Секка начинает заливисто смеяться, а я вдруг понимаю, кто будет подопытным на послезавтрашнем уроке вампирологии, и меня прошибает холодный пот. Я зол. Я в такой ярости, что с трудом сдерживаю свои эмоции. Мне хочется убить его прямо сейчас, но это совершенно ничего не изменит. Не будет Секки, урок проведёт сам Орелли. Мне не под силу остановить время или изменить будущее. Но избавить мир от этого урода я могу и начинаю слабо трепыхаться в его руках, изображая испуганного слабого зверька. Этот скот только заводится от моей беспомощности и сильнее сжимает мои плечи. Я наношу почти нечувствительные удары по его телу, они кажутся беспорядочными и безобидными, но это не так. Моя техника 'смертельное прикосновение' применяется специально для убийства врага, причём можно нанести такую комбинацию по точкам жизни и смерти, что противник погибнет не сразу, а через определённое время. Я решаю, что Секка умрёт через месяц, если не изменит своё отношение к нам. У него будет возможность пересмотреть свой взгляд на вампиров. Ему придётся испытать на себе мучительную боль и физическую слабость...
Секка отшвыривает меня как нашкодившего щенка, и, не удержавшись на ногах, я кубарем лечу в кусты под язвительный смех своего соперника.
— Крольчоооонок, ты так любишь пряяятаться! Скоро я приду за тобой, мой мягонький, пушистенький зверёк. Мне хочется насладиться твоим писком и сопротивлением. Жди меня, крольчонок, и я буду тебя любить, мой сладкий...
Секка уже ушёл, а у меня такое чувство, словно я вывалялся в вонючей грязной жиже. Нет сил, как хочется отмыться...
* * *
Монастырь Сен-Грегори.
Лучи солнца взрывают ночную темноту, расцвечивая мир золотыми красками. Трель соловья пронизывает застывший прохладный воздух. Капли росы отражают рождение нового дня...
Алекс спешит на встречу с наставником. Ему не до красот окружающего пейзажа. Из головы все не выходит вчерашнее происшествие. Кто мог сделать такую пакость, кто его так мечтает унизить? Кроме Секки, пожалуй, вряд ли кто смог бы на такое пойти. Этот парень его ненавидит, считая мягкотелым. Алекс, конечно же, понимает, что ему очень далеко до этого прирождённого садиста, наслаждающегося мучениями своих жертв. Секка скорее похож на порождение ада, питающегося исходящей от корчащихся от боли существ энергией, чем на члена ордена, несущего свет и чистоту. Но, наверное, так считает лишь сам Алекс. Сикхт часто приводит Секку в пример как преданного святому делу рыцаря.
Алекс незаметно для себя оказывается возле двери, за которой его, конечно же, ждёт неприятный разговор. Молодой охотник много бы отдал за то, чтобы не появляться здесь хотя бы пару месяцев, но это, к сожалению, невозможно...
— Заходи, сын мой, я жду тебя, — раздаётся голос в ответ на стук, и Алекс, задержав дыхание, будто ныряя в ледяную воду, проходит внутрь.
— Ну, наконец-то ты пришёл. Я хочу знать, как продвигается предвыборная кампания. Надеюсь, ты ещё не забыл своих обязанностей?
— Мы прилагаем все усилия, святой отец, но по предварительным данным только двадцать процентов студентов будут голосовать за кандидатуру Орелли, сорок — за ныне действующего Томаса, остальные пока не определились...
— Алекс! Это твой долг — сменить неугодного ректора. Орелли — наилучшая кандидатура. Он принципиален, ненавидит вампиров и готов поддерживать политику нашего сената. Так что тебе придётся постараться.
— Но я не вижу возможности...
— Он не видит! — резко обрывает Сикхт. — Да кто ты такой, чтобы рассуждать! Твоё дело — добиться получения преимущества Орелли перед Томасом в глазах студентов Оштинского университета и получить перевес голосов. Наше правительство столько всего делает для населения, а этот Томас лезет не в своё дело и пытается дискредитировать работу авторитетных людей. В стране сложилась сложная ситуация с демографическим ростом, с экономическими проблемами...Наш парламент всегда принимает решения, пользующиеся популярностью у народа. Например, последний закон о запрете пропаганды вампиров гласит, что она совращает людей и является причиной низкой рождаемости в семьях...
