9. Кофе с сюрпризом

У меня вырвался смешок.

— Отравление неугодных испорченным элем?

— Это тоже, но лишь в случае, если в Бромли переведутся трупы, и мне станет скучно, — подмигнул Эллис и, взъерошив себе волосы, нахлобучил наконец измятое кепи. — Я говорю о продаже кофе в картонных стаканчиках. Может, вашим завсегдатаям такое и не придётся по вкусу, а вот бродягам вроде меня — очень даже.

Я невольно задумалась. Картонные стаканчики... Никогда не слышала о таком. Может, если проклеить их, то они смогут удерживать холодные напитки, но вот горячие... Разве что добавить слой из резины, как в модных плащах-дождевиках.

Но не исказит ли это вкус?

И где продавать такой кофе? Не в "Старом гнезде" точно, завсегдатаи не простят соседства с "бродягами" — одно дело Эллис, ставший уже местной достопримечательностью, другое — прочие горожане...

"А возможно ли сделать такие же автоматы, но не для продажи воды, а кофе? — всерьёз задумалась я. — Наверное, можно. Ведь если есть холодильный аппарат, то почему бы и не быть нагревательному..."

— У вас такое сосредоточенное выражение лица, что мне становится не по себе, Виржиния, — хмыкнул Эллис, уже придерживая дверь.

Кэбмен на улице страшно вращал глазами и надувал щёки, изображая крайнее нетерпение.

— Не по себе? Это не похоже на комплимент, — поддержала я шутку и добавила уже серьёзно: — К слову, если в будущем у меня получится осуществить задумку с кофейными автоматами, то три... нет, даже пять процентов прибыли я отдам вам. За идею.

— Договорились, — и Эллис отсалютовал мне чашкой с кофе.

Он дружески похлопал возницу по плечу и влез в кэб. Зацокали копыта по мостовой. Я подумала, что давно мне не приходилось видеть таких вот линялых, мышастых и флегматичных лошадей — за какой-то год конки, обычные омнибусы и экипажи всех видов оказались вытеснены машинами, автомобиль-омнибусами и электрическими трамваями, на которые, кажется, только несколько лет назад перестали показывать пальцами как на диковинку. Да и в самой кофейне только недавно мы искоренили последние остатки газового освещения, изрядно осовременив интерьер... Мне вдруг стало интересно, как будет выглядеть "Старое гнездо" — да и сам Бромли, в конце концов! — через полвека.

Город, переливающийся тысячью разноцветных электрических ламп?

Город, над которым скользят лёгкие, стремительные самолёты и парят крутобокие дирижабли?

Город, в котором вместо уютных кофеен с дорогим фарфором — бездушные автоматы и одноразовые бумажные стаканчики?

Я невольно оглянулась с порога на "Старое гнездо". Массивная вывеска, широкие двери, зал, в котором каждая мелочь была устроена по моему вкусу, будь то цвет вышивки на салфетках или сухие букеты в вазах...

— Ну, нет, — проворчала я себе под нос. — Что бы там ни творилось с прогрессом и с модой, но это место я никому не отдам.

Мадлен, до сих пор мечтательно смотревшая вдаль, обняв поднос, встрепенулась и встревоженно поглядела на меня.

— Всё в порядке, — поспешила я успокоить её. — Просто мысли вслух. Однако нам пора возвращаться — не стоит отставлять гостей одних.

Я надеялась, что в кофейне случится что-нибудь интересное, что отвлечёт меня от неутешительных размышлений о покушениях и связи Оскара Ривса с "Детьми Красной Земли". Но и вечер, и следующий день прошли тихо и скучно. Самым ярким событиям стала короткая статья в "Бромлинских сплетнях" о венчании Его Величества и Рыжей Герцогини, которое считалось делом уже решённым. Называлась даже примерная дата грядущего торжества. В конце статьи автор — кстати, по совместительству редактор газеты — пышно и многословно восхвалял монарха, перечисляя его бесчисленные добродетели. И даже мне, более чем тепло относившейся к Короне, было неприятно читать такую неприкрытую лесть.

