Вспомнив про Цимуса и Арратайу, я чуть улыбнулся — я так и не сказал Флёр, во что мне обошлась их помощь, помимо крови единорога. Флакон, в который я собрал свою кровь, был уже давно доставлен с помощью совиной почты в замок Цимуса, вместе с тускло мерцавшим фиалом крови единорога.
В одной из лавок мое внимание привлекла небольшая золотая подвеска в виде вставшего на дыбы единорога, косившегося на окружающих глазками из маленьких сапфиров. Воспользовавшись тем, что Флёр рассматривает витрину с какими-то кристаллами в дальнем углу лавки, я тихо показал торговцу на кулон и, стараясь не шуметь, выложил на стойку требуемую сумму. Сунув украшение в карман, я вместе с Флёр вышел из лавки.
Присев за столик в том же кафе, где в прошлый раз состоялась небольшая... дуэль и удостоившись укоризненного взгляда от узнавшего нас хозяина, мы приступили к обеду. Дождавшись удобного момента, я взял ладошку Флёр и осторожно положил в нее золотого единорога. Убрав руку, я смотрел на то, как девушка, без всяких слов понявшая тайный смысл моего подарка, прикрепляет его к цепочке, обвивавшей изящную шею. В то же время в глазах девушки и в воспринимаемом мной эмоциональном фоне, я читал то, чего мне так не хватало для счастья.
— Знаешь, я думаю, что этот разговор несколько преждевременен, но... — Я запустил руку в волосы, собираясь с мыслями. — Недавно я говорил со своим крестным по Сквозному зеркалу. И спросил его о том, когда мой беспутный Сириус решит остепениться и продолжить славный род Блеков, раз уж он теперь глава рода.
Флёр внимательно слушала меня, пока еще не улавливая, к чему я клоню.
— Сириус сказал мне одну вещь... Что до тех пор, пока жив Темный лорд, он не хочет рисковать судьбой других людей. Статус противника Лорда делает его мишенью. Ч-ч-черт, я все не так говорю. — Я снова взъерошил волосы. — Тогда я подумал, что он совершенно прав, ведь я точно так же — заложник своего положения, одна из главных целей Лорда в грядущей войне.
Девушка смотрела на меня так, что у меня сердце разрывалось от боли, и я поспешил продолжить.
— Но потом, в один из вечеров, читая взятую в библиотеке книгу, я нашел там изречение какого-то философа о том, что в годы испытаний и войн нельзя отказывать себе в радости жить, потому что никакого «после» очень часто может уже не быть вовсе... — мой голос окреп.
Достав палочку, я описал ей в воздухе круг, шепча заглушающее заклятье Muffliato, в которое вложил максимум возможной силы. Явственно загудевшая сфера тишины окутала нас.
— Флёр, я не знаю, но надеюсь и приложу все усилия, чтобы пережить эту войну и победить Лорда. Ты дала мне то, чего мне не хватало все эти годы — искреннее чувство, на какое я не смел даже надеяться, думая, что недостоин такого счастья. — Сейчас я мысленно благодарил Арратайу, оставившую мне часть умения думать, извлеченную из крестража.
Я взял за руки свою любимую.
— Когда мне исполнится шестнадцать лет, и я получу статус совершеннолетнего, я хочу просить у Жан-Клода твоей руки. Ты выйдешь за меня замуж, любимая? — В первый раз я смог произнести это слово вслух.
Поднявшая наконец глаза Флёр смотрела на меня так, что у меня просто захватывало дух, и я пообещал самому себе, что не обману того доверия и любви, которые читались во взгляде француженки... моей любимой.
— Да, — с таким счастьем это было произнесено, что меня тоже подхватил разделяемый сейчас с девушкой поток эмоций. Медленно и бережно я поцеловал маленькие ладошки, будто скрепляя наше тайное соглашение. Золотой единорог в вырезе её платья, символ нашей любви, хитро подмигнул мне сапфировым глазом.
