Мастер теней (2 книга, завершено)

"Убил? — не верила совесть. — Не смешно. Он же светлый и совсем мальчишка, не старше тебя!"

"Ну и что? Посчитаем, сколько убила я?"

* * *

В спорах с самой собой она дошла до отцовской гардеробной, выбрала Тигренку костюм поскромнее и отправилась обратно, едва вспомнив, что надо бы спрятаться под пеленой отвода глаз: негоже принцессе бегать с мужскими рубашками в руках! Но не посылать же служанку — потом сплетен не оберешься. Занятая мыслями, Шу не обращала внимания, куда идет, пока в дверях не столкнулась нос к носу с взъерошенной девицей, нагруженной ворохом одежды.

— Не видишь, куда... — начала Шу, осеклась и засмеялась: девица в зеркале засмеялась в ответ. — Ваше Высочество сегодня удивительно умны, — пропела Шу, приседая в реверансе. — Спутали зеркало с дверью, забыли, что можно взять все эти сорочки, не выходя из комнаты. Что еще Ваше Высочество сегодня сделали великого?

"Впали в маразм, — проворчала совесть. — Купили светлого шера, обидели Балусту и почти изменили Дайму".

"Дайм?!" — Шу похолодела. Как она могла? Касаться незнакомого юноши, желать... нет, нет! Что за наваждение!

Она едва не бросила ворох на пол, словно в её руках были не камзолы и сорочки, а Тигренок собственной персоной.

"Мне не нужен никто кроме Дайма! Отпустить Тигренка, немедленно отпустить! И пусть уезжает хоть в Хмирну, хоть к ширхабу лысому", — решилась она за два шага до дверей.

* * *

В гостиной бушевал небольшой ураган. Злость и обида Балусты метались по комнате вихрями острого хризолита и волнами темно-еловой горечи. Сама она сидела в кресле лицом к двери, выпрямившись и сжав губы.

— Ну? Ты пришла в себя? — фыркнула Баль.

Шу пожала плечами, бросила одежду на пол и опустилась в соседнее кресло. Только что казавшееся правильным решение снова разонравилось — и что-то внутри ныло и канючило, как голодный младенец: мое!

— Пришла. — Шу опустила глаза.

— Вот и хорошо. Давай я отнесу одежду, а потом ты его отпустишь, — сказала Баль, вставая.

— Нет! Я сама! — Шу вскочила и схватила первую попавшуюся рубаху.

Подруга посмотрела на нее удивленно и сочувственно.

— Не надо. Ты принцесса, а не служанка. Кстати! Тебе не кажется, что сегодня не стоит оставлять Кея одного? После этого покушения он немного не в себе. А шера я сама освобожу, ты не волнуйся.

Шу вздохнула и прижала рубаху к себе. Кей? Покушение? Боги, она совсем забыла о брате! А ведь скоро Осенний Бал и второе оглашение перед свадьбой. Надо срочно что-то делать! Но перед глазами снова золотое сияние, растерянная улыбка...

— Отдай же! — Баль рванула у нее из рук рубаху.

— А? — Шу вздрогнула и потянула белый батист обратно.

— Да что с тобой! Тебя что, Бастерхази околдовал?

При звуке ненавистного имени растревоженные стихии забурили, закружились, и подспудный страх выплеснулся обрывками образов. Тающие в волшебном огне дома; кровь на алтаре Хисса; отрубленная мужская рука с исчерченным странными письменами брачным браслетом; бескровное лицо с мертвыми синими глазами; черная башня-игла в заснеженных горах.

— Нет. — Шу встряхнула головой. — Я его не отдам.

Баль выпустила рубаху и отступила на шаг.

— Почему?

— Потому что... — Шу запнулась. — Я не знаю, кто он и как сюда попал. Может быть, он заслужил этот ошейник. Может быть, он убийца и вор. А может, он прячется тут. Или его подослал принц Лерма. Или...

— Чушь, — прервала её Баль. — Сними ошейник и спроси, чем выдумывать роман.

— Не могу, он мне нужен. Баль, я не понимаю, в чем дело! Знаю только, что мне нельзя его отпускать и нельзя спрашивать. Ты веришь Источнику?

— Тогда просто отпусти. Это же шер, Шу. Светлый шер! Помнишь, что ты мне обещала?

