя.

— А... — Далмира осеклась, осознав, что этот воин сейчас станет сражаться... Неужели со зверями?!

— Вот, смотри, — словно читая мысли, Тормун протянул девушке два металлических кружка. На одном довольно коряво выбита фигурка человека, на другом — оскаленная звериная морда. Красный ноготь Тормуна ткнул зверю в глаз. — Это ставка. Она зависит от опытности бойца и опасности зверя. Смотри, вот и зверь!

Из темного прохода, напоминавшего пещеру, выползал приземистый шестиногий хищник. Далмира никогда не видела таких. Его тело, большое, но поразительно гибкое, извивалось, подобно змеиному, и имело многочисленные костяные наросты на спине и боках. Зверь оскалил пасть и зашипел. Меж острых зубов свесился длинный алый язык. Публика зашумела, многие сорвались с мест, стремясь встать поближе к клетке. Стало намного тише. Зрители замерли. Представление начиналось.

— Ну, на кого бы ты поставила? — улыбнулся Тормун. — Гривен очень, очень опасен, но и Готтан силен! Он в третий раз в Эшнаре, а это немалый срок, девочка, многие не протягивают и одной лунной перемены... Готтан опытный воин, не чета этим эшнарцам! Только мнят себя героями, но еще ни одного я не видел в Круге... Ну же, какой кружок ты возьмешь? На кого поставишь? На зверя или человека? Выбирай, бой может закончиться очень скоро!

Далмира не знала, что ответить. Она не могла оторвать глаз от Круга, где, выставив перед собой оружие, человек пятился от наступавшего зверя.

Зверь кинулся вперед, нарвавшись на выставленный человеком трилистник. Темно-оранжевая шкура гривена окрасилась кровью. Зашипев, зверь отступил. Готтан выпрямился и медленно прошелся вдоль клетки, одной рукой салютуя зрителям, другую, с копьем, вытянул навстречу гривену. Зверь бил себя по бокам длинным хвостом, но напасть снова не решался.

Человек заигрывал с чудовищем, то медленно подходя, то отступая. Готтан выманивал зверя на середину Круга, но тот реагировал вяло, шипя и мотая головой. Вдруг кто-то ударил зверя палкой сквозь прутья. Гривен мигом обернулся. Острые зубы клацнули у самого лица человека, едва успевшего отдернуть руку. Стоявшие рядом зрители отшатнулись, кто-то упал со скамьи, вызвав взрыв хохота у эшнарцев. На мгновенье Далмире показалось, что все это происходит не с ней. Это какой-то жуткий сон, и надо скорее проснуться! Так вот для чего ее учит Оллок! Значит, ей уготовано биться на арене с такими тварями на глазах у алчущей крови толпы!

Она не стала смотреть дальше. Прежний восторг перед Эшнаром истаял, как клочья тумана на склонах гор. Ей хотелось бежать, бежать немедленно и спрятаться, чтобы Тормун никогда не нашел ее! Лишь бессердечный безумец может заставлять людей сражаться с такими тварями! Далмира огляделась. Тормун куда-то исчез и, кажется, за ней никто не следит. Раздвигая плотную толпу, девушка пробралась к выходу. За спиной раздался громкий и страшный стон. Она невольно обернулась и замерла, не в состоянии разобрать, чей это был крик, человека или зверя... А потом бросилась к дверям.

Но там сидел Оллок, мерно водя кинжалом по точильному камню. Увидав однорукого, Далмира остановилась. Здесь не пройти. Она попыталась успокоить дыхание, чтобы не выдать себя.

— Смотрела? — спросил наставник, едва повернув голову. — Кто победил?

Голос его звучал совершенно безразлично.

— Не знаю, — ответила она, прислоняясь к дверному косяку. Звуки сюда почти не доходили, но в ушах до сих пор звучал этот то ли вопль, то ли стон.

— Я поставил на Готтана, — сказал Оллок. — Пошли-ка, посмотрим.

Ей ничего не осталось, как следовать за ним.

Когда они подошли к решетке, Круг был пуст, а на песке виднелись следы крови. Возбужденные зрители обсуждали прошедший бой и готовились заключать пари на новый.

— Я не хочу на это смотреть! — заявила Далмира, отворачиваясь от решетки. Однорукий взглянул на нее тусклым, равнодушным взглядом:

— Это твоя судьба. Тебе придется смотреть ей в лицо.

— Нет! — она отвернулась и пошла прочь, ожидая, что Оллок догонит и ударит ее. Но Далмира вышла из толпы, окружавшей Круг, беспрепятственно. Что же делать? Бежать? Бежать, пока не поздно! Но куда? Она ведь видела, что путь в Эшнар защищен так, что только птицы могут улететь отсюда. Но лучше умереть в горах от голода, чем вот так! За входом явно наблюдают, так, может, попробовать через двор? Девушка прошла знакомым коридором и вышла во двор, где у стены стояли несколько повозок. Забраться на одну из них ничего не стоило, а там можно попробовать перелезть через стену...

Далмира вскарабкалась на крышу повозки. Стена совсем рядом, но повозка стоит не вплотную и допрыгнуть до края, кажется, невозможно... Но надо попробовать! Далмира прыгнула и, ломая ногти, соскользнула по отвесной стене. Упала на траву и увидела Немого.

Он стоял неподалеку и смотрел на нее. Встретив пристальный взгляд парня, Далмира замешкалась. Отчаяние, с которым она бросилась на стену, вылилось в пронзительный крик:

— Что смотришь?! Я не хочу умереть, понимаешь?!

Немой покачал головой и подошел к ней. Только сейчас Далмира обратила внимание, что немой был в легком доспехе и поножах, на боку висел длинный клинок. Его рука, будто успокаивая, легла на плечо девушке. Он еще раз качнул головой и указал пальцем на татуировку.

— Немой, ты здесь? Нам пора идти! — во дворе показалась Кинара. Увидав Немого и Далмиру, она подошла к ним. Девушка-хартог была в своей обычной одежде, лишь куртка другая: толстая и плотная, она внахлест застегивалась на груди, а плечи защищали стальные пластины и бляшки, звеневшие при каждом движении.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

Далмира не поняла, кого спрашивала Кинара, и промолчала. Но вопрос предназначался ей.

— У тебя чудесные волосы, — сказала Кинара. — Я бы хотела иметь такие. Они бы хорошо смотрелись в Круге...

Далмира молчала. Глаза Кинары были страшными, зрачки расширены, а багровый шрам на лице стал еще темнее.

— Пожелай мне удачи, девочка, — сказала Кинара. Далмира сглотнула возникший в горле ком и прошептала:

— Желаю... удачи...

Кинара кивнула.

— Пойдем, Немой.

Они ушли. Далмира смотрела им вслед и вдруг поняла, что эти двое — единственные из хартогов, кто отнесся к ней по-человечески. А теперь они ушли в Круг и, возможно, она никогда не увидит их живыми. Страх сковал ноги, но Далмира заставила себя идти к арене. Она должна увидеть их бой, должна взглянуть в лицо судьбе. Надо преодолеть себя, надо посметь...

Она вошла в огромный зал, и почти одновременно зрители взвыли от восторга, приветствуя хартогов. Стоящие вдоль решетки охотники узнали новичка и пропустили ближе.

— Не подходи вплотную, — сказал кто-то, — зверь может задеть тебя.

Не слушая совет, Далмира схватилась за прутья и смотрела, как Немой и Кинара ходят по Кругу, размахивая оружием. Кинара крутила над головой длинный узкий клинок, а силач потрясал секирой с двумя причудливо изогнутыми лезвиями.

— Кинара! Кинара! — вплотную к решетке пробился косматый мужчина с ужасным шрамом в пол-лица. На его предплечье чернела татуировка, изображающая какое-то крылатое существо. — Помнишь меня? Посмотри на меня, мы ведь как братья!

Кинара искоса взглянула, не говоря ни слова, а он затряс звенящим кошельком:

— Будь моей после боя, и я отдам тебе все деньги! Я буду ставить только на тебя, Кинара!

Девушка остановилась. Ее рука схватила зрителя за куртку, притянув к решетке:

— Я буду твоей, — презрительно процедила она, — когда ты будешь стоять здесь вместе со мной! — она оттолкнула поклонника так, что он отлетел и повалился на сидящих позади него. Кто-то захохотал, а бойцы, словно получив некий знак, разом отступили к решетке напротив темного прохода. И, перекрывая затухающие овации, оттуда раздался низкий, клокочущий рык.

Кинара встала в стойку, чуть согнув колени, и направила меч перед собой, положа на согнутую в локте руку. Немой встал рядом. Его руки сжимали лежащий на плече топор, готовясь обрушить сверкающее лезвие на противника.

Зверь выползал из прохода неторопливо, будто возвращаясь в собственное логово. Замотав головой с единственным, но длинным и острым рогом, он издал протяжный, пронизывающий сердце вой. Далмира сжала ладонями прутья. Сердце ее колотилось так, словно это она стояла там, наедине с этим чудовищем. Теперь она понимала, почему на этот раз в Круге два бойца. Одному человеку никогда не справиться с таким страшилищем! Да и двоим тоже...

Зрители притихли, так что было слышно дыхание чудища и скрип песка под ногами бойцов.

— Хей! — неожиданно крикнула Кинара, бросаясь вперед. Ее клинок сверкнул в воздухе, оставив кровоточащую полоску на светлой шкуре зверя. Тот выбросил вперед лапу, но девушка успела отскочить, вращая меч так, что со стороны виделся блистающий сталью круг. Начало было положено. Наконец, разглядев противников, зверь поднялся на задние лапы, занеся увенчанную длинным рогом голову. Он прыгнул вперед, и Немой еле успел отпрянуть, покатившись по песку. Зверь мотнул головой, Кинара подставила меч, но удар был настолько силен, что ее отбросило в сторону, а клинок вылетел из рук. Зрители охнули.

Зверь опустился на четыре ноги и двинулся к распростертой на песке девушке. Кинара приподнялась, но бежать было некуда. Она прижалась спиной к ограждению, не сводя глаз с приближавшейся смерти. Зверь вновь приподнялся и ударил. Кинара чудом успела уклониться. Рог проник сквозь решетку, и чудовищная морда прижала девушку к прутьям.

Поднявшись на ноги, Немой беззвучно приблизился и, размахнувшись, изо всех сил всадил лезвие секиры в бок единорога. Тот вздрогнул и изогнулся, пытаясь достать обидчика, но парень был наготове. Пользуясь передышкой, Кинара метнулась за оружием. Схватка продолжилась.

Даже раненый, зверь был страшным соперником. Мотая головой со страшным рогом, он пытался достать бегающих по кругу людей. Приземистый и неповоротливый, он крутился по арене, не в силах увернуться от жалящих железных клинков. Его шкуру и песок Круга забрызгала кровь, зрители шумели, предвкушая развязку...

Вдруг сильный удар отбросил неосторожно приблизившегося к животному Немого. Боец покатился по песку, но секиры не выпустил. Зверь кинулся на него, поддевая рогом. Немой взвился в воздух и, пролетев шагов десять, ударился о решетку и тяжело рухнул наземь.

— Немой! — крикнула Кинара.

Зверь ринулся на лежащего человека и взвился на дыбы. Лапа с торчащими костяными наростами обрушилась на Немого, но в последний миг тот выставил над головой секиру. Звон от удара прокатился по притихшему залу. Немой скрипел зубами, еле сдерживая давление зверя. Его руки медленно опускались...

— Хей-я! — подскочив сбоку, Кинара вонзила клинок почти по рукоять. Зверь вздрогнул, пытаясь повернуться, но ноги уже плохо слушались его. За первым ударом последовал второй, и алая кровь фонтаном брызнула на девушку. Натиск ослаб, и Немой сумел отползти в сторону.

Чудовище двинулось к Кинаре, но зашаталось, его ноги подогнулись и, замычав, оно пало наземь.

Далмира смотрела на героев, не замечая текущих из глаз слез. Они живы! Они победили! От воплей восторженных эшнарцев заложило уши. Помещение вновь наполнилось шумом и гамом. Одни в раздражении бросали на пол проигранные ставки, другие радостно шумели, получая выигрыш. Где-то началась потасовка, но дюжая прислуга мигом вытолкала драчунов наружу.

— На сегодня бои закончены! — объявил Тормун, и опьяненные схваткой зрители разочарованно зашумели, поднимаясь со своих мест. Повелитель Круга выглядел довольным. Он только что узнал, что состязанием интересуются главы самых влиятельных родов Эшнара, а это означало хорошие барыши. Надо дать отдохнуть бойцам и подготовить новых, невиданных здесь зверей. Он подал знак, и охрана выпустила Немого и Кинару из клетки. Тяжело дышавшие, залитые кровью бойцы прошли мимо Далмиры. Та открыла рот, провожая их взглядом, но едва не вырвавшиеся восторженные слова вдруг застряли в горле. Что сказать? С чем их поздравить? С тем, что остались живы?

Труп зверя зацепили железными крючьями и поволокли, размазывая кровь по песку.

После Круга состоялся пир. Помещение закрыли от посетителей, решетки разобрали, а пол очистили от песка и крови. За сдвинутыми столами собрались все хартоги. Тормун сидел на высоком кресле, возвышавшемся над столом. По правую руку сидел Торвар, слева — Немой и Кинара. Однорукий стоял за спиной хозяина, и Далмире казалось, что глаза Оллока смотрят только на нее.

— Выпьем за сегодняшний бой! — провозгласил Тормун, поднимая кубок. Все последовали его примеру, и Далмира подняла чашу с прозрачным желтым вином. — Сегодня погиб Готтан — выпьем за его красивую смерть! Но сегодня есть и победители! Слава победителям, слава истинным хартогам, умеющим побеждать!

— Слава! — заревели десятки глоток, и затихли, гулкими глотками опустошая кубки. Далмира попробовала местное вино, и оно ей понравилось. И все же, не допив, девушка отставила чашу в сторону. Она не забыла, как опоил ее Эторг. На столах лежала всевозможная еда, и каждый брал, что хотел. Далмира отщипнула кусочек жареной птицы, по примеру соседа макнув его в горшочек с соусом. Очень вкусно! Лежащие стопкой румяные лепешки понравились еще больше. Далмира пробовала все, до чего могла дотянуться: пироги с ягодной начинкой, жареное на углях мясо, наваристый суп из котла, который черпали глубокими, на длинных ручках, ложками.

Насытившись, девушка отошла от стола. Сборище пьяных и возбужденных мужчин не слишком нравилось ей. Далмира прошлась по залу, разглядывая нависающие над головой мощные, украшенные затейливой резьбой балки и постояла у огромного очага, над которым на вертеле висела наполовину съеденная туша какого-то животного. Разрезавший жаркое слуга протянул ей истекающий жиром кусок, но Далмира помотала головой и отошла в сторону. Она уже сыта. Оглянувшись на пирующих, она увидела, что Немой и Кинара вышли из-за стола и куда-то направились. Не зная зачем, она двинулась за ними.

Победители вышли в коридор и, обнявшись, прошли в одну из комнат. Далмира проскользнула следом и остановилась на пороге... Хартоги целовались, сжав друг друга в объятиях, и поцелуй этот длился очень долго. Далмира хотела уйти, но нечаянно споткнулась о порог. Кинара обернулась:

— Что тебе нужно?

— Я... — замялась Далмира. — Я хотела...

— Поздравить? Спасибо, — сказала Кинара. — Ты и впрямь принесла мне удачу. Мне и Немому. Сегодня у нас праздник!

— Значит, тот человек, что бился первым, умер? — спросила девушка, хотя знала ответ.

— Ты не видела боя? — спросила Кинара. — Ему не повезло.

— Я не могла на это смотреть, — призналась Далмира. — А на вас смотрела.

— Вот как? — удивилась Кинара. Немой смотрел на красноволосую, ожидая продолжения.

— Потому что хотела, что бы вы остались жить! Мне нужно это увидеть... Так сказал Оллок и... я тоже так думаю.

Немой и Кинара переглянулись.

— Да, тебе нужно это видеть. Что скажешь теперь? — усмехнулась Кинара

— Это страшно! — призналась Далмира. — Но отвратительней всего то, что Тормун получает за это деньги! Как можно так поступать?!

Кинара подошла к девушке. Взгляд бойца смягчился, рука легла на плечо Далмиры:

— Это жизнь, девочка. Все мы умираем когда-нибудь. Наслаждайся тем, что у тебя есть, и не ищи другой правды.

— Оллок сказал, что поставил на Готтана.

— Это не секрет. Оллок всегда ставит на бойцов, ведь он учит нас. За это мы уважаем его. Но он, бывший боец, лижет Тормуну пятки, и за это мы ненавидим его!

Немой закивал, и зашевелил губами, подавая пальцами какие-то знаки, но Кинара не смотрела на него.

— Забудь свое имя, забудь, кто ты есть, — продолжала она, глядя прямо в глаза Далмире. — Ты собственность Тормуна, в его глазах ты ничем не лучше зверя.

— Но почему?

— Глупая! Потому, что на тебе его клеймо!

— Да нет же! Я не понимаю, почему Тормун взял именно меня? Для боя с чудовищем нужны воины, а не слабые женщины!

— Ты снова ничего не понимаешь! Тормуну не нужна победа над зверем! Ему все равно, кто умрет, а кто останется жить: зверь или человек. Если подумать, мы ничем от зверя не отличаемся. Едим одно и то же, живем бок-о-бок. Для Тормуна главное — асиры, которые он соберет за представление. И чем дольше оно будет длиться, тем лучше... для него.

Немой энергично замычал, привлекая подругу, и быстро задвигал пальцами, подавая непонятные, но весьма красноречивые знаки. Кинара кивнула:

— Немой говорит тоже самое. Думаешь, мы не могли прикончить эту тварь быстрее? Могли! Но существует правило Тормуна: в Круге нет места спешке! Те, кто его не выполняют, рискуют попадать в Круг до тех пор, пока не лишатся головы... Теперь поняла?

У Далмиры не было слов. Горечь связала язык, отравленным комом застряв в горле. То, о чем поведала Кинара, ужасно! Скитаясь по безлюдным краям с Шенном, она и представить не могла, что люди, к которым они так стремились, способны на такое!

— И еще, — черные, выразительные глаза бойца клещами держали Далмиру, не давая уйти. — Немой сказал, что ты пыталась бежать... Мой тебе совет: не стоит. Клеймо на руке выдаст тебя везде. А охотники-хартоги все равно выследят тебя. От них никому не удавалось уйти.

— Что за охотники?

— Ты видела людей с сетями? Это они. Охотники добывают для Круга новых зве-рей. Они не носят клейма, и Тормун платит им большие деньги. Но, по сути, они рискуют так же, как мы. Только еще сильнее. Ведь они должны взять зверя живым, и не покалечить!

Далмира горестно покачала головой:

— Значит, у меня нет другого выхода... Только сражаться...

— Есть один выход, — Кинара достала из-за пояса кинжал и протянула новенькой. — Убей себя прямо сейчас.

Далмира смотрела на отблеск огня, игравший на остром лезвии, и молчала. Этого сделать она не могла.

— Это тоже жизнь, — чуть смягчившимся тоном сказала Кинара. — Я живу у хартогов пятнадцать лунных перемен, и знаешь: привыкла. К смерти привыкаешь так же быстро, как к смене погоды. Со временем мне это даже понравилось. Не надо ни думать, ни заботиться о будущем, потому что его у нас нет. Каждый день для меня — целая жизнь, и я хочу наслаждаться ею, пока есть еще время!

Она рванула застежки на куртке и повернулась к немому, слушавшему и кивавшему ей с нескрываемым возбуждением:

— Немой, я хочу тебя!

Вслед за курткой Кинара сбросила остальную одежду, оставшись обнаженной и, подойдя к мужчине, с жаром обвила его руками, а он прижал ее к себе.

В смятении Далмира выскочила из комнаты. Вслед ей неслись страстные вздохи победителей.

Глава седьмая. Ольф из Руаннора

Шенн так никуда и не ушел. Голод оказался сильнее гордости. Юноша понял: если отправится в пустыню один, то вряд ли добудет еду, и, скорее всего, сам станет едой для хищников или чернолицых. Этот мир был слишком опасен, Шенн не знал о нем ничего, и отказываться от дружески протянутой руки было глупо. А когда старик накормил его, просто уйти означало отплатить неблагодарностью. В мире Шенна старейшины учили: плати человеку тем же, что он дает тебе. В этом равновесие, а значит, справедливость. Юноша был готов сделать все, что скажет старый Ольф — так звали хозяина пещеры — но не знал языка и не понимал его речи.

Когда желудок перестал беспокоить юношу, пытливый ум возжелал учиться. Шенн жаждал знать все об этом месте, где раньше жили люди. Какими они были? Почему это каменное селение брошено, и где все его жители? Почему остался один Ольф, и существуют ли земли, где нет людоедов? Почему светятся странные сосуды, и как хозяин пещеры вызывает молнии?

Он остался и ни разу не пожалел об этом. Старик учил его языку Далмиры, показал ходы и расположение пещер, которые он называл залами. Каждый день они отправлялись в путешествие по мертвому городу, и Ольф показывал Шенну, как среди безжизненных камней найти пищу и воду. Некоторые виды растений имели вполне съедобные коренья, а из листьев и побегов кустарника, растущего на одной из окраин, старик варил вкусную кашу. Но более всего юноше нравились рассказы о брошенном людьми городе. Он узнал имя города — Руаннор, узнал, что здесь жил великий народ, владеющий многими знаниями, а чудесные картины на стенах разрушенных дворцов — лишь жалкая часть былого великолепия и богатства. Что странные узоры на стенах и столбах называются письменами, которые могут говорить...

Шенн слушал наставника, и перед глазами открывался иной мир, дивный и пре-красный, но отчего-то исчезнувший с лица земли. От неторопливой, размеренной речи Ольфа оживали картины на стенах, и Шенн видел многолюдные улицы, людей в удиви-тельных ярких одеждах, могучих животных, везущих повозки с грузом, и цветущие, покрытые зеленью холмы там, где теперь простиралась дрожащая в жарком мареве пустыня...

Тоска по оставленному дому и потерянной красноволосой спутнице отступила вглубь души, оттесняемая новыми впечатлениями и удивительными знаниями. Ольф был настоящим кладезем познаний, и Шенн был готов слушать его вечно. Юноша внимательно наблюдал, как старик смешивает перетертые травы, листья и коренья, получая чудотворные мази и составы, дающие необычайную силу или помогающие видеть в темноте. Взяв кусок угля в руку, Шенн терпеливо, с интересом копировал надписи на стенах и даже пробовал рисовать. Он учился с жадностью и охотой, и чувствовал, что старик доволен им.

Когда Шенн смог свободно изъясняться на языке арнов — так Ольф назвал язык, которому юношу учила Далмира — он спросил: есть ли где-нибудь места, подобные этому, но только живые, города, где живут хорошие люди, такие как Ольф или Далмира?

— В нескольких дневных переходах отсюда протекает великая река. Арны называют ее Кхин, а эти земли — Кхинор. За рекой лежит Арнир — великая страна арнов, наследников Древних.

— Кто такие арны? — живо спросил Шенн. — Они такие, как Далмира?

— Судя по твоим рассказам о ней, да, — ответил Ольф. — Они светлолицые, темноволосые, как ты, но с темными глазами. В Арнире много городов и селений, это огромная страна. Там много прекрасного.

— Почему же ты не живешь там? — удивился юноша.

— Потому что я не арн, и нечего мне там делать, — резко ответил старик, и впервые Шенн почувствовал в его словах... Нет, то была не злость, а скорее печаль или отчаяние. — Я знаю, ты хочешь увидеть мир, ты хочешь к людям. Теперь ты знаешь язык, знаешь, как выжить в пустыне. Ты можешь уйти, когда захочешь, я не держу тебя.

— Я не уйду от тебя, мастер, пока не отдам свой долг. И еще... я хочу научиться у тебя всему, что ты знаешь, научиться магии письмен и чародейству!

— Для чего тебе это? — строго спросил старик. Его глаза вонзились в юношу, словно пытаясь разглядеть что-то внутри, и Шенну стало не по себе.

— Я просто хочу знать о мире все. Как ты. Мне интересно знать.

Ольф выслушал ответ и помолчал.

— Хорошо, что ты хочешь знаний, а не асиров. Но ты должен понять, что знания не дадут успокоения душе, потому что жизни человека не хватит, чтобы познать все...

— И я не знаю всего, — продолжил Ольф. — И не стремлюсь узнать. Мудрецы говорят: тот, кто узнает о мире все, не сможет жить дальше... И запомни: ты ничего мне не должен. Я помог тебе потому, что захотел. Но когда я увидел, что дикарь умеет понимать прекрасное и хочет учиться, я тоже кое-что понял. В тебе есть то, что называют талантом, то, что ниспослано человеку свыше. Это дано не каждому, и я не мог оставить тебя умирать.

— Спасибо тебе, мастер, — произнес Шенн. Понимая почти все слова наставника, он никак не мог уловить их общий смысл, и лишь последнюю фразу перевел без труда.

— Благодарить станешь потом. А может, еще проклянешь меня... Пока же ты слишком прост, чтобы понять, что знания приносят не только радость, но и беды.

— Как такое может быть? — удивился Шенн. — Как могут навредить знания?

— Могут. Поэтому это место мертво...

Шенн не знал, что сказать, и в зале повисла непривычная его слуху, тяжелая тишина. Он не понимал. Как знания смогли погубить огромный город?

— Ты веришь в богов? — спросил отшельник.

Дикарь покачал головой:

— Когда-то я поклонялся одному богу. Он был похож на дерево и поедал людей. Но я смог ранить его и убежал от него. Я думаю, он не бог, он просто чудовище. Других богов я не знаю.

— Это хорошо, — задумчиво проговорил отшельник. — Это очень хорошо...

Огромная красная луна сменилась голубой. Это означало приход нового месяца. Старик учил Шенна устройству Арнира, а смена лун у арнов имеет большое значение. Шенн и раньше знал, что в небо, чередуясь, восходят три луны. Он видел все три, когда случалось бывать ночью на вершинах деревьев. Но его народ лунам не поклонялся и не считал их глазами богов, как это принято у арнов... В Арнире каждая луна имела имя и властвовала на небе определенный срок. Суровый Игнир, повелитель огня и времени, имел кроваво-красное око. Глаз Эльмера был голубым. Цвет воды и постоянства. Светло-желтый Алгор нравился Шенну более остальных. Этот бог правил воздухом, являясь властителем неба и хаоса. Время, когда все три луны проходят по небу, называлось лунной переменой, а когда они делают это трижды — лунным циклом, и день этот считается у арнов великим праздником.

— Это, правда, глаз бога? — спросил Шенн мастера, указывая на бледно-голубой диск луны, висевший над ними. Эта луна была вдвое меньше красной, но правила намного дольше.

— В это верят арны, — уклончиво ответил старик.

— А ты? — не отставал Шенн.

— Я верю в единого духа, того, что создал этот мир. Я называю его Вечным.

— Он создал мир?

— Конечно. Ведь откуда-то появились горы, реки и деревья, животные и люди. Или ты думаешь, что мир был всегда?

— Я не знаю, — признался Шенн. Такие мысли ему в голову пока не приходили.

— Нет ничего вечного, Шенн, ничего. Все проходит, как эти луны...

— Но они возвращаются снова!

— Кто знает, надолго ли...

Ночи голубой луны сменялись одна за другой. Шенн потерял им счет, и не потому, что не умел считать, просто было некогда. Ночами, поставив на стол стеклянные кувшины, наполненные светящимся грибком, Шенн учился писать. Его пальцы, привыкшие к древку копья и костяному ножу, с трудом водили деревянной палочкой с заостренным концом по натертой специальным составом дощечке. Но старание и упорство — а его Шенну было не занимать — творили маленькие чудеса.

Магия письмен особенно привлекала юношу. С каждой заученной руной он лучше и лучше познавал язык и обычаи арнов, ведь руны складывались в знакомые ему слова. Запомнив не слишком сложные правила, Шенн часами складывал начертанные в свитках руны в предложения и победно вскрикивал, когда они отдавали свои тайны... Ольф говорил, что руны могут рассказать обо всем, что было и есть, и знания эти не умирают вместе с людьми, а, заключенные магией рун, остаются навечно. Шенн старательно запоминал смешные короткие прозвища странных, похожих на бегающих жучков, рун, и на его устах они складывались в названия древних городов и имена забытых героев...

— Мастер, почему я могу читать эти свитки, а надписи на стенах прочитать не могу? — с обидой в голосе однажды спросил Шенн. — Буквы одинаковые, но я не понимаю ни слова!

Ольф улыбнулся:

— Я обучил тебя языку арнов, а надписи на стенах сделаны эльдами — теми, кто владел этой землей задолго до арнов. Именно эльды открыли арнам магию письмен и научили записывать речь буквами. Эти же свитки я принес из Арнира, и потому ты легко можешь читать их.

— Но я хочу прочитать и все это! — рука юноши указала на покрытую вязью письмен стену их комнаты. — Ты научишь меня языку эльдов, мастер?

— Не все сразу, Шенн, не все сразу...

Ольф вошел в зал, и юноша неохотно оторвался от листа полуистлевшей кожи с нанесенными на ней буквами.

— Мне потребуется твоя помощь, — сказал наставник.

— Я готов, мастер, — ответил Шенн, вставая из-за стола. — Что надо делать?

— Мы пойдем к реке. Это займет несколько дней. Собери припасы в дорогу и еще... Тебе понадобится оружие.

— Оружие? — удивился Шенн. Он ни разу не видел мастера с оружием в руках. Да и не было у него оружия! Мечи убитых чернолицых до сих пор валяются на песке. Ольф запретил Шенну прикасаться к ним. — Дорога будет опасной?

— Да, опасной. Для тебя. Я бывал там не раз, а вот ты... Ты дикарь, — сказал старик, разглядывая Шенна так, словно увидел его впервые. — У тебя развитое тело, зоркие глаза и отличный нюх. Ты знаешь многое из того, чему я мог бы научить, ибо я, как и ты, учусь у природы. Ты смел и силен, но место, куда мы с тобой отправимся — непростое. Вряд ли ты когда-нибудь видел его обитателей, ибо человеку трудно увидеть их и остаться в живых.

— Что это за место, и зачем мы туда идем? — спросил Шенн.

— Ты узнаешь это очень скоро. А сейчас ответь: умеешь ли ты убивать? — вопросом на вопрос ответил старик.

— Конечно. Я же был охотником, — недоуменно ответил юноша.

— Я не о том. Умеешь ли ты сражаться насмерть? Убивал ли себе подобных?

Шенн вспомнил дозорного, которому перерезал горло, чтобы выбраться с Далмирой из Леса. Это была первая и единственная кровь человека на его руках. Не пролей он ее, они бы не спаслись...

— Да, убивал, — сказал Шенн и опустил голову, не в силах вынести острый взгляд Ольфа.

— Почему ты сделал это?

— Чтобы спасти свою жизнь. И жизнь моего... друга.

— Не убивал ли ты ради удовольствия или из зависти? — продолжал допрашивать Ольф.

— Нет, — удивился Шенн. — Смерть не вызывает у меня удовольствия. Охотясь, я всегда прошу у духов леса прощения за пролитую кровь. Но ответь же: зачем мы идем в такое страшное место?

— Там хранится то, что вскоре понадобится тебе.

— Мне? Но мне ничего не нужно!

— Ты еще многого не знаешь, Шенн, очень многого. Иди и готовься. Завтра выступаем.

Едва взошло солнце, парящая в небе птица заметила две человеческие фигурки, бредущие от черных руин в пустыню. Набирая высоту, огромный пернатый хищник следил за ними, но напасть не решался. Лучше подождать, когда они обессилеют и не смогут идти. Тогда их легче убить...

— Сколько еще идти? — Шенн вытер рукавом катящийся с лица пот и посмотрел на солнце. Небесное светило не жалело сил, выжигая покрытую трещинами землю. Где-то высоко-высоко в небе он разглядел белую точку. Птица. Как же высоко она может взлететь! И наверно, сверху ей виден весь мир!

— Скоро будет роща. Там и отдохнем.

Пустыня постепенно сменялась странными холмами, длинными, с рваными, кое-где поросшими травой вершинами. Они тянулись один за другим, словно царапины, оставленные рукой неведомого гиганта. Стали попадаться деревья, растущие, как правило, группками. Шенну казалось, что они жмутся друг к другу, как стая зверей в минуту опасности. Но опасности он не чуял никакой. Шенн не находил ни костей, ни следов от костра или звериного помета — ничего. Казалось, эти земли совершенно пусты, и только вспугнутые путниками змеи, не торопясь, уползали прочь. Лишь раз зоркие глаза юноши заметили одинокого зверя, крадущегося в тени.

Наставник Ольф шел уверенно, легко находя удобную дорогу. Будь Шенн один, он бы просто потерялся в запутанном лабиринте холмов. На ночь они устроились в глухой лощине. С одной стороны путников прикрывали кусты, с других — крутые склоны холма.

— Спи, — сказал старик. — Здесь безопасно.

Переночевав, они подкрепились и снова отправились в путь. Но двигались недолго, внезапно очутившись на крутом обрыве. Картина, открывшаяся Шенну, была похожа на ту, что он видел, когда вышел из Леса. Пред ними простиралась река, огромная, живая, тянувшаяся до самого горизонта. Далеко-далеко Шенн с трудом разглядел противоположный берег. Кхин был во много раз шире реки, через которую он плыл с Далмирой. Над обрывом шумел ветер, и, казалось, его порывы хотят столкнуть путешественников вниз.

— Здесь есть тропа, — сказал Ольф, направившись вдоль обрыва.

— Мы идем к реке? — спросил Шенн, следуя за ним. Внизу он видел заросшую травой и накрытую рваными клочьями тумана равнину с многочисленными озерцами воды. Воздух донес знакомый запах сырости и гнили. Похоже, там болото.

— Мы идем вон туда, — палец наставника указал на едва различимую черную точку посреди зеленой равнины. Шенн напряг зрение, и увидел что-то похожее на столб или большое дерево без веток. Впрочем, с такого расстояния, да еще и сквозь туман ничего толком не увидишь.

Вскоре Ольф нашел тропу, вернее сказать, просто удобное место для спуска. Здесь не было такого множества камней, как у той, другой реки, Шенн мог спокойно съехать вниз по травяному склону на спине, но терпеливо следовал за шагающим впереди мастером.

— Там будут чернолицые? — спросил Шенн. Ольф ответил, не поворачиваясь к нему:

— Нет, морроны не отваживаются заходить сюда.

Шенн с тревогой оглядел простиравшиеся перед ними буро-зеленые пустоши. Похоже, когда-то тут рос лес, но сейчас из-под ржавой воды торчат гнилые остовы деревьев. Кое-где над болотом поднимались странные, заросшие травой и кустарником бугорки.

Они остановились на последнем твердом участке. За белыми, замшелыми камнями начиналось болото, и дымка стелющегося над осокой тумана закрыла великий Кхин, будто его и не было.

— Зажги факела, — приказал мастер. Шенн достал два крошечных брусочка из белого, матового металла и резко ударил ими друг о друга. На подставленный пук сухой травы упали синие искры, и она занялась огнем. Шенн поджег оба факела и вопросительно посмотрел на учителя. Странно, день только начался... Но свои мысли Шенн оставил при себе. Мастер мудр, он всегда знает, что делает.

— Приготовь оружие, — сказал Ольф. Он достал из заплечного мешка уже знакомые юноше перчатки и натянул на ладони. Шенн встряхнул увесистую связку дротиков, уложенных в кожаный чехол, передвинув его на бедро, чтобы были под рукой.

— Я готов, — сказал охотник.

— Запомни одно: те, кого ты увидишь — не люди, хоть и похожи на них, — произнес отшельник, повернувшись к Шенну. — Убивай их без сомнений, и не позволяй дотронуться до себя, иначе умрешь! Дай мне факел.

Шенн передал мастеру один из факелов, и Ольф медленно ступил на зыбкую почву.

— А зачем нам факелы, мастер, — все же не выдержал и спросил Шенн, — ведь еще совсем светло?

— Гулхи боятся огня. Факел — лучшее оружие для нас.

На поросшей сочной зеленой травой и цветами пустоши не было ни дорог, ни тропинок, но путник, осмелившийся идти напрямик, жил бы недолго. Под кажущейся надежной почвой скрывались бездонные ямы с гнилой водой. Но наставник знал верный путь и ни разу не провалился. Шенн двигался след в след, поминутно озираясь. Он чуял присутствие живых существ, его нос ощущал смрадный запах гниющей плоти. Ноги погружались в болотную грязь, трясина чавкала и прогибалась, но до поры держала их. Раз или два Шенн слышал громкие шлепки, словно кто-то невидимый бил по воде палкой, но, оглянувшись, никого не заметил. Туман вился вокруг, складываясь в неясные фигуры. Местами он был так плотен, что казалось, на него можно лечь и лежать... — Справа, — тихо сказал мастер. Шенн посмотрел, но, кроме торчавшей из воды кочки, ничего не заметил. — А теперь позади.

Юноша резко обернулся и, наконец, увидел их.

Следом за ними, почти сливаясь с высокой травой, кралось отвратительное существо буро-зеленого цвета. Оно казалось небольшим и едва доходило Шенну до плеч, но имело длинные, свисающие почти до земли руки. Он весьма походил на человека, вот только голова была непропорционально маленькой, с большими выпученными глазами и без ушей. Тело обитателя болот было совершенно голым, без волос и шерсти, его покрывали отвратительные бугры и наросты. По виду оно не выглядело очень уж сильным — Шенн мог бы легко скрутить это страшилище, но помнил предостережение мастера: не позволять дотрагиваться до себя!

— Что мне делать, мастер? — спросил Шенн, следя за приближавшимся существом.

— Убей. Только бей наверняка, их здесь много. Это земля гулхов.

За своей спиной Шенн услышал знакомое потрескивание. 'Перчатки молний', как называл их Ольф. Страшное оружие в ближнем бою. Зазевавшись, он едва не пропустил прыжок нелюдя. Рука сама вскинула дротик, и оружие с легкостью пронзило грудь чудища насквозь. Гулх зашатался и пал замертво. Шенн усмехнулся: не так и сложно.

Слева плеснуло. Шенн повернулся, но увидел лишь исчезающий в теле гулха сияющий шар. Хозяин болот взмахнул руками, упал и молча погрузился в пучину.

— Идем, быстрее!

Шенн побежал за мастером, стараясь наступать в его следы. Со всех сторон слышался плеск и чавканье. В грязи и водорослях, гулхи вылезали из трясины и шли за путешественниками, осмелившимися проникнуть на их земли. К счастью, двигались они не очень быстро, но в клочьях тумана Шенн увидел множество бредущих к ним черных теней.

Один из гулхов всплыл почти под ногами, внезапно появившись из черной лужи. Шенн едва не наступил ему на голову и, подпрыгнув, едва увернулся от взметнувшихся вверх длинных рук. Не успев выхватить дротик, юноша ткнул горящим факелом в голову чудища. Гулх отвратительно заверещал и ушел под воду.

В разрывах тумана показалось нечто огромное, и Ольф бежал прямо туда. Почва под ногами стала как будто тверже, и Шенн споткнулся о выступающий из травы кусок отесанного камня. Вслед за наставником он взбежал на большой холм, в явно рукотворных очертаниях которого угадывалось некое циклопическое строение. На заросшей травой вершине стоял черный четырехгранный обелиск.

Гулхи отстали и копошились внизу. Завывая и размахивая руками, они топтались на месте, словно некая сила не давала им приблизиться и убить пришельцев.

— Сюда они не сунутся, — проговорил Ольф, устало садясь на землю. — Отдохни.

Шенн присел, но трудно отдыхать, глядя на беснующихся в десятке шагов тварей. Казалось, что чудища не могут смотреть на обелиск — они морщили уродливые хари и отворачивали головы. Исходящее от них зловоние было нестерпимым. Один из гулхов все тянул и тянул к юноше руки, шамкая огромным ртом с мелкими и острыми, как у рыбы, зубами. Шенн не выдержал и схватил дротик. Брошенный умелой рукой снаряд пронзил гулха насквозь, и тот повалился в грязь.

— Не трать понапрасну, — сказал мастер. Шенн кивнул и постарался не смотреть на мерзких тварей, переведя взгляд на обелиск. На его идеальной полированной поверхности ярко светились темно-красные руны.

— Что это такое, мастер? Почему эти руны светятся? — юноша провел рукой по красным камням. Они казались теплыми на ощупь.

— Когда-то тут стоял храм, — сказал Ольф. — Великий Храм Единого бога. Нигде в Арнире никогда не было ничего, подобного этому храму. Теперь здесь болото и эти трупоеды.

— Они убили всех служителей? — спросил Шенн.

— Они их потомки.

Немного отдохнув, Ольф поднялся на ноги.

— Время дорого. До ночи надо вернуться. Идем.

Они обошли обелиск, и с другой стороны Шенн увидел заросший травой вход. Раскрошившиеся от времени ступени вели вниз, и мрак, сгустившийся там, никак не желал расступаться. Подняв факел, Ольф стал спускаться вниз.

Узкий каменный коридор вел вглубь холма. Шенн шел за наставником, стараясь не смотреть на кишащих под ногами и на стенах насекомых. Несколько крупных членистоногих тварей вскарабкались по штанам, но Шенн хладнокровно стряхнул их на пол. Ход снова пошел вниз. Ступени становились все круче, но в стенах были проделаны углубления для рук — держась за них, спускаться было гораздо удобнее.

Наконец, узкий коридор закончился, и они очутились в обширном зале с каменными столбами, поддерживавшими полукруглый свод. Шенн уже знал, что они называются колоннами. Только они были не круглыми, как в Руанноре, а квадратными, и эти острые, выпирающие углы совершенно не нравились юноше.

— Мы почти пришли, — сказал мастер, и его голос отразился от стен тысячью голосов.

— Пришли, пришли... — заговорили странные, искаженные голоса, и юноше стало не по себе. Держа факел, Шенн озирался по сторонам. За колоннами шли ряды статуй, изображающих людей и животных. Руны на постаментах были незнакомы юноше, а звери и птицы сделаны с таким необычайным мастерством, что пугали и отталкивали Шенна. Огни факелов плясали на зловеще оскаленных мордах, казалось, каменные монстры вот-вот сойдут с постаментов и набросятся на них. А статуи древних вождей провожали дерзнувших проникнуть в храм холодными, бьющими в спину взглядами.

— Сюда.

Ученик свернул вслед за мастером. Позади остались еще несколько коридоров и залов с останками изломанной, покрытой пылью веков мебели. Местами потолок угрожающе прогибался, сквозь проломы выпирали гнилые корни, и осыпалась земля. Наставник остановился, указывая ученику на массивные двери в покрытой изразцами стене:

— Открой.

Шенн схватился за тяжелые створки и сдвинул не без труда. За ними он увидел небольшое помещение, заставленное какими-то вещами. Ольф вошел и укрепил свой факел на длинном металлическом столбе с причудливо изогнутыми ножками. Шенн последовал его примеру, заметив недалеко такой же столб. Теперь руки были свободны, а комната хоть как-то освещена.

— Здесь лежат храмовые сокровища, — сказал Ольф. — Все, что ты видишь, очень ценится в мире арнов, особенно те красные камни...

Шенн огляделся. По периметру комнаты стояли деревянные сундуки и всевозможная утварь, сделанная из блестящего желтого или белого металла, на специальных подставках блестели причудливо изогнутые лезвия мечей и копий, и прочего оружия, названия которому Шенн не знал. Некоторые из сундуков были открыты. Юноша заглянул в них и увидел полуистлевшие остатки некогда роскошных одежд из ткани и меха. Один, самый большой, сундук был доверху наполнен удивительными мерцающими камешками ярко-красного цвета. Это о них говорил Ольф.

Камешков было много, очень много. Шенн научился считать до тысячи, но здесь их лежало много больше. Совершенно одинаковые, они имели форму правильного четырехугольника или пирамиды с острыми полированными гранями. 'Что же это за сокровища? — подумал юноша. — Для чего нужны эти камешки? Да, они очень красивы и даже светятся в темноте, но в чем их истинная ценность?'

— Арны называют их асирами, — сказал наставник. Войдя в сокровищницу, он так и остался стоять возле входа. — Эти кристаллы обладают удивительным свойством впитывать свет и отдавать его в полной темноте. Вот и сейчас они пьют свет наших факелов, а если их вынести на солнце, они могли бы осветить эту комнату, как десятки факелов!

Шенн посмотрел на груду прозрачных кристаллов и изумленно покачал головой: поистине, удивительные камни! Он сунул руку в сундук, зачерпнул горсть камешков и поднес поближе к глазам. Кристаллы тускло отражали свет факела, но их грани отбрасывали яркие отблески на ладонь. В руке их помещалось не больше десятка.

— Зачем нужны эти камешки? — спросил Шенн, высыпая их обратно в сундук.

— Люди Арнира очень ценят их. Эти камни могут дать человеку все, но могут и сделать рабом. Запомни это, Шенн, ибо лучше тебе погибнуть, чем стать рабом бездушного камня!

— Я не понимаю ваших слов, учитель. Как я могу стать рабом камня?

— Это нелегко объяснить. Чтобы ты понял, придется рассказать тебе о многом... Когда-то арны жили просто, как жил ты в своем лесу. Ты уже знаешь, что однажды в их земли пришли 'древние' — остатки могущественного народа. Они умели и могли многое, и очень скоро стали ближайшими советниками вождей арнов, принявших титул оданов или 'великих'. Они принесли невежественным арнам закон и установили власть, державшуюся не только на силе, но и на мудрости. И арны были рады этому, потому что до прихода 'древних' их племена враждовали между собой, не имея ни законов, ни правил, полагаясь лишь на право сильного. Благодаря правлению оданов Арнир изменился. Кровопролитные войны ушли в прошлое, возникли большие города, появилось множество мирных ремесел. Древние научили арнов правильно обрабатывать железо, получая крепкую сталь, научили строить корабли, прекрасные дворцы и еще многому другому. То было прекрасное время...

Ольф говорил, и его глаза подернула нескрываемая грусть. Шенн внимал ему с огромным интересом. Он часто расспрашивал наставника о великой стране, лежащей за рекой. Раньше Ольф отвечал не слишком охотно, чувствовалась некая преграда, а часто учитель просто обрывал разговор, переводя на другую тему. Но сейчас его речь звучала размеренно и спокойно:

— Но вместе со знанием эльды принесли в мир асиры. Арны не знали этих камней и торговали друг с другом тем, что добывали. Но оданы велели расплачиваться за все асирами. И люди приняли это как новый и мудрый шаг. Прошло время, и оказалось, что асиры изменили людей. Каждый старался заполучить побольше этих красивых камешков, чтобы быть хоть немного подобным оданам, щеголявшим богатством и роскошью. Владеть камнями желали все, и тот, у кого их было больше, считался умным и удачливым. Многими овладела жажда наживы, люди шли на преступления, убивали и грабили, чтобы заполучить как можно больше асиров. На красных камнях не видно крови... — Ольф вздохнул, словно собираясь с силами, и продолжил. — Эти камни стали цениться дороже хлеба и вина, дороже любого металла, дороже дружбы и любви... Да, это богатство нетленно, ты видишь, камни пережили здесь века! Одежды рассыпятся в прах, оружие испортит ржавчина, хлеб съедят черви, а они будут светить и сиять, как сотни лет назад!

Шенн смотрел на прозрачные кристаллы и не мог понять, как из-за каких-то ка-мешков, пускай так красиво отполированных, можно кого-то убить? Убивают от ненависти, убивают, защищаясь, но — из-за этого?! Он перевел непонимающий взгляд на учителя.

— Нет, те древние не хотели погубить народ арнов и землю, ставшую для них второй родиной, — сказал Ольф, и в голосе его звучали и горечь и презрение. — Мудрые и дальновидные, они не ожидали, что арны окажутся столь падкими на светящийся камень... Арны молятся своим богам-лунам, но в действительности кланяются вот этим камням. Исчезни из мира асиры — в Арнир придет хаос и безумие! Запомни накрепко, Шенн: асиры всего-навсего мера вещей, и мера неудачная, ибо как этими камешками измерить верность или дружбу, любовь или ненависть, добро или зло?

Старик сошел с места и прошелся по комнате, остановившись рядом с Шенном:

— Ты можешь взять отсюда все, что тебе понравилось. Бери — и пойдем.

— Мы шли сюда ради этого? — изумился Шенн.

— Да. Мы шли сюда за сокровищами. Ты хотел познать мир и его силу. Она перед тобой. Оружие — это власть. Асиры — богатство. Выбирай, что хочешь.

Шенн заново оглядел окружавшие его сокровища. Власть и богатство. В своем Лесу Шенн не имел ни того, ни другого. И был счастлив. Да и сейчас не изменился.

— Я не знаю, что мне взять, учитель. Одежда сгнила и никуда не годится, оружие мне не нужно, да я и не умею с ним обращаться. А эти асиры... Зачем они мне? Лишняя тяжесть.

— Выходит, я напрасно вел тебя сюда, — задумчиво проговорил Ольф.

— Не напрасно, мастер! Я увидел здесь столько интересного! Этот удивительный храм, эти залы... Я бы пришел сюда еще и еще, чтобы любоваться на эту красоту, чтобы узнать, что написано на тех огромных колоннах... Вот только письмена я не могу разобрать. Мастер, а ты можешь прочитать их?

Ольф улыбнулся:

— Могу. Это древние письмена эльдов. Мой родной язык.

— Так значит, ты — эльд? — удивился юноша.

— Да. Теперь я могу сказать тебе об этом. Я родился далеко отсюда, в Эльденоре, но когда-то и здесь жил мой народ. Мы владели этими землями тысячи лун!

— И что с ним сталось? С твоим народом? Почему здесь болото?

— Сейчас у нас нет времени, Шенн, но когда мы вернемся, я расскажу тебе эту историю. А сейчас возьми мешок и наполни его асирами. Еще возьми один из тех мечей, он понадобится тебе на обратном пути.

Удивленный приказом наставника, Шенн взял прочный кожаный мешок и стара-тельно набил красными камешками. Взвалив его на плечи, юноша ощутил приличную тяжесть.

— Сможешь донести до города? — спросил Ольф.

— Смогу! — кивнул бывший дозорный. Ему не раз приходилось тащить убитого на охоте зверя и даже убегать с добычей от менее удачливого, но более сильного хищника. Эти камни не так уж тяжелы, справлюсь, подумал Шенн. Подойдя к лежащим на специальной подставке мечам, юноша остановился и посмотрел на них, не зная, какой выбрать.

— Бери не слишком короткий и не слишком длинный, — посоветовал мастер. — Клинок должен хорошо лежать в руке, так хорошо, словно он — ее продолжение.

Шенн вытащил один из мечей. Впервые взяв в руки оружие, созданное не для охоты, а для убийства, Шенн поразился, ощущая вливавшуюся в него неведомую силу. Отполированное до блеска металлическое лезвие приятно оттягивало руку. Казалось, за какое-то мгновение Шенн стал сильнее, и новое, неизведанное чувство будоражило и пьянило его.

— Нам пора идти, — сказал Ольф.

Обратно шли быстро, почти бегом, и Шенн удивлялся, как почти мгновенно мастер находит нужные коридоры. Наверно, бывал здесь множество раз... Затем юноша заметил на пыльном полу цепочки оставленных ими следов и улыбнулся. Возможно, все гораздо проще.

Наверху заметно стемнело, хотя времени прошло не так уж много. Видно, виной тому — мрачное, затянутое серыми тучами небо и цепляющийся за кочки туман. На холм туман не вползал и клубился у подножия. Сквозь него просвечивали бродящие сутулые фигуры. Гулхи ждали и, заметив людей, зашевелились, подбираясь поближе. Ольф достал запасные факела и зажег от старых, уже порядком прогоревших. Шенн не мог вспомнить, с какой стороны они пришли — разросшийся туман украл и реку и горы. Он легко ориентировался в лесу, но здесь, в этом тумане... Юноше оставалось полагаться на чутье наставника.

— Готов? — спросил Ольф. Шенн поправил висевший на спине мешок и крепче сжал в ладони древко дротика:

— Готов!

— Идем!

Они молча устремились вниз. Толпившиеся внизу гулхи взвыли, протягивая длинные иссохшие руки, но Шенн, по примеру мастера, отгонял их факелом. При виде огня твари визжали и отскакивали, а юноша пытался бежать за Ольфом след в след.

Прорвав кольцо, беглецы понеслись по болоту. Шенн то и дело оглядывался, но гулхи были медлительны и не поспевали за ними, зато впереди их было не меньше. Жи-тели болот поднимались из трясины там и тут, иногда едва ли не под ногами, но пока Шенн успевал уворачиваться от длинных когтистых пальцев. Бежать стало тяжелее, видимо, из-за мешка за плечами, да и усталость давала о себе знать. Нескольких, подобравшихся слишком близко, гулхов Шенн убил дротиками, и туго набитый колчан опустел наполовину.

Нога предательски скользнула и, потеряв равновесие, Шенн повалился в мутно-зеленую жижу. Тяжелый мешок тянул вниз, но юноша нащупал какую-то твердь и, рас-пластавшись, быстро вылез из ямы. Бегущий впереди Ольф почти скрылся в тумане и, чтобы не потерять наставника, Шенн громко крикнул:

— Мастер!

