Цугцванг для Мастерграда

Генрих со своей ротой оборонялся в первой линии траншей как раз между холмами. Место опасное — по нему, скорее всего придется главный удар навахо, но он был не в претензии. Во-первых жалование выдали на месяц вперед, да и в самом опасном месте можно проявить себя! Ведь не для того, чтобы сидеть в тылу, он завербовался к русским!

Длинные шеренги индейцев стали видны уже не только наблюдателям на холмах. Они тянулись вдоль горизонта, заполняя всю равнину к западу от побережья от долины неширокой реки севернее до гряды холмов южнее. Их было почти сорок тысяч, поджарых и смуглых воинов с роучем на голове и винтовками Линднера в руках. Малая часть с трофейным оружием и только попаданцы-навахо с оружием из двадцать первого века.

Над ними в голубом небе вспыхивали частые, молочные дымки шрапнельных разрывов.

Залп, залп и снова залп.

Окровавленные бойцы рушились на степную траву, выли от боли. Целые отряды рушились на землю, словно трава под косою, но слишком хорошо навахо выдрессировала пехоту из молодежи индейских племен. Шеренги поспешно смыкались. С великолепным презрением к смерти, прямо по трупам погибших и телам раненых они все так же размеренно маршировали.

На вражеской стороне затрубили трубачи, тревожно забухали барабаны, передавая войскам приказ. Пехота остановилась, в ее строе появились разрывы. В них показались отряды кавалерии, возглавляемые внедорожниками, экзотического вида, достойных Безумного Макса.

Следом выскочили из строя пехоты, напротив места, где залегла рота Вильчека орудийные упряжки, с ходу развернулись, — снялись передки, подскакали упряжки с зелеными зарядными ящиками. На землю соскочили артиллеристы, заучено засуетились у пушек. Зарядили, отскочили — двое к колесам, третий наклонился над казенной частью ствола.

Орудия навахо громыхнули. Пронзительный, разрывающий душу страхом свист; на русских позициях, оглушая и слепя, поднялись огненные султаны дыма и грязи.

Появились первые убитые и раненые. А как же наши? — подумал Вильчек, поправляя на голове каску и обернулся назад, где за второй линией окопов стояли артиллеристы.

В тот же миг разъяренно рявкнули русские орудия, нащупывая, выискивая врага, заплясали огненно-черные вспышки разрывов.

Между тем автомобили навахо, во главе конных отрядов приблизились на расстояние прямого выстрела (наибольшая прицельная дальность, при стрельбе на которую средняя траектория не поднимается выше высоты данной цели). Остановились и развернулись кормой на манер тачанок Гражданской войны, затрещало несколько пулеметов. Рядом с ними начали вставать огненно-черные столбы разрывов — несколько русских орудий попытались по подавить подвижные огневые точки.

Далеко за ними, не обращая внимания на шрапнельные разрывы, ежесекундно вырывающие из толпы десятки человек, бежала огромная масса людей и их крик, превращался в какой-то страшный, утробный, протяжный звук: 'А-А-А!!!', разносившийся по полю боя.

— Огонь, — перекрикивая грохот орудийной стрельбы, приказал Вильчек и его приказ повторили сержанты.

Вскинул винтовку к плечу, ловя в прицел индейца на коне. Выстрелил.

Частый, сухой треск выстрелов вокруг. И в тот же миг начали стрелять из окопов всей первой линии.

Враги падали сотнями, но перли вперед словно обезумевшие берсеркеры.

Откуда-то с флангов загрохотали пулеметы: тра-та-та!

Горят чадным пламенем 'тачанки' навахо, но индейцы не унимаются. Разметав гранатами проволочные заграждения, конники хлынули на минное поле.

Взрывы, взрывы, обезумевшие кони поднимались на задние копыта, сбрасывая всадников или опрокидываясь. Мертвые рушились на землю; лошадь тащила мертвого индейца, нога его застряла в стремени, и лошадь несла, мотая избитое оголенное тело по полю. Исчезла в грохоте разрыва мины. И все это под плотным обстрелом русских солдат.