Вернувшись домой к ужину, мы встретили в гостиной Мари и Жан-Клода, отдающих указания по подготовке к балу. Оценив приобретенные мной вещи, Мари легонько подтолкнула Жан-Клода, взглядом указывая на лицо дочери. Только приобретенная наблюдательность позволила мне заметить этот краткий невербальный диалог родителей моей любимой. Сев за стол, я перехватил направленный на кулон и на лицо Флёр взгляд её отца. Он вопросительно приподнял бровь, стараясь, чтобы это заметил только я один. И я точно так же чуть заметно кивнул. Слегка приподнявшаяся правая ладонь политика, с поджатым безымянным пальцем, на котором сверкнуло обручальное кольцо, отразив луч света от одного из светильников в мою сторону. Пальцы моей правой руки, которыми я потянулся к вилке, на секунду сложились колечком одновременно с еще одним утвердительным кивком. Спокойная улыбка политика и его кратчайший взгляд в лицо кивнувшей Мари были мне ответом. Без единого слова вопрос был поставлен на рассмотрение, обсужден и решен в мою пользу, хотя со стороны казалось, что мы были поглощены как и всегда неподражаемо вкусным ужином, приготовленным эльфами. Хотя такое вот стремительное разрешение вопроса явно подтвердило моё подозрение, что Делакур всё спланировал заранее. Впрочем, я не был на него в обиде за это, думаю, понятно, по каким причинам.
Глава 14. Верность и честь.
Немногочисленные посетители «Приюта висельника» никогда не обращали внимания на своих соседей, — одно из крепко и быстро вбивавшихся в этих местах правил гласило: «меньше знаешь — больше шансов дожить до старости». Так что и в этот раз сидевшие под несколькими слоями защитных заклятий за дальним столиком люди не привлекали ничьего внимания, — у собравшихся здесь обитателей Темной аллеи были и свои, более важные интересы.
— Значит, вы утверждаете, что можете быть полезным нашему делу, мистер... — Фамилия осталась неназванной, но человека с несколькими плохо заправленными в капюшон рыжими прядями эта недомолвка не смутила.
— Я слышал, что вам нужны новые сторонники, — покачал головой рыжеволосый. — А я на достаточно хорошем счету в лагере ваших... оппонентов.
— И вас не смущает, что после нашей скорой победы большая часть ваших... коллег превратится в удобрение для могильных деревьев? — Усмехнулся одетый в черную мантию с глухим капюшоном человек.
— Ничуть. — Кривая улыбка изогнула губы ищущего службы Лорду человека.
Стоявший за спиной рыжеволосого мощный мужчина с бугрящимися мышцами рук и груди, повинуясь властному жесту сидевшего коллеги, расслабился и тоже уселся за стол.
— В таком случае, мой будущий... соратник, — вкрадчиво заметил одетый в черное мужчина, — вам предстоит немало потрудиться, чтобы заслужить милость Лорда. Но и награда превзойдет самые смелые ваши ожидания.
— Что мне нужно будет сделать?
— Пока что — ничего. Сидите на своем месте, слушайте внимательно. И займитесь окклюменцией всерьез — ваши ментальные щиты слабы и ненадежны. Когда вы понадобитесь — с вами свяжутся.
— А метка? — рискнул спросить рыжеволосый, вызвав рычание из груди одного из мужчин.
— Метку вы получите, только если подтвердите свою преданность Лорду, — отрезал вербовщик. — После участия в боевой операции вы сможете получить знак Лорда на свое тело.
— Хорошо, — рыжеволосый поднялся, поправив капюшон и убрав мешавшиеся волосы поглубже в темноту под тканью. — Мне было приятно побеседовать с вами, милорд.
— Взаимно, — ответил вербовщик, однако, едва рыжеволосый скрылся за дверями таверны, мужчина с брезгливостью стал вытирать правую руку.
