Наследство Гокинса

— Нет, хотя знаю одного по имени Ремми, этот лозер в Травенте жил.

— Лозер?

— Ну да, лозер, слизняк трусливый и доносчик.

— Слизняк? — Сильвер переглянулся с одним из бандитов. — Рудо, ты не ошибся?

— Нет, Сильвер, как можно, он и есть. Зуб даю.

— Ну, если зуб, у тебя их немного осталось, тогда поверю. Слизняк, говоришь? И это мне сказал... слизняк!

Сильвер, а вместе с ним и все остальные бандиты громко рассмеялись.

Глава 8. Неожиданная встреча

— Рудо, отведи-ка мальца вниз, пусть поздоровается со знакомцем. Хотя подожди, где его красная ленточка?

Один из бандитов, тот, что в Эрзерум за мной приезжал, встал из-за стола, направившись в сторону длинного стола, заваленного всякой мелочью. Покопался там и достал красную ленточку, а на ней остатки волос из моей косички еще сохранились. Волосы он брезгливо отделил, а ленточку после кивка Сильвера протянул мне.

— Можешь вставить, я сегодня добрый, — главарь хищно посмотрел на меня, а вот остальные бандиты почему-то недовольно заворчали.

Не успел я вплести ленту в остатки волос (мне же не все с затылка состригли, а только часть), как Сильвер встал из-за стола.

— Схожу и я, посмотрю на встречу, да и интересно стало после твоих слов, — это Сильвер Рудо сказал.

Из-за того, что я отвлекался на завязывание ленты, не сразу обратил внимание на походку главаря, а потом пригляделся и понял, что тот одноногий! С протезом, конечно, но по походке видно, что одной ноги нет. Старик богатый, а не мог себе купить что-нибудь из новых разработок? Это же у него на ноге прошлый век, если не позапрошлый.

Спустились мы в подвал, но пошли в другую сторону от места, где я под замком сидел. Вошли в одну из камер: на полу кто-то лежит, весь в лохмотьях, да и сильно избитый.

— Ого, как его, — слегка удивился Сильвер. — Рудо, признайся, ты руки приложил? Или ноги.

— Нет, Сильвер, я же не Пирри, вот тот мог бы, а я помню твои слова, что малец целым нужен. Это его в карьерах так.

Главарь подошел к лежащему и ногой перевернул на спину. А я, кажется, избитого признал. Неужели лозер Ремми?

— Так ты, Джим, говоришь, что он трусливый слизняк?

— Да, — процедил я. — И доносчик.

Парень приоткрыл один глаз (второй полностью заплыл) и показал свой щербатый рот:

— И ты здесь. Ну, конечно.

— Доносчиком быть плохо, — говорит Сильвер. Ты, — он слегка пинает Ремми, — кому доносил, а?

— Никому я не доносил, — прохрипел Ремми.

— Он врет? — спрашивает меня Сильвер.

— Врет! Доносил вместе со своим противным братцем, тот такая гнида.

— Брата не трожь, — сверкнул злостью здоровый глаз. — Никто из нас не доносил. Ромек хотел, но я запретил.

— Испугался, что тебя побью или снова порежу? — не утерпел я.

— Нет. За брата боялся — это да. А молчать велел, потому что пачкаться не хотел.

Это он про меня? Вот гадина! Пачкаться не захотел. Об меня! Дрянь!

— А о чем доносил, не доносил, а? — Сильвер интересуется.

Вот теперь я напрягся. Сейчас лозер расскажет про случай с Паулем. А за такое снова ленточку срежут! Ну что за невезение!

— Да было дело, — лозер шипит, видимо, от боли.

— Какое?

— Было.

— Ты что, его боишься? — кивает на меня главарь.

— Теперь нет.

— А за что били? За что его? — Сильвер спрашивает у Рудо, раз Ремми молчит.

— Там принято провинившихся наказывать руками самих каторжников. Чтобы дружбы не было: каторжник каторжнику — волк. Этот отказался.

— Что скажешь, Гокинс?

— А что... испугался он, наверное. Лозер!

— А ты что скажешь, как там тебя?

— Оунс, — подсказал Рудо.

— Оунс, — повторил Сильвер. — Правду Гокинс говорит, что ты лозер?