Затрещали ответные выстрелы.

Всадники заколебались, еще одно усилие и они помчатся назад, но тут их догнала перешедшая на бег пехота. Часть всадников, чьи лошади понесли, прорвалась сквозь пехоту, остальных она захлестнула, потащила с собой. С флангов с змеиным шуршанием протянулись огненные росчерки выстрелов огнеметов. Заметались живые факелы. Никогда еще Вильчек не слышал такого истошного, пробирающего до глубин души, нечеловеческого воя и дикого ржания лошадей.

Артиллерия и своя и, вражеская, прекратили огонь, слишком велик риск 'дружеского' огня.

И все же... и все же не упавшие индейцы продолжали нестись вперед и Вильчек понял — еще полминуты и они просто сметут своей массой роту — им оставалась только добежать до траншей, чтобы решить исход боя. Ведь защищаться от врага, который атакует тебя, находясь выше, а ты в траншее, очень сложно. Вильчек выскочил из траншеи, тонко пропела пуля, повыше головы.

— В атаку, вперед! — дал петуха голос — рукопашные схватки были ему не в новинку, но сейчас горло сдавливала ответственность за две сотни доверивших жизнь подчиненных.

Наемники с ревом поднялись, устремились навстречу индейцам. Краем глаза он увидел, как поднялись остальные роты наемников и гвардейские батальоны. Где-то посредине две толпы столкнулись.

В единый миг бой разделился на сотни и тысячи индивидуальных схваток.

Вой, крик, богохульства висели над полем боя, выстрелы в упор, когда видны глаза врага, мелькание оружия от винтовок с игольчатыми штыками до копий и привычных бывшим пиратам абордажных сабель.

Вот Жан-Пьер, с двумя клинками в руках, правым отбил штык индейца в сторону и тут же левым полоснул по шее, сверху вниз. Захрипев перерезанным горлом, индеец, рухнул.

А навстречу Вильчеку стремительно приближался индеец с копьем в руках. Лицо перекошенное, жуткое, по подбородку слюна тянется.

Глаза залил оранжевый свет ненависти. Время в один миг застыло, потекло вязкой патокой.

Индеец с разбегу выбросил копье вперед, целясь в живот.

Почти машинально Вильчек развернулся на каблуках, пропуская удар мимо, рука схватила древко, дергая на себя. Индеец провалился.

Разворот. Спина индейца перед глазами. Окованный железом приклад полетел навстречу. Удар, совпавший с выпадом левой ногой в затылок.

Глухой треск, словно ударили по хорошо просушенному дереву. Индеец рухнул, словно подкошенный.

Еще несколько схваток, из которых Вильчек вышел победителем и противник неожиданно закончился. Он увидел спины бегущих индейцев. Слишком страшна была ярость бывших пиратов и русских гвардейцев, слишком хороши они в рукопашной. Завертел головой в поисках врага и своих.

Вильчек услышал резкие звуки, сигнал вернуться на исходные позиции, раскатились над полем боя. Они плыли в наполненном гарью и дымом воздухе пока наемники не начали останавливаться а откуда-то издали не откликнулось звонкое эхо.

Беспорядочно стреляя, индейцы бежали, давили друг друга в узостях проходов в колючей проволоке. Тысячные толпы убегали.

Вильчек с сожалением посмотрел на убегающих и громко крикнул:

— Отходим!

Заманчиво было попытаться на 'плечах' бегущих ворваться в лагерь индейцев, но в нем еще оставалось не менее двадцати тысяч воинов — больше чем весь русский десант. Риск генерал Петелин посчитал неприемлемым. Гораздо рациональнее встретить врага на заранее подготовленных и пристреленных позициях.

Бывшие пираты, недовольно ворча, отступили, а по индейцам вновь заработала русская артиллерия.

Рота потеряла пятнадцать человек убитыми и еще тридцать четыре получили ранения.

