Наследство Гокинса

Был еще один момент, который меня смущал. Почему меня не нашли? Казалось бы, загляни под кровать — и вот он я, бери и пользуйся. Но поразмыслив, понял, что в суматохе прошла неувязочка. Старший команды в мою комнату не заглядывал — я слышал его голос глухо, скорее всего, тот был с Бонсом в другой комнате, когда его люди взломав дверь, меня не обнаружили, но увидели распахнутое окно. Увидели и предположили, что я убежал через окно, что и крикнули старшему. А тот предположение посчитал за утверждение, подумал, наверное, что его люди видели, как я убегал. Вот в запарке и приказал бежать за мной вслед.

А теперь что мне делать? Оставаться здесь или уйти? Остаться, конечно, спокойнее, ведь неизвестно, кого на улицах встретишь. Меня же могут искать. Останешься — полиция прибудет, а как с ней связываться, я уже научен. Как бы четыреста фартимов не отобрали, обвинив в соучастии похищения Бонса. А что, очень даже сходится. Хозяйка видела, что я с Бонсом весь вечер был в его комнате, а тот хлестал спиртное. Значит, что? Я его подпаивал, а потом Бонса выкрали, а меня почему-то не заметили. "Ха-ха", — скажут полицейские. Поэтому лучше рискнуть по-меньшему, но уйти в ночь. Где-нибудь перекантоваться, утром снять всю наличку, чтобы потом не отсвечивать мой идентификатор, и забраться в какую-нибудь дыру на этой планете.

Куда направиться? Идентификатор в помощь! Кстати, надо воспользоваться способом, как запутывать следы, что продемонстрировал мне Бонс, когда мы бежали из Травента. Он нанял катер, а по дороге убил пилота, сменив маршрут. Смогу я повторить такой трюк? Я же зубастик с черной ленточкой! Ну? Нет, боязно уже сейчас, а на месте еще стремней станет. Не справлюсь. А для Бонса это раз плюнуть было.

Значит, придется по-хорошему. Купить за наличку билет, добраться до нового места и тут же пересесть в новый катер, идущий по другому маршруту. Так я решил и, подхватив дорожную сумку, шагнул через подоконник на улицу.

Рано утром я уже был в районе Центрального вокзала, откуда уходит транспорт по всем концам планеты. Снял почти все деньги, договорился с покупкой за наличный расчет билета в Эрзерум — небольшой городок на побережье, а в самый последний момент решил сделать еще один финт, запутав преследователей. Я купил через идентификатор билет на скоростной экспресс в Бордум — второй по величине город планеты. Пусть меня там ищут! Сам же спокойно устроился в катере и направился в новые для меня края.

Глава 6. Я — зубастик!

Эрзерум оказался хуже, чем я предполагал — меньше, чем Травент, да и грязнее намного. Дома в центре все же более-менее нормальные — богатые люди не станут в бараках жить, а вот если сойти с центральной улицы и углубиться в сторону от берега моря, то сразу вспоминается нищий район на Касторе. И где мне остановиться? В центральной части или на окраине? В центре, конечно, престижней, но цены там дерут с постояльцев! А жить в доме барачного типа желания нет. Вот и бродил я, выбирая, что получше, но не дорого.

Еще одной причиной придирчивого подхода к выбору места проживания были деньги. Я же снял почти четыреста фартимов наличкой, и что с ними делать? В смысле, как прятать? Не будешь же всюду их таскать за собой — и на пляж, и в отхожее место? Здесь обчистить — глазом не моргнуть. Выбранная комната мне понравилась, особенно пол в ней. Не трудно отодрать половицу под кроватью и спрятать там мою казну. На мелкие расходы себе оставил десять фартимов, их на первую пору хватит, а там, глядишь, надо будет перебираться в другой город, продолжая запутывать следы.

