Пока ты веришь

— Опиум — это плохо, — сказал Джек, едва она открыла рот, чтобы высказать ему, какой он болван, безмозглый и бесчувственный. — Нельзя.

Сел на табурет и надолго умолк, не реагируя на обращения. Если бы время от времени не вскидывал резко голову и не вертел ею из стороны в сторону, чтобы опять затихнуть на несколько минут, можно было бы подумать, что отключился. Но что-то там в его шестеренках точно замкнуло...

Только у Эби не осталось сил размышлять об этом. Боль расползлась по всему телу, дыхание сделалось таким горячим, что обжигало губы. Вода, казалось, высыхала во рту прежде, чем доходила до горла... А Джек встал и ушел. Просто ушел, ничего ей не сказав, и не чувствуй она себя так плохо, волновалась бы...

— Лежишь? — заглянула в комнату какая-то женщина. — Лежи-лежи.

Девушка попыталась разглядеть вошедшую, но та плавала в заполнившем комнату тумане, и лишь на миг выглядывало то розовое пятно лица неопределенного возраста, то рука с каким-то свертком...

Сверток она бросила Эби на грудь и потрогала кончиками пальцев лоб.

— Ох ты ж! Хоть блины пеки... Давай-ка я тебе сразу порошок разведу, доктор сказал, поможет.

— Кто? — прошептала Эбигейл спекшимися губами.

— Доктор, что к тебе приходил. Вот, лекарства велел передать. Сказал, уплачено за все.

Женщина, по всему, бывшая то ли работницей здесь, то ли родственницей хозяину, растеребила бумажный пакет, и Эби сладко зажмурилась: детством запахло, травами, отцовской аптекой...

— Ты пей, не бойся, — приговаривала незнакомка, подсовывая под нос кружку. — Наш доктор плохого не присоветует. Он прежде военным хирургом был. Говорили, людей наново сшивал... А теперь у нас тут. Тоже при деле. Народец у нас тут простой, не изнеженный, но тоже болеем, бывает. И зубы драть он мастер, да и девицы к нему, случается, бегают, что наши, что освинские...

— Зачем? — спросила Эби, кривясь от горького питья.

— А то не знаешь... Не знаешь? Ну-ну... Откуда ж ты взялась такая незнающая?

— Из Гринслея, — ответила девушка, не задумываясь. Видно, травами навеяло.

— Далеко тебя занесло. Чай, за хорошей жизнью приехала? Или за мужиком? Суровый он у тебя... И рука, как погляжу, тяжелая.

Рука у Джека была тяжелая. Стальная. Но незнакомая женщина говорила о другом, и Эби не сразу поняла, о чем именно. А поняв, сердито нахмурилась.

— Джек хороший, — вступилась она за механического друга, задыхаясь сильнее от возмущения, нежели от боли и жара. — И меня не обижает. Никогда. А это... меня... побили. Побили и ограбили... Даже... волосы украли...

Эби вспомнила отрезанную косу и жалобно всхлипнула. Волос почему-то вдруг стало жальче всего. Жальче сломанных ребер, оставшихся в дядькиной лавке вещей и загубленной жизни.

— Отрастут еще, — буркнула женщина.

Может, выражала так сочувствие. Может, недоверие к ее словам. Но если и второе, у Эби уже не было сил что-то доказывать. Какая разница, что о них с Джеком станет думать какая-то чужая тетка?

Девушка закрыла глаза и открыла их снова, лишь услышав, как распахнулась дверь и заскрипели полы под тяжелыми шагами.

— Ну и что у нас тут? — раздался мужской голос, показавшийся Эби знакомым. — Ох, да это же... Как же тебя?

— Эбигейл, — подсказал Джек — уж его-то голос сложно не узнать.

— Эбигейл, — повторил человек, чья широкая фигура заслонила свет от окошка. — Возможно. Я редко запоминаю имена служанок, даже хорошеньких... Так что тут?

Он стащил с Эби покрывало и стал водить над нею широкой пухлой ладонью, напомнившей девушке подушечку для иголок.

— Перелом ребер, гематома... посттравматическая пневмония... Легкий ушиб почки. Растяжение связок...