Ольф остановился и побежал назад, и неожиданно сам оказался в трясине. Совсем близко раздалось хриплое бормотанье гулха. Шенн схватился за факел и увидел, что огонь погас. Рванувшись изо всех сил, юноша выполз на тропу и обернулся. Тварь совсем близко, болотная грязь стекает с протянутых к юноше длинных костлявых пальцев. Шенн выхватил дротик и метнул, но снаряд плохо лег в мокрую грязную руку и, вместо туловища, вонзился гулху в ногу. Спотыкаясь, Шенн побежал прочь, на помощь наставнику.

Мастер тонул. На поверхности болота виднелась лишь его голова и кисти рук, отчаянно цеплявшихся за ломкие кусты. Юноша бросился напрямик, понимая, что, не зная тропы, может так же попасть в одну из бездонных ям. Но в тот миг тело действовало быстрее рассудка. В несколько захватывающих дыхание прыжков Шенн преодолел разделявшую их пустошь и, бросившись животом в грязь, протянул Ольфу руку:

— Держитесь, мастер!

На счастье, рядом торчало полусгнившее дерево и, упираясь в него ногами, Шенн потащил наставника из трясины. Измазаный грязью и тиной, старик сам стал похож на гулха, но юноше было не до смеха. Пока они боролись с топью, гулхи медленно окружили их. Факел мастера погас, огниво вымокло. Теперь огонь не мог помочь им. Покрытые слизью лица гулхов жадно клацали зубами. Отталкивая друг друга, они подбирались к жертвам. Существа с теплой кровью не часто забредали в их владения, и гулхи любили лакомиться их нежным мясом...

Прижавшись спина к спине, Ольф и Шенн приготовились к схватке.

Глава восьмая. Путь в Арнир

К удивлению Далмиры, они двинулись из Эшнара иным путем. Через горный перевал, усыпанный огромными, покрытыми трещинами камнями, вела поначалу довольно неплохая дорога. Места были пустынными и безрадостными: ни людей, ни зверей путешественники не видели, лишь стаи крупных белых птиц парили над острыми, как лезвия, вершинами.

Далмира вспоминала удивительный Эшнар, и сердце волнительно билось, готовясь встретиться с новыми впечатлениями и новыми людьми. Несмотря на рабское положение и страх перед предстоящим Кругом, Далмира находила силы радоваться каждому дню и открывать для себя новый огромный мир. Кинара была права: нужно учиться жить этим днем, чтобы с рассвета и до заката чувствовать движение и жизнь вокруг себя...

Далмира решила: она выживет, она научится всему, чтобы выжить! В конце кон-цов, убить хищное животное — не слишком большая цена даже за мнимую свободу. А дальше — кто знает, возможно, она сможет вырваться из этого страшного круга... И она старалась, изо всех сил отрабатывая удары мечом и копьем, и даже невозмутимый Оллок отметил ее старание легким кивком головы. Тело болело все меньше, мышцы привыкали к постоянным нагрузкам, крепли, и — вот удивительно! — даже полученные от наставника синяки и ссадины заживали быстрее.

Через три декады — а в Арнире дни складывались в декады, совсем как на Оргнеде — Далмира могла выполнять такие трюки, что удивлялась самой себе. 'Неужели это я? — думала девушка, с наслаждением растягиваясь на мягких шкурах после долгих тренировок. — Я, которая никогда не держала в руках оружия, теперь сражаюсь с Оллоком почти на равных...' Впрочем, она догадывалась, что Оллок никогда не бился с ней в полную силу, и к тому же он действовал только одной рукой. Однажды Далмира стала свидетельницей того, как в шутливой схватке однорукий наставник успешно противостоял четверке нападавших на него бойцов, валя их наземь одного за другим...

Когда они приступили к парному оружию, Оллок был приятно удивлен. Его новая ученица продемонстрировала невероятный прогресс и отлично скоординированные движения.

— Я вижу, кто-то учил тебя, — сказал он, перехватив руку с кинжалом у самого горла. Захват был мертвым, и Далмире ничего не оставалось, как остановиться и отве-тить:

— Я училась у отца.

— На каком оружии?

— На ножах. Другого оружия у нас в селении не было.

Оллок кивнул. Ее приемы были небезупречны, но неожиданны и новы. Он не знал этой техники, и не без труда парировал ее последний удар. Разумеется, лицо его оставалось бесстрастным, как и всегда.

— Покажи, что ты еще умеешь! — велел он. — Нападай!

Далмира атаковала, нанося удары из высоких и низких стоек, меняя уровни. 'Хорошо, очень хорошо, — оценил Оллок, — многие про это забывают, и напрасно! Вот только глаза тебя выдают. Хороший боец никогда не станет смотреть, куда будет наносить удар... А в остальном — неплохо. Возможно, скоро она будет готова выйти в Круг. Надо бы сходить, порадовать Тормуна. И как он сумел разглядеть в этой красноволосой бойца?' Оллок подумал и наморщил нос, не соглашаясь с самим собой. Он видывал немало отличных бойцов, которые, попав в Круг, терялись и забывали все, чему их учили. Можно быть воином, можно уметь убивать подобных себе морронов, но, встречаясь со зверем, никогда не знаешь, что произойдет в следующий миг. Каждое мгновенье в Круге таит опасность, и часто случалось, когда смертельно раненый зверь в последнем прыжке разрывал потерявшего бдительность хартога! Так и он однажды потерял руку...

Красный глаз Игнира закрывался, готовясь уступить место на небе другому не-дремлющему оку — голубому Эльмеру, а караван хартогов приблизился к границам Ринересса — величайшего из оданств Арнира. Так говорили все. Далмира привыкла к размеренной жизни хартогов, привыкла спать на покачивающейся на ухабах повозке, привыкла к жутким звукам заключенных в клетки животных и грубой неприхотливой пище. С каждым днем, с каждым утром она узнавала о своих товарищах больше и больше. Хартоги не были единым племенем, это была каста охотников и бойцов. У хартогов не было семей, здесь не рождались дети. Кочевая, полная опасностей, жизнь делала из них суровых и жестоких бойцов. Здесь не знали слова любовь и не верили в дружбу. Зачем? Важнее выжить в предстоящем Круге. Если и случалась дружба, то длилась она недолго — самые лучшие бойцы редко жили дольше четырех-пяти лунных циклов, а дружбы между охотниками и бойцами не бывало никогда.

Охотников и бойцов в лагере было примерно поровну, но Далмира видела, что Тормун относится к первым более благосклонно. Это и понятно — никто из охотников не носит на себе клейма Тормуна, а значит, он свободный человек. Но откуда приходят новые охотники и новые бойцы, Далмира не знала.

В Арнире не существовало рабства, но был древний закон, по которому все, захваченное за великой рекой, считалось собственностью захватившего. По нему закреплялось право охоты на морронов и беглых разбойников. Человек, попавший за реку, не мог рассчитывать на защиту закона — на эти земли он не распространялся. Так случилось и с Далмирой. Арны никогда не селились за великой рекой, местность за ней именовалась Кхинор, что означало просто 'земли за Кхином'. Там кочевали племена людоедов-морронов, обитали множество опасных существ. Никто, кроме искусных в бою хартогов и огромных неприступных ортангиров, не смел ступать на эти проклятые земли. Впрочем, говорили, что находятся смельчаки, пробиравшиеся в Кхинор в поисках сокровищ, оставленных древним народом, когда-то жившим там. Говорили, будто за рекой лежат руины множества городов и селений, погибших от гнева богов, а в них — неисчислимые сокровища...

Мир, открывшийся Далмире, оказался жесток и опасен. В нем не было места слабым и трусливым, а меч или копье были лучшими друзьями человеку. И хартоги не лучше хелмаров, отнявших у нее родину и близких. Несмотря на предостережение Кинары, девушка не оставляла надежды бежать. Но торопиться нельзя. Далмира видела, что за ней наблюдают, и понимала, что побег возможен только тогда, когда его никто не будет ждать...

— Стой! — сквозь дремоту Далмира поняла, что караван остановился. Вчерашняя беспокойная ночь не дала выспаться, и девушка наверстывала упущенное прямо на ходу. Ее слух уловил крики, и она поняла, что остановка не случайна. Прогнав остатки дремоты, Далмира вскинула голову и осмотрелась: караван стоял в длинном ущелье. Почти отвесные скалы, заслоняя хмурое небо, нависали над головой. Мимо повозки пробежали вооруженные охотники, и девушка поняла: что-то случилось. Схватив лежащее рядом копье, она спрыгнула на землю и побежала за ними.

За головной повозкой собрались почти все хартоги. Было непривычно тихо. Далмира выглянула из-за спин охотников: тропинку перегородили косматые люди, дикари, одетые в шкуры, но вооруженные стальными мечами и копьями. Их рослый вожак разговаривал с Тормуном, то и дело потрясая длинным клинком.

Вожак горцев смотрел на низкорослого толстяка презрительно и свысока. Только слепой мог не заметить этого, и Далмира удивилась выдержке Тормуна, не выказывавшего и тени страха. Вожак хартогов отвечал спокойным, размеренным голосом. Далмира поняла, что эти люди не хотят пропускать их, и потому перегородили ущелье. А Тормун пытается договориться. Неподалеку она увидела Кинару и Немого. Они стояли рядом, сжимая в руках мечи и, как все, напряженно смотрели на горцев.

Наконец, переговоры закончились. Горцы издали пронзительный вопль и затихли, а вперед вышел огромного роста детина с таким же длинным, как у вождя, мечом.

— Оллок! — позвал Тормун. Из рядов хартогов вышел однорукий. Увидав калеку, горец-великан осклабился и презрительно расхохотался. Оллок вытащил из ножен меч и пошел на противника. Тот прыгнул к нему. Огромный меч, просвистев, должен был неминуемо разрубить Олока надвое, но почему-то не попал по цели. Еще несколько ударов прошли впустую. Оллок мастерски уклонялся, даже не парируя удары горца. Вождь гневно закричал, и великан ринулся на хартога. Звякнула сталь, и хриплый стон сменился стуком упавшего тела. Оллок нагнулся и, глядя на вождя, спокойно вытер окровавленный меч о куртку убитого. Горцы угрожающе зашумели, и сердце Далмиры застучало сильней: что будет, если они сейчас нападут? Их вдвое больше! Но вождь вскинул вверх меч и что-то произнес. Голос его не скрывал ни ярости, ни разочарования, но это не был призыв к битве. Двое воинов с трудом уволокли убитого, остальные медленно расступились, по еле заметным тропкам поднимаясь наверх.

Тормун подал знак, и первая повозка двинулась вперед. Несколько охотников с луками сидели на ней, внимательно следя за отступавшими горцами. Далмире приходилось видеть, как они стреляют. Охотники могли расщепить собственную стрелу за сотню шагов и редко промахивались.

— Кто это? — спросила Далмира, догнав Кинару у ее повозки.

— Местные жители, горцы.

— А что они хотели?

— Чтобы мы заплатили им за проезд по их земле, — пожала плечами Кинара. — Это не в первый раз случается. Но конец всегда одинаков.

Почти три дня караван спускался со склонов гор. Воздух стал как будто гуще, напитавшись ароматом растущих у обочины цветов, над которыми кружились бабочки. Дорога то появлялась, то исчезала среди нагромождений камней и тесно прижавшихся друг к другу деревьев. В разрыве между скалами девушка увидела синюю воду реки, а вскоре услышала шум бьющейся о камни воды. Звук был очень близким, казалось, река протекает прямо под ее ногами.

Далмира привстала на повозке. Ей показалось, что впереди разверзлась пропасть, и ее повозка вслед за остальными рухнет с огромной высоты вниз.

Открывшееся зрелище захватило дух: над глубокой, расколовшей гору расселиной перекинулся широкий и длинный каменный мост. Нависавшие над этим берегом скалы полностью закрывали его, и девушке казалось, что повозки хартогов, одна за другой, падают в пропасть. Сердце замерло, когда кроги перевалили через каменный гребень, и повозка быстро покатилась вниз. Но ничего не случилось, сильные животные удержали телегу, да и высокий каменный бордюр не дал бы им упасть. С высоты повозки Далмира увидела край реки. Рассекая гору, она убегала вдаль, огибая высокие, поросшие лесом, холмы. Там начинались земли Арнира, а здесь, по словам Кинары, были нехожие, но отнюдь не безлюдные места. После величественного, поражающего своей красотой моста, внимательный взгляд Далмиры отметил и дорогу, ставшую не в пример лучше. В крутых и опасных местах обочину укрепляли большие валуны, а с деревьев заботливо срублены нависавшие над дорогой ветви.

Караван покинул каменистые предгорья и въехал долину, между поросшими редким лесом холмами. Лесные птицы совершенно не боялись людей, весело перепархивая с ветки на ветку прямо над головами.

Останавливались лишь раз в день, отдыхали, поили крогов и ехали, пока солнце не скрывалось за холмами. На этой земле не разбивали лагеря и не ставили повозки в круг. Начинались обжитые людьми места. Крепкий деревянный мост над бурным ручьем, столбы дыма, поднимавшиеся из-за леса, и каменные дорожные вехи в виде грубо высеченного из камня человека с вытянутыми в стороны руками — все говорило, что эти места обитаемы. Но ясно выделявшаяся в перелеске дорога оставалась безлюдной. На рукавах каменной статуи Далмира заметила странные знаки. Девушка не умела читать, но умел Тормун, всегда находивший правильный путь.

В один из дней они остановились в большом селении, расположенном на перекрестке. Поселок ограждала деревянная стена из врытых в землю и заостренных вверху кольев. По сравнению со стенами Эшнара, эти укрепления вызвали у Далмиры ироничную усмешку. Такой частокол в ее селении не смог сдержать хелмаров... Едва оказавшись за стеной, Далмира почувствовала грусть: этот поселок напомнил ей родину. Правда, дома тут деревянные, а не каменные и облепленные глиной, как на ее острове, но здешние обитатели походили на ее народ. Здесь не было ярко-красных волос, но открытые широкоскулые лица мужчин и приветливые улыбки синеглазых женщин радовали Далмиру. Здесь она впервые почувствовала себя спокойно. Наверно, еще и потому, что никто не упоминал о Круге...

Караван медленно вполз за кольцо частокола и остановился на обширной площади.

Приняли их хорошо. Далмира заметила, что Тормуна тут знают, а некоторые из жителей обмениваются приветствиями с охотниками, как старые знакомые. Но в то же время ни один из хартогов не ходил с оружием. Оллок подошел к Далмире и отнял ее тупое учебное копье.

— Здесь тренировок не будет, — сказал он.

— А что мне делать? — спросила Далмира, глядя на разбредающихся по селению безоружных хартогов.

— Что хочешь. Отдыхай. Мы останемся здесь до завтра.

От растянутых на деревянных козлах и сохнущих на ветру множества звериных шкур несло чем-то кислым. Далмира осмотрелась и поняла, что живут здесь, в основном, охотники. Бегающие вокруг домов беззаботные ребятишки вновь живо напомнили ей о доме, и на глазах девушки навернулись слезы. Неужели и она когда-то бегала вот так, крича и смеясь, не думая ни о прошлом, ни о будущем...

— Ты тоже хартог?

Далмира оглянулась. Рядом стоял мальчик-подросток и с улыбкой глядел на нее. Нескладная фигура, взъерошенные волосы и ясные любопытные глаза — он ничем не отличался от мальчишек всего мира.

— Да.

— У тебя такие странные волосы. Огненные волосы, — сказал он. — Откуда ты такая?

Никто не спрашивал ее об этом, кроме Тормуна. Всем было наплевать.

— С далекого острова, там, за морем, — она неопределенно махнула рукой.

— С далекого острова? — изумленно повторил мальчик. — А как ты перебралась через море?

— Перебралась, — рассказывать о самом страшном в своей жизни не хотелось.

— Меня зовут Вилмор, — назвался парень. — А тебя?

— Далмира.

— Далмира? Я запомню. А ты охотник или боец? Впрочем, — мальчик тряхнул волосами, словно сожалея о своей глупости, — конечно же, ты не охотник. Женщины охотниками не бывают.

— Это почему же? — спросила она.

— У нас в селении все мужчины — охотники. А лучшие из лучших идут на службу к Тормуну. Он великий хартог и хорошо платит за службу. Когда я вырасту, я тоже пойду к хартогам. Им всегда нужны охотники.

— А знаешь, почему? — спросила Далмира. — Потому что они часто погибают.

Это был жестокий ответ, но мальчик беззаботно встряхнул волосами:

— Ну и что? Будь умнее, чем зверь, будь быстрее, чем зверь...

— Кто это сказал? Тормун?

— Нет. Так у нас говорят старики. А правду рассказывают, что хартоги — лучшие бойцы на свете? — спросил Вилмор. — Научи меня каким-нибудь приемам, прошу!

— Не сейчас. У меня и оружия-то нет. Скажи лучше, я слышала, будет какой-то праздник?

— Да, будет. Сегодня вечером. Тормун набирает новых охотников, и они будут ловить для него зверя!

— Какого зверя?

— Не знаю. Тормун скажет, какого надо...

Вскоре Далмира покинула словоохотливого подростка и обошла селение вдоль и поперек, приглядываясь к кипевшей вокруг жизни. Готовился настоящий пир, и прямо посреди единственной улицы мужчины ставили длинные столы и скамейки, а женщины сновали то из дома, то в дом, расставляя на столах угощение. Здания в поселке стояли в две линии: длинные, приземистые, крытые древесной корой и ветками, они не отличались друг от друга внешним убранством. Лишь входы различались: мощные дверные арки покрывали изображения всевозможных животных и птиц, вырезанные с разной степенью мастерства и достоверности. И среди охотников встречались настоящие художники и умельцы.

Вечером начался пир. Хартоги и охотники сидели вместе, смешавшись в одну веселую, гомонящую толпу. Местных женщин за столы не пускали, и Далмиру это неприятно удивило. В ее селении все праздники проводили сообща. Вместе ели, пили и танцевали. Здесь другой мир, с грустью думала девушка, и с этим придется смириться. В Эшнаре свои законы, здесь — свои, но мир велик, быть может, найдется место и ей по нраву? Она улыбнулась, найдя эту мысль замечательной, и принялась за еду. Несомненно, всевозможная дичь была тут главным блюдом. Столы ломились от жареного, вареного с овощами, запеченного с кореньями на углях и еще десятком способов приготовленного мяса и птицы. Далмире понравилась красная колбаса со странным пряным и острым вкусом, но, узнав, что ее готовят из крови животных, девушка больше не притрагивалась к ней. В огромных чанах плавали разрезанные на куски вареные овощи. Их вылавливали вилками или просто руками. Далмира едва не обожгла язык, но аромат от овощей шел просто чудесный, и они таяли во рту, радуя язык нежным сладковатым вкусом. На больших подносах горками лежали желтые и красные лесные ягоды, и девушка тотчас оценила их остро-сладкий вкус. Невозможно оторваться!

В разгар праздника гул голосов стих, и слово взял Тормун. Он долго славословил принимавших его охотников, и седые старцы, сидевшие на почетных местах, довольно трясли бородами. Затем он вызвал одного из своих людей и при всех передал небольшой, но увесистый мешочек. Толпа возликовала, но радовались, в основном, хартоги-охотники. Как поняла Далмира, этот человек долгое время служил Тормуну, а теперь, получив заработанное, может отдыхать. Но на его место требуются молодые... Пьяная и горластая молодежь заорала еще сильней. Каждый из них был готов отправиться с хартогами куда угодно, но Тормун сумел перекричать их, заявив, что с ним пойдут только самые лучшие, а кто лучший — покажет охота!

Вяло прислушиваясь к застольным речам, Далмира ела и пила, пока порядком отяжелевший желудок не потребовал отдыха и сна. Выбравшись из-за стола, она заметила, что не одинока. Группки пирующих разбредались кто куда, причем, как правило, мужчины были не одни. Стройные и ловкие девушки появлялись из темноты, уводя крепких и охочих до любви хартогов.

— Ты понравилась мне, красноволосая, — проговорил кто-то, и Далмира резко повернулась. Один из местных, высокий мужчина с небольшой бородкой и ярко блестевшими в свете костра глазами, улыбаясь, смотрел на нее. — Я смотрел на тебя и не мог отвести глаз. Ты очень красива и не похожа на наших женщин. Останься со мной этой ночью, и ты не пожалеешь!

— Я не хочу, — ответила девушка. — Оставь меня.

— Почему? — удивился он. — Ни одна из бывших со мной девушек не может сказать, что я был с нею неласков или скуп. Может быть, ты хочешь чего-то? Только скажи.

— Я устала и хочу спать, — Далмира обошла его, направляясь к своей повозке.

— Так-то ты отвечаешь на наше гостеприимство! — воскликнул охотник, схватив ее за руку. Хватка была крепкой, Далмира тут же поняла, что силой не вырваться.

-Хорошо! — согласилась она, пытаясь ласково улыбнуться. — Я пойду с тобой, но с одним условием!

— С каким?

— Я ведь не простая девушка, я боец-хартог, — Далмира пристально посмотрела на охотника, — сплю только с тем, кто выдержит мой удар!

— Твой удар? — усмехнулся верзила, смерив девушку снисходительным взглядом.

— Да. Если я свалю тебя, ты уйдешь!

— Ну, бей, — усмехнулся он, расставив вширь руки.

Далмира размахнулась кулаком, но ударила ногой, попав точно в пах охотника. Тот кулем повалился наземь, задыхаясь от боли и ярости.

— Не печалься, — сказала она, — еще никто из мужчин не выдерживал этот удар...

Изрыгая проклятия, охотник с трудом поднялся с земли и, прихрамывая, пошел за девушкой, но мощный удар по затылку лишил его сознания. Встряхнув пальцами, Оллок удалился в тень.

Далмира проснулась от яркого солнца. День обещал быть на славу. Небо заполнила длинная череда облаков, похожих на сплетенные руны или косяки белоснежных рыбин. Отец говорил, что в такие дни удача не спит...

Лагерь был непривычно пуст. Что снова случилось, подумала она и вспомнила: охота! Сегодня охота, и все отправились в лес! Как же она проспала! Впрочем, ее наверняка бы не взяли. Сердце вдруг накрыло горячей волной: а вдруг это шанс!? Ее единственный шанс бежать, пока все охотники ушли? Все ли? Далмира огляделась. Кто-то из хартогов спал на повозках, некоторые слонялись по селению, трое стояли у колодца, обливаясь водой из ведра. Ворота открыты и — никакой охраны!

Далмира спустилась на землю, оглянулась и медленно двинулась через площадь. Никто не обращал на нее внимания, местные занимались своими делами. Девушка подошла к воротам и вышла наружу. Перед ней лежала обширная пустошь, на которой чернели остроконечные обрубки пней, за ними — опушка леса. Свобода! Но куда она пойдет? Ведь это земли охотников, где ей спрятаться здесь?

— Далмира!

Вздрогнув, она повернулась. Это был Вилмор. Мальчишка улыбался, показывая ровные острые зубы. Вот привязался!

— Что тебе?

— Ты погулять решила? Хочешь, покажу тебе наш лес?

— Хочу! — улыбнулась Далмира.

Сердце гулко стучало, радуясь и страшась одновременно. Быть может, это ее последний шанс? Вместе с Вилмором она двинулась к опушке, чувствуя, как громче и громче бьется сердце.

— В лесу можно заблудиться, — сказал Оллок, выходя им навстречу из-за деревьев. Далмира остановилась. Ей хотелось плюнуть в него. Проклятый хартог! Он всегда рядом!

— Пойдем-ка назад, скоро охота вернется, — сказал хартог и, будто ненароком, положил руку на торчавшую из-за пояса плеть.

— Я хотел показать ей лес. Со мной она не заблудится, — сказал Вилмор.

Не удостоив мальчишку ответа и даже взгляда, Оллок двинулся к селению. Далмира поплелась следом. Вилмор почесал щеку и отправился в лес один.

Охота удалась. Охотники принесли несколько пойманных зверей, завернутых в сети так тщательно, что Далмира не могла разглядеть их. Добычу опустили в крытую повозку через верхний, специально прорезанный для этого, люк, и Далмира услышала злобный рык пойманного зверя. Люк захлопнулся, и отчаянный вой стал почти не слышен, растворившись в шуме поднимавшегося лагеря. Охотники отдыхали, бойцы сворачивали шатры и впрягали в повозки крогов.

Караван вновь двинулся в путь, и девушка заметила двух молодых охотников, восседавших на головной повозке. Они молча и горделиво потрясали длинными луками, прощаясь с соплеменниками. Дорога пошла лесом, но вскоре он закончился, и Далмира увидела бескрайние поля, заполненные радующим глаз разноцветьем. Аромат усыпавших поля желтых цветов был прекрасен, и Далмира, спрыгнув с повозки, нарвала целую охапку, чтобы подольше чувствовать их сладкий запах.

За полями снова потянулись леса, а однажды Далмира заметила с десяток людей, наблюдавших за ними с холма. К ее удивлению, ни хартоги, ни те неизвестные люди так и не попытались встретиться. Ей было странно это видеть. Такие расстояния должны сближать людей, думала девушка, вспоминая, с какой радостью они принимали гостей с соседних островов. Но этот мир был иным.

А потом она увидела башню. Высокое, сложенное из каменных блоков, ступенчатое строение располагалось на небольшом холме. Вокруг, как стадо возле грозного пастуха, теснились крохотные одноэтажные домишки. Впрочем, крошечными они казались только издали. Подъехав ближе, Далмира увидела, что построены они добротно и крепко, а сама башня выглядела настоящим исполином. Девушка тут же сравнила ее с башней на своем острове и пришла к выводу, что эта выше, как минимум, втрое. Даже укрепления Эшнара не выглядели столь внушительно, наверно, оттого, что эта башня стояла на открытом пространстве. На самой вершине ее Далмира заметила нечто черное, какую-то конструкцию, назначение которой даже на ближайшем расстоянии понять было трудно.

Навстречу хартогам вышли несколько воинов. С повозки Далмира увидела, как старший, в блистающем сталью шлеме, обменялся приветствием с Тормуном, и караван двинулся дальше.

За сторожевой башней дорога преобразилась. Пыльный песок сменился массивными каменными плитами, так плотно пригнанными друг к другу, что деревянные колеса повозок почти не стучали об их края. И движение было не в пример оживленней. С окрестных полей и садов на дорогу выкатывались длинные шестиколесные телеги, нагруженные плодами и зерном. Их тащили те же могучие неповоротливые животные, называемые крогами. Но, в отличие от крогов Тормуна, у этих были спилены рога, а в носу торчали металлические кольца.

Они встречали купеческие повозки с высокими бортами и разноцветными тентами, предохраняющими товар от солнца и посторонних взглядов; воинов в покрытых дорожной пылью доспехах; каких-то важных людей в паланкинах, закрепленных на спинах двух крогов, в сопровождении вереницы слуг. Селения встречались все чаще, а вокруг появлялись разделенные на правильные прямоугольники, возделанные поля и сады с гнущимися от плодов деревьями. Эта благодатная земля вызывала восторг девушки: на ее каменистом острове ценился каждый клочок земли, на котором можно вырастить хлеб, а эти нивы легко прокормят тысячи людей!

Солнце клонилось к закату, когда впереди, как чудесные белые горы, показались высокие остроконечные башни. Их острые шпили, покрытые золотом, сияли, как огненные столбы, устремившиеся в небо. Ринересс!

— Говорят, этот город приносит счастье, — неожиданно проговорил доселе молчавший Оллок. — Говорят...

Далмира не поняла, что он хотел этим сказать. Что она будет счастлива? Как же это случится? И чтобы Оллок желал кому-то счастья? Трудно поверить...

Две массивные ступенчатые башни защищали высокие ворота, охраняемые шеренгой удивительных существ, с великим искусством вырезанных из огромных каменных глыб. Одни существа сидели, другие угрожающе стояли на задних лапах, расправляя сложенные за спиной огромные крылья, третьи спали, свернувшись в кольцо. В их длинных, мускулистых телах, крепких лапах с большими серповидными когтями, вытянутых зубастых мордах чувствовалась скрытая мощь и величие. Это были цари животных, и горе осмелившемуся бросить им вызов... Провожая взглядом чудесные изваяния, Далмира не заметила, как ее повозка въехала в Ринересс, величайший из городов Арнира.

Глава девятая. Схватка за жизнь

Перчатки мастера вспыхнули знакомым Шенну белым огнем, и сорвавшиеся с него сотни крошечных молний впились в тело гулха. Задергавшись, тварь пала наземь и испустила дух, но ее место тотчас заняла другая. Шенн оттолкнул нападавшего ногой и добавил острием дротика по склизкой, лязгающей зубами, морде. Тонкое древко, не предназначенное для рукопашной, сломалось. Он отшвырнул бесполезный обломок и выхватил меч, взятый из сокровищницы. Вот и пригодился! Шенн не знал приемов фехтования и отмахивался от наседавших тварей, но получалось неплохо. Древний клинок сохранил остроту, с легкостью рассекая плоть гулхов.

Если бы Шенн мог видеть, что происходит у него за спиной, то онемел бы от не-обыкновенного зрелища. Наставник сражался с гулхами врукопашную! И как сражался! Движения старика были выверены и точны, казалось, он не уклонялся — гулхи сами пролетали мимо, сталкивались и валили друг друга в болото. Стороннему зрителю показалось бы, что старик просто крутится на месте, а набрасывавшиеся твари никак не могут его схватить. Одним поворотом тела Ольф избегал удара, другим отбрасывал в сторону, ломая руку или ногу. Его светящиеся перчатки оставляли на телах болотных жителей ужасные обугленные раны, словно были раскалены докрасна. С десяток трупов и корчившихся от боли раненых лежали вокруг бойца.

Но гулхи не боялись смерти, ими руководила не столько ненависть к чужакам, сколько жажда теплой крови и мяса. Будь на их месте люди, они бы обратились в бегство от таких потерь, но гулхи безразличны к смерти соплеменников. Они не знали дружбы и родства, не ведали страха и потому не отступали. И их собиралось все больше и больше.

— Нам нельзя останавливаться! — крикнул из-за спины Шенна Ольф. — Надо бежать!

Шенн рванулся вперед, с плеча раздавая удары. Ему удалось прорвать первые ряды гулхов, дальше они стояли не столь плотно. Но юноша не знал тропы и остановился, поджидая мастера. Ольф понял, в чем дело, и побежал первым, шлепая по расползавшейся под ногами грязи. Пропуская наставника, Шенн на мгновенье отвлекся, и сраженный, но еще не умерший гулх схватил его за лодыжку. Острые когти впились в ногу, раздирая мясо и, закричав от боли, Шенн обрушил на врага меч, проломив ему голову. Прихрамывая, юноша поспешил за мастером.

Дальше отступать стало легче. Вырвавшись из кольца, люди бежали к показавшимся из тумана скалам. Слетавший с них ветер отпугивал гулхов, нехотя бредущим за беглецами. Здесь их владения заканчивались.

Шенн чувствовал биение крови, вытекающей из раны в ноге, силы покидали его, но юноша не смел остановить мастера. И лишь когда выбрались на сухой каменистый склон, Шенн коротко сказал:

— Наставник, я ранен.

Лицо Ольфа исказилось. Наставник посмотрел на юношу так, что Шенну стало не по себе. Ну, рана, ну, и что? Он еще может идти и сможет добраться до города!

Мастер велел Шенну сесть и вытянуть ногу, а сам склонился над ней, доставая из поясной сумки маленькие кожаные мешочки. Водой из фляги он тщательно промыл рану, а затем высыпал в нее бурый порошок. Сочащаяся кровь тут же свернулась. Сжав зубы, Шенн стойко терпел все манипуляции старика. Ему было страшно, но не от боли. Он вспомнил слова Ольфа, что нельзя позволять гулхам дотрагиваться до себя, а они его ранили! Кроме того, он чувствовал, как нога медленно немеет, на месте раны возникает идущий изнутри ледяной холод.

— Что чувствуешь? — спросил Ольф.

— Холод.

— Идти сможешь?

— Смогу.

Наставник завершил перевязку и дал Шенну горсть кореньев из поясной сумки.

— Жуй медленно и глотай сок, остальное выплюнь. Пошли.

Опираясь на меч, Шенн заковылял за мастером. Труднее всего было взобраться на вершину отрога, но кое-как он это сделал. Иногда старик поддерживал его, точно угадывая, когда потребуется помощь. Взойдя на скалу, юноша в последний раз окинул взглядом лежащие внизу болота. Путешествие впрямь оказалось очень опасным, но воспоминания об утонувшем в трясине городе до сих пор будоражили Шенна. 'Когда-нибудь я вернусь туда, — твердо пообещал себе Шенн, — только вот оправлюсь от раны, и вернусь'. Теперь гулхи уже не сильно пугали его. Борран учил, что самое трудное — впервые столкнуться с врагом. Потом, если выживешь, знаешь, как победить.

Путь домой казался вдвое длиннее. Благодаря снадобьям Ольфа Шенн почти не чувствовал боли, но нога просто отказывалась повиноваться. Колено безвольно сгибалось в суставе и, чтобы не упасть, Шенн опирался на меч. Впрочем, меч был не лучшим подспорьем — когда камни под ногами закончились, лезвие то и дело проваливалось в мягкий грунт. Наставник срубил одно из маленьких деревьев и сделал для Шенна костыль.

До места ночлега Шенн добрался с огромным трудом. Он осознал, что двигаться с прежней скоростью уже не сможет. Хорошо бы вообще дойти... Слабость овладела юношей настолько, что не хотелось ни есть, ни пить, а закрыть глаза и заснуть. Но и сон не принес успокоения. Какая-то тягучая, липкая дрема то тащила его в кружащий голову водоворот, то выдергивала из сна резкими и болезненными ударами. Отвратительные, расплывавшиеся морды мелькали перед глазами, и Шенн отмахивался от пытавшихся схватить его длинных зеленых пальцев, дрался, но гулхи медленно затаскивали его в темно-зеленую мглу...

Он не помнил, как пережил эту ночь. Шенн пробудился, с ужасом глядя на скло-нившегося над ним наставника. В первые мгновения он не узнал старика, и рука юноши попыталась нащупать меч, чтобы убить нависшего над ним гулха.

— Шенн, ты должен встать! — произнес седобородый гулх, и Шенн узнал его. Ольф, друг! Юноша слабо улыбнулся и попытался встать. Тело плохо слушалось, в голове шумело, а земля раскачивалась под ногами, норовя предательски ударить по лицу.

Старик помог встать, но Шенн долго обретал равновесие, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Гулх отравил тебя, но время еще есть, — словно издалека, донесся голос Ольфа. — Я смогу вылечить тебя, но нам надо добраться до города. Ты должен идти!

Шенн кивнул и пошел, опираясь на костыль. Ноги заплетались, и малейшая кочка норовила сбить с ног. Мастер помогал идти, поддерживая за плечо. Шенн мог вытерпеть боль — юношей из рода Зверя с детства приучали к этому — но бороться с охватившей тело слабостью было невероятно трудно.

Холмы, перелески, трава и небо смешались в вертящийся перед глазами круг. Шенн не шел, он просто переставлял ноги, уже не понимая, куда и зачем идет. Яд гулха растворялся в крови, вызывая яркие галлюцинации, и Ольф с жалостью глядел на теряющего силы ученика, проклиная себя за неосторожность. Надо было идти другим путем — подземным, но наставник знал, что этот путь не менее, если не более опасен. Ход, ведущий из города к подножию гор, был проделан в незапамятные времена, но ловушки, устроенные эльдами для незваных гостей, все еще смертоносны и останутся таковыми на долгие века. Ольф проходил по этому пути, но не до конца. Он вернулся, посчитав, что риск слишком велик... Но что проку думать о несбывшемся, когда смерть вот-вот придет за человеком, к которому он так искренне привязался. И может ли он осуждать Шенна за неосторожность, ведь он еще так молод и неопытен? Он сам виноват, что не обучил мальчика искусству боя...

Мешок с асирами пришлось бросить, и тяжелый клинок тоже. Ольф оставил их у одинокого приметного дерева, ничуть не опасаясь, что кто-нибудь их украдет. Люди не бывают здесь, а чернолицых морронов не интересуют драгоценные камни, разве что меч... Когда-нибудь он вернется за этим сокровищем. Ему оно не нужно, но очень пригодится Шенну, когда он отправится... Старик встряхнул головой, обрывая ненужные и несвоевременные мысли. Сейчас не время для мечтаний, нужно дойти до дома, дойти, во что бы то ни стало, иначе мальчик умрет. Ольф видел действие яда гулхов не в первый раз и знал, что промедление означает мучительную и неотвратимую смерть. Предвидя такой исход, наставник захватил с собой противоядие, но оно малоэффективно без воды. А воды как раз и не было. Жар отравленного тела сгущал кровь, и лекарство мало помогало юноше. Наставник видел, как Шенна осунулся и побледнел, губы высохли, превратившись в две обескровленные полоски. Жизнь его угасала с каждой минутой.

Когда, наконец, впереди показались черные колонны Руаннора, Ольф едва не закричал от радости. Они пришли! Шенн уже не мог двигаться, и мастер тащил его на себе, не обращая внимания на струящийся по лицу пот. Он не мог оставить ученика даже ненадолго, чтобы принести воды и еще противоядия. Старик знал: парящие в небесах хищники видят все. Оставь он Шенна хоть ненадолго, и их острые клювы быстро прикончат ослабевшего человека. Если бы не прибавляющий сил порошок, приготовленный по старинным рецептам эльдов, Ольф не смог бы так долго тащить парня на себе. Зелье удваивало силы и отгоняло усталость, но принимать его слишком часто было опасно, особенно старику. Ольф не страшился смерти, он боялся, что Шенн умрет и не выполнит миссию, для которой рожден. Именно сейчас старик осознал, насколько дорог ему этот дикарь. Старый Ольф и не заметил, как привязался и полюбил простого, наивного дикаря, единственным желанием которого были не асиры или власть, а знание. Наставник узнавал в нем себя, в его годы не такого юного и неопытного, а умелого бойца, но с такой же неуемной жаждой познания. Познать мыслью и почувствовать сердцем и кожей, а не слушать чужие и, как оказалось, далекие от истины басни...

Ольф втащил юношу в комнату и положил на постель. Глаза Шенна закатились, язык распух и вывалился изо рта, а кожа приобрела темно-зеленый оттенок. Он погибал и, несмотря на усталость, старый отшельник бросился за водой. Следовало немедленно напоить раненого и дать еще противоядия.

Битва со смертью измучила старика. Когда Ольф, обессиленный, повалился на пол рядом с раненым, он уже знал, что Шенн выживет. Крепкое, закаленное сызмальства тело и несгибаемый дух юноши справились с болезнью, вызванной ядом гулхов. Через неделю он будет здоров, подумал мастер, с облегчением закрывая глаза.

Шенн проснулся. Впервые за несколько дней голова не болела, и измятое в постели тело жаждало движения. Он приподнялся на постели и услышал голос наставника, приближавшийся к нему. Сам не зная, зачем, юноша снова лег и притворился спящим.

— Да, внешний мир жесток. Но это не повод учить мальчика искусству убивать, — входя в комнату, задумчиво бормотал старик. — Но... если он не дойдет? Что будет тогда? Я уверен: Вечный послал его ко мне, послал чистого, не испорченного миром человека... Нельзя упустить такой случай! Я бы сам отправился с ним... но не могу. Не могу! Они не пропустят меня, не поверят, да и силы не те...

Старик подошел к столу и остановился, разглядывая разложенные на нем свитки.

— Мне не на кого больше положиться. Но что будет, если он соблазнится? Он не знает мира... Почувствовав силу, узнав власть, может стать жестоким. Владея знаниями Древних, трудно остаться незаметным, трудно не поддаться искушению. Справится ли он? Ведь эльды не смогли противостоять соблазну и погубили себя...

Раненая рука со страшной силой зачесалась, и Шенн, не в силах вытерпеть, пошевелился. Мастер тотчас услышал:

— Проснулся, Шенн?

— Да, наставник, — уже не таясь, юноша опустил ноги на пол и встал, с удовольствием разминая спину, потом с наслаждением почесал повязку на голени. Ольф с улыбкой наблюдал за ним.

— Не болит?

— Нет.

— Можешь снять повязку. Рана уже зажила.

Шенн так и поступил. И впрямь, на коже остался лишь багровый шрам. Не первый, и, наверняка, не последний, весело подумал юноша. Шрамы — гордость мужчины.

— Хочу солнце увидеть, — сказал он.

— Иди. Оно заждалось тебя, — засмеялся мастер.

Два дня Шенн ничего не делал и отдыхал, прогуливаясь по развалинам Руаннора. Он уже знал этот город, как свою ладонь, и ему он не казался мертвым. Какой же он мертвый, если здесь живет целых два человека? Узнав от мастера, что где-то под слоем песка лежит библиотека с тысячью свитков, Шенн загорелся откопать ее, но Ольф не позволил.

— Не сейчас, — сказал он, и юноша не посмел перечить человеку, второй раз спасшему ему жизнь. — У тебя еще будет время сделать это.

В один из дней наставник развернул перед Шенном свиток из потрескавшейся от времени кожи. На гладкой и выбеленной стороне Шенн увидел странные знаки, какие-то линии и закорючки.

— Что это, мастер?

— Это карта. Карта Арнира.

— А что такое карта? — спросил Шенн. Наставник поставил на углы свитка не-сколько камней, чтобы держать его развернутым:

— Карта — это план мира. Здесь обозначены горы, леса и реки, какие только есть в Арнире. С помощью этого свитка и ориентируясь по звездам, ты никогда не потеряешь выбранный путь и придешь туда, куда желаешь!

Шенн смотрел на свиток, но ничего не понимал.

— Я не вижу здесь гор, наставник, и рек не вижу. Быть может, нужно произнести заклятье...

— Не нужно никакого заклятья, Шенн, — улыбнулся Ольф. — Надо лишь представить себе, что ты, как птица, паришь над землей и видишь ее сверху.

— Сверху? — недоверчиво произнес Шенн. Он вытянулся в струнку, нависая над картой, и всмотрелся в нее, потом вскочил на скамью и посмотрел свысока. — Нет, сверху видно еще хуже...

Ольф рассмеялся.

— Ты все еще не понимаешь! Этот свиток маленький, но земля, изображенная на нем, большая... Вот здесь находимся мы, — его палец указал на черную башенку посреди равнины. — Вот эти значки обозначают горы, это — лес, вот эта линия — полноводный Кхин.

Шенн завороженно смотрел на Руаннор, такой маленький на огромной карте, и по-новому осмысливал окружавший его мир. Пустыня, казавшаяся ему бескрайней, оказывается, имела край! С одной стороны ее огибала Великая река, с юга подпирали леса, а с севера — горы... Он с восторгом разглядывал картину мира, открывшуюся глазам, словно Шенн парил в небе наравне с птицами!

— А что это, мастер?

— Это океан, бескрайняя вода.

— А это?

— Предгорья Эшнара, — отвечал Ольф. — Очень красивые места.

— И все-таки я не понимаю, мастер: как человек, нарисовавший эту карту, мог видеть все это с такой высоты? Неужели он мог летать, как птица? Или он не был человеком?

— Эту карту составляли многие путешественники. Они бродили по земле и все, что видели, отмечали на своих картах. Затем составили их вместе. Так получилась эта карта.

— А что там? — палец юноши скользнул на запад, где великая равнина обрывалась вместе с куском кожи. — Конец земли?

— Никто не знает. Так далеко не заходил никто из путешественников, потому и мир здесь не весь.

— Не весь? — пораженно проговорил Шенн. — Как же он огромен!

— Да, он огромен, — подтвердил Ольф, — хотя на карте кажется небольшим. Но расстояние длиной с ноготь ты будешь идти несколько дней!

— Значит, это — Кхин, великая река... — задумчиво произнес Шенн, проводя пальцем по извилистой линии, рассекавшей карту с севера на юг. — А это Руаннор. Мы шли до реки около двух дней, значит...

Ольф смотрел на него, ожидая, когда ученик закончит мысль, а Шенн прикладывал к карте ноготь, измеряя масштаб:

— ...путь до Ринересса займет восемь или десять дней пути! — Шенн изумленно смотрел на мастера, не веря своему открытию.

— Ты верно сосчитал, но это путь по прямой, а на пути встречаются препятствия. И все равно ты молодец, Шенн! Схватываешь на лету.

— Это великое сокровище, мастер! — восхищенно проговорил юноша, разглядывая чудесную карту.

— Я дарю ее тебе! — сказал Ольф.

— О! — только и мог вымолвить Шенн, а его глаза уже искали родной Лес, место, где он родился, откуда все началось... Он вспомнил Далмиру, вспомнил опасности, пережитые вместе, и неведомая прежде тоска сжала его сердце. Где же ты теперь, огневолосая, что с тобой? Не будь тебя, твоих удивительных глаз, я бы никогда не знал того, что знаю сейчас. Я мог убить тебя — но убил бы себя, потому что там, в Лесу, была не жизнь. Жизнь — это мир!

Совершенно потрясенный, он сидел над картой, и мудрый наставник оставил его одного. Любопытство и жажда знаний Шенна все более убеждали мастера в расчетах относительно судьбы дикаря. Он впитывал знания, как воду — раскаленный песок. Более ценного и целеустремленного ученика Ольфу было не найти, даже если бы Руаннор был полон народа! Выйдя наружу и обратившись к небу, Ольф жарко возблагодарил Вечного за щедрый дар...

Их занятия становились все более последовательными и глубокими. Еще не забытым внутренним чутьем варвара Шенн чувствовал, что за неожиданной откровенностью учителя стоит нечто большее, чем просто желание научить его. Старик рассказывал ученику об Арнире с жаром и страстью, и эта страсть совсем не вязалась с прежней холодностью наставника. Такие перемены в учителе настораживали Шенна, он не понимал, чем они вызваны, не догадываясь о предстоящей ему миссии...

Они беседовали о государственном устройстве и оданствах Арнира, о жизни хлебопашцев, о мастерах-ремесленниках и ценах на товары, о власти одана и правах простого люда, о торговцах-ортанах и морронах, об обычаях и религии...

— Эльды верили в единого бога, сотворившего вселенную, но эта вера не нашла у арнов понимания. Они поклонялись и теперь поклоняются трем лунам, называя их 'Глазами Богов'. Ты, Шенн, уже знаешь, что эти луны, как и звезды — лишь небесные тела. Они проходят по небосклону вечно и неизменно, тысячи лет и еще тысячи лет останутся на своем пути. Так устроил тот, кто создал этот мир, и смертному не дано знать, почему он сделал так, а не иначе. Никто из арнов не задается вопросом: почему их боги тысячелетия вынуждены шествовать по этому пути, почему, если они такие всесильные, они не могут прервать свой путь и отдохнуть? Так, может, это не в их власти, а значит, какие это боги? — Ольф с улыбкой взглянул на Шенна, буквально впитывавшего каждое слово наставника. — Богу позволено все! И бог един, ибо никакой бог не допустит, чтобы рядом находился равный по силе создатель. Если такое случится, мир погрузится в хаос!

Еще больше Шенн поразился, когда наставник стал обучать его искусству владения мечом, и поначалу не желал учиться.

— Зачем мне это, мастер, для чего? Морроны редко приближаются к городу, и мы легко можем укрыться от них.

— Ты же сам хотел, чтобы я научил тебя всему, что знаю, — отвечал Ольф. — Вот и учись! Занятия с мечом укрепляют не только тело, но и дух. А речь твоя похожа на речь безумца, который считает, что все предвидит. Скажи, много ли из тех знаний, что я дал тебе, пригодились здесь? Но это не значит, что они не пригодятся никогда!

Пристыженный Шенн больше не задавал вопросов, старательно повторяя за мастером на вид простые, но эффективные в схватке движения. Ольф водил в воздухе палкой, а Шенн мечом, взятым из храма на болотах. После двух часов занятий клинок наливался тяжестью, и юноша уже не поспевал за недовольно ворчавшим наставником.

— Ты никогда не станешь равным эльду, — говорил Ольф, палкой поправляя стойку Шенна, замершего на одной ноге с вытянутым в сторону мечом. — Но кое-чему я тебя научу. В мире, где правит сила, нельзя пренебрегать искусством самозащиты...

Через четыре недели Шенн научился владеть клинком так, что ему казалось: пойди он сейчас на болота — он с легкостью перебьет всех гулхов! Когда он сказал об этом мастеру, Ольф лишь усмехнулся. Он научил юношу лишь сотой доле того, что знал сам, но не потому, что не хотел учить. Учить Шенна воинскому искусству эльдов нет времени, но и этих уроков парню должно хватить в будущем путешествии. Пара хороших приемов, если их отточить и довести до совершенства, могут стать надежной защитой на всю жизнь. Кроме этого, у Шенна есть природная ловкость и сила, смекалка и чутье дикаря. Он выживет в Кхиноре. В этом старый эльд почти не сомневался.

Предчувствия Шенна не подвели. Однажды вечером мастер подошел к нему, положил обе руки на плечи, вздохнул и сделал паузу перед громкой размеренной фразой:

— Шенн! — сказал Ольф, глядя ученику в глаза. — Я полюбил тебя, как сына. Пришло время, когда ты должен оставить меня. Ты должен уйти, уйти в Арнир!

— Мастер! — Шенн замер, не веря своим ушам. — Почему вы прогоняете меня?

— Я не гоню тебя, Шенн, но твое время пришло. Ты не можешь остаться в мертвом городе навсегда, это глупо и бессмысленно, ибо знания, данные тебе мной, пропадут напрасно.

— Но я еще не все... — хотел возразить Шенн, но наставник прервал его властным движением руки:

— Поверь мне, ты знаешь достаточно, чтобы изменить мир. Но мир силен, бере-гись, ибо и он может изменить тебя! Тогда все, чему я учил тебя, исчезнет.

— Этого никогда не случится, мастер! — горячо возразил Шенн. — Я никогда не забуду...

— Я не говорил, что ты забудешь, я говорил, что ты можешь измениться, и твои знания станут тебе не нужны. Потому помни: то, что досталось тебе даром, не твое! Знание должно быть как дерево, отпускающее семена свои по ветру. Не будет так — тогда зачем это дерево? Оно умрет и сгниет со своим семенем, не дав новых побегов. Знание нужно живым, мертвым оно ни к чему.

— Я не хочу идти в мир, где люди убивают друг друга из-за каких-то камешков! — сказал Шенн. — Я лучше останусь здесь, мастер Ольф, останусь с тобой!

— Тогда все, чему я тебя учил, останется в этих стенах и умрет здесь, — старый мастер испытующе взглянул на ученика. — Тогда зачем я учил тебя, подумай? Я же говорил, что знание без дел подобно болоту с застоявшейся водой! Вода должна течь, принося жизнь и радость. Или ты думаешь, что я вечен? Твои знания нужны людям, и ты должен идти к ним.

— Тогда почему вы сами не отправитесь к людям?

Простой вопрос заставил наставника отвернуться. Его глаза подернулись тоскливой пеленой, и внезапно дрогнувшим голосом Ольф ответил:

— Они изгнали меня.

Шенн ошеломленно молчал, переваривая услышанное. Наставника изгнали! Но почему? Может, он совершил проступок, подобный проступку Шенна, когда его изгнали из рода и хотели убить? Словно читая мысли, Ольф ответил:

— Потому что люди не любят нового. Старое и привычное они считают благом, предпочитая жить, не задумываясь о будущем. Но придет, и уже приходит время, когда мир окажется на лезвии ножа. Он может упасть в одну, а может и в другую сторону. А может случиться ветер, и мир упадет туда, куда он подует... Ты, Шенн, можешь стать этим ветром.

Юноша слушал, ощущая глубокую мысль и не менее глубокую недосказанность фразы. Наставник несомненно что-то знал, что-то очень важное, и Шенн с удивлением отметил прежде никогда не виданное им волнение учителя. Старый Ольф смотрел на него с такой верой и надеждой, с какой смотрят на руку, протянутую висящему над пропастью человеку.

— Как же я смогу сделать то, чего не смог ты, учитель? — недоверчиво спросил Шенн.

— Я стар, а ты молод и чист сердцем. И ты похож на арна. И еще... я думаю, что время изменило Арнир, поэтому есть надежда.

— Какая надежда?

— Ты узнаешь об этом в свое время, Шенн. Я расскажу тебе...

Шенн замолчал, раздумывая над словами наставника. Слова Ольфа не просто изумили, они хлестнули по душе так, что Шенн готов был плакать, как младенец, и умолять наставника оставить его у себя. Но слезы сдержала не гордость, а вера в учителя, который не раз доказывал ученику свою мудрость. Спорить с наставником глупо и недостойно, ведь он стал Шенну вторым отцом, спас от смерти и даровал великие знания.

— Я не прогоняю тебя, Шенн, — мягко проговорил Ольф. Его плечи ссутулились, старик сильнее оперся на посох, прогоняя предательскую дрожь в коленях. — Считай мою волю испытанием, проверкой твоих знаний. Попробуй сделать то, чего не смог я...

Следующим утром Шенн и наставник вышли за пределы Руаннора.

— Ночью я наблюдал за звездами. Сегодня благоприятный день, — сказал старый мастер. — Ты запомнил, где переправляться через реку?

— Запомнил, наставник.