— Как неблагоразумно, — прошамкал сэр Хофф, старый знакомый леди Милдред, в присутствии, когда ла Рон закончил зачитывать вслух злополучную статью. — Нет, право, совершенно легкомысленно.

— Неужели? — вежливо переспросила леди Клампси, также бывшая приятельницей моей бабушки, но при этом до сих пор на дух не переносившая сэра Хоффа. На мой взгляд, между ними было куда больше общего, чем им хотелось бы — раннее вдовство, внушительный рост, сухие узловатые пальцы и привычка незаметно принюхиваться к поданной еде.

— Да-да! — насупился сэр Хофф, потерявший большую часть зубов ещё в молодости, что служило неиссякаемым источником острот леди Клампси — изрекаемых, впрочем, только в отсутствие оппонента и очень тихим, неуверенным голосом. — Неосмотрительно и беспечно объявлять дату венчания и путь, которым проследуют Его Величество с невестою, настолько... заранее, — запнулся он. — Особенно в свете Того Самого События.

В кофейне воцарилась озадаченная тишина. Кажется, никто, включая меня и Луи ла Рона, не понял, о каком "событии" идёт речь. И только леди Клампси покачала головой, высокомерно и рассеянно одновременно:

— Ах, конечно же, якобы появившиеся на ступнях парадного крыльца в особняке герцогини Альбийской в Бромли комья красной глины? Бросьте, это просто слухи.

— Слухи слухами, а того скверного мальчишку-садовника поймали и сослали на каторгу за эту шалость! — рассердился сэр Хофф. Лицо у него побагровело. — И случилось это аккурат после помолвки. А мальчишка, говорят, грозился, что до алтаря невеста не дойдёт.

— Любовь? — ахнул кто-то.

— Государственная измена, — мрачно припечатал одышливый сэр Хофф — и стал в эту секунду подозрительно похож на дядю Рэйвена.

Уютной атмосферы в кофейне как ни бывало; к счастью, леди Клампси быстро нашлась и заговорила о любимых спаниелях герцогини Альбийской, и беседа постепенно свернула в безопасное русло. И только Луи ла Рон так и остался хмурым; до конца вечера он молча рассматривал статью, а когда ушёл, то по случайности забрал мою газету с собой.

А всего через два дня Мэтью Рэндалл исполнил своё обещание.

Ночью, в самое тёмное и тихое время между двумя и тремя пополуночи, вдруг начался ужасный переполох. Раздался выстрел, затем второй; послышались крики и брань, окрестные собаки захлебнулись лаем. Я, ещё сонная, подскочила к окну и выглянула в щель между ставнями. Из пристройки в саду валил дым; вокруг неё метались люди с фонарями, кто-то носил вёдра с водой, кто-то просто размахивал руками; за забором тоже шумели и бегали. Со вздохом я позвонила в колокольчик и вызвала сонную Юджи, дабы она помогла мне переодеться в домашнее платье, и не прогадала.

Не более чем через четверть часа в двери особняка постучали.

На пороге стоял Мэтью Рэндалл — к моему удивлению, облачённый в мундир.

— Прошу прощения за неурочный визит, леди Виржиния, — повинился Мэтью. — Но дело не терпит отлагательств. Около получаса назад некие молодые люди попытались поджечь ваш особняк, один из злодеев при задержании погиб, но остальных нам удалось схватить. Как ни прискорбно, среди них оказался наш человек. Приношу глубочайшие извинения за этот инцидент... и нельзя ли привлечь слуг к тушению пристройки? За пожарными, конечно, послали, но пока они прибудут...

Стоит ли говорить о том, что в ту ночь я так и не легла спать?

На следующий день в кофейню заглянул сам маркиз и снова извинился — и за то, что пропустил предателя в своих рядах, и за сгоревшую в итоге пристройку. Извинения я приняла и успокоила его, заверив, что в злополучной пристройке не было ничего ценного, кроме садового инвентаря и старой мебели, а особняк нисколько не пострадал. Подобно Эллису, проходить в "Старое гнездо" дядя Рэйвен не стал и от кофе отказался, посетовав на срочные дела. Таким образом, я ничего не узнала о ночном нападении, но начала подозревать, что к нему причастны бывшие друзья Освальда Ривса — "детки".

