Маска для Весов

Я уже знаю, что предложу Инне сделать из самых плотных лоскутов. Вчера перед стиркой посидела и придумала. Только сначала сделаю сама. Нужно каждый кусочек оверложить (маму попрошу: у неё оверлок давно стоит без дела), а потом обвязать крючком и в процессе вязки соединить друг с другом. Можно сделать плед таким образом, а можно и шраг — это такая штуковина без низа, сплошные рукава. Очень удобная вещь. А уж если Инна займётся этим делом, у неё будет модная вещица для продажи.

Дизайнером себя интересно ощущать. Только подумала о шраге, в голову сразу полезли мысли о всяких дизайнерских шарфиках по бросовой цене... И главное ведь — мысль на поверхности лежит.

Я схватила метёлку и стала подметать пол. В хорошем темпе начала, ещё и разогрелась от ритмичных движений. Поймала себя на мысли, что готова танцевать танго с метлой под напеваемую машинально и вполголоса вчерашнюю мелодию, и засмеялась. Ведьма? Золушка? А через минут десять поймала себя на мысли, что снова мурлыкаю что-то под нос. Прислушалась к себе, пропела музыкальную фразу — ну, конечно, из "Трёх орешков"! И продолжила мурлыкать, постепенно переходя на полный голос. И кружась под песенку без слов. Даже помечталось: эх, попробовать бы ещё на лошади покататься! Как та "ореховая" Золушка каталась...

Запихала собранный мусор в мусорный мешок и схватила ведро — пора за водой. Выскочила в коридор, а там — Арсений. Чуть не стукнула его распахнутой со всего маха дверью. И сама чуть не свалилась: он же должен уйти! Я же не зря ему придумала, что он забыл деловые бумаги и ему сразу потом бежать куда-то!

В общем, я настолько уверовала в свою придумку, настолько его явление оказалось внезапным, что я немножко обалдела и ляпнула:

— Ой, а я думала...

Он стоял между дверью своего кабинета и ателье Инны — в сером костюме, весь словно при параде — хоть дипломатическую миссию отпускай его встречать, не стыдно будет. И стоял как-то так, что ясно было: он уже давно в коридоре. Ждёт кого-то, что ли? Наверное, свою прилизанно-гламурную секретаршу — решила я.

— Вы думали, здесь никого? Простите, если напугал.

Какой у него голос... Низкий, задумчивый...

Кажется, я его сама напугала, когда неожиданно вылетела из ателье — да ещё с ведром. Поэтому, чтобы успокоить, я ответила легко:

— Ничего, я просто за водой. — И покачала пустым ведром в доказательство.

Интересно, он поморщится? Или приметы такой не знает — про пустое ведро? Хотя я ему не встретилась — подумалось, когда уже спешила к туалету за водой. Вот на обратном пути встретит — с полным ведром, — это ему повезёт на сегодня.

А в туалете, пока воду набирала, стала думать про секретаршу: мне надо к ней ревновать или нет? А потом подумала: а есть из-за чего ревновать? Я же пока ничего к нему не чувствую. И вообще... Я затряслась от смеха. Навыдумывала с лёгкой руки Искандеры... А вот сочиню-ка я про него какую-нибудь историю! Давно заметила: если я влюбляюсь в какого-нибудь киноактёра, то легче всего, если придумать про него и про себя какую-нибудь историю, где мы влюблены друг в друга. После чего я благополучно забываю, что днями и ночами мечтала об этом артисте.

Про Киану Ривза, который мне жутко понравился после "Джонни Мнемоника", я придумала, что мы познакомились в каком-то зале ожидания при аэропорте. Будто я, владеющая восточными единоборствами, отлупила какую-то наглую девицу из американских певичек, которая, поскольку любила поскандалить, приставала к какой-то скромной девушке. Приставала для пиара, чтобы потом в прессе про это написали. И я её отлупила, несмотря на её охрану — на громил-телохранителей. Правда, я старалась сочинить, чтобы всё вышло очень правдоподобно: скромная девушка, на которую эта наглая налетела, пошла в туалет — "носик попудрить". Певичка — за ней. Ну а рядом — так ненавязчиво — очутилась я. Ну, и там... В общем, певичка вылетела из дамского кабинета вся потрёпанная. А Киану сказал, что ему давно хотелось поставить на место эту зарвавшуюся...

