Утеплив парня, Чудес огляделся снова — признаки метели, а то и бурана, что валит вековые сосны, становились всё более явными.
— А давай-ка, служивый, сверни налево! Вон туда, где впадает ручей! Видишь, там сухой камыш, березняк тоже сухой. Сделаем быстро навес, потом разведём огонь!
— Значит, остановка?
— Буран идёт, надо залечь, переждать!
— Сделаем, воевода! Ари, возьми топор, будь ласков, кинь мне! Пойду, разомнусь! — богатырь подхватил колун, побежал в лесок, выбрал берёзу, всю в дуплах и огромных шляпах грибов-трутовиков, принялся рубить её под корень.
— Мы тоже разомнёмся! Правда, парень? — воевода выскочил из короба, последовал следом за Аминтой. Ари побежал за воеводой, пытаясь вникнуть в планы служивых.
Лошадку распрягли, она сразу же улеглась на снег. Чудес подошёл к животному, погладил гриву, заглянул в круглые чёрные глаза, отороченные рыжими ресницами, привязал к морде мешок с овсом. Лошадь подогнула передние ноги, принялась жевать, помахивая рыжим хвостом.
— Она не замёрзнет? — шмыгнул носом Ариант, подтаскивая березовое брёвнышко к саням.
— Не замёрзнет, — улыбнулся богатырь. — Наши лошадки привычны к зимней непогоде.
— У нас в деревне лошади только у пама, их зимой в конюшне держат!
— А вот у словен лошадь в каждом хозяйстве, а то и две, — проворчал Чудес. — Они землю пашут, им без этого никак. У нас же коней не так много. У дружины, у набольших людей. У огнищан, что кресают, выжигают леса, да распахивают землю. Их ещё крестьянами кличут. А охотникам зачем?
— А вот князь, бывало, конную охоту устраивает. Оленя загнать, или тура, — заметил Аминта.
— Так, то — князь. Конязь, то есть конный. У варягов то же самое — конунг. Не люблю я такую охоту, Аминта! Народу много, шум и гам, собаки лают, рога трубят, все куда-то скачут! Баловство это!
Втроём, поднатужившись, мужчины перевернули сани, подложили под бок короба несколько чурбанов, получился домик-времянка. Осталось соорудить навес с лазом посередине.
После окончания работы все полезли под короб, на сено, выпавшее из саней, и мягким ковром устлавшее снег.
— Эх, не догадался я утром веток еловых нарубить! — сокрушался Аминта. — А здесь, куда не глянь — берёзовое море, словно молоко, ни одной ели!
— Ночевать придётся — костерок запалим у входа. Не замёрзнем, шкурой укроемся! Да и тепло пока — зима нынче мягкая, настоящего мороза ещё не случалось!
Под санями было темно, хоть глаз выколи, приходилось дремать, уткнувшись в сено, пахнущее прошедшим летом. Лаз замело снегом, сверху навалило огромный сугроб.
Ариант вспомнил, как бежал по огороду, а вокруг зеленели кусты смородины, у забора краснели ягоды малины, летали бабочки и пчёлы. Вспомнил, как налетел на волшебного Кота, только что пришедшего из дремучего леса. Теперь, когда будущее было неясным, а настоящее выло наружи свирепыми голосами — прошлое казалось тёплым и светлым. Мальчик не знал, что человеческая память отбрасывает в дальний угол своего чердака весь хлам — обиды, страхи и несбывшиеся мечты, и выставляет на передний край счастье, любовь и радость молодости. Кот казался мальчику смешным и добрым, родители справедливыми, хотя и строгими. Ари вдруг вспомнил, что он уже не увидит мамку, слезы потекли по щекам — благо, было темно, никто не увидит. Как выглядит иной мир, куда ушла мама, где он находится, Ари представлял себе плохо — только по сказкам, рассказанным сёстрами, Снуркой и Снежкой, наслушавшихся бабку Козиху.