До вечера закапывали погибших индейцев и восстанавливали минные поля и заграждение из колючей проволоки.

На следующее утро Вильчек увидел десяток дымовых столбов со стороны лагеря индейцев.

* * *

Привычно клацнул, медленно опустившись, фонарь (прозрачная часть кабины, защищающая экипаж от встречного ветра, погодных условий и шума), отсекая от шума прибоя. Петелин Егор поерзал в кресле, устраиваясь поудобнее и поправляя шелковый шарф на шее, произнес в микрофон:

— 'Центральный', я — Леопард', разрешите вылет.

— 'Леопард, я— Центральный', — разрешаю. Ветер попутный, два метра в секунду. Курс двести семьдесят, набор высоты до трехсот метров, — прозвучал в наушниках летного шлема слегка простуженный голос капитана Иваницкого, руководителя полетов.

— Принял, конец связи.

Сосредоточился, готовясь к привычной работе. Противодействие авиации не ожидалось — навахо потеряли самолеты еще во время европейской авантюры и, построить новые не могли. В крайнем случае по мнению военных аналитиков максимальное количество самолетов, которое навахо могли изготовить: от пяти до десяти единиц. Изготовить корпуса и механику для них не представляло проблему — загвоздка была в двигателях. В отличие от Мастерграда выше парового двигателя они не поднялись а запасы из двадцать первого века пригодных для установки на самолеты двигателей закончились, или почти закончились.

Взгляд еще раз придирчиво оббежал циферблаты приборной доски — вроде все нормально.

— От винта!

Через полминуты он увидел лодку правее самолета с техником.

— Есть от винта! — прозвучал голос в шлемофоне.

Мотор фыркнул, дрогнули, басовито загудели винты, в единый миг превратившись в прозрачные круги.

Петелин привычно передвинул вперед ручку управления двигателем.

Гидросамолет, с каждой секундой ускоряясь, хрипло ревя моторами над крыльями, заскользил по воде, с каждым мгновением увеличивая скорость. Стремительно промелькнул в километре справа ощетинившийся орудиями серый силуэт 'Маршала Жукова'. Несколько мгновений безумной гонки и уже внизу покачивается из стороны в сторону плоское море с таким же плоским куском побережья.

Рука аккуратно отклонила ручку управления, нога, выжала правую педаль. Гидросамолет послушно накренил плоскость, разворачиваясь по направлению к загадочным дымам.

Вот и передовая. Рябая, изъязвленная снарядами земля, длинные линии траншей. Каким игрушечным, маленьким и странным кажется все это сверху! Не верилось, что там, внизу, все горело в дыму и копоти, и гуляла, собирая обильную жатву по измученной земле, смерть.

Самолет пролетел над передовой, дымы вдали стремительно увеличивались. Егор увидел, как по яркой зелени поля неторопливо ползет десяток самых натуральных танков, похожих сверху на неповоротливых сереньких жучков, в окружении десятка машин поменьше и удивленно присвистнул.

Когда экспедиционный корпус готовился к броску через океан, летчиков инструктировали о военно-технических возможностях навахо, в том числе упомянули, что противник произвел несколько десятков танков. Необычной была их силовая установка — вместо двигателей внутреннего сгорания, производство которых так и не сумели освоить, использовали два паровых двигателя тройного расширения с керосиновым нагревом котла. Танк оснащали пулеметом, переделанным из штурмовой винтовки М-16 и стальным нарезным орудием с клиновым затвором. Словом для восемнадцатого века настоящая вундерваффе.

Егор дал круг над танками, постепенно снижаясь чтобы получше разглядеть это технологическое чудо и увидел красные искорки на остановившихся машинах, сопровождавших танки. Да его обстреливают — понял он и, похоже из пулеметов. Это может быть опасным!

Самолет плавно потянуло вверх, в синеву неба, закружился на недоступной для самодельных пулеметов высоте.

Сквозь шум и звон, наполнявший наушники шлема, Егор услышал голос капитана Иваницкого:

— 'Леопард', я 'Центральный' — что наблюдаете?