От перечисления ее болячек Эби стало еще хуже. Но итог всему этому был подведен обнадеживающий.

— Ничего страшного, вылечим, — толстый господин, чьего имени Эбигейл никак не могла вспомнить, пригладил торчащие во все стороны рыжие волосы, и приказал Джеку, показав на нее пальцем: — Выноси.

Утро мэтр Алистер Ранбаунг провел на кафедре, а к обеду уже вернулся домой. Лекций у него сегодня не было, лишь несколько индивидуальных консультаций, не отнявших много времени и ничуть не подпортивших настроения, которое, тем не менее, сложно было назвать хорошим. Последние недели выдались непростыми: трагедия в доме Дориана, последовавшие за этим не допросы, но расспросы, въедливые и неприятные, и работа над собственным проектом то ли в связи со всем перечисленным, то ли сама по себе застопорилась.

Но господин Ранбаунг не склонен был при первых же неудачах опускать руки. Посему, отобедав, направился в кабинет, где планировал заняться изучением отчетов о последних опытах. Однако звонок в дверь и появление через минуту дворецкого заставили отвлечься от дел.

— Кто? — недовольно и вместе с тем удивленно переспросил мэтр Алистер, из принесенной карточки узнав, что с ним желает встретиться дама из некоего общества любителей фиалок. — Зачем? Кто-то из моих студентов помял их цветочки?

— "Салджвортские фиалки" — благотворительное общество, — скромно откашлявшись, разъяснил дворецкий. — Состоящие в нем дамы берут под опеку девиц из бедных семей, дабы защитить тех от соблазнов и пороков...

— М-да? Тогда мое предположение... кхе-кхе... не лишено смысла. Но встречаться с этой попечительницей мне недосуг. Спровадьте ее, Вильямс. Как-нибудь поделикатнее.

Дворецкий не успел еще покинуть кабинет, как в дверь снова позвонили.

— Настырная, однако, старушенция, — поморщился господин Ранбаунг.

В том, что на крыльце его дожидается именно старушенция, причем самая неприятная особь данного подвида, мэтр ни капли не сомневался. Старая дева с предурным характером, не уживающаяся даже с кошками, или же вдова, которой после того, как она свела в могилу мужа, стало нечем заняться, — только такие и учреждают подобные общества. Сбиваются в черные вороньи стаи и клюют несчастных девчонок.

Но звонила не она. Вернувшийся Вильямс подал на подносе маленький конверт.

— Принес мальчишка. Сказал, что ответа дожидаться ему не велено.

— Кем не велено? — пробурчал маг, по привычке, прежде чем дотронуться, проверяя письмо на наличие скрытых чар.

— Этого он не сказал, мэтр Алистер.

Убедившись, что конверт не несет угрозы, Ранбаунг сорвал печать и быстро пробежал глазами письмо в несколько строчек. После еще. И еще...

— Велите готовить экипаж, Вильямс, — распорядился он наконец.

— Да, мэтр. Но та дама, она отказывается уходить...

— Пошлите ее в... в академию. Пусть приходит завтра на кафедру, я ее приму.

"Как Вам известно, Дориан Лленас не вел записей, — гласило послание, которое мэтр впопыхах сунул в карман. — Но если Вас интересуют подробности его работы, а также ее результаты, будьте в три часа на площади Республики..."

Трудно представить себе более многолюдное место в Салджворте, нежели центральная площадь, тем паче в три часа дня. Поэтому мэтра не особо насторожила приписка "приходите один". Но определенные меры, на всякий случай, он принял.

Дама из общества фиалок, как Ранбаунг и предполагал, вся ряженая в черное, спрятавшаяся за непроницаемой вуалью, еще топталась на крыльце, когда он покидал дом. Увидев хозяина, кинулась к нему, но не успела: маг с удивительной для его комплекции легкостью сбежал по ступеням и запрыгнул в остановившийся у ступеней экипаж.

Иных указаний, кроме как появиться на площади, в письме не содержалось, а значит, отправитель мэтра Алистера знал, по крайней мере, внешне. Прикинув так, маг оставил экипаж и неспешно прошелся от арки Освободителей до ступеней ратуши, а оттуда, в той же неторопливой манере, отстукивая тростью по брусчатке, к зданию республиканского суда.

