Наследство Гокинса

— Я понял, — ответил Каспар, а Жак только испуганно кивнул головой.

Зачем я это сказал? Из-за угрозы Пауля. Тот ведь обещал сообщить кому-то из парней в Травенте всю мою историю. Врал или нет, не знаю, но угроза очень правдоподобна. Пауль вполне мог кого-то здесь знать. Мог с кем-нибудь познакомиться в Аквентуме, куда он частенько ездил. Или через своего богатенького отца, у которого здесь могли оказаться знакомые, а у тех дети. Да и еще проще можно сделать: слить в сеть Травенты мою историю, да еще и с голограммами. Тех много, смеха ради, Фаргон, хозяйский сынок, наделал.

Кивнув на прощание ошеломленным парням, я отправился в обратный путь. Завтра день тяжелый будет — Пауль приезжает. Бонс потребовал его порезать. А мне как-то боязно. Одно дело лозер Ремми, другое... Оп-па! А что это делает в моем доме этот лозер? Да еще и на втором этаже?

Глава 11. Самый крутой

Я перегородил путь спускающемуся по лестнице парню.

— Ну!

— Я не к вам приходил, а к господину Бонсу. И вот, — Ремми протягивает мне кучку монет, — здесь пять фартимов.

Я даже опешил. Что делал Ремми у Бонса? Машинально взял монеты, пересчитал, точно пять фартимов.

— Откуда это?

— Господин Бонс дал.

— За что? — я ничего не понимал.

— Он у отца недавно был, старые книги искал. Вот я и набрал разных.

— И Бонс доволен остался?

— Да, наверное, хотя я не понял.

— И он заплатил пять фартимов? — я удивился, зная жадность кэбота.

— Нет, больше, — Ремми напрягся.

— И сколько же?

— Десять.

Ничего себе, десять фартимов! Значит, что-то ценное принес? А как же моя книга? Ведь Бонсу именно она была нужна, тот даже дал двадцать монет, чтобы ее перекупить. Двадцать, но с возвратом разницы, а если увидит книгу у меня, то бесплатно заберет. А этому ничтожеству дал десять фартимов! Кстати, я же из-за него эти двадцать монет не смог получить, а теперь не получу и подавно, раз Бонс знает Ремми и его папашу-лавочника, торгующего старьем. Теперь точно не скажешь, что книгу я нашел в лавочке папаши этого лозера. Значит, мне ничего, а ему десять фартимов?

— Давай их сюда, — со злостью сказал я и протянул руку.

— Нет, ты говорил про пять фартимов.

— Мало тебе вчера было? Хочешь повторения? Только не надейся, что полиция за тебя вступится. Я знаком с самим префектом. Небось, уже донес ему за вчерашнее?

— Ничего я не доносил, — насупился Ремми.

— Испугался!

— Нет, — ответил Ремми, но как-то неуверенно.

— Гони пять монет, а то добавлю, — я демонстративно вытащил кинжал и стал им поигрывать перед лицом лозера.

— Добавляй, — обреченно ответил тот.

— Смелым стал? А если насмерть порежу, а?

Лозер слегка побледнел, глянул на меня со страхом, и в то же время я заметил в его глазах оттенки ненависти. Это что, бунт? Бунт надо давить в зародыше. Пока я размышлял, что мне сотворить с лозером, тот неожиданно зло прошипел:

— Режь. Насмерть.

— Вот как? — я удивился всерьез. — И как это понимать?

— Надоело все. Я думал, ты человек, а ты намного хуже Каспара. Убьешь — тебя повесят. Так что сочтемся, одной гнидой будет меньше. Режь.

Честно говоря, я никак не ожидал таких слов от этого ничтожества. Бунтует! А лозера надо ломать, но как? Не резать же в самом деле? Ведь повесят тогда. Но и оставлять так всё тоже нельзя. Я должен взять эти пять фартимов, но не просто отобрать, а заставить лозера их мне отдать. И кажется, понял, как это сделать.

— Если не отдашь деньги, то зарежу твоего Ромека.

— Нет! — дернулся Ремми, скривился, его рука потянулась к карману, и вот очередные пять фартимов перекочевали в мой карман.

— За тобой еще десять фартимов, вонючка.