Пока бродил в поисках жилья, заметил пару парнишек — с ленточками! Причем оба имели белые. Скажете, трудно кого-нибудь чуток подрезать и покрасить ленточку? Не так просто, как кажется на первый взгляд. Это у нас на Аквенте достаточно слегка порезать чужую, скажем, руку — и пожалуйста, крась ленту кровью, и ты уже уважаемый зубастик. Но тут Пальм. Бонс мне немного порассказывал про местные порядки. Здесь мало будет, чтобы просто слегка порезать. Для перевода зубастика в уважаемый ранг резать надо по-серьезному: так, чтобы твой противник в больничку попал, и не на один день.

Так что здесь на Пальме моя красная ленточка не считалась бы, я же Пауля резанул чуток. Но зато на моем счету два трупака, один на Аквенте, другой на Касторе. Но второго я убил без ножа, поэтому не понятно, как тот случай считать. Зато первого зарезал в ночлежке, да и второго еще зацепил. Так что имею право на красную ленточку. Да и на черную тоже. Черную я, конечно, себе еще раньше смастерил, но оставил в вещах — пока не стоит привлекать слишком большого внимания, а вот красную прицепил. И вышел погулять.

Городок небольшой, но экономически депрессивный. Раньше здесь пробовали добывать пальмит. Комета, что упала на планету, имела хвост, в котором тоже был пальмит. И если ядро высыпало драгоценный минерал на относительно небольшом участке, то хвост оставил следы широкой полосой, которая прошла через район Эрзерума и пропала в море. Вот и пытались его здесь добывать, как на суше, так и в прибрежных водах, используя труд каторжников. Но с тех пор прошла уйма времени, добыча стала убыточной, а потом и вовсе почти прекратилась.

Местный градоначальник решил развивать туристический сектор — побережье, как-никак. Море теплое, но грязное: карьеры ведь, изрыто все. Поэтому туристическую зону сместили к северу, где было чище, появились и отдыхающие, но пока немного. Из-за этого и цены на съем жилья в престижном районе вверх скакнули.

Несколько дней подряд бродил по улицам, даже в море купался, выбрав место почище. Не сидеть же все время в доме — от скуки умрешь. Зубастиков больше не встречал, да и ко мне никто знакомиться не подходил. С одной стороны, как-то странно и чуток обидно, с другой, мне же лучше, меньше светиться. Но это я так думал. На самом же деле, я позднее узнал, для такого небольшого городка появление парня с красной ленточкой в волосах не могло остаться незамеченным. И не осталось — просто я не замечал интерес, направляемый издалека.

А на пятый день ко мне подошли. Двое, оба с красными ленточками в волосах. Слово за слово — познакомились. Я, конечно, не стал говорить, откуда прибыл. Сказал, что издалека. Немного дядю приплел — не без этого же. В течение ближайших дней познакомился с другими зубастиками, их в городке оказалось немало, но большинство с белыми ленточками, но есть и с черными. А почему в первые дни я их не видел? Они больше к вечеру выходят на улицы — днем жарко, а я по городу днем бродил.

А еще я узнал причину того, почему такие жесткие условия для красной ленты, да и почему, не скрываясь, ходят с черными. Все просто: здесь режут и убивают каторжников. В моем Оганте, когда я был в долговиках, сынок хозяина меня плетьми измочалил и покрасил моей кровью свою белую ленту. А мог бы и пырнуть — и ничего ему не было бы. Ведь я тогда бесправным долговиком был. А здесь и вовсе каторжники — это те, кто еще оставался в городе после закрытия добычи пальмита. Их за людей не считают. Поэтому если серьезно порежешь, то обязан заплатить городу штраф двадцать фартимов, а если убьешь, то сто.

Просто? Почему же большинство местных парней не окрасили свои ленты? Так денег нет. Двадцать фартимов здесь для бедняков сумасшедшие деньги. А уж сто и вовсе. Я же не преминул похвастать, что порезал не каторжника, а свободного человека. Ну, а что? Тот же с дружками пытался меня убить и ограбить. Вот одного я, а остальных дядя. Да и еще и многозначительно промолчал, когда спросили, в живых налетчики остались или нет. Парни смотрели на меня настороженно. Ведь неизвестно, что от меня в дальнейшем ожидать.