— Проклятые предатели крови, — прошипел Люциус Малфой, все еще кривясь от того, что пришлось пожать руку такому отребью, — скоро наступит и ваш черёд.
Фенрир Сивый, выполнявший на этой встрече роль устрашающего фактора, согласно зарычал, за обе щеки уплетая плохо прожаренное мясо с кровью.
18 июля 1995 г. Усадьба Делакуров.
Большую часть времени до бала мы с Флёр провели вместе с супругами Делакур, то вдвоем, то поодиночке расписывавшими мне расклад по этому мероприятию, показывавшими колдографии участников, их характеристики и то, чего мне ожидать от каждого из них. Флёр точно так же предстояло помогать родителям на балу, и она напряженно морщила брови, от чего на ее лбу иногда образовывалась очаровательная складочка, которую мне так хотелось поцеловать. Временами мне хотелось взвыть и пойти громить манекены в тренировочный зал, — список приглашенных гостей казался бесконечным, а их взаимоотношения между собой — попросту приводили меня в отчаяние. Но мне нужна была репутация, нужно было уважение всех этих людей, чтобы через год они ни словом не смогли бы упрекнуть Делакура в том, что он отдает дочь замуж за недостойного ее красоты и положения в обществе человека.
Наконец, вечером девятнадцатого июля, наверное, в сотый раз повторив все пируэты вступительного танца с madameГенриеттой, я был признан «небезнадежным юным господином, который может еще ощутить всю прелесть настоящего полета в танце» и отпущен до завтра. В голове слегка гудело от усталости и от принимаемых в течении трех дней стимуляторов памяти. На ночь мне предстояло выпить целую батарею бутыльков с зельями, которые избавили бы меня от достаточно вредного для здоровья последействия стимуляторов и обеспечили здоровый крепкий сон и прилив сил в течение следующего длинного и тяжелого дня.
Жан-Клод и Мари еще в обед отбыли на какой-то волшебный курорт на Юге Франции, где планировали остаться до утра. Как я понял по намекам политика, сам он не злоупотреблял эликсирами, чтобы быть в форме в течение длинного выматывающего светского раута, а предпочитал использовать живительную силу самой природы. Вода источников того курорта давала сходный с моими зельями эффект, но без вредных для находившегося уже в солидном возрасте мужчины последствий. Так что до утра в доме оставались только Флёр, Габриель, четверо охранников — после нападения Жан-Клод удвоил количество людей в смене — домовые эльфы и я.
Взглянув на часы в своей комнате, я обнаружил, что уже девять вечера. Вызвав домового эльфа, и заказав ему сока с парой пирожных и фруктами, я задумался о том, как поживает мой верный Добби, оставшийся в Хогвартсе. Но, к моему большому сожалению, вытащить его сюда означало раскрыть мое убежище, поскольку при всех его плюсах особым умом эльф не отличался. Видимо, действительно еще не вырос, как я знал от Мисс-Я-все-знаю, эльфы созревают довольно медленно, а Добби был совсем молодым по меркам их народца.
Эльф, поклонившись, опустил на столик поднос, заставленный кувшинами и тарелками, источавшими непередаваемый аромат выпечки и свежих фруктов. Поблагодарив верного слугу, я отпустил его, приступая к трапезе.
Вдруг легкий стук всколыхнул опустившуюся на дом тишину. Стучали в мою дверь. Открыв дверь, я с удивлением обнаружил стоявшую за ней Флёр, одетую в простую юбку и рубашку навыпуск, лихорадочно горящие глаза девушки в очередной раз заставили сладко заныть сердце. Проскользнув внутрь, девушка палочкой наложила на двери запирающие и поглощающие шум чары, вызвав у меня еще большее удивление.
— Здравствуй, любимая. — Слово выговорилось гораздо легче, чем в первый раз.