Козиха знала огромное количество чудских, словенских, варяжских сказок, услышанных от купцов, от людей иных племён, ищущих службы у князя, от рабынь, живущих в других селениях. Ари вдруг вспомнил байку про Нифльхейм, далёкую страну на севере. Кто же её рассказывал? Конечно, Стина! Добрая ведунья Стина, что всегда гладила Ари по светлым волосёнкам, угощала пирогом с черникой и сладкой вяленой морковкой!
Будто бы давным-давно, когда боги ещё не сотворили первых людей — белого света не существовало вовсе, а была лишь чёрная бездна Гинунгагап.
Ари огляделся вокруг, и ничего не увидел в темноте. Рядом сопели огромный Аминта и воевода Чудес — когда не было срочных дел, служивые предпочитали поспать. Тьма была непроницаемой, мальчик чуточку испугался, что бездна воцарилась снова, изгнав светлое Солнце из Мидгарда, мира людей.
У бездны было два края, смотрящих друг на друга с начала времён. Северный край был засыпан огромными сугробами, заметён снегами, скован вечными льдами. Звался он Нифльхейм.
Ари покатал на языке чужеземное слово, ему нравилась сказка, в которой было много новых слов и имён. Как любой мальчишка, он с лёгкостью запоминал все странные, необычные заморские слова, присказки и обычаи.
Напротив берега льдов, на другом краю бездны лежал берег огня — Муспельхейм, его искры летели в бездну, в жаркой пустыне не было ни капля воды. Прошли бесчисленные века, тепло Муспельхейма достигло северного берега, растопило вечные льды у самого края. Здесь забил родник, Хвергельмир. Из чудесного родника вытекало двенадцать рек, самая первая на свете река называлась Вимир, её ядовитая вода стекала в бездну. Снова прошли века, яд превратился в соль.
Воды наполняли Гинунгагап, и, наконец, вода достигла краёв бездны. Мистически соединилось несоединимое, и от странного союза двух миров, Нифльхейма и Муспельхейма, зародились первые живые существа — великан Имир и корова Аудумла. Они были огромны, как ночное небо, не похожи на нынешних людей и домашних бурёнок.
Корова Аудумла бродила по небу, из её молока, вытекающего из сосцов, родилась звёздная дорога — млечный путь, галактика. Иногда она спускалась на жаркий берег, Муспельхейм, море там кипело, вместо песка была горькая соль. Корова лизала соль, а юный великан Имир, ледяной, как тьма, и огромный, как космос, сосал сосцы коровы. Так Имир выжил и вырос. Жарковато было великану на раскалённом берегу, падали с него капли пота, превращаясь в крошки инея. Из этого инея зародились римтурсы, ледяные великаны. Гиганты ушли от своего отца Имира в страну вечных льдов, где предавались свирепым забавам и диким оргиям.
Что такое оргии, Ари не знал, а спросить боялся, он думал, что это что-то запретное, наподобие Купальских игрищ, куда детей не пускают ни под каким предлогом. Запретное, но очень интересное и пьянящее. Как хмельной мёд.
Из соли, бывшей когда-то кровью моря, возник могучий титан Бури. Он вышел из Аудумлы, и, по представлению мальчика, был огромен и рогат, как морской викинг.
Дальше Ариант запутался, он только помнил, что Бури женился на ледяной великанше, и у них родился сын — Бёр. Когда пришло время, Бёр влюбился в Бестлу, дочку римтурсов, от этого союза родились самые первые боги-асы. Молодых богов назвали: Один, Вили и Ве. Опять прошли века.
На этом месте Ари задумался. По всему выходило, что Один под видом человека являлся в Мидгард, водил войско, восседая в золотом шлеме на коне Слейпнире, воевал с другими племенами, а потом назвал одно из племён асами, по имени своего божественного народа, и увёл их из Мидгарда в Валхаллу.
Далее в сказке говорилось:
Прогневались как-то молодые боги на своего предка Имира. Дескать, не так живёт, проводит время в дикости и кровосмешении. Убили внуки своего прадеда, а из его тела Один создал Мидгард. Раскрутил Один метлу-сваргу посолонь — слетелись частицы тела Имира к центру, соединившись в Землю. Раскрутил метлу в другую сторону — разлетелись оставшиеся частицы убитого Имира в разные стороны, и образовали планеты и Луну.
