Маска для Весов

Арсений убрал руку, с улыбкой заглянул под мой козырёк.

— Ну что? Идём?

— Подожди.

Из сумочки я вынула зеркальце, салфетку и помаду. Сначала стёрла остатки старой, размазанной им помады. Потом только было открыла тюбик с помадой, как Арсений перехватил мою руку.

— А смысл? Разве мы сейчас пирожных не поедим?

И застыл взглядом на моих губах, а я — на его. Красивый рот у него: собранный, жёстко отчётливых очертаний — не размазня... Я вспомнила его вкус — вкус сигарет и мужского парфюма — и машинально облизала мгновенно пересохшие губы. Его взгляд метнулся к моим глазам.

— Не делай этого! Иначе...

Из машины он выскочил первым, а потом вывел меня. Уже привычно, под руку, мы пошли к кафе-кондитерской. Кафе пустовало по утреннему времени. Только какой-то парень хотел заказать торт на воскресенье и ругался, потому что с пятницы на воскресенье заказов уже давно не брали.

Арсений снова усадил меня за столик, повесил наши куртки на вешалку-треногу рядом со столиком, а сам пошёл заказывать. Причём не спросил, чего хочу я. Я про себя хмыкнула: правил "его окружения" не знаю. Если так надо — промолчу. Всё равно в этом кафе невкусного купить нельзя, даже если постараться.

Пока он выбирал, в кафе зашла какая-то очень футлярная девица: слишком уж плотная на ней вязаная шапка, нахлобученная до бровей, слишком глухое, до горла застёгнутое драповое пальто, толстые из-за отвёрнутых голенищ сапоги, — и начала изучать витрину с тортами и пирожными. Потом взглянула на заказ Арсения...

Вскоре он принёс то, чего я никогда в этом кафе не заказывала, — нарезанные куски не распроданных вчера тортов. В отличие от пирожных, они всегда получались чуть не вдвое тяжелее, а мне, любящей разнообразие, всегда хотелось набрать маленьких пирожных, чтоб попробовать каждое.

Девица проследила, как Арсений расставляет тарелки с кусками торта на столе, как наливает из электросамовара кипяток в стаканчики с кофе. Кажется, она здесь впервые. Когда продавщица окликнула её, она нерешительно заказала два куска разных тортов. И села в дальний уголок, как-то странно недоумённо и выжидающе поглядывая то на свой заказ, то на наш столик.

Сообразив, в чём дело, я села чуть боком, чтобы она меня видела, размешала пластиковой ложечкой кофе, после чего принялась дегустировать кусочки торта той же ложечкой. Девица вздёрнула брови и повторила за мной. После чего вздёрнула брови ещё выше — и больше не разглядывала нас, погрузившись в поедание заказанной вкуснятины.

Теперь можно сосредоточиться на нас самих...

Съев половину сладкого кусочка, я обратила внимание, что Арсений вяло ковыряется в своём куске, слишком задумчивый, чтобы наслаждаться вкусом. И резко опустила глаза, чтобы он не заметил, как на моих губах появилась шаловливая улыбка. Я здесь — и не позволю отвлекаться. От меня.

Поскольку он начал с края бывшего торта, то на остром конце его куска всё ещё высилась белая башенка из взбитых сливок. Я сделала вид, что тайком попыталась стащить эту башенку, пока он доедает содержимое со своей ложечки. Он поднял глаза, шевельнул бровями: чего, мол, ты? Я тоже подняла брови: а чего такого? И сунула башенку в рот, "нечаянно" измазав верхнюю губу сладким белым кремом. Что делают в таких случаях воспитанные люди? Правильно: берут салфетку, благо здесь вазочки с ними на каждом столике, и аккуратно вытирают измазанное. Может, ещё зеркальце вытаскивают, чтобы и следа не осталось... Но у меня-то цель другая. И можно быть невоспитанной, пока в кафе почти пусто.

И облизнулась, памятуя о его реакции в машине и благо, что сидел он спиной к стене. Эксперимент удался!.. Он замер с не донесённой до рта ложечкой.

— Ты...

— Что? — сделав наивные глаза, тихонько спросила я. — Ещё осталось? Сейчас.