— Я соскучилась. — С этими словами Флёр прижалась ко мне всем своим гибким телом, я чувствовал ее жар через тонкую ткань рубашки.
Мои руки сами подхватили на руки это хрупкое сокровище, показавшееся мне совсем легким. Впрочем, в моем состоянии, — гулко стучащее в груди сердце, участившееся дыхание, — я мог свернуть горы и не заметить этого.
Спустя минуту мы вдвоем уютно устроились в одном кресле, стоявшем в углу моей комнаты напротив небольшого, почти декоративного камина, в котором уже горел маленький огонёк. Голова Флёр, щекоча мне щеку и лицо пушистой гривой волос, уютно устроилась на моём плече. Укрыв её обнаженные ноги одеялом, выдернутым Манящими чарами из шкафа, я гладил хрупкую спину, проводя ладонью по маленьким косточкам позвонков, чуть выступающим под нежной кожей, от чего по телу девушки — я прямо чувствовал это — прокатывались волны дрожи. В голове, предательски подсунутая моей интуицией, билась фраза из кодекса французских чистокровных семей о вступивших в любовную связь до заключения помолвки. Ничего хорошего эта строка кодекса девушке не обещала, как, в общем-то, и парню, так что предстоящий мне год показался невыносимо длинным.
Флёр, видимо, поняла причину моего изменившегося настроения, и чуть-чуть успокоилась, не провоцируя меня совсем уж откровенно.
— Я заметила сегодня ваш с папой обмен взглядами. — Чуточку ворчливо произнесла она.
— Ну... Видимо, девушкам это заметить легче, чем нам. Твоя мать тоже обратила внимание Жан-Клода на наши изменившиеся отношения.
— О чем вы с ним договаривались? — Острые коготочки осторожно взяли в плен мое правое ухо.
— Думаю, он все понял, и его интересовала серьезность моих намерений. — Я многозначительно помолчал.
— И ты...?
— А ты думаешь, я мог ответить ему что-то другое, любимая моя? — Я зарылся лицом в душистые волосы, закрывая глаза. Коготки на моем ухе разжались.
Флёр, как будто решившись на что-то, перебралась из кресла ко мне на колени, и следующий поцелуй стал самым замечательным в моей жизни. Единственное, что несколько омрачало те небеса, на которых я оказался, было определенное неудобство, вызванное близостью горячего девичьего тела... Довольно... существенное неудобство, я бы сказал, и мне очень не хотелось, чтобы Флёр это заметила. Свернувшись клубком у меня на коленях, укрытая одеялом девушка закрыла глаза и, кажется, задремала. Моя же... проблема беспокоила меня все сильнее. Тихо достав палочку, я направил её на свою ногу, одними губами произнося выученное с Киараном заклинание боли. Ногу на мгновение словно ошпарило, но мне как будто полегчало.
Спустя пару часов проснувшаяся Флёр ушла, одарив меня на прощание еще одним нежным поцелуем. Обнявшись, мы бы еще долго стояли возле двери в мою комнату, но девушка наконец выскользнула наружу, оставив внутри меня легкое сожаление. Вместе с тем, я прекрасно понимал, что если не хочу для нее лишних проблем, мне предстоит долгое ожидание.
— Мсье, я вижу, что вы каким-то неизвестным мне способом избавились от вашего ужасного шрама, буквально сопротивлявшегося всем моим попыткам его спрятать! — Уже готовый к нападению многоцветного вихря по имени Мириам, я ловко перехватил тонкую ручку стилиста и поднес её к губам.
— Госпожа Мириам, я должен еще раз выразить восхищение вашим мастерством, и не сомневаюсь, что вы и сегодня сделаете меня неузнаваемым!
— Мсье, вы мне льстите, — девушка улыбнулась, но мои слова сделали свое дело, и несшийся на меня бешеный вихрь активности превратился в легкий ветерок, позволивший мне самому сесть в кресло. — Сегодня мы просто постараемся сделать вас великолепным.