— Да, лозер, — скривился этот слизняк. Сам признал!

— Лозер, но доносить не стал... — протянул задумчиво Сильвер. — Скажешь о чем донос?

Ремми молчал.

— Хм. А как ты лозером стал-то?

— Брата спасал, Ромек не такой, как я. Не боится, правду ищет. Вот я и платил, чтобы не трогали.

— Хм. А что про Гокинса скажешь? Только правду.

— Правду? — Ремми одним глазом посмотрел на меня. — Гнида.

Я весь вспыхнул, даже собрался пнуть с размаху по гаденышу, но из-за Сильвера не решился.

— Не боишься такое говорить? Вот мы сейчас уйдем, а он останется. А?

— Теперь не боюсь.

— А что так?

— Мне все равно не жить. Днем больше, месяцем меньше.

— Интересного мальца ты, Рудо, привез. С характером. Ладно, пошли. Пусть поправится сначала, время на это есть.

На второй этаж Сильвер не пошел, видать, тяжело ходить и по лестнице подниматься, да и в возрасте он. Свернули в одну из комнат первого этажа. Это оказалось наподобие комнаты отдыха, совмещенной с мини-столовой.

— Рудо, принеси-ка яблочек, — велел Сильвер, и Рудо открыл одну из внутренних дверок, там оказалось что-то наподобие кладовки для фруктов со специально пониженной температурой.

— Ну и кислятина, — скривился Рудо, а вот Сильвер, наоборот, с удовольствием вгрызся в красивое и на вид сочное яблоко. Мне, кстати, яблока не досталось.

— Ну, что скажешь, Гокинс? — начал разговор главарь.

Я молчал, не зная, что говорить.

— Не интересно узнать, как твой знакомый на каторге оказался? Ромек его брат?

Я хотел ответить, но меня опередил Рудо:

— Да, младший.

— Ну-ка, поподробней, мне самому стало интересней.

— Над братом трясся, брал под защиту, любил очень, вот на этом я и сыграл, — ухмыльнулся Рудо. — Там есть зубастик с черной лентой, зовут Слиман. Говно, а не зубастик, впрочем, там все они такие. Заплатил ему — мелочь, а не деньги, но тот больше от страха согласился. Сам не стал, префекта боится, нанял какого-то Жака. Тот мальца крепко избил, да удачно получилось — позвоночник повредил, вот того и парализовало. А этот Ремми над братом как наседка. Жак пошел к Ремми, стал смеяться, ножиком грозить, ну, тот не вытерпел, отомстил, побил, да ненароком порезал Жака. Получилось, как по заказу. А что потом было, ты сам знаешь, я-то на твоего сына выхода не имею.

— Тысяча фартимов, и малец на Пальм полетел, — закончил Сильвер. — Не зря денежки заранее потратил, ох, не зря. Как чуял, что он здесь пригодится, а я всегда чую. Ну что, Гокинс, теперь твой выход. Изобьешь, как следует, этого Ремми. Что там в Эрзеруме сделал? Уши порезал. Вот и ему тоже, а потом зарежешь. Под запись.

— Сейчас? — я опешил.

— Нет, пусть мордашку подлечит, а то его, как сейчас, не узнать, не лицо, а один синяк.

— А з-зачем?

— А затем, чтобы в Травенте не дергался, послушным был и все денежки мне перевел. А то... снова на Пальм полетишь, — зло усмехнулся Сильвер. — Только в грузовом трюме. А малец неплох, а, Рудо?

— Неплох, Джон.

— Если сравнивать обоих, то слизняк — это Гокинс. Тот ради брата на все шел, а наш Гокинс даже ради себя не рискнет. Прав малец: наш-то труслив. А тот ноги целовать не станет. Я-то скоро улечу, ты проследи, чтобы все хорошо получилось заснять.

Противно слышать про себя такие слова, главное, при мне говорили, как будто я пустое место, даже когда я был в долговиках, то сынок хозяина не так обидно меня обзывал. Стою, смотрю исподлобья, а сделать ничего не могу, как будто я и в самом деле последний слизняк.