И снова облизнулась, не сводя с него глаз. Потом, будто проверяя, провела пальцем по губе, и на нём остался белый маслянистый след. Который я честно и слизнула. Арсений неторопливо, с предвкушением улыбнулся, подхватил ложечкой с торта засахаренную черешню, прозрачно-алую, поднёс ко рту... Дальнейшее поедание сладкого мы превратили в безмолвный, но чувственный разговор, близкий к флирту. Кажется, больше всего Арсений жалел, что мы не наедине... А я... Странно я себя чувствовала, посмеиваясь над ним. Откуда у меня такая тяга к поддразниванию? Откуда я умею такое? Будто опытная куртизанка, хотя — никакого опыта в искусстве флирта. Не с Глебушкой же учиться, на свиданиях слишком озабоченным собственной персоной... Или Арсений вызывает у меня такие чувства, что хочется расшевелить его, чтобы убрать это каменно-бесстрастное выражение с его лица?

В зал ввалилась компания из пяти человек, с энтузиазмом облепила витрину, и Арсений вздохнул, с трудом выходя из очарования нашей странной любовной игры.

Оглянувшись, я негромко рассмеялась: девица сидела над пустыми картонными тарелками — сняв шапку и пальто, счастливая...

— Ты чего?

Почти шёпотом я рассказала ему о девице, и он тоже усмехнулся.

С водворением в кафе громогласной компании об игре на двоих пришлось забыть. Мы доели сладкое и начали собираться на выход. Арсений собственноручно упрятал меня в мою рыжую куртку, застегнув все пуговицы сверху вниз, отчего я смущённо и довольно хихикала, а он то и дело (сидел на корточках под конец застёгивания) поднимал на меня улыбающиеся светлые глаза. Кепку я натянула уже в "тамбуре" кафе-кондитерской, где одна стена сплошь из зеркал. Пришлось сначала расчесать разлохмаченные пряди, слишком короткие, отчего они не вошли в косу.

— Накрасишься в машине, — предупредил Арсений и по дороге на задворки кафе спросил: — Так куда сейчас тебя отвезти?

— На рынок, за мандаринами надо сбегать. Мама их любит, а я не подумала, что дома, кроме яблок, фруктов нет.

— На рынок — так на рынок. Что ты делаешь сегодня вечером?

— Репетиторство. Последнее репетиторство перед Новым годом.

— Не понял. Что за репетиторство?

— У меня филологическое образование. Частным образом готовлю старшие классы к ЕГЭ по русскому. — Сказала и ехидно усмехнулась, глядя на него, озадаченного. Хм... Думал — пустышку-замухрышку окрутить? Из неграмотных низов до себя, аристократа, поднять? А вот на тебе — дамочка-то оказалась с вузовским образованием!

— Филологическое?

Он и правда казался очень удивлённым. Так что, не давая ему времени на раздумье, я немедленно спросила:

— А ты с какого факультета?

Пребывала в полной уверенности, что на строительном, но...

— С экономического.

— Элементарно, Ватсон, — пробормотала я разочарованно.

— Яна, а почему ты... — Он замялся, не зная, кажется, как сформулировать вопрос, чтобы не обидеть меня.

— Уборщицей? Сначала в школах мест не было. Потом как-то привыкла быть сама себе хозяйкой. По времени. Сейчас-то и места появились, но я уже сама боюсь в школу. Там такие изменения, что привыкать тяжело. А ты? Ты сразу после университета стал начальством?

Он хмыкнул.

— Я начинал прорабом на стройке одного из домов нашей компании. Отец решил, что, прежде чем сесть в кресло директора, я должен на себе испытать систему строительной фирмы с её низов. Так что, бывало, и мастерок в руках держал, когда рабочих не хватало... — Он легко заговорил о стройке, и я поняла, что или Виталик, или Володя сказали ему: я в курсе, в какой он должности. — Год — прорабом, несколько лет — управляющим стройкой... Значит, сегодня вечером ты занята.

— Ага.

Я подтвердила, радуясь, что он не спрашивает о конкретных часах моей занятости. Иначе бы прицепился бы ко времени после шести, а как мне объяснить ему, что после шести я занята в другом месте? Впрочем, можно объяснить коротко, без деталей, — и не соврать: пригласили в секцию айкидо, и мне чертовски любопытно, что там.