О новой охране маркиз ничего не сказал. Но потом, наутро, Лайзо долго ворчал вполголоса на загадочных "проходимцев", коих "развелось слишком много", пока потерявший терпение Георг не отправил его на улицу.

Уточнять, кто имеется в виду, Лайзо не стал, не стал, несмотря на все намёки.

Как в насмешку, посетителей в тот день хватало. Я чувствовала себя очень уставшей и время от времени украдкой зевала, отчего спать хотелось ещё больше. Не помогла даже порция крепчайшего кофе с чёрным шоколадом и красным перцем. В итоге у меня совершенно вылетело из головы, что сегодня надо было ждать особых гостей.

А они не замедлили явиться.

Ровно в пять, в назначенное время, перед кофейней остановился блестящий чёрный автомобиль вроде моего, только на дверях у него был выгравирован герцогский герб. А спустя минуту порог переступили двое: в прошлом — воплощённый Ужас всех гувернанток и гувернёров Дэлингриджа, ныне — гроза девичьих сердец Бромли, и навечно — отрада эксцентричной своей матери.

Дагвортские близнецы, Кристиан и Даниэль изрядно выросли за то время, что я не встречалась с ними, и превратились из озорных зеленоглазых мальчишек в лукавых юношей. Но чёрные волосы у них по-прежнему были гладко-гладко зачёсаны на прямой пробор, а в карманах, несомненно, до сих пор лежали платки, в одном углу которых были вышиты кошачьи мордочки, а в другом — инициалы, К.Д. и Д.Д.

Я оставила зал на Мэдди и сама вышла близнецам навстречу, чувствуя, как на губах появляется беспечная улыбка, точно в детстве.

— Какой приятный сюрприз! — громко воскликнула я, когда мы обменялись приветствиями, а каждый из близнецов осчастливил меня классическим светским комплиментом. И потом шепнула украдкой: — Даниэль, Кристиан, я так рада видеть вас здесь... — и только тогда разглядела того, кто стоял за их спинами и, сощурившись, рассматривал убранство кофейни. — Но что здесь делает эта персона?

К несчастью, меня услышали не только близнецы.

— Я здесь, потому что вы дозволили мне явиться. Вот подписанное вами собственноручно письмо. И не надо так выразительно смотреть. Кажется, на балу вы были более любезны, леди Виржиния?

Я медленно перевела дыхание.

Кажется, за то время, пока мы не виделись, сэр Фаулер стал гораздо саркастичнее, нахальнее и самоувереннее, чем раньше.

...а ещё он осунулся — и обзавёлся первой сединой в волосах.

— Что ж, — растерянно произнесла я, пытаясь собраться с мыслями. Вид Фаулера отчего-то вызывал неясную тревогу и ощущение дежавю. Мне уже приходилось видеть такой взгляд — горький, как пережаренный кофе, и такой же тёмный. Но вот у кого... — Что ж, — повторила я чуть громче. — Если приглашение есть, то, разумеется, проходите. Как я могла забыть...

Прозвучало это неловко, но близнецы засмеялись, обращая мою оплошность в шутку. И дышать сразу стало легче, хотя первая седина Фаулера, конечно, никуда не делась, как и ощущение дежавю.

Новых гостей в зале приняли более чем любезно. В основном, конечно, из-за Кристиана Дагворта, будущего герцога. Титул должен был перейти к нему уже в следующем году, после совершеннолетия, потому что наследовался не по линии Абигейл, а со стороны её покойного мужа. Даниэлю достался бы только титул вежливости — как младшему брату, но его это не особенно беспокоило. Дэнни всегда нравилась экономика, а Дагворты владели изрядным количеством фабрик и заводов.

Одно из богатейших герцогств, что ни говори.