— Хорошо. Иди. И помни: времени у тебя не так много.

Шенн не мог двинуться с места. Он смотрел на наставника, и в глазах юноши стояли слезы. Ночь прощания была невыносимо тяжела для обоих. Помимо жестокого, неожиданного расставания, Шенн шокировала тайна, открытая Ольфом, и своя миссия, цена которой была столь высока, что жизнь самого Шенна представлялась ничтожной платой за нее.

Ольф махнул рукой:

— Иди же. Время не ждет. Я надеюсь на тебя. Только ты можешь спасти Арнир, только ты, Шенн.

— Мастер, я сделаю все, как ты сказал, но я не останусь в Арнире, я вернусь к тебе!

— Я не ждал иных слов. Если найдешь в себе силы, возвращайся. Я буду ждать тебя, Шенн. Но возвращайся, когда исполнишь все, что я тебе сказал. Только тогда!

Шенн смотрел на человека, открывшего ему мир, и не мог повернуться и уйти. Разум знал ответ, но сердце не принимало его. Что бы ни было впереди, что бы ни случилось, часть души Шенна навсегда останется здесь.

В последний раз взглянув на наставника, Шенн повернулся и зашагал прочь. С этого момента он не раз вспоминал их прощание и до боли в сердце жалел, что не обнял старика. Он не знал, что помешало сделать это: неожиданно суровый взгляд Ольфа или ложная гордость, но корил себя еще очень долго.

Глава десятая. Ринересс

Улица, начинавшаяся прямо за городскими воротами, была широка и многолюдна. Позабыв хваленую невозмутимость хартогов, Далмира крутилась на повозке, не успевая разглядывать проплывающие мимо двух и даже трехэтажные дома с террасами, поддерживаемыми изящными колоннами, уютные дворики с облицованными полированным камнем колодцами и разделяющие здания аллеи. Эта улица была столь широка, что немалые повозки хартогов совершенно не стесняли ее многолюдного движения. За одними домами возвышались другие, и череда разноцветных крыш тянулась без конца, прерываемая уходящими в небо стройными башнями. Далмира слышала многоголосый гомон поистине величественного города, сквозь который прорывались знакомые восторженные крики:

— Хартоги! Хартоги приехали!

Далмира ехала недалеко от головной повозки и видела, как Тормун, привстав на повозке, потрясал воздетыми вверх руками, отвечая на приветствия. Многие хартоги улыбались, а суровый Оллок повернул голову, провожая долгим оценивающим взглядом смазливую полногрудую горожанку.

Они миновали площадь с большим четырехугольным бассейном, в центре которого лежал огромный каменный зверь. Струи воды стекали с него в бассейн, и черные мокрые бока чудовища казались живыми.

Караван свернул с главной улицы и поехал мимо многочисленных торговых лавок и мастерских ремесленников. Здесь пахло нагретыми на солнце камнями, от лавок несло специями и ароматом свежевыпеченного хлеба, вмиг наполнившего рот девушки сладкой слюной.

Одежды снующих по улицам людей сильно отличались от эшнарских. Женщины носили складчатые юбки ниже колен с яркими продольными полосами всевозможных цветов и расцветок и короткие курточки со шнуровкой на груди и рукавах, не скрывающие белые нижние рубашки. Местные мужчины мало отличались от увиденных Далмирой по дороге сельских жителей, разве что носили широкие, плетеные из разноцветных полосок кожи пояса и почти поголовно щеголяли в коротких черных сапожках.

— Ткани, лучшие ткани! — на все голоса выкрикивали торговцы. — Превосходное вино! Подходите, пробуйте!

— Вот панцири, которые не пробьет ни один меч!

— А здесь мечи, которые пробьют все эти панцири! — завопил какой-то находчивый зазывала, и Далмира рассмеялась. С каждой минутой этот город все больше нравился ей. Она заметила, что все мужчины Ринересса носят на голове узкую матерчатую повязку красного, желтого или голубого цвета. Присмотревшись, Далмира отметила тот же обычай и у местных женщин, только они вплетали разноцветные полоски в волосы.

Впереди показалась крепостная стена, возвышавшаяся над невысокими домами, но, не доезжая до нее, караван Тормуна свернул еще раз и остановился напротив обширного поместья за каменной стеной. Девушка увидела примыкающее к стене странное квадратное строение. Оно было без окон и крыши, и Далмира не понимала, кому бы понравилось жить в таком странном доме. Позже Далмира узнала, что это строение и есть Круг, построенный одним из оданов Ринересса, большим любителем хартогов и их смертельного искусства.

Повозки-клетки ввели в обширный двор поместья и расположили вдоль стены, примыкающей к странному каменному строению. Кроги разместились в стойлах, где было вдоволь свежескошенной травы и воды, и Далмира в очередной раз поразилась такому радушному приему. Она вспоминала любопытные взгляды женщин и уважительные — мужчин, восторженные крики детей, всю дорогу сопровождавшие колонну хартогов. Их здесь любили, несомненно! Но... за что?

— Оллок сказал, ты делаешь успехи, — произнес, появляясь рядом, Тормун. Далмира молчала, не зная, что отвечать. — Занимайся усерднее, кто знает, когда наступит твое время...

Произнеся это, вождь хартогов удалился. Несмотря на заметное брюшко, осанка у него была величественная, а двигался он так же мягко и стремительно, как Оллок. 'Кто знает? — подумала, глядя ему вослед, Далмира. — Кому же знать, как не тебе...'

Как и в Эшнаре, ее помощь никому не требовалась, и девушка просто прогуливалась по лагерю, разглядывая, как хартоги готовятся к предстоящему Кругу.

Далмира уже знала, что хищников перед Кругом не кормят — чтобы были злее и, проходя мимо одной из повозок, заметила, как хартог достает из ведра и бросает в открытое окошко повозки куски сырого мяса. Девушка уже привыкла к жутким звукам, издаваемыми запертыми в клетках полуголодными и озлобленными хищниками, но из этой клетки не доносилось ни звука. Заинтересовавшись, она подошла ближе.

— Кто там? — спросила девушка. Мужчина повернулся и взглянул на нее с высоты ящика, на котором стоял:

— Моррон.

— Моррон?

Кинара что-то говорила о них, подумала девушка.

— Можно мне... посмотреть на него?

— Смотри, — он равнодушно приоткрыл узкое оконце размером в пол-локтя.

Из окошка пахнуло нечистотами, но девушка сделала вид, что не заметила мерзкого запаха и заглянула внутрь. Сначала Далмира ничего не увидела и немного убрала голову в сторону, позволяя солнечным лучам проникнуть в клетку. Неожиданно прямо перед ней возникло абсолютно черное, перекошенное злобой, но определенно человеческое лицо. Острые зубы клацнули перед носом, и Далмира отшатнулась.

— Познакомилась? — захохотал хартог. Он резко захлопнул деревянный ставень, закрывая окно. Изнутри раздались отрывистые крики, совсем непохожие на знакомый вой хищников.

— Это же человек?! — изумленно воскликнула Далмира.

— Морроны — не люди, — сказал, как отрезал, хартог. Он поднял ведро с остатками мяса и пошел прочь, давая понять, что разговор окончен.

— Иди сюда! — позвал внезапно появившийся Оллок. В руке он держал копье. — Пора заниматься.

Девушка покорно пошла за наставником. Они остановились возле группы плодовых деревьев, и Оллок подал оружие:

— Держи!

По суровой и жесткой речи Далмира догадалась, что урок будет нелегким. Так и оказалось. Оллок без пощады стегал ее кнутом, а девушка изо всех сил старалась увернуться от стремительно рассекавшего воздух хлыста. Против такого оружия копье было не лучшей защитой. Зацепив древко кнутом, Оллок вырвал оружие у растерявшейся девушки и вдобавок больно хлестнул по ягодицам. Прикусив губы, Далмира сдержала крик.

— Не отступай! Ты должна нападать! — велел он, возвращая копье. Последовав его совету, Далмира и впрямь поняла, что против быстрого и гибкого хлыста лучше всего подойдет не защита, а нападение. Оружию Оллока не было равных на расстоянии, но когда Далмира приблизилась, не без труда уворачиваясь от пластающих воздух ударов, оно стало не таким уж страшным...

— Запомни: бой выигрывают не кулаками, а головой. Ищи слабое место противника, — сказал Оллок. — Оно есть у всех.

— И у тебя тоже? — дерзко спросила девушка.

— У всех, — повторил хартог.

Ночь пришла быстро. После тренировки, которой занималась не одна Далмира, был обильный ужин. Затем гости разошлись по многочисленным комнатам, расположенным в единственном и длинном коридоре, ведущем от входа в здание до входа в Круг. Коридор освещали десятки плошек с горючим маслом, горевшим ярко и без копоти. Ведомая любопытством, Далмира прошла по коридору до конца и открыла последнюю дверь.

Открывшаяся глазам арена была действительно круглой. Отвесные, совершенно гладкие стены уходили вверх почти на два человеческих роста, так что дотянуться или допрыгнуть до края было невозможно. Под ногами шуршал тяжелый и плотный песок. В таком и ноги не увязнут, и не поскользнешься ненароком. Далмира подняла глаза: за стеной начинались каменные скамьи, идущие по кругу и восходящие ступенчатыми рядами вверх. Рядов было много, наверно, около двадцати, заканчивались они колоннадой с красивыми полукруглыми арками, над которыми сияли заполнившие небо звезды. Сейчас в Круге царила тишина, но Далмира ясно представила себе, что произойдет на этом песке завтра... Кто из хартогов найдет здесь свою смерть, а кто пройдет по кругу под вопли восторженных зрителей? А может, завтра Тормун и ей прикажет выйти в Круг?

От этой мысли стало холодно, так холодно, что сжалось сердце. Далмира поежилась и побрела в свою комнату, расположенную неподалеку. Соседями ее оставались тот же Немой и Кинара. Не мудрствуя, хартоги располагались в отведенных им комнатах так же, как в шатрах. С теми, с кем привыкли делить кров.

Немой и Кинара спали, прижавшись друг к другу, и Далмира тихо проскользнула в свою постель. Сон долго не приходил к ней, девушка думала о завтрашнем дне и бойцах, для которых он мог стать последним...

Зал Круга был заполнен до отказа. Впереди сидели самые знатные и уважаемые люди города, за ними прочий люд, сумевший заплатить немалые деньги за предстоящее зрелище. Из разговоров Далмира поняла, что ждут самого одана, и потому до сих пор не начинают. Тут не было клетки из стальных прутьев, как в Эшнаре, и потому наблюдать за боем можно было только из зрительских рядов. Девушка уже знала, кто пойдет первым: невысокий рябой боец с двумя кривыми клинками. Он стоял перед вратами на арену и сосредоточенно разминался. Тормун с братом стояли неподалеку, о чем-то тихо переговариваясь. Утром Кинара рассказала девушке, что хартог никогда не знает, с каким зверем будет сражаться. Выбор делает Тормун. Он сам решает, будет ли боец драться один или в паре, а если в паре, то с кем. Считалось, что Тормун делает выбор, исходя из силы и опыта бойца, но Кинара думала иначе.

— Тормун решает, жить тебе или умереть, — сказала она. — Он может поставить тебя в Круг со зверем, способным растерзать четверых, а может вырвать груфу ядовитый зуб, и ты победишь без особого труда...

Далмира не знала, кто такой груф, но смысл сказанного был ясен. Все боги Арнира отступали перед вальяжным самоуверенным толстяком, прекрасно умевшем играть на публику.

— Одан, одан приехал! — один из хартогов подбежал к Тормуну, и тот важно кивнул. Пора начинать. Он что-то шепнул на ухо Торвару, и тот отправился к клеткам. Брат вождя командовал охотниками и следил за состоянием зверей. Далмира поняла: сейчас ему сказали, кто станет соперником рябого...

Ворота распахнулись, и хартог вошел в Круг, приветственно подняв в воздух клинки. В открывшемся на время проеме Далмира успела заметить кусочек нижних рядов. Где-то там сидел правитель Ринересса, но большего рассмотреть не удалось. Тяжелые створы закрылись, и хартоги заложили их стальными запорами. Она услышала, как разом взревели зрители, и вслед за ревом настала невыносимая тишина. Сейчас выйдет зверь...

Не выдержав томительного ожидания, Далмира пошла прочь. Если уж нельзя видеть, то лучше и не слышать, подумала она. Уходя, она заметила, что Тормун пристально смотрит ей вслед. Неужели я — следующая?.. Нет, мне сказали бы с утра, подумала она, проглатывая внезапно вставший в горле ком.

Кто-то взял ее за руку. Немой. Силач делал ей какие-то знаки, приглашая идти за ним. Далмира кивнула и пошла. Они вошли в одно из помещений, и спустились по каменной лестнице. Миновав короткий темный коридор, хартоги оказались в небольшой комнате с двумя крошечными окнами или, скорее сказать, бойницами, расположенными на уровне глаз. Подведя Далмиру к ним, немой сделал несколько знаков, поднеся пальцы сначала к глазам, потом в сторону Круга, а затем — к голове. 'Смотри и запоминай!' — поняла девушка. Перед тем, как подойти к бойницам, она огляделась. В одной из стен была проделана ниша, в которой горел очаг, добавлявший еще немного света. Зачем нужен очаг в этой совершенно пустой комнате с низким, едва не касавшимся макушки Немого потолком, Далмира не понимала. Из очага торчали два-три длинных железных прута, о которые она едва не споткнулась в полумраке.

Далмира приблизилась к бойнице. Эта комната располагалась ниже пола арены, так что глаза Далмиры располагались на уровне ног сражавшихся. Впрочем, если бой протекал у противоположной стены, то видно было неплохо.

Схватка уже началась, и первым, что она увидела, была гладкая пятнистая шкура зверя. Судя по движениям и коротким мускулистым конечностям, это был лесной хищник, привыкший к прыжкам из засады. Но сейчас его вынудили драться на открытом месте, и 'жертва' была готова к нападению, так что зверь осторожничал. Хрипло рыча, он двигался по кругу, не сводя с хартога крупных немигающих глаз.

Схватка явно затягивалась, и зрители недовольно загомонили. Почуяв за спиной движение, Далмира оглянулась и увидела, как Немой достает из очага длинный, раска-ленный на огне прут. Хартог сунул прут в окошко и дотянулся до пятившегося назад зверя. Хищник вздрогнул и зашипел от боли, в мгновение ока отпрыгнув в сторону. Немой спокойно вытащил прут и снова положил его в огонь.

Зверь был разъярен и напуган. Издав угрожающий рык, он заерзал по песку, готовясь к прыжку. Девушка видела, как напряглось и без того сосредоточенное лицо хартога.

Прыжок был столь стремителен, что Далмира не успела его заметить, но человек сумел выставить перед собой оружие. Визг раненой твари разнесся по Кругу, и зрители зашумели: одни радостно, другие разочарованно. Далмира уже знала, что ставки на исход боя принимаются до первого столкновения бойца и зверя. Но это был далеко не конец. Зверь ранен, но не мертв, а значит, схватка продолжается...

Этот зверь был столь же безхитростен, как и быстр. Его прыжки легко пресекались бойцом, наносившим ему все новые и новые раны, и еще до окончания боя Далмира угадала его исход. Так и случилось. Когда труп животного уволокли, девушка оторвалась от окошка и увидела, что Немой ушел. Она еще раз посмотрела в Круг и увидела Тормуна. Вождь хартогов сидел в первом ряду, его было прекрасно видно отсюда. Его брат Торвар сидел рядом, и Далмира видела вечную пренебрежительно-презрительную усмешку на его тонких губах. Как бы она хотела стереть ее ударом кинжала!

Позади раздался шум — кто-то бежал через коридор. Далмира оглянулась и увидела Немого. Он пробежал мимо девушки и прильнул к свободному окошку. 'Неужели Кинара в Круге?' — испугалась Далмира. Женщина-хартог давно стала для нее чем-то вроде старшей сестры, редко, но всегда вовремя поддерживая девушку. Она скосила глаза, пытаясь рассмотреть выходящего из ворот хартога. Нет, то была не Кинара. Высокий, мускулистый хартог в закрытом шлеме и с длинным мечом прошелся по кругу под пристальными взглядами зрителей. Он сделал несколько финтов оружием и замер в ожидании зверя.

Далмира ожидала чего угодно и открыла рот, не веря глазам: вместо чудовища в Круг вышел человек! Обычный человек, если считать обычной его совершенно черную кожу. Как и хартог, он был облачен в легкий, не стесняющий движений доспех, и в руке его блестел изогнутый клинок. Боец станет биться с человеком?!

Оглушительный вопль зрителей едва не заставил ее отшатнуться:

— Убей его!

— Вынь из него кишки!

— Изруби в куски!

Толпа бесновалась так неистово, что Далмире стало страшно. Что же им сделал чернолицый, если все так хотят его смерти?

Между тем противники мерили друг друга оценивающими взглядами, покачивая клинками в чуть оттянутых в сторону руках. Чернолицый держался относительно спокойно. По крайней мере, Далмира бы так не смогла. Когда твоей смерти жаждет огромная толпа... А вдруг он не понимает нашей речи?

Она услышала сдавленный рык и изумленно оглянулась. Прежде Далмира никогда не видела, чтобы немой так пристально наблюдал за поединком. На его торсе была короткая рубашка без рукавов, и девушка заметила, как напряглись могучие мышцы, а пальцы яростно царапали стену. Что это с ним, подумала Далмира и подошла ближе:

— Немой! — ей пришлось кричать, чтобы заглушить этот злобный вой. Боец не оборачивался. И тогда она тронула его за руку. Хартог повернулся, и этого было достаточно. Далмира отшатнулась в сторону. Глаза бойца светились безумием, рот перекосила дрожащая гримаса боли и ярости. Лишь мгновение он смотрел на девушку и снова повернулся к решетке. Кто же такой моррон, если все так ненавидят его, и почему человека пускают в Круг вместо зверя? Бесконечные вопросы крутились у Далмиры в голове, но сейчас получить ответ было никак нельзя. Оставалось лишь смотреть.

Боец в клетке сделал первый выпад, словно проверяя реакцию противника. Моррон был наготове, и его кривой клинок резко взметнулся вверх, отбивая удар. Схватка началась!

Рев толпы заглушил крики сражавшихся, и звон столкнувшейся стали. Бойцы кружили по Кругу, обмениваясь ударами, а некоторые из зрителей стали кидать в хартога объедки, требуя немедленно прикончить моррона. Далмира поразилась выдержке бойца, не обращавшего на выходки толпы никакого внимания. Оллок не раз объяснял правило Круга: не убивай, пока не увидишь знак. И она замечала взгляд хартога, направленный на сидевшего на видном месте Тормуна. Толпа восторженно вскрикнула — хартог усилил натиск, его удары сыпались, как смертоносный град. Моррон вскрикнул и схватился за раненую руку. Это движение едва не стоило ему жизни. Меч бойца, задев волосы, прошел над его головой. Яростным ударом хартог выбил из рук чернолицего оружие и замахнулся. 'Он убьет безоружного человека? — изумленно подумала Далмира. — Здесь, на глазах всех этих людей? Разве это не преступление?'

Бежать было некуда, но чернолицый и не пытался. Моррон вскинул голову, бес-страшно глядя на бойца. Похоже, он не боялся умереть. В следующий миг его голова отделилась от тела и, пролетев через весь Круг, упала неподалеку от девушки. Казалось, рот еще шевелился, пытаясь что-то сказать, а взгляд страшных, с белесыми зрачками, глаз медленно угасал.

Далмира отвернулась, ее вытошнило. Вытирая рот рукой и отплевываясь, она побрела прочь. Пошатываясь, она выбралась в коридор.

— На, выпей! — перед ней стояла Кинара, протягивая девушке кубок. — Пей, не бойся.

Далмира выпила. Это было вино, темное и горьковатое, совсем не похожее на сладкое вино Эшнара, но сейчас эта горечь казалась приятной.

— Пойдем.

Кинара приобняла ее, и девушка послушно пошла рядом. Они вышли из здания и уселись на траве.

— Почему в Круге убивают людей? — заикаясь, выдавила страшный вопрос Далмира. — Почему они все хотели его смерти?

— Ты говоришь про моррона? Они — не люди.

— Но ведь...

— Они похожи на нас, но они не люди, — сказала Кинара. — Пройдет несколько лунных перемен, великую реку покроет лед, и они придут на эти земли, чтобы убивать.

— А...

— Они не просто убийцы, — теперь в голосе хартога звучала ненависть, — они людоеды! Они убивают и едят людей! Поэтому арны тоже их не щадят. Говорят, ты издалека, и не видела зверств морронов, когда от целых селений оставались лишь обглоданные кости! Ринересс борется с ними уже давно, но их черное племя неистребимо...

Вытащив кинжал, Кинара задумчиво завертела им меж пальцев.

— Немой был со мной рядом, он тоже смотрел на бой, — сказала Далмира. — Похоже, он очень ненавидит их.

— Каждый арн ненавидит морронов, но ты права: у него это в крови.

— Что это значит?

— Морроны уничтожили его семью, когда он был еще ребенком. Убили и съели всех на его глазах.

— Но как он...

— Спасся? — невесело усмехнулась Кинара. — Не знаю. Его немота и ненависть к чернолицым говорят лучше всяких слов. Тормун подобрал его зимой на равнине, совсем одного. Как он выжил среди льда и снега, никто не знает.

— И Тормун сделал его своей вещью?

— Сначала он спас его от смерти, — сказала Кинара, и Далмира задумалась, понимая, что и она имела такой же выбор: умереть, привязанной к колесу ортангира, или... А Немой был еще ребенком.

— Немой — лучший из бойцов, — продолжила девушка. — Тормун знает о его ненависти, и потому ни разу не пустил в Круг с чернолицыми... Немой убьет их слишком быстро. Никто из бойцов не прожил у хартогов столько, сколько он. Разве что Оллок и Торвар.

— Ты сказала: у хартогов. А разве мы — не хартоги? — удивилась Далмира. Губы Кинары яростно дрогнули, и даже шрам на щеке скривился в усмешке:

— Так говорит Тормун, — медленно выдавливая слова, сказала она. — Он хочет, чтобы мы и охотники были, как братья. Но они такие же братья нам, как звери, сидящие в наших клетках! Разве один из братьев может быть рабом другого? Разве брат клеймит брата?

Кинара не смотрела на нее, но Далмира представляла, какой сейчас взгляд у хартога. И в этот миг почувствовала нежность к угловатой, не по-женски суровой девушке. В ней не осталось ни мягкости, ни теплоты — ничего из того, что присуще женщинам, которых знала Далмира, и она жалела ее, вдруг догадавшись, что этот грозный боец так же одинок и так же страдает...

— Бывает время, когда мы сражаемся вместе. Но это союз, чтобы выжить. Да, Тормун запрещает охотникам унижать нас, но мы все равно чувствуем это презрение! Мы — вещи, мы собственность Тормуна только потому, что однажды наши дороги пересеклись...

— Как же ты попала сюда? — попробовала узнать Далмира.

— Это длинная история. Когда-нибудь я расскажу тебе, — Кинара поднялась с травы и посмотрела Далмире в глаза. — Ты всегда ночуешь на своем месте, и я ни разу не видела тебя с мужчиной. Почему? Или ты думаешь, что Тормун запрещает нам это? Нет.

Далмира не могла ответить, но ее внезапно заблестевшие от слез глаза сказали о многом.

— Торвар не из тех, кто отступает, — сказала Кинара, внимательно посмотрев на девушку. — Когда-то я спала с ним, чтобы остаться в живых... Я рада, что ты не сделала этого. Ты сильней, чем я думала. Оставайся такой же... Далмира.

Далмира вспыхнула. Никто из хартогов до сих пор не называл ее по имени. По их законам, имя она могла иметь, лишь пройдя свой первый Круг. Кинара нарушила обычай, и единственное слово опалило душу девушки сильнее огня. Но это был сладкий огонь. Теперь она не одинока!

Кинара ушла, смешавшись со снующими по своим делам людьми, а девушка все смотрела ей вслед.

— Я вижу, ты даже похорошела, красноволосая, — Торвар появился так неожиданно, что Далмира даже не успела встать. Девушка старалась избегать этого неприятного ей человека, она боялась и ненавидела его больше, чем кого бы то ни было. Рядом с ним даже Оллок казался другом. Всплывшие в памяти слова Кинары вызвали в ней еще большую ненависть.

— Я видел, ты разговаривала с Кинарой. Наверно, она рассказывала тебе, насколько я хорош в постели? Ха-ха! Наверно, хочешь попробовать?

Далмира собралась с духом и встала:

— Я никогда не приду к тебе!

Веселье на лице хартога быстро сменилось злобной гримасой. Он протянул руку, но Далмира резко ударила по ней:

— Не прикасайся! — но Торвар оказался сильнее. Его руки сломили сопротивление, он прижал девушку к себе.

— Не прикасаться, вот как? И что же ты сделаешь со мной, а?.. Ты придешь ко мне сегодня ночью! — прошептал Торвар ей на ухо. Он высунул язык и лизнул Далмиру в щеку. — На коленях приползешь! А если нет, уже завтра, кусок мяса, тебя сожрут! Ты поняла?

Расхохотавшись, он оттолкнул ее и пошел прочь.

Далмира огляделась и увидела погруженных в свои дела хартогов. Никто не смотрел в ее сторону, никому не интересно, останется ли она жить завтра, или станет добычей смерти? Сейчас она почувствовала себя так, словно никуда не уходила из оранжевой пустыни. Вокруг никого! Эти люди, это все — только мираж, навеянный жарой и голодом. Надо лишь встряхнуть головой — и кошмар пропадет, растворится в пыли, а Шенн снова будет рядом...

Она провела ночь на постели, почти не сомкнув глаз. Из дверного проема доносились голоса подвыпивших мужчин и звуки музыки, резкой и визгливой, так не похожей на медленные, мелодичные напевы родины. Сон не шел, подкидывая измученной Далмире невероятные, фантастические видения. Ритмичная музыка стучала в ушах биением сердца, а напряженное тело содрогалось от невидимой борьбы с собой...

Каким-то чудом она уснула. Ей снился дом, яркое, блестящее море и лица, многие из которых она уже успела забыть... Она увидела отца и протянула к нему руки, но кто-то не пускал ее, дергая за одежду. И громом, пробудившим ее к действительности, прозвучал голос Тормуна:

— Вставай и готовься! Сегодня твой Круг!

Глава одиннадцатая. Путь к великой реке

Песок осыпался под ногами, оставляя за идущим по равнине человеком цепочку еле заметных следов. Пройдет совсем немного времени, и ветер завеет, занесет их без следа.

Наставник сказал: не оглядываться, и Шенн выполнил его наказ. Назад пути не было, только вперед. Великая равнина расстилалась перед человеком, пугая бескрайним однообразным ландшафтом, но теперь Шенн знал, что она имеет конец, и не боялся. Он уже не был тем напуганным и грубым дикарем, каким пришел в Руаннор. Теперь он владел знаниями, рядом с которыми знания его народа казались смешными, как детский лепет. И еще он знал тайну, которой не знал никто в Арнире. Шенн шел, чтобы открыть эту тайну миру. Чтобы спасти его.

Ждал ли его мир, хотел ли таких даров — Шенн не думал об этом. Мастер сказал, что Арниру нужна эта весть, значит, так оно и есть... Шенн остановился, вытряхнул попавший в сандалию камешек и зашагал дальше.

Чтобы не стеснять движения, вместе с заплечным мешком за спиной висел завернутый в холст меч из храма на болотах. Ножен у Шенна не было, да и нести так удобнее.

В дорогу Ольф дал новую одежду — у старика были кое-какие запасы. Рубашка, сшитая еще Глеонн, за время путешествий изорвалась так, что ее легче выбросить, чем чинить. Ольф подарил Шенну замечательную рубашку из гладкой синей материи с узким вырезом на груди, и юноша примерил ее с большим удовольствием. Оказалась почти впору. Штаны из выделанной кожи еще могли послужить, но мастер сказал, что в Арнире ему надо походить на достойного человека, а не на бродягу, велел снять их и выбросить. Шенн подчинился и взамен получил другие штаны: просторные на бедрах, но зауженные книзу черные шаровары. К ним наставник прибавил удобные геды — так в Арнире называли повсеместно распространенную обувь в виде плетеных из кожи сандалий. Точно такие же были на ногах Ольфа.

Юноша шел почти весь день и к вечеру нашел удобное место для ночлега. Не-сколько навалившихся друг на друга обветренных валунов образовали подобие шалаша, и Шенн с удобством расположился меж ними, постелив под бока сложенный в несколько раз кожаный мех — средство, с помощью которого он переправится через Кхин. Несколько дней под присмотром Ольфа он своими руками сшивал свежую, только что снятую с убитого коргала шкуру. Старик пропитал швы древесной смолой и показал Шенну, где и как следует плыть...

Путь к реке отличался от пути, которым они шли к храму древних. Ольф велел Шенну сделать значительный крюк, чтобы обойти болота гулхов. В месте, куда Шенн должен был прийти, Кхин немного уже, что облегчит переправу.

Перед сном Шенн вышел из укрытия и посмотрел на небо, запоминая расположение звезд относительно убежища, чтобы завтра идти точно по маршруту, указанному Ольфом. Затем он рассыпал по земле смесь из толченых костей, цветков одной редкой травы и желчи коргала, чтобы в его укрытие не заползла мелкая ядовитая тварь, и отправился спать.

Наутро Шенн позавтракал куском вяленого на солнце мяса, запил водой из фляги и отправился дальше. В этих местах он еще не был. Поросшую жесткой травой равнину то и дело пересекали безжизненные плеши из серого песка и камней, сваленных порой так живописно, что издали их можно было принять за строения. Шенн видел стайки коргалов, пересекавших равнину, встречал юрких, приземистых хищников, неслышно пробиравшихся меж камней. Но Шенн не боялся. Мастер Ольф научил его жизни в пустыне, теперь Шенн знал повадки многих ее обитателей не хуже, чем лесных тварей. Кроме того, наставник снабдил его вытяжкой из желез ядовитого гада, обитавшего в руинах Руаннора. Теперь Шенн благоухает так, что большинство опасных тварей за сто шагов обойдут!

Он посмотрел наверх: над головой парили птицы. Шенн всегда восхищался птицами и мечтал летать, как они. Мастер Ольф сказал, что и это возможно. Ведь люди придумали колесо и смогли приручить крогов и других полезных животных, могущих поднимать груз в сотни раз больший, чем может нести человек! Ведь придумали корабли, на которых можно переплыть великую реку и даже море! Земля стала домом человеку, огонь и вода подчинились ему, когда-нибудь и воздух станет другом, размышлял Шенн, двигаясь по песку широким, размеренным шагом. Впереди показалась цепочка одинаковых холмов со стоявшими на вершинах каменными обелисками. Мастер говорил, что их поставили древние, и место это носило название 'стрелы богов'. Для чего было сооружать такую огромную стрелу, указывающую на запад, наставник не знал. Не все тайны древних сохранились до наших дней, говорил он, многое утеряно после Дня Гнева, когда бог обрушил на земли эльдов карающую огненную десницу...

Проходя мимо холмов, Шенн не удержался и взобрался на вершину одного. Серый, обветренный обелиск был вырублен из цельного камня и поставлен на вершину холма. Как древние смогли сделать это? Как затащили наверх такой тяжелый груз? Шенн обошел стелу кругом и нашел-таки, что искал. Три ряда высеченных на камне рун обегали стелу на высоте человеческой головы. Буквы знакомы, но смысл... Язык эльдов он не успел изучить, как следует. Как жаль! Что же написано на этом камне?

Он резко обернулся. Как оплошал! Внизу, в какой-то сотне шагов от него, стояла группа чернолицых. Видимо, они только что заметили его и потому ничего не предпринимали. Но вот их вожак поднял руку, и морроны рассыпались ввером, огибая холм с обеих сторон.

Шенн не успел даже подумать — ноги сами понесли его вниз. Скорее спуститься, пока холм не стал его могилой! Впрочем, он и не станет. Попадись он чернолицым — и останки Шенна переварятся в желудках людоедов...

Он успел скатиться вниз, прежде чем чернолицые обежали холм. Шенн не потерял хладнокровия и понял, что бежать следует не абы куда, а в сторону реки. Плавать он не умеет, мех надуть на ходу тоже не получится, но это лучше, чем бежать в сердце пустыни, где нет ни воды, ни жизни. Мысли встать и сражаться он даже не допускал. Морронов около дюжины, к тому же они могут просто застрелить его из луков. Словно в доказательство этого, над головой просвистела стрела и вонзилась в песок. Юноша сделал несколько скачков в стороны, чтобы стрелки не могли взять его на прицел.

Шенн бежал быстро, но не изо всех сил, чтобы не задохнуться. Силы следовало рассчитать точно. В Лесу Шенн был лучшим бегуном, а ведь там не открытое пространство: стволы деревьев, буреломы, трещины в земле. На равнине он чувствовал себя птицей, только ветер свистел в ушах.

Но и охотники не отставали. Морроны рассыпались цепью, гоня добычу расчетливо и хладнокровно. Поджарые и легконогие, они привыкли перебегать огромные расстояния в поисках пищи, загонять и окружать степного зверя. Вооружение их, как правило, составляли легкие луки и копья, реже — кривые клинки из черного железа. Их вожак, плечистый мужчина с ожерельем из отрубленных человеческих пальцев, бежал чуть позади, руководя погоней.

Если бы у меня был лук, думал Шенн, резво взбегая на холм. Одного взгляда хватило, чтобы понять: преследователи, хотя и отстали, отступать не собираются. Они ждут, когда он устанет. Посмотрим!

Пока он не сильно устал. Хорошо, что солнце закрыли тучи, стало прохладней. Шенн бежал, придерживая колотивший по спине меч, потом стащил перевязь через голову и понес в руке. Только бы не оступиться: если сломаешь или подвернешь ногу — лучше перерезать себе горло...

Из-за холмов показались черные камни. Какое-то разрушенное строение. Ни секунды не раздумывая, Шенн рванулся к нему. Нужно такое место, в котором численное превосходство морронов сведется к минимуму. Тоннель или коридор с высокими стенами. Так учил Ольф...

Беглец подбежал к полуразрушенной стене и огляделся. Времени для принятия решения не было, но ошибка приведет его к гибели. Шенн нырнул в проем и оказался среди настоящего каменного леса: нагромождение обломков, упавших колонн и разбитых на куски гигантских статуй было прекрасным местом, чтобы спрятаться, а главное — сделать дальнобойное оружие кочевников практически бесполезным. Вертя головой, юноша пробежал вперед, затем сделал несколько рискованных прыжков по камням и спрятался за отломанной головой огромной статуи. Прыгал он для того, чтобы не оставить следов, и следовавшие по пятам морроны столпились у его последних отпечатков.

Чтобы не терять времени и не упустить добычу, старший резкими гортанными криками разделил отряд, и кочевники разбежались по руинам. Именно на это Шенн и рассчитывал. Справиться с двумя-тремя противниками, пользуясь прикрытием камней, хоть и опасно, но вполне по силам, нежели победить в открытом бою десяток. Теперь у него появился шанс.

Наверное, он мог убежать, но чернолицые отличные охотники — они выследят его и, в конце концов, прижмут к реке. До нее, судя по карте и расчетам Шенна, оставалось совсем немного. Нет, надо сражаться! Быть может, потеряв нескольких своих, морроны признают добычу слишком опасной и уйдут? Шенн потихоньку вытащил меч из чехла. Он хорошо помнил приемы, показанные Ольфом, и уповал на то, что морроны все же больше охотники, чем бойцы. Как говорил наставник, в противостоянии один на один хороший воин легко одолеет нескольких чернолицых.

Рядом зашуршал песок. По слуху Шенн быстро определил, что бегут двое. Опасаясь, что добыча ускользнет, кочевники рыскали по лабиринту руин совершенно открыто, не опасаясь, что преследуемый решится напасть. И напрасно. Едва враг показался из-за камня, юноша сделал выпад. Хорошо наточенный клинок легко вошел в тело моррона, проткнув его насквозь. Закричав от боли, он рухнул наземь. Второй бежал с луком — и это было еще одной ошибкой. Моррон выхватил стрелу и вскинул оружие, но натянуть тетиву не успел. В ближнем бою меч сильнее лука. Первым ударом Шенн разрубил лук, вторым раскроил людоеду грудь. Теперь бежать, сейчас они будут здесь!

Он понесся по следам убитых, чтобы сбить с толку преследователей, но в этот раз не получилось. Беглеца заметили, и две стрелы с треском сломались о камни, пролетев рядом с его головой. Шенн выскочил на главную тропу и оказался напротив проема в стене, но прыгать не стал, а спрятался за столб. Кровь толчками билась в висках, руки дрожали, но он был готов драться насмерть.

Первого бежавшего Шенн встретил точным ударом в грудь. Моррон вскрикнул и упал, зарывшись лицом в песок. Но за ним следовали еще двое, и они не попадутся на уловку, видя лежащее без движения тело. Шенн вышел им навстречу, держа меч перед собой. Ольф говорил, что при определенном навыке в такой стойке можно отбивать летящие стрелы, но Шенн вряд ли бы так смог...

Удар! Меч Шенна встретил метившую в голову саблю, отбив в сторону, и успел парировать выпад второго чернолицего. Не слишком сильные противники — мигом определил Шенн — старый мастер намного быстрее. Юноша неожиданно вклинился между нападавшими, отбил удар, столкнул их друг с другом и, разворачиваясь, рубанул наискось, как учили. Еще один труп. Не выдержавший противостояния моррон бросился бежать. Шенн подхватил с песка саблю убитого и запустил вослед. Не попал, но напугал еще больше. Сколько их осталось? Человек шесть, не меньше. Это лучше, чем десять, но все еще много. Одного лучника он прикончил, а их двое или трое. Надо прятаться!

Он огляделся, слыша где-то рядом крики чернолицых. Вот-вот они будут здесь. Судя по воплям, теперь они держатся вместе. Поняли, наконец! Его взгляд остановился на черном проломе полуразрушенной башни. Не раздумывая, Шенн прыгнул туда и едва не погиб: в полу зияла внушительная дыра и, размахивая руками, он застыл на самом ее краю. Глаза привыкали к темноте мучительно долго, наконец, Шенн освоился и с ужасом понял: он в ловушке! Другого выхода из башни не было. Вернее, была лестница наверх, но добрая половина пролета обрушилась, не оставляя надежды спастись...

Голоса преследователей звучали совсем близко. Они выследили его и теперь сгрудились возле пролома, не торопясь сунуться внутрь. И тут Шенн понял, что все не так плохо. Бежать некуда, но здесь его позиция крепка! Толстая стена надежно защищает от стрел, а дыра слишком мала, пройти может лишь один человек и то — согнувшись в три погибели. Он встал рядом с дырой, занеся над плечом меч. Посмотрим, найдется ли такой смельчак...

Смельчак (или глупец) нашелся. Голова чернолицего показалась в проеме. Он осторожно вертел ею, привыкшие к яркому солнцу глаза кочевника щурились, вглядываясь в темноту. Через мгновение он заметил Шенна, но было поздно. Меч юноши ударил разведчика в лоб, и он с воплем вывалился обратно. Тут же в проем влетели две стрелы, но ни одна не задела Шенна. Пока удача за ним. Что еще сможете придумать, зло усмехнулся он, ну-ка, достаньте меня!

Враги поутихли, но Шенн знал, что они не ушли. А если морроны будут стеречь его здесь долго, очень долго? Кое-какие припасы есть, но как же спать? Он не сможет даже отойти от проема! Эйфория прошла, сменясь едва ли не унынием. Все же он заперт, обложен, как зверь в норе! Несколько часов прошли в напряженном ожидании, но кочевники, похоже, не особо спешили. В спустившихся сумерках Шенн заметил отблески разведенного неподалеку костра. Ему захотелось есть. Юноша снял заплечный мешок и размотал стягивавшую его тесемку. Рука скользнула внутрь, нащупывая завернутые в листья куски мяса... и натолкнулась на что-то тяжелое, лежащее на самом дне. Что бы это могло быть? Для мяса слишком жесткое и тяжелое. Шенн достал сверток и развернул. Внутри лежали перчатки мастера. Его последний подарок! Шенн и подумать не мог, что Ольф расстанется с ними, и не понимал, когда наставник сумел подложить их в мешок. Ну, теперь посмотрим! — весело подумал Шенн, надевая их на руки. На внутренней стороне перчаток были вшиты два широких диска из голубоватого металла. Ольф называл его 'стагнир'. Если потереть пластины друг о друга, дремлющая внутри металла сила выходит наружу, проявляясь в виде маленького светящегося шара. Потом достаточно сделать резкое движение ладоней в сторону противника — и магический шар устремится туда со скоростью, сравнимой с полетом стрелы! Правда, прицелиться довольно сложно, и тягаться в меткости со стрелками из лука бесполезно, но с близкого расстояния эта магия бьет насмерть.

Как только он не заметил сверток раньше? И почему мастер ничего не сказал и засунул перчатки на самое дно мешка? Верно, в этом скрывался тайный смысл, и Шенн понял его. Не надевай их слишком часто, используй силу древней магии только в крайнем случае... Сейчас как раз такой случай!

Шенн осторожно прокрался на противоположную от пролома сторону и увидал сидящих вокруг костра морронов. Пятеро. Он едва не потер пластины, но вовремя остановился. Вряд ли удастся попасть в кого-нибудь с такого расстояния. Надо что-то придумать...

Внезапный и жуткий вопль заставил чернолицых вскочить. Звук донесся из башни, в которую они загнали сладенького белокожего. Вождь Риггнур подал знак лучникам, и те вскинули оружие. Вопль звучал недолго, сменившись предсмертным хрипением.

Морроны стояли, переглядываясь, пока Риггнур и один из охотников не решились приблизиться к башне. Может быть, это ловушка, но кто ведает... Кочевники знали, что в разрушенных городах часто селятся опасные твари, быть может, арн потревожил одну из них? Тогда их охота закончилась — чудовище не станет делиться сладкой плотью, если только не убить его самого...

Два охотника отошли приблизились к дыре. Оттуда не доносилось ни звука. Вождь вытянул голову и принюхался, в тот же миг из тьмы вылетел сверкающий белый шар. Он беззвучно вошел в грудь моррона, и Риггнур пал замертво. Второй охотник побежал, но его настиг второй шар, попавший в руку. Завопив от боли, кочевник схватился за руку и покатился по песку. Остальные остолбенели. Третий шар пролетел над костром, и оставшиеся в живых морроны бросились бежать. Раненый поднялся и, завывая, побежал следом.

Победа! Довольный Шенн вышел из укрытия и снял тяжелые перчатки. Он знал, что чернолицые не вернутся. Он помнил, с каким ужасом сам впервые увидел эти маленькие светящиеся шары, прожигающие человека насквозь.

Оставаться в башне он не стал, но где-то надо ночевать, и Шенн присмотрел неплохое укрытие: две упавшие каменные плиты образовали подобие пещеры. Он залез внутрь, спустившись в 'пещеру' сверху, так что на земле не осталось никаких следов, положил рядом меч и, свернувшись в комок, заснул.

Новый день выдался на славу. За ночь тучи ушли, солнце светило игриво и щедро. Шенн выбрался из руин и направился к реке. На этот раз он был более осторожен. Морроны часто кочевали в этих краях, мастер говорил, что великая равнина принадлежит им безраздельно. Шенну повезло, что заметивший его отряд оказался так мал. Наверно, это были разведчики. Ольф рассказывал, что морроны кочуют целыми племенами, а это сотни и тысячи людей...

Он остановился. Впереди, как струя живого металла, серебрился Кхин. Шенн зашагал быстрее, и вот река показалась вся: огромная, живая, вечная... Шенну приходилось видеть реку — но то был лишь приток Кхина, но эта широкая гладь поражала воображение. До берега рукой подать, а дальше... дальше придется плыть. Шенн видел деревья на противоположном берегу, но они стояли очень далеко: тысячи и тысячи шагов! И это одно из узких мест Кхина — так говорил Ольф.

Подойдя к воде, Шенн забрел в реку по колени, с удовольствием умылся и попил воду из ладоней. Хорошо! Прохладные струи освежали натруженные долгим бегом ноги, и сквозь прозрачную воду он увидел стайку рыбешек, метнувшихся от его тени в сторону. Он вернулся на берег и достал из мешка кожаный мех. Надуть его — и вперед. Легко сказать, подумал Шенн. Хотя у него был опыт переправы с Далмирой, вода все еще пугала его. Он вспомнил, с какой ловкостью Далмира ныряла в реку, помнил ее стройное тело, скользящее под водой. Тогда он испугался, подумав, что она пропадет в водяной толще... Где теперь Далмира, жива ли?

Шенн расправил мех, вздохнул и выдохнул в него всю грусть. Кожаный пузырь зашевелился, как живой. Шенн принялся дуть, набирая в легкие как можно больше воздуха, и вскоре устал так, словно мех был наполнен не дыханием, а водой, и он целый день тащил его на себе. Но вот мех вздулся, как труп павшего зверя, и юноша заткнул дыру заранее приготовленной и щедро промазанной смолой затычкой. Еще в Руанноре наставник показывал, как сделать, чтобы затычка случайно не вылетела из меха, и Шенн в точности исполнил его указания. Потом прикрутил меч к нижней части надувной лодки, чтобы сделать ее более устойчивой. Так советовал Ольф. Теперь все. Осталось переплыть реку.

Он выпрямился и посмотрел на Кхин, как смотрят на преградившего путь противника. Кто кого? 'Я маленький, — подумал Шенн, — а ты такой большой! Люди переплывают тебя на огромных лодках, называемых кораблями, а я — на этом крошечном плоту из надутой кожи. И я переплыву тебя, слышишь! Ведь за тобой лежит Арнир, там большие города, и живут люди, похожие на меня и Далмиру. Я встречу этих людей, увижу все это, увижу, несмотря ни на что! Я выполню волю мастера!'

Шенн прижал мех к груди и вошел в воду. Она была прохладной, но не холодной. У берега течение почти не ощущалось, но едва он зашел по пояс, как почувствовал силу реки. Невидимые упругие руки норовили опрокинуть в воду, и Шенн испугался. А если Кхин унесет его далеко от Арнира, в такие же дикие, нехоженые края, как этот? Он невольно оглянулся и вспомнил слова мастера: не оглядываться! Шенн быстро повернул голову, как будто Ольф наблюдал за ним, и мысленно воззвал к Единому, как учил мастер. Затем, оттолкнувшись от дна, лег на мех и поплыл, загребая руками.

Погода была безветренная, и легкая рябь на волнах не мешала плыть. Шенн греб очень быстро — хотелось скорее достичь цели — но так же быстро устал. Он еще не доплыл до середины, как почувствовал, что река подхватила и несет его куда-то. Мех поволокло и закружило. Шенн вцепился в него изо всех сил, чтобы не упасть в воду. Когда течение, наконец, отпустило его, Шенн принялся грести к берегу и вдруг понял, что не знает, к какому... Он вертел головой, но с середины реки оба берега казались одинаковыми, с той и другой стороны вдоль берега рос лес. Куда же плыть?!

Никогда в жизни Шенн не пугался так, как сейчас. Если он ошибется и приплывет обратно, то потеряет не только один день. Он может пробовать еще и еще, но не сможет бороться с течением, играющим с мехом, как ветер с сухим листом. Течение будет относить его все дальше и дальше, в края, которых не знает даже Ольф...

Он не боялся утонуть, не боялся глубины под собой, его страшило другое. Впервые выйдя из леса, он мучительно привыкал к бескрайнему простору степей. Здесь негде спрятаться, нет тени, но хотя бы земля под ногами! А здесь... Здесь невидимые боги играют его жизнью. Он не умел плавать, и не мог бежать от судьбы, раскинувшей над ним далекое равнодушное небо. Шенн опустил голову и увидел блеск солнца на непроницаемой глади воды. И только сейчас понял и прочувствовал слова, сказанные мастером Ольфом: жизнь человека — лишь пленка между мирами, предел между жизнью и смертью...

Глава двенадцатая. Я — Далмира!

— Вставай и готовься! Сегодня твой Круг!

Далмира поднялась с постели. Тормун смотрел на нее оценивающе, с каким-то прищуром и непонятной гримасой на лице, истолковать которую никто бы не взялся.

Вождь хартогов бросил на землю копье и доспехи. Это было не учебное копье, а настоящее, боевое оружие: с крепким древком, окованным металлом, и широким, остро заточенным лезвием.

— Сражайся, как можешь, — сказал Тормун. — Или умри...

Он повернулся и вышел из комнаты. Оцепеневшая Далмира не проронила ни слова. Она чувствовала, как кровь превращается в огненную жидкость, еще сильней заструившись по венам. Сегодня она войдет в Круг! Сегодня. И уже скоро — бои начинались в разгар дня! Далмира подняла оружие и попыталась вспомнить хоть какие-то приемы, но в голове была звенящая пустота. Словно оглушенная, она бродила по комнате, не зная, что делать и стоит ли делать что-нибудь. Ведь все равно ей не выжить...

— Сегодня твой Круг, — сказала Кинара, поднимая доспехи. — Я помогу тебе надеть их.

Далмира стояла, как статуя, а женщина-хартог быстро и со знанием дела нацепила на нее доспех, застегнув ремни на плечах и под мышками. Нашитые на толстую кожу стальные пластины наливали тело непривычной тяжестью, но девушка понимала, что лучше такая защита, чем никакой.

— Подвигайся! — велела Кинара. Далмира шагнула вперед и назад, плохо пони-мая, что происходит. Резкая пощечина привела ее в чувство.

— Я... я все забыла! — ошеломленно произнесла Далмира, ничуть не обидевшись на удар. Предстоящий Круг был страшнее удара по лицу. — Я не могу сражаться!

— Ты ничего не забыла! — резко ответила Кинара. — Тебе это только кажется. Соберись и поверь: ты все сможешь! Не нужно ничего вспоминать и ни о чем думать. Самое главное: не спускай с него глаз!

'С него' — значит, со зверя, поняла девушка. Какого же зверя приберег для нее Тормун? Она вспомнила о его брате и невольно вздрогнула: он обещал, что ее сожрут!

— Возьми копье! — она взяла. — Это отличное оружие для первого раза. Держи его перед собой и ничего не бойся. Звери — не люди, никаких уловок. Просто жди прыжка и бей...

Ее объяснения прервал появившийся Оллок. Наставник мотнул головой, приказывая следовать за ним. Далмира вошла в небольшую, застеленную коврами комнату и остановилась. Оллок обошел вокруг девушки, подергал за ремни доспеха и достал кинжал. Острое лезвие мигом распороло связывающий волосы ремешок, и ярко-красные пряди рассыпались по плечам.

— Зачем? — спросила она.

— Так хочет Тормун.

Он еще раз оглядел ее с головы до ног:

— Теперь слушай! Тормун будет сидеть напротив входа. Если ты прикончишь тварь слишком быстро, он будет недоволен. Поэтому будешь смотреть на него и ждать сигнала. Как только он сделает вот так, — Оллок оттопырил мизинец и провел им по шее, — можешь закончить бой. Поняла?

— Да.

— Отлично. Но не раньше! Иди и готовься, — Далмира пошла к дверям и услышала последнюю фразу учителя. — Я поставлю на тебя.

Она вернулась в комнату. Немой и Кинара были там.

— Я вижу, Оллок уже все сказал тебе, — медленно произнесла Кинара. — А волосы зачем распустила?

— Так хочет Тормун.

Немой и Кинара переглянулись. Боец сделал несколько непонятных Далмире знаков, и женщина понимающе кивнула.

-Это точно.

Между тем Немой порылся в вещах и протянул Далмире два великолепных обоюдоострых кинжала и пояс с ножнами для них. Он улыбнулся и кивнул, давая понять, что это для нее.

— Бери, — сказала Кинара. — Это подарок от нас. Немой слышал, что ты неплохо владеешь ножами. Лишнее оружие в Круге не помешает.

— А... можно? — спросила Далмира.

— С ними в Круг? Конечно! Хартог вправе сам выбирать себе оружие. Надень пояс.

Девушка застегнула пряжку и погладила обтянутые шершавой кожей рукояти. С кинжалами она чувствовала себя гораздо увереннее, а может, просто спокойный тон Кинары так подействовал на нее.

Труднее всего оказалось ждать. Время до боя текло, как смола, вязко и неторопливо. Далмира вертела в руках копье, доставала и убирала в ножны кинжалы, пробуя ногтем остроту, приседала и вертелась, то и дело смачивая водой пересыхавшее от волнения горло. Наконец, в дверях возник Оллок.

— Пора, — сказал он. Далмира молча кивнула, а Кинара больно стиснула ей руку:

— Желаю удачи! Докажи Торвару, что ты не кусок мяса, а человек! И пусть он запомнит твое имя! Пусть все запомнят его!

Пара десятков шагов до ворот показались ей дорогой длиной в жизнь. В голове девушки с быстротой летящей стрелы проносились воспоминания. Вся жизнь, все мечты и желания останутся здесь, а там... Там, за вратами, есть только песок и смерть.

Створы раздались в стороны, и девушка шагнула в Круг.

Приветственные крики едва не оглушили ее. Как и все бойцы, она прошла вдоль Круга, демонстрируя ловкость в обращении с оружием. Копье пело в ее руках, рассекая пропитанный смертью воздух Круга.