Но даже этого говорить не хотелось.

Следующие несколько минут молчания погрузили меня в глубокую меланхолию: вечером Арсений будет снова караулить меня у дома, а потом вернётся к себе и будет сидеть один в огромной пустой квартире...

И такое плаксивое настроение вдруг нахлынуло, что я, не глядя, вцепилась вдруг в рукав его куртки — и так сидела до конца поездки. Арсений только иногда взглядывал на мои пальцы, но молчал и только раз чуть улыбнулся.

Он высадил меня, как и позавчера, за остановку до рынка и сопровождал до перекрёстка, благо движение переулка позволяло. И на переходе проехал мимо, кивнув.

Но на рынке я снова ощутила упорный взгляд в спину. Усмехнулась. Уже здесь. Охраняет, что ли меня? Теперь всё знаю: и кто смотрит, и каким образом Арсений добрался до моего дома. Странно ещё, что о Ромке не спросил. Может, он понял, что это ученик?.. А вот интересно: получится Арсения разыграть? Взять да пойти домой опять пешком!.. Нет, не получится. Роз жалко. Они и так, бедные, столько натерпелись, да ещё без воды. Нет уж, поеду.

И поехала — на троллейбусе. Время близко к обеду, в наш район мало народу, так уселась на заднем сиденье, а тут как раз и мобильный вежливо намекнул, что неплохо бы трубочку достать из необъятных просторов моей любимой сумочки.

— Лёшк, привет!

— Привет, Ян. Хочешь хохму? — И мой брат загрохотал, изображая гомерический хохот. Что, кстати, у него хорошо получалось.

— Опять? Давай.

— Андрюхины ребята из секции навалились на того Леона — ну, ты поняла, о ком я. Ну так вот. Они хотят, чтоб его Анна приходила раза два или три к ним на секцию и показывала им, как танцевать танго. Мы их впечатлили! — в последнее фразе Лёшки так и сквозило жирное, самодовольное хвастовство.

— Ну, положим, не совсем мы, а скорее — сама Анна с мужем. И что? Она согласилась на это?

— Леон сказал, что они подумают. А я, знаешь, что подумал? Половины ребят из секции — наши, с базы. Абзац будет полный клубням из того клуба, если танцевать начнут все. Как думаешь?

— Сомневаюсь, что даже Анна сможет подготовить ребят за сегодняшнюю пятницу, — сказала я, раздумывая над услышанным. — Но уже то, что просто так стоять, глазеть не будут — уже хорошо. Так что я не против заниматься в компании.

— Да я понимаю, что за раз не выучатся, но хоть понимать будут, — важно сказал Лёшка. — Ты не забудь сегодня ещё как-нибудь по-другому одеться. Чтобы весь кайф не обломать от тайны.

— Хорошо. Найду чего-нибудь.

Мы распрощались, я схватила сумки и вышла. Перешла улицу — взгляд снова в спину. Ну-ну... Он уже здесь. Очень сильно хочется обернуться и демонстративно обшарить глазами всё видимое пространство улицы. Узнаю ли его машину? А стоит ли узнавать, когда можно просто взглянуть в ту сторону и — ага, попался, голубчик? А я тебя вижу! Вот!

Засмеявшись, я понеслась по дороге перед домом. Скопление машин большое — здесь у нас небольшой пятачок. Возможно, Арсений притаился где-то среди остальных. Не буду оборачиваться.

Но, взлетев на лифте на свой этаж, быстро посбрасывала обувь и помчалась к окну спальни, спряталась за занавеской. И радостно выдохнула: внизу проехала чёрная машина. И стало пусто на дороге перед домом. Арсений проехал!

— Кого выглядываешь? — поинтересовалась мама.

— Жениха! — шутливым тоном ответила я.

— Да-а? А он знает, что жених?

— А зачем ему это знать? Пусть до конца ничего не знает, — грозно сказала я. — А потом — ка-ак! И взяли тёпленьким.

Мама засмеялась и сообщила, что сумки мои она унесла на кухню, все их выпотрошила и мандарины уже вымыла. После чего я побежала в прихожую раздеваться и назад, в спальню, — переодеваться в домашнее.