Таким словом меня недавно обзывал Пауль, теперь я отыгрался на Ремми. И еще, как и Пауль тогда меня, я снисходительно и в то же время обидно похлопал лозера по щеке. А когда тот, опустив голову, выходил из дверей моего дома, я с сожалением поздно вспомнил, что он еще меня посмел обозвать гнидой. А за это бьют, сильно бьют. Ничего, завтра еще встретимся.

— Молодец, Джим, — раздавшийся позади меня голос постояльца вывел меня из задумчивости. — Из тебя, парень, выйдет настоящий кэбот.

Билли Бонс, оказывается, слышал наш разговор, а я, стоя лицом к комнате постояльца, его даже не заметил. Умеет кэбот скрытно подслушивать!

— Господин Бонс, книгу вам принесли?

— Гм. — Бонс немного замешкался. — Нет.

— Но этот парень сказал, что вам что-то принес и вы заплатили десять фартимов.

— Принес, да не то.

— За десять монет?

— Ну, — Бонс стоял, слегка покачивая головой, не решаясь сказать, а может быть, даже и не зная, как мне ответить. — У них много всего валяется, вот я и заплатил авансом.

Так ли, Бонс? Ремми сказал совсем другое, про аванс и слова не было. Только то, что лозер не мог понять, доволен наш постоялец принесенным товаром или нет.

— А если он книги не найдет? Деньги-то уплачены.

— Не тебе, щенок, судить о моих деньгах, — лицо Бонса исказила злобная гримаса.

— Нет, это я к тому, что вдруг двадцати фартимов окажется мало, а книга с продавцом уйдет.

— Двадцати фартимов мало? — удивился кэбот.

— Все может быть.

— Ладно, — Бонс потянулся рукой к карману, из которого выудил горсть монет. — Вот тебе еще десяток фартимов, но смотри, я проверю, как ты их истратил.

Почему я напряг постояльца на новую выплату? Просто мне пришла в голову одна мысль, появлению которой послужили десять фартимов, что я отобрал у Ремми. Десять фартимов плюс двадцать, что дал утром Бонс, а теперь еще десять. Сколько всего будет? Правильно, сорок монет. Как раз та сумма, которую ждет от меня завтра Пауль. И он ее дождется... на свою голову!

Не успел я перешагнуть порог своей комнаты, как до меня дошло, что с этим ничтожеством Ремми у меня в самое ближайшее время могут быть большие проблемы. Про то, что я его порезал, он ничего никому не сказал. Здесь мне всё понятно — испугался, вонючка. Но теперь... Теперь этот лозер познакомился с Билли Бонсом и, небось, невесть что о себе вообразил. Да и моя угроза порезать его любимого младшего братца тоже может повергнуть его на действия против меня. Донесет! Обязательно донесет, я же чувствую его гнилую породу! Папашке скажет, а тот побежит в полицию. М-да. Ладно, вонючка, будет тебе полиция!

Я выскочил из комнаты и побежал по ступенькам вниз и у двери, ведущей на улицу, столкнулся с нашим постояльцем.

— Ты куда спешишь?

— Я... это... вы же обещали премию, если я найду книгу.

— Обещал? А, да, обещал.

— Вот я и спешу, пока не стемнело, похожу по городу, поспрашиваю, аккуратно, конечно, может быть, и узнаю что-нибудь.

— Это правильно, давай иди.

И я пошел, точнее, побежал... в сторону полицейского управления. Главное, чтобы префект на месте был! Сегодня мне везет, префект оказался в управлении. Пришлось, конечно, подождать, но меня к нему все же впустили.

— Ну? — уставился он на меня.

— Господин префект, как вы говорили, я про Бонса тут кое-что узнал. Точнее, про книгу. Он говорить не хотел, но я его разговорил. Книга, которую он ищет, рассказывает про Бафлинта, того самого. Книга старая, с пожелтевшими страницами. Вчера он сказал, что ее откуда-то привез, а сегодня уже по-другому объяснил. Якобы книга теткина.

— Да? Понятно. Это все?