— 'Центральный', я 'Леопард', — вижу группу танков в сопровождении автомобилей с зенитными пулеметами, всего... — Егор прищурился, пересчитывая, — десять танков!

— 'Леопард' — доложите координаты противника, повторяю, доложите координаты противника!

— Принято. Примерно, — Егор оглянулся назад, — в восьми километрах от побережья, вытащил из планшета карту. Повертев, определился с местом, — Цель бронегруппа: х=12850, у=43420.

— Принято, 'Леопард', корректируйте огонь артиллерии.

— Принято!

Через минуту услышал:

— Выстрел! — несколько мгновений и огненно-дымный цветок артиллерийского разрыва расцвел на пути танков, земля вскипела, оставив оспину воронки. Так их!

— Недолет юг 300, восток 250, — доложил Егор.

Вновь рядом с танками распустился огненный цветок разрыва, но снова неточно, Егору пришлось еще несколько раз корректировать артиллеристов 'Маршала Жукова' пока совсем рядом с крайним слева танком не вырос бурый столб огня, перевернув его. Танк чадно задымил, показались языки пламени.

— Цель накрыта!

Самолет, накренил плоскость, разворачиваясь на новый круг. Егор увидел как между танками поднялись черные столбы разрывов — крейсер стрелял полными залпами. И еще и еще!

Все чаще месили поле черные вспышки разрывов. Через несколько минут на изуродованной земле замерло пять танков. Остальные попятились назад.

Белоснежный крестик гидросамолета висел над избиваемой бронегруппой пока она не удалилась за пределы дальности артиллерийского огня. Безнаказанными ушло трое экипажей.

День прошел спокойно.

На следующее утро вылетевший на разведку гидросамолет обнаружил, что лагерь навахо пуст, а другой разведчик доложил, что в Нью-Йорке многочисленные пожары, которые никто не тушит, дороги перекрыты баррикадами и похоже идет бой.

* * *

Молнией распространились по Нью-Йорку слухи о том, что пришельцы из-за океана разбили непобедимых навахо, город забурлил словно котел, поставленный на огонь. Народ Нью-Йорка — рабочие, ремесленники, мелкие торговцы — все, кто зарабатывал собственным трудом, не мог больше терпеть голод, нужду и притеснения индейцев, считавших себя выше белых.

Город напоминал пороховой склад — искры, чтобы грянул взрыв.

Лейтер открыл дверь любимой харчевни 'Серый мул' и переступил порог, что стояло в старом предместье, набитом белой нищетой, голодной и злой, словно муравейник. Едкие клубы дыма от очага, подымались к до черноты прокопченным деревянным балкам на потолке, прятали от нескромных взглядов завсегдатаев в углах зала. В этот вечер было довольно многолюдно. Между массивными столами, — поднять только вдвоем, с блюдами в руках ловко скользили служанки, то уворачиваясь от пьяных рук, то позволяя загулявшим посетителям охлопать свои достоинства. В воздухе — симфония запахов средневекового общепита: запах горелого мяса и прогоревших углей смешался с ароматами дешевого пойла и еще чем-то кислого, вроде немецкой тушеной капусты. В дальнем углу, отбивая такт ударами пивных кружек, двое, по виду трапперы, пьяными голосами пели:

Эй, в звоны бей,

молчать не смей,

пусть барабан гремит:

ведь лучшая из королев

над Англией царит.

Лейтера заметили. Завсегдатаи его уважали и, хотя в последнее время дела были не очень, впрочем как и у большинства горожан, да и о грешках— не совсем честная игра в кости и пара трупов за спиной, кое-кто знал а остальные догадывались, его ценили за веселый нрав и умение поднять настроение даже закоренелому нытику.

— О Лейтер! — услышал голос из глубины и повернул широкое, плоское и бледное лицо к окликнувшему, — старина, подваливай к нам! Что думаешь, старина, пора надрать задницы проклятым навахо или еще подождать?