А потом придумала про Уиллиса. Мне "крепкий орешек" давно нравился. И, чтобы с ним познакомиться, я поехала куда-то за границу — отдыхать. И не одна. А с одной знакомой. И мы очутились там в одном отеле с ним. И однажды Уиллис был на улице, а моя знакомая (голос у неё пронзительный) всё никак не могла меня дождаться и начала орать: "Яна-а!" Брюс заинтересовался, кто это. А я торопилась и спрыгнула с... С этажом у меня до сих пор проблемы. Какой лучше всего придумать, чтобы свалиться ему под ноги, но не разбиться? И чтобы он потом галантно помог бы мне встать?.. В общем, это дело я потом ещё обдумаю. Когда-нибудь... Да и не до Брюса мне сейчас. Так что пусть пока не пристаёт.

... Мамочки! Я быстро прикрутила кран. Вода чуть не перелилась через край. Пришлось взять какую-то мыльницу с раковины и лишнюю воду убрать. Взялась за ведро. И уже перед дверью в коридор вдруг подумала: ну, сочиню я про Арсения историю. Ну, забуду, что нам предопределено быть вместе. Кажется. И что из этого?.. Страшно любопытно, что у него в жизни произошло, если он придумал свой Клуб самоубийц.

Ладно, историй про него сочинять не буду. Пусть жизнь сочинит.

На всякий случай, чтобы не пугаться, сначала выглянула из туалета. В коридоре пусто. И пошла-поспешила, как мышка, юркнуть в свою норку — в ателье Иннино. Только разок оглянулась на дверь напротив. Хм... До конца не прикрыта. Щели нет, но не полностью в косяке. Значит — или наверное? — точно скоро уйдёт.

Ну и что. Мне-то...

Я погрузила швабру в ведро и отжала её. Тяжеленная. Кстати, получше, чем та, слишком уж лёгонькая метёлка. Вот на швабре я бы точно полетала. Интересно: всякая ли женщина чувствует себя ведьмой, держа в руках черенок от метлы или швабры? После этой мысли моё легкомысленное хихиканье перешло в самый настоящий смех. Тем более нечаянно дёрнулась и с трудом удержалась не закинуть ногу на швабру. Отсмеявшись, вспомнила о времени и заработала быстро и споро.

В туалет менять воду я бегала раза три. Арсения больше не встретила, но дверь его кабинета всё ещё была неплотно закрыта.

Вскоре я уже дошла с мытьём до порога ателье. Оглянулась. Чисто. Всё. Прополаскиваю швабру и ведро в туалете, складываю всё в каморке — и домой. Красота.

На обратном пути присмотрелась к двери в кабинет Арсения. Ушёл. Ну и ладно. Для первого дня, когда мы должны общаться, достаточно.

Уже одетая, быстро спустилась к столу вахты. Охранника нет. Вилен Степанович кивнул то ли мне, то ли ключу и тепло попрощался со мной.

Выходила я из здания с мыслью, всё ещё довлеющей надо мной: как же быть — влюбляться в Арсения, или пустить историю на самотёк? А потом... Мысли перебила конкретная картинка: я сейчас пойду на рынок, там есть одно местечко, где продаются мои любимые чебуреки! Мама считает, что они очень вредные, потому что их жарят на одном и том же масле. Так вот. Я сейчас пойду и накуплю целых две штуки — и слопаю эту вредность, потому что... Потому что сама вредная? Или надо повреднеть ещё больше? Потом разберусь. Главное, что мамы пока дома нет, а деньги на чебуреки — есть! Ура!

Впрочем, выходила — это не про меня. На крыльцо я вылетела ... И чуть не врезалась в Арсения, стоящего спиной к двери. Мда... Кажется, на новом месте работы у меня это входит в привычку — врезаться на полном лету в определённого человека.

На скользком псевдомраморном полу еле затормозила, чтобы не сбить его с ног. Почти одновременно за мной стукнула входная дверь, и Арсений обернулся.

— Вы всегда так... ходите? — с некоторым недоумением спросил он.