— Святой отец, извините, что прерываю, но вампирами ведь рождаются, а не...
— Молчать, мальчишка! Нам нужно найти повинных в наших бедах, и мы это успешно делаем.
— Простите, но алкоголизм, домашнее насилие, наркотики...
— Алекс, не лезь во взрослые вопросы! Всё это свойственно нашему народу, считай национальная черта. Затрагивать такие проблемы — значит вызвать общенародный гнев. Гораздо проще найти виноватых в меньшинстве. Поэтому твоя задача — обеспечить победу Орелли. — Взяв со стола большую стопку бумаг, священник протягивает ее Алексу. — Возьми эти бюллетени и брось их в урны. Если попадешься — твои сложности, но если Орелли проиграет, ты пожалеешь об этом. В следующий раз за подобные вопросы и политическую неграмотность получишь пятьдесят плетей. Сейчас я прощаю твою тупость ради нашего общего дела... Иди работай!
* * *
Оштинский Университет. Ричард.
Мне снился странный сон. Обнажённый Алекс, обнимающий и целующий меня. Какие-то неясные ощущения, тревожащие мой покой...
Лишь проснувшись, я понимаю, что проклятие наложника снова возвращается ко мне. Это страшно. Я не хочу вновь испытывать похоть и неудовлетворённость в своих иллюзорных видениях. Мне хочется нормальной жизни, незапятнанной этими безумными снами...
К сожалению, мне не удастся изменить своё будущее. В этом мире нет магии, а значит, придя сюда, я подписал себе смертный приговор. Хотя есть и преимущество: я могу не бояться разоблачения...
Жалеть же себя я не буду. Нужно просто прожить оставшееся время с пользой. Я решительно звоню Элли и прошу её купить в аптеке пятьдесят пачек неопургена...
* * *
День проходит в томительном ожидании. Мне сложно сосредоточиться на изучении предметов. Все мысли только о завтрашнем дне. Есть правда ещё один момент, который не даёт мне покоя — почему Секка сказал, что Алекс уклоняется от садистских занятий? Слава тьме, мне пока ещё не пришлось оценить отношение старосты к вампирам, попавшим в полную зависимость от него. Есть лишь свой собственный опыт, когда в благодарность за своё освобождение Алекс оставил меня умирать. Я стискиваю зубы, вспоминая, как он пытался унизить меня в пыточной камере после того, как сам перестал испытывать боль... Если бы не лорд Родригес и рабская печать, я бы тогда не выжил. Мне становится не по себе, и я ощущаю, что моя жажда мести еще не остыла, хотя после неудавшейся попытки и особенно после слов Секки, я начал сомневаться в стремлении насолить своему личному врагу.
Вечером я выхожу в парк и встречаю там расстроенную и взволнованную Элли.
— Ричард, может ты всё-таки изменишь свои планы и не станешь использовать эти таблетки? Я ведь не поверю, что ты регулярно страдаешь запорами. — Она вопросительно смотрит на меня в надежде, что я одумаюсь.
— Элли, я должен обеспечить себе и Эрни убедительное объяснение нашего отсутствия на следующем занятии...
— Подожди! Ты хочешь сказать, что это всё вам на двоих?! Это какой же предмет вы так мечтаете прогулять, кушая горстями слабительное? Может, нужно было вам и таблетки от жадности прихватить? — возмущается она.
— Они не только для нас двоих, — прерываю я её. — Нам нужно стопроцентное алиби, и я планирую накормить ими по меньшей мере треть курса... Поэтому и попросил столько неопургена.
— Фух... Рич, ты меня напугал! Не забудь, пожалуйста, что тебя ещё ищет орден...
— Я помню это! Осторожность — моё второе имя!!