Показное спокойствие давалось нелегко. Мысль о том, что надо было накапать себе пустырника перед выходом, как и принято у правильных мыслей, пришла слишком поздно, и теперь сердце взволнованно колотилось в груди, а на лбу выступила испарина, которую, впрочем, можно списать на жару: осень в этом году решила не придерживаться календаря и запаздывала уже на две недели.

— Здравствуйте, мэтр.

Приглушенный, но все равно резковатый мужской голос раздался над ухом, когда Ранбаунг свернул от суда обратно к арке.

Маг остановился и медленно, с достоинством (иначе при его внушительной фигуре и не получилось бы) развернулся к подошедшему незаметно мужчине и демонстративно щелкнул крышкой карманных часов.

— Опаздываете... милейший.

— Нет, — не согласился незнакомец. — Я пришел вовремя. Мои часы — самые точные.

Одет он был не по погоде: длинный плащ, нахлобученная на глаза шляпа и шарф, скрывающий половину лица, смотрелись в жаркий день неуместно. Но отнюдь не подозрительно. Ну кутается человек, приболел быть может... сифилисом, например...

— Мы знакомы? — поинтересовался господин Ранбаунг, сделав вид, что не услышал дерзкого заявления будто бы его часы — шедевр технической мысли, стоивший целое состояние, — могут идти неверно.

— В некотором роде, — задумавшись на миг, ответил тот, чьего лица магу не удавалось разглядеть. — Вы приехали в экипаже?

— Да, но...

— В закрытом? — не позволил ничего возразить замаскированный. — Мне бы не хотелось, чтобы кто-то еще видел то, что я собираюсь вам показать.

Поняв, к чему он клонит, мэтр не стал спорить. Никакой очевидной угрозы от этого человека не исходило, а если бы она вдруг обнаружилась, магу было, что ей противопоставить. А обещанная награда стоила риска.

Хотя, что может предложить этот человек? Кто он? Служил когда-то в доме Дориана? Один из его добровольных ассистентов, прикарманивший что-то в лаборатории? Просто ловкач, решивший нажиться, всучив простофиле-теоретику сердечник от электрической катушки?

— Итак, чем вы хотели меня удивить? — со скепсисом, коим успел преисполниться по пути к карете, спросил мэтр Ранбаунг, когда условия были соблюдены, и маг со своим скрытным спутником оказались в закрытом салоне.

— Не удивить. Показать, — прозвучал бесстрастный голос.

Сидящий напротив человек снял и положил рядом с собой шляпу и опустил шарф.

— Как? — вырвалось у мага обескураженное.

— Что — как? — не понял этого восклицания механический человек.

Механический человек! Последнее, любимое детище Дориана! Сидит рядом с ним и...

— Ты — Джек? — уточнил мэтр Алистер.

— Да.

— И ты... здесь. Почему?

— Пришел.

Логика, однако. Железная.

— Кто тебя послал? — удивление первых мгновений сменилось подозрительностью.

— Никто.

— А письмо?

— Его написал я.

— Ты? — мэтр Ранбаунг имел все основания не поверить в это.

— Я, — подтвердил механический человек. — Мне больше не к кому обратиться за помощью.

— За помощью?

"Да что же я все переспрашиваю и переспрашиваю, будто скудоумный!" — одернул сам себя маг.

— Тебе нужна помощь? — улыбнулся он, на случай, если Джек реагирует на эмоции. — В чем же?

— Возможно, мы сумеем помочь друг другу, — искусственный голос непонятным образом изменился. Что-то настоящее послышалось в нем. Живое. — Вас интересуют работы Дориана, а я хотел бы разобраться... с собой. Понять, каким образом я работаю.

— Хотел бы? — пробормотал маг ошеломленно. — Понять?

— Да, — ответил Джек резко. — Но у меня есть условия. Можно изучать, но нельзя разбирать. Это ясно? Не разбирать. Я могу сам восстановить чертежи механической части и электрических схем, если они вас интересуют. А вы поможете мне понять... остальное...