— Ага! — счастливо сказала я, перед взором которой всё ещё витали два вкусных горячих чебурека, которые наконец можно съесть не таясь.

— Вы куда-то опаздываете? — продолжал он допрашивать.

— Да нет. У меня впереди — целый день свободен.

Он вдруг посмотрел на меня испытующим взглядом.

— Вы... нигде не работаете? Ну, кроме как у Инны Валерьевны?

— Точно. — Я насторожилась: чего это он?

— Мне нужен человек — убираться в моём кабинете. Вы не согласились бы?

— А... — Я открыла рот. Ничего себе. Я тут, понимаешь, в мечтах, как его окрутить, а он!.. А он в мечтах, как заполучить себе техничку!

— Я буду платить вам столько же, сколько Инна Валерьевна, — твёрдо сказал он.

Прикинув площади ателье и его кабинета (примерно, поскольку не заглядывала к нему), я затаила дыхание: теперь хватит и на ткань, и на пошив! Но...

— Я могу работать только после работы у Инны Валерьевны. — Пусть не думает, что я легкодоступная! — Только по утрам. Во сколько вы обычно приходите?

— Как сегодня, — рассеянно ответил он, всё ещё не сводя с меня испытующего взгляда пасмурных глаз. — Если вы согласитесь...

— Мне ещё надо подумать и кое-кого предупредить, что у меня, возможно, будет ещё одна нагрузка! — невежливо перебила я, чтобы не он не заметил, что мне очень хочется на эту работу. — И без трудовой книжки чтобы, — добавила я, намекая на оплату наличными.

— Будет. Когда вы дадите ответ?

— Завтра.

И попробуй только с завтрашнего дня смотреть на меня пасмурными глазами! Я, конечно, сама иной раз не подарок. Так могу замеланхолить, что вокруг всё чёрными тучами покрывается — грозовыми! Но не постоянно же.

— Меня зовут Арсений Юрьевич.

— Помню, — строптиво сказала я и объяснила: — Мы встречались с вами позавчера, когда я с Инной Валерьевной шла. Меня зовут Яна.

— Вы знакомы с Инной Валерьевной?

— Есть немного.

В таких вопросах я обычно деликатна и не люблю кого-то подставлять — особенно подруг. Панибратство не по мне. Арсений же продолжал меня допрашивать:

— Вам в какую сторону, Яна?

— Ну, на рынок. А...

— Давайте я вас подвезу.

Он не спросил, не предложил — поставил перед фактом. Хуже того: два шага с крылечка по ступенькам, писк дистанционки — и открыл дверцу машины. То есть не оставил выбора: или покажешься грубой, невежливой, или сядешь, когда тебя приглашают в шикарную машину.

— Не бойтесь — только до "Детского мира", — добавил он, уловив мои колебания.

— Спасибо, — пробормотала я.

Ехать с ним оказалось интересно. Он не болтал. Сидел спокойно и смотрел на дорогу. А мне нравится сидеть и тоже смотреть на дорогу. Одно дело — глядеть на неё сбоку, стоя у окна в троллейбусе или в автобусе, другое — с комфортом сидя впереди и наблюдая, как дорога течёт тебе навстречу. И город другим выглядит. В другом ракурсе. Вроде хорошо знаю этот проспект, но таким интересным он показался мне! Вот здание, недавно выстроенное — только-только сняли лесы, под этим углом кажется старинным, как замок. А вот здесь, оказывается, новый магазинчик, а перед ним — снежные скульптуры.

— Вы так внимательно следите за дорогой.

— Я не слежу. Мне нравится находить что-то новенькое в знакомых местах.

— Вы часто бываете здесь, на проспекте?

— Ну, не только здесь. Две остановки — отсюда и доверху — я люблю ходить дворами. Когда снова выходишь к дороге, надо обогнуть вот этот дом. Там, на торце, кто-то нарисовал двух галок — крылья распахнули, как будто кружатся в небе. А в самих этих дворах хорошо гулять весной и летом: на газонах сирени и черёмухи много. А вот за тем домом яблоня-дикушка — так пахнет здорово, когда цветёт.