— Красноволосая, красноволосая, — слышала она сквозь гул голосов. Никто не знал ее имени, потому что пока у нее не было имени, потому что...

Песок под ногами был темен от крови. Кто сражался здесь перед ней и выжил ли этот человек, она не знала, но ей все равно. Сейчас должна выжить она...

Остановившись перед малыми воротами, откуда должен выйти зверь, Далмира повернула голову и увидела Тормуна. Он сидел рядом с высоким худощавым человеком, еще не старым, но его длинные, зачесанные назад волосы были тронуты сединой. Тормун что-то говорил, наклонясь к его уху, но лицо человека оставалось бесстрастным.

Створки распахнулись, звучно ударившись о стены, и из черного коридора послышался странный щебечущий звук. Далмира встала в стойку, выставив перед собой копье. Круг и зрители размылись и перестали существовать. Остались лишь она и зверь.

Из тоннеля выползло удивительное и жуткое существо, походившее на огромного жука. Лоснящиеся, гладкие пластины панциря покрывали его спину, длинный, сложенный из сегментов хвост заканчивался острым крючком, а голову Далмира так и не смогла разглядеть. Быть может, она спрятана под панцирем? Ног у жука было восемь. Покрытые редкой шерсткой, они торчали в стороны и оканчивались твердыми костяными 'пятками'.

Далмира не слышала, как наверху, среди зрителей, упала в обморок излишне чувствительная горожанка, остальные изумленно переговаривались, ибо видели такое жуткое существо впервые. Чтобы подстегнуть себя, девушка сделала несколько шагов вперед и, быстро взмахнув оружием, первой ударила чудовище.

Блестящее лезвие со скрежетом чиркнуло по крепкому панцирю твари, оставив на ней борозду, впрочем, совершенно не заметную для зрителей. 'Думай, — говорила себе Далмира, — Панцирь слишком крепок. Так... Ищи слабое место!'

Тварь качнулась в сторону хартога, и бывшая начеку Далмира отскочила назад, вскинув древко навстречу хитрому удару. Жук атаковал хвостом, и острый шип на его конце едва не задел голову девушки. Чудовище вновь задрало хвост, готовясь к атаке, и Далмира вспомнила последний урок Оллока. Хвост напомнил ей плеть наставника. Значит, держать дистанцию и затруднительно и опасно. Страх давил, заставляя отступать, но отступать нельзя — гибкий хвост твари с легкостью минует защиту копья! Надо идти вперед, сражаться вплотную! Но в плотном бою копье практически бесполезно...

Жук вновь начал первым. Он нанес прямой, бесхитростный удар, и Далмира увидела стремительно летящий в глаза шип. Руки сами взмахнули оружием, лезвие полоснуло по хвосту, отшвырнув его в сторону. Как удачно, подумала она совершенно спокойно. Все эмоции, все чувства затаились глубоко внутри, снаружи была другая Далмира. Далмира-хартог.

Подскочив к противнику сбоку, она с размаху рубанула лезвием по ногам. Жук заверещал и отскочил. Из разрубленной ноги закапала жучиная кровь. Если бы у нее был меч, а не копье, сражаться с таким чудищем было бы значительно легче. Кинжалы! Она вспомнила о них и едва не погибла. Тварь неожиданно бросилась на нее, копье уперлось в панцирь и вырвалось из рук под напором тяжелого тела. Далмира упала на песок и только сейчас увидела голову твари, спрятанную едва ли не между ног. Длинные жвала потянулись к лицу, и девушка поняла, что кричать бесполезно, тварь это не остановит. Но остановят ножи!

Далмира выхватила клинки и вонзила в брюхо животного. Визг раненой твари резанул слух. Чудовище подпрыгнуло и отскочило в сторону. Зрители завопили. Пошатываясь, Далмира поднялась на ноги. Она не была ранена, это кровь бурлила в ней, как бурлили воды реки, когда она переплывала ее с Шенном...

Сколько длился бой? Она не знала. Повернув голову, Далмира увидела Тормуна. Он улыбался. Просто улыбался. 'Скотина!' — подумала она и перевела взгляд на зверя. Тварь отошла к стене и замерла. Осознала, что соперник не по зубам, и нападать не пыталась. Далмира подобрала копье. Теперь она не боялась.

То, что происходило потом, трудно было назвать боем. По крайней мере, так думала Далмира. Тварь огрызалась — но и только, а девушка наносила один разящий удар за другим. Лезвие копья покрыла зеленоватая слизь, заменяющая твари кровь, две ноги были отрублены напрочь, и чудище беспомощно крутилось по кругу. Даже не взглянув на Тормуна, Далмира поняла — надо добить. Такое зрелище уже никому не интересно...

Когда ворота открылись, и в Круг вошли охотники, чтобы уволочь труп животного, Далмира даже удивилась. Неужели все закончилось, и она победила? Гром рукоплесканий и приветственные крики с трибун подтвердили ее мысли. Победа!

Она вскинула руки и, ощущая устремленные на нее тысячи глаз, коротко выдохнула:

— Я — Далмира!

После боя она проспала почти сутки. Проснувшись, Далмира отправилась на кухню поесть и тотчас почувствовала, что отношение к ней стало иным. Попадавшиеся на пути хартоги одобрительно кивали и приветствовали:

— Здравствуй, Далмира.

Они знали ее имя! Теперь все знали ее!

На кухне от ставшего необычайно словоохотливым повара Далмира узнала, что в ряды хартогов влились новички, что их шатер стоит во дворе, но вряд ли Тормун выпустит их в Круг — они еще не обучены Оллоком, хотя, говорят, среди них есть и воины.

Далмира с аппетитом поела и, ведомая любопытством, отправилась во внутренний двор поместья. 'Кто же там, в шатре? — подумала она. — Вдруг среди них есть кто-нибудь с наших островов?'

Опьяненная вчерашней победой, она чувствовала себя героем и сейчас, как никогда, ощущала радость жизни, вкус еды и аромат воздуха. Она была почти счастлива, и только мысль о том, что этот Круг — не последний, на миг омрачила ее лицо. Но только на миг, и она отогнала эти мысли. Ей хотелось сделать что-то хорошее, кому-то помочь, как когда-то помогли ей. Кому, как не этим новичкам, несчастным, заклейменным людям, нужно хоть какое-то участие? Она вспомнила себя, свое одиночество и страх, и шагнула в сторону шатра.

Полог откинулся, и навстречу Далмире вышел... хелмар. Она тут же узнала его. Не по непромокаемой одежде, сделанной из кожи гигантских морских рыб, не по походке, выдававшей бывалого моряка — по лицу, которое она не забудет никогда! Это он стоял на спине отца, а затем по приказу вожака убил его!

Заметив красноволосую, хелмар остановился. Он множество раз приплывал на острова, где живут красноволосые люди, грабил и обращал их в рабство. Теперь он сам невольник, что ему до них... Хелмар отвел глаза и хотел пройти мимо, но Далмира выхватила нож.

— Умри, хелмарское отродье! — вскрикнув, она выбросила руку с ножом, и только хорошая реакция спасла разбойника от неминуемой гибели. Следующий удар вспорол его куртку, оставив на теле кровавую полосу. Отшатнувшись, он попятился от разъяренной девушки. Оружия у него не было, но бежать от женщины на глазах собиравшегося вокруг люда хелмар не мог. Иначе он не был бы хелмаром. Он рискнул перехватить руку Далмиры, но получил еще одну рану на предплечье. Нож девушки воткнулся ему в грудь напротив сердца, но далее не пошел. Далмира напрягла все силы, но достать до черного сердца не могла. Бессилие притупило ярость, и она увидела руку Оллока, перехватившую ее запястье. В следующий миг однорукий сделал подсечку, и Далмира рухнула наземь.

Оллок вырвал у нее нож:

— Запомни правило: ты можешь умереть или убить, только если тебе позволит Тормун!

Чудом избежавший смерти хелмар жаждал реванша. Он зарычал и бросился к лежащей девушке, но Оллок и здесь не сплоховал. Он вскинул единственную руку и, натолкнувшись на нее, хелмар рухнул рядом с Далмирой. Оллок наступил ему на грудь:

— Ты тоже запомни это правило! И вот еще одно: вздумаешь поднять руку на прошедшего Круг — изрублю, и пойдешь на корм зверям!

Далмира поднялась. Оллок не препятствовал ей.

— Разойдитесь! — приказал однорукий столпившимся вокруг хартогам. Те медленно разошлись, бросая на девушку настороженные взгляды. Последней ушла Кинара.

— Я не желаю знать, почему ты хотела убить его... — проговорил он, пряча ее нож за пояс.

— Я и сейчас хочу убить его! — прервала Оллока Далмира. Убийца отца здесь, перед ней, а она...

— Мне это не интересно, — продолжил, как ни в чем не бывало, Оллок. — Но пока я здесь, ты никого не убьешь, и ты это знаешь. Так что не делай глупостей... хартог Далмира.

Оллок вошел в покои Тормуна без стука. Так мог войти лишь он один, и вождь хартогов, возлежавший на мягкой постели, чуть повернул голову:

— Что случилось, Оллок?

— Ничего. Но, если бы я не подоспел вовремя, эта девчонка убила бы хелмара.

— Вот как? — Тормун приподнялся на ложе, толстая бровь изогнулась дугой. — Почему она хотела убить его?

— Я не знаю. И зачем мне знать? — шевельнул единственной рукой хартог. — Я слежу за порядком.

— Ты прав, Оллок. Порядок должен быть. Итак, ты хочешь, чтобы я наказал ее?

— Да.

— И я накажу... — задумчиво протянул Тормун. — Как думаешь, Оллок, если я выпущу в Круг их обоих? По-моему, выйдет забавно!

Оллок молчал.

— Ты не находишь это забавным? — удивленно протянул Тормун. — Ты не понял: мы выкрасим хелмара в черный цвет, чтобы походил на моррона... Ха-ха-ха! Я пошутил, Оллок, не делай такое лицо!

Тормун протянул руку к маленькому столику, на котром стоял кувшин с вином и налил немного в бокал.

— Где Торвар? — спросил он.

— Где-то в городе. Развлекается с девицами.

— Найди его. Завтра одан еще раз приедет к нам. Похоже, красноволосая приглянулась ему, так что не станем спешить с наказанием. Пусть порезвится... пока.

— Ее заметил не только одан, — доложил Оллок. — Меня уже дважды спрашивали, когда будет выступать девица с красными волосами?

— Ее хотят видеть... — задумчиво протянул Тормун. — Это хорошо. Следи за ней, Оллок, следи внимательно! Красноволосая — хороший товар, товар, который можно продать не раз... Через два дня у нас снова Круг. Готовь девчонку.

— Но... — нерешительно возразил Оллок, — Далмира еще новичок. Она может погибнуть, если будет так часто драться. Надо дать ей отдохнуть. За это время я мог бы дать ей пару уроков.

Тормун стукнул кулаком по столу:

— Ты будешь меня учить? Да, она может погибнуть! И что с того?! Пусть все знают, что у нас настоящее зрелище! Волю одана надо чтить... Но мы — хартоги, и мое слово — закон для всех вас! Закон, который выше воли одана!

Тормун гордо приподнял заросший волосами подбородок:

— Я сказал: она выйдет в Круг! А чтобы ты не волновался, подбери ей в пару хорошего бойца. Сообрази, кого лучше поставить.

— Может быть, Немого?

— Нет, Немой подождет. Он бы подошел, но его хорошо знают в Ринерессе. Ставки будут слишком предсказуемы, и мы ничего не заработаем. Возьми Расстига-варвара и скажи, чтобы в Круге охранял девчонку как самого себя, ты понял?

— Я понял, хозяин, — ответил Оллок.

Проснувшись утром, Далмира увидела Кинару. Она сидела на ложе и точила меч. Лицо хартога было спокойно, но в резких движениях точильного камня угадывалось скрытое напряжение, и Далмира мигом все поняла.

— Сегодня твой Круг?

Кинара кивнула, не прерывая своего занятия, затем взглянула на девушку:

— Ты можешь посмотреть на мой бой. Там, внизу, есть комната...

— Я знаю, — перебила она, — Немой показывал мне. Он будет драться вместе с тобой?

Кинара покачала головой:

— Нет.

— Ты будешь одна?

— Со мной будет другой хартог.

— Я обязательно посмотрю на тебя, Кинара! — пообещала девушка. — Я буду молить богов о твоей победе!

Хартог посмотрела на нее и улыбнулась. Сейчас Далмире показалось, что шрам ничуть не уродует ее.

— Просто пожелай мне удачи, — сказала она.

В этот день Далмира тренировалась с самого утра. Оллок не давал ей поблажки и не отходил ни на шаг. Новое оружие — меч — было не таким простым, как она думала. Казалось бы: размахивай и руби! Но Оллок демонстрировал девушке такие приемы, каких она не видела даже у Кинары, а уж она умела обращаться с клинками!

Сегодня у Кинары бой, и Далмира хотела увидеться с ней перед схваткой и пожелать удачи. Девушка волновалась за Кинару так, словно от того, выживет она или нет, зависела и ее жизнь. Но Оллок не отпустил ее.

— Занимайся! — резко ответил он на ее просьбу. — Ты должна о себе думать, а не о других! У хартогов нет друзей. Друг хартога — его оружие, зверь — его враг...

Наконец, он позволил ей идти, и девушка помчалась в свою комнату, но, не добежав, увидела, как открываются ворота Круга, впуская в коридор гвалт возбужденной толпы.

Из ворот вышел окровавленный человек. Его лицо покрывала маска из запекшейся крови. Шатаясь, он уронил меч и обессиленно прислонился к стене. Кто-то подошел и поддержал раненого, помогая идти. Кинара не появлялась. Далмира увидела, как откуда-то выбежал Немой. Его лицо исказило отчаяние, он тихо завывал перекошенным, словно от боли, ртом. Хартог бросился на арену и быстро вернулся, неся Кинару на руках. Руки женщины бессильно свешивались вниз, и сердце Далмиры сжалось от дурного предчувствия. Немой пробежал с ней в комнату и положил на постель.

Далмира и несколько хартогов вошли следом. Один из них, седой угрюмый охот-ник, слывший хорошим лекарем, склонился над телом, осмотрел раны и покачал головой. Хартоги угрюмо переглянулись. Они знали, что Кинара умирает.

Далмира поняла это не хуже лекаря, глядя на ужасные раны. Доспех не спас от зубов чудовища, и кровь струилась из ран, заливая шкуры-одеяла. Немой пытался что-то делать, его руки быстро стягивали раны повязками, но те тотчас пропитывались кровью...

Взгляд Кинары блуждал по окружавшим ее людям, словно она пыталась узнать кого-то из них. И остановился на Далмире.

— Беги отсюда, девочка, — сказала Кинара, и кровавые пузыри лопались на ее губах с каждым произнесенным словом. — Лучше умереть на свободе, чем в этой клетке... Почему я не поняла это раньше...

Ее взгляд застыл, уставившись куда-то вверх, и Далмира почувствовала, как по щекам текут слезы. Немой глухо стонал, склонившись над бездыханным телом. В его могучих руках голова Кинары казалась совсем маленькой, словно головка ребенка, и сама она вдруг стала тоненькой и хрупкой. Будто не она сражалась в Круге, не она была хартогом, бойцом, побеждающим чудовищ...

В этот миг Далмира поняла, кого лишилась. В замкнутой касте хартогов не было места дружбе. В Круг нередко выходили вместе, но, в конечном счете, каждый бился за свою жизнь. Кинара оказалась единственной, перешагнувшей через негласный запрет. Ее последние слова огненным колоколом бились внутри головы, и Далмира плакала так, как плачут по родной сестре.

Глава тринадцатая. За великой рекой

Шенн выполз на берег и упал лицом в песок. Все... Он доплыл!

Река со сводящими с ума водоворотами осталась за спиной, а впереди простирался Арнир. Шенн лежал без сил и смеялся, отплевываясь от попавшего в рот песка. Каким же он был дураком! Перепутать берега! Как же можно их перепутать, если солнце постоянно светит в спину? Коварная река и бескрайнее небо сговорились, закружив ему голову, но, взяв себя в руки, Шенн легко догадался, куда плыть. И вот он на другом берегу!

Плечи болели так, что он не мог пошевелиться, пальцы распухли от воды, став шершавыми и противными на ощупь. Но это пустяки. Он переплыл великую реку, он смог! Наставник верил в него, и Шенн победил! Но эта победа лишь начало, многое еще предстоит.

Несмотря на усталость, Шенн отвязал от меха меч и положил рядом. Ольф говорил, морронов здесь нет, но юноша знал, что хищники водятся везде, поэтому следовало быть наготове. Он отдохнул, просушил одежду, сдул и аккуратно свернул мех. Еще пригодится. К сожалению, припасы закончились, и стоило подумать о еде. Меч годен только для убийства, на охоту с ним не пойдешь, и Шенн озаботился поиском подходящего оружия. Опушка леса рядом, и охотник направился к ней с улыбкой, как к старому знакомому. В лесу он не пропадет!

С помощью клинка он срубил тонкое деревце, зачистил от веток и приладил наконечник, снятый с копья моррона. Получилось копье. Легкое и бесшумное оружие. Что-то, а метать дротики и копья Шенн умел. Когда его принимали в дозорные... Он вздохнул, качая головой. Столько всего случилось с тех пор, что кажется: дозорным Леса был совсем другой человек, не Шенн... Но ведь это он спас Далмиру, поправ запреты старейшин! Шенн улыбнулся. Нет теперь для него запретов, он свободен, и он идет познать мир, о котором столько слышал...

Места здесь были нехоженые. Шенн пробирался через лес, удивляясь беспечности зверей и птиц, совершенно не пугавшихся человека. В его Лесу все было иначе. Здесь Шенн легко убил какого-то мохнатого зверька и с жадностью проглотил еще теплую печень. Облизав ссыхавшиеся от густой крови пальцы, Шенн привязал тушку зверька к копью и понес. Сегодня он голодать не будет!

Глаза юноши привычно скользили по древесным стволам и траве, отмечая замаскированную зверем нору или след. Нос чутко впитывал запахи, а слух отмечал присутствие невидимых глазу существ. Он был здесь впервые, но уже чувствовал себя хозяином. Деревья тут были ниже, чем в его Лесу, и, взобравшись на одно, Шенн попытался разглядеть что-нибудь над колышашимся зеленым морем, но не преуспел. То ли дерево оказалось не слишком высоким, то ли лес слишком большим. Края его Шенн не увидел.

На карте Ольфа леса отмечены не были, только великий Кхин и цепочки гор, а также извилистые очертания береговой линии, за которой лежит океан. Шенн мечтал увидеть океан, но для этого ему пришлось бы пересечь Арнир с запада на восток или отправиться вниз вдоль реки, туда, где она разделяется на рукава, порождая множество островов, на которых тоже обитают люди...

Так он шел несколько дней, питаясь ягодами, плодами и дичью, добываемой без особого труда. Благодатные края! Однажды, остановившись на ночлег, Шенн поймал себя на удивительной мысли, что все и так хорошо, что нет никакого смысла идти куда-то, что и здесь можно жить... Вокруг полно еды, опасных хищников он почти не встречал, что еще нужно человеку? Так, может, забыть мастера, забыть язык и все, чему он учился, и остаться здесь, в этом лесу? Шенн даже вздрогнул. Тогда зачем все? Зачем науки и письмена, зачем мечи и магические перчатки, дома и дворцы, если можно жить без всего этого? Но чем он будет отличаться от зверя, от хищника? Копьем в руках? А если оно сломается, тогда чем?

Тогда я сделаю новое, ответил себе Шенн и все понял. Только труд и стремление к знаниям возвышают человека, любознательность и стремление к лучшему выделяют из подобных ему хищников. Мир не изменит меня, твердо решил Шенн и вскинул голову вверх, туда, где сквозь кроны деревьев светили яркие и далекие звезды.

На четвертый день путешествия Шенн вышел из леса. Остановившись на опушке, он смотрел на раскинувшееся перед ним яркое разноцветье трав. Обширные луга простирались, куда только хватало глаза, а на восходе в дрожащей дымке виднелись острые вершины гор. Шенн посмотрел на солнце и понял, что идти надо в другую сторону. А горы подождут.

Заплечный мешок был полон жареным мясом, во фляге булькала вода, и Шенн решительно двинулся в степь. Трава в ней росла буйно, иногда поднимаясь в рост человека. Идти было нелегко. Изредка Шенн слышал шаги невидимых глазу животных, пробиравшихся где-то рядом. Под лучами солнца травы источали душный аромат, и воздух казался плотным, как вода. Пересохшая пыльца слетала с растений, оседая на лице и одежде, а назойливая мошкара лезла в нос и за шиворот. Шенн прошел совсем немного по лесным меркам, но устал так, словно брел целый день.

Решив сделать привал, он мечом расчистил просторную площадку и упал на све-жескошенную траву. 'Тяжело, — подумал он, жадно глотая воду. — А ведь времени не так много. Вот-вот взойдет луна Эльмера, и у меня будет всего пятнадцать дней, чтобы достичь Ринересса'... Во фляге осталось немного теплой воды. Вяло пожевав запасенное мясо, Шенн отправился дальше.

И внезапно вышел на тропинку. Люди?! Шенн опустился на колени и принюхался. Не похоже. Но существа сильные, если смогли протоптать такую дорожку в неподатливой высокой траве. Между лопатками побежали мурашки и, развернувшись, одним движением Шенн выхватил меч. Никого. Но тревога не оставляла. Он умел чуять опасность. Надо уходить с чужой тропы, и побыстрее. Шенн пересек дорожку, направляясь к видневшимся впереди холмам. Хорошее, открытое место. С холмов все хорошо видно, и звери, если задумают напасть...

Слева что-то зашумело, затрещали, прогибаясь, разлапистые стебли. Шенн попятился, но идти спиной вперед было решительно невозможно — упадешь, а падать нельзя! Зверь притаился рядом, и юноша понял, что охота на него началась.

И тут же услышал новый шорох. Второй зверь заходил с другой стороны. Шенн не чуял их запаха, но прекрасно слышал. В таких травах можно спрятаться, но если тебя нашли... Оставаться на месте равносильно смерти. Надо выбираться, пока звери не набросились разом.

Шенн бежал, оглядываясь и держа наготове меч. Треск сминаемой ногами травы мешал слушать. Где они? Шенн остановился. Ему показалось, за зарослями мелькнула светлая пятнистая спина... Два зверя всегда хуже, чем один, а если они охотятся вместе...

Он остановился и прислушался. За спиной вновь хрустнуло. Чудесное снадобье Ольфа — вот что ему нужно! Свободной рукой Шенн залез в пояс и вытащил из крошечного кармашка кожаный мешочек. Юноша чиркнул им по лезвию клинка, и в ладонь высыпался бурый порошок. Шенн мигом отправил его в рот и проглотил. Зелье придавало сил и ускоряло движения, но, к сожалению, действовало не сразу. А хищники ждать не станут.

И все же они не настолько сильны, если пытаются напасть из засады. Страшнее те, что идут напролом, те, кто чувствует, что сильнее. А эти боялись встать на пути, лишь крались следом, выбирая момент для броска. Снадобье стало действовать. Усталость отступила, невероятная легкость наполнила руки и ноги, и Шенн решил остановиться. Он чувствовал уверенность и кураж. Подходите, давайте! Тяжелый клинок летал в руках, скашивая высокую траву. Ну же!

Шенн увидел зверя первым и рванулся к нему, занеся к плечу меч. Низкорослый, полосатый хищник присел на задние лапы и оскалил пасть. Шенн чувствовал его неуверенность и, прыгнув первым, ударил наотмашь. Сталь рассекла голову хищника, и кровь струей брызнула вверх. Трава окрасилась красным. Шенн мигом обернулся, чтобы встретить второго зверя, но услышал удалявшийся шорох. Потеряв товарища, напасть хищник так и не решился.

Шенн издал торжествующий вопль и воткнул клинок в землю. Он победил! Теперь у него есть мясо... и шкура. Незаметная в высокой траве, полосатая шкура очень понравилась Шенну, но снимать ее было долгим и кропотливым делом. А потом еще выскабливать и вымачивать... Нет, обойдусь. Шенн вырезал из туши лучшие куски мяса на обед и отправился к холму.

На холме гораздо лучше. Трава пониже, и видно хорошо. Шенн осмотрел окрестности и увидел поднимавшийся из-за горизонта столб дыма. Это люди! Там люди! Он еле сдержался, чтобы тотчас не бежать туда. Во-первых, слишком далеко, а во-вторых, ночь скоро. Шенн задумался. Эйфория от снадобья Ольфа прошла, сменяясь здравым расчетом, и юноша понял, что ночевать на холме не так безопасно. Вокруг высокая трава, а в ней вот такие хищники... Бросить мясо жалко, так ведь мигом кровь унюхают! Найти бы дерево, залезть на него... Он всмотрелся и под соседним пригорком увидел рощу. Туда!

Ночь прошла беспокойно. Устроившись в высоких ветвях, Шенн не мог заснуть. Было неудобно и страшно. Равнина жила ночной жизнью: свистели сверчки, ухали ночные птицы, и совсем близко слышался тоскливый, тянущий за душу вой... Сон не шел, и Шенн размышлял о людях Арнира, которых он встретит. Какие они? Как примут его? Поймут ли его язык?

Он не заметил, как уснул, а проснувшись, едва не сверзнулся вниз, в последний момент успев ухватиться за ветку. Отвык, совсем отвык! Зато сон как рукой сняло. Шенн спустился вниз и развел костер. Поджарив мясо хищника, он подкрепился и двинулся дальше. Дым за холмами пропал, но Шенн уже знал направление.

— Чужой, чужой идет!

Шенн широко улыбнулся. Дети первыми заметили его, без опаски подходящего к селению, и он понимал их речь!

— Чужой идет!

Сложенные из отесанных стволов деревьев дома сбились в кучку на невысоком холме, а над ними возвышалась высокая деревянная башня. Наверху было что-то вроде гнезда и, кажется, в нем кто-то сидел. 'Нелегко построить такую башню, — подумал Шенн, подходя ближе. — Для чего она здесь?' Подойдя к холму, Шенн увидел небольшую речку. Ближе к домам лес вырублен, чтобы заметить чужака или зверя. Разумно. Шенн двигался медленно и открыто, давая себя рассмотреть. Пусть видят, что он пришел с миром. Вот и Арнир!

Он подошел ближе и понял, что ошибался. Дом был один, но со всех сторон его окружали многочисленные пристройки с дверями и окнами, а то и без них. Башня же росла прямо из крутой, покрытой древесной корой, крыши. Несколько человек вышли Шенну навстречу. Это были парни, едва ли старше Шенна, но вел их крепкий, уверенный в себе мужчина. В руках парни держали дубины, а один — короткий, сделанный из рогов животных, лук.

— Одно солнце над нами, — сказал, приблизившись, мужчина. На ремне, подпоясывавшем длинную рубаху, висел меч, прямой и обоюдоострый, как у Шенна.

— Одно солнце, — согласился Шенн. Приветствие арнов Ольф вдалбливал ему по пять раз на дню. Только так здороваться и только так прощаться. Тогда арны примут тебя.

Мужчина улыбнулся и шагнул ближе. Его глаза уставились на лоб юноши. Шенн невольно провел рукой по голове. Что такое?

— Где тоф твой?

— Тоф? — переспросил Шенн и вспомнил: тофом арны называют цветную повязку на голове. Каждый арн с рождения и до смерти носит тоф, а цвет его соответствует цвету глаз бога-покровителя. — Я... потерял его в лесу. Меня зовут Шенн. Я иду в Арнир. Вы понимаете меня? — спросил Шенн.

— Понять-то понимаем, — старший внимательно осмотрел путника. — Не понимаем только, откуда ты взялся? Кто ты и откуда?

— Меня зовут Шенн, — радостно повторил юноша и добавил, — Шенн из Руаннора.

— Из Руаннора? — переспросил мужчина. — Не знаю такого места. Где это?

— За великой рекой, — простодушно объяснил Шенн. — За Кхином.

— Да он лжет нам! — встрял один из молодых. В руках он сжимал деревянную палицу. — За Кхином нет городов, и все это знают! Там арны не живут, там морроны! Он — хелмар!

— Помолчи, пока разговариваю я! — осадил его старший. — Ты арн? — спросил он у Шенна.

— Нет, — честно сказал Шенн. — Я из другого племени.

— Вижу, ты говоришь правду, — проговорил мужчина. — Всякий арн носит тоф и верует в трех Сущих... Но и на хелмара ты не похож. Хелмары не ходят открыто и поодиночке. Из какого ты народа и откуда знаешь наш язык?

— Разве это так важно? — спросил Шенн. — Я шел много дней, чтобы прийти к людям. Скажи мне, здесь земли Арнира?

— Можно и так сказать. Где есть арны — там и Арнир, верно, сыновья? Гостям арны всегда рады, но гости с мечом не приходят. Отдай меч — и станешь нашим гостем.

Шенн снял с плеча перевязь и протянул оружие мужчине.

— Бери.

— Меня зовут Дорард, — сказал старший, принимая меч. Открытое лицо чужака и улыбка, с которой он отдал меч, успокоили его. — А это мои сыновья. На мече кровь, — осмотрев лезвие, заметил он. — Откуда?

— В полях я убил зверя. Полосатого хищника.

— Ты убил полосатого хога? — недоверчиво спросил Дорард.

— Этим самым мечом. А второй убежал.

Парни расхохотались:

— Рассказывай! Хог никогда не убегает! А с двумя не справиться никому!

Шенн развел руками:

— Я не лгу. Я убил его и хотел снять шкуру, но решил не терять времени. Мне нужно в Ринересс.

— В Ринересс? — удивился Дорард. — Ринересс далеко отсюда. Ты должен идти в Шедор, оттуда есть дорога в Ринересс.

— Дорога в Ринересс? — радостно переспросил Шенн. — Как найти этот Шедор?

— Не торопись, — сказал Дорард. — Раз уж пришел, будешь гостем, а гостя надо накормить и дать отдых. Так завещали предки. Идем.

В окружении арнов Шенн направился в дом.

За прочными воротами открылся небольшой дворик, заставленный всякой всячиной и вещами, многие из которых Шенн видел впервые. В одном из углов стояла деревянная рама, на которой сушились растянутые шкуры животных.

— Вы охотники? — спросил Шенн, показывая пальцем на шкуры. — Я тоже охотник!

— Мы рыбаки, — сказал Дорард. — Это вон Норлен охоту любит, — и он указал на одного из сыновей, того, что с луком.

— Это я убил этих зверей! — похвастался Норлен. Он поставил лук у стены и повернулся к Шенну. — Я могу попасть в ветку с пятидесяти шагов!

— Я тоже! — мигом отозвался Шенн. Ему не хотелось выглядеть никчемным в глазах арнов. — Только из лука я стрелять не умею.

— Чем же ты попадешь? — усмехнулся Норлен. Похоже, его задела самонадеян-ность чужака. Дорард вошел в дом, но парни остались, с интересом следя за разговором.

— Я не знаю, как это называется у вас... Такое маленькое копье...

— А-а, дротик! — понял Норлен. — У нас их нет. Зачем нам дротики, когда есть лук? И бьет точнее и стреляет дальше.

— А это что? — спросил Шенн, беря в руки стоящее у стены короткое копье с длиным стальным наконечником.

— Острога. Бить крупную рыбу, — объяснил Норлен.

— Пожалуй, сойдет, — сказал Шенн, взвесив ее в руке. Тяжеловатая, надо приноровиться. Перед глазами всплыла фигура Боррана. Старый следопыт учил всему, что знал сам, и юноша не опозорил его на состязании. — Куда станем метать?

Норлен усмехнулся:

— Ты хочешь попасть в мишень острогой? Здесь нет пятидесяти шагов, но я ручаюсь, что ты не попадешь и с двадцати!

— Куда будем метать? — повторил Шенн. Один из парней, помладше, мигом кинулся в угол, вытащил жердь и прислонил к ограде:

— В нее! — и ухмыльнулся, ожидая проигрыша самоуверенного чужака.

Норлен, не торопясь, достал стрелу, вложил и натянул тетиву. Мгновение спустя острога с хрустом преломила жердь пополам и воткнулась в деревянную стену.

— Тяжелое копье, — сказал Шенн. — Будь оно полегче, попал бы и за пятьдесят шагов.

Парни раскрыли рты. Шенн сохранял невозмутимое выражение лица, хотя внутри все пылало от гордости. Не опозорил род, Борран был бы доволен!

— Что вы тут делаете? — спросил Дорард, выходя из дома. — Мать уже накрыла на стол. Идем, Шенн из Руаннора.

Внутри было уютно и просто. Высокий потолок, узкие, вытянутые окна, большой стол на середине комнаты и скамьи вокруг. На одной из стен Шенн заметил свой меч, висевший на гвозде рядом со связками стрел и мотками веревок.

— Садись, гость.

Нос Шенна мигом унюхал приятные запахи со стола. Сколько дней он не ел за столом, из тарелок и блюд? Жена Дорарда, полная, крепкая женщина с заплетенными во множество косичек волосами, подала гостю глубокую, исходящую ароматным паром тарелку.

— Что это? — спросил Шенн, берясь за ложку. Тарелку наполняла каша из крупных разваренных зерен с плавающими в ней желтыми кусочками какого-то овоща или фрукта.

— Каша с аримом, — улыбаясь, пояснила женщина. — Ты не знаешь?

— Наверно, очень вкусная, — проговорил Шенн, зачерпнул полную ложку и отправил в рот. Каша действительно была вкусной, но настолько горячей, что Шенн едва не выплюнул ее обратно. Но, чтобы не обидеть хозяев, сдержался и, замычав от боли, выдохнул:

— Очень... вкусно!

За кашей последовал салат, за салатом — жаркое. Мясо Шенн ел с удовольствием. Приготовленное каким-то изумительным способом, оно буквально таяло во рту, и юноша наелся так, что пришлось распустить ремень. Под конец женщина принесла пузатый запотевший кувшин и поставила на стол. Дорард отлил из него в широкую миску, в которой плавали две глубокие деревянные ложки с длинными, покрытыми узорчатой резьбой, ручками.

— Попробуй вина, путник, — предложил Дорард и зачерпнул из миски. Шенн последовал его примеру. Вино оказалось приятным напитком: сладким, чуть вяжущим язык, с ароматом трав и фруктов. Шенн зачерпнул еще.

— Прекрасная работа! — сказал он, показывая Дорарду резную ручку своей ложки. — Делал хороший мастер!

— Ничего особенного, — отмахнулся тот. — Многие так умеют.

— Многие? — изумился Шенн, но одернул себя. Поменьше спрашивай, побольше замечай — говорил Ольф, и это было мудро. — Да, наверно, многие.

— Итак, что за место твой Руаннор? — спросил хозяин. — Говоришь, он за Кхи-ном... Но как ты перебрался на наш берег? Вплавь?

— Нет, плавать я не умею, — сказал Шенн. — Я переплыл на нем, — и он достал из лежащего у ног мешка сложенный мех. Парни снова раскрыли рты.

— Что это? — спросил Дорард.

— Это мех, — объяснил Шенн. — Кожа наксара. Швы пропитаны смолой. Я его надул воздухом и переплыл через реку.

— Надул воздухом?

Дуть с набитым животом было не слишком приятно. Дважды рыгнув, Шенн все же надул мех на глазах изумленных парней и не менее удивленного хозяина, и заткнул отверстие пробкой.

— Как ты додумался до такого? — спросил Дорард, ощупывая надутый мех.

— У нас в Руанноре все это умеют, — ответил Шенн. Ольф велел никому не рассказывать о нем, а если станут расспрашивать, что и откуда, говорить: в Руанноре все так делают...

— У тебя прекрасный меч. Он тоже в Руанноре выкован?

— Да.

— Почему я никогда не слышал об этом городе? — покрутил головой хозяин. — Город за рекой. Чудно... Как же вы спасаетесь от морронов? Ведь весь Кхинор принадлежит им.

— Значит, не весь, — ответил Шенн. Он улыбнулся, вспоминая приключение у разрушенной башни. — Морроны нас боятся.

— А ортаны к вам приезжают? — спросил Дорард. — Говорят, их ортангиры пересекают Кхинор вдоль и поперек.

— Нет, не приезжают. Но я их видел, когда шел через пустыню, — вино сделало мысли тяжелыми, а язык легким, как перышко. — Они даже хотели меня убить. Сначала взяли в катящийся дом, а потом набросились... Но я убежал!

— Это на них похоже, — проговорил Дорард. — По старым законам ортанам принадлежит все, что они найдут в пустыне.

— И ты один шел через Кхинор? — вытаращил глаза Норлен.

— Шел. А что здесь такого? — весело болтал Шенн, чувствуя, как глаза начинают слипаться. От усталости и набитого битком желудка клонило в сон. — Шел и шел. Пока не пришел. Морроны за мной увязались, но я их... — он рубанул рукой воздух, едва не упав со скамьи.

Семейство Дорарда изумленно качало головами. Никто из арнов не поверил бы подобным россказням, но чужак пришел оттуда, откуда никто никогда не приходил. И говорил со странным акцентом, и одежда была чужой, и оружие...

Дорард велел сыновьям отнести уснувшего гостя в спальню, а сам вновь взял в руки его меч. Великолепный, сбалансированный клинок с рукоятью, оправленной драгоценными асирами, стоил целое состояние! И он так спокойно отдал его!

Хозяин вышел во двор. Солнце садилось, и приток великой реки лениво отражал его последние лучи. В задумчивости Дорард взял старую железную острогу и положил на колоду. Посмотрел на клинок — и с размаху рассек острогу надвое. Затем вновь осмотрел лезвие — ни зазубрины, ни следа. Вот это сталь! Его собственный меч по сравнению с этим — игрушка. Он вернулся в дом и повесил клинок на место. Чудной гость. Молодой, но держится достойно. Глаза смелые и видывали немало, на щеке заметный шрам. Не говорит, что воин, но путешествует с мечом. Пришел неизвестно откуда, но знает язык арнов и Ринересс. Непростой человек. В этом Дорард ничуть не сомневался.

Шенна никто не будил, и проснулся он поздно, хотя привык вставать с рассветом. Чувство безопасности вкупе с выпитым вином расслабили юношу. В доме было тихо. Шенн надел геды, кем-то заботливо снятые с ног, и вышел в комнату, где вчера обедали. Никого. Куда ж все подевались? Он увидел свой меч и заплечный мешок, висевшие на одном гвозде. Шенн снял их и вышел во двор. И увидел Дорарда. Раздетый по-пояс, коренастый хозяин колол распиленное на куски дерево, а один из сыновей аккуратно складывал поленья вдоль ограды.

— Проснулся? — заметил его Дорард. — Зачем вещи взял?

— Мне надо идти дальше. В Шедор, — вспомнил он прозвучавшее вчера название.

— Шедор подождет. Завтра пойдешь. Сегодня оттуда вернется мой брат, и ты сможешь расспросить его о дороге.

— А как идти в Шедор? Есть дорога? — спросил Шенн.

— Река — наша дорога. По земле добираться долго, слишком непроходимые леса.

Шенн еле заметно усмехнулся. Странно слышать о непроходимых лесах.

— Вы плаваете по реке? Как? — спросил он.

— Не на надутых же шкурах! — усмехнулся хозяин. — На лодках.

К полудню Шенн осмотрел весь дом и даже залез на башню. Вид сверху был замечательный: далеко на западе виднелись горы, к северу простирались леса, а на востоке до самого горизонта синела гладь великого Кхина. Река, у которой стоял дом Дорарда, была его притоком и, рассекая лес желтыми отмелями, уходила куда-то вдаль. Как объяснил Норлен, сопровождавший Шенна повсюду, эта река, носящая название Фегнор, несла воды из озера Гнор, на берегу которого и стоял город Шедор.

Сама башня предназначалась для дозора, и семья Дорарда служила дозорными, охранявшими земли Шедора от хелмаров. Хелмары были грозой побережья. Морские разбойники нередко плавали по Кхину и грабили расположенные у берегов селения. Воины одана, призванные охранять побережье, часто не поспевали, и почти безоружные селяне спасались, как только могли. Хелмары были не столь кровожадны, как морроны, о которых в этих местах знали только понаслышке. Они не ели людей, но старались захватить живыми, чтобы использовать как рабов.

— А что такое 'раб'? — спросил Шенн. В первый же день он услышал и узнал столько, что голова напоминала бурлящий от новых знаний котел.

— Раб — это живой мертвец. Его жизнь принадлежит хозяину. Он делает всю тяжелую работу, работает от рассвета и до темна, и ночью не знает покоя. Лучше умереть, чем стать рабом.

— По-моему, лучше убежать, — не согласился Шенн.

— Рабы не могут убежать, — сказал Норлен. — У них нет ни воли, ни желаний. Своей магией хелмары отнимают у них волю...

Еще Шенн узнал, что Шедор — самый южный город Арнира, и дальше на юг простираются нехоженные земли, пристанище свободолюбивых мергинов. В дне пути отсюда есть одно из их селений.

— А кто это: мергины? — спросил Шенн. — Кажется, это слово означает: противник.

— Верно, чужеземец, ты неплохо выучил наш язык... Они арны, как и мы, только не желают жить по нашим законам. Они не веруют в трех Сущих и слушают только своих судей и своих вождей. Потому их и называют мергинами...

Брат Дорарда вернулся лишь к концу дня, и поездку решили отложить на утро. Вместе с ним из Шедора приплыла его семья: жена и двое уже взрослых дочерей. Глядя на них издалека, Шенн принял их за юношей, до того ловко они управлялись с веслами, и лишь длинные волосы с вплетенными в них лентами выдали их пол. Девушки рассматривали Шенна с удивлением, не решаясь заговорить, но выглядели отнюдь не робкими. И та, что помладше, с ясными, как воды великой реки, глазами, решилась заговорить:

— Из какой ты страны, чужеземец?

Шенн замялся. Что ответить? Из Леса, где поклоняются дереву-людоеду? Он никогда не забудет своей родины, но после знакомства с Ольфом второй родиной стал считать затерянный в песках, безлюдный Руаннор.

— Мне сказали, ты можешь говорить на нашем языке...

— Говорю, — признал Шенн.

— Так откуда ты? — с любопытством спросила девушка.

— Из Руаннора.

— Я знаю много городов! — похвасталась она. — Ринересс, Далорн, Эшнар, Ше-дор... Но о Руанноре никогда не слышала...

Ее отец, окинув пришельца подозрительным взглядом, взял ее за руку и увел в дом.

Ночью Шенн проснулся. Невнятная тревога вдруг завладела им, и юноша вышел из дома. Дозорный на крыше обернулся, услышав его шаги, и поднял руку. Шенн махнул в ответ. Прохлада ночи освежала и успокаивала. Надышавшись вдоволь, он вернулся в постель.

Завтра в дорогу.

Глава четырнадцатая. Круг мести

Следующие дни прошли как в бреду. Смерть Кинары настолько ранила девушку, что занимавшийся с Далмирой Оллок без конца бранил ее за недостаточную концентрацию. Слова умершей звучали в мозгу, перекрывая наставления Оллока, и хлыст мастера не раз попадал по телу еле сдерживавшего слезы хартога...

— Завтра у тебя бой! — жестко сказал однорукий. Он остановил урок и подошел к девушке. Рука наставника схватила Далмиру за подбородок и вздернула его вверх. Бесстрастные, немигающие глаза впились в ее лицо:

— Кинара мертва, и слезы не воскресят ее! Хартог должен думать о себе и своем оружии — только тогда он будет достоин жизни!

— А это — жизнь? — с вызовом спросила Далмира, и наставник замер. Вопрос красноволосой девчонки задел что-то внутри Оллока, и зловонная муть, поднявшаяся со дна души, еще долго не давала ему покоя.

Вечером Далмира отправилась в таверну, расположенную по соседству. Оллок уже не так пристально следил за ней, по крайней мере, она этого не замечала. Ей разрешили ходить по городу, видимо, Тормун не опасался, что она сбежит. Вождь был дальновиден и мудр. Действительно, куда бежать заклейменной девчонке? Ринересс для нее — как темный лес. К тому же, город окружают высокие стены, а ворота стережет стража. С такими волосами ее легко выследить. Она улыбнулась, вдруг вспомнив, как Шенн мазал ее волосы грязью, чтобы спрятать от соплеменников. И тогда ее волосы стали препятствием. Ярко-красные, цвета чистого огня, они всюду привлекают внимание. Однажды Далмира взяла в руки бритву, чтобы избавиться от них, но поняла, что волосы вырастут снова... Может быть, это ее проклятье, но от него не избавиться, как не избавиться от памяти о своем народе, об острове и об отце, о Шенне...

Многие из хартогов сидели за столами, поглощая нехитрый обед из куска жареного на углях мяса и вареных овощей. Они знали, что Тормун платит за все съеденное и выпитое хартогами, и пили, часто не зная меры. Лишь те, кого ждал Круг, были более разборчивы. Их девушка научилась отличать сразу.

Она прошла к стойке, взяла кружку вина и села неподалеку. Народу в таверне собралось немало. Присутствие мужественных бойцов, героев-хартогов привлекало множество любопытных, и хозяин не успевал сгребать россыпи мелких и крупных асиров, сыпавшихся на прилавок.

Случались здесь и драки, и поножовщина, и потому один из столиков был зарезервирован за стражниками. Угрюмые воины в кольчугах, не торопясь, потягивали вино, лениво споря о ценах на оружие. Один ущипнул проходившую мимо девушку в платье из полупрозрачной материи, почти не скрывавшей соблазнительной фигуры. Девушка нагнулась к воину и что-то сказала. Из-за шума Далмира не могла услышать что именно, но воины захохотали, а девушка повернулась и подошла к одному из хартогов. Тот усадил ее на колени и обнял, прижимая к себе.

В груди Далмиры потеплело. Что-то внутри нее, затаившееся глубоко, как загнанный в норку зверек, сладкой истомой просилось наружу. Где же тот, что прижмет ее вот так же, кто поцелует, глядя в глаза...

Двери открылись, внутрь постоялого двора вошли несколько человек, и среди них — невысокий мужчина, еще крепкий, с тронутыми сединой волосами, перетянутыми красным тофом и короткой, совершенно седой бородой. Одной рукой он держал довольно большой инструмент, изогнутый, как плоды дерева имо, из которых делают вино. Далмира заметила множество тонких струн, натянутых вдоль инструмента.

Прямо с порога мужчина отправился к стойке хозяина, и тот с величайшим почтением на лице поспешил налить ему вина.

— Феррен, Феррен пришел! — произнес кто-то.

— Сам Феррен! — зашептали повсюду. Люди стали оборачиваться, и многие вставали, приветствуя седого человека поднятыми кубками:

— Да благословят тебя боги, Феррен!

— Кто это? — спросила Далмира и проходящего служки. Тот воззрился на нее с изумлением:

— Ты не знаешь Феррена, величайшего из певцов Арнира?

Между тем певец до дна осушил поданный кубок и, оглядев притихший зал, произнес низким, завораживающим голосом:

— Я вижу, здесь полно пьяниц и проходимцев. Пусть убираются, моя песня не для них! Бойцы-хартоги, подходите ближе, я буду петь для вас!

Не дожидаясь, пока слушатели соберутся, Феррен сел на стол, спустив вниз ноги в пыльных, истоптанных сапогах и положил на колени свой странный инструмент. Пальцы плавно опустились на струны, и он зазвучал.

Звуки, сперва тихие и будто бы неуверенные, постепенно набирали силу и вот уже неслись ритмично и жарко, как удары мечей. Мелодия проявлялась все четче и яснее, прокатываясь под крышей притихшей харчевни дрожащим яростным тембром. Далмире казалось: она слышит шум леса и стук своего сердца, когда вместе с Шенном они бежали, спасаясь от преследователей. Она слышала яростные крики бойцов, и струны под рукой певца стонали, как смертельно раненые животные... Резко прервав музыку, Феррен запел, и его низкий, мужественный голос заставлял вслушиваться в каждое слово:

Я вам песню спою, пусть услышат певца

Все ветра, от начала земли до конца.

Я хочу вам воспеть мощь стального клинка,

Хоть года уж не те, и рука не легка...

Но клинок мой остер! Много тысяч дорог

Я прошел с ним бок-о-бок, свидетель мне — Бог!

Я смотрю на него: он мне ближе, чем брат!

Он в бою выручал, не желая наград.

Он сверкает, как смелость, как правда, он прям!

Он не может согнуться, он, как гордость, упрям!

Он — и хлеб и защита, он — и верность и честь,

Пусть не будет забыта ни обида, ни месть!

Зверь ли бродит в ночи иль разбойник в лесу —

Пусть боятся клинка, что с собой я ношу!

Хартоги завороженно слушали Феррена, и в их глазах оживали дороги и схватки, радость победы и смерть товарищей. Далмира оглянулась и неподалеку увидела Оллока. Наставник слушал песню с закрытыми глазами, и пораженная девушка разглядела следы слез на его щеках.

Клинок не ведает страха и, когда в ножнах, молчит.

Но, стоит взмахнуть им — и сразу он голосом смерти кричит!

Я прошу, эту чашу мы поднимем за меч,

Чтобы преданность нашу нам до смерти сберечь!

И когда я погибну в неравном бою,

Пусть клинок мой положат в могилу мою!

Я вам спел, как сумел, пусть услышат певца

Все ветра, от начала земли до конца...

Песня закончилась, и быстрые пальцы певца в последний раз пробежались по струнам, заканчивая угасающий ритм. Некоторое время стояла полная тишина, словно все исчезли, унесенные магией песни. И в единый миг таверна взорвалась восторженными криками слушателей. Хартоги потрясали выхваченными из ножен мечами, кричали и топали ногами, бросая на стол и прямо под ноги Феррену полновесные и мелкие асиры — все, что было в карманах.

Певец довольно улыбался, покачиваясь от дружеских ударов по спине и плечам. Похоже, он к этому привык и не сердился. Взгляд его черных, широко поставленных, глаз внезапно остановился на Далмире. Певец встал и подошел к ней:

— Я видел тебя в Круге, — сказал он. — Твоя красота подстать твоей смелости.

— Я не столь смела, как ты думаешь, — неожиданно для себя призналась девушка. Она вдруг почувствовала, что этому человеку можно сказать все, как есть. Его глаза требовали правды, искали ее. — Я просто бьюсь за свою жизнь. За жизнь, которая ничего не стоит.

Она думала, что Феррен не расслышит ее признания в окружавшем их шуме, но певец кивнул:

— Не каждый осмелится сказать то, что ты сказала. Я сложу о тебе песню, красноволосый хартог.

Он повернулся и ушел, оставив Далмиру в недоумении. Песню? Зачем?

День нового Круга настал. Далмира уже знала, что будет биться в паре. Но не знала, с кем. Облачившись в легкий, не стеснявший движений, доспех, девушка нежно провела рукой по полированному древку копья. Это оружие стало частью ее. Она знала свое копье так, как не знал никто: каждую заклепку на древке, каждую зазубрину на лезвии... Она помнила, как и каким приемом сразила первого зверя, знала, что делать, если древко сломается или вырвется из рук...

Она стала сильной и научилась убивать, но не этого хотело сердце. Вокруг были люди, но она не видела человека. Спасший ей жизнь дикарь из далеких лесов казался туманным, полусказочным персонажем, таким, как погибшие когда-то хартоги, о великих подвигах которых слагались легенды. Если до смерти Кинары она билась, чтобы выжить, то сейчас она билась, чтобы выжить и спастись, и когда-нибудь бежать из этого страшного, замкнутого круга. С каждым днем, с каждым новым Кругом в Далмире крепла уверенность, что это время близко...

Далмира вышла в коридор и встала напротив ворот. Она была готова. Проходивший мимо хартог дружески хлопнул по ее наплечнику:

— Удачи!

Она не ответила, но мысленно поблагодарила за участие, хотя знала, что пожелание удачи перед воротами — лишь ритуал, одна из устоявшихся традиций хартогов.

Слева встал напарник — невысокий коренастый боец с круглым щитом и мечом. Голову его закрывал шлем, и девушка никак не могла узнать напарника. Далмира сделала шаг, повернула голову и в прорези кожаного шлема увидела рыжие усы и бороду хелмара. Ее выпустили в паре с хелмаром! В Круге все хартоги — братья, говорил Оллок, и это так! Но этот разбойник был убийцей отца!

Почувствовав горящий взгляд, хелмар обернулся и, поглядев на Далмиру, коротко хохотнул. Его грубый смешок плеснул кровь в лицо Далмиры, и древко копья дрогнуло...

— Вы будете биться вместе, — сказал, вовремя встав между ними, Оллок. — Такова воля Тормуна.

Он перевел взгляд с одного бойца на другого.

— Идите!

Ворота Круга открылись.

Вращая оружием перед зрителями, Далмира не сводила с хелмара глаз. Он наверняка не забыл, как она хотела убить его! Значит, полагаться на него не стоит. Но как биться со зверем? Напарник должен защищать товарища как самого себя, ибо смерть одного хартога наверняка повлечет за собой смерть второго. Если их выпустили вдвоем, значит, в одиночку с таким зверем не справиться. Это проверено годами и смертями хартогов. Случалось, гибли даже трое бойцов...