После обидных слов Сильвер кивнул на меня и велел Рудо отвести в мою комнату. Мне комнату на первом этаже выделили вместо подвала! Хотя, какая комната? Так, бывшая кладовка, даже окна нет, зато с кроватью. Теперь я не пленник, как этот лозер. Надо же, Ремми сам признался, что лозер! Значит, прав я был, что душонка трусливая. Про меня, про тот случай с Паулем не сказал. А все почему? Понимал, что я отомщу. А как иначе, я же с красной ленточкой в волосах и в компании кэботов! Надо будет попроситься снова с этим слизняком встретиться. И чтобы тот в ногах у меня валялся, чтобы все это видели. Тогда увидят, кто из нас слизняк. А валяться Ремми будет, я же должен его зарезать и уши отрезать. Будет валяться! Будет.

Два дня ничего не происходило, я почти безвылазно торчал в комнате, разве что удавалось пару раз выйти подышать свежим воздухом, но долго бродить по приусадебной территории под мрачными взглядами зверообразной охраны большого желания не было. А на третий день в комнату пришел мой однофамилец, которого звали Абби.

Его взгляд — злой, почти ненавидящий мне сразу не понравился. Пришел и сразу же мне залепил оплеуху.

— Ты что? — не понял я, не зная, как поступить в ответ.

— Джимка, вонючка, — презрительно сплюнул на пол Абби, а мне сразу же вспомнились точно такие же слова Пауля, когда тот меня нагибал в Аквентуме, поймав долговика Гокинса (то есть меня) на том, что не по праву нацепил красную ленточку.

Я потом разобрался с мерзким мальчишкой, даже порезал его, но как поступить сейчас? Этот Абби взрослый и в бандитской компании, вроде, как свой.

— Что? — переспросил парень? — Я из-за тебя кучи фартимов лишился!

— Это как?

— Как? Если бы не ты, мне сейчас денежки капнули!

— Так их потом все равно Сильверу отдавать, — я начал оправдываться.

— Ну это когда еще, да и неизвестно, — протянул парень. — А хоть и отдать, мне бы полная доля пришлась бы, а то и полторы! А из-за тебя и половинной не получить, кинут сотню фартимов и все.

— Почему так? — я не понимал.

— А я здесь пристяжной, знаешь, что это такое?

— Нет.

— Когда зубастики в кэботы поступают, их сразу не принимают, в пристяжных ходят. Лет десять, а то и больше. А ты и вовсе зубастик, к тому же липовый.

— Почему липовый, я же двоих...

В ответ получил новую оплеуху.

— Сильвер почему-то разрешил тебя носить ленточку, а братве не понятно, за что? Не по правилам это, но с Сильвером никто спорить не будет, а вот ты... ты же вонючка, — и новая оплеуха. — Я из-за тебя столько потерял! Сколько у тебя денег?

— Полицейские у меня... — я вовремя замолчал, ведь про отнятые деньги говорить нельзя.

— Что полицейские? — последовала новая оплеуха.

— У меня на идентификаторе... туда по одному фартиму в день капает. Это наследство, они их брать не стали, — я, кажется, выкрутился.

Кстати, да, когда я оказался в полиции, у меня на счету было пять фартимов, но их полицейские не забрали, потому что умные. Какие бы действия со своим счетом я тогда не сделал — обналичил, отдав наличку полиции, либо просто перегнал на счет начальника, то все это отразилось бы в истории счета. Сильвер мог бы поинтересоваться, а узнав, что пять фартимов исчезли с моего счета в то время, когда я уже был в полиции, мог обвинить полицию в жульничестве, заплатив за меня не пятьсот, а на пять фартимов меньше. А то и про отнятую наличку информация могла выплыть. Потому и не тронули эти пять фартимов полицейские.

— И сколько сейчас у тебя денег, вонючка Джимка?

— Двенадцать... — промямлил я, понимая, к чему все клонится.

— Сейчас перегонишь мне и еще будешь должен.

— И сколько?

— Все, что будет тебе капать, пока до полной кэботской доли не накопится.

И что мне оставалось делать? Перевел, при прощании получив еще одну плюху. Мне с моими бойцовскими способностями, полученными при полете на межпространнике, этот Абби был только на один укус, но драться стремно, тот все-та кэбот, хоть и из каких-то там пристяжных (думаю, что это навроде шестерок), но все же свой, а я кто? На птичьих правах, да и то с позволения Сильвера. По словам Абби, другим кэботам не понравилось, что мне ленточку оставили.