— Помню. — Шу устало опустила плечи. — Но не сейчас, Баль, пожалуйста! Дай мне немного времени разобраться.

— Разбирайтесь, Ваше Высочество. Когда разберетесь, позовите меня.

Баль присела в подчеркнуто официальном реверансе и удалилась из башни Заката.

Несколько мгновений Шу смотрела вслед подруге, разрываясь между желанием остановить её, немедленно снять с Тигренка ошейник — и необходимостью иметь золотого шера рядом.

— Прости, Баль, — шепнула она закрывшейся двери. — Я помню, что обещала тебе в Сойке. Но я не могу отпустить его сейчас!

Глава 12. Цирк приехал

Шуалейда

428г. Середина лета (восемь лет назад). Крепость Сойки.

В лесу стояла вязкая жара, лишь едва веяло прохладой от каскада крохотных водопадов. Здесь, в тени грабов и буков, рядом бассейном, было лучшее место в округе. Скрытая деревьями полянка чуть выше дороги и совсем близко к стенам крепости служила королевским детям площадкой для игр и наблюдательным пунктом: с ветвей узловатого граба открывался отличный вид на тракт.

— Кей, Шу! Сюда! — голос Зака с дерева с трудом перекрыл шум грандиозного морского сражения.

— Что такое? — Кей отвлекся от дерзкого налета пиратской укки на его флагман и поднял взгляд. За что тут же поплатился — пираты не преминули взять оставленное капитаном судно на абордаж.

— Сдавайтесь, капитан! Открывайте трюмы.

— Шу, подожди. Что там, Зак?

— Тише. Кто-то едет.

Дети тут же затихли и прислушались. С дороги донесся скрип колес, голоса...

Шу бросилась к дереву и привычно вскарабкалась наверх, к Заку. Брат последовал за ней. Все трое, притихнув, вглядывались в уходящий под сень леса Кардалонский тракт и гадали, кого же несет по самому пеклу.

К скрипу колес, ругани возчика и стуку копыт примешивались непривычные звуки: задорно напевала девушка, недовольно стонала настраиваемая лютня и устало порыкивал волк, переругиваясь с короткими рявками медведя.

— Не может быть... артисты! — Кей заерзал на ветке.

— Пошли, посмотрим!

Попрыгав с дерева, все трое устремились к дороге. Бесшумно, как настоящие лесные духи, пробрались через кусты и затаились под прикрытием ветвей и магии Шу: в свои девять она отлично умела подслушивать и отводить глаза.

— Тихо! — распорядилась Шу и выглянула из орешника.

По тракту ехали три фургона. На передке головного беседовали двое: длинный и печальный возница в красно-желтой клоунской рубахе и мелкий узкоглазый хмирец, небрежно жонглирующий тремя ножами. Следующим фургоном правил загорелый, жизнерадостный парень, судя по широченным плечам, силач. По обе стороны от него болтали ногами и весело щебетали две сестрички, похожие на длинного клоуна. На облучке третьего сидел усатый мрачный тип с кнутом в руках, позади плелся на веревке ярко-розовый мохнатый ишак с витым рогом на морде. Но внимание Шу привлек сам фургон: из-за пестрого полотна пробивалось зеленое свечение магии.

Феникс? Мантикор? Дриада? Что же за волшебное существо там, внутри?

— Надо сказать Бертрану, — насмотревшись на цирк, шепнул Кей. — Пусть велит им остановиться в крепости.

— Погоди, — отмахнулась Шу.

Словно в ответ ее надеждам полог последнего фургона разошелся, и высунулась голова, украшенная полусотней рыжих косичек. Девушка почмокала ишаку, огляделась и спрыгнула на дорогу.

Шу чуть не завопила в голос. Эльфийка! Настоящая эльфийка! Лиственно-зеленые раскосые глазищи, острые уши, покрытые рыжеватым пушком, хризолитовая аура. И — ошейник с рунами.

— Кто посмел? Она же шер! — зашипела Шуалейда. На миг ей показалось, что страшная железка душит её саму.

— Тише. Ты что, Шу? — одернул её Закерим.

— Мы должны её спасти!

— Спасем. Конечно, спасем! Мы соберем лучников и объявим войну этим гнусным зургам! — Будущий король взмахнул длинным кинжалом, заменяющим ему меч.