Знак был подан. Далмира остановилась и приготовилась. Сейчас покажется зверь. Только бы не моррон, подумала девушка. Несмотря на все, что ей говорили, морроны не вызывали в ней ненависти, скорее презрение и жалость. Она не знала, сможет ли убить чернолицего, если окажется с ним в Круге, ведь он был совсем как человек! Далмира старалась не думать об этом.

Никто из хартогов не знал, с кем окажется в Круге. Это был случай, вернее ска-зать, не случай, а воля Тормуна. Она понимала, что вождь — не дурак и явно обрекать на смерть хартога не станет. Ему надо, чтобы зрителям казалось, будто силы равны, но откуда обывателям знать, насколько опасен тот или иной зверь? На этом он играл и будет играть еще долго...

Зверь выскочил в круг одним прыжком. Опасный зверь! Сильные ноги, заканчи-вавшиеся длинными, как ножи, когтями, гибкая спина и пасть с торчащими наружу клыками... Напарник жался к стене, выставив перед собой щит. Хоть какая-то защита, у Далмиры и того нет. Зверь раздумывал, следя то за одним, то за другим противником. Пауза затягивалась, и девушка увидела, как в подвальном окошке мелькнул алый, нагретый в печи прут. Словно почуя запах раскаленного металла, хищник решился. Его прыжок Далмира просчитала, ноги сами оттолкнулись от земли, а руки взмахнули оружием. Мимо! Но и зверь промахнулся.

Зрители завопили, но девушка привыкла к крикам. В Круге не стоит отвлекаться, иначе это мгновение окажется последним... Помимо копья, у Далмиры была сеть, которой опутывали зверя, но накинуть ее точно — большое искусство. Проще ударить копьем.

Проклятый хелмар даже не думает отвлечь от нее зверя! Как будто не учили, что главное в паре — смена ролей. Один отвлекает — другой бьет! Только так можно победить. Напарник двигался осторожно, без резких движений, похоже, он решил сражаться сам за себя. Дурак, он думает, что выживет в Круге в одиночку!

Вращая копье над головой, Далмира приближалась к противнику. Сверкающее лезвие заставило зверя попятиться. Поджимая задние ноги, он отступал к стоявшему возле стены хелмару. 'Ты будешь биться!' — злобно подумала она.

Любой из хартогов давно использовал бы такой случай: отвлеченный копьем Далмиры зверь на время позабыл о втором противнике. Надо только ударить! Но хелмар медлил. И зверь почуял его страх и неуверенность. Мигом собравшись в комок, он прыгнул, и меч хелмара не мог остановить летящую на него громаду. Хищник подмял человека и рвал короткими движениями лап. Хелмар закричал, но его крик не тронул сердце красноволосой. Далмира стояла, не двигаясь, хотя был прекрасный шанс ударить хищнику в спину. Но она стояла и смотрела, не замечая ни изумленно нахмурившего брови Тормуна, ни его брата, радостно сжавшего кулаки, ни Немого, вцепившегося в прутья решетки и воющего, как раненый зверь...

Растерзанный хелмар не шевелился. Зверь повернул к девушке окровавленную голову и зарычал, но Далмира неожиданно для себя улыбнулась ему. Она отплатила хелмару и готова заплатить сама! Если есть на земле справедливость, она выживет, если нет — ей жить незачем...

Опьяненный кровью и легкой победой, хищник приблизился слишком неосторожно. Далмира взмахнула копьем, и лезвие хлестнуло зверя по морде, залив уже его собственной кровью. Хищник взвыл и бросился вперед. Далмира пятилась, отбиваясь, но зверь был слишком быстр. Он заходил то справа, то слева, пригибался, будто готовясь к прыжку, но не прыгал, а пытался достать хартога, резко выбрасывая лапы с длинными когтями.

Ей казалось, что бой длится вечность. Ноги устали, руки словно налились метал-лом. Волосы пропитались пылью и потом, а из прокушенной губы текла кровь. Далмира отступала, и вдруг споткнулась о труп хелмара. Он отомстил мне после смерти, падая, подумала она. Зверь тотчас прыгнул. Оскаленная морда нависла над хартогом, обдав лицо смрадным дыханием смерти. Хищник ударил лапой, но Далмира успела подставить копье, с трудом удержав его в руках. Хорошо, что удар пришелся в окованную железом часть древка, еще бы чуть ниже... Вторая лапа рванула живот, пропоров легкие кожаные доспехи. Далмира почувствовала, как по телу растекается кровь. Она закричала и ударила зверя сбоку наконечником копья, изо всех сил молотя ногами по брюху. Хищник отпрыгнул, мотая израненной головой.

Далмира знала, что передышки не будет и, собрав все силы, какие только могла, быстро поднялась на ноги. Зверь готовился к новому прыжку. Рука девушки ощупала висевшую на поясе сеть. Прочную, усиленную металлическими кольцами. Встряхнув рукой, Далмира высвободила ее. Зверь моментально отреагировал, зарычав на новый, незнакомый предмет. Да, это тебе не понравится!

Прыжок. Вытянутая в ее сторону лапа едва не разорвала шею. Далмира отшатнулась и, падая, набросила сеть. Передние лапы животного увязли в металлических ячейках. Девушка перехватила копье и с силой метнула в зверя. Есть! Тяжелое стальное лезвие воткнулось в бок, и зверь отскочил, окропляя песок кровью. Она осталась без оружия, и следивший за боем Немой схватился за прутья: что она делает?! Но Далмира знала, что. Зрители притихли, когда она неторопливо подошла к убитому хелмару и подобрала меч. Осталось прикончить чудовище.

Зверь уже боялся ее. Когда красноволосая приблизилась, он прижался к стене, воя от боли и страха. Ударом лапы он выдернул торчавшее из бока копье, но кровь пошла еще сильнее. Зверь терял силы, и Далмира чувствовала это. Подойдя совсем близко, она остановилась, вытянув клинок перед собой. Зверь рыкнул и дернулся к ней, и в тот же миг она вонзила меч ему в шею...

Зрители бросали в Круг цветы, а Тормун довольно улыбался. Далмира заметила сидевшего рядом с ним высокого человека в богатой одежде. Он тоже смотрел на нее и улыбался. Она видела его уже не раз.

Немой ждал победителя за воротами и, скаля белые зубы, радостно прижал к себе. Она же устала так, что не было сил улыбаться. Вот еще один Круг, еще один день. Сколько останется мне?

Два дня она отдыхала. Сидела в таверне, бродила по городу. Ее уже узнавали, и уличные мальчишки бегали по пятам, крича:

— Красноволосый хартог, красноволосый хартог!

Вот только асиров у ней не было, и Далмира с грустью разглядывала красивые блестящие ткани в лавках купцов.

— Красавица, тебе отдам почти даром! — кричал, польщенный ее вниманием, торговец. — Такая женщина, как ты, должна носить лучшее, что есть в этом городе, а лучшее — только у меня!

— Зачем хартогу платье? — спросила она.

Торговец на мгновенье замолк, затем весело прищурился:

— Жизнь изменчива, как говорят фагиры. Сегодня ты хартог, а завтра... В любом случае ты остаешься женщиной!

Далмира улыбнулась и отошла прочь. Слова веселого торговца запали в душу, и Далмира бродила по улицам, представляя себя простой горожанкой, девушкой, которая может купить себе красивые бусы или платье, которая может мечтать о будущем и не знает о хартогах и Круге...

На следующий день Оллок с утра занимался с девушкой, нещадно стегая плетью. Далмира взмокла, с трудом уворачиваясь от стремительно летящего кнута.

— Быстрее! Еще быстрее! Теперь перекат! — подсказывал наставник. — На ноги! И сразу удар!

Он увернулся от учебного копья с тупым наконечником и остановил обучение:

— Схожу кое-куда. Отдыхай.

Оллок ушел, а Далмира устало опустилась на землю, восстанавливая сбившееся дыхание.

— А-а, хартог Далмира!

Торвар развязно поклонился девушке. Она поднялась. Снова этот подонок!

— Тебя еще не сожрали? Ничего, я подожду. Наверно, в следующий раз...

Далмира с ненавистью глядела на него, сжимая копье.

— Что тебе нужно?

— Ты знаешь, что мне нужно. Помнишь Кинару? — неожиданно спросил он. — Она нравилась мне. И, пока была послушной, жила... Ты понимаешь меня, хартог Далмира?

Он сцепил пальцы за широким поясом, с удовольствием разглядывая девушку.

— Ты, чудовище! — только и могла выговорить она. Руки, сжимавшие копье, дрожали, еле сдерживаясь, чтобы не воткнуть лезвие в живот ухмылявшемуся мерзавцу.

— О-о! — заметил ее гнев Торвар. — Красавица гневается! Ну, давай же, ударь чудовище! Я посмотрю, какова ты в бою!

Далмира ударила. Торвар ловко перехватил оружие и одним движением повалил девушку наземь. Брат вождя навалился, заламывая руки, и в короткой яростной схватке Далмира почувствовала, что проиграла. Он был сильнее и опытней.

— Может, лучше в постели поборемся? — игриво спросил он, оскаля длинные желтые зубы. И охнул от удара головой в лицо. Далмира припомнила уроки Оллока. Сбросив с себя схватившегося за рассеченную бровь Торвара, она вскочила и подняла с земли копье. Широкое лезвие со свистом рассекло воздух над головой хартога. Он чудом успел пригнуться. Удар тупым концом копья пришелся прямо в середину груди, выбив из нее остатки воздуха. Торвар согнулся, а Далмира подцепила его за ноги, повалив на траву.

В следующий миг Оллок вырвал у нее оружие.

— Что ты делаешь?! — он склонился над пытавшимся вдохнуть Торваром и с облегчением увидел, что тот даже не ранен. Рыча и хрипя, Торвар поднялся. Оллок шагнул, становясь между ним и девушкой. Только сейчас Далмира поняла, что чудом не убила Торвара. Она не могла объяснить себе, как попала в грудь хартога тупым концом древка, ведь хотела острым...

— Отойди! — заревел Торвар.

— Тебе мало женщин в этом городе? — спросил Оллок.

— Отойди, Оллок! Она хотела убить меня!

— Она могла убить тебя, Торвар, но не сделала этого. Так что иди и проспись!

— Я убью ее! — заревел оскорбленный хартог, пытаясь пробиться к Далмире, но однорукий стоял, как скала. — Отойди, Оллок, ты должен повиноваться мне!

— Я должен повиноваться вождю Тормуну, и только он решает, кто и когда умрет, — холодно и твердо ответил Оллок. Мужчины смотрели друг на друга, и ярость одного, шипя, плавилась в ледяном спокойствии другого.

Торвар отвел ненавидящий взгляд:

— Когда я стану вождем, ты отправишься в Круг, Оллок!

На лице учителя не дрогнул ни один мускул.

— Как будет угодно вождю, — сказал он. Торвар одернул смятую одежду и ушел.

— Ты свалила Торвара. Это дорогого стоит, — произнес Оллок, и серые глаза его потеплели, тая в уголках искорку смеха. Не прочитав в словах учителя осуждения, Далмира слабо улыбнулась.

— Зря смеешься. Торвар не простит тебе, ведь все узнают, что его сбил с ног новичок, недавно прошедший первый Круг!

— Но никто не видел этого... Кроме тебя.

Оллок кивнул:

— Ты правильно думаешь.

— Но... зачем тебе это надо?

— А это — уже не твое дело! — отрезал однорукий. Оллок радовался позору Торвара и сделает так, чтобы о схватке узнали все. Брат Тормуна вызывал у него презрение. Торвар и впрямь был неплохим бойцом, но в душе — и Оллок это знал — был мелким и недостойным управлять хартогами ничтожеством. Его старший брат жаден, жесток и циничен, но в нем есть внутренняя сила, недюжинная воля и достоинство. Тормун заставлял уважать себя любого, когда-либо встречавшегося с ним человека. Он всегда знал, чего хочет, и добивался цели любыми способами. И Оллок без колебаний повиновался такому вождю.

Тормун задумчиво расставлял на доске фигуры для игры в арш — древней забавы торговцев-ортанов, в недавнее время ставшая любимой игрой ринерессцев. У него вдруг возникла мысль заказать сотню-другую игр у Эторга и продать их с прибылью богатым семьям Ринересса, но вождь прервал эти мысли. Каждый должен делать свое дело. Он и так найдет, на чем заработать...

В комнату ворвался Торвар. Брат был красен, как луна Игнира, и взбешен, как зверь, которому прижгли задницу.

— Убей красноволосую, Тормун! Я хочу, чтобы ее сожрали!

Тормун приподнял бровь:

— Зачем?

— Убей ее, или я сам это сделаю!

— А, ну-ка, подойди сюда! — приказал Тормун. Голос развалившегося на постели толстяка вмиг стал иным.

— Зачем? — спросил Торвар уже гораздо тише. Его ярость, встретившись с этим спокойным безразличным голосом, тут же разбилась вдребезги.

— Она обидела тебя? — вкрадчивым, спокойным тоном спросил вождь, и его брат понял, что ответить утвердительно означает унизить себя, а отрицательно — признать свою ярость никчемной. — Чем же? А-ах, понимаю... Я сказал: подойди ближе! — резко рявкнул Тормун, и хартог мигом шагнул к нему. Тормун смотрел на брата снизу, но тому казалось, что это он лежит, распростершись, а вождь нависает над ним, как грозный, готовый вот-вот раздавить валун. Торвар никогда не мог вынести этого ледяного, полного презрения, взгляда, всегда опуская голову и чувствуя себя, как раздавленный и размазанный по земле плод.

— Сколько еще я буду учить тебя, Торвар? Никто не может унизить тебя, если ты сам не почувствуешь себя униженным! Ничто не сломит тебя, если сам не сломаешься! Пока не поймешь этого — никогда не станешь вождем хартогов!

Торвар пристыженно молчал, думая: когда брат умрет, он прикажет утопить его тело в выгребной яме.

— Я не только не убью ее, Торвар, я сделаю ее великим хартогом! Уже сейчас в Круг приходят люди, желающие посмотреть только на красноволосую! Она приносит нам хорошую прибыль, и я буду последний дурак, если позволю прибыльному делу погибнуть из-за твоих никчемных обид!

Он помолчал, наблюдая, как брат кривит и кусает губы.

— Садись, брат, выпей вина и успокойся, — продолжил Тормун, указывая Торвару на место рядом с собой. Вождь собственноручно налил в бокал вина и подал брату.

— Как там животные?

— Слава Игниру, никто не подох. Но их осталось не так много. После Ринересса придется снова идти за реку, — Торвар жадно выпил вино и отложил кубок.

— Это я знаю. Как гротхи?

— Гротхи очень злобны, просто бесятся от ярости!

— Как ты... — улыбнулся Тормун. — Ладно, я пошутил. Хочу приберечь их напоследок, для одана. Мой человек при дворе сказал, что правитель прибудет на завтрашний Круг. Так что надо продумать, что и как. Говори, что надумал.

— Первым пойдет Тарлен. Против хога.

— Так. Твоя ставка?

— На Тарлена, — сказал Торвар, отложив опустевший кубок.

— Хорошо. Кто следующий?

— Пара, как обычно. Немой и Виклан. Против гнорского шестинога.

— Не слишком ли предсказуемо? Я и думать бы не стал, на кого ставить! Шестиног и троих на части порвет... Я помню, как это было в Гурдане.

— Ну, Немой тоже не слабак, — скривился Торвар. — И откуда местным знать, что было когда-то в Гурдане?

Тормун внимательно посмотрел на брата:

— Я согласен, что Немому пора отработать свой хлеб. Но шестиног слишком опасен даже для трех хартогов. Мы просто потеряем бойцов, Торвар. С другой стороны, эта тварь жрет столько, что скоро разорит меня!

Он сделал значительную паузу и закончил:

— Пойдут Виклан, Немой и Расстиг. Надеюсь, они прикончат это чудище, а если нет — придется искать новых бойцов... А как твои охотники? Никто в Круг не хочет?

Торвар усмехнулся:

— Только Безумец Трогг. Других дураков нет.

— Троггу надо платить! Прибережем его на крайний случай. А в третьем Круге выйдет Далмира. Какого зверя ей выгнать? — задумался Тормун. Брат открыл было рот, но вождь опередил:

— Молчи, Торвар, если б было можно, ты бы для нее громира в Круг приволок! Ха-ха! Что-нибудь попроще, но чтобы не казалось легкой прогулкой!

— Гривен, — предложил Торвар.

— Гривен убил Готтана, — напомнил вождь. — Может быть, выставить гротха?

— Если выставлять гротхов — то всех сразу. Поодиночке их любой хартог покромсает... К тому же, гротхов ты сам хотел приберечь напоследок. Она справится с гривеном!

— Ты думаешь? — бровь вождя приподнялась, и Торвар не мог определить, верит ему брат или нет.

— Уверен, она победит, — склонил голову Торвар.

— Пусть будет так, — согласился вождь, и Торвар еле сдержал усмешку. Она опозорила его, но позор забудется, когда красноволосая умрет. Гривена можно убить один на один, но только не сломанным оружием! Мало ли таких трюков он проделывал, когда требовалось устранить зарвавшегося бойца или устроить выгодное окончание боя? Только теперь он обойдется без согласия Тормуна.

Глава пятнадцатая. Чужак

— Прощай, Шенн из Руаннора, — протянул руку Дорард. Шенн уже выучил этот жест и крепко сжал предплечье дозорного. — Удачи тебе.

— Прощайте. Пусть будет над вами благодать Сущих.

Норлен махнул ему рукой, Шенн кивнул и, повернувшись, пошел в сторону леса. Мастер учил не оглядываться, и Шенн шагал размашисто и быстро. Впереди виднелись небольшие холмы и, взобравшись на один из них, он все же обернулся и кинул прощальный взгляд на заставу.

С холма хорошо просматривался берег, и там, прямо под частоколом, Шенн увидел корабли с черными парусами...

Хелмары! Шенн взглянул на башню, видневшуюся над лесом. Дыма не было. До-рард должен подать сигнал в Шедор, но сигнала не было. Дозорный должен поджечь приготовленный на башне смолистый факел, и подать знак дымом, чтобы весть о набеге пришла в Шедор раньше, чем черные корабли хелмаров.

Он должен помочь! Шенн бросился назад. Он бежал так быстро, как только мог, и с горечью понимал, что не успеет. Норлен говорил, что морские разбойники нападают стремительно и так же быстро исчезают с захваченными пленниками. Что сможет он один? Об этом Шенн не думал. Перед глазами стояли лица разделивших с ним кров и еду людей. Он должен им помочь!

Деревья поредели, показалась опушка. И чей-то стон заставил Шенна замереть и прислушаться. Стонали рядом. Кто-то успел спастись!

Шорох в траве заставил выхватить меч, а ноздри уловили запах крови. В просвете между деревьями уже был виден частокол заставы, но там суетились воины в одеждах из кожи и меховых шкур. Хелмары тащили на корабли все, что только могли найти в доме Дорарда. Пригнувшись, Шенн быстро перебежал к другому дереву и увидел лежащего человека. Из спины его торчал дротик, и кровь залила белую рубаху. Юноша бережно перевернул его и взглянул в лицо.

— Норлен!

Раненый раскрыл окровавленные губы:

— Ты...

— Это я, Шенн, где остальные?

— У хелмаров... — прошептал Норлен. Силы оставляли его. — Иди в Шедор... В Шедор...

Глаза его закрылись. Шенн опустил безвольно обмякшее тело на траву и подкрался ближе к заставе, притаившись за последним деревом.

Он жаждал мести, с удивлением чуя в себе новое, неизведанное прежде чувство. Он хотел убивать не ради еды или самозащиты, а из ненависти. Он ненавидел этих убийц сильнее, чем морронов. Чернолицые — охотники, а эти — презренные падальщики!

Шенн вперил яростный взгляд в спины разбойников, и один обернулся, словно почувствовав что-то. К нему подошел второй, и они стали разглядывать опушку. Шенн не боялся, что его заметят, жизнь в лесу научила маскироваться, сливаясь в одно целое с травой или деревьями, и часами ждать осторожного зверя...

Меч просил крови, но Шенн не забыл уроки Ольфа. Нельзя поддаваться миру! Смиряя ярость, он сопоставил силы и понял, что ни меч, ни сила магических перчаток не помогут победить. Хелмаров слишком много. А Дорард не успел подать сигнал. Значит, хелмары поплывут дальше незамеченными, грабя по пути селения арнов. И только он один может предупредить их... Это и хотел сказать Норлен. Шенн решил бежать в Шедор.

Дорард говорил, что до Шедора больше двух дней пути по реке. Учитывая, что корабли хелмаров будут плыть против течения, Шенн надеялся добраться до города быстрее. Ничего, что он не знает этой земли! Юноша верил в себя, знал, что никто из рода Зверя, да, пожалуй, и из других родов Леса, не мог бегать так же быстро и неутомимо, как он. Он был лучшим! И он сможет опередить хелмаров!

Куда двигаться, Шенн знал. Когда он залезал на башню, Норлен показывал, в какой стороне Шедор. К сожалению, на карте Ольфа этого города не существовало. Почему — Шенн не знал, да и не до того сейчас было...

Он отполз от опушки. Времени похоронить Норлена у юноши не было. Закрепив на спине мешок и меч, юноша снова побежал к холмам. Взобравшись на холм, он увидел пиратов. Разорив и разграбив заставу, черные корабли, как отъевшиеся пауки, тяжело отчаливали от берега, взмахивая длинными веслами. Спрятавшись за травой, Шенн подождал и убедился, что хелмары плывут дальше. Мало им! Но ничего!

Шенн побежал, с болью вспоминая Дорарда и его семью. Те, кто остался жив, сейчас на черных кораблях, и их ждет участь нигридов. Мудрый, мудрый Ольф! Ведь учил его: не оглядывайся, иначе твое прошлое станет настоящим! Так и случилось. Но Шенн не жалел. Он бежал размеренно и легко, перемахивая через коряги и валежник, распугивая птиц и мелких зверьков. Он должен опередить хелмаров!

Лес все не кончался. Перелески и заросшие травой буреломы сменялись оврагами и полянами, и Шенн остановился лишь раз, чтобы напиться из ручья. Иногда ему было страшно, и казалось, что он бежит в никуда, и что не его это дело, и надо оставить все как есть, и идти в Ринересс, как велел Ольф... Но Шенн не мог уйти, потому что слишком долго добирался сюда, в Арнир, чтобы встретить этих людей: Дорарда, Норлена и ту ясноглазую девушку, имени которой он так и не узнал. Он не оставит их...

К вечеру силы Шенна иссякли. Ноги болели и стали тяжелыми, как каменные ко-лонны Руаннора. Но он помнил, что выше по реке есть селение мергинов. Добраться хотя бы до них!

Он все чаще переходил на шаг. Сердце уже не поспевало за ногами, гулко коло-тясь в грудной клетке, и загустевший воздух не лез в горло. Шенн двинулся шагом, ориентируясь по солнцу, мелькавшему в просветах листвы. И увидел селение! Так же, как и застава, оно располагалось на берегу Фегнора, только берег здесь был пологим и болотистым, в чем Шенн тут же убедился, в темноте едва не застряв в засасывающей ноги грязи.

Юноша сделал небольшой крюк, обходя болото, и выбежал прямо к воротам селения. Стена тут была невысокой и служила скорее границей села, чем серьезной защитой. Ворота оказались заперты, но юноша без труда влез на стену и спрыгнул с другой стороны.

Десятка два или три приземистых, с широкими скатами крыш, домов беспорядочно расположились внутри бревенчатого тына. Из-за них, как великан, поднималась крепкая четырехугольная башня. Сразу за воротами был единственный участок, тщательно расчищенный от деревьев и кустов, растущих то здесь, то там. Арны любили зелень и цветы. Так говорил Ольф, и Шенн увидел тому подтверждение: аккуратно и заботливо посаженные цветы виднелись почти у каждого дома.

Двор был пуст. Селенье еще спало, не ведая о подступавшей беде. Шенн огляделся и увидел висевшее на столбе большое металлическое блюдо. Не медля ни секунды, юноша выхватил меч и плашмя ударил по блюду. От звонкого, проникающего до самых внутренностей, звука по коже забегали мурашки но, поморщившись, Шенн ударил еще раз. И еще.

Двери открывались, выпуская наружу заспанных и встревоженных поселян. Сделав еще несколько ударов, Шенн остановился, наблюдая, как вокруг собирается толпа. Уже темнело. Последние лучи солнца зажгли брюшка тянувшихся к югу облаков.

— Кто ты такой? Зачем шум поднял? — крикнул кто-то из селян.

— Я пришел предупредить: с запада плывут хелмары! — на одном дыхании выго-ворил он. Толпа притихла. Какой-то старик вышел вперед, слезящимися глазами разглядывая пришельца.

— Хелмары? — переспросил он. — Но Дорард не подал нам никакого знака. Хелмары не могли пройти мимо него незамеченными! Дорард всегда подавал нам сигнал. Днем дымом, а ночью — огнем...

— Их захватили врасплох! — крикнул Шенн. — Сын Дорарда умер у меня на руках! Я бежал весь день и всю ночь!

— До заставы Дорарда целый день пути по реке! — сказал кто-то.

— Верно! А через лес все два. Ты не мог прийти так быстро, — добавил какой-то бородач, подозрительно глядя на Шенна. — Хелмары давно были бы здесь!

— Говорю вам, люди: хелмары идут сюда и скоро будут здесь! У них много кораблей и много воинов. Вы должны бежать!

— Это буду решать я! — раздвигая толпу плечом, к юноше подошел человек, одетый как и все. Но, в отличие от остальных, на бедре его висел меч. — Я поставлен здесь оданом, и я буду решать!

Толпа притихла. Человек остановился перед юношей и оглядел с головы до ног.

— Хелмары, говоришь... А кто ты сам? Дорарда и его семью я знаю, тебя же вижу впервые.

— Я Шенн из Руаннора.

— Откуда? — переспросил селянин. — Руа...нор? Что это за место?

— Это город за великой рекой, — начал объяснять Шенн, но поднявшийся ропот не дал ему договорить.

— За рекой нет городов! Там Кхинор! Там пустыня! Там морроны! — наперебой кричали все. Кто-то откровенно захохотал. Когда голоса стихли, старший сказал:

— Только не лги нам! На тебе чужеземная одежда, и говоришь ты не столь складно, как урожденный арн. Трудно поверить тому, кто говорит о смерти Дорарда и о том, что пробежал от его заставы до нас всего лишь за день! — Человек усмехнулся. — Я знаю Дорарда: он не даст захватить себя врасплох! Он лучший из дозорных в этих краях, и сыновья ему под стать.

— Я говорю вам о том, что видел. Хелмары захватили заставу! — Шенн отчаянно жестикулировал, чтобы придать словам больший вес. — А Норлена пронзили копьем.

— Если все так, как же ты спасся? — спросил мужчина.

— Я ушел из дома Дорарда утром, а когда поднялся на холм, увидел у берега корабли. И я побежал назад. И увидел хелмаров, которые грабили дом! Почему вы не верите мне?

Люди зашумели, кто-то даже оттолкнул не согласившегося с ним соседа.

— Всем известно, что хелмары хитры и изворотливы, — сказал один из селян. — Они могли и обмануть Дорарда! Зачем чужеземцу обманывать нас?

— Кто знает? — возразил другой. — Чужаки, они и есть чужаки. Он даже тоф не носит. Как можно ему верить?

— Если бы я пришел со злом, стал бы я предупреждать вас о хелмарах? — спросил Шенн. Он не осуждал селян за недоверчивость, зная, что в его народе чужаков просто убивают... Но здесь живут арны, такие же люди, как Дорард. А Дорард сразу поверил ему.

— Если ты пришел с добром и миром, отдай свой меч, — сказал старший, указывая на клинок в руке Шенна.

Шенн вдруг понял, почему тот так подозрительно глядел на него. Конечно же, меч! Он совсем забыл о клинке, и селяне просто его боялись.

Шенн убрал клинок в перевязь за спину. Сейчас не хотелось его отдавать.

— Вы не должны меня бояться, — сказал он. — Я друг вам и был другом Дорарду.

— Наши предки учили принимать гостей с добром, Товерн. Он обнажил меч не для убийства, но чтобы предупредить нас!

Шенн оглянулся на слова поддержавшего его человека и увидел высокую черноволосую девушку. Он улыбнулся ей, и она ответила спокойной, обнадеживающей улыбкой.

— Это верно, Товерн, — поддержал ее один из стариков. — Он не сделал ничего плохого, и хоть он чужеземец, почему мы не можем верить ему?

— Он пришел неизвестно откуда, из города, о котором никто не слыхивал, из земли, в которой никто не живет, — ответил Товерн. — Он не носит тоф, а значит, не верит в наших богов. Что ему стоит обмануть нас?

— Если бы он хотел обмануть, — насмешливо проговорила девушка, — он бы сказал, что пришел из Шедора или самого Ринересса, и мы бы поверили ему. Ты ловишь зверя в пустой норе, Товерн.

— Кто ты такая, чтобы спорить со мной, девчонка! — гневно произнес старший. — Сам наместник Шедора поставил меня старостой, и вы должны слушать меня, а не пришлого из какого-то Руанора!

— Тогда оставайтесь здесь и ждите! — взволнованно крикнул Шенн. — Хелмары придут и возьмут все, что у вас есть! Я видел много кораблей, быть может, они хотят напасть на Шедор!

Старший рассмеялся:

— Шедор им не по зубам! Там правит наместник одана, а у него не одна сотня воинов! Эй, там, на башне, посмотри на реку, — приказал он. Шенн поднял голову и только сейчас увидел, что на башне кто-то был. Лица собравшихся повернулись наверх.

— Что-нибудь видишь? — спросил староста.

— Ничего! Никаких кораблей! — крикнули сверху.

— Ну? — сказал староста Шенну. — Где же твои хелмары? Дорард давно бы подал знак, а наш дозорный увидел бы его!

— Они могли затаиться за излучиной, — сказала девушка, но Товерн отмахнулся от нее, как от назойливой мухи:

— Никого там нет! Я думаю, он хочет нас обмануть!

— Но зачем мне... вас обманывать? — недоуменно выговорил Шенн. Обида встала в горле комом, и он запнулся, с трудом подбирая слова.

— А затем! — уверенно проговорил Товерн. — Хочешь, чтобы мы убежали в леса, все добро оставили в домах, а ты и твои сообщники спокойно его забрали? Хорошо придумано, но меня не проведешь!

Шенн потерял дар речи. Да что он говорит?

— Видите, он ничего не может сказать в оправдание! И не хочет отдать меч! Какие еще доказательства вам нужны?

Громкий стук в ворота прервал его речь.

— Кто еще там?

Несколько селян подбежали к воротам и открыли их, впуская во двор двух человек, ведущих за собой большое рогатое животное, навьюченное множеством ящиков и мешков. Шенн никогда еще не видел крога, но тотчас узнал животное по рисункам на стенах Руаннора. То, что люди смогли приручить такого большого и сильного зверя, вызывало восторг у юноши. У лесного народа не было домашних животных, и никто из старейшин не слыхивал, что можно приручить хотя бы одно. Шенн уставился на крога, зорким глазом охотника отмечая сильные ноги и мощную шею животного. Такого зверя нелегко убить, наверно, его хозяева не боятся даже хищников...

— Это ты, Каброн! — узнал гостей Товерн. — Одно солнце над нами!

— Воистину, так, — ответил Каброн, невысокий человек с курчавыми, спускавшимися до плеч волосами, перевязанными голубого цвета тофом. Мясистый нос и толстые щеки делали его не слишком привлекательным, причем одна щека была заметно больше другой, жирной складкой свисая до покрытого редкими волосами подбородка.

— Ты всегдя желанный гость для нас, Каброн. Что ты привез на этот раз, и какие новости в Шедоре? — спрашивал Товерн. Многие из поселян окружили торговцев, с любопытством разглядывая висевшие на кроге мешки и плетеные из прутьев коробки.

— Как всегда, у меня есть все для любой красавицы: бусы, серьги, браслеты, — привычно заговорил торговец. — Есть лучшие в Шедоре ножи, топоры и наконечники для стрел. Есть одежда, ткани, есть соль и пряности...

Его спутник молчал, разглядывая селение. В отличие от торговца, он, похоже, был здесь впервые. На поясах пришельцев висели мечи, но Шенна это не удивило. Мало ли опасностей может быть на дороге?

О нем почти забыли, весь люд собрался вокруг Каброна, без умолку нахваливавшего свой товар. Шенн почувствовал, как кто-то тронул его за руку. Это была та девушка.

— Тебя зовут Шенн? — переспросила она.

— Да. А тебя как зовут?

— Риана, — она быстро взглянула в сторону Товерна. — А я верю тебе, чужеземец. Верю потому, что вижу...

Она запнулась, но затем вновь взглянула на Шенна большими черными глазами:

— С тех пор, как Товерна назначили старостой, он ищет врагов там, где их нет. Никак успокоиться не может. Забыл, что и наши предки когда-то были гостями на этой земле... Откуда ты знаешь наш язык, Шенн? — спросила она.

— В Руанноре все говорят на нем, — ответил юноша, умолчав, что все — это всего лишь двое: он и Ольф.

— Хелмары тоже знают наш язык, — сказала Риана, — но ты не похож на хелмара.

— А на кого я похож? — улыбнулся Шенн. Девушка напомнила ему Далмиру, и он жалел, что тогда не мог говорить с ней так же свободно, как с Рианой.

— Не знаю, — призналась она. — Но ты не хелмар. Я вижу печать зла на их лицах. Они безжалостные убийцы. Ты... не такой. Ты... странный. Чужой.

— В Шедоре я не был давно, а держу путь от великой реки, — говорил Каброн. — Там я объехал несколько селений, а теперь возвращаюсь в город.

— Так ты был на востоке? — переспросил Товерн.

— Был.

— Не заезжал ли ты к Дорарду?

— К Дорарду? — купец оглянулся на напарника. Тот стоял рядом, улыбаясь местным девушкам, но серые глаза были холодны. — Заезжали мы и к Дорарду. Только что от него.

— Ага! — Товерн обернулся к людям и указал на купца. — Слушайте все! И что Дорард?

— Ничего. Жив и здоров, хвала Сущим. Передавал тебе привет, — Каброн вновь взглянул на спутника, но тот вновь не проронил ни слова.

— А-а! Вы слышали? Этот парень лгал нам!

— Кто? — спросил Каброн. Его глаза забегали по лицам селян. — Что случилось?

Толпа раздалась, и купец увидел Шенна, стоящего рядом с билом.

— Этот человек, — сказал Товерн, — пришел сегодня утром неизвестно откуда и говорит, что хелмары убили Дорарда и готовятся напасть на нас!

Изумленные торговцы переглянулись, и второй наконец-то подал голос:

— Мы едем оттуда, и никаких хелмаров не видели, — сказал он, и Каброн поспешно кивнул:

— Никого не видели!

— Так Дорард жив? — спросил кто-то.

— Конечно, клянусь Эльмером! — коснулся тофа напарник Каброна, и Товерн торжествующе крикнул:

— Я так и знал! Я не верил ни одному его слову! Эй, парни, не спускайте с него глаз!

Несколько мужчин окружили Шенна, стараясь не подходить слишком близко. Каждый видел рукоять меча за его спиной.

— Наверно, он подослан хелмарами! — сказал второй торговец. Шенн сошел с места и подошел к нему. Они встали напротив друг друга, стояли молча, и серо-стальные глаза торговца легко встретили испытывающий взгляд Шенна.

— Странный запах, — сказал Шенн. Его чуткие ноздри уловили почти забытый, но знакомый запах. Так пахла куртка Далмиры, которую она сняла с погибшего хелмара. Этот запах Шенн не мог спутать ни с чем, наверно, так пахнет соленое море, и людей, и одежду пропитывает этот чуждый суше запах. — От тебя пахнет морем. Почему, если ты говоришь, что странствовал по лесам?

Каброн обернулся к товарищу так быстро, что всколыхнулись толстые щеки. Тот усмехнулся, показывая крепкие зубы:

— Чушь какая-то! Ты не в своем уме! Какой еще запах?

— Я чувствую запах моря от твоей одежды! — попытался возразить Шенн.

— Так значит, ты знаешь запах моря! — воскликнул Товерн. — Откуда? Ведь ты говорил, что пришел из пустынь Кхинора! Ты снова лжешь!

Поселяне оживленно переговаривались, и уже многие кидали на Шенна откровенно враждебные взгляды.

— Почему вы верите этим людям и не верите мне?

— Каброна здесь знает каждый! — отмахнулся Товерн. — Он приезжает к нам с товарами уже не одну лунную перемену. Я верю ему, а тебе нет!

— Что же мне сделать, чтобы мне поверили? — спросил Шенн. — Я говорю правду!

— Пусть отдаст меч, — предложил второй торговец. — Тогда и поверим, что ты не враг нам.

С десяток селян окружили Шенна, и почти каждый держал в руках топор или охотничье копье. Сражаться с ними Шенн не мог, это же арны, а не морроны... Шенн снял перевязь с плеча и протянул Товерну.

— Возьми.

Тот выхватил меч, задержав взгляд на украшенной асирами рукояти.

— Откуда у тебя такой меч?

— Он всегда был моим.

— Теперь не будет... Эй, парни! — крикнул Товерн. — Держите его!

Три или четыре пары рук мигом схватили оставшегося безоружным юношу. Шенн и не думал сопротивляться. Староста усмехнулся:

— Ты останешься здесь до завтра. Заприте его в сарае, — приказал он.

— Но хелмары...

— Быть может, ты повредился рассудком, если утверждаешь то, чего нет. А может, замыслил что-нибудь, — полным важности жестом Товерн засунул меч Шенна за свой пояс и сложил ладони на рукояти. — Ты хотел идти в Шедор? Завтра я отвезу тебя в Шедор, и пусть фагиры рассудят, кто из нас прав. От мудрых ничего не скроешь...

Глава шестнадцатая. Воля одана

Тарлен вышел из ворот. Из разорванного в клочья уха текла кровь. Кто-то из бойцов подал ковш с водой, и хартог жадно пил, а оставшееся в ковше вылил на голову. Он жив, а ухо зарастет. Заметив Далмиру, он оскалился и гордо задрал подбородок. Мужчина-хартог не покажет боли перед женщиной.

Немой с двумя бойцами уже стоял в коридоре, ожидая сигнала Оллока. Одного его напарника Далмира не смогла узнать, другого узнала без труда. Грубый, но простодушный великан Расстиг нравился ей. Однажды им пришлось биться вместе, и этот северный варвар показал себя достойным бойцом. И все же Далмира волновалась, не находя себе места. Увидя ее лицо, Немой улыбнулся и бодро кивнул, встряхнув своей секирой.

— Удачи тебе! — прошептала она. Он вернется, ведь, когда она желала удачи Кинаре, та всегда возвращалась. И только один раз...

Оллок открыл ворота, и хартоги вошли в Круг.

Она пойдет следующей. Надо готовиться. Далмира отправилась к своей комнате и заметила, как оттуда вышел Торвар. Что ему там нужно? Не станет же брат вождя воровать у хартогов, да и нечего у нее воровать.

Далмира вошла в комнату. Все было на месте. Две акуратно застеленные постели, ее и Немого, оружие на своих местах. Зачем он приходил? Сердце девушки чувствовало неладное, но дурные мысли надо гнать. Впереди бой. Надо настроиться.

Далмира взяла из стойки копье, и села, скрестив ноги. Закрыла глаза. Не важно, что здесь делал Торвар, не важно, какой зверь встретит ее в Круге, ничего не важно. Даже то, вернется Немой или нет... Так учил Оллок. Хартог должен уметь очистить мысли от всего лишнего, только так можно слиться со своим оружием, стать одним целым, и победить. Трудней всего было не думать о друге. Далмира очистила сознание, представив себя серединой мира, непоколебимой осью, вокруг которой вращается абсолютно безразличный ей мир. Жизнь, смерть, дружба, ненависть — ничто не беспокоит ее... Нет, где-то на краю сердца все же осталось теплое, саднящее чувство...

Она не выдержала, вскочила и, подхватив оружие, побежала к воротам.

Немой вернулся! Залитый кровью, он вошел в коридор, поддерживая еле пере-ставлявшего ноги великана Расстига. Виклан остался в Круге... До девушки донеслись крики и рукоплескания зрителей, и впервые она ощутила к ним ненависть. Если б она могла дотянуться, она бы сдернула кого-нибудь из этих надменных богачей на арену и посмотрела, как он будет биться за свою жизнь! Интересно смотреть, как умирают другие...

Немой не мог пожелать ей удачи, но подошел и протянул испачканную кровью руку. Они сжали предплечья, глядя друг другу в глаза.

— Далмира, готовься! — крикнул Оллок. Девушка отпустила руку Немого и подошла к воротам. Кровь Немого осталась на ее руке, и хартог не стала вытирать ее об одежду. Пусть остается. Если не слово, то кровь ее единственного друга будет с ней. Сердце билось часто-часто, но руки уже не дрожали. Повернув голову к Оллоку, Далмира произнесла:

— На кого ставишь?

— Ты же знаешь, я всегда ставлю на хартога.

— Правильно, — сказала она.

Она узнала зверя, едва тот вышел из тоннеля. Гривен. Тот самый, что убил Готтана. Он убил хартога, а потом долго ждал следующего боя. 'Его кормили и поили так же, как кормили меня, — размышляла Далмира, — сегодня одним ртом станет меньше...' Оллок бы оценил шутку, он любит такие. Девушка приготовила копье.

Невысокий, с выступающей костяной хребтиной, гривен был юрок и опасен. Он не казался могучим, но Далмира знала, насколько обманчива природа. Своими повадками он напомнил ей хищную рыбину, водившуюся у берегов Оргнеда. Она не боялась существ больше нее, и смело нападала, вырывая куски мяса мощными, способными перекусить руку, челюстями. Таков был и гривен.

Перед боем зверей не кормили, чтоб были злее, и Далмира тотчас почувствовала плотоядный взгляд гривена. Зверь приближался, пересекая Круг наискось, двигался он как-то боком, быстро перебирая короткими мощными лапами. Далмира сделала несколько взмахов копьем, хищник отпрянул. Гибкий хвост его задрался, затем хлестнул о песок. Из пасти раздалось угрожающее рычание, но Далмира не была бы хартогом, если бы обращала на это внимание. Этим ее не запугать!

Хищник наскочил, пытаясь ухватить человека за ногу, девушка отмахнулась копьем, и гривен ушел в сторону. Зверь уже знал, что блестящие палки способны причинять серьезные раны. Меч Готтана оставил на его шкуре немало шрамов. Зверь извернулся, пытаясь атаковать сзади, но человек был начеку, всякий раз встречая его сверкающим острием.

Далмира сделала удачный выпад, и копье воткнулась гривену в морду, едва не выбив глаз. Зверь отпрянул, но, раненый, он стал еще опасней.

На мгновенье ей показалось, что наконечник дрогнул на древке. Тут же гривен атаковал, Далмира удачно выставила оружие, но метившее в грудь животного копье внезапно сломалось. У гривена толстая кожа, но — чтобы сломать копье?! Не ожидая такого, девушка попятилась, а хищник тотчас напал. Далмира отскочила и, пролетев мимо, зверь врезался в стену, но затем вновь прыгнул на нее.

В одно мгновение Далмира оказалась на земле, а прямо над ней нависла зубастая морда гривена. Хищник метил в горло, но хартог успела подставить руку в кованом наруче. Зубы чудовища сомкнулись на стальной защите, пытаясь разгрызть неподатливый металл. Ножи! Второй рукой девушка потянулась за кинжалом, но лапа гривена прижала рукоять к телу так, что клинок было не вытащить. Сильные челюсти зверя медленно сминали наруч...

Со стороны казалось, что зверь уже победил, и зрители, поставившие на хартога, разочарованно вздыхали. Хищник подмял красноволосую и терзал ее, как хотел... Тормун сжал челюсти: большинство ставило на зверя, и он мог выиграть, но... Стоящий за его спиной Торвар улыбался. Пока красноволосой не было в комнате, он выбил закаленные заклепки из копья и заменил другими, сломавшимися при первом же сильном ударе. Теперь она умрет!

Далмира била зверя в голову, в кровь расшибая пальцы, но сбросить его не удавалось. Оранжевый глаз гривена навис над ее лицом, и вертикальный зрачок разглядывал девушку презрительно и жадно. Сжав кулак и выпятив большой палец, девушка воткнула его прямо в глаз.

Гривен взвыл и отдернул лапы. Воспользовавшись моментом, Далмира выхватила кинжалы и одним движением вскрыла зверю горло. Кровь хлынула на нее, заливая лицо и волосы, а зверь зашатался и упал на бок. Поднявшись на ноги, Далмира не сразу сообразила, где сидит Тормун, а когда нашла его, увидела изумленное лицо вождя. Восторженные зрители кричали ей что-то, а один едва не упал, перевесившись через парапет. Она не слушала их, думая об одном. Кинжалы, подаренные Кинарой, вновь спасли ей жизнь.

Она победила. Привыкший видеть смерть хартогов и давно ничему не удивлявшийся, Тормун был поражен отвагой девушки. 'Молодец, девочка, — подумал он. — Молодец! Я знал, что ты можешь стать настоящим хартогом, знал с того момента, когда ты едва не проткнула жадного Эторга... Но сегодня! Я поставил на тебя и не ошибся!'

Мысли вождя прервал ровный и властный голос:

— Одану понравилась эта девушка. Одан хочет видеть ее.

Тормун мигом узнал этот голос. Урден, советник и исполнитель воли одана. Не считая оданитов-наследников, второе лицо в Ринерессе.

— Как будет угодно одану! — повернувшись к советнику, медленно и весомо произнес Тормун. — Я прикажу позвать ее.

— Не здесь. И не сейчас, — проговорил Урден. Тормун посмотрел на советника, но по его вытянутому лицу с надменно поджатыми тонкими губами нельзя было прочитать ничего. 'Зачем девчонка одану? — думал Тормун. — Позабавиться?' Одан присутствовал на нескольких боях Далмиры, но хартог не заметил его особого интереса к красноволосой. Ему нравились схватки и редкие звери, которых не увидишь в Арнире.

— Воля одана — закон для меня. Но девушка — моя собственность, она приносит мне деньги, — дипломатично напомнил Тормун.

— Твои убытки будут возмещены, — Урден кивнул, и под ноги Тормуну упал туго набитый мешочек. Вождь хартогов не нагнулся за деньгами, но склонил голову:

— Как желает великий одан! Я приведу ее во дворец.

— Не нужно. Вечером я пришлю за ней. И... одень ее, как подобает красивой женщине.

Прошедший бой измотал настолько, что хотелось немедленно лечь и уснуть. Но сон не шел. Далмира лежала на ложе в одной рубашке, слушая, как за занавесью, закрывавшей вход в комнату, раздаются шаги и голоса хартогов. Крошечное окно давало немного света, и девушка не стала зажигать светильник. Сейчас ей нравился полумрак.

После боя Немой проводил ее в комнату и перевязал царапины, оставленные лапой зверя, потом сразу ушел, оставив ее в одиночестве. Он чувствовал, что ей нужно отдохнуть от всего и всех. 'Хороший парень, — подумала Далмира, — сильный и добрый...' Неожиданно вспомнился Шенн, и девушка мысленно сравнила двух мужчин: ловкого, прямодушного дикаря и могучего немого хартога. Они были разными, но оба нравились ей... Она улыбнулась, вспоминая, что и Шенн был практически немым, и она общалась с ним жестами.

Полог откинулся, и в комнату вошел Тормун. Далмира присела на ложе, прислонив одну руку к груди. Вождь остановился перед ней:

— Ты хорошо сражалась, хартог, — произнес он. В его голосе девушка уловила нечто странное, словно Тормун жалел о чем-то... Чушь, о чем может жалеть Тормун?!

— Да, и теперь хочу отдохнуть! — сказала она.

Тормун посмотрел на оправленный в золото мизинец с длинным ярко-красным ногтем:

— Одан хочет видеть тебя.

Далмира замерла.

— Одан... хочет... видеть меня? — запинаясь, переспросила девушка.

— Скоро он пришлет за тобой. Так что вставай! Тебе нужно одеться. Эй, там! — крикнул он, и в комнату вошел хартог-охотник. В руках он держал какой-то сверток. По знаку вождя хартог расправил его, и глазам Далмиры предстало красивое платье из скользящей в руках полупрозрачной зеленоватой материи.

— Ты должна одеть это.

Словно во сне, Далмира держала в руках платье. И вспомнила слова торговца: жизнь изменчива! Быть может, боги, наконец, сжалились над ней, и она выберется из проклятого Круга!?

— Зачем? — прошептала она.

— Одан не говорит, зачем. Одан повелевает, а мы исполняем его волю, — Тормун шумно засопел, морща крупный мясистый нос. — Одень!

Далмира посмотрела на платье. Как давно она не носила платья — с тех пор, как покинула остров. Одевалось оно несколько по-иному, не так, как у нее дома. Девушка не стала раздеваться перед Тормуном и натянула платье прямо на рубашку. Узорчатый, усыпанный волшебными блестками лиф удобно охватывал грудь, а широкий матерчатый пояс подчеркивал талию, и Далмира завязала его, как это делают женщины Ринересса.

— Хорошо, — одобрил Тормун. — Теперь снимай — и мыться! Иди к хозяину таверны, там приготовлена горячая вода.

Горячая вода! Это и впрямь сон!

Через час вымытая до скрипа Далмира стояла голышом перед женой хозяина, говорливой и ласковой толстушкой, а та натирала ей тело благоухающей мазью.

— Какая ты красавица! — говорила женщина, помогая надевать платье. — А волосы какие! Ни у кого в Ринерессе нет таких волос!

Вымытые и высушеные волосы огненными прядями ниспадали на открытые плечи. Царапины на боку саднили, но Далмира не обращала на них внимания, потрясенная произошедшими переменами. Хозяйка принесла зеркало, хартог взглянула на себя и увидела незнакомую девушку, лишь отдаленно напоминавшую Далмиру из Оргнеда...

Сразу за воротами поместья ее ждал паланкин, укрепленный на спинах двух крогов. Это были огромные, норовистые животные, совершенно не похожие на спокойных, медлительных крогов Тормуна. Мотая тяжелыми, рогатыми головами, они устрашающе мычали и фыркали, и девушка замерла, едва не встав в боевую стойку.

— Не бойся их, садись, — сказал сидевший над головами животных возница, и Далмира очнулась. Она ведь не в Круге! Крошечная лесенка вела в закрытый от посторонних глаз паланкин, и девушка ловко забралась по ней внутрь. Там было так прекрасно! Мягкие вышитые подушки устилали пол, и Далмира уселась на них, а затем и улеглась, чувствуя, как животные тронулись с места. Паланкин приятно покачивался на ходу, и уставшую девушку едва не сморил сон.

Наступала ночь, а ночью улицы были непривычно пустынны и тихи. Заправленные маслом светильники на стенах делили город на светлые и темные участки, и через отдернутую шторку Далмира видела, как редкие прохожие появляются из тьмы и так же быстро в ней исчезают.

Они миновали площадь и повернули направо. Устав разглядывать город, Далмира вновь откинулась на подушки, ощупывая мягкую, почти невесомую материю платья. Наверно, дорого стоит, подумала она. Что же случилось, зачем она понадобилась самому одану? Тормун ничего ей не сказал, но девушка почувствовала, что вождь недоволен. А если он недоволен... Может быть, одан приказал Тормуну отпустить ее на свободу? Разве она не заслужила этого? Она слышала, что одан мудр, справедлив и всесилен, так почему он не сможет сделать этого?

Так, может, это и есть ее побег? Побег без погони и крови? Она радостно улыбнулась.

Кроги остановились. Через приоткрытую шторку Далмира увидела воинов в полном боевом облачении: устрашающие алебарды в руках и длинные, ниже колен, кольчуги, а поверх них — мантия с вышитым на груди громиром, символом Ринересса. Стража молча расступилась, и паланкин въехал во дворец.

Прямо во дворе был разбит сад, и аромат зрелых плодов наполнял воздух. Сад делила надвое аллея, ведущая к высокой лестнице из белого, с темными прожилками, камня.

Едва девушка спустилась на землю, перед ней, словно из ниоткуда, возник человек в плаще с накинутым на голову капюшоном. В разрезе плаща она заметила рукояти изогнутых кинжалов.

— Иди за мной, — коротко проговорил человек и двинулся вперед. Далмира пошла следом, стараясь не наступить на его длинный, волочащийся по дорожке плащ.

Они поднялись по ступеням и вошли во дворец. Стоявшая в дверях стража не произнесла ни звука, внимательными взглядами провожая красноволосую незнакомку. Они проходили полутемные коридоры с замершими, точно статуи, стражами, освещенные факелами залы поражали убранством, мягкими коврами и сверкающей драгоценными каменьями утварью.

Наконец, они вошли в большую, поражающую убранством комнату. Оправленные в цветное стекло светильники отбрасывали на стены разноцветные блики, игравшие на их тонких золотых ножках. Легкий ветерок шевелил занавески на окнах, такие прозрачные, что сквозь них виднелись звезды. На стенах висели шкуры зверей, поражавшие необычной раскраской, а пол покрывал белый мягчайший ковер. В дальнем углу комнаты, в тени, располагалось огромное ложе.