Гуляя по берегу моря, и осматривая новый мир, увидели боги два дерева — ясень и ольху. Понравились им деревья, и задумали они заселить мир существами, отличными и от римтурсов и от асов. Выстругали братья из деревьев мужчину и женщину. Один подул на них и одарил людей частицей огня — душой. Вили вложил частицу своего разума, чтобы познали они космос Мидгарда. Ве засмеялся, глядя на забавных существ, и влил в них горячую кровь — для того, чтобы люди плодились и заселяли пустынный мир. Боги нарекли людей Аском и Эмблой и выпустили их на свет.
А ледяные великаны погибли — утонули в крови Имира, и люди с той поры про них ничего не слышали. Правда, в сказке утверждалось, что один римтурс выжил...
За тонкой стенкой плетёного короба выла метель, словно стая волков — на разные голоса. Ари сжался, ему показалось, что кто-то взвыл тонким голосом возле самого убежища. Внезапно всхрапнула лошадь, потом призывно заржала. Служивые проснулись, Ари услышал какую-то возню, видимо, взрослые со сна забыли, где выход, наконец, воевода Чудес закричал раздражённо:
— Аминта, наружу! Волки!
Богатырь что-то тихо ответил, мальчик не расслышал слов, воевода засмеялся, ответил спокойнее:
— Головой нащупай. Давай быстрее!
Здоровяк упёрся задом в короб, рванулся вперёд головой. Посыпался снег, внутрь ворвался ледяной ветер, луч ночного полумрака показался Ари ярким светом.
— Воевода, поспеши!
Чудес схватил колун, полез за ножом, боком вывалился наружу, на покатый сугроб. Мальчик высунул в отверстие голову, в щёки сразу же впился мороз, глаза засыпались мелким колючим снегом. На воле заметно похолодало, по небу неслись размытые облака с рваными краями, сквозь них проглядывала ущербная Луна. Ари услышал крики, упёрся коленами в землю, вылез наружу по пояс и увидел...
Воевода увидел волка практически одновременно с богатырём, и на секунду замер в изумлении. Такого странного животного поживший на белом свете Чудес никогда не встречал, и даже не слышал, что подобное может бегать по снегам Великой Перми. Волк был снежно-белым, огромным, страшным. Уши стояли торчком, голубые глаза горели внутренним огнём, шкура покрылась льдинками. Воевода присмотрелся — шкура была припорошена инеем, словно навеки примёрзшим к шубе животного. Волк сморщил чёрный нос, оголив огромные белые клыки.
Чудес сообразил, что это не простой волк — существо явилось либо из старого мира, либо из мира смерти, из Хельхейма. Так же как и Кот, которого видел, если не врёт, мальчишка. Долг и честь предполагали биться не только с людьми, желавшими зла чуди, но и с любыми волшебными тварями, появляющимися без приглашения на жизненном пути воеводы. Нож оказался в руке, он с одобрением заметил, что Аминта тоже сделал шаг вперёд. А как же иначе?
Лошадь поднялась из сугроба, отряхнулась, словно собака — снег комьями полетел в разные стороны. Заржала в испуге, скакнула, ударив задними копытами воздух, прижалась к перевёрнутым саням. "Пугает волка, дескать, может постоять за себя", — смекнул Ариант. Он вылез на мороз, невзирая на кулак воеводы. Мальчик схватил лошадку под уздцы, стал гладить варежкой по мёрзлой заснеженной морде. Сзади раздался хруст снега — ещё один снежный волк появился из вихрей ветра, вскочил на сугроб. Ари закричал, воевода оглянулся на крик, неспешно повернулся, пошёл на второго исполинского зверя.
Вдруг налетел неистовый порыв бурана, волки пригнулись к земле, уткнулись мордами в снег. Люди чудом не попадали с ног, Ари удержался, вцепившись обеими руками в полоз перевёрнутых саней. Над пристанищем людей возник огромный вихрь, ледяная крупа резала щёки. Аминта прикрыл варежкой лицо, сам воевода сощурил глаза, как зырянин, живущий на краю мира, на берегу Белого моря. Дохнуло страшным холодом, вокруг раздались оглушительные удары, словно на реке лопался лёд — это от лютого мороза трескались стволы столетних берёз. Вдруг воздух содрогнулся, заложило уши, — "Вот сейчас точно лёд на речке", — почему-то с удовлетворением подумал Чудес, ухмыляясь.