Та-ак. Глаза у него уже не пасмурные — заинтересованные. Странно, что человек может заинтересоваться такой малостью, как собственный город — только немного с иной стороны. Или он не здешний?

— И вы часто гуляете по городу?

— Ну, как время позволяет.

— И не скучно?

— Ни капельки. Как может быть скучно, если обязательно что-то интересное найдёшь? Вот я недавно шла от вещевого рынка. Решила пройти по другой дороге — мимо каких-то автомастерских. А там!.. Надо идти мимо зелёных ворот, а внутри — вход в какое-то помещение, а над дверью — скульптура размером метра два на два: два козла рогами сцепились! И ведь явно рабочее предприятие! Но кто-то оказался с выдумкой и облагородил внутренний двор. Вот такие вещи очень люблю. А вы? Гуляете по городу?

— Бывает, — коротко ответил он, своей краткостью непроизвольно напомнив, что я разболталась.

Улыбнулась ему в верхнее зеркальце и заткнулась. Сам на болтовню вызвал. Я про город люблю поговорить: у меня подружка есть, художница, так мы с ней так гуляем — в страшном сне не приснится! В смысле, это он думает, что я не хожу — бегаю. Попробовал бы рядом с Ларисой погулять! Она, даром что меньше меня ростом, требует, чтобы я брала её под руку, — и тащит меня, как на буксире. Вот поэтому я и бегаю. А поговорить — это потому, что Лариса — художница. Мы с ней не просто гуляем, а обговариваем все уголки — с точки зрения городского пейзажа. Это она научила видеть тот город — который в деталях, обычно ускользающих от незаинтересованного глаза.

Он высадил меня у "Детского мира".

— Вы подумаете, Яна?

Чуть не ляпнула: приду уборщицей при одном условии — улыбаться будешь!

— Подумаю, — ответила, еле сдерживая рвущуюся улыбку.

Странно: он улыбнулся мне в ответ.

7.

На рынок за вредностями надо приходить ближе к десяти утра. Тогда они будут горячими и пахучими! Один чебурек я съела, не удержавшись, прямо у прилавка — всухомятку, поскольку рука не поднималась заплатить за чай ресторанную цену.

Потом пробежалась по фруктово-овощным рядам и набрала две сумки всякой вкуснятины... Ненормальная... Потому что только после этого подошла к книжному ряду. Хотя могла бы постоять возле них и без тяжёлых сумок. Впрочем, они тоже не мешали. Если уж я подошла к книжным прилавкам... Да с деньгами... Я расплылась в широченной улыбке... Ладно, хоть продавщица отвернулась: какая-то мамаша спросила пособие для ребёнка — для подготовки к первому классу.

И вот тут-то я впервые почувствовала, что это такое — взгляд между лопаток. Как будто кто-то палец в позвоночник ткнул. Чувствительно, между прочим. В первые секунды я непроизвольно обернулась посмотреть: может, кто и впрямь за спиной стоит? Никого. В смысле — знакомого. Народу-то на рынке всегда много — потоком идёт, но никто в спину не смотрит. Кажется. Снова повернулась к прилавку. Снова ощутила... Но больше не поворачивалась. Смотрят и смотрят. Мало ли кто... А потом и книжка увлекла, начала перелистывать страницу за страницей — уже точно зная, что возьму. Даже про груз забыла. Хоть и довольно ощутимый.

И тут у меня этот груз сняли — с уже онемевших пальцев: передержала в одной и той же руке. Не успела испугаться, как позади ласково сказали:

— Привет, Ян.

— Привет, Ромка! — обрадовалась я, оглянувшись.

Мой сосед по подъезду, почти братишка — мой папа был его крёстным отцом, семнадцатилетний Ромка-Роман легко держал мои сумки и усмехался мне сверху вниз. Акселерат! Девичий любимец — по причине огроменных ясных серых глаз с томной поволокой и длинных тёмно-русых волос, двумя мягкими волнами обрамляющими тонкое лицо. Ну и лодырь и лентяй по отношению ко всему, что связано со школой. А ведь выпускной класс!

— Что нашла? — наклонился он над прилавком. — Ты это читать будешь?! — ужаснулся он, приглядываясь к стопке книг, отложенных мной.