Далмира не успела полюбоваться комнатой, как дверь открылась, и вошел мужчина. Высокий, еще не старый, с длинными, зачесанными назад черными волосами, он не сразу заметил девушку, а, заметив, медленно повернул голову и посмотрел на Далмиру. В приглушенном свете ламп девушка не сразу разглядела лицо одана.

Правитель приблизился, и замкнутое, хищное лицо его с тонкими, поджатыми губами совершенно не понравилось Далмире, а глубоко посаженные глаза вызывали необъяснимую неприязнь.

— Знаешь ли ты, кто я? — спросил человек. Сглотнув комок в горле, Далмира молча кивнула. Так вот он какой, одан Ринересса! Каждое движение правителя было неторопливым и плавным, исполненым неприкрытой и даже нарочито выставляемой значимостью. Девушка знала, что одан был высшей властью в стране, в его венах текла кровь Древних, тех, кто дал Арниру науки и ремесла, построил города и научил всему, что сделало арнов самым могущественным народом востока.

— Я знал много женщин, но такой, как ты... — одан окинул ее восторженным взглядом, — не встречал никогда! Твоя смелость на арене столь же ярка, как твои огненные волосы... Скажи, откуда ты родом?

— Эти места далеко отсюда, — коротко ответила девушка. Она понимала, что разговаривает с великим правителем, человеком, властвующим над тысячами арнов, и боялась сказать лишнее.

— Ты не арн?

— Мой народ говорит на одном языке с арнами, но у нас иные обычаи.

— Как интересно, — равнодушно проговорил одан. Он осматривал Далмиру столь тщательно, что девушка подумала, нет ли на платье дыры...

— Тебе нравится здесь?

— О, да, — сдержанно ответила Далмира. Ей не просто нравилось, она была по-трясена дворцом, где каждая стена и колонна несли отпечаток величия, чего-то древнего, непоколебимого, немного пугающего, но любопытного и притягательного.

— Ты могла бы остаться здесь... надолго. Ты будешь иметь все, что только пожелаешь, — он провел рукой по ее плечу. — Какая у тебя сильная рука... и нежная кожа!

Далмира стояла, не шевелясь.

— Я могу выкупить тебя у Тормуна, и ты навсегда забудешь о Круге! — продолжил одан. — Зачем такой красивой женщине, как ты, биться со зверями? Ты рождена для иного...

Рука мужчины сжала ее грудь. Далмира отступила в сторону ложа. Одан улыбнулся.

— Будь моей, красноволосая, и я...

Рука Далмиры потянулась к ножам, но пальцы замерли на мягком поясе платья. Одан приближался, тесня ее к застеленному ложу. Ударить? Одана? Ее убьют на месте... Но она не могла...

Далмира сама шагнула вперед. Резко выставив перед собой ладонь, она остановила мужчину. Похотливая улыбка одана поблекла под яростным взглядом хартога. Он понял, что, будь у нее оружие...

— Я стану твоей, — звенящим голосом произнесла она слова Кинары, — когда будешь стоять со мной в Круге!

— Что?

— Только тогда! — повторила Далмира.

Изумление было столь велико, что он не мог произнести ни слова. Эта девчонка просто не понимает! Отказаться от щедрой награды и положения фаворитки советника одана, ради которого любая из женщин города готова на все! Немыслимо! Что она о себе возомнила?

Мужчина и женщина молча стояли в полутемной комнате.

— Пожалуй, вернуть тебя Тормуну будет лучшим наказанием! — кривя губы, произнес он. — Ты дерзка, и твоя дерзость дорого тебе обойдется... Стража!

Из-за портьеры неслышно выступил человек. Далмира даже не догадывалась, что они были не одни.

— Отведи ее к паланкину и возвращайся.

Телохранитель кивнул.

Далмира прошла по слабо освещенному коридору в свою комнату. Все хартоги спали, и лишь у входа в здание дежурил охотник. Он не узнал ее, а когда узнал, долго смотрел вослед, изумленно качая головой.

Она вошла в комнату и сорвала с себя платье. Немой проснулся и, приподнявшись на ложе, изумленно смотрел, как обнаженная Далмира рвет на части дорогую материю. Рыдая, она топтала изорванное платье ногами. Немой вскочил с постели и схватил Далмиру, прижимая к себе. Могучие руки бойца сдержали несколько судорожных рывков, и девушка обмякла. Хартог бережно уложил ее на ложе и прикрыл шкурой-одеялом. Измученная Далмира уснула, а боец долго сидел рядом, гладя рассыпавшиеся по подушке волосы...

Тормун был изумлен. Он думал, что больше никогда не увидит Далмиру, но девушка вернулась. Что же случилось? Одан был ей недоволен или... Он не знал, что и подумать. Это нехорошо. Слишком часто красноволосая ставит его в тупик. На его вопрос Далмира зло бросила:

— Ты недоволен, что я вернулась? — и вождь почесал ногтем щеку. Ей там не понравилось, подумал он, и это хорошо, клянусь Сущими! Что бы там ни было, теперь она снова станет выступать в Круге, и это отличная новость!

Он повеселел, но все пошло не так, как он думал. Этим же вечером явился посланник одана. Тормун знал его. Этот человек был телохранителем Урдена, советник одана часто использовал его для поручений.

— Мне велено передать, вождь Тормун, — сказал посланник, — что деньги, от-данные тебе за девчонку, можешь оставить у себя. С условием, что в следующем бою красноволосая умрет!

Вождь хартогов замер. Воистину, непостижимы желанья богов! И предназначенное судьбой не переломишь, подумал он. Красный ноготь Тормуна прошелся по заросшей волосами шее:

— Воля одана будет исполнена.

Глава семнадцатая. Мергинская ересь

Голубой глаз Эльмера истаял в потемневшей синеве неба. Наступала ночь, и где-то в углу сарая засвистел невидимый сверчок.

— Шенн, где ты?

Юноша прислушался. Кто-то стоял у сарая и звал его.

— Шенн!

— Я здесь.

Это была Риана. Девушка прислонилась к стене сарая и просунула в щель между досками какой-то сверток.

— Возьми, это хлеб.

— Спасибо, — Шенн принял подарок. Есть уже хотелось, бег по лесу порядком измотал юношу, но вместо радушного приема его заперли в этом сарае. Шенн как раз вспоминал горячую кашу Дорарда, и желудок немедленно дал о себе знать. Риана хихикнула:

— Ешь скорее, а то услышат!

Шенн впился зубами в ароматную лепешку и быстро проглотил ее. Вкусно! Жаль, что мяса нет.

— Не наелся? Я так и думала, — сказала Риана. — Если получится, я принесу еще. Прощай, сторожа идут.

Она убежала, и Шенн невольно улыбнулся, сравнивая ее легкую поступь с походкой Глеонн. Нет, все же Глеонн бегала тише, и здесь не мягкий мох Леса, а утоптанная земля, звуки от которой слышны издалека. Вот и теперь он отчетливо услышал громкий топот парней, охранявших ворота сарая. Ну, и охрана! Их же за рекой слышно!

Сарай, в котором сидел Шен, располагался в центре селения, примыкая к дому Товерна. Прямо из-за дома старосты торчал уголок сторожевой башни, почти такой же, как на заставе Дорарда, только низ ее был сложен из камня, что придавало укреплению более прочный и солидный вид. Но Шенн усмехнулся, мысленно сравнивая пусть полуразрушенные, но не потерявшие величия строения древних с этими невзрачными домишками. Впрочем, ведь он еще не был в Ринерессе, который, как говорил Ольф, поражает своей красотой любого, кто хотя бы раз побывал в нем...

Размышления Шенна прервал разговор.

— Что-нибудь купил у торговцев?

— А как же! Хороший нож купил и еще ожерелье.

— Для Рианы? — хмыкнул невидимый охранник. — И что она?

— Не взяла. Не пойму, что с ней? Десять шкур коргала отдал за ожерелье из эшнарского хрусталя, а шкуры двадцать асиров стоят!

— Так уж и двадцать...

— Тебе бы все считать! Своей-то что дарил?

— Она у меня сговорчивая, не то, что Риана.

— Вот и я говорю.

Парни замолчали, и Шенн задумался. У него в заплечном мешке много асиров, и он мог бы подарить часть Риане. Пусть возьмет, сколько захочет, подумал Шенн, вспоминая красивые глаза селянки.

Он не сомневался, что утром все выяснится, и его отпустят с миром. А если не отпустят, то он согласен ехать с Товерном в Шедор. Хотя... Луна Эльмера взошла, и времени все меньше. А путь в Шедор отнимет не один день. Да еще неизвестно, что скажут эти фагиры... И пусть не они изгнали учителя из Арнира, но чего-то Ольф не мог им простить, и всякий раз морщился, упоминая слово 'фагир'. И Шенн заранее невзлюбил этих людей, могущих, но отчего-то не защитивших учителя, обрекая его жить в полном опасностей Кхиноре. Наставник долго учил его, что следует и чего не следует говорить и делать при встрече с 'мудрыми судьями', как еще называли закрытый от посторонних клан ученых и жрецов. До времени фагиры не допускали в свой круг никого, и были единственными хранителями тайн Древних. Прошли десятилетия, и потомки эльдов были вынуждены принимать в фагирдары арнов, но избирали лишь самых достойных...

Шенн не заметил, как уснул, а проснулся от могучего храпа, доносившегося из-за дверей. Приподнявшись на соломе, щедро рассыпанной по полу, он прислушался. Оба охранника спали, прислонясь спиной к воротам сарая. Юноша потянул носом воздух и почуял запах вина, которым угощал его Дорард. От этого напитка спишь как мертвый, подумал он, а потом забываешь, что говорил и что делал...

Мысли его остановились на хелмарах. 'Хорошо, если они не нападут этой ночью, — подумал юноша. — Надеюсь, селяне поставили дозорного на башню?' Шенн совсем не обиделся на Товерна, он понимал, что чужак всегда вызовет подозрения, но боялся, что беспечность старосты может дорого обойтись этим людям... И еще этот торговец. Шенн был уверен, что его одежда пахнет морем, но никак не лесом, запах которого Шенн узнал бы из тысяч. Но люди не верили ему...

Через щель в стене он видел часть селения. Почти все окна были темны, селение спало. И вдруг Шенн услышал шаги. Он прильнул к щели и увидел человека, почти неслышно крадущегося к башне. Стражи сарая храпели наперебой, не видя и не слыша ничего вокруг. Человек нырнул в проем, ведущий к лестнице, и через минуту взбирался наверх. Шенн следил за ним со все более возраставшей тревогой. Кто он и зачем лезет туда ночью?

Человек поднялся на площадку и что-то достал из-за спины. Шенн не видел, что — он с трудом различал фигуру незнакомца, почти сливавшуюся с темным небом. Наверху вспыхнул огонь, и Шенн улыбнулся: наверно, это Риана! Она поверила ему и теперь, когда все спят, подает знак в Шедор!

Но огонек был слишком слаб. А потом огненная линия высокой дугой рассекла низкое, закрытое облаками небо. И человек тут же стал спускаться вниз. 'Нет, это не Риана, — подумал Шенн, наблюдая за резкими движениями незнакомца, — это мужчина. Но кто?'

Человек спустился с башни и направился туда, откуда пришел. Свет внезапно выглянувшей луны пал на его лицо, и Шенн замер: это был второй торговец, имени которого он не знал. Из-за его спины виднелась верхушка короткого охотничьего лука. Он подал знак, подумал юноша, но кому? Понятно, что не в Шедор — такой сигнал там просто не увидят... Неясное, но тревожное предчувствие овладело Шенном. Он затоптался на месте, и вдруг рука нащупала перчатки Ольфа, торчавшие из-за пояса на спине. А он-то думал, что они остались в мешке!

Шенн с силой потер пластины из чудесного стагнира — сплава, тайной изготовления которого владели только Древние. Крошечные молнии срывались с его пальцев, а между ладонями вспыхнул маленький сине-белый шар. Юноша выбросил руки вперед, и шар с легкостью прожег дыру в толстой доске. Торговец остановился, прислушиваясь. Второй шар прожег еще одну дыру, и Шенн ударом ноги высадил доску. Храп часовых прекратился, а человек замер и, озираясь, потянул из ножен меч. Вторая доска сломалась, и юноша выскочил из сарая, оказавшись прямо перед торговцем.

— Кому ты подавал знак? Я видел, как ты стрелял!

— Ты видел... — осклабился тот. — Кто тебе поверит?

— Держи его! — из-за сарая выскочила охрана. Двое дюжих парней бежали к Шенну и резко замерли, увидя меж его ладоней сияющий белый шар...

— Колдун! — завопил один из них. — Зови людей!

Они разбежались, оставляя Шенна наедине с торговцем. Тот выхватил меч, но нападать не решался. На лице торговца явственно проступал страх. Ольф говорил, что в Арнире запрещена магия, и люди сторонятся всего, чего не в стостоянии объяснить...

— Говори, зачем стрелял? — приказал Шенн. Выпущенный из ладоней шар ударил в клинок, крошечные молнии оплели оружие, и торговец с воплем выпустил его из рук. — Кому подавал знак? Хелмарам? Говори, или я убью тебя! — пригрозил юноша, и торговец попятился, не сводя глаз с сияющего шара.

Разбуженный криками, народ собирался вокруг Шенна, и рокот встревоженных голосов нарастал.

— Чужак — колдун!

— Это магия!

Кто-то попытался приблизиться, но Шенн чутко среагировал, и шар в руках за-пульсировал, как живой. Люди отхлынули.

— Его надо убить! — крикнул торговец. Он оглядывался на стоявших вокруг людей, ища их поддержки, и несколько уверенных голосов подхватили призыв:

— Убить колдуна!

Шенн понял, что делать. Он прорвется к башне и увидит, кому подавался сигнал! Но ему не поверят, просто не поверят! Он оглянулся и увидел Риану. Девушка зачарованно смотрела на шар между ладонями Шенна, но на ее лице не было страха.

— Риана! — Шенн обратился к ней, стараясь перекричать гудевшую вокруг толпу. — Поверь мне! Я не хочу никому зла, а этот торговец подал кому-то знак! Заберись на башню и посмотри вокруг, прошу, мне никто здесь не верит!

Девушка встретилась с ним глазами и, проскочив за спиной Шенна, стала взби-раться наверх. Шенн наблюдал за ней, но что-то заставило обернуться. Спрятавшись за спины людей, торговец натягивал лук, целясь в девушку. Шенн бросился к нему, и никто не посмел заступить дорогу.

— Не смей! — крикнул он, но не успел. Стрела рассекла воздух и впилась в спину девушки. Кто-то закричал, видя, как Риана покачнулась, но все же не сорвалась, а повисла на лестнице. Несколько селян бросились поддержать раненую, а Шенн резко выбросил ладони перед собой, посылая сияющий шар. Бело-голубая молния впилась в тело лучника, прожигая насквозь. Торговец вскрикнул и упал замертво.

— Вы видели? — крикнул Шенн притихшим людям. — Он стрелял в нее! Он — ваш враг! На башню, кто-нибудь, на башню!

— Быстро, на башню! — распорядился староста, и один из мужчин полез по лестнице наверх. Не опасаясь вооруженных мужчин, Шенн подбежал и склонился над лежащей ничком девушкой. Из ее спины торчало древко короткой стрелы.

— Знахаря сюда, быстро! — крикнул Товерн и повернулся к Шенну. — Не смей трогать ее, колдун!

— Попробуй помешать мне! — Шенн выставил перед собой ладонь в перчатке. На кончиках пальцев из стагнира трепетали голубоватые искры. Товерн попятился, и в тот же миг с башни донеслось:

— Хелмары!!

Забыв о Шенне, Товерн бросился к стене, и большинство мужчин последовали за ним. Из-за излучины, закрытой от глаз лесом и кустарником, выплывали черные корабли, едва различимые на темной воде.

— Сигнал! — закричал Товерн дозорному. — Подавай сигнал в Шедор!

На башне загорелся огонь. В специальной железной чаше ярко вспыхнули пропитанные горючим маслом дрова, и люди услышали яростный вопль хелмаров. Они опоздали, и подойти незамеченными не удалось.

Поддерживая девушку, Шенн острожно перевернул ее на спину и заглянул в лицо. Риана была в сознании и, увидя парня, слабо улыбнулась.

— Мне почти не больно, — с трудом выговорила она. — Я знала, что ты не лжешь...

Шенн осмотрел рану и облегченно вздохнул. Кажется, рана не столь опасна. Стрела вошла в тело и застряла в лопатке. Еще бы чуть ниже...

— Потерпи, я вытащу стрелу, — он опустил девушку наземь и взялся за древко. Нужен нож, наконечник может быть с шипом или крючком...

— Если хочешь помочь — сейчас самое время. Иди на стену, я осмотрю рану, — произнес кто-то, и Шенн оглянулся. Древний старик нагнулся над Рианой, и длинные пальцы его, зависнув над раной, задрожали.

— Иди, я позабочусь о ней, — сказал знахарь, и Шенн бросился к дому Товерна.

Староста метался меж домов, расставляя селян на гребне вала, за невысоким, в человеческий рост, частоколом. Охотники и рыбаки, собиратели и пахари стояли за стеной, глядя на высаживающихся на берег хелмаров. Пиратов становилось все больше и больше, и, наконец, орда побежала вперед, на штурм вала.

— Отдай мне меч, отдай мой меч! — закричал Шенн, завидя Товерна, но староста грубо оттолкнул юношу:

— Прочь! Все на стены!

Шенн бросился к стене. В конце концов, у него есть перчатки Ольфа... Взобрав-шись по выложенным досками ступеням, он оказался на вершине вала и увидел, что морские разбойники подступили совсем близко, и уже карабкались по крутому склону. Охотники и селяне, у которых были луки, стреляли в них, и многие хелмары лежали недвижно или со стонами катились вниз, но это не пугало нападавших. Голубая луна выглянула из-за облаков, блестящими искрами отражаясь от шлемов и наручей наступавшего войска. Стали стрелять и нападавшие, и вот один из поселян, выронив оружие, скатился со стены.

Увидав колдуна, защитники вала расступились, но Шенн, не обращая на них вни-мания, быстро потер пластины и запустил сияющий шар в ближайшего разбойника. Хелмар вскрикнул, когда белый искрящийся снаряд прошил его насквозь, и покатился по склону. Защитники осыпали врага стрелами и дротиками, камнями и поленьями, что втаскивали на стены женщины и мальчишки. Какой-то силач поднял над головой целое бревно и швырнул вниз, сбив с ног добрый десяток разбойников. Стрелки хелмаров стали стрелять зажженными стрелами, и в селении начался пожар. Волна налетчиков перехлестнула через стену, и на валу началась резня.

Лучше вооруженные и умеющие вести бой хелмары оттеснили селян от стен и ворвались внутрь частокола, устилая путь трупами. Если бы они захотели, то легко перебили бы всех, но их целью были добро и рабы, и потому разбойники разбежались по селению, грабя все, что попадалось под руки. Кто-то сумел забаррикадироваться в домах и из последних сил удерживал взламываемые топорами двери. Кто-то бежал в лес, кого-то тащили на аркане...

Поняв, что стену не удержать, Шенн с остальными защитниками отступил к башне. Товерн был с ними, но вид староста имел не самый геройский. Похоже, он совершенно растерялся и не знал, что делать.

— Надо защищать башню! — крикнул ему Шенн, глядя, как через стену перелезают все новые хелмары. — Мы не знаем, увидели ли наш сигнал в Шедоре!

Он сотворил очередной шар и запустил в приближавшихся хелмаров, свалив одного наземь. Хелмары прикрылись щитами и бросились в атаку. За их спинами натягивали тетиву лучники, и несколько стрел пролетели над головами поселян.

— Спасайтесь в лес! — крикнул Товерн, и селяне бросились наутек, бросая топоры и остроги. Товерн бежал одним из первых. Кто-то из хелмаров указал на башню, и Шенн понял: они хотят потушить выдавший их огонь...

Юноша огляделся: все сбежали, он один. Башня нависала над ним темной, осве-щенной огнем громадой. Он не знал, что заставило его сделать выбор, но Шенн решился и бросился к лестнице. Он лез наверх, кровь клокотала в венах, а зарево разгоравшегося пожара освещало метавшихся под ногами людей. Хелмары заметили его, и несколько стрел впились в деревянные стойки рядом с карабкавшимся по лестнице человеком. Но юноша уцепился за край люка и взобрался на площадку.

Сверху селение было, как на ладони. Отсюда он видел корабли хелмаров и более сотни разбойников, грабивших захваченное селение. Шенн услышал стук и посмотрел вниз: бородатый хелмар ловко карабкался вслед за ним и был уже близко. Волшебный шар затрепетал меж ладонями и унесся в цель. Хелмар вскрикнул и сорвался, грузным телом проломив крышу примыкавшего к башне сарая. Сновавшие внизу разбойники дружно посмотрели наверх. Один из них, видимо, старший, махнул рукой, и двое воинов бросились к лестнице. Шенн высунулся, чтобы отогнать их, да не тут-то было: пущенная лучником стрела едва не оцарапала щеку. Невидимый во тьме, лучник стрелял не так уж плохо, да и на фоне огня силуэт защитника башни наверняка виден отчетливо. Стоило Шенну поднять голову, как очередная стрела вонзилась в доски ограждения. Не высунуться!

Под досками, устилавшими пол, Шенн услышал хриплое дыхание хелмара. Ладони в перчатках Ольфа совершили круговое движение, вызвав дремлющую в стагнире магическую силу. Фигура захватчика показалась в проеме ограждения, и Шенн резко выбросил руки вперед. Шар сорвался с ладоней и впился в тело человека, сбросив его с башни. Протяжный крик раненого закончился страшным звуком падения. Хелмары закричали и, выглядывая в щель между досками, Шенн увидел, как они спешно отступают к кораблям, бросая награбленное. Кто-то пришел нам на помощь!

Уже не опасаясь, Шенн поднялся в рост и увидел отблески света на копьях бегу-щих из-за леса воинов. Помощь из Шедора!

Он видел, как хелмары спешно бегут на корабли, не решаясь противостоять обученным воинам. Падальщики, презрительно подумал Шенн. Он выпустил вослед бегущим несколько смертоносных шаров, но ни в кого не попал. Слишком далеко — и стрела не достанет.

Черные корабли отчаливали от берега и, разворачиваясь на веслах, один за другим уходили во тьму. Шенн сам убедился в том, что слышал о хелмарах: как они стремительно нападают и как быстро исчезают, увозя добро и пленных... Юноша повернулся и увидел преследующих разбойников воинов. По сравнению с ними хелмары выглядели разношерстным сбродом. Воины-арны имели кожаные доспехи с нашитыми стальными пластинами, в руках держали легкие круглые щиты и короткие обоюдоострые клинки или копья. Держа строй, они быстро преследовали отступающих хелмаров, на ходу прикончив нескольких отставших разбойников. Один из кораблей не успел отойти, и прямо на нем завязалась жестокая схватка. Из тьмы донесся звон оружия и крики умирающих.

Юноша увидел, как арны захватили корабль и, развернув его, пустились в погоню за хелмарами. Небольшая часть воинов осталась на берегу, подбирая тела своих павших и раненых. Возбужденный битвой, юноша долго не мог прийти в себя. Только сейчас он осознал и понял, что есть война, о которой рассказывал Ольф. Он своими глазами увидел, как люди убивают друг друга, не давая пощады, как бьются насмерть не со зверем, а с такими же людьми... Он читал о великих войнах в летописях Руаннора, но одно дело читать. И совсем другое — видеть врага и чувствовать запах крови, слышать свист стрел и убивать самому...

Он вспомнил о Риане и быстро спустился с башни. Несколько подожженных раз-бойниками домов догорали, и вернувшиеся из леса жители тушили пламя водой из колодца. Шенн брел по опустошенному селению, не в силах слушать плач женщин над телами убитых. Вошедшие в селение воины помогали тушить пожар и волокли убитых хелмаров за ворота.

Шенн снял перчатки и вытер о рубашку вспотевшие ладони. Чувство выполненного долга смешалось с горечью и злостью. Он сделал все, что мог. И если бы не вовремя поданный сигнал, сейчас здесь хозяйничали бы хелмары...

Где же Риана? Шенн чувствовал себя виноватым перед девушкой. Она едва не погибла из-за него! Он должен найти ее, если... Если только хелмары не схватили ее! Шенн побежал через селение, заглядывая во все дома и, наконец, увидел старика-знахаря.

— Где она?!

— Здесь. В доме, — голос старика был печален, и Шенн обеспокоенно спросил:

— Ей очень больно? Как она?

— Наверно, я не смогу ей помочь. Если будет угодно Эльмеру, ее покровителю, она останется жить...

— Почему, ведь рана не столь опасна!

— У ней горячка. Быть может, стрела была отравлена...

Шенн вспомнил о чудодейственной мази, что дал ему в дорогу Ольф. Это снадобье спасло Шенна даже от яда гулхов, но оно в мешке, который забрал Товерн!

Дом Товерна он уже знал. Отворив двери, Шенн ворвался в дом. Где же хозяин? В первой комнате все было перевернуто, очевидно, хелмары искали что-то ценное. Сломанная лавка и куски тканей валялись на полу, усыпанные осколками разбитой утвари.

— Что ты делаешь в моем доме, колдун? — крикнул Товерн, появляясь в дверях. Шенн бросился к нему, но староста выставил меч. — Не подходи! Ты не только колдун, ты еще и вор! Сейчас я позову воинов, и расскажу им...

— Расскажешь, как бежал от хелмаров, трус! — зло выкрикнул Шенн. — Где мои вещи, которые ты взял у меня?

— Я не знаю, где они! — заговорил хозяин, попятившись от Шенна. Он с опаской глядел на руки юноши. Он уже был свидетелем, как в них рождается убийственная магия. — Я оставил их тут, в доме! Хелмары взяли все!

Шенн яростно закричал, и испугавшийся Товерн выскочил на улицу, освобождая проход. Все пропало! Меч, подаренный Ольфом, множество асиров, а главное — снадобье Ольфа, которое спасет жизнь Риане! Проклятые хелмары! Сжав кулаки, Шенн вышел из дома. Еще никогда он не испытывал такого бессилия. Как же так, Единый, как же так?!

— Вот он! Вот колдун! По закону Арнира его надо казнить!

Шенн обернулся. Товерн указывал на него какому-то воину, очевидно, старшему. Что ж, я ни в чем не виноват, и не стану бежать, подумал Шенн, направившись прямо к ним. Несколько воинов-арнов смотрели на него оценивающими, но не слишком враждебными взглядами.

— Кто ты такой? — спросил тот, что стоял с Товерном. Он был немолод, и крепкие руки его покрывали шрамы. Цепкий взгляд юноши мигом отметил более защищенный доспех и украшенный квадратными бляшками пояс. Он явно был старшим. — Правда ли то, что о тебе говорят?

— Я не колдун...

— Он лжет, десятник! — выкрикнул Товерн. — Все видели, как он метал огненные стрелы прямо из ладоней!

— Я не тебя спрашиваю! — отрезал воин, так поглядев на старосту, что тот мигом умолк.

— Я не колдун, — повторил Шенн. — Я хотел предупредить этих людей о хелмарах, но мне не поверили.

— Откуда ты знал о хелмарах?

— Я пришел на заставу Дорарда, а потом видел, как хелмары напали на них, и Дорард не успел подать сигнал. Тогда я прибежал сюда, чтобы предупредить людей...

Их беседа привлекла внимание, и вот уже с десяток селян собрались вокруг, на-стороженно глядя на чужого.

— Но он мне не поверил и запер в сарай. И еще забрал мой меч и мои вещи, — Шенн говорил спокойно, глядя воину прямо в глаза. Переведя взгляд на Товерна, десятник произнес:

— Почему ты не поверил ему?

— Так ведь он чужак! — Товерн приободрился тем, что ему вновь дали слово. — Разве можно верить чужаку, у которого даже тофа нет!

— Но ведь он не обманул, — проговорил десятник.

— Откуда мне было знать? Да и что мы смогли бы сделать против хелмаров?

— Если бы ты подал сигнал раньше, мы бы успели к вам на помощь и возможно, никто бы не погиб... Ты знаешь, кто это?

Двое воинов втащили в круг упиравшегося человека. Шенн узнал его. Каброн, первый из торговцев. Это его напарника он убил, когда тот стрелял в Риану.

— Это торговец Каброн, — пролепетал староста. Он понял, подозрение может пасть и на него, ведь он сам выгораживал торговца...

— Люди схватили его в лесу, когда он бежал из селения. Мне сказали, он был заодно с хелмарами, — сказал десятник.

— Это неправда! Я не был с хелмарами! — протестовал Каброн. Его заплывшая жиром щека заплыла еще больше, а под глазом красовался синяк.

— Ты лжешь! Твой товарищ стрелял в Риану, это все видели! — гневно выкрикнул какой-то селянин. — И ты не знал, что он — хелмар?

— Раньше у тебя был другой помощник, — медленно проговорил один из стариков. — Я помню. Где же он?

— Он... захотел уйти. И я нанял другого. Клянусь, я ничего не знал!

— А ведь парень говорил, что тот хелмар пахнет морем! — вспомнил кто-то. Десятник удивленно посмотрел на Шенна:

— Правда?

— Говорил, — признался Шенн.

— У тебя невероятный нюх, парень. Может быть, ты скажешь мне, что я ел на обед, а? — десятник шумно выдохнул в лицо Шенну и расхохотался. Юноша поморщился. Изо рта воина несло гнилью и перегаром.

— Не знаю, что ты ел, но чувствую, что пил...

Десятник расхохотался еще раз:

— Молодец! Вижу, что не робкого десятка... — он оглядел Шенна так, словно впервые увидел. — Говорят, ты бился с хелмарами и убил многих!

Шенн молчал. Негоже мужчине бахвалиться тем, что он должен был сделать.

— Но староста говорит, что ты колдун. Ты слышал о законах Арнира, чужеземец? Мы убиваем колдунов! — десятник испытывающе заглянул Шенну в глаза. — Вижу, ты не боишься. Еще раз молодец! Я служу на границе восемь лет, всякого перевидал. Но ни одного колдуна не встречал. Знаешь, что я думаю?

Десятник ткнул в грудь юноши пальцем.

— Будь ты хоть трижды колдун, мне плевать! И мне не нужен нюх, чтобы отличить храбреца от труса! Люди видели, как ты сражался, и я тебе верю. Иди, ты свободен.

— Ты что, отпускаешь его?! — Товерн вскинул руки вверх. — О трое Сущих! Ты не знаешь закона, десятник, ты, который поставлен блюсти его? Колдуна следует отвести в Шедор и отдать фагирам! Это и есть твой суд? Я расскажу о твоем самоуправстве наместнику!

— Я не имею права судить, — ответил десятник. — Судить должны те, кто обладает мудростью, те, кому все доверяют. Если хочешь правосудия, изволь. Фагиров здесь нет, но я слышал, что в этом селении много мергинов. Пусть они призовут своих судей. А я и мои люди задержимся, чтобы услышать приговор.

— Это мергинская ересь! — крикнул Товерн. — Ты не должен полагаться на справедливость мергинских судей, десятник, надо призвать сюда фагиров, а лучше отведи колдуна к ним! Меня поставил старостой сам наместник, и я не должен подчиняться законам отступников! Я сам здесь закон, закон Шедора и Арнира, а ты должен помочь мне исполнить его!

— Я не стану помогать трусу! Люди говорят, ты бежал одним из первых... — презрительно проговорил воин. — Я слышал, ваши судьи приходят быстро, — не слушая возмущенного старосту, сказал десятник одному из стариков. Тот кивнул. — Позовите их. У нас мало времени.

Старик молча взглянул на одного из мальчишек. Тот кивнул и стремительно унесся за ворота.

— Подождем, — сказал десятник и уселся прямо на землю. Воины последовали его примеру, селяне тоже расположились вокруг, каждый, где мог. Стоя под взглядами односельчан, Товерн не выдержал и опустился на траву, бурча что-то под нос. Шенн не мог понять, чем вызвана ненависть человека, которому он не сделал ничего дурного. Он ждал вместе со всеми, слушая, как за валом стучат лопаты. Воины закапывали трупы разбойников. Серые облака затянули небо, и Шенн подумал, что скоро начнется дождь.

Но вот в открытых настежь воротах показались три фигуры с огромными и блестящими головами. Они приблизились, и люди один за одним склонялись перед ними. Шенн увидел, что казавшиеся огромными головы — всего лишь маски, сделанные из блестящего металла. Одна из масок была желтой, вторая белой, третья же — черной. Маски закрывали не только лицо, но и всю голову судей, стальной сетью спускаясь до самых плеч. Одежда пришлых была из грубой кожи, толстой и негнущейся, а босые ноги оплетали сандалии из тонких ремешков.

Троица остановилась перед десятником.

— Кто ищет правосудия? — спросила белая маска. Голос, доносившийся из-под нее, был громок и странен, Шенну казалось, что говорит не один, а несколько голосов. В руках у человека был длинный, украшенный изумительной резьбой посох, на конце которого неизвестный мастер вырезал фигурку невиданного Шенном крылатого зверя.

— Я, — ответил десятник.

— Кто обвинен? — спросила черная маска. На бедре этого судьи висел широкий изогнутый клинок, а плечи казались невероятно широкими из-за толстых кожаных на-плечников.

— Он, — палец воина указал на торговца, — обвиняется в предательстве и смерти погибших сегодня людей.

— Известно ли тебе, воин, что мы судим так, как судили наши предки, и законы одана не помешают нам наказать или отпустить обвиненного?

— Известно. Я слышал о вашем правосудии и рад, что могу увидеть собственными глазами! Ни я, ни мои воины, не станем мешать вам. А вот он, — десятник показал на Шенна, — обвинен в колдовстве.

— Да! — подтвердил староста. — Именем наместника, я обвиняю этого человека в колдовстве! По законам Арнира его следует казнить!

— Мы поступим с ним согласно закону мергинов, — ответила белая маска. Недвижное лицо ее, довольно точно передающие лицо человека, было спокойно и равнодушно, в отличие от черной маски, отталкивающие и грозные черты которой внушали безсознательный страх. Желтая маска казалась Шенну более привлекательной. Неподвижный, чуть искривленный рот ее усмехался, и скошенные вниз уголки глаз придавали застывшему навеки лицу какое-то хитроватое выражение.

Судьям принесли скамьи, и они сели. Воины образовали небольшой круг, с внешней стороны которого расположились селяне, а внутри оказались Каброн и Шенн.

— Сначала — ты! — объявил судья, указав на торговца.

Судьи выслушали всех, кто хотел что-либо сказать. Слушая свидетелей, Каброн все больше сутулился, не смея глядеть по сторонам. Шенн стоял спокойно, думая лишь о том, что с Рианой. Если его признают виновным в ее гибели, он готов взять эту вину...

Ольф называл законы его народа дикостью, но Шенн считал их справедливыми. Рана за рану, глаз за глаз, жизнь за жизнь. Слушая рассказы наставника о Древних, своим еще неокрепшим варварским умом юноша смутно догадывался, что законы изменяют не люди, их изменяет сама жизнь. И там, где людям живется легче, законы меняются, становясь более мягкими. Ольф говорил, что эльды, ставшие советниками правителей Арнира, изменили древние законы, сделав их не столь жестокими, тогда многим арнам пришлось по душе это милосердие...

Пока шел допрос, один из судей ушел, но вскоре вернулся с большим глиняным кувшином.

Он поставил его на землю прямо в центр площадки.

— В этом кувшине несколько ядовитых жуков, — произнес судья. — Ты сунешь туда руку, и если ты не виновен, ничего с тобой не случится. А если виновен, умрешь в страшных мучениях...

— Я не стану совать туда руку! — закричал Каброн, извиваясь в руках державших его воинов. — Не стану!

— Тогда я прикажу надеть его тебе на голову! — сказал десятник. — Ну! Отпустите его!

Воины отпустили торговца. Дрожа всем телом, Каброн подошел к кувшину. Десятник явно преувеличивал: голова торговца ни за что бы не пролезла в кувшин, но от этого угроза не выглядела пустой. Горловина была широкой, но свет не проникал на дно, и в наступившей тишине торговец услышал, как внутри скребутся крошечные лапки. Он слышал об этих ужасных тварях, они были очень, очень ядовиты, и единственный укус легко мог умертвить здорового мужчину.

Дрожащие пальцы простерлись над кувшином, и Каброн услышал бодрящий голос судьи:

— Смелее. Если ты невиновен, они не причинят тебе вреда, клянусь тремя Сущими!

Каброн опустил руку внутрь кувшина.

— Дальше! — взявшись за меч, приказал десятник.

Торговец заорал и выдернул руку:

— Я все скажу! Я не виноват! Он угрожал мне, грозил зарезать! Я ничего не мог поделать!

Десятник вскочил, стальные пластины доспеха звякнули:

— Говори все!

— Хелмары схватили нас в лесу. Напарника убили, а меня заставили идти к вам. Я ничего не знаю, мне надо было только молчать, иначе он убил бы меня. Пощадите, я не виноват!

— Он сказал не все, — произнес судья в желтой маске. — Пусть сунет руку в кувшин!

Воины двинулись к Каброну, и тот повалился на колени:

— Они обещали мне сотню асиров, если я буду молчать! Но мне не нужны асиры, я просто боялся его!

— Думаю, теперь он рассказал все, — подытожил судья. — Все слышали это?

— Нет, не все! — поднял руку десятник. — Кто еще знал об этом? Староста знал?

— Не-е-ет... — заплакал Каброн. — Не убивайте меня!

— Не знаю, чего в тебе больше: жадности или трусости, — произнес судья. Он встал во весь рост, маска на его лице засияла под лучами солнца, и глухой, но мощный голос прокатился над головами собравшихся на площади людей:

— Виновен!

Толпа негодующе зашумела. Многие рвались расправиться с предателем, но воины сдерживали, древками копий отталкивая селян.

— Из-за тебя погиб мой отец!

— И мой брат!

— Смерть ему!

Судья поднял руку, и постепенно все затихли.

— Он виновен, но всякое существо на земле цепляется за свою жизнь. Это закон самой жизни, и я не могу осудить за это. Я не знаю, о чем ты думал, когда смотрел в глаза этим людям, зная, что хелмары уже близко... О своей жизни или об асирах?

— О детях своих думал, господин, о детях! — выл Каброн, распластавшись на земле, и Шенн почувствовал отвращение к этому человеку. В его роду мужчина скорее умрет, чем станет так унижаться.

— Поэтому пусть боги решат, достоин ли ты смерти. Здесь два камня, — протянув руку, судья раскрыл кулак. На его ладони лежали два почти одинаковых по размеру гладких камня. Один черного цвета, а другой белого. — Вытащишь белый камень — уйдешь и никогда не вернешься сюда. Если черный — останешься в этой земле навсегда вместе с теми, кто умер по твоей вине... Это будет справедливо.

Второй судья подал главному еще один кувшин, и тот уронил туда камни.

— Выбирай!

Дрожа всем телом, Каброн повиновался. Его дрожащая ладонь с трудом пролезла в узкое горло кувшина. Наконец, он извлек камень и сжал в кулаке, не смея посмотреть на него.

— Да покарают тебя Сущие! — произнес кто-то. Каброн раскрыл ладонь. На ней лежал черный камень. С рассекающим душу скрежетом меч черной маски вышел из ножен. Торговец закричал, в тот же миг уже не сдерживаемая воинами толпа набросилась на него...

Когда тело предателя уволокли за ворота, судья взглянул на Шенна:

— Староста обвиняет тебя в колдовстве. Знаешь ли ты, что магия запрещена в Арнире?

— Знаю, — честно ответил Шенн. — Но это не магия!

— Как, не магия! — крикнул Товерн. — Все видели, как ты колдовал!

— Все видели, как он сражался с хелмарами и защищал башню, — прервал его судья, — а поставленный оданом староста бежал в лес!

Товерн опешил, искоса поглядев на стоявшего рядом десятника. Воин презрительно сплюнул и отступил на шаг.

— Если это не магия, тогда объясни, что ты делал, — сказал судья. Люди притихли, ожидая ответа. Шенн достал из-за пояса перчатки и надел их.

— Вот, — он потер пластины из стагнира, и между ладонями тотчас возник светящийся бело-голубой шарик. Толпа заворчала, а десятник изумленно выпрямился. Шенн встряхнул руками, и шар с треском ушел в землю. — Это не магия. Это... свойство металла. Без этих перчаток я ничего сделать не смогу.

Шенн с улыбкой снял перчатки, засунул за пояс, затем потер ладони и развел их в стороны:

— Вот видите! Какой же я колдун?

— Этого не может быть! — выкрикнул староста. — Такого металла не бывает! Надо отвезти его к фагирам, они смогут развязать ему язык!

— Если хотите, я могу сунуть руку в ваш кувшин, — сказал Шенн. — я не виновен и не боюсь гнева богов.

Маски переглянулись, но застывшие металлические лица не выражали ничего.

— Зачем испытывать того, кто сам хочет испытания? — наконец промолвил судья. — Наши предки говорили: суди человека так, как судишь самого себя. Зло остается злом, и неважно, чем человек совершил его: злым словом, оружием или магией. Если его магия не причинила никому здесь вреда, он невиновен.

Толпа одобрительно загудела, и Шенн понял, что есть на земле справедливость.

Глава восемнадцатая. Побег

Немой, проводивший посланника к Тормуну, задержался у дверей и, услышав слово 'красноволосая', прижался к створке ухом. Хартог узнал этого человека — он всегда сопровождал одного важного чиновника. Телохранитель. Что ему нужно от Далмиры?

Немой потерял речь, когда на его глазах морроны убили и съели его родителей. Он сумел спрятаться и выжил, а слух у него всегда был острым. Хартог слушал, и могучие кулаки бойца сжимались все сильнее. Одан хочет убить ее! За что?

— Воля одана будет исполнена, — произнес Тормун, и потрясенный хартог отпрянул от двери. Хорошо, что уже ночь, и все бойцы разбрелись по своим комнатам. Немой направился к себе, но в спину прозвучал окрик вождя:

— Ты еще здесь, Немой?

Силач обернулся, стараясь не обнаружить свой гнев.

— Позови ко мне Торвара! — приказал вождь. Похоже, он ничего не заметил.

Немой кивнул. Когда брат Тормуна пришел, Немой услышал, что они собирались сделать.

Он вернулся в комнату, которую делил с Далмирой и, опустив полог, долго смотрел на спящую девушку. Она спала и не знала, что жизнь ее отныне не стоила осколка асира.

Нет, она не была похожа на Кинару, которую он любил. Далмира была другой, совсем другой. Немой помнил, какой она была, когда Оллок привел ее в их шатер: запуганная, заплаканная, с воняющим горелым мясом клеймом... Но — не сломленная. Она не далась Торвару в первую ночь, когда Немой вступился за безымянное 'мясо'. Силач и не собирался защищать новичка, просто появился повод прижать Торвара, которого он ненавидел... Но она не сломалась и после первого Круга, заслужив одобрение бывалых хартогов. Немой видел, как Кинара стала опекать новенькую, подсказывать, помогать ей. И видел улыбку благодарности на ее устах. И как она плакала по Кинаре, тоже не забыл. И слышал, как она уделала Торвара. Жаль, что не убила...

Вздохнув, могучий боец опустился на ложе. Он не стал будить Далмиру. Есть еще пол-ночи. Он найдет выход.

Немой откинул полог и вошел. Собиравшийся в Круг Реннил взглянул на него:

-Тебе чего?

Немой указал на хартога и помотал головой. Затем указал на себя и изобразил в воздухе круг.

-Что-то я не пойму...

Хартог шагнул к нему и принялся стаскивать доспехи.

— Что ты делаешь? С ума сошел?.. А-а, ты хочешь сказать, что пойдешь вместо меня? — догадался Реннил. Немой кивнул.

— Но Торвар сказал, что сегодня иду я...

Немой покачал головой.

— А ты знаешь, что надо сделать? — недоверчиво проговорил Реннил. — Красноволосая не должна выйти из Круга!

Еле сдерживая гнев, Немой кивнул.

— Подожди-ка... Я совсем забыл! — хартог покрутил головой. — Так вот почему ты... Торвар обещал полсотни асиров! Нет уж, я пойду сам!

Немой ударил только раз, и Реннил кулем повалился наземь. Боец сорвал с него доспехи и набросил на себя. Клинок коротковат, но подойдет...

Выступавший перед Далмирой хартог вернулся живым и почти без царапины. Это был хороший знак. Что-то напарник запаздывает. Скоро идти в Круг, а его еще нет. Даже невозмутимый Оллок занервничал, вглядываясь в противоположный конец коридора. Случаи, чтобы хартог не явился в назначенный Круг, были редки, как дожди в пустыне, а тела трусов скармливали зверям...

Наконец, хартог явился. Его крепкая, высокая фигура показалась Далмире знакомой. Немой? Но ведь с ней должен идти Реннил! Она плохо знала этого хартога и никогда не стояла с ним в Круге. 'Вошли в Круг товарищами, вышли братьями', — говаривал Оллок.

Хартог подошел к стоявшим у ворот Далмире и Оллоку. На бойце был шлем с полумаской, но Далмира узнала Немого без труда. И Оллок тоже:

— Немой? А ты что тут делаешь? Разве сегодня тебе в Круг?

Немой энергично кивнул.

— Я слышал, должен идти Реннил!

Немой разразился ожесточенной жестикуляцией, указывая то на голову, то на ноги и делая страшные рожи.

— Что с ним? — не понял однорукий. — Проклятье, Кинара хорошо разбиралась в его жестах... Ничего не понимаю. Почему он раньше не сказал?

— Значит, не смог, — сказала Далмира, обрадовавшись, что Немой будет с ней. С таким напарником она ничего не боялась.

— Ладно, для меня все вы равны, — сказал Оллок, хлопнув Немого по спине. — Пойдешь вместо Реннила. Готовьтесь, уже скоро.

Ворота открылись, и хартоги вошли в Круг. Оллок закрыл ворота на засов и увидел Торвара. Брат вождя подошел к нему и остановился, улыбаясь.

— Чему так радуешься? — спросил Оллок.

— Давай заключим пари, Оллок! Ставлю сотню асиров против красноволосой! Согласен?

— У меня столько нет.

— Отдашь, сколько есть, остальное прощаю! — довольно проговорил Торвар.

— Не слишком ли ты рискуешь, Торвар? — удивленно проговорил наставник. — Кроме Далмиры, есть еще Немой, а он сильнейший среди бойцов!

— Какой еще немой? С красноволосой должен идти Реннил! Я же тебе говорил! Ты пьян, Оллок, что ли?

— Я только что выпустил в Круг Немого и Далмиру. Они сказали мне, что Реннил заболел, и Немой идет вместо него! Приказ Тормуна.

— Что!? — размахивая руками, завопил Торвар. — И ты им поверил?

— А почему нет? — спокойно спросил наставник. — Ты когда-нибудь видел, чтобы хартог вышел в Круг вместо другого, по собственной воле? Я — ни разу. У хартога нет друзей, его друг — это оружие...

Не слушая далее, Торвар бросился в комнату Реннила.

Недвижимое тело хартога распростерлось поперек кровати и, догадавшись обо всем, Торвар пнул лежащего без сознания человека:

— Дур-рак!

Он сразу понял, что ничего изменить не сможет. Бой уже начался, и вместе с Немым девчонка имеет неплохие шансы. Но как же воля одана? Что будет, если не исполнить уговор? Торваром овладело беспокойство, но затем он повеселел. Ему-то что? Виноват будет Тормун, его одан и накажет!

Когда зрители овациями проводили немого и красноволосую за ворота, Урден наклонился к неподвижно сидящему Тормуну:

— Мне кажется, ты плохо понял меня, вождь хартогов! Красноволосая должна умереть, а не победить! Ты нарушил наш уговор!

Тормун молчал, понимая, что оправдания неуместны. Тем более перед Урденом, исполнявшим волю самого одана. Кроме того, он сам потерял немало асиров, поставив на зверя. Но Немой еще раз доказал, что является непревзойденным хартогом, возможно, лучшим из всех, кого помнил и знал Тормун. И Далмира дралась так яростно, что ряды затихли, ловя каждое движение красноволосой...

Зверь был повержен, а вместе с ним мечты Тормуна о представлениях только для одана, в его дворце, благодяря которым он сможет сблизиться со свитой и оданитами. Это был путь к богатству и процветанию, к новой славе и новым возможностям... Но теперь все рухнуло! Такая осечка грозила не только новым планам, она угрожала самому Тормуну, как вождю хартогов. — Мне кажется, одан слишком добр к тебе, вождь. Что мне передать ему, как сказать величайшему, что его воля не исполнена?! — шипел на ухо Урден. — Клянусь всеми Сущими, ты можешь лишиться многого!

Нет, одан не вмешивался в дела хартогов. Как и торговцы-эмоны, хартоги имели свои законы и обычаи. А также множество скидок и поблажек за то, что устраивали развлечения для власть имущих. Разгневанный одан может наказать Тормуна, лишив, к примеру, возможности отбирать для Круга преступников, приговоренных к смерти. Путем щедрых взяток и подарков Тормун сумел выторговать эту привилегию, прямо нарушавшую закон Ринересса, по букве которого всех приговоренных высылали за реку, в Кхинор.

— Воля одана будет исполнена! — сквозь зубы проговорил Тормун. — Дайте мне еще один день!

— Только один день! — сказал, отворачиваясь, советник. — Иначе... берегись, Тормун!

Опьяненная победой Далмира вошла вместе с Немым в их комнату.

— Мне никогда не было так спокойно, Немой! — сказала она, обнимая хартога. — Когда ты рядом, мне никто не страшен! Никакой зверь!

Но боец был мрачен. Он отстранился от девушки и бросил окровавленный топор в угол, затем подошел к дверному пологу и опустил его. Он выиграл еще немного времени, но понимал, что, пока Далмира здесь, она обречена. И даже он не сможет защитить ее...

— Почему ты так суров? — девушка взяла кувшин с водой и налила немного в таз. Обмакнула туда чистую тряпку и, взяв Немого за руку, стала стирать с нее кровь зверя. — Мы ведь живы, Немой, мы живы!

Боец кивнул. Затем протянул вторую руку и дотронулся до девушки. Далмира замерла. Хартог оттопырил мизинец и указал им в сторону Круга.

— Тормун! — догадалась девушка. Он кивнул. — Что: Тормун?

Не загибая палец, Немой вытащил кинжал и медленно поднес его к горлу девушки. Его глаза смотрели с такой тоской и болью, что Далмира поняла:

— Он хочет... убить меня?

Силач кивнул. Далмира глубоко вздохнула. Радость одержанной победы ушла стремительно, как уходящая в иссушенную землю вода. Что же ей делать? Бежать? Как? И куда?

Немой все понял по ее глазам. И ободряюще сжал руку, указав на нее и себя.

— Вместе? Мы уйдем вместе? — спросила Далмира. Резкие и яростные жесты Немого вдохновили ее. Конечно, вместе они смогут вырваться отсюда! — Когда? Завтра?

Немой покачал головой.

— Сегодня?

Боец кивнул. В тот же миг полог откинулся, и вошел Тормун. Он остановился и посмотрел на бойцов:

— Отличный бой, хартоги. Немой, ты можешь отдыхать, а ты, Далмира, готовься. Завтра последний твой бой.

— Почему последний? — спросила девушка. Она еле сдерживалась, чтобы не закричать, не выплеснуть в лицо этой твари все, что она о нем думает...

— Потому что мы идем в Кхинор за животными, — спокойно ответил Тормун.

— Кто выйдет со мной в Круг? — Далмира не сводила глаз с ярко-красного ногтя вождя. Казалось, на оправленном в золото пальце висит капелька крови...

— Я еще не решил. Отдыхай, у тебя есть сутки...

Он повернулся и вышел. Далмира посмотрела на Немого:

— Я готова. Когда?

Глубокой ночью две тени выскользнули из комнаты в коридоре хартогов. Они крались так неслышно, что даже пламя воткнутых в стенные скобы факелов не шелохнулось, ровным светом озаряя коридор с многочисленными рядами комнат.

Выход находился в противоположной стороне, но туда было нельзя. В саду перед гостиницей всегда дежурил кто-то из охотников. Эта часть города была не самой безопасной, и бывало, местные воры пробирались за каменную ограду. Немой и Далмира свернули в боковой проход, ведущей к повозкам.

Это был глухой огороженный двор без деревьев и кустарников. На черном небе блестели мириады звезд и, взглянув вверх, Далмира попросила у отца помощи...

Повозки хартогов стояли в ряд, а оглобли и снятая с крогов упряжь лежали прямо на земле. Охраны тут не было. Да и зачем? Если вор вздумает залезть в одну из повозок, его ждет быстрый и страшный конец. И все же следовало быть осторожными. Неподалеку располагались комнаты охотников, кормящих и ухаживавших за животными. Немой мог перерезать их спящих, но он не хотел убивать... Оружие они оставили в комнате. Как талисман, Далмира взяла ножи, подаренные Кинарой, а ее спутник — не стесняющий движений короткий меч.

Стена здесь высокая, локтей в пятнадцать, но с крыши повозки вполне можно достать до гребня. Немой быстро заскочил на повозку и подал ей руку, одним движением втянув наверх. За стеной простирались заросшие деревьями и кустарником пустоши с редкими пятнами построек. Здесь начиналась окраина Ринересса, но даже окраину защищала мощная крепостная стена. Отсюда они сбегут, но как через нее перебраться?