Но тут один из черноленточников сплюнул через зубы и сказал, что это пока слова. А ленточку надо подтвердить. Здесь их город, и порядки их тоже. Двадцати фартимов очень жалко, но выхода нет, если я хочу своим быть в их компании. Вот и согласился.

Достал я деньги из-под половицы и на следующий день, точнее, вечер пошел доказывать свое право на красную ленточку. Парни должны были найти и привезти кого-то из каторжников, ну а я его порезать, можно и сильно. Лишь бы тот в живых остался, а не то придется не двадцать, а сто фартимов заплатить городской власти.

Пришел на место, а через пять минут мне девчонку приводят, молодую, даже младше меня. Зубастики окружили и скалятся. Вот подстава!

— Она каторжница? — уточняю.

— Ага, — подтверждают.

— А за что ее сюда? Хотя подождите, я ведь слышал, что уже давно сюда каторжников не ссылают — пальмит-то переслали добывать. Как же она на каторге очутилась? Детей младше тринадцати на каторгу не отсылают.

— А она не убивица, ее вместе с родителями сюда сослали. Член семьи изменников родины!

Да, знаю, есть такой закон про противников властей. Детей тоже ссылают, объясняя тем, что милосердия ради не хотят разъединять семьи. А по достижению тринадцати лет, те автоматом становятся каторжниками. Но это если к тому времени родителей или еще кого детишки не заложат и стучать властям не станут. Вот эта девчонка, видимо, не стала.

— Ну, давай резь ее. Или сначала хочешь позабавиться? Мы свое уже получили, — загоготали парни.

Девчонка стоит вся зареванная и бормочет что-то там, вроде как:

— Дяденьки, пожалуйста, дяденьки, не надо.

Один из черных зубастиков как раз и говорит:

— Давай ее, шлюшку. Уши отрежь или пальцы. Этого хорошо будет для подтверждения.

Девчонка на коленях ползает, умоляет, а я стою и все никак не могу решиться, и толпа подначивает:

— Уши давай! Нет, пальцы!

А кто-то и про глаз и нос кричит.

— Ну! — рявкнул мне старший из зубастиков.

Я и полоснул по уху, девчонка заверещала, а я ничего не соображаю, глядя, как из порезанного уха кровь потекла. Но ухо почти целое, только немного порезал, зато крови много. Толпа про пальцы кричит, а я совсем ошалел, что делать дальше, не знаю, но девчонка уже затихла, сознание потеряв, а я весь в крови.

— Молодец, — хлопают мне по плечам. — Обнови ленточку.

Ну, а я что? Развязал, снял с волос и в крови вымочил, а что дальше делать, не знаю. Не завязывать же ее — с нее кровь каплет, да и сам я извазюкался, теперь попробуй отстирай одежду.

— В полицию давай иди, заплати отступные, а завтра встретимся, отметим твое подтвержденное возвышение.

Проводили меня до дверей управления, внутрь вошел и сразу же к дежурному, объясняю ситуацию. Тот смотрит хмуро:

— Чего приперся? Не мог до утра подождать? Никто из начальства тебя не примет, завтра приходи, заодно почистись, пачкать здесь не следует.

Да? Как у них здесь просто! Пришел человек, весь в крови, сообщает, что уши отрезал, а они — "приходи завтра". Порядочки! Хотя мне-то что? Хоть чуток отстираюсь, да и ленточка высохнет. А шлюшку я мало порезал, но вот дрянь — всего меня своей кровью забрызгала. Одно приятно: я показал, что я настоящий зубастик, перед которым лозеры должны на коленях стоять и милость вымаливать. Вот как эта шлюшка. Или как Ремми и его противный братец. Хотя те на коленях не ползали и не унижались. Странно, чего это они? Ведь лозеры, а я уже тогда был уважаемым зубастиком. Непорядок. Попадись они снова, ушли бы без ушей. А то и без носов. Вот так и надо бы с ними поступить!