— Ладно, мистер Осторожность, держи... — Она протягивает мне пару больших пакетов и осуждающе качает головой. — Выдрать бы тебя от души, но некому... да и Джордж теперь заступится. С ним вообще что-то странное происходит, в последнее время он сам не свой. А сегодня утром ему звонили из ордена и, видимо, передали хорошие новости, так что он теперь как на крыльях летает. А многие из нас опасаются, что храмовники готовят очередную мерзость, ведь они столько лет управляли Джорджем. После твоей победы на ринге что-то произошло, и они отступились, но, похоже, они опять хотят вернуть свою власть.
Я молчу, не зная как успокоить Элли. Мне тоже тревожно за Джорджа, но эти взрослые игры, полные тайн и жестокости, мне неподвластны. Мне кажется, своё будущее может изменить лишь он сам.
— Я постараюсь не попасться, — говорю я, наверное, не слишком уверенно, потому что она бросает на меня недоверчивый взгляд, а потом, словно подумав, протягивает руку и ерошит мне волосы на макушке.
— Какой же ты всё-таки ребёнок, Рич. Если возникнут затруднения или нужно будет затаиться, не забудь, что ты не один. Мы всегда поможем.
Она уходит, а я ещё долго смотрю ей в след.
* * *
Придя в общежитие, вижу сидящего за столом страшно расстроенного Эрни. Он смотрит в небольшое зеркало, держа его обеими руками, и тяжко вздыхает. Я прячу пакеты, которые мне отдала Элли, подхожу к нему, и, обняв, спрашиваю:
— Что случилось? Я могу тебе чем-то помочь?
— Нет, Рич... — вздыхает он. — Но если нальёшь мне чай, я буду очень благодарен.
Честно говоря, довольно неожиданная просьба, когда я вижу, что у Эрни даже глаза покраснели, а в таком состоянии я его ещё не видел. Не задавая дальше вопросов, я быстро накрываю на стол и наливаю ароматный чай. Эрни ещё раз с надрывом вздыхает, откладывает зеркало в сторону и приступает к трапезе. Однако я рано расслабился — стоило мне только хлебнуть побольше чая, как мой друг неожиданно выпаливает:
— Рич, а как ЭТО происходит между двумя мужчинами?! Тебя же учили...
Я чуть не давлюсь, понимая смысл вопроса, но затем, не удержавшись, прыскаю от смеха, заливая стол летящими изо рта брызгами.
— Тебе смешно! — обижается Эрни. — Я даже книжки пытался смотреть! У женщины внизу... ну... там... есть такое место, а у мужчины... только одно отверстие и то... предназначено совсем для другого...
— Извини, Эрни, я не хотел тебя обидеть, просто ты задал уж очень неожиданный вопрос...
— Рич, мне важно знать это, но я не могу пока тебе рассказать для чего.
— Нууу, вообще-то используется то, что у нас есть, — произношу я, подальше отодвинув свою чашку.
— Но это же грязно! — срывается на крик обычно спокойный Эрни.
— Как бы сказать... не всегда то, что кажется грязным, бывает таким на самом деле. Вот, например, возьмём птиц...
— Причём тут они?
— У большинства из них имеется всего одно отверстие под хвостом, через которое они справляют все свои потребности, поэтому его и назвали клоакой. От латинского слова cloaca, означающего подземный канал для стока нечистот или канализацию, выражаясь современным языком. Оплодотворение у них происходит тоже через него... про него так и говорят — 'поцелуи клоак'.
Эрни с безразличным видом отхлёбывает чай и, кажется, уже не слышит меня, погрузившись в свои мысли.
— Птицы и яйца откладывают через него, так что иногда ты как раз ешь то, что проходит через это 'грязное' место. А ещё существует блюдо 'девственные яйца', которое готовят из яиц, варёных в моче десятилетних мальчиков...
Теперь уже Эрни давится чаем, заливая им стол со своей стороны.
— Рич, не может такого быть! Представь себе, КАК ЭТО будет вонять!
— Ну, я, в общем-то, догадываюсь, но жители, употребляющие их в пищу, как написано в книгах, называют эту мерзость 'запахом весны'.
Эрни медленно отодвигает свою чашку.
— Я хотел сказать, что если ты кого-то полюбишь, то у него не будет для тебя грязных мест...
— Но, Рич, если даже не называть или не считать что-то грязным... оно ведь не станет от этого чище...