Услыхав шум, Немой обернулся и увидел выбегающих во двор охотников, а с ними — Торвара. Их выследили! Далмира взглянула на друга и, поймав тревожный взгляд девушки, Немой сделал выбор. Схватив Далмиру, он одним движением перекинул ее за стену и разжал руки. Девушка упала на траву и тотчас вскочила, тряхнув огненными волосами:

— Прыгай, Немой, прыгай!

Он медленно покачал головой. Охотники были совсем близко. Кто-то должен их остановить. Вдвоем они не уйдут.

— Немой! — произнесла она, не смея верить в страшную догадку. Хартог в последний раз взглянул на нее и скрылся за краем стены.

— Убейте его! — крикнул выбежавший во двор Торвар, но стрелки не могли прицелиться в силача, ловко передвигавшегося между повозками. Он стремительно выпрыгнул из укрытия, и двумя взмахами меча свалил двоих. Торвар потащил из ножен меч. Он сам убьет предателя!

Стоя под стеной, Далмира слушала звуки яростной схватки и крики раненых. Если бы она могла, она бросилась бы на помощь Немому и дралась бы рядом с ним! Но стена высока, а пока она обежит вокруг до ближайшего входа...

Все стихло. Это могло означать лишь одно. Далмира бросилась в пустоши, а через минуту на гребне стены появились вооруженные луками хартоги.

Торвар пнул ногой истыканное стрелами охотников тело Немого.

— Проклятая падаль!

— Заткнись, он был великим хартогом! — произнес, появляясь во дворе, Тормун. Вождь уже все знал и коротко раздавал приказания:

— Все охотники — за ней! Плачу сотню тому, кто принесет ее голову! Ты — к Западным воротам, ты — к Северным, ты — к Южным. Предупредите стражу и оставайтесь там. Ты, Торвар, иди к начальнику стражи и объяви, что красноволосая нарушила закон хартогов. Если ее поймают, пусть передадут нам для суда...

Далмира бежала, не разбирая дороги. Стена, опоясывавшая город, вырастала перед глазами, и девушка поняла, что загоняет себя в тупик. Стена под охраной, и если даже ей удастся проникнуть наверх, как она спустится, не сломав себе руки и ноги? Эта стена впятеро выше, чем стена поместья хартогов.

Надо бежать в город. Там легче затеряться в лабиринтах многочисленных улиц, а потом она как-нибудь выберется за ворота. Преследователи не отставали. Она не видела охотников, но слышала их гортанные крики. Сойдись она с каждым один на один... Но Далмира знала, что такого шанса ей не представится. У них луки, которые бьют дальше, чем ее ножи, и поэтому надо бежать.

Свернув к северу, она вбежала в предместье. Небольшие дома ремесленников, мастерские и мелкие лавочки сплелись в хаотичный клубок. Далмира увидела таверну, из распахнутых дверей которой даже глубокой ночью доносились песни подвыпивших мужчин. Оглядевшись, девушка шагнула внутрь.

Пол здесь был грязнее, чем на арене. Липкая, воняющая прокисшим вином грязь расползалась под ногами, и Далмира едва не поскользнулась у входа. Несколько массивных деревянных столов были заполнены кувшинами, кружками и тарелками с едой, под столами лежали кости и объедки. У входа было темно, и на вошедшего посетителя не обратили внимания. Когда же Далмира вышла на свет, несколько мужчин встали, провожая бойца изумленными взглядами.

— Клянусь Игниром, это же та красноволосая! — воскликнул один из них, широкоплечий воин с иссеченными шрамами руками и бородатой физиономией эшнарца.

— Ты прав, приятель. Что она здесь делает?

— Ищет настоящего мужчину! — заявил эшнарец и, ухмыльнувшись, двинулся за девушкой. Далмира подошла к стойке. Хозяин таверны развел руками:

— Я столько слышал о твоих подвигах, красавица! Но, клянусь глазом Эльмера, не ожидал, что ты появишься здесь! Чего ты желаешь? Вина или...

— Вина, — произнесла Далмира, оглядывая привставших на своих местах мужчин. Их красноречивые взгляды подсказали, как надо действовать. — Всем вина за счет вождя Тормуна!

Восторг собравшихся был как нельзя кстати. Далмиру мигом обступили поклонники, дорвавшиеся до дармовой выпивки.

— А я видел твой последний бой! — заявил эшнарец, оттолкнув какого-то пьяного лавочника. — Клянусь своей бородой, ты была великолепна! Если ты столь же яростна в постели...

Он ухватил девушку пониже талии. Далмира вспыхнула, но увидела входящих в зал охотников. Двоих.

— Ты сможешь в этом убедиться... если не испугаешься.

Они заметили ее и шли напрямик, вытаскивая длинные ножи.

— Я? Испугаюсь? — захохотал эшнарец. Далмира заметила на его предплечье татуировку: крылатого зверя, такого же, каких видела у ворот Ринересса. — Чего же?

— Их! — указала Далмира.

Эшнарец мигом обернулся. Для пьяного он двигался не так уж плохо.

— Кто еще это? — проворчал он, выхватив из-за пояса эш. Сталь грозного оружия эшнарцев сверкнула, преграждая охотникам путь.

— Они хотят убить меня! — сказала Далмира.

— Пусть попробуют! — заявил воин. Его чуть раскачивающаяся, пружинящая походка выдавала опытного бойца.

— Прочь с дороги, эшнарец! — сказал первый из охотников. — Именем Тормуна...

Договорить он не успел. Брошенная кем-то глиняная бутыль разбилась о его голову. Хартог покачнулся и, воспользовавшись моментом, эшнарец ударил его под дых, а затем рукояткой эша по голове. Было видно, что в потасовках он не новичок. Второй охотник попятился, понимая, что против десятка он не выстоит.

— Бей его! — завопил кто-то. Град бутылок и тяжелых глиняных кувшинов полетели в отступавшего к дверям хартога. Он выскочил наружу, и Далмира услышала его голос:

— Сюда, она здесь!

Понимая, что у нее совсем немного времени, Далмира бегло рассмотрела помещение таверны, приметив лестницу на второй этаж. Скоро хартоги ворвутся сюда, и будет их гораздо больше...

— Теперь нам никто не помешает, красавица, — довольно улыбаясь, эшнарец направился к девушке, переступив через лежащего в беспамятстве хартога. Улыбаясь в ответ, Далмира отступала к лестнице, а затем побежала наверх.

— Эй, ты куда? Поиграть захотела? Я догоню тебя! — крикнул воин, бросившись за ней вдогонку. Дверь таверны с треском распахнулась, и в зал ввалились хартоги под предводительством Торвара.

— Вон она, наверху! — крикнул он. — Стреляйте!

Охотники вскинули луки, и Далмира едва успела юркнуть за деревянную дверь, в которую тут же воткнулись несколько стрел. А одна попала в бегущего за девушкой эшнарца. Воин застонал, схватившись за торчавшую из плеча стрелу, а затем с силой метнул в хартогов свой топорик. Торвар едва успел увернуться и, пролетев в пальце от его лица, эш вонзился в грудь одного из стрелков. Тот упал замертво.

— За ней! — скомандовал Торвар, оттолкнув ногой набросившегося на него пьяницу. Сбитый с ног человек перекатился через стол, упал на пол и затих. Хартоги бросились к лестнице, расталкивая оробевших завсегдатаев. Оставшийся без оружия эшнарец встретил их лицом к лицу, но в быстротечной кулачной схватке хартоги оказались сильнее, сбросив воина с лестницы.

Далмира этого не видела. Ногой распахнув оконные створки, она выглянула наружу. Прямо под окном виднелась крыша какой-то постройки и, не медля, девушка спрыгнула на нее. Бежать по крутому скату пришлось осторожно — балка под ногами была шириной не более ладони. Но Далмира справилась, добежав до конца крыши. За спиной послышался крик:

— Стреляй! — и, не глядя, девушка прыгнула вниз. Стрела просвистела мимо и пропала в темноте, а Далмира упала на ворох скошенной травы, сушившейся в маленьком дворике. Калитка вела на улицу, но там наверняка хартоги. Девушка увидела невысокую стену и с разбега уцепилась за гребень. Рывок, и натренированное тело хартога легко перемахнуло через препятствие. Спасибо Оллоку за тренировки!

Далмира оказалась в другом дворе, более обширном, но заросшим плодовыми деревьями и кустарником с крупными белыми цветками. Девушка метнулась к деревьям — спрятаться за их густыми кронами, чтобы не достали стрелы — и быстро достигла конца сада. Перед ней вновь оказалась стена. Она подпрыгнула, подтянулась.

— Эй, ты крога запряг?

— Нет еще.

— Тогда запрягай, поздно уже, — голоса раздались совсем близко.

Далмира глянула вниз. Прямо под стеной стояла большая, груженая бочками, повозка. И рядом никого. Чья-то фигура промелькнула между домами, и она решилась. Спрыгнула вниз и оказалась у повозки. Запряженный в повозку крог медленно повернул рогатую голову, равнодушно поглядев на человека.

— Ну, где ты там? — еще раз крикнул кто-то.

— Иду, иду...

Далмира заглянула в ближайшую бочку. Пустая. Решение приняла мгновенно, одним движением запрыгнула внутрь и накрылась крышкой. Сжавшись в комок, девушка напряженно ждала. Вскоре раздались шаги. Человек обошел вокруг повозки, и Далмира услышала звон снимаемой сбруи.

— Пошел, пошел... — крог затопал по земле.

Неужели спаслась?

— Эй, парень, ты никого здесь не видел? — это хартоги. Горло моментально пересохло, и девушка сжала в кулаках ножи.

— Нет, а кого я мог увидеть? — медленный, равнодушный голос возницы казался неприступной стеной.

— Девчонка красноволосая не пробегала?

— Красноволосая? В жизни таких не видел!

— А в бочках что? — голос хартога раздался совсем близко.

— Тебе какое дело? Пустые они...

— Сейчас посмотрим...

— Там кто-то есть! — выкрикнул кто-то, и Далмира едва не выскочила из укрытия, но вовремя услышала удалявшийся топот. Они ушли! Вслушиваясь в каждый звук, она медленно вложила ножи в ножны, и повозка тронулась, увозя ее в неизвестность.

Глава девятнадцатая. На дороге в Ринересс

Товерн шел в город, гоня перед собой навьюченного добром крога. Они еще пожалеют, что изгнали его, поставленого старостой самим наместником Шедора! А этот десятник поплатится головой за то, что поддерживал мергинских судей! Сам одан объявил их правосудие ересью, значит, и одан им не указ! Бывший староста шагал, сжав кулаки и бормоча ругательства. Ничего, он обо всем расскажет наместнику, эти мергины пожалеют, что на свет родились...

Треснувшая под чьей-то ногой ветка заставила его замереть. Крог размеренно топал дальше, и Товерну пришлось дернуть его за кольцо в ухе, останавливая на тропе. Зверь? Староста вытащил из-за пояса меч, оглядываясь на окружавшую тропу заросли. Никого. Да и не должно здесь быть зверей. У них свои тропы. Он повернулся и едва не упал от неожиданности: прямо перед ним стоял мергинский судья. Тот, с мечом и в черной маске. Он молча смотрел на Товерна сквозь прорези на бесстрастном металлическом лице, и его глаза напугали Товерна.

— Что... тебе нужно? — выговорил староста. Позади послышались шаги. Товерн обернулся и увидел второго судью, а за ним и третьего. Они окружили прижавшегося к крогу старосту.

— Едешь в Шедор? — спросил первый.

— Да. Что вам нужно от меня, мергины? Я не боюсь вас! — добавил Товерн, не отпуская рукоять меча.

— Это хорошо, — ровным голосом проговорил старший, тот, что оглашал приговор. — Честному человеку нечего бояться. Мы просто хотим знать, что ты везешь в Шедор?

— Это мое добро! — сказал Товерн, переводя взгляд с одного судьи на другого. Бесстрастные маски пугали его.

— Мы только взглянем на твое добро, — сказала желтая маска, — и ты поедешь дальше.

— З-зачем вам? Я не дам! — выкрикнул он, когда мергин в черной маске подошел к крогу и принялся развязывать ремни. — Прочь, разбойники, я расскажу наместнику, что вы ограбили меня!

— Мы ничего не хотим, кроме справедливости. Поэтому развязывай мешки! — в голосе старшего зазвучал металл, и Товерну показалось, что не мергин, а сама маска говорит человеческим голосом...

— Откуда у тебя этот меч? — спросил мергин, извлекая из мешка завернутый в кусок материи длинный меч с украшенной асирами рукоятью. Товерн замялся.

— Говори! — приказала белая маска.

— Это... подарок!

— Подарок? Ты водишь дружбу с оданом? Или, может быть, наместник подарил его тебе? Кто еще может сделать такой подарок?

— Да, наместник!

— Сейчас мы отправимся с тобой в селение, и там, перед всеми, ты скажешь, кто дал тебе этот меч!

Товерн побледнел. Все люди видели клинок в руках чужеземца, видели, как он пришел с ним в селение. Отняв у чужака меч и мешок, Товерн заперся в доме и не поверил глазам: пришлец был сказочно богат! Один меч стоил состояние, а кроме меча, были асиры, множество прекрасных, крупных асиров! Он станет богатейшим человеком в Шедоре, станет правой рукой наместника, а впоследствии, возможно, займет и его пост! Когда хелмары высаживались на берег, Товерн быстро спрятал украденное в тайнике, надеясь, что разбойники не обнаружат его. Так и случилось. Отброшенные воинами Шедора, хелмары сбежали, не успев добраться до тайников. Жаль, что чужак уцелел в битве, он мог потребовать свое добро назад. И как кстати оказалось его колдовство! Если бы не проклятые мергины и попустительство десятника, он приказал бы сжечь колдуна, а его асиры остались бы при Товерне...

— А эти асиры? — произнесла черная маска, тряхнув перед старостой увесистым мешком. — Если ты так богат, отчего не живешь в Шедоре и не ездишь в паланкине?

— Он скромен, — сказала желтая маска, и ее раскосые глаза смеялись. — Когда он приедет в Шедор, он будет жить скромно и честно.

— Не сомневаюсь, — пророкотал старший.

Товерн молчал, кусая губы. У него есть меч, но их трое! Ведь они убьют его здесь и возьмут все себе!

Староста вскрикнул и нанес удар. Судья ловко уклонился и отточенным движением перехватил руку с оружием, выкрутив ее так, что яростный крик Товерна сменился болезненным воем. Меч упал на землю. Судья держал заломленную руку старосты на отлете, вывернув кисть так, что тот не мог пошевелиться, уткнувшись лбом в шершавый бок крога.

— Ты виновен в том, что украл принадлежавшее чужеземцу и обвинил его в колдовстве, чтобы присвоить деньги. Ты виновен! — повторил он.

— Я хочу честного суда, я хочу суда фагиров! Отведите меня в город! — крикнул Товерн. Судья видел его насквозь, он все знал — и от этой мысли душа Товерна сжалась в крошечный комок. Черная маска прервала его крики:

— Нам плевать на фагиров. Доказательства налицо. Признайся, чтобы облегчить свою душу.

— Это мои деньги! Мои-и-и!

Меч черной маски взметнулся вверх. Отрубленная по локоть рука Товерна упала на траву, и староста завыл, глядя на шевелящий пальцами обрубок. Из раны хлестала кровь.

— Эта рука никогда не возьмет чужого, — сказал мергин в желтой маске. — Но есть еще вторая...

— Не-е-ет! Я никогда-а... не буду-у!

Бледный староста трясся мелкой дрожью, ожидая, что сейчас его просто добьют. Но палач подошел и перетянул ремнем обрубок. Кровь пошла слабее.

— Советую прижечь огнем, — сказал палач. Мергины развернулись и направились в лес. Товерн бормотал проклятия им вслед. Старший остановился и повернулся к старосте. Товерн тут же замолк.

— Одан зовет это мергинской ересью, а мы называем правосудием, — сказал мергин, и все трое скрылись за деревьями.

Шенн покинул селение поздно. Местные жители уже не глядели на него с опаской, напротив, после решения судей все разговаривали с ним на равных. Кто же эти люди в масках, думал юноша, раз за разом вспоминая быстрый и справедливый суд. Даже Ольф вряд ли бы рассудил лучше!

Перед уходом он навестил Риану. На счастье, пропавшее зелье не понадобилось, и девушка пришла в себя. Лихорадка отступила, оставив следы испарины на щеках, но дышала Риана легко и спокойно. Взглянув на девушку, старик-лекарь оставил их наедине.

— Я рад, что ты жива, — сказал Шенн, склоняясь над раненой. Риана слабо улыбнулась:

— А я рада, что жив ты...

— Мне жаль, что так вышло. Я должен был сам лезть на башню!

— Но тебе бы снова не поверили...

— Теперь мне верят.

Они помолчали.

— Я очень хочу вознаградить тебя за то, что ты сделала, за то, что ты перенесла из-за меня... Но хелмары забрали все, что у меня есть...

— Мне ничего не нужно, — сказала Риана. Ее глаза смотрели на юношу из-за тяжелых, полуприкрытых ресниц. — Ты уходишь?

— Да. Мне надо идти. Я иду в Ринересс.

— Пусть Сущие хранят тебя, Шенн. Возвращайся, если сможешь...

Шенн кивнул:

— Я вернусь. Если смогу, — он сжал ее ладонь и вышел из дома.

— Я буду ждать, — еле слышно произнесла Риана.

Шенн двигался на север. Отец Рианы рассказал, как выйти на дорогу к Ринерессу, минуя Шедор. В Шедор мергины идти не советовали. Прежде всего, потому, что этот пограничный город значительно меньше столицы, и чужестранец непременно вызовет интерес у многих. Учитывая, что изгнанный староста направился именно туда, путь в Шедор был для Шенна заказан.

Юноша шел налегке. Ни оружия, ни денег у него больше не было. Впрочем, асиры до сих пор так и не пригодились, были лишь бесполезным грузом, а вот меча, когда-то защитившего его от морронов, было жаль. Хорошо, что карта — истинное сокровище, всегда с ним, свернутая и спрятанная в поясе. Потеряв ее, он мог с позором возвращаться к Ольфу. В его миссии она играла одну из главных ролей...

— Эй, чужеземец!

Шенн оглянулся. На тропинке стояли судьи.

— Ты кое-то забыл, — один из них поднял над головой знакомый Шенну кожаный мешок и меч. Юноша улыбнулся и подошел к мергинам.

— Бери.

— Где вы нашли меч? Я думал, все забрали хелмары! — он взял свои вещи и привычным движением забросил за спину.

— Сразу видно, что это — твое, — сказала желтая маска, и на мгновенье Шенну показалось, что за маской — женщина. И фигура мергина была не столь плотной, как у остальных, и движения... — Мы нашли их у одного человека. Он хотел взять то, что не принадлежит ему.

— Спасибо, — сказал Шенн. В голове Шенна всплыл образ Товерна, отобравшего у него меч и мешок. Он посмотрел в непроницаемые лица судей и решил ни о чем не спрашивать. — Не знаю, как отблагодарить вас... Быть может, асиры...

Он сдернул мешок со спины, сунул в него руку и, зачерпнув горсть камешков, вытащил их на свет. Асиры засияли, отблесками живого огня играя на руках Шенна.

— Возьмите. Больше мне дать нечего.

— Ты даже не считал их, — произнес мергин в белой маске. — Ты знаешь им цену?

— Знаю, что они ценятся у арнов, — ответил Шенн, — но, честно, не знаю, на-сколько... Если этого мало...

Маски рассмеялись. Шенн тоже улыбнулся, слушая странный гортанный смех.

— Для истинных арнов они не значат ничего, — сказал мергин с посохом. — Их привезли те, кто сейчас правит Арниром. Асиры раскололи наш мир. Это грязь, и мы не станем пачкать ими руки.

— Только не думай, что мы осуждаем тебя, — произнесла черная маска. — Ты чужеземец, у тебя свои обычаи.

— Тогда... — Шенн вспомнил о Риане. — Тогда, быть может, вы могли бы передать их Риане? Той девушке, что ранил хелмарский лазутчик.

— Почему ты не вернешься и сам не сделаешь этого?

— Я должен идти. Вы возьмете их? — протянутая рука Шенна застыла в воздухе. Горсть камней была тяжела и оттягивала руку.

— Нет, — сказал тот, что с посохом. — Если она думает о тебе, то ей нужен ты, а не асиры. Иди с миром, путник. Риана сможет о себе позаботиться.

— Быть может, мы еще увидимся, — произнес Шенн. — Одно солнце над нами.

— Воистину так...

Судьи скрылись в наступавших сумерках, и юноша долго глядел им вслед. Здесь, в Арнире было много непонятного. Ольф говорил, что арны подчиняются фагирам, но здесь суд вершился по-иному. Шенн не знал, был бы суд фагиров столь жесток, но справедливей вряд ли мог быть. Близилась ночь, и Шенн решил заночевать неподалеку от тропы, рассудив, что рядом с ней вряд ли станут рыскать хищники. Он нашел заросшую кустами лощину, свернулся в клубок, подобно короеду, и заснул.

К полудню следующего дня Шенн вышел на дорогу. Это была не узкая тропинка, едва заметная из-за высокой травы, по которой он шел прежде. Дорога представляла собой широкую, вымощенную камнем ленту, где на ладонь, а где и на локоть приподнятую над землей. Шенн взобрался и пошел по ней, чувствуя под гедами непривычно твердый камень. Пройдя какое-то время, он спрыгнул с дороги и пошел рядом. По земле идти приятнее и легче, подумал он, а упадешь — не жестко...

Дорога вела точно на север, и Шенн не сомневался, что очень скоро окажется в Ринерессе.

Вспомнив предупреждение одного из селян, юноша обмотал рукоять меча тряпками, чтобы не привлекать лишнего внимания. Но долгое время дорога оставалась пустынной. Лишь к вечеру он увидел двигавшееся навстречу стадо крогов, и посторонился, пропуская этих спокойных и могучих тварей. Кроги равнодушно смотрели на него, но стоять на пути этих гигантов Шенн не стал и посторонился, разглядывая ведущих стадо пастухов. Мужчины сидели на спинах нескольких крогов, направляя остальных длинными пиками с острыми игольчатыми наконечниками. Как они умудрялись сидеть между костяными наростами на спине крогов — Шенн не понимал. Может быть, спилили шипы? Он попытался что-то спросить, но одетые в кожаные куртки и штаны погонщики не обратили на чужака внимания. Пожав плечами, Шенн пошел своей дорогой. В конце концов, она приведет его Ринересс. Когда солнце почти коснулось земли, повстречались два торговца, ведущих нагруженных увесистыми мешками крогов. Отвечая на расспросы Шенна, арны были немно-гословны, подозрительно глядя на чужеземца:

— Ринересс в двух днях пути, — сказал торговец. — Через день дойдешь до брода, а там и увидишь...

Шенн поблагодарил их и весело зашагал дальше. Всего два дня пути! На кожаном ремешке было больше десятка узелков — так Шенн отмечал дни, прошедшие с появления голубой луны Эльмера. Время еще оставалось. Он должен успеть! Вскоре небо потемнело, и Шенн остановился для ночлега. Устроился тут же, возле дороги, справедливо рассудив, что зверье вряд ли станет гулять по мощеной камнем тропе.

Хорошо выспавшись, он двинулся дальше и вскоре нагнал двухколесную повозку, из-за которой виднелась пара босых загорелых ног. Обойдя гремящие по камням колеса, Шенн увидел высокого коренастого человека, одетого в простую одежду селян.

— Одно солнце над нами, — поздоровался Шенн.

— Одно солнце, — ответил попутчик, останавливаясь. Ловким движением он подставил под длинные оглобли, привязанные к ним ремнями костыли, и повозка встала. Разогнув спину, селянин с любопытством посмотрел на юношу:

— Говоришь по-нашему, а одежда чужая. Откуда ты, парень?

— Издалека, а иду в Ринересс. А ты, случаем, не туда идешь?

— Я — в Ринересс? Не-ет, зачем? Я в Аримдор еду.

— Аримдор? Что это за место? — спросил Шенн.

— Селение здесь неподалеку. Большое селение, богатое. Я муку туда везу, — пояснил селянин, разминая затекшие плечи. Он достал тряпку и вытер вспотевший лоб, сдвинув мокрый от пота желтый тоф на макушку.

Шенн посмотрел на повозку, доверху нагруженную пыльными мешками. Тяжелые, наверное. И как он один это тащит?

— Так здесь у тебя мука?

— Да, хорошая мука. Сам молол! — гордо расправил плечи мельник. — Спроси у кого хочешь: всякий скажет, что у Ирата отличная мука. Пол-Аримдора у меня муку покупает!

— Тяжелая, наверно, повозка... Хочешь, помогу?

— Помочь хочешь? — усмехнулся мельник. — Ну и ну! А что, давай! Устал я, а ты вижу, парень крепкий.

— Попробую, — улыбнулся Шенн. Ират отступил, Шенн встал между оглоблями и схватился за них руками, а мельник убрал поддерживающие повозку палки. Юноша тотчас почувствовал тяжесть телеги.

— Ну, поехали, — усмехнулся Ират. Шенн напрягся и понял, что сдвинуть нагру-женную повозку не так легко. Но понемногу двинулся вперед. Колеса застучали о плотно пригнанные камни, и Шенн на собственных мышцах ощутил ценность этой прекрасной дороги.

— Надежнее, надежнее, не упади с дороги, — приговаривал мельник, шагая рядом. Его продолговатое лукавое лицо улыбалось, но глаза цепко смотрели, чтобы колеса не выехали на рыхлую обочину. — Ну, как, легка моя ноша, чужеземец?

— Нелегка, — признался Шенн. — Но я еще не устал.

Хозяин повозки шел рядом, ожидая, что чужак вот-вот выдохнется, но парень оказался крепким. И работы не гнушался. Такие мельнику нравились.

— А зачем тебе в Ринересс?

— Есть у меня дело.

— Ну, что ж. Дело так дело... А то шел бы ко мне работать. Парень ты сильный, — Ират бесцеремонно похлопал Шенна по плечам. — А я тебе постель, хлеба, сколько нужно. Да и жену со временем найдем... В Ринерессе бездельников хватает, а мне работники нужны, сами уже не справляемся.

— А кто у тебя работает?

— А все! Моя жена, брат, его жена, дети наши — все зерно мелят. Я же говорю: пол-Аримдора мукой нашей пользуются. С утра до вечера работаем. В долине все аримы собирают, продают, да вино делают, а мельников почти и нет. Работа у нас тяжелая — зерно молоть, зато люди уважают, каждую лунную перемену подарки приносят...

— Что же ты крога не купишь? — спросил Шенн. Он понемногу привык к нужному темпу движения и двигался почти так же быстро, как селянин.

— Крог стоит дорого, — ответил Ират. — А довезти муку до Аримдора я и сам могу.

— Пусть крог муку мелет, — сказал Шенн, — привяжи его к жерновам и пусти по кругу...

Словоохотливый мельник открыл рот, уставившись на Шенна так, словно впервые увидел.

— Как ты говоришь? Привязать к жерновам...

— Ну да. У нас в Руанноре все так делают.

Ират заставил Шенна остановиться и подставил стойки под оглобли.

— Вылезай. Ты что, тоже мельник?

— Нет. Я просто видел, как это делают люди, — ответил Шенн. На самом деле он видел это в рисунках на старинных пергаментах, а Ольф разъяснял ему, что там изображено и как работает. — А если хочешь, можно заставить ветер или воду крутить твои жернова.

— Заставить ветер крутить жернова? — переспросил Ират. Недоверие на его лице сменялось страхом. — Это же колдовство!

— Почему же колдовство? — возмущенно воскликнул Шенн. Ольф показывал ему устройство многих механизмов эльдов, призванных помогать человеку, но, похоже, здесь о них и не слыхивали. Странно, ведь потомки Древних фагиры дали арнам множество знаний! Ответ на это Шенн желал узнать как можно скорее. — Никакое не колдовство, а умение! Ковать сталь — большое искусство, но это не считается колдовством. Просто у всех — свои секреты...

— Расскажи! — впился глазами Ират.

— Это не так просто. Я мог бы нарисовать...

— Рисуй! — Ират развязал один из мешков и высыпал на каменную плиту пару горстей муки. — Здесь рисуй!

К Аримдору они подошли друзьями. Шенн, как мог, объяснил Ирату принцип работы ветряка и водяного колеса. Мельник сказал, что все понял и обязательно попробует сделать что-то подобное. Вдвоем они с трудом перекатили повозку через брод. Помогая втаскивать груз на подъем, Шенн увидел большое селение, расположившееся в зеленой живописной долине. От стоявших чуть выше домов к самому берегу спускались сады с тяжелыми от ярких красно-желтых плодов ветвями. Мощеная дорога проходила через селение и исчезала за домами.

Проехав совсем немного, они оказались на рыночной площади, такой большой, что Шенн засмотрелся. Чего здесь только не было! Прилавки с выпечкой, мясом и овощами, бочки со свежей рыбой, телеги, полные свежих и вяленых на солнце плодов. А столько людей Шенн не видел никогда! От множества народа в светлых и просторных одеждах селян и щегольских купеческих нарядах, от разноцветья и многоголосья кружилась голова. И это всего лишь селение, даже не город! Каким же будет Ринересс?! Слегка ошалевший, Шенн ходил, прицениваясь к разным товарам, но ничего не покупал. И с каждым ответом торговцев стоимость асиров в его заплечном мешке росла с огромной быстротой. Наверно, даже Ольф не догадывался, что на эти камни Шенн мог бы скупить весь здешний рынок! Но единственной вещью, что он приобрел, были добротные кожаные ножны.

Ират бойко торговал и, когда Шенн вернулся, осмотрев рынок, повозка мельника была почти пустая.

— Ты принес мне удачу, Шенн, — похвастался мельник. Он потряс перед юношей кошелем, в котором глухо застучали асиры. — Сегодня хороший день, хвала пресветлому Алгору! Можно возвращаться.

— Тогда до свидания, Ират. Я иду в Ринересс. Здесь интересно, но я хочу увидеть великий город!

— Эх, жаль, — сказал мельник. — Если вернешься, приходи. Знаешь, где меня искать. А здесь я, считай, каждую неделю бываю.

— Знаешь, Ират, — Шенн заволновался, не зная, какие подобрать слова. — Я хочу... сделать тебе подарок.

— Подарок?

— Да. Вот, возьми, это тебе, — Шенн протянул мельнику целую пригоршню асиров. Ират вздрогнул и, оглянувшись, быстро накрыл ладонь Шенна своей. — Купи себе крога.

— Откуда у тебя столько асиров? — беспокойно зашептал мельник. — И тебе не жаль их?

— У меня еще есть, — ответил Шенн. Он перевернул ладонь и высыпал камни в руку мельника. — Бери, Ират, и купи себе крога. Пусть твои дети отдохнут от жерновов.

— Спасибо! Ты очень щедр, чужеземец! — покачал головой Ират. — Я не знаю, как благодарить тебя! Здесь столько асиров... И какие крупные... Я столько никогда не заработаю! Ты не шутишь?

— Нет. Это тебе. Прощай, Ират-мельник, — Шенн поднял руку и смешался с толпой. Мельник смотрел ему вслед, пока синяя рубаха чужеземца не исчезла в пестроте одежд.

— Пусть хранят тебя Сущие, парень, — проговорил Ират и повеселевшим взглядом окинул проходившего мимо торговца. — Эй, сколько хочешь за крога?

Аримдор остался позади. Шенн шагал по ставшей значительно шире и удобней дороге, размышляя о задании Ольфа. Он должен явиться в Ринересс и предстать перед оданом вечером пятнадцатого дня Эльмера. Шенн знал, как это сделать: Ольф сказал имя человека, который поможет ему. Правда, в том случае, если фагир еще жив...

Ират был последним, кто видел его в старой одежде. Выходя с рынка, Шенн купил себе новые штаны и рубашку, а также куртку без рукавов из выделанной кожи крога, толстую и прочную. За селением Шенн переоделся, а старую одежду спрятал под ветками в лесу. Теперь он выглядел как настоящий арн, и при случае решил назваться работником мельника Ирата.

Близилась ночь, и Шенн собрался искать приют в придорожных кустах, как вдруг заметил впереди огонек. Юноша зашагал быстрее и вскоре увидел человека в белом одеянии с разведенными в стороны руками. Шенн приблизился, но человек продолжал стоять неподвижно, кроме того, он оказался просто великаном. Лишь подойдя вплотную, Шенн понял, что перед ним огромная статуя. Высеченный из белого камня, человек служил указателем, и его разведенные руки указывали в разные стороны. На широких рукавах Шенн легко прочел две надписи: 'Ринересс' и 'Ольден'.

За статуей он разглядел очертания какого-то строения и скоро подошел к большому двухэтажному дому, окруженному невысоким, но прочным частоколом. Из низких продолговатых окон лился свет, и слышались голоса. Тут же нашлись ворота, но они оказались закрыты. Оглядевшись, Шенн заметил прикрепленную к забору маленькую бочку. Рядом на шнурке висела длинная деревяшка. Покрутив ее в руках, Шенн легонько стукнул по бочке. Звук был глубоким и сильным. Сообразив, что так и надо делать, он забарабанил изо всех сил.

— Эй, кто там? — в доме открылась дверь, и сквозь щели в заборе Шенн увидел огонь факела. — Перестань стучать!

Шенн опустил палку. В воротах открылось окошко:

— Чего хочешь? — не слишком приветливо спросил чей-то хриплый голос.

— Поесть и переночевать. Я заплачу асирами, — быстро добавил Шенн.

Ворота заскрипели и открылись. Стоявший с факелом человек цепко осмотрел юношу:

— Откуда идешь?

— Из Аримдора. Был на рынке, да вот в Ринересс не успел.

— До столицы путь не близкий. Заходи. Мы рады всем, у кого есть асиры.

'А у кого их нет?' — хотел поинтересоваться Шенн, но не стал. 'У арнов свои обычаи, — говорил Ольф, — и тебе многое может не понравиться. Но это их страна'.

Только сейчас он заметил увесистую палицу, свисавшую на ремне с руки человека. В глубине дворе Шенн увидел загон для крогов, в котором виднелись несколько рогатых теней, рядом — выложенный камнем колодец. Дверь перед ними распахнулась, и вышел какой-то человек. Пошатываясь, он завернул за угол, и оттуда донесся звук льющейся на землю воды.

Вслед за привратником Шенн вошел внутрь. Зал был довольно обширным, в нем помещался с десяток столов и вдвое больше лавок. И добрая половина из них была занята. Публика была самая разношерстная, и Шенну показалось, что его появление не вызвало ни у кого интереса. Люди сидели, ели и пили, разговаривая о своих делах. Сразу у входа два селянина обсуждали цены на зерно, а трое потрепанных жизнью и походами воинов азартно играли в кости, хватая за мягкие места разносивших вино и еду девушек. В центре зала за одним столом сидели человек восемь. Все они были вооружены — Шенн заметил изогнутые луки и широкие короткие мечи на поясах. Они тихо обсуждали что-то, и в полутемном зале лица незнакомцев выглядели решительно и мрачно.

Шенн с опаской миновал эту компанию, но сидевшие обратили на него внимания не больше, чем следовало при виде обычного посетителя таверны. За соседними столами кто-то спал, положа голову среди тарелок и закусок, блистающий драгоценностями купец громко хохотал в компании двух красавиц в едва закрывавших тела легких накидках. Рядом застыли двое крепких парней с дубинками, очевидно, охранники. Они мрачно зыркали по сторонам и завистливо — на своего хозяина.

— Скажи хозяину, что тебе угодно, — повторил человек, проведя Шенна к стойке. За ней и находился хозяин заведения, судя по объемистому брюшку и властным складкам у рта. Он положил волосатую руку на стол и выразительно пошевелил пальцами.

— Что желаешь, путник?

— Я сказал. Еда и ночлег.

На подвешенных к потолку глиняных плошках горели толстые и яркие свечи. В причудливой игре тени и света девушки выглядели еще более соблазнительно.

— И вина, разумеется?

— И вина, — с легкостью согласился Шенн. Он не собирался много пить, помня, а точнее, не помня, как заснул за столом у Дорарда. Но и выделяться из толпы не хотелось. Чем ближе к Ринерессу, тем тревожней становилось Шенну. У фагиров везде 'глаза и уши', особенно в больших городах, где расположены фагирдары. Ольф рассказывал Шенну о фагирах, о том, что встреча с ними рано или поздно состоится, и что последствия этой встречи могут быть совершенно непредсказуемыми. Поэтому Шенн должен обратить на себя внимание только одного из них, в определенное время и в определенном месте...

— Что подать? — прервал мысли юноши хозяин.

— А... то же, что у него, — кивнул Шенн на купца. С его стола ощущался сладкий запах жареного мяса. Зачем экономить? Столько дорог прошел, но асиры так и не пригодились. Губы хозяина поползли куда-то вбок:

— Такой обед стоит три полновесных асира.

Шенн полез в карман куртки и вытащил горсть заранее приготовленных камешков. Лицо владельца таверны вытянулось в неприкрытом почтении:

— Выбирай любое место, уважаемый, — он ловко снял с ладони Шенна три красных пирамидки. — Обед будет очень скоро. Не хочешь ли девушку? Она развлечет и станцует для тебя.

— Хочу, — сказал Шенн, поглядев на купца, обнимавшего сразу двоих.

— Еще два асира...

Шенн сел за один из свободных столов, чувствуя, как сводит желудок от ароматов, доносившихся с кухни. Вылетевший из кухонных дверей слуга мигом накрыл изрезанные и потрескавшиеся доски чистой белой скатертью. Затем появился кувшин с вином и два кубка из желтого металла. Шенн уже знал, что в Арнире он назывется золотом и ценится за легкость обработки и красоту, но все же не так, как асиры...

Принесли обед. Шенн с наслаждением впился зубами в мякоть какой-то жареной птицы. Недурно, хотя он бы предпочел что-нибудь пожестче. Затем юноша попробовал густой суп и какое-то блюдо из овощей, щедро приправленное пряностями. Утолив голод, Шенн запил обед вином и довольно рыгнул. Где же обещанное развлечение?

— Меня зовут Джанна, — раздался легкий мелодичный голос. — А тебя?

Он обернулся и замер, растерянно моргая глазами. Перед ним стояла настоящая красавица: черные, подведенные глаза смотрели так, что Шенн потерял дар речи. На девушке была легкая, едва ли не прозрачная накидка, не скрывавшая прелестных плеч и высокой груди.

— Шенн, — наконец, выдавил он. — Хочешь вина? — Юноша налил вино в свободный бокал и протянул его девушке. Она пригубила, глядя на Шенна яркими, блестевшими ярче свечей глазами. Длинные, слегка волнистые волосы девушки переплетали красные ленты, оканчивающиеся крохотными золотыми колокольцами.

— Откуда ты родом, Шенн? — спросила она, накрыв его руку своей. Ее ладонь была узкой, пальцы длинными и красивыми. — Ты не очень похож на арна. И говоришь немного не так.

— Вот как? Что еще ты заметила?

— Многое, но разве это важно? Главное, ты щедр...

— Щедр?

— Да! Я видела, сколько асиров ты отсыпал хозяину. Поверь, и обед и это вино не стоят и третьей части того, что ты заплатил. Наверно, ты воин. Удачливый воин.

— Это почему? — удивился Шенн.

— У тебя шрам на щеке, — сказала Джанна, коснувшись его лица тонким изящным пальцем, и внутри Шенна разошлась горячая волна. Он вздрогнул. — И меч за спиной. И много асиров. Значит, ты удачлив и смел.

— Пожалуй, — согласился он и улыбнулся. Девушкам нравятся смелые и удачли-вые.

Они выпили еще. Шенн с трудом оторвался от лица Джанны и посмотрел в зал. Люди с луками и колчанами встали из-за стола.

— Кто это? — кивнув в их сторону, спросил Шенн.

— Хартоги, — шепотом произнесла девушка. — Охотники на зверей. Ловят какого-то беглеца.

— Охотники? — переспросил Шенн. Он по-иному взглянул на этих крепких парней. Охотников он уважал. — А почему они ловят беглецов?

— Говорят, ищут какую-то девушку, — шепнула Джанна. — Она нарушила закон и сбежала. Быть может, она кого-то убила? Если ее поймают, то отправят на тот берег. Это ужасно, правда?

— На какой берег?

— В Кхинор, разве ты не знаешь? — изумилась Джанна.

— Знаю, конечно, знаю, — успокоил ее Шенн. Он вспомнил, что в Арнире преступников высылали в безлюдную, полную опасностей местность за рекой, где властвовали морроны. Это был смертный приговор. Хотя Шенн прошел через Кхинор и выжил.

— Что могла натворить девушка? — спросил Шенн, провожая взглядом спину последнего хартога. Дверь за ними закрылась, и в таверне стало как будто светлей.

— Нам какое дело? — повела круглым плечом Джанна. — Посмотри на меня. Я тебе нравлюсь?

Ее бедра, едва прикрытые тонкой материей, дразнили и возбуждали.

— Ты не можешь не нравиться! Ты напоминаешь мне одну девушку, — сказал Шенн. — У тебя такие же красивые длинные волосы...

— Забудь ту девушку! — потребовала Дженна. — Сейчас я с тобой! Хочешь, станцую?

— Хочу! — признался Шенн, глядя на ее стройное и гибкое, как лиана, тело.

— Но я станцую только для тебя! — сказала девушка, приблизив губы к губам Шенна, и он почувствовал исходящий от них жар. — Идем! В какой комнате ты остано-вился?

— Она там, наверху...

Шенн не заметил, как поднялся наверх, оказавшись в небольшой, но весьма уютной комнате. Пол покрывал цветной ковер, в углу стоял большой сундук для вещей, а в противоположном углу — большая кровать, накрытая красным покрывалом. Вошедшая первой Джанна поставила горящую свечу в металлическую плошку на небольшом столике у закрытого ставнями окна, и помещение наполнилось странными извивающимися тенями. Она закрыла дверь.

— Джанна, я хочу подарить тебе кое-что, — Шенн развязал мешок и нащупал самый крупный камень-асир. Он вытащил ладонь из мешка и протянул ей. Ярко-красная пирамидка засияла на ладони, и Джанна улыбнулась. И опустила протянутую руку.

— Это слишком дорогой подарок, достойный любимой женщины! Оставь ее той, что войдет в твое сердце. Мне ты можешь отдать камень поменьше...

— Я никогда не увижу ее, — прошептал Шенн и протянул камень Джанне. — Нет, я дарю его тебе, и знай, что ты ничем не обязана мне за это. Ты просто достойна его, вот и все.

— Спасибо тебе, Шенн из Руаннора, клянусь, я еще не встречала людей, равных тебе по щедрости! И я не останусь в долгу! Смотри, я танцую для тебя, только для тебя!

Зажав камень в кулаке, она отошла на несколько шагов, быстро сняла сандалии и встала на середину ковра. Глаза Джанны завораживающе блестели, и Шенн почувствовал, как что-то сжало грудь, приятными щупальцами обвивая руки и ноги. Он увидел, как девушка начала танец, кружась и извиваясь, точно повторяя узор на лежащем под ногами ковре. Ее гибкие руки заструились по высокой груди и красивому, чувственному животу, двигавшемуся в такт бедрам, и вдруг сбросили платье. Теперь она танцевала обнаженной, но словно не замечала этого.

Двигаясь с какой-то медленной, пульсирующей страстью, Джанна приближалась к юноше, пока он не ощутил прикосновение ее губ. Руки девушки нежно обвили его торс, и Шенн всем телом почувствовал ее желание. Он сжал ее в объятиях, и мир слился для них в одном...

Глава двадцатая. Встреча

Ей повезло. Наступившая ночь спасла от преследователей и, больше не слыша звуков погони, Далмира тихонько вылезла из бочки. Она находилась в довольно обширном дворе, заваленном какими-то деревянными деталями, гнутыми досками, разбитыми и полусобранными бочками. Девушка поняла, что двор, дом и повозка принадлежит какому-то ремесленнику, скорее всего, бочару. В доме все спали, и Далмира тихо прокралась к низенькому сарайчику, решив до утра переждать тут. Найдя укромный уголок, она заснула, а проснулась от громкого стука. Прижавшись лицом к щели, девушка увидела человека, ставившего на повозку большие бочки. Заполнив ими повозку, он ушел в дом.

Далмира подошла к дверям. На дворе было светло, но солнце не торопилось показываться из-за растянувшихся на все небо серых туч. Она может спокойно выйти в город, но что дальше? Волосы выдадут ее. И стража у ворот города наверняка предупреждена хитрым и дальновидным Тормуном. Пока она свободна, но на самом деле в ловушке, в красивом каменном мешке под названием Ринересс...

Вблизи раздались шаги. Далмира отпрянула, вжавшись в угол среди чурок и мешков с опилками. Дверь сарая распахнулась, и кто-то вошел.

— Где же она? А, вот, — человек снял с гвоздя висевшую упряжь и вышел, не закрыв дверь. Спустя немного времени Далмира услышала знакомый голос:

— Ну, что, все готово?

— Готово, хозяин, — лениво, с расстановкой произнес подмастерье.

— Тогда иди сюда, поможешь кое-что поднести. Пора ехать в Аримдор.

Человек направился к дому, и Далмира посмотрела на оставленные без присмотра бочки. В Аримдор... Это другой город! Медлить нельзя, и девушка, выскользнув из сарая, подбежала к повозке. Остановившись за ней так, чтобы ее не увидели из дома, Далмира заглянула в бочки. Бочки были закрыты крышками, и пахли свежеструганным деревом. Вцепившись в одну, девушка попыталась ее открыть, но крышка была пригнана столь плотно, что, обломав ногти, Далмира так ничего и не добилась.

— Тащи это на повозку!

Выхватив кинжал, она вонзила его в край бочки и отчаянным рывком вытащила крышку. Внутри пусто! Хартог прыгнула внутрь еще быстрее, чем вчера, и сдвинула крышку на место.

В бочке было темно, а поначалу показавшийся приятным запах дерева стал просто невыносим. Но Далмира сидела неподвижно и ждала. Голоса бочаров звучали глухо, она почти не различала слов. Затем раздался удар, она испуганно вздрогнула, но затем поняла, в чем дело. Увидя неплотно пригнанную крышку, мастер сильным ударом закрыл ее. И хорошо, подумала она, теперь только ждать...

Но ждать оказалось труднее, чем она думала. Стало жарко и трудно дышать. Колеса повозки без конца катились по мостовой, и Далмира поняла, что скоро задохнется. Определив обращенную внутрь повозки сторону, девушка стала ковырять бочку кинжалом. Острая сталь хорошо рассекала древесину, но девушка работала медленно, опасаясь, что сидящие на повозке люди услышат ее. Липкий пот ручьями стекал по лицу, хотелось немедленно выбить днище бочки ногами, быстрее вздохнуть и дышать, дышать! Стиснув зубы, едва не теряя сознание, она резала и резала, пока лезвие кинжала не пронзило дерево насквозь. Прильнув губами к отверстию, Далмира глотала живительный воздух и не могла надышаться. Затем осторожно расширила отверстие, но не вширь, а в длину, чтобы не было так заметно. Скорчившись возле щели, она дышала и слушала.

Вдруг повозка остановилась. Голоса забубнили совсем близко, что-то стукнуло по бочке, кто-то засмеялся. Снова голоса. Она прислушалась, прильнув ухом к отверстию:

— ...и пусть теперь он делает, как хочет!

— Правильно люди говорят: чего не ждешь — случится, а ждешь — не возвратится!

— Ну, счастливой дороги, проезжай.

Повозка вновь тронулась и, не веря своему счастью, Далмира улыбнулась. Гул полнолюдного города сменился загородной тишиной. Кажется, она выбралась!

Она терпеливо ждала, разминая руки и ноги. Это было нелегко, учитывая, что выпрямиться в бочке она не могла. Изредка доносившиеся голоса заставляли ее замереть, но вскоре Далмира почувствовала: можно выбираться. Они достаточно отъехали от Ринересса. На всякий случай она приготовила кинжалы. Затем уперлась в крышку плечами. Не открыть! Скрюченные ноги болели, и зажатое в бочке тело никак не могло распрямиться. Далмира в ярости ударила в крышку рукоятями кинжалов и услышала изумленные голоса людей. Еще раз, еще!

Свежий воздух ударил в лицо, и затекшие ноги с трудом разогнулись. Далмира пошатнулась и выпрямилась, видя перед собой изумленные лица бочаров.

— Кто ты такая? — проговорил один, по виду хозяин, немолодой уже арн с седой бородкой. Его руки, державшие стилет, коим погоняли крогов, направили оружие на девушку. Не отвечая, Далмира выразительно встряхнула зажатыми в ладонях ножами.

— Да это же... красноволосая! — вдруг вспомнил второй арн, тот, что грузил бочки. — Ее искали хартоги!

Не спуская глаз с направленного в грудь острия, Далмира перенесла ногу через край бочки.

— Я слышал, хартоги обещали награду тому, кто ее схватит! — бочар глядел на девушку так, словно у нее было две головы.

Далмира перенесла вторую ногу:

— Хочешь схватить меня? Ну, попробуй! — кинжал в ее руке резко вытянулся в сторону ремесленника. Тот отшатнулся и чуть не упал с повозки. Девушка спрыгнула на землю, едва удержавшись на затекших ногах. Ноги ужасно болят, но как хорошо дышится на свободе! Она быстро огляделась: вокруг никого, ни людей, ни селений. Редкие перелески да поросшие кустами холмы. Мощеная дорога уходит куда-то вдаль, а за спиной виднеются далекие стены Ринересса. Она выбралась, но куда ей идти?

Оглядываясь на бочаров и прихрамывая, Далмира сошла с дороги и побежала в лесок. Куда угодно, лишь бы подальше от города и быстрее, пока есть силы...

— Ты видел, куда она побежала? — спросил подмастерье. Пожилой бочар вздохнул:

— Видел, а что толку? Мы ее все равно не поймаем. Она хартог, а хартоги ничего не боятся. Им человека убить, что жука раздавить...

— Мы можем вернуться в город и рассказать, что мы ее видели! — воскликнул второй. — Хартоги наградят нас!

— Мы на ярмарку не успеем, — проворчал старший и, подумав, стал разворачивать крога назад. — Ладно! Давай, пошел, быстрее!

Торвар вбежал в комнату вождя.

— Я нашел красноволосую!

Тормун вскочил:

— Где она?

— Она сумела пробраться за стену! Хитрая, как кунимор! Спряталась в бочке, что везли бочары. За южными воротами вылезла, но они заметили ее! Красноволосую с кинжалами! Я велю...

— Слушай, что я велю! — прервал брата Тормун. — Возьмешь всех охотников. Всех! И расставь во всех деревнях и на всех дорогах к югу от города. Рано или поздно она появится. Или ее кто-нибудь увидит...

Тормун прервался и выразительно посмотрел на брата:

— Торвар, принеси мне ее голову. Этого достаточно. И скажи, что я выплачу сотню... нет две сотни асиров тому, кто приведет ее живой! Иди.

Торвар выбежал прочь. Азарт владел им, как никогда. В такой охоте ему еще не приходилось участвовать. Охота в Арнире, охота за человеком, за опасным человеком, которого... которую он может...

— Слушайте волю Тормуна! — сказал он ожидавшим приказа охотникам. Все хартоги, кроме бойцов, стояли вокруг него, слушая слово вождя. — Выступаем немедленно. Тот, кто схватит и доставит Далмиру живой, получит сотню асиров! Мертвой — пятьдесят. Такова воля Тормуна.

Далмира бежала, пока не выбилась из сил. Она упала на траву и попыталась от-дышаться. Рано или поздно хартоги узнают, что она проникла через ворота Ринересса, и станут искать ее всюду. И что ей делать? Она свободна, но здесь, в Арнире, она — преступник. Далмира знала, что хартоги имеют право жить по своим законам, и хранители законов фагиры не вмешиваются в их дела. Это значит, что Тормун может поступить с ней, как с надоевшей вещью — а ведь она и есть вещь, клейменая вещь — то есть просто уничтожить.

Успокоив дыхание, она попыталась решить, куда двигаться. Кроме Ринересса, есть и другие оданства, но будет ли она там в безопасности, Далмира не знала. Кроме того, все они располагались к северу от Ринересса, а значит, ей пришлось бы возвращаться. Наверно, это неплохой ход, и она обманет охотников, пойдущих по ее следу на юг, но там она будет слишком заметной. Волосы выдадут ее везде!

А может, идти на восток? Там приграничные земли и великий Кхин. От одного из хартогов она слышала, что на востоке и юге живут свободолюбивые мергины. Формально подчиняясь одану, они служат щитом между Ринерессом и морронами, а на юге сдерживают хелмаров, часто атакующих побережье. Тормун никогда не ездит туда — ни за животными, ни за новыми бойцами, значит, это хороший выбор.

Значит, на юг? Далмира вздохнула и поднялась. Для начала надо отойти от Рине-ресса как можно дальше и не появляться на больших дорогах, куда Тормун наверняка пошлет людей. Уже сутки она ничего не ела, силы девушки таяли. Но идти надо. Надо идти и быть осторожней.