Что-то приближалось, и служивые приготовились весело проститься с жизнью.
Тишина свалилась, точно кот с печки — хлоп, и всё затихло. Три человека огляделись — серп Луны ярко блистал в кристально чёрном небе, в окружении колючих звёзд, щёки кусал жгуче холодный воздух, нос кололи иглы мороза. Волки выглядывали, сияя голубыми глазами, из-за торосов снега, но не приближались. На расстоянии ста шагов вокруг повозки бушевал буран, внутри же воронки стояла мёртвая тишина. Кто-то тяжко вздохнул, послышался тяжёлый шаг, другой. Снег скрипел всё громче, по лесу брёл кто-то огромный, пышущий жгучим дыханием вечного льда. Волки, а их уже было трое, повизгивая, спрятались за сугроб, торчали только покрытые инеем уши.
Воевода подбежал к Аминте, они встали спина к спине, их длинные прямые ножи сияли в призрачном лунном свете невиданным стальным блеском. Ещё бы — такое оружие имели далеко не все княжеские дружинники, только самые близкие.
Из крутящегося вокруг мёртвой зоны буранного вихря, показалась огромная голова с глазами, словно тележное колесо. Потом появились руки, вернее лапы, покрытые ледяной шерстью, украшенные острыми загнутыми когтями. Наконец, ледяной великан заметил мелких существ, с ужасом взирающих на него откуда-то снизу.
— Человечки, — голос великана прогудел на низкой басовой ноте, на нижнем пределе слуха. Голос был настолько громок, что у людей заложило уши, несмотря на меховые шапки.
— Уходи, мы тебя не боимся, — отчаянно закричал Чудес, делая шаг навстречу великану.
— Уходи на север, за край мира! — вторил ему Аминта, повернувшись лицом к страшному гиганту, встав плечом к плечу с воеводой.
— Вы драться? — удивился римтурс, присев на корточки.
— Драться, а то ж, — невозмутимо ответил Чудес, помахивая остриём ножа перед коленом великана.
— Да я вас раздавлю, — обиженно загудело басом ледяное существо, замахиваясь огромным кулаком.
Служивые приготовились к неминуемой гибели, кровь отхлынула от лиц, зато громче и чаще застучали сердца. Здесь, на реке, пришла пора умирать.
Доска восьмая
Коттин сидел на крыльце и легкомысленно грыз сушёную рыбку, обнаруженную на дне мешка. По земле стелился белый дым из печной трубы — говорят, к теплу. Бывший Кот наблюдал, как Стефан соскребал деревянной лопатой снег, старательно складывая его в огромный сугроб. Мишна убиралась в избушке, хозяйка куда-то отлучилась. "Сейчас прилечу!", — весело крикнула Яга, свистнула ступу и умчалась, задевая верхушки елей.
Коттин зашёл в горницу, взял меч, найденный Мишной, осмотрел его ещё раз. Меч был хорош, но, на взгляд Коттина, нуждался в дополнительной ковке и закалке. Страннику пришла идея уговорить Бабу Ягу, то есть Славуню, вызвать неведомого кузнеца. Заодно Коттин собирался посмотреть, как расплавляют стальные полосы. В печах, где для подачи воздуха использовались меха, сталь никогда не текла. Секрет стали, в незапамятные времена ушедший вместе с Рамом в южные земли, охранялся так тщательно, что кроме нескольких мастеров Пулада, никто не умел ковать харалужные мечи.
Когда Славуня, наконец, прилетела, Коттин не стал выведывать, где она была, что делала, только осторожно спросил:
— Мы твои гости?
— Гости, раз уж пришли.
— Когда хозяйка куда-то улетает, гости могут заглядывать в любой угол?
— А у меня тут ничего не попрятано. Всё на виду. Только кот где-то в лесу мышкует.
— Это он меня испугался! — засмеялся Коттин.