Когда перед зеркалом шкафа натянула домашнюю футболку, воздух слева заискрился, и голос Искандеры сказал:

— Наконец у тебя соответствующее настроение.

— Соответствующее чему?

— Ты же сказала маме, что Арсений — твой жених.

— Искандера, скажи прямо и честно: почему тебе так нужно, чтобы Арсений стал моим женихом? Ты буквально требуешь этого!

— Требую не я, — мягко сказала Искандера и оправила прозрачное, сияющее голубоватыми искрами платье. — Этого требует фатум. Судьба.

— Тогда зачем торопишь?

— Время сейчас самое подходящее, чтобы вы соединились. Звёзды сошлись в нужной точке — и все силы невидимые ждут вашего воссоединения.

— Искандера, почему мне кажется, что ты чего-то недоговариваешь?

— Потому что смертным знать лишнее ни к чему.

— Зловредные вы, которые не смертные.

— Ничуть не лучше, чем вы, — насмешливо сказала Искандера и направилась к стене. Остановилась. Обернулась. Хитрющая улыбка. — И зря ты жалеешь Арсения в его пустой квартире. Его там вечером не будет.

— А где он будет? — удивилась я.

— Это — лишняя информация, — гордо сказала девушка-призрак и исчезла в стене.

— Фи-фи-фи! — передразнила я её.

— Яна, ты с кем там? По телефону говоришь? — издалека спросила мама, явно идущая ко мне. — Не помешаю?

— Нет, что ты.

— Тогда пошли обедать.

После обеда я попыталась заняться рисунками для лоскутов из мастерской Инны. Она, кстати, утром тоже, видимо, вдохновилась моими рисунками и тоже попыталась что-то придумать из остатков. Но сегодня вдохновения не было. Я в мыслях зацепилась за словечко Искандеры "воссоединение". Почему она не сказала — "соединение"? Почему "вос"? Что-то не так в этих невидимых сферах разыгрывается.

Вот такая вся задумчивая, я вытащила пакет с красным платьем, вспомнив, что не показывала его маме на себе. Надела туфли, надела маску, взяла в руки веер. Обмахнулась перед зеркалом, присела в небольшом поклоне. Надо бы ещё причёску придумать... А вот интересно, ребята из секции придут уже сегодня с партнёршами или, пока не знают насчёт согласия-несогласия Анны, подождут с ними?

Звонок раздался неожиданно. Мобильный Арсения. Что случилось?

Я взяла телефон и присела на кровать, расправляя складки тёмно-красного платья.

— Слушаю.

— Завтра суббота, — напомнил он. — Пожалуйста, не забудь, что ты завтра обязательно выходишь на работу.

— Не забуду. А ты всегда работаешь — и по выходным тоже?

— Испугалась? — теперь поддразнил и он. — Нет. Просто конец месяца, надо подводить итоги. Поэтому все в авральном темпе тянут лямку. Ну, всё. Пока.

— Счастливо.

Интересно. Мог бы просто сказать, что завтра — рабочий день, как и в мастерской Инны, кстати. Почему он подчеркнул, что выход обязателен? Или мне только кажется, что подчеркнул? Сиди теперь — думай, голову ломай: хотел ли он что-то личное этой фразой выразить, или я напридумывала всё себе? Фу, заморочила себе голову!..

19.

Лоскутки из мастерской Инны валялись, разложенные на столике и на креслах, а я ничего так придумать и не смогла из них, кроме простеньких шарфов, палантина и пончо. Мама посидела со мной немного, послушала, что примерно хочу сделать, и забрала тряпочки: пошла вытаскивать оверлок — а вдруг, глядя на уже оверложенные детали, я придумаю то, что именно хочется?

А я села в освободившееся кресло и решила привести мысли в порядок. Так будет субботняя вечеринка или нет? Ни Никитос, ни Лёшка не звонят с отменой. Значит, Арсений всё-таки думает, что вечеринка будет. А тогда какой смысл во мне, если он хочет танцевать с девушкой в маске? Или он просто выполняет обещание, данное байкерам? Да и потанцевать хочется... Может, мы зря готовим маленький спектакль для него? Может, теперь та девушка, танцующая танго, для него теперь ничего не значит?..