А на следующий день произошел случай, который в конечном итоге изменил мою судьбу. В этот день я решил полакомиться яблочками, которые лежали в кладовке в той гостиной-кухоньке, что на первом этаже. Для Рудо они кислявыми показались, а вот Сильвер съел не поморщившись. А мне всегда яблоки с кислинкой нравились, тем более свежие и сочные.

Ну вот, пробрался я туда, прихватил три яблока, собрался выходить, как слышу, что дверь в гостиную отворилась. По голосу — двое, Сильвер и Рудо.

— Значит, так. Через четыре дня на Аквент летит межпространник, очень удачно. Думал, что не успею, следующий только через полгода, — хриплый голос Сильвера ни с кем не спутать.

— А чего это ты не мог не успеть? Да и межпространник это, ты больше на межзвездниках любишь, там почти не стареешь. И дешевле.

— Да, дешевле. А на межпространнике я выбираю опцию омоложения, другие кто умником, кто сильным и ловким выбирают, но я нет. А почему мог не успеть, сейчас как раз объясню. Ты здесь за главного останешься, на тебе будет самое важное. Кстати, проследи, чтобы остальные все отсюда смотались, я завтра всем скажу. Здесь только ты, да оба Гокинса, плюс мясо из подвала.

— Тот малец, которого ты при Гокинсе хвалил? — Рудо хмыкнул.

— Тот, хотел на реакцию Джимки посмотреть. Так вот, все дело в том мальце. Вот гляди, сегодня, наконец, получил документ.

— Вольная?

— Она самая.

— Рем Оуэнс теперь свободный и равноправный человек в Содружестве. Но зачем? Это ж сколько денег выкинуть! Червей ему скоро кормить.

— Не понял? Думал, что догадаешься, ты же не тупица Пирри.

— Ну, скажи.

— А вот прикинь. Гокинс убивает мальца, мы это засняли. Так?

— Ну.

— А малец-то каторжник. Что за убийство каторжника бывает.

— Штраф... Сто фартимов. Но это на Пальме, а там Содружество, другое применение законов.

— Другое. Могут повесить, могут на Пальм в грузовом трюме отправить, а могут и штраф выписать.

— Ну ты и скажешь, Сильвер, штраф. Да когда такое было!

— Тогда, когда на кону четыреста миллионов.

— А-а-а.

— Понял, наконец?

— Это что же получается...

— Во-от! Гокинс на Аквенте нас кидает, мы съемку убийства показываем. Гокинса власти ощиплют, но не все заберут, оставят сотню миллионов, а из остатка оштрафуют на сто простых фартимов. Понял? А за убийство свободного гражданина Содружества виселица полагается, даже не каторга. Потому что убийство с отягчающими.

— Да-а. Стоит такая бумажка денег. Стоит!

— Понял, почему я убивать мальца пока не велел? Синяки — мелочь, хотя тоже причина.

— Сейчас пойдем за Гокинсом? Синяки вроде попрошли.

— Нет, не при полном доме братвы. Чем меньше знают, тем меньше по пьяни проболтаются. Но здесь уже другая причина. А вот какая, сейчас поймешь. На Аквент полетишь вместе с обоими Гокинсами на межзвезднике. Как раз к совершеннолетию прибудете. На себя и на Абби купите билеты по перечислению, каждый за себя. Деньги Абби я сброшу. А вот зубастику купишь за наличку, причем не дожидаясь времени отлета. Не доставало еще, чтобы из-за возможности сэкономить на горящих билетах, без них остаться. Абби у нас полным именем Джаб зовется? Там и там Дж. Гокинс. Подменить имена не удастся, но сомнения посеются. Билет, кстати, пусть Абби купит себе на имя Дж. Гокинса. Не по правилам это, но за деньги сделают. Ты для Джимки купишь обезличенный.

— Понял. А у кого сомнения посеются, Сильвер?

— На Аквенте, там тоже отслеживают ситуацию с наследством, не только мой сынуля занимается. Но у тех возможностей больше, у них власть над Аквентом, нас хотят пододвинуть, самим всю сумму взять.