— Нет, Кей. Мы на самом деле должны её освободить.

— Я скажу Бертрану! Он отнимет эльфийку у подлых предателей! Или нет. Я сам! — Кей развоевался не на шутку. — Они не посмеют отказать принцу!

На всякий случай Шу взяла брата за руку, чтобы не вздумал выскочить на дорогу.

— Лучше попросим Бертрана. Если сами не справимся.

Через пару минут все трое уже были наверху горы Сойки, в крепости. А через четверть часа из-за поворота петляющего, как пьяный уж, тракта показались фургоны.

* * *

— Бертран, ты пустишь их? Мы хотим представление! — едва успевая за размашистым шагом коменданта крепости, требовал Кейран.

— Непременно, Ваше Высочество, — отвечал полковник Флом. — Как только лейтенант Ахшеддин их проверит. Безопасность прежде всего.

— Это же цирк! Что может быть опасного в цирке? Медведь?

Кей засмеялся, а Бертран покачал головой и указал детям на лестницу вверх, на стену.

Фургоны уже стояли перед закрытыми воротами. Рядом две девицы строили глазки и махали руками высыпавшим на стены солдатам, третья же, самая красивая и раздетая, улыбалась натужно и руками не махала. Но солдат натужность не волновала — в отличие от глубокого выреза её блузки и стройных лодыжек под короткой полосатой юбкой. На бархатную повязку, украшающую шею прелестницы, солдаты тем более не обращали внимания.

Наконец, отворилась калитка, прорезанная в массивных кованых створках, и вышли два офицера в сопровождении полудюжины рядовых. Те же солдаты, что только что пялились на прелести циркачек, направили на пришельцев арбалеты.

Бие Тиссек, владелец цирка

Достопочтенного Тиссека настороженная встреча не удивила. За сорок с лишком лет путешествий по дорогам Империи чего только не навидался. А тут, в глухом углу, содержались опальные королевские дети. Вот начальник гарнизона и старается, бдит, чтобы детки не попали в руки каким благородным умникам — с них, благородных, станется спалить в мятеже полстраны, лишь бы урвать кусок пожирнее.

Как и во всякой старой крепости, перед казармами и водяными цистернами оставалось свободное пространство, где могло разместиться три бродячих цирка. Фургоны поставили дугой, чтобы образовалась арена. Уже перевалило за полдень, но до представления оставалось часа четыре. Терять их попусту Тиссек не намеревался. Послав дочек и силача договариваться с местной кухаркой насчет обеда, он занялся делом, благо, в глуши солдатам негде потратить жалованье. Судя по тому, как пялились на рыжую столпившиеся вокруг фургонов вояки, заезд в крепость обещал быть выгодным.

Лейтенант тоже подошел к фургонам. Кинул заинтересованный взгляд на рыжую, что возилась с крашеным ослом.

— Жарко нынче, Вашмилсть, — обратился Тиссек к самому денежному клиенту.

— Жарко. — Лейтенант обернулся.

— Красотка, да? А какие фокусы выделывает! — Тиссек подмигнул.

— Как её зовут?

От лейтенанта дыхнуло опасностью, но Тиссек, увлеченный видением горсти серебра, не придал этому значения.

— Рыжей. Настоящая эльфийка! Диковинка! — он понизил голос до шепота. — Изволите попробовать? Для Вашмилсти всего три марки.

— Не изволю. — Лейтенант отвернулся и скомандовал солдатам: — В казарму! Бегом марш!

Тиссек попятился, проклиная про себя рыжую — одни неприятности от неё!

— Дак... не гневайтесь, Вашмилсть! Это ж дикая! И разговаривать толком не умеет!

— Здесь тебе не бордель. Убери своих девок, и чтоб до представления носу не высовывали!

— Как скажете, Вашмилсть.

Едва сердитый вояка отошел, Тиссек развернулся к бесстыжей твари. Та попятилась, но убежать не успела — хозяин ухватил её за косички и подтянул к себе.

— Ах ты, тварь! Опять за свои фокусы взялась? Думаешь, кто попадется? Ща! Кому ты нужна? Ну-ка быстро на место! Да помойся. Провоняла псиной. Тьфу!

Он отшвырнул эльфу, отвернулся и пошел на поиски дочек — нечего им попадаться на глаза ненормальному лейтенанту. Да и марки надо заработать. Чтобы солдатня отказалась от простых мужских удовольствий? Да не смешите!