— Просто сделай клизму, — перебиваю его я.
Глава 11
Сегодняшний день — один из самых худших в моей жизни. Во-первых, Эрни ведёт себя очень странно. Он задумчив и замкнут — слова из него не вытянешь. Во-вторых, этот проклятый урок Вампирологии мне просто покоя не даёт. Он идёт последней парой, но я всё время только о нём и думаю. В-третьих, на практическом занятии по высшей математике я отхватил замечание за то, что не ответил на вопрос: 'Какова вероятность, что вечером пойдёт дождь?' А мне, если честно, как-то не до дождей... Я надеюсь, что выпадут осадки совсем другого рода...
Спустившись вниз на занятия по этике, я сталкиваюсь с группой из трёх охотников, ведущих за привязанную к кольцу ошейника веревку вампира. Среди гогочущих парней особенно веселится Секка. Скорее всего, несчастный раб — тот самый 'кролик', и его тащат в кабинет Орелли. Вампир выглядит ужасно. Взгляд невидящий, отстранённый и пустой. Тело измождено и покрыто ссадинами и синяками. Он даже двигается как робот, не сопротивляясь и выполняя приказы ведущих его студентов. Не могу смотреть на это издевательство, но и сделать для него я тоже ничего не в силах. Сейчас самое важное для меня — получить законным образом освобождение от сегодняшней Вампирологии, на которой будут 'изучать выносливость' измученного и сломленного существа. Я сворачиваю в ближайший коридор, чтобы уйти подальше от жуткой группы, но желание учиться пропадает окончательно.
Мне настолько плохо, что с трудом дотянул до конца занятия по этике. Я ощущаю себя так, будто все эти два часа сижу на гвоздях. Еле дожидаюсь перемены и спешу в столовую, мечтая всыпать в какое-нибудь блюдо растёртый порошок неопургена. Добравшись до цели и войдя внутрь, вижу, что здесь немноголюдно, и всё внимание присутствующих поглощено орущими друг на друга Секкой и поваром. Не знаю, что они там не поделили, но мне это очень на руку. Пользуясь шумихой, я незаметно высыпаю своё снадобье в кастрюлю с гороховым супом, стоящую недалеко от разъярённого однокурсника. Большая удача, что в меню это блюдо — я не очень люблю гороховый суп, но Эрни обязательно его выберет! Секка настолько увлечён склокой, что даже свою сумку поставил на пол. Наверное, она мешает ему жестикулировать. Вот в неё я и подкидываю пустые пачки из-под неопургена. Избавившись от улик, становлюсь в конец небольшой очереди за обедом. Ещё некоторое время все присутствующие наслаждаются режущими слух громкими воплями моего сокурсника, напоминающими визг собаки, которой прищемили хвост. Но наконец всё заканчивается, и Секка с раздражением хватает свою сумку и пулей вылетает за дверь. Повар успокаивается и приступает к раздаче еды, а наша очередь начинает двигаться.
В отличие от студентов, неведающих об особом составе супа, я чувствую себя самоубийцей. Мне ещё не приходилось пробовать на себе действие подобных рецептур, тем более собственного изготовления, но сегодня выбора нет. И собрав в кулак всё свое мужество, я беру эту адскую смесь и несу поднос с обедом к свободному столику возле окна...
Как же мне не хочется это есть! Кажется, что в моей тарелке, свернувшись, лежит смертельно опасная змея. Мне приходилось когда-то читать о том, как люди в древние времена принимали в малых количествах сильнейшие яды, так как отравление своего врага было одним из самых распространённых способов убийства. Человек постепенно становился невосприимчив к смертельно опасным дозам. Сейчас я начинаю понимать, что могли чувствовать эти люди, осознанно обрекавшие себя на мучения от воздействия токсинов. Я перебарываю рефлекторную тошноту и ложку за ложкой ем свой гороховый суп. Погрузившись в этот процесс, не сразу замечаю, что за соседний столик садятся Алекс и его помощник — мой покровитель Дерик. Обмениваясь колкими фразами по поводу предстоящей нам через две пары Вампирологии, они быстро уминают... гремучую смесь и приступают ко второму блюду.