— Нет, господин префект. Тут вот какое дело. Поднимаюсь я к себе на второй этаж, а мне навстречу мальчишка, Ремми Оуэнс. Он у Бонса был. И принес ему какую-то книгу, а тот заплатил за нее десять фартимов. А когда я спросил Бонса, почему так дорого, тот заюлил, говорит, что это аванс за будущие поставки. А Ремми совсем по-другому говорил. Что десять фартимов не аванс, а оплата принесенной книги.

Префект немного напрягся.

— Интересно. Молодец.

— И еще... — я замялся.

— Продолжай.

— Я мог бы этого мальчишку разговорить.

— И в чем же дело?

— А если его отец пожалуется на меня?

— Ты же не будешь его убивать? Уши отрезать? Ведь так?

— Конечно, господин префект. Но вдруг я нечаянно... совершенно случайно... когда кинжалом буду грозить... А он испугается и дернется...

— Если случайно и не насмерть и не очень серьезно...

— Спасибо, господин префект!

Из полицейского участка я вышел окрыленным. Теперь, если папаша Ремми нажалуется или уже нажаловался в полицию за то, что я порезал его сыночка, то мне ничего не будет! И завтра, когда порежу Пауля, тоже ничего не будет! Главное, не убивать. А я и не собираюсь. Просто чуток порежу. Или не чуток... Завтра видно будет. И с Ремми еще поговорю! Узнает, кто из нас гнида!

Утром следующего дня я немного мандражил. А как не получится? Или кинжал с собой Пауль не возьмет или еще что-то непредвиденное случится. Когда я подошел к условленному месту, Пауль уже там стоял. И был не один. Рядом с ним находился мальчишка его возраста, лицо которого мне показалось смутно знакомым. Из Оганта наверняка. Но это было не единственным нежданчиком. Волосы Пауля на затылке свивались в косичку, завязанную ленточкой. Белого цвета. И мой кинжал свисает с пояса. Зубастиком стал!

Пауль, увидев меня, что-то сказал своему спутнику, и тот достал идентификатор, включив его на запись. Издалека я, конечно, этого не увидел, но подойдя ближе, всё рассмотрел. Записывает нашу встречу? Я тоже собирался это сделать. Вот и повод достать и включить на запись свой идентификатор. Но зачем Паулю понадобился мальчишка с записью? Не просто же так? Чтобы появилось документальное подтверждение тому, что Пауль меня обирает? Но это глупо. Для поднятия его авторитета? И ради этого он пошел на то, чтобы "засветиться" в незаконном действии? Пауль вроде не дурак. Точно, не дурак, наоборот, очень осторожный. Зря, что ли, он обставил отъем моего кинжала таким образом, что получилось, что он за него расплатился?

Если не ради авторитета, то... Точно! У Пауля белая ленточка, а сегодня он хочет окрасить ее моей кровью! И записать все на идентификатор. Сильно резать не будет, зачем ему неприятности с полицией? Так, чуток — порежет пальчик, этого, конечно, маловато, чтобы его признали полноценным красноленточным зубастиком, но зато на съемке он вдоволь надо мной поиздевается. И тогда это пойдет полноценным довеском к его праву носить красную ленточку. Ну-ну, сейчас посмотрим...

— Привет, Пауль! Гляжу, тоже зубастиком стал. Поздравляю. Вот держи, здесь сорок фартимов, как договаривались.

Я сую замешкавшемуся от моих слов Паулю деньги. А как иначе? Конечно, растерялся. Как-никак сорок фартимов суют, которые хочется схватить и пересчитать, а тут я совсем непонятные слова говорю, вместо того, чтобы покорно стоять и удрученно ждать.

— Деньги твои, кинжал мой, — говорю я и, сделав несколько шагов в сторону подручного Пауля, бью того ногой в бедро. От неожиданности пацан роняет пластину идентификатора, которую я, наклонившись к земле, моментально отключаю. Теперь работает только моя запись.

— Ты! — доносится до меня запоздалый крик Пауля и тут же захлебывается после моего удара кулаком в солнечное сплетение моего обидчика. Куда ему против меня? Редкий ровесник меня покрепче будет, а уж Пауль, который к тому же на два года меня младше...

Наглый малец складывается вдвое, роняя монеты на землю. Я же бью кулаком по удачно подставленной скуле, отправляя его на пыльную землю. Вспоминаю про работающий идентификатор. Он мне пока не нужен. Убираю его в карман и, склонившись над рэкетиром, отстегиваю ножны с кинжалом. Подбираю рассыпавшиеся монеты, заодно пошарив в карманах Пауля.