Но желающих поразвлечься не нашлось. Едва Тиссек завел с прохлаждавшимися в тени конюшен солдатами беседу о столичных новостях, со стороны казарм прибежал сержант.

— Что надо?

— Так дочек ищу, Вашмилсть. Они к кухарке пошли, да что-то задерживаются.

— Рядовой Пенка! Бегом марш на кухню. Посторонних лиц сопроводить до выделенной командованием территории.

Один из солдат вскочил, отрапортовал:

— Так точно, сержант! — и побежал прочь.

— Проводить или сам дорогу найдешь?

— Благодарю, Вашмилсть. Уж найду как-нить, — пожал плечами Тиссек.

К фургонам он вернулся в отвратительном настроении. Проклятая рыжая тварь точно что-то наколдовала! Ну, ничего, в Креветочной Бухте завтра найдется какой любитель диковин с парой марок в кармане. А пока...

Тварь сидела на полу, сжавшись и натянув на ноги короткий подол, и буравила его злобным взглядом.

— Ну-ка, киска, покажи ножки.

Со сладким чувством превосходства он смотрел, как эльфа задирает юбку, открывая стройные ножки и рыжие завитки.

— Не ленись, киска, не ленись. Ты знаешь, что хозяин любит.

Он ждал, что выдрессированная зверушка повернется и подставит гладенький зад, но глупая тварь неожиданно вскочила и накинулась на него, пытаясь добраться до ключа на цепочке. Но не на того напала! Куда ей, мелкой, справиться с настоящим мужчиной! Пара оплеух, не сильно, чтобы не попортить личико, схватить левой за волосы, правой достать плетку...

К её вывертам Тиссек давно привык. Еще три года тому назад, когда он только выиграл хиссово отродье у герцогского егеря, тот предупреждал, что лесные твари неразумны, коварны и дрессировке не поддаются. Зато способны к тяжелой работе, здоровы, живучи и неприхотливы как сорняки. За ошейник с рунами, способный удержать эльфийку и не позволить ей колдовать, пришлось выложить целый империал, но Тиссек ни разу не пожалел о трате: покупка оправдала себя в первые же три месяца, а дальше исправно приносила прибыль. Не говоря уже о том, что тварь обслуживала артистов, убирала и ухаживала за зверинцем. А что иногда показывает норов, так зря надеется, что хозяин разозлится и разукрасит личико до потери товарного вида. Что он, дурной? За свои-то деньги! Нет, все что полагается, тварь получит потом. Как отработает.

"Хороша... дикая тварь! Ох, хороша..." — лениво думал Тиссек, натягивая штаны и пиная уткнувшуюся в матрас эльфу. Красные полосы на беленьких ягодицах и бедрах так и манили взять её ещё раз, послушать придушенные крики, полюбоваться яростно извивающимся телом. Тонкие запястья просились в ладони — сжать одной рукой, завести за голову. И напомнить, кто тут хозяин.

— Одевайся, быстро. Представление через полчаса.

Пнув напоследок хиссово отродье, Тиссек зевнул, потянулся и пошел заниматься важным делом: будить лодырей, чтоб работали, наконец.

Шуалейда

За обедом Шуалейда вела себя примерно. Даже надела ненавистное платье, предмет нескончаемых споров с шерой Ильмой, вспомнила, какой вилкой нужно кушать жаркое, и не перепутала нож для рыбы с ножом для фруктов. Кроме того, Шу сегодня не читала за столом очередной фолиант и не пробовала на посуде, мебели или слугах свежевычитанных заклинаний — к особой радости компаньонки. От взлетающих тарелок, уползающих вилок и прилипающих к столу чашек с замерзшим чаем шера Ильма вздрагивала и теряла аппетит. Успокоить её мог только полковник Флом: он внимательно читал триста сорок третье прошение о переводе на менее ответственную должность, зимой жег бумагу в камине, летом рвал на клочки. Наливал шере Ильме тельдийского... а под утро она пробиралась в свою комнату, готовая и дальше нести нелегкую службу. Шу делала вид, что и не подозревает, отчего компаньонка зевает на уроках этикета и мечтательно поглядывает за окно, где на плацу начальник гарнизона присматривает за тренировками личного состава.