Мэтр Алистер отер о штаны вспотевшие ладони. Если это не какая-то игра, у Дориана действительно получилось создать развивающийся разум! Не душу, что бы он ни мнил о себе, но разум — да. И нынче этот разум в смятении. Пытается осознать себя, постигнуть свою суть, но не находит ответов. И это куда интереснее механической части и схем, в которых Ранбаунг все равно не разбирался.

— Откуда у тебя мой адрес? — спросил маг, чтобы избавиться от остававшихся подозрений.

— Мне известны адреса всех более-менее близких знакомых мэтра Дориана.

Идеальный слуга. У Вильямса, кажется, есть для таких целей записная книжка.

— Хорошо, — решился Ранбаунг. — Едем ко мне, и... подумаем вместе, что можно сделать в твоей ситуации.

— Нет, не к вам. К вам — потом. Сначала заберем девушку. Она больна и нуждается в хорошем докторе.

— Кто болен?

— Девушка, — повторил механический человек. И добавил после небольшой паузы. — Друг. Мой.

В иных обстоятельствах, услыхав, куда предстоит отправиться за неведомой девушкой, мэтр Алистер насторожился бы, заподозрив ловушку, но сейчас и не подумал о возможном подвохе. Рядом с ним в экипаже сидел искусственный человек, обладавший настоящим разумом. И у этого искусственного человека был друг!

Девицу устроили в одной из гостевых спален. Вильямс, как и положено вышколенному дворецкому, вопросов не задавал, но мэтр Алистер, во избежание ненужных разговоров между слугами, представил гостью родственницей приятеля. Дескать, приехала из провинции, заблудилась в большом городе, наткнулась на лихих людей. Если верить криминальным хроникам — дело обычное. Украли багаж, косу обрезали, чтобы над бедной девушкой поглумиться...

Не рассказывать же про тюрьму?

При слове "тюрьма" чувствительное к волнениям сердце господина Ранбаунга начинало учащенно биться. Расспросив механического человека, маг узнал историю не только Эбигейл, но и самого Джека, и из услышанного сделал выводы, что тот сбежал либо из исследовательского центра академии, либо, и это намного усложняло ситуацию, из-под надзора господ из внутренней разведки. Однако, несмотря на возможные проблемы, отказываться от такого подарка судьбы мэтр Алистер не собирался. В науке, так же как в любви и на войне, — каждый сам за себя. Ибо наука — она и любовь, и война.

Наблюдая, как Джек заботливо помогает девушке улечься на кровать, а после поправляет одеяло, маг в очередной раз уверился в правильности принятого решения и достал из внутреннего кармана восковую дощечку и стилус.

— Что вы делаете? — спросил, подойдя поближе, механический человек.

— Пишу коллеге, — ответил мэтр. — Так будет быстрее, чем слать записку с курьером. Твоей подруге нужна помощь, а я силен преимущественно в теории. Пусть ею займется настоящий целитель.

Джек медленно кивнул, соглашаясь.

— Я должен предупредить, — произнес он размеренно. — Если вы навредите Эбигейл или мне... моему устройству, не получите ничего.

— О чем ты, дружок? — улыбнулся мэтр Алистер, охваченный невольным беспокойством.

— Я задействую механизм саморазрушения. Вся заложенная в меня информация будет уничтожена, связи нарушены... Это ведь ценнее моего тела, не так ли?

Подумалось, что он ухмылялся бы, говоря это, сделай ему Дориан в свое время более эластичную кожу и лицевые мышцы, хотя неживой голос звучал по-прежнему ровно.

— У меня и в мыслях не было никому вредить, — заверил маг, про себя фиксируя очередную аномалию: вряд ли это Лленас научил свое создание вести таким образом деловые переговоры, когда в ход идут ультимативные заявления и шантаж. — Однако ты прав. Твое, так сказать, внутреннее содержание намного ценнее тела. Но не стоит грозить мне саморазрушением, — Ранбаунг сменил тактику и заговорил ласково, но строго, как говорят с непослушными детьми. — Ты ведь не хочешь этого, тебе интересно разобраться с тем, что управляет твоими действиями.