Его подручный, отбежавший на полсотни метров вдаль, со страхом смотрит в мою сторону, а я вновь достаю и включаю идентификатор. Несколько обидных оплеух, сопровождаемых еще более обидными словами. Дальше что? Конечно, ленточка. Ее срезаю, а сам втыкаю кинжал в руку Пауля, а когда по ней заструилась кровь, медленно вымачиваю в ней белую ленточку. Теперь можно и отключить запись.

— Понял, вонючка? Теперь если ты или еще кто-нибудь начнут что-нибудь трепать про меня, запись появится в Оганте. Ты же зубастик, а я тебя опустил. Почти опустил, прижигать щеку не стал. Что с тобой станет, если ты растреплешь, что бывший долговик обломал тебя — зубастика? Подумай и скажи мне спасибо, что я тебя опускать не стал. Поэтому можешь и дальше выдавать себя за зубастика. Пока я не передумал. Понял? А теперь проваливай, Паулька. Или ты Полька? Вон из моего города.

Вот и все. Мой фокус удался. Рэкетиру платить не стал, кинжал забрал обратно, да еще и разжился тремя фартимами из кармана Пауля. И ничего он мне не сделает! Пожалуется, что я его ограбил? Какое ограбление? Вот запись, как я плачу сорок фартимов за кинжал. Точно такая же есть у его подручного. Я его порезал? Ложь! Префекту так и скажу — он сам напоролся на кинжал, да и рана-то пустяшная. Префект мне ничего не сделает, он же сам мне вчера на такие пустяки индульгенцию выписал.

Отомстит и в сеть Травенты сбросит мои долговые голограммы? Пусть только посмеет! Я в ответ сброшу сегодняшнюю запись. Кому хуже станет? Вот именно! К тому же мне от голограмм ущерба не будет. Я же вчера подстраховался, сообщив Каспару о моих недоброжелателях, которые только и могут, что фальсифицировать. Вот и всё. Вот так-то!

В прекрасном настроении я вернулся в дом и сразу же отправился в комнату постояльца. Бонс был там и, видимо, ждал моего возвращения.

— Вот, господин Бонс, ваш кинжал.

Кэбот жадно схватил протянутые ножны, вытащил кинжал и довольно ухмыльнулся.

— Я, как вы и велели, его порезал. Вот ленточка в его крови.

— В его или в твоей? Или в собачьей?

— Обижаете, господин Бонс. Я все заснял. Вот смотрите.

Я включил второй ролик. Бонс смотрел с интересом, да и мне было приятно еще раз прокрутить запись и полюбоваться содеянным мною.

— Молодец, — хмыкнул пират и как-то по-особенному на меня взглянул. — А второй кинжал?

— Будет. Прямо сейчас и займусь им. Я побежал?

— Беги, — пожал плечами Бонс.

Я же, не дожидаясь, что постояльцу придет на ум велеть мне порезать и Гарика, бросился из дома на улицу. Зайдя за угол, набрал номер сына нотариуса, данный мне вчера префектом и, дождавшись ответа, вежливо начал разговор.

— Гарик, это Джим Гокинс. Мне сказали, что я могу получить кинжал обратно.

— Кто сказал? — тон Гарика был недовольным. Интересно, знает он или префект с ним не говорил?

— Ну, один уважаемый человек. Значит, нет?

— Ладно. Подходи ко мне и захвати сорок фартимов.

— Как сорок? Я же отдал кинжал за пятнадцать.

— Он сорок стоит. Сам знаешь, — хохотнул Гарик.

— У меня столько нет.

— Когда будет, приходи.

— Но это надо уважаемому человеку. Не мне, а ему.

Я решил пободаться. В самом деле, отдать почти все свои деньги, которые и вовсе не мои, а взятые взаймы, да еще и с обещанными процентами... Нет, мне жалко! Очень жалко. Тем более префект не кто-то там, а власть. И каким бы крутым ни был Гариков отец — нотариус, префект все же покруче будет. Я так думаю. Сказал — и жду ответа, а Гарик молчит. И это хорошо, раз задумался. А я добавляю: