Маска для Весов

А в центре происходили Леон и Анна. Как оказалось потом, Андрюха и Лёшка уговорили их станцевать перед нами, чтобы завести публику и озадачить нашего благодетеля — Арсения.

Они деловито вышли в расчищенный от танцующих центр площадки, причём как-то обыденно — настолько, что даже не показалось странным движение Анны: она, на ходу и не глядя, прямо поверх джинсов застёгивала на поясе длинную юбку, полностью распахнутую впереди. И как они начали: Леон ещё шёл впереди, а она бегом догнала его и почти агрессивно бросилась сзади. Вскрик по зрителям ещё затихал, когда он мгновенно обернулся и перехватил Анну, подняв её на плечо. Она обняла его за шею и медленно съехала на пол, а он вдруг резко отодвинул её от себя. Она мелкими шажками шла за ним, словно уговаривая, а он даже не оборачивался, хотя, когда она снова проявляла агрессию, снова и снова обнимал её. Но под конец, показалось, женщине надоело — уговаривать? — преследовать партнёра, о чём-то его упрашивая, и она сама встала к нему спиной, начиная печальное соло. Тогда Леон развернулся к ней... Они будто ссорились и постоянно уходили друг от друга, но не могли расстаться, не решались уйти друг от друга навсегда.

И ушли в толпу зрителей обыденно, как появились — взявшись за руки, словно не видя перед собой никого. Словно танго закончилось, влившись в реальность. Ушли в тишине, в которой слышалось только взволнованное дыхание зрителей.

А потом танцзал взорвался аплодисментами.

Не знаю, как зрителей — я их будто и не видела, но нас с Ленуськой Леон и Анна завели. Мы переглянулись, чувствуя друг в друге эмоции — какие-то прекрасно поднимающие... Очередное отключение света — народ заорал, зааплодировал: на площадке двое — Андрюха и Лёшка. Спиной к нам, идущим не спеша к мужчинам.

Как мы танцевали! Я забыла, что должна изображать неопытную! Ленуська забыла, что она всего боится! И, кажется, сейчас она больше всего жалела, что мы танцуем, меняя партнёров. Потому что даже я, увлечённая танцем, видела, как её тянет к Андрюхе. И повторяла: "Миленькая, Ленусик! Ну потерпи ещё немного! Сейчас всё закончится — и ты будешь танцевать только со своим Андрюхой!"

Пара раз даже мелькнула мысль, что мы не смогли бы вообще танцевать, если бы не Леон и Анна. Они настроили нас на такую волну... Как и весь зал подготовили...

Мы закончили танго, как и предполагалось — у края зрителей, со стороны наше комнаты. Парни раскрутили нас и поставили перед собой: я оказалась перед Лёшкой, Ленуська застыла возле Андрюхи.

Итак, выбор за Арсением.

Он вышел не сразу. Но зрители не протестовали. Наш страстный танец не ускользнул от внимания. Нам хлопали и требовали повторить — свистом и воплями, в котором раз проскочило даже "бис!". Хорошо ещё, на площадку ещё никто не вышел. Большинство байкеров и приглашённых ими знали об условии бесплатной вечеринки на веранде и с нетерпением ожидали развития событий.

Из толпы на противоположном краю вышел Арсений. Он на этот раз явно приготовился танцевать. Чёрные брюки и белая рубашка. Лицо, как всегда, безразличное, и я уже предвкушала, как оно озарится улыбкой, когда он сообразит, с кем танцует.

Толпа собравшихся замолчала при виде нового лица.

Арсений помешкал немного, словно раздумывая, идти ли дальше. И прошёл ровно пять шагов вперёд. После снова остановился. Всё такой же безразличный.

Что он придумал? Он решил, раз ему предлагают выбор, он лучше подождёт, пока одна из нас к нему не подойдёт? А если подойдём вдвоём? Неужели он сейчас отвернётся, как отворачивался Лёшка, дожидаясь меня?

По всем присутствующим словно шелест изумления прошёл.

За спиной Арсения из толпы выступили по трое мужчин с каждой стороны. Едва они остановились в шаге позади от него, как словно из ниоткуда бабочками выпорхнули шесть девушек в белых лёгких платьях и замерли возле мужчин.

Мне почему-то вдруг вспомнилось странное появление Искандеры в комнате павильона. Отчётливо увидела, как она сидит на стуле. Тонкое лицо печально...

— Яна, что они придумали? — донёсся шёпот Ленуськи. — Что-то мне страшно стало.

— Да хоть что, — легкомысленно отозвалась я шёпотом же. — Будут танцевать сами — рядом станцуем и мы. И ничего страшного.

Но шесть пар, известных мне по фотографии и по утреннему знакомству, как застыли на месте, так и стояли. Я узнала Володю с Леной, Стаса с красивой брюнеткой, Виталия с сияющей, как солнышко, блондинкой, и мне показалось, что ничего страшного и в самом деле не произойдёт. Они все были ко мне добры сегодня утром. Не верю, что они и Арсений задумали что-то, что может обидеть нас с Ленуськой.

Арсений выждал ещё немного и крупно зашагал вперёд.

Я замерла. Мы с Ленуськой стояли совсем рядом. Приподними чуть руки, обе могли бы дотронуться до пальцев соседки. Сердце застучало. Я повторяла лишь одно: "Я здесь! Ты должен узнать меня! Только меня!" Он приближался, и я чувствовала его приближение, словно идущую на меня громадную волну. Я вливалась в эту волну — она обвеивала меня своей силой. И я наконец поверила, что он знает, кто где из нас с Ленуськой...

Он остановился в метре от нас. Посередине. Глаза опущены. Я буквально кожей почувствовала, как напряглась Ленуська.

Он шагнул влево. К Ленуське.

24.

Тяжёлый жёлтый свет здесь, на площадке, показался ещё тяжелей, пока я бездумно смотрела на Арсения, застывшего перед Ленуськой. Я пока ещё не полностью понимала ситуации. Понимала лишь одно — что вдруг осталась одна. Потом начала чувствовать пространство, и мне показалось — за спиной шевельнулся Лёшка. Только хотела сделать шаг назад, к нему, в безопасность, как машинально, краем глаза заметила: Арсений пошевельнулся... Только бы Ленуська не испугалась... Пусть потанцует с ним спокойно — и на этом вечер кончится... Пусть.

Искандера поэтому появилась? Предупредить? Чтобы я не слишком заносилась в мечтах? Предупреждения были и до этого момента. Он мог бы вечером побыть со мной, а вместо этого поехал сюда. Он мог бы взять меня с собой — не взял... Но ведь я разгадки и боялась? Что Арсений поймёт, которая из девушек танцевала с ним в прошлый раз? Так чего же сейчас мне не нравится его выбор? Жадная... Хочу и этого, и того...

Арсений властно взял Ленуську за руку — та коротко глянула на меня. Не бойся, Ленуська... Он поднял её руку, внезапно крутанул девушку в быстром пируэте, чёрные воланы её платья взлетели, опахнув прохладой мои ноги, — и девушка лицом к лицу очутилась перед Андрюхой, напряжённо стоящим тут же. Мне показалось, я расслышала их обоюдный вздох облегчения, когда Ленуська быстро шагнула к Андрюхе. Народ вокруг даже рассмеялся — так поспешно бородатый байкер спрятал её в своих объятиях.

Развернувшись, Арсений предложил мне руку и повёл к центру площадки.

Странно, ни малейшего чувства торжества или хотя бы радости. Шла за ним, как двигалась на репетиции. Хотя нет, там была радость предвкушения, что и как получится, а сейчас я ощущала насторожённость. Что-то не то с ним было. Он как будто стал другим. Властным? Да. Очень уверенным? Тоже. Мы шли вровень, и всё равно Арсений казался чуть впереди. Отдалённым от меня. Отделённым от меня.

Тишина закончилась. Нет, как таковой, тишины не было и ранее. Переговоры, негромкий смех, кто-то кого-то окликает... Но для меня тишина закончилась в тот миг, когда диджей поставил танго. Арсений легко развернул меня в сторону и притянул к себе — обнять. Обрадовалась бы, если б не то же самое каменное безразличие на его лице. Но ведь я и хотела, чтобы он только протанцевал обещанное?.. Закружились вокруг нас пары, пришедшие с ним, — и мы оказались словно в стремительном обрамлении... Почему же сердце как замерло в тревоге, так и не отпускает... Что с ним... Что со мной...

Танцевал, словно злился, поэтому и двигался резко и почти беспощадно. На кого же он злится? На танцовщицу, с которой, по его же договорённости, приходится сейчас танцевать? Или на ту, которую пришлось оставить из-за вечера на веранде? Почему-то мне казалось, что он злится на определённого человека — на меня.

Подхватил меня за талию — и прошёлся в несколько крупных шагов, сильно держа меня за пояс, не давая отцепиться. Чувствуя его поддержку, я наклонилась назад, а он немедленно нагнулся надо мной. Я только открыла рот спросить, что происходит, как он негромко сказал — так близко, что я почувствовала его тёплое дыхание:

— Утреннего шампанского не хватило? Опять пила?

Сердце больно стукнуло.

— Ты... узнал меня?

Он поднял меня. Снова пируэт, снова быстрая дорожка от него и к нему — в его объятия, чуть не лицом в его белую рубаху. Моей руки не отпустил. Как на привязи. Прижал к себе, взглянул недовольно сверху вниз. Глаза уже не пасмурные — как набухшие серые льдины по весне.

— Утром — во вторник. Ты убиралась у Инны Валерьевны и пела то самое танго.

Отпустил меня, чтобы прошла дорожку от него. Прошла. Всё — машинально. Кажется, даже угадала в ритм. Сам не пошёл за мной, стоял, ждал — пришлось вернуться.

Музыка какая-то нервная. Не для танго. В ритм попасть трудно. Или это со мной что-то не то творится? Почему ритм ускользает?..

Значит, поэтому он позвонил Никитосу днём, после обеда. Когда утром понял, что танцовщица и уборщица — одно и то же лицо. Я ведь встретила его в коридоре, пока мыла у Инны. Думала — может, он ждёт секретаршу, а он прислушивался к тому, что я пела. Я же и правда не всегда помню, что пою во время работы... Ну что ж. Может, это и к лучшему, что он знал, с кем должен танцевать. Только почему он так странно смотрит на меня? Из-за чего это странное выражение недовольства? Если он ждал, что я вот-вот раскроюсь и всё ему расскажу о себе, то почему продолжал готовиться к этому вечеру?

Машинально прошлась вокруг него, он снова крепко взял меня за руку, обняв за пояс. Руки тёплые, но, по ощущениям, злые. Очень близко. Так близко, что меня обдало холодным страхом: я не чувствую его! Как посторонний... Как чужой... Да что же это?..

Танго бесстрастно звучало, пары вокруг нас двигались слаженно, а я всё сильней проникалась тем странным холодом, которым вдруг заледенел Арсений. И двигался он гораздо жёстче, чеканней, чем ранее. И меня дёргал — как куклу. Как пластиковую куклу, с которой так легко играть, если знать, как обращаться.

Все наставления тёти Клавы, все уроки Анны немедленно оказались отодвинутыми в сторону — будто его жёсткой рукой. Он просто не допускал меня до себя. Хотя наши тела соприкасались. Постоянно.

— Почему ты так со мной? — быстро выдохнула ему в лицо, когда в очередной раз оказалась прижатой к нему.

— Потому что хочу вытащить тебя из этого убожества.

Ничего не поняла.

Больше он не давал мне отходить от него ни на шаг. Только в объятиях — лицом к лицу или прислоняя к своему телу... Но теперь одеревенела я. Что он имеет в виду под убожеством? Вопрос стал навязчивой идеей... Буквально стучал в виске ноющей болью.

Стороной заметила обеспокоенные лица Анны и Леона. Удивляются, почему танцую так скованно? Или тому, что Арсений ведёт меня агрессивно? Постоянно появлялся Дима, который будто специально ходил так, чтобы видеть меня. Или чтобы я видела его?.. Его светловолосая голова затмевала всё — трое приятелей, пробиравшихся за ним в толпе, мелькали почти неприметными тенями.

Наконец я не выдержала — и врезала каблук туфли в старый линолеум. И словно закоченела, перестав двигаться. Арсений вынужденно остановился.

— Что? — недовольно спросил он.

— Ты спрашиваешь у меня — что? Объясни мне, тупой, что это значит: ты хочешь вытащить меня из этого убожества? И что является, по-твоему, убожеством? — Я сморщилась. Боль всё дальше вонзалась в висок ржавой иглой.

Пары продолжали танцевать, а нашу остановку зрители приветствовали как заранее задуманную сцену. Хотя женщины в белых платьях, кажется, лучше чувствовали, что происходит что-то незапланированное. Они внимательно, а то уже и обеспокоенно посматривали на нас, замерших друг против друга.

Он почти навис надо мной. Лицо надменное — настолько, что я теперь чувствовала себя не только тупой, но и униженной. Пока неосознанно.

— Хочешь выставить на посмешище свои капризы?

— Хочу, — угрюмо сказала я. И вспыхнула. Кто он такой, чтобы передо мной так нос задирать? И вспомнила: "... все светские барышни терпели и не ревели?" Кажется, так я спросила у Искандеры? И она ответила — воспитанные барышни не ревут! И тут... воспитанная барышня высокомерно подняла во мне голову. Не барышня — светская дама! Разгневанная аристократка Диана! Я не заметила, как упрямо подняла подбородок, и холодно же спросила: — Итак, ты можешь объяснить своё высказывание?

— Хочешь, чтобы я назвал вещи своими именами? Тебе не понравится.

— Если что — прожую и выплюну.

В лице ни движения. Тем страшней прозвучали его слова:

— Я хорошо представляю себе, что такое байкерская подстилка. Ты испытываешь ко мне симпатию. Ты похожа на мою сестру. Этих двух фактов достаточно, чтобы я предложил тебе уйти от того байкера, с которым ты танцевала. Да, я понимаю, что, возможно, как любовник, он тебе и подходит...

Чёрно-жёлтый пол по линии стоящих неподалёку зрителей вдруг поплыл перед глазами, кривясь и кренясь... Покачнулся... Пришлось переступить, чтобы не упасть. Я вздрогнула, когда сообразила, что вот-вот свалюсь в примитивный обморок... Инстинктивно заморгала изо всех сил, стараясь восстановить нормальное зрение. Потом стало смешно: он всё ещё говорит — а я его не слышу: в уши словно ваты наложили. Напихали. Плотно. Глухо и давит...

Диана будто оглянулась на меня издалека. Ну! Ты же не совсем мямля! Врежь ему!

— Вот как... — сказала я, не узнавая собственного голоса, низкого и неожиданно такого глубокого, что Арсений осёкся. Общение с братом и его друзьями не прошло бесследно. Я знала кое-что, что может взбесить мужчину, как мальчишку. И мягко, с усмешкой, искривившей рот, который он только и видел под маской, с вызовом проговорила: — Тебя это заставляет психовать? Не психуй, мальчик, успокойся.

— Ты!.. — он чуть не задохнулся от возмущения: я говорила громко — и нас не просто слышали. Пары начали останавливаться...

Я оборвала его — уже тише, но так, чтобы он слышал каждое слово:

— А ты уверен, что хочешь меня вырвать из этого убожества? Ведь если уж быть откровенной, этот байкер у меня не первый. Далеко — не первый. Уверен, что сможешь удержать меня? Я ведь долго ни с кем не гуляю! Разонравишься — никакие деньги меня не остановят. А то и вдвоём погуляем на них — с другим!

И отшатнулась, когда он попытался влепить мне пощёчину.

— Спокойно, мальчик, спокойно. Чего ты ерепенишься? До этого ещё долго, а пока... — Я задрала подол платья (мёртвая тишина вокруг — даже диджей понял, что происходит нечто выходящее из ряда вон, и отключил музыку), обнажая ноги. — У меня тоже есть что предложить тебе. Как ты думаешь, мои ножки стоят твоих денег?

Отпустив подол, я в резком пируэте отвернулась от него и пошла, всё так же высоко подняв подбородок, прямо в толпу. Сначала пошла. Но толпа сомкнулась за мной — и я побежала, протискиваясь мимо встревоженных зрителей, которые оборачивались вслед, не понимая, но сочувствуя. Я бежала, чувствуя, как неприятно мокнет на скулах и щеках маска, как начинаю вздрагивать от неконтролируемых конвульсий... Бежала мимо болтающихся в широком коридоре, удивлённо вскидывающих брови при виде меня...