Пробираясь перелеском, Далмира срывала растущие на кустах ягоды и бросала в рот. Кислые и терпкие, они едва заглушали голод, но пить захотелось еще сильней. Далмира вспомнила путешествие с Шенном. Дикарь всегда мог найти съедобное растение или убить небольшого зверя. Но сейчас она одна, помощи ждать неоткуда. У нее есть кинжалы, и хищников она не боится, но охотник из нее никакой. Денег тоже нет и... Далмира едва не заплакала. Ей казалось: весь мир восстает против нее, сжимая невидимые, смертельные объятья. Что делать, что?! Она остановилась, в бессильной ярости вонзив один из кинжалов в дерево. И вспомнила Кинару, перед смертью мечтавшую о свободе. Вспомнила Немого, пожертвовавшего жизнью ради нее... Она выберется, должна выбраться! Ради них, мертвых, но живых в ее памяти. Они смотрели на нее изнутри и молчали, но Далмира знала, что они хотят сказать...

— Я выживу, обещаю вам, — сквозь слезы произнесла она, вытаскивая застрявший в коре кинжал. — Клянусь тебе, Кинара, Тормун не поймает меня!

На следующий день Далмира, усталая и ослабевшая, вышла к селению. Жители с удивлением смотрели на измученную женщину в мужской одежде со странными красными волосами, но в приюте не отказали. Далмиру накормили кашей и дали в дорогу хлеба. Радушные хлебопашцы не приняли в дар предложенный незнакомкой кинжал и, поблагодарив их, девушка спросила дорогу на Ринересс. Поселяне указали ей путь. Далмира пошла, куда показали, но едва деревня исчезла за поворотом, сошла с дороги и двинулась на восток, постепенно сворачивая к югу. Она слышала, что хартоги-охотники способны выслеживать зверя очень долго, они не знают устали и не станут ее жалеть. Вперед!

Вторую ночь, как и первую, девушка провела под открытым небом. Разделив оставшийся хлеб на три части, Далмира съела один кусок, остальное оставила на завтра. Кто знает, попадется ли ей какое-нибудь селение, а если попадется, будут ли арны столь же добры к беглецу...

Крыши домов показались из-за холма неожиданно, и Далмира замерла, разглядывая раскинувшееся перед ней селение или хеш, как говорили в Арнире. Деревянные дома располагались без какого-то плана, некоторые были обнесены заборами, некоторые нет. На площади с круглым колодцем девушка увидела горстку людей. С холма они казались одинаковыми, как лесные мураши. С другой стороны к селу подступала река, вернее сказать, ручей, еле заметный за кронами деревьев. Далмира решила спуститься к людям.

Поравнявшись с первыми домами, она почувствовала тревогу, но продолжала идти к площади. И увидала хартогов! Трое охотников с луками за спиной разговаривали с местными. Погоня уже здесь! Девушка бросилась бежать и с ужасом услышала пронзительный детский крик:

— Смотри, мама, чужая!

Она с разбега вломилась в заросли, сминая упругие ветви. Кусты не пускали, цепляли за ноги и хлестали по лицу. Кое-как пробившись, Далмира устремилась в лес, ожидая свиста выпущенной в спину стрелы. Бежала, пока хватило сил, затем попыталась успокоиться и не паниковать. Лес густой, им тяжело будет найти ее. На траве почти не остается следов. Мало ли что говорят про охотников-хартогов... Она же не зверь, она умнее!

Вскоре ноги превратились в тяжелые, неподъемные столбы, а в боку нестерпимо закололо от быстрого бега. Далмира упала на траву и лежала, прислушиваясь. Сил двигаться дальше не было. Если они нагонят ее, она станет биться. И если не убьет их, то умрет свободной!

Но преследователи отстали. А может, устроили засаду и ждут где-то впереди? Она не знала этой страны, не знала дорог и не походила на обычную женщину в своей одежде и красными, как луна Игнира, волосами. Ей некому доверять и не у кого просить защиты. Ничего! Она выжила в полном опасностей Кхиноре, выживет и здесь.

К вечеру девушка подошла к постоялому двору. Большое, обнесенное крепким забором, хозяйство располагалось недалеко от перекрестка двух вымощенных камнем дорог. Место было опасное — хартоги наверняка появятся здесь, если уже не сидят внутри дома. Но голод и усталость толкнули ее на риск.

Далмира прислушалась. Во дворе таверны было тихо, лишь из окон слышались голоса подвыпивших мужчин. Далмира уцепилась за край частокола, подтянулась и перелезла во двор. За забором тянулись пристройки с закрытыми на замки дверями, вонявшие навозом стойла для крогов, и большая поленница дров. Прокравшись до угла дома, она выглянула во двор. Никого. Сбоку хлопнула дверь, и какой-то мужчина выплеснул под забор ведро с помоями. Из открытой двери до девушки донеслись сводящие желудок ароматы кухни. Как хочется есть!

Словно почувствовав что-то, мужчина оглянулся и увидел прижавшуюся к стене Далмиру.

— Ты откуда здесь взялась? — спросил он. Темноволосый, средних лет арн был одет просто: суконные штаны и рубашка, да прожженный фартук на поясе. Похоже, он не боялся изможденной девушки с кинжалами в руках.

— Мне нужна еда, — сказала Далмира. — Ты можешь принести еды? Только чтобы никто не видел?

— Ты от кого-то прячешься?

— Да.

— От кого?

Далмира посмотрела на его лицо. Обычное, безбородое и безусое, оно не выражало ни чрезмерного страха, ни чрезмерного удивления. Стоит ли ему доверять?

— На тебе мужская одежда и нет лент в волосах, — сказал мужчина. — Кто ты такая?

— Я хартог... Вернее, была хартогом.

— Ты сбежала от хартогов? — изумился мужчина. — Великий Эльмер! Они ищут тебя!

— Ищут... Послушай, мне не нужны расспросы, мне нужна еда, — Далмира выразительно взглянула на мужчину и убрала кинжалы в ножны на поясе. — Ты поможешь мне?

Тот улыбнулся:

— Почему нет? Хозяин не обеднеет, если я дам тебе немного хлеба и мяса. Жди тут.

Он вошел в дом и захлопнул дверь. 'А если он обманывает? — подумала Далмира. — Если сейчас позовет кого-нибудь?' Бежать она устала, а убивать не хотела. Единственным человеком, которому она желала смерти, был хелмар, убийца отца. Но он давно мертв. Впрочем, есть еще один негодяй, тот, что сейчас идет по ее следу...

Дверь открылась и, прежде чем девушка выхватила ножи, в проеме появился новый знакомый:

— Вот, возьми, — он протянул ей кусок пропитанного соусом хлеба с лежащим на нем жареным мясом. — Ешь спокойно, кроме меня, сюда никто не приходит.

Он кивнул ей и захлопнул дверь. Далмира впилась зубами в мясо. Глотая наспех пережеванные куски, она вслушивалась в звуки двора. Вот крог стукнулся рогами о стенку, вот кто-то из гостей затянул песню. Резкий и гулкий звук заставил замереть. Что это? Девушка выглянула из-за угла и увидела, как слуга открывает широкие ворота. В спустившихся сумерках она увидела группу вооруженных мужчин. Компания быстро прошла внутрь двора, направившись к дверям таверны. Хартоги?! Или нет?

Дверь кухни еще раз открылась, но теперь Далмира была быстрее. Ее кинжалы, очертив сверкающую дугу, прижались к горлу вышедшего из дверей мужчины.

— Это я... — выдавил он, но Далмира не убрала оружие:

— Я видела здесь хартогов! Ты сказал им обо мне?

— Нет! Я хочу... помочь тебе... спрятать тебя.

Кинжалы исчезли, а Далмира взглянула в глаза человеку. Сейчас от этого взгляда зависела ее жизнь. Поверить или нет? Не все же вокруг — предатели?

— Почему ты помогаешь мне? У меня нет асиров, я ничего не могу дать тебе!

— Они ищут тебя, — произнес слуга. — Но я ничего им не сказал и не скажу.

— Почему?

— Потому что ненавижу их!

— Но я...

— Ты — не такая, как они... Ты — не охотник, ты боец, проливающий кровь на арене.

— Откуда ты знаешь?

Мужчина огляделся:

— Тебе нельзя здесь оставаться. Они обшарят весь двор и найдут тебя! Идем за мной!

— Куда? — Далмира замерла, не зная, что предпринять. Ей хотелось бежать прочь из этого места, черный дом казался искусно расставленной ловушкой... Но девушка понимала, что везде будет то же самое, охотники опередили ее.

— Здесь рядом есть лестница наверх. Там чердак. Ты сможешь спрятаться там. Ключ есть только у меня!

Далмира поверила ему. Войдя в кухонную дверь, она очутилась в небольшом коридоре, где у стены стояла широкая деревянная лестница. Мужчина схватил ее и приставил к еле заметной двери наверху.

— Лезь туда! — сказал слуга. — Когда они уйдут, я вывезу тебя отсюда!

Рядом послышались голоса, и Далмира быстро взобралась наверх. Человек открыл невысокую дверь, она вошла, и дверь тотчас закрылась у нее за спиной. Замок щелкнул, и наступила гнетущая тишина. Далмира услышала, как слуга слезает с лестницы и ставит ее на место. Он ненавидит хартогов? Почему? И почему решил помочь ей? Снова почувствовав себя в ловушке, Далмира беспомощно огляделась. Она находилась в продолговатом и обширном помещении с треугольной крышей. Толстые, размером с целый древесный ствол балки тянулись вдоль чердака, пропадая во тьме, другие уходили в пол, очерчивая скелет здания. Потолок был низкий, и передвигаться, не сгибаясь, можно было лишь посередине чердака. Пол был засыпан опилками и перепревшим сеном.

Снизу доносились приглушенные голоса постояльцев, и Далмира долго не отходила от дверей, ожидая появления хартогов. Но в коридоре было тихо и, устав ждать, девушка устало опустилась на пол. Какое-то время она просидела словно в полудреме, чутко реагируя на каждый звук, а затем решила посмотреть на преследователей. Она бывала в нескольких тавернах, и все они устроены практически одинаково. Где-то под ней должен располагаться зал, где сидят постояльцы и посетители.

Далмира осторожно прошлась по толстой балке и попыталась найти щель в полу. Это оказалось не так легко, и на разгребание устилавших пол опилок ушло много времени. Но старания не пропали втуне. Обнаружив довольно большую щель, Далмира легла и прильнула к отверстию.

Она увидела часть зала и несколько столов. За одним сидели преследователи. Хартогов она узнала сразу, некоторых до сих пор помнит в лицо. А ведь раньше не могла и думать, что они станут охотиться на нее! Охотники сидели тихо, пили вино, переговариваясь короткими негромкими фразами. Далмира не могла расслышать их разговор — какие-то девицы визжали и смеялись, заглушая все прочие звуки.

Она услышала звук хлопнувшей двери, и прямо под ней прошел человек, ведомый кем-то из слуг. Она не успела рассмотреть его лицо, однако что-то — то ли в движениях, то ли в голосе — показалось ей знакомым. 'Не слишком ли много встреч в одном месте, — подумала она. — Кто же это?' Смех на минуту смолк, и девушка услышала знакомый до боли молодой голос:

— Я сказал. Еда и ночлег.

— И вино, разумеется, — сказал кто-то, очевидно, хозяин.

— И вино, — согласился голос.

Шенн!? Далмира едва не подпрыгнула от волнения. Она вспомнила голос, и фигуру и волосы! Это Шенн!! Но как он оказался здесь? И... ведь он не разговаривал на языке арнов! Почти не разговаривал, а теперь она понимает каждое его слово! Далмира заерзала на полу, пытаясь хоть краем глаза увидеть старого друга, когда-то спасшего ее от смерти. Но стол, за который сел Шенн, никак не просматривался. Она должна его увидеть! Девушка вскочила. Надежда и страх сплелись в единый натянутый узел. Им надо встретиться, но как, как?! Хартоги сидят совсем рядом! Она рискует не только своей жизнью, но и его. Случись бой, Шенн несомненно вступится за нее, но... Врагов слишком много, они — воины, умеющие убивать, и на их стороне закон.

Она едва не завыла, понимая, как жестоко посмеялись над ней боги. Встретить Шенна именно здесь и именно сейчас, когда она не может к нему подойти! Далмира заметалась по чердаку. Что, что ей делать? Безрассудная ярость сменялась безысходным отчаянием. Наконец, она взяла себя в руки и еще раз склонилась над щелью.

Шенн разговаривал с женщиной. Видимо, с одной из тех, что жили в каждой та-верне, развлекая и ублажая посетителей. На острове Далмиры ни одна девушка не смела провести ночь с мужчиной до свадьбы, в Арнире такое было в порядке вещей. Множество женщин зарабатывали асиры, проводя ночи с разными мужчинами, и это не считалось грехом. Их покровителем выступал Великий Эльмер, один из Сущих, бог воды, жизни и плодородия. Лишь в месяц голубой луны девушки Арнира могли лишиться девственности. В Ринерессе и других городах Арнира женщин, зарабатывающих на жизнь своим телом, называли жрицами Эльмера. Но Далмира не могла поступиться обычаями предков, просто взять и забыть все, чему учил ее отец. Со временем она научилась понимать мужчин-арнов и уже не считала оскорблением, когда кто-то принимал ее за жрицу Эльмера. Но и становиться ей не хотела...

Она не могла расслышать слов Шенна, но от интонации его голоса, что-то ласково отвечавшего девушке, Далмира едва не расплакалась. Вдруг, в один миг, все вокруг показалось ей каким-то невероятным сном, потому что так не должно быть!

С момента их расставания она не думала о Шенне постоянно, лишь иногда он являлся к ней во снах и в мыслях, как что-то живое и близкое. Он был одним из немногих на этом свете, кто никогда не причинял ей зла. Она лишилась отца, потеряла Кинару и Немого, и внутри Далмиры осталась последняя согревающая душу звездочка: Шенн. Он был солнцем, до которого нельзя дотянуться, но которое греет, давая новую надежду.

Нет у нее теперь надежды...

Дверь заскрипела, и Далмира проснулась, тут же схватившись за кинжалы. В проеме возник знакомый силуэт слуги.

— Ты где? — негромко спросил он, вглядываясь в полутьму. По правде говоря, он опасался загнанной в угол беглянки, и в то же время искренне желал ей помочь. — Выходи. Все спят. Я вывезу тебя отсюда.

Далмира сглотнула комок в горле. Очень хотелось пить. Как заснула — не вспомнить.

— И хартоги спят? — спросила она.

Слуга покачал головой:

— Кто-то спит, а кто-то нет. Я выведу тебя, пошли.

Вслед за ним девушка спустилась с лестницы. Теперь она верила ему. Если бы он хотел, то давно сообщил бы хартогам, и она бы не проснулась...

Они вышли на задний двор. Раннее утро. Солнце еще не встало, и во дворе, как молоко в гигантской чаше, плавал густой туман. Слуга подвел ее к забору. Рядом стояла колода, забравшись на которую, можно было легко перелезть через ограду. Спасибо, друг.

— Они не поймают тебя, Арнир велик! — шепотом произнес слуга, и Далмира горько усмехнулась. Не настолько велик, если она сумела встретиться с Шенном! Она не знала, где он теперь и не могла его искать. Где бы он ни был, их пути снова расходятся и, похоже, уже навсегда.

— Я буду с повозкой вон там, — указал слуга. — Жди меня.

Далмира перелезла через ограду и побежала к перелеску. Остановившись у де-ревьев, она осмотрелась и стала ждать. Мысли о Шенне не давали покоя. Наверняка он провел ночь с этой девушкой, ласкал ее, говорил то, что должен был сказать не ей... Думать об этом было невыносимо, и еле слышимый стук копыт прервал мысли Далмиры. В густом тумане проявились очертания большого рогатого зверя, вслед за ним двигалось нечто огромное. Далмира разглядела повозку, на которой лежала копна сена. Колеса ее замерли, и возница спрыгнул на землю.

— Где ты? — вполголоса крикнул он. — Это я!

Далмира приблизилась.

— Спрячься в сено, — сказал спаситель. Далмира увидела, что повозка до краев засыпана скошенной травой. — Быстрее. Они стоят на перекрестке и слышат каждый звук. Тебе не пройти незамеченной.

— Ты помогаешь мне, а я даже не знаю твоего имени, — сказала она.

— Это хорошо. Если тебя поймают, ты не сможешь сказать его хартогам.

Губы Далмиры тронула улыбка. Умный парень. Девушка залезла в траву, и слуга быстро закидал ее травой.

— Пошел! — прикрикнул он, уколов животное в круп, и крог потащил повозку со двора. Девушка сидела, не шевелясь. Засыпанная изрядно перепревшей травой, она вдыхала ее душный запах, и вслушивалась в поскрипывание колес. Довольно долго спаситель не подавал никакого знака, и Далмира хотела выбраться из травы, как вдруг услышала голос:

— Что везешь?

— Траву. А ты кто такой? — без тени страха спросил возница.

— Хартог. Ищу девку. Красноволосую. Не видел? Она где-то здесь.

— В наших краях красноволосых отродясь не было, — проворчал слуга, и Далмира поразилась его выдержке. Ведь он рискует ради нее! — Не видал я никого.

— Дай-ка, я твою телегу проверю, — сказал хартог, заглядывая за высокий борт. — Траву, говоришь, везешь?

— Траву для крогов, не видишь, что ли? Продавать везу в Аримдор.

— Продавать? Да у тебя никто не купит эту гниль!

— А я тебе и не предлагаю, — огрызнулся возница, и Далмира ощутила тревогу. Шевелиться было нельзя — заметят тут же, и она лежала неподвижно, готовясь вскочить на ноги в любой момент. Сколько их там? Один или двое? Если напасть неожиданно, она справится и с двумя. Убить человека проще, чем зверя...

— Сейчас я посмотрю, что тут, — она услышала звук извлекаемого из ножен меча и, прежде чем успела что-то предпринять, почувствовала, как острое лезвие рассекло ей кожу. Схватившись за борт, она резким движением выбросила тело из повозки.

— А-а! — вскричал хартог. — Вот ты где! А говорил...

Речь охотника прервалась резким, захлебывающимся всхлипом. Изо рта его хлынула кровь, и Далмира увидела окровавленное железное острие, торчащее из груди хартога. Он упал наземь. Селянин хладнокровно вытащил из его спины стилет для управления крогом и ударил еще раз. Затем вытер острие пучком травы и отволок тело к обочине.

— Возьми его одежду и оружие, — сказал он застывшей Далмире. — Дальше пойдешь одна. Вон там, — его рука указала на юг, — есть гора. Обойдешь ее и увидишь реку. Тебе надо перебраться на другой берег. Там они тебя не найдут. А если и найдут — мергины не выдадут.

— Спасибо тебе, — пробормотала Далмира. Теперь она узнала охотника, убитого слугой. Один из тех, что недавно поступили на службу к Тормуну. Он был совсем молод, не старше Шенна, и Далмира не могла смотреть на искаженное предсмертной болью лицо. Она не тронула его одежду, но подобрала небольшой широкий меч. Оружие пригодится, хотя она предпочла бы привычное копье.

— Теперь беги, — сказал слуга и передал туго набитый узел. — Здесь еда.

— Ты действительно их ненавидишь... — произнесла девушка, глядя в темные неподвижные глаза. — Почему ты помог мне?

— Хартоги убили моего отца и забрали старшего брата, — ответил он. — Я думаю, он тоже погиб. Бойцы ведь долго не живут?

— Да, — сказала Далмира. — Это так. Как звали твоего брата?

— Никак. И меня никак. Прощай, красноволосая. Ты помогла мне отомстить, спасибо!

Он уколол зад крога дротиком, заставляя животное развернуть повозку. 'И это — месть? — подумала Далмира. — Убил совсем мальчишку...' Потеряв Немого и Кинару, она тоже хотела мстить, но мутившую голову ярость сдерживал страх за свою жизнь. И еще: кому мстить? Кто виноват в том, что случилось? В смерти Кинары повинен зверь, а Немой погиб, защищая Далмиру от убийц. Боец знал гораздо больше, чем мог рассказать своими малопонятными жестами. Тогда Далмира поняла главное — ее хотят убить. Почему и за что — так и осталось тайной, которую она, наверно, никогда не узнает, как и Шенн не узнает, что она видела его в трех шагах...

Внезапная мысль заставила ее броситься за уезжавшей повозкой.

— Стой!

Возница остановил животное.

— Ты что? — взволнованно спросил он. — Беги отсюда!

— Подожди! — она не могла уйти просто так, зная, что Шенн так близко. Надо оставить ему какой-то знак... Она выхватила кинжал и отрезала прядь волос. — Прошу, сделай это для меня! Передай волосы человеку по имени Шенн, он сейчас в таверне. Он высокий, и у него шрам на щеке. Передай и скажи... Скажи, чтобы не искал меня! Сделаешь?

— Сделаю, — кивнул слуга, пряча ярко-рыжий локон в карман. Повозка заскрипела и скрылась в тумане. И лишь сейчас Далмира почувствовала, как что-то течет по бедру. Посмотрела и увидела мокрую от крови рубашку. Мальчишка задел-таки ее мечом. И мог убить, если бы не тот парень.

Оставаться на открытом пространстве было нельзя. Туман рассеивался, распадаясь под лучами всходящего солнца, и Далмира направилась к югу. Скоро она увидит гору, а там... Он говорил о мергинах. Кто это, Далмира не знала, но если они дадут кров и защиту, она пойдет к ним.

Свобода давалась не просто. Она желала ее и получила, заплатив болью и кровью. С каждым шагом Далмира чувствовала, как что-то внутри зовет и требует ответа. Зачем? Зачем человеку свобода? Зачем она тому, кто не знает, как жить дальше?

Она не видела и не могла видеть, как далеко-далеко, за туманом и деревьями, в здании старой таверны спасший ее мергин передает локон огненных волос человеку по имени Шенн. Как, выслушав слугу, чужак в волнении выскочил наружу и, озираясь, громко и долго выкрикивал ее имя...

Глава двадцать первая. Знак неба

Шенн то и дело останавливался на дороге, не в силах оторвать глаз от великолепия раскинувшегося перед ним города. Ринересс был так велик и прекрасен, что захватывало дух.

— Чего встал, не мешай проезду! — прикрикнул кто-то, и юноша посторонился. Мимо, стуча колесами по гладким камням, проехал целый караван повозок. Дорога вблизи Ринересса была очень оживленной. Торговцы, селяне, воины, бродячие певцы и прочий разношерстный люд входили и выходили из видневшихся совсем близко городских ворот. Сердце Шенна забилось сильней, когда он увидел настоящее чудо: огромные белые статуи невиданных крылатых зверей, замершие перед воротами Ринересса. Ему приходилось видеть подобные творения человеческих рук в Руанноре и в городе под болотами гулхов, но эти скульптуры понравились Шенну еще больше. В них не было скупой простоты руаннорских барельефов и отталкивающе-грозных поз подземных чудовищ — эти крылатые звери заставляли любоваться собой, они восхищали и радовали глаз.

— Громира не видел, что ли? — спросили за спиной, резко толкнув в плечо. Шенн оглянулся: какой-то горшечник тащил за собой двухколесную тележку с товаром. — Уставился...

Оглядываясь на статуи, Шенн с людским потоком влился в широкие ворота Ринересса. Открывшиеся глазам великолепные дома и дворцы, расходящиеся в стороны улицы, и людская карусель закружили и потащили его куда-то. Этот город восхищал размерами, поражал количеством народа на сравнимых с бурлящей рекой улицах, и пьянил своим воздухом, воздухом Арнира и свободы.

Едва Шенн подумал о том, что в таком скоплении народа он не будет привлекать ненужного внимания, как почувствовал чью-то руку у себя в кармане. Он дернулся, пытаясь схватить вора, но тот мигом вытащил руку и мгновенно смешался с толпой. 'Надо быть осторожнее, — подумал юноша, с трепетом ощупывая спрятанную на груди карту. — Отсюда вряд ли вытащат'. Он поморщился, оглядываясь по сторонам. Вместе с великолепием в этом городе соседствовало воровство — мерзость, которой не знали соплеменники Шенна, и Ольфу пришлось долго объяснять юноше значение этого слова...

Вместе с картой, как еще одно драгоценное сокровище, лежала прядь волос Далмиры. Как они не встретились, почему она не подошла к нему, если видела — осталось для него горькой тайной. Слуга, видевший красноволосую, передал слова: 'Не ищи меня!', и Шенн не мог понять, почему она так сказала. Разве эта встреча не стала бы радостной для них? Ведь он давно считал ее погибшей. Быть может, она не простила ему бегства из катящегося дома ортанов, ведь он бежал без нее... Но тогда он не мог поступить иначе.

Вспомнив слова Джанны и пристальное внимание охотников, когда он, выбежав наружу, выкрикивал имя Далмиры, Шенн понял, что за девушку они искали. И когда хартог попытался выспросить о Далмире, он ответил резко и грубо, чувствуя, что готов убить этого человека. Охотники отстали, но вплоть до самого Ринересса он чувствовал, что за ним следят.

Как же сложилась ее судьба, и почему эти люди хотели найти красноволосую? Шенн чувствовал, что она в опасности и, наверно, мог бы помочь, но Далмира исчезла. Наверно, уже навсегда. И сердце юношы ныло от мысли, что он не может оставить задание Ольфа и броситься на поиски Далмиры. Мир оказался жесток, как и предупреждал наставник...

Взгляд посланника все чаще переходил со шпилей и башен на ярко-синее, с чередой веселых облачков, небо. Час, предсказанный Ольфом, приближался. 'Пятнадцатый день луны Эльмера, когда солнце коснется земли...' А солнце уже низко, так низко, что скоро коснется городских стен. Ему надо спешить, потому что второго шанса не будет. Предсказанное Ольфом по-настоящему пугало юношу, он чувствовал нарастающий трепет в груди, с волнением глядя на идущих по своим делам горожан. Они не знали, что произойдет уже совсем скоро...

Наставник рассказал, как найти дворец одана, но Шенн нашел бы его и так, угадав в столпотворении дворцов и храмов самый высокий и величественный. И улица, ведущая к нему, выглядела светлее и ярче прочих. Шенн двигался к дворцу, невольно цепляясь глазами за сверкающие отделкой вывески: 'Таверна Веселый громир', 'Лучшие вина Арнира', 'Меч и щит'. Где-то здесь должен находиться фагирдар и там же человек, о котором говорил Ольф.

Внезапно Шенн остановился: навстречу шел кто-то важный, выделявшийся в толпе, как выделялась бы птица в стае мелких грызунов. Он шел неторопливо и с достоинством, закинув на левую руку полу длинного коричневого плаща, в которую вцепился небольшой гладкий зверек, по виду схожий с ящерицей. Прохожие вежливо, но без страха сторонились, некоторые даже кланялись, и Шенн догадался, кто перед ним. Фагир, потомок Древних, ученый, жрец, лекарь и судья в одном лице. Неудивительно, что у арнов они пользуются таким уважением.

Шенн без страха встретил взгляд фагира, почувствовав даже некоторую гордость за себя: ведь он ученик истинного эльда, хранителя тайных знаний. И знает больше этих мудрецов, перед которыми открыты все двери Ринересса, да и всего Арнира!

Фагир замедлил шаг. Почувствовав беззвучный вызов, он остановился перед юношей.

— Одно солнце над нами, — сказал он.

— Воистину так, — ответил Шенн.

— Вижу, ты прибыл издалека.

— Издалека, — не стал скрывать юноша. — Ведь ты — фагир?

— Да, это так.

— Тогда не подскажешь ли, где мне найти фагирдар? Я знаю, он где-то здесь.

Брови ученого взметнулись вверх:

— Для чего тебе наша обитель, путник?

— Для того чтобы встретиться с... — Шенн так разволновался, что едва не забыл имя, которое назубок учил в Руанноре, — с мастером Стиргом.

— С мастером Стиргом? — изумленно повторил фагир. Откуда этот парень мог знать о Стирге, одном из советников одана, последнем фагире, в венах которого течет неразбавленная кровь эльдов. Это имя знали немногие приближенные одана и даже не все фагиры, для которых мастер Стирг носил титул 'Говорящего с Небом'.

Шенн стоял и ждал, наблюдая за сменой чувств на лице фагира. Ольф предсказывал, что стоит произнести имя мастера Стирга — и всякий городской фагир проведет его в фагирдар. Но только сам Стирг способен провести посланника во дворец одана...

Все так и случилось. Склонив голову, фагир предложил Шенну следовать за ним. Шенн так и сделал и вскоре оказался перед высоким ступенчатым зданием, возвышавшемся над кронами посаженных перед ним деревьев. Такой же ступенчатый и постепенно сужавшийся проход провел их внутрь здания, и Шенн впервые оказался в фагирдаре.

Через узкие, совершенно неприметные снаружи, окна на пол падали косые лучи солнца, яркими брызгами света отражаясь от завораживающего красотой мозаичного узора. Шенн едва не забыл о своей миссии, с ребячьим восторгом уставившись на эту красоту.

— Идем же, — проговорил фагир, и Шенн поспешил за ним. Они прошли узким коридором с высокими, в десяток локтей, стенами, и юноша увидел похожие на увиденные им в Руанноре барельефы. По ним он изучал эльдские руны.

— Великий Кхарес строит храм Неба, — не удержавшись от искушения, прочитал Шенн. Фагир застыл, в изумлении обратившись к юноше.

— Ты знаешь руны?!

Шенн с гордостью кивнул.

— В Руанноре все их знают...

Фагир сглотнул ком, и взгляд его преисполнился неприкрытым уважением. Незнакомец так молод, но свободно читает руны Древних, кто же он такой?

Шенн поднялся по каменной лестнице, прошел одну комнату, другую. Внутреннее убранство фагирдара можно было назвать аскетичным: ничего лишнего, каждая вещь стоит на своем месте, образуя единую, непередаваемую словами гармонию. Удивительно, но на своем пути они не встретили ни единого человека. Храм фагиров казался совершенно пустым, но не производил впечатления необитаемого места. И вот фагир остановился перед дверным проемом, в котором, однако, не было никакой двери. Шенн удивился, не понимая, почему фагир не торопится входить внутрь комнаты. Он нажал на один из камней в стене и молча чего-то ждал. Наконец, в стене что-то щелкнуло, и проводник, сделав знак юноше, шагнул через порог.

В глубине просторной комнаты за обширным столом сидел человек. Свет единственного, большого окна падал на толстый ковер, оставляя лицо хозяина в тени. Лишь подойдя ближе, Шенн смог разглядеть того, о ком говорил Ольф. Длинные серебристые волосы ниспадали за плечи старика, выбиваясь из-под низкого головного убора, сделанного, как заметил Шенн, из кожи змеи. Фагир посмотрел на вошедших, подняв взгляд от лежащего на столе свитка. Его глаза, несмотря на многочисленные морщинки вокруг и темные, впалые щеки, светились отнюдь не старческим огнем. Эти глаза повидали немало и, тем не менее, с любопытством разглядывали пришельца. Шенн мысленно спросил себя, кто старше: Стирг или его наставник, и не мог ответить. Фагир казался старше, много старше Ольфа, но бороду не носил, а Ольф казался старым именно из-за бороды...

Старик медленно, с достоинством встал. Шенн не смог выдержать его пристальный взгляд и устремил взор на сложенные на столе предметы. Кое-что он узнал: вот этим инструментом Ольф измерял положение звезд, а этот служил для быстрого счета. Кроме знакомых и иных, непонятных Шенну предметов и приспособлений, стол был устлан всевозможными свитками. Большие и маленькие, сделанные из выделанной кожи и странного, незнакомого юноше материала, они хаотично лежали на массивной столешнице, напомнив Шенну барашки на вспененных ветром волнах.

— Кто ты и зачем пришел сюда? — спросил Стирг. Краем глаза Шенн заметил, как приведший его фагир пятится назад, и услышал поспешно удалявшиеся шаги.

— Мое имя Шенн. Шенн из Руаннора.

— Из Руаннора? — приподнял седые брови Стирг. — Там еще кто-то живет?

— Живет. Тот, кому ты обязан жизнью. Ольф прислал меня сказать, что простит твой долг, если выполнишь его последнее желание.

— Вот как? Значит, Ольф все еще жив? — губы фагира выговорили это с нескрываемым изумлением и даже радостью. — Почему же он сам не пришел ко мне?

Ольф научил Шенна, как отвечать, и юноша четко повторил его слова.

— Вот как, — задумчиво проговорил Стирг. — Последняя воля Ольфа. И он избрал тебя посланником. Кто же ты такой, Шенн? Его сын? Но Ольф не стал бы давать сыну такое варварское имя... Кто ты, юноша?

— Я — воля Ольфа, — ответил Шенн, и эта фраза не была заученной. — И я жду исполнения клятвы.

— Что еще задумал этот... изгой? Ведь он может просить, что угодно, а прислал мальчишку с просьбой о встрече с оданом... Зачем тебе одан?

Шенн молчал.

— Он запретил тебе говорить об этом, — сказал мастер. — Понимаю. Ты хорошо держишься, юноша, но знаешь ли ты, с кем говоришь? Тот, кто послал тебя, далеко, а я здесь, и в моей власти сделать с тобой все, что пожелаю...

Сухой голос старика изменился, обретя новую силу, да так, что Шенн почувствовал холод между лопатками, словно к телу приставили обнаженный меч...

— За все, что мы делаем, мы ответим перед Вечным, — произнес Шенн на языке эльдов. Эта фраза, прочитанная им на одной из колонн Руаннора, крепко врезалась в память.

— Даже этому он научил тебя...

Стирг обошел вокруг стола, остановившись перед юношей.

— Я ждал, что этот час наступит. Не таков Ольф, чтобы прощать старые долги... Я проведу тебя к одану завтра.

— Нет! Сегодня. Сейчас! Такова воля Ольфа, и ты исполнишь ее, старик! — Шенн почувствовал, что тысячи и тысячи шагов, что прошел он до Ринересса, бурные реки и кровавые схватки — ничто по сравнению с этой минутой. Фагир пригвоздил его взглядом, он же напряг все силы, чтобы не выдать своего волнения. Откажи Стирг — и все будет потеряно. Но наставник сказал, что Стирг сделает то, что он скажет, и Шенн старался держаться так, будто все давно решено.

— А если... я не исполню своей клятвы?

— Тогда я убью тебя! — меч, висевший у Шенна за спиной, как будто сам прыгнул в руки.

— Это тоже воля Ольфа? — насмешливо спросил Стирг. Он ничуть не боялся отточенного острия, дрожавшего у самой груди.

— Нет, но так следует поступать с каждым, кто клялся жизнью и нарушил слово!

— Наивный мальчик. Если ты учился у Ольфа, то должен знать, что фагира так просто не убить. А истинного эльда — тем более. Ты умрешь прежде, чем успеешь поднять свой меч.

Шенн не опустил оружия, хотя рука дрожала от тяжести клинка.

— Ты не боишься смерти, варвар?

— Не боюсь. Но не хочу умереть без чести и славы, не оставив после себя ничего.

Прозвучавшая из уст Стирга фраза была непонятной. Язык Древних, быстро сообразил Шенн, но совершенно незнакомые слова. Что он сказал? Какая-то уловка?

— Я не успел выучить язык эльдов как следует, — ответил Шенн, — но кое-что понял. Я не стану таить от тебя то, что хочу сказать одану. Ты узнаешь об этом так скоро, как скоро проведешь меня к нему.

— Зачем такая спешка? Что может Ольф знать такого, чего не знаем мы?

— Я хочу видеть одана сегодня до захода солнца, — сказал Шенн.

— Что ж. Тогда идем. Но меч оставь здесь.

Следуя за Стиргом, Шенн ощущал, как громко бьется сердце. Удары отдавались в висках, отсчитывая мгновенья до сокрытой в небесах тайны. Шенн едва ли не дрожал и радовался, что фагир не видит его смятенного лица. Близость цели будоражила сильнее страха смерти, и Шенн чувствовал себя дротиком, летящим в мишень на груди Боррана. Тогда промах означал поражение, сейчас — гибель.

Стражи в гибких железных одеждах пропустили их, не сказав ни слова. Юноша чувствовал их цепкие взгляды, ощупывавшие каждую складку на его одежде, и понял, что с мечом ему ни за что не пройти. Шенн двигался, как заколдованый, видя перед собой только спину Стирга. Великолепия дворца смешались и стерлись в единую безликую стену. Солнце неумолимо садилось, и сквозь вереницы узорчатых окон Шенн провожал заходящее за стены светило.

— Жди меня тут, — сказал Стирг и ушел. Шенн огляделся. Он стоял в обширном зале со стоящими по периметру красивыми витыми колоннами. Четыре лестницы вели куда-то вверх, и юноша не смог припомнить, по какой из них поднялся фагир. Где-то слышались голоса, но Шенн не мог определить откуда. Звуки метались по залу, отражаясь от колонн странным, неразличимым эхом. 'Боги Арнира, помогите мне! Дайте еще немного времени!' — взмолился Шенн. Он понял, что удача, до сих пор идущая рядом, исчезла, оставив его наедине с безжалостным временем. Шенну приходилось сидеть в засаде, выслеживая зверя, он был терпелив, как терпелив настоящий охотник. Но сейчас он чувствовал себя безвольной куклой, игрушкой в руках богов...

— Иди за мной, — Шенн вздрогнул. Стирг стоял на одной из лестниц. Юноша едва не бегом кинулся к нему:

— Одан примет меня?

— Да. Будь почтителен и краток. Если бы ты знал, каких трудов мне это стоило...

— Благодарю тебя, мастер Стирг, — торопливо, но предельно искренне ответил Шенн. — И прости мне мои угрозы.

— Прощаю, — с легкой улыбкой сказал фагир. — Ибо знаю, что ты не убил бы меня.

— Откуда ты это знаешь? — взбираясь по лестнице, спросил Шенн.

— Ольф не станет посылать ко мне убийцу. Я знаю Ольфа так же хорошо, как и он меня.

Золотые двери, украшенные асирами и другими драгоценными камнями, отвори-лись, и они вошли в большой зал. В противоположном конце его, на троне из белого камня восседал одан. Невероятной красоты громир расположился на ступенчатом пьедестале, и властитель Ринересса сидел, облокотясь на его белоснежные лапы. Два гигантских крыла с обеих сторон защищали одана, а голова зверя нависла над ним, устремив горящие глаза на вошедших. Статуя была сделана столь искусно, что не видавший ничего подобного Шенн застыл в благоговейном ужасе: ему показалось, что громир живой и вот-вот шевельнется...

— Это и есть тот посланник? — спросил сидящий на троне. От него до Шенна было шагов двадцать, однако голос одана был слышен очень хорошо.

— Да, это он, мой одан! — произнес Стирг. — Он пришел из-за великой реки, чтобы принести тебе тайную весть.

— От кого? — спросил одан. Стирг перевел взгляд на юношу, затем повернулся к одану:

— От человека, которого я знаю. Его имя ни о чем не скажет тебе, владыка. Я могу сказать лишь, что он — истинный эльд, как и я...

— В чем заключается твоя весть, посланник? — спросил одан. Едва справляясь с волнением, Шенн огляделся. Кроме него, Стирга и одана, в зале находилось еще несколько человек. Двое или трое были, вероятно, телохранителями, судя по наличию оружия и тяжелым, пристальным взглядам. Один человек стоял возле трона, ближе всех к одану, и Шенн догадался, что это его советник — одна из первых фигур в Ринерессе, да и в Арнире тоже. Еще один, коренастый и крепкий, с мощным, точно отлитым из металла подбородком, тоже походил на телохранителя, ибо имел висевший на поясе меч, но широко расставленные ноги и уверенная осанка говорили об определенном статусе этого человека.

— Сначала, великий одан, я должен передать тебе вот это, — Шенн полез за пазуху и вытащил свернутый в трубку кожаный свиток.

— Что это? — спросил одан.

— Подарок от пославшего меня, — Шенн беспокойно взглянул на уходящее солнце. Свершится ли то, о чем говорил наставник? Его взгляд перехватил один из телохранителей и неслышно переместился к окну.

— Подайте это мне.

Шенн двинулся с места, но телохранители синхронно сделали шаг вперед, и юноша понял, что должен оставаться на месте. Мастер Стирг взял из рук Шенна свиток и направился к трону. Его пропустили свободно. Уже на ходу фагир развернул свиток, и мельком брошенный взгляд заставил его остановиться.

— Это... настоящее сокровище, мой одан! — проговорил он, подавая свиток правителю. Тот принял подарок и развернул. Шенн наблюдал за оданом издалека, но от него не укрылось изумление, отразившееся на лице властителя Ринересса.

— Это действительно сокровище, — проговорил одан, сворачивая кусок выделанной кожи. — Такой подарок достоин всяческих похвал. Я велю дать тебе столько асиров, сколько ты сможешь унести. Клянусь Эльмером, чье око скоро явится на небе, я никогда не видел ничего подобного! Что еще ты должен передать, посланник?

Шенн поднял голову, вглядываясь в человека на троне:

— Да простит меня одан, но мне велено передать это наедине. Это тайна лишь для ушей великого одана... и мастера Стирга.

Стоявший по правую руку советник нервно дернул плечом. Похоже, слова юноши задели не только его. Придворный с мечом, по-видимому, военачальник, остался бесстрастным, но Стирг заметил, как гневно сверкнули его глаза. Юный посланник не догадывался, что только что кинул дров в давно тлеющий костер взаимной неприязни.

— Не думаю, что ты скажешь нечто такое, чего не могут услышать мои самые преданные слуги. Говори сейчас или уходи.

Ольф предвидел и это. И на вопрос Шенна ответил так:

— Не беда. Главное, чтобы ты рассказал об этом до того, как...

Шенн кивнул:

— Хорошо, я скажу. Всему Арниру угрожает опасность...

Военачальник издал звук, похожий на сдавленное рычание. Советник потер ладонью узкое лицо и усмехнулся. Только Стирг смотрел серьезно и встревоженно.

— Под моим правлением Ринересс благоденствует, — величественно и гордо произнес одан. — Морронов сдерживает Кхин, вдоль которого стоят наши крепости. Хелмары также не представляют опасности. Оданства Арнира дружны, и наша дружба крепка. Кто способен угрожать нам? Скажи же, посланник, имя нашего врага?

— Эльденор, — четко произнес Шенн. Одан улыбнулся, откинувшись на спинку трона:

— Земля эльдов, лежащая далеко на западе? Но после Дня Гнева Эльденора не существует, а потомки Древних до сих пор служат мне и другим оданам. Взять хотя бы мастера Стирга...

Все, как один, повернули головы, посмотрев на фагира. Старик учтиво поклонился.

— Не все эльды пришли в Арнир, чтобы служить вождям арнов, — Шенн знал, что допускает непростительную ошибку, сказав 'вождям' а не 'оданам'. Лицо одана вмиг помрачнело, уголки губ медленно поползли вниз. Но именно так приказал сказать Ольф. — Правители Эльденора хотят вернуть былую власть. Им стало тесно в горах, и местом для нового Эльденора они избрали Арнир.

В тронном зале наступила тишина.

— То, что ты рассказал... любопытно, — одан окинул взглядом стоявших у трона придворных. Все подобострастно ловили взгляд правителя, в нужный момент опуская глаза. — Карта, принесенная тобой, есть настоящее сокровище. Мастер Стирг, — обратился он к фагиру, — по-прежнему ли ты веришь пославшему его человеку?

— Все это очень странно... но я верю ему. Я хорошо знаю этого человека. Он мне как брат.

Шенн благодарно кивнул старику. Между тем застывший рядом с троном советник в щегольской, щедро украшенной асирами одежде, вдруг склонился к уху одана и что-то прошептал. Шенну не понравился взгляд его глубоко посаженных глаз. Советник принял прежнюю позу и загадочно улыбнулся.

— Итак, ты говоришь, чтобы арны готовились к войне с теми, кто когда-то принес нам законы и знания? — вопросил одан, и Шенн понял, что ему не верят. Что ж, остался последний аргумент, который Ольф приказал приберечь напоследок. Через высокие стрельчатые окна виднелось заходящее солнце, едва коснувшееся краем земли. Неужели Ольф ошибся? Вдруг Шенн понял: мастер не мог знать, куда обращены окна тронного зала! Так, может, он просто не видит того, что уже свершилось?

— Да, это так! — едва не улыбнувшись от собственного открытия, сказал Шенн.

— Знаешь ли ты, сколько воинов может выставить Ринересс? А Далорн, Гурдан, Эшнар? Десятки тысяч обученных воинов! Кто сможет противостоять этой силе? И если эльды хотят совершить то, о чем говоришь — им это не под силу. Это не под силу никому, — возвысил голос одан, — потому что Ринересс велик, велик как никогда!

Военачальник приосанился, гордо дернул головой и лязгнул болтавшимся на поясе мечом, словно речь шла не о Ринерессе, а о нем лично.

— Зачем мне лгать, великий одан? — сказал Шенн. — И мой наставник не лжет! Сами боги укажут тебе правду! Сегодня. Сейчас. Эльмер уже обнажил свой огненный меч!

— Что это значит? — переспросил одан. Мастер Стирг взглянул на юношу. Брови старика сомкнулись на переносице. Он почти догадался... Шенн бросился к окну, и стражи не успели остановить его.

— Смотрите, мой одан! — крикнул юноша, указывая в небо. — Вот он, Знак Богов! Огненный меч Эльмера!

Телохранители мигом исправили оплошность, сдавив Шенна с двух сторон. Впрочем, он бежал не к одану, а от него. Кроме того, увидя, на что показывает Шенн, они сами превратились в статуи.

Правитель резко поднялся с трона, сошел по ступенькам вниз и подошел к широкому окну. Если бы Шенн смотрел на него, то увидел бы неподдельный страх и смятение на лице правителя. Но юноша не мог оторвать глаз от чудовищной, расколовшей небо огненной трещины. Ослепительно-яркий меч богов рассекал синюю ткань небес, и съежившиеся облачка быстро поглощала разраставшаяся мгла ночи.

— Что это? — прошептал одан. — Кто ты такой?

— Я лишь посланник, — механически ответил Шенн. Он был поражен не меньше одана. Что с того, что Ольф предупредил о небесном явлении заранее и сказал, что Меч Эльмера не тронет страну арнов, как это случилось с Древними. Несмотря на все объяснения наставника, в этот момент Шенн верил в могущество высших сил, рядом с которыми даже власть одана — ничто, а его жизнь и вовсе ничего не значит...

Все в тронном зале завороженно следили за двигавшейся на запад кометой. Быстрее всех собрался с мыслями Стирг. Фагир был изумлен, но не более того, остальные в ужасе шептали молитвы Великому Эльмеру.

— Как Ольф узнал? — тихо, но так, чтобы услышал Шенн, прошептал он. Шенн не ответил, потому что одан вновь взглянул на него, едва сдерживая страх и волнение:

— Воля Эльмера священна для нас! Я вижу его меч, указывающий на запад, и готов исполнить волю одного из Сущих... Если будет необходимо, я направлю войска на запад!

— Да простит меня великий одан! — воспользовался наступившей паузой советник. — Но я не понимаю, как мы сможем напасть на Эльденор? Отправиться с войском через Кхинор? Морроны никогда не пропустят нас, их там целые тьмы! Как они сами пройдут через Кхинор? А главное: чем эльды могут угрожать нам, ведь у них нет ни многолюдных городов, ни многочисленных армий? Если это великий народ, мы бы давно услышали о нем!

— Один воин-эльд стоит сотни арнов! — с гордой грустью произнес Стирг.

— Я в этом сомневаюсь, — вставил слово человек с мечом. — Но если это и так, в открытом бою мы сомнем их числом! Я, как и советник Урден, не понимаю, почему мы должны их бояться?

— Быть может, они рассчитывают на свою магию? — спросил одан. Все поняли, что вопрос предназначался Стиргу.

Фагир ответил не сразу, явно собираясь с мыслями.

— Магия эльдов не возникает из ниоткуда. Для нее необходимы определенные артефакты, особые знания и умения, которыми нельзя овладеть в одночасье...

Шенн понял, что пора.

— Я знаю, на что они рассчитывают. Слышал ли великий одан о стагнире? — спросил Шенн и кожей почувствовал пристальный взгляд фагира.

— Стагнир? Что это? Нет, не помню, — пробормотал одан. Он постепенно приходил в себя, и на растерянном лице вновь проступили властные складки. — Что это, Стирг?

— Стагнир — божественный металл эльдов, — медленно произнес старик. — Тот, кто владеет им, владеет миром, ибо нет силы, способной противостоять ему.

— Нынешние правители Эльденора владеют им, — сказал Шенн, съеживаясь под горящим взглядом Стирга. Из всех присутствующих, похоже, только он знал о свойствах загадочного металла. — И потому рассчитывают на победу. Мастер Стирг знает, о чем я говорю.

Лица всех в зале обратились к фагиру. Стирг свел густые брови, а его губы сомкнулись в одну бесцветную полоску. Шенну показалось, что фагир за несколько мгновений постарел на десяток лет... Шенн знал, почему, ибо сам не раз использовал разрушительную силу чудо-перчаток, а вернее, двух вплетенных в них маленьких кружков стагнира. Чего же ожидать от двух огромных дисков в человеческий рост, которые Ольф видел в Эльденоре?

— Что же это за металл, Стирг? — обеспокоенно спросил одан. — В чем его сила?

— Я покажу! — громко сказал Шенн. Он вытащил из-за пояса перчатки Ольфа и ловко надел их. — Смотрите!

Взмахнув руками, Шенн заученным движением потер пластины. Меж ладонями вспыхнуло голубое сияние. Прежде, чем все опомнились, Шенн повернулся спиной к одану и выпустил шар из рук. Разбрасывая белые искры, сгусток энергии пронесся через зал и врезался в золотые двери...

В полной тишине Шенн осторожно снял перчатки и, поклонившись, протянул их одану.

— Это тоже дар, великий одан. Прими в знак нашей верности тебе. Мастер Стирг знает, как им пользоваться. Но сила их ничтожна по сравнению с силой эльдов...

По знаку правителя один из телохранителей принял из рук Шенна страшный дар. Медленно, с достоинством, одан подошел к двери и увидел дыру величиной с кулак, прожегшую толстые доски и покрывавшие их золотые пластины насквозь.

— Поистине, сегодня день чудес! — проговорил одан. Его рука протянулась к оплавленным краям отверстия, но так и не решилась коснуться их. — Как же мы сможем противостоять такой магии?!

Вопрос одана повис в воздухе обреченно-унылой взвесью. И сумерки вползли через окна тревожной, почти осязаемой пеленой.

— Никак, — обронил Стирг, и слово фагира ожгло ледяной волной каждого из присутствующих. Шенн ждал этой фразы и знал, что она прозвучит. Он улыбнулся:

— Я знаю, как!

Эпилог

Огненная звезда медленно уходила за край земли. Ее длинный, похожий на лезвие эльдского клинка, хвост взрезал начинающее темнеть небо.

Ольф стоял на границе Руаннора, глядя на тьму, приближавшуюся с запада. Если Вечный решил, что время Ольфа истекло — что ж, пусть будет так. Он останется здесь и станет ждать своей участи с поднятой головой. Сейчас он волновался не за себя — за Шенна. В эти самые минуты ученик должен быть в Ринерессе и выполнить порученое ему. Если он справится, у Арнира будет надежда. Если нет — тьма накроет людей, как это черное облако, затянувшее уже половину неба. Оно неудержимо приближалось со стороны Кхинора, как зловещее предзнаменование, и старый эльд видел молнии, вырывавшиеся из черного брюха тучи.

'Будет дождь, — подумал старый эльд. — Земля не может без дождя, без него она станет растрескавшейся и бесчувственной пустыней. Приходит время, когда земле нужен всякий дождь, даже если этот дождь из крови...'

Он вошел под своды разрушенного дворца и прошел в зал, где когда-то жил вместе с Шенном. Ольф так и оставил его постель нетронутой. Если можно назвать постелью небрежно брошенный на лавку сноп давно высохшей травы. Дитя леса, он не нуждался в мягких одеялах и подушках и, вспоминая это, Ольф одобрительно кивал головой. Сильное, не боящееся лишений тело неизбежно в союзе с сильным и крепким духом. И он не ошибся. Этот юноша укрепил веру Ольфа в то, что он все делает правильно.

'Я надеюсь, он вернется. Но меня, Ольфа, может уже не быть... Катастрофа, уничтожившая мой мир, есть справедливое воздаяние Вечного. Гордыня погубила нас, мы возомнили себя выше прочих народов. Нам казалось, мы созидаем, творим новое, исследуем и узнаем. Но, как в притче о глупом варваре, мы пытались достать звезды и, прыгая, не заметили под ногами ямы...'

Те, кому он бросил вызов, не дремлют. Катастрофа расколола дух Эльденора. Одни эльды ушли с проклятой богом земли, чтобы дать знания пришедшим им на смену народам. Другие остались, желая возродить Эльденор, и путем своим избрали войну.

Слепцы и безумцы, свой закат вы считаете рассветом, и не видите, что истинная сила не в магии, не в превосходстве над ближним, а в том, что вы давно отринули и позабыли.

В том, что есть в душе лесного дикаря Шенна.

Победа за ним, не за вами.