Что же касалось Фаулера, то его просто записали в "свиту" близнецов, и таким образом все прегрешения коварного соблазнителя, завзятого дуэлиста и игрока на этот вечер были прощены. Боюсь, что если б баронет пришёл один, то оказался бы в полной изоляции — никто и словом бы не обмолвился с ним, как "не заметили" гости кофейни в своё время и мисс Купер. Но пока Фаулер сидел рядом с близнецами, даже чопорная леди Клампси время от времени удостаивала его дружелюбным взглядом. А уж Эрвин Калле — к слову, подруга у него опять сменилась — и вовсе пребывал в восторге от нового знакомого.

Впрочем, Эрвину всегда нравились яркие типажи.

Я была рада, что близнецы всё-таки заглянули в кофейню. Всегда приятно видеть, когда друзья детства взрослеют, хорошеют, становятся серьёзными — и при этом не отдаляются. Связи между нами изменились, но не ослабели. Пусть за весь вечер нам ни разу не удалось вспомнить былые деньки, но мы по-прежнему понимали друг друга с полувзгляда, а близнецы, обращаясь ко мне, частенько спотыкались на имени, словно вместо "леди Виржиния" хотели произнести короткое "Гинни". О цели визита они заговорили нескоро, уже под самый конец.

— Чуть не забыл! — спохватился Даниэль, прищёлкивая по старой привычке пальцами. Глаза у него заблестели от острого кофе с кардамоном, корицей, гвоздикой и мускатным орехом. Памятуя о вкусах младшего брата, я попросила Георга не сластить напиток — и, кажется, угадала. — Матуш... кхм, то есть один весьма разумный и предусмотрительный человек посоветовал нам ещё до вступления в законные права и получения титула позаботиться о своей репутации. Не то чтобы у нас были с ней какие-то сложности... — Даниэль быстро, но очень выразительно посмотрел на Фаулера, который всё никак не мог справиться с чашкой самого простого кофе с лимоном и мёдом. — Но нужно соблюдать баланс. В знакомствах, в поступках... Словом, я хотел обратиться за помощью к вам. Ведь сложно найти леди с более безупречной репутацией, — заулыбался он.

В переводе на аксонский это означало: "Нас слишком часто видят с Фаулером в сомнительных местах, Абигейл пообещала нам головы поснимать, если мы не исправимся. Как её улестить?"

Впрочем, кое в чём Даниэль был прав — создавать и поддерживать репутацию меня учила сама леди Милдред, которая почти полвека балансировала между титулом "истинной леди" и изрядной склонностью к бунтарским поступкам.

— Благодарю за комплимент. Надеюсь оправдать столь высокое доверие, — склонила я голову, пряча улыбку. Некоторые из завсегдатаев, кто помнил леди Милдред, заулыбались тоже. — Но что именно я могу сделать?

Близнецы переглянулись, и ответил Кристиан:

— Благотворительность.

В первое мгновение я растерялась, но потом меня озарило.

— Да, участие в благотворительном мероприятии — верный способ хорошо зарекомендовать себя в обществе. И, как ни удивительно это звучит, у меня есть на примете то, что наверняка вам подойдёт. Как вы относитесь к детям-сиротам?

Выражение лица Даниэля стало несколько испуганным. Кристиан проглотил нервный смешок и торжественно произнёс:

— С состраданием, конечно.

Леди Клампси умилённо вздохнула, закатывая глаза, а Фаулер хмыкнул и пробормотал в чашку что-то вроде "подрастающие шалопаи всегда боятся мелких".

Я предпочла проигнорировать и то, и другое.

— В таком случае, в ближайшее время я отправлю вам подробное письмо с весьма интересным предложением. Дело в том, что мне не так давно посчастливилось взять под опеку один приют. Дети там очень славные, право, и я пообещала, что устрою благотворительный ужин, чтобы собрать денег на ремонт здания и заодно обратить внимание жителей Бромли на горести сирот. — Тут я сделала подобающую паузу, чтобы все желающие могли сочувственно вздохнуть, смахнуть набежавшие слёзы или иным способом проявить сострадание к бедным детям, чего требовал этикет. И только Фаулер продолжал всё так же мелкими глотками цедить кофе. — Полагаю, будет просто чудесно, если вы поучаствуете в судьбе сирот. Имя герцогов Дагвортских всегда связывали с благородными деяниями. Думаю, вы станете для юношества прекрасным примером сочувствия и милосердия.