Утром следующего дня, немного приведя себя в порядок и нацепив высохшую ленточку, отправился в полицейское управление. В этот раз начальство оказалось на месте, приняли без проволочек. Объяснил, что произошло, двадцать фартимов в руках держу. Начальник вздыхает и нехотя перебирает верхние бумаги.

— Есть такое. В больницу доставили. Значит, ты ее? Ленточку, гляжу, покрасил и высушил. Но смотри, Гокинс, не забалуй: одно дело — каторжники, другое — свободные жители. Порежешь кого, дальше Пальма не сошлют, — ухмыляется начальник, — но каторжником станешь. Давай идентификатор, подтверждай свою личность.

Прикладываю прибор к глазу, потом передаю информацию на полицейское приемное устройство, жду, когда обработают. Хотя чего там обрабатывать — секундное дело. А начальник как-то подзастыл.

— Вот это удача! — заулыбался полицейский. — Да ты в розыске!

Я опешил. В розыске? Это что же, с Кастора сообщили? Или даже с Аквента?

— Деньги где?

Я машинально протягиваю двадцать фартимов, что приготовил для уплаты штрафа, а в ответ мне навстречу несется кулак. После обучения в подпространстве должен был уклониться, но ведь опешил, не среагировал и полетел на пол. Пока очухался, в комнату несколько полицейских вбежало, ну, и попинали они меня не хило.

Когда пришел в себя, полицейские закончили меня обыскивать, а начальник говорит:

— Двадцать восемь фартимов, а должно быть пятьсот. Где остальные, урод?

Я понять ничего не могу, голова совсем не соображает, начальник своим кивает, и пара находящихся рядом его подчиненных начинает обрабатывать мою тушку резиновыми дубинками. А ведь хорошо мозги прочистили, вычленил я главное: им деньги нужны, ну, и сообщил, где заначку спрятал.

Наряд туда отправили, а я с начальником остался в кабинете, тот довольный, как кот, объевшийся сметаной. Вот кое-что с радости и сообщил. А радуется тому, что меня в розыск подали на Пальме, некто Сильвер, у которого я, якобы, пятьсот фартимов украл. А поймавшему меня все украденное он отдает в качестве награды. А если таких денег при мне не окажется, Сильвер обещает выплатить всю сумму поймавшему меня. Не просто так, а в обмен на мою тушку. Вот потому начальник и радуется.

Вернулись подчиненные, из-под половицы вынули все мои деньги — триста шестьдесят фартимов. Начальник хмурится. А с чего? Сильвер ведь обещал недополученное доплатить. Оказалось, тот решил финт сделать, мои деньги присвоить, а пятьсот фартимов с Сильвера стребовать. А моих денег в сумме оказалось триста восемьдесят восемь фартимов, из которых двадцать должны в казну уйти. То есть двадцать проходят мимо кармана начальника. Есть еще несколько фартимов на идентификаторе, но это мелочь. Вот и принялись меня снова дубинками охаживать. Как я орал и извивался, ноги полицейским, кажется, даже целовал, чтобы бить перестали! Так, наверное, и забили бы меня насмерть, да живым я нужен, пятьсот фартимов за меня обещано.

А они еще весь процесс засняли. Не просто так, а Сильверу предъявят. Ради чего меня били? Из-за денег, которые хотели найти. А я не раскололся, хотя видно, что готов был на все, раз в ногах валялся и скулил. Значит, для Сильвера есть доказательство, что денег у меня нет и не было, и раз так, то придется ему уплатить обещанные пятьсот фартимов. А если я проболтаюсь про отобранные из заначки деньги, начальник обещал меня забрать у Сильвера (ведь деньги придется Сильверу вернуть, а значит, и меня заберут обратно) и отправить на каторгу. Потому как двадцать фартимов штрафа, начальник тоже себе взял, а я, получается, порезал человека, а штраф не заплатил.

Спустя день за мной приехал человек из Нью-тауна, причем не один, а с ним двое мордоворотов. Полицейский начальник собственноручно спустился в мою камеру.

— Вот он, голубчик.