— Милости просим, не скажу, что рад повидаться, — привстал пан Тыква и его узкие глаза вспыхнули отсветами свечей. — Чего таки всполошилися, пан магистр?
— Твой назлойдейничал, — буркнул я, — да еще как назлойдейничал.
Предводитель горшечной банды нахмурил рыжие брови и задумчиво отхлебнул пива из большой кружки.
— Кто? — выдавил он.
— Вот и я хотел бы знать. Среднего роста, плащ, как на чучеле, курит вонючую трубку. На пальцах кинжал, солнце, пусто и горшок. Стало быть, твой.
— Тьфу ты, опять этот Цвях начудил. Оставь его мне пан магистр, накажу по всей строгости.
Я покачал головой.
— Если бы он начудил, мы бы не встречались. Он Кузьку, головы сына, зарезал.
Пан Тыква ошеломлено заморгал.
— Как? — сглотнув, переспросил он.
— Кошкой задрал.
— Куць забери этого гада. Так меня подставить!
— Во-во! — подтвердил я. — Голова брызжет ядом!
Предводитель горшечной банды заерзал, чуть не разлив свое пиво. Но быстро собрался и кивнул, соглашиясь с собственными мыслями.
— Он здесь недалеко, — мотнул головой Пан Тыква. — Только...
— Покажешь, и я заберу его без шума и пыли, — понизив голос, предложил я, — никто и не узнает, что парень из твоих. Знак на пальце скроем.
— Ха! — выдохнул предводитель горшечной банды. — У улиц есть уши и глаза. Через два часа весь Кипеллен будет знать, что я сдал своего.
Я перегнулся через стол к самому желтушному носу пана Тыквы.
— Не сдашь, пойдёшь на дно вместе с ним. За сына голова сгноит тебя и всех твоих выкормышей. Пока еще можешь выпутаться. Он же нарушил ваш кодекс, не так ли? Так что выгораживать его, себе дороже.
— Да, понимаю я.
Он допил пиво и покачал головой.
— Но не могу, меня же на пики поднимут... или голова на части раздерёт... так и так пропадать.
— Сам решай, — невозмутимо проговорил я, усаживаясь на своё место, — что для тебя хуже. Мне до этого дела нет. У меня свои проблемы.
Пан Тыква совсем повесил голову, только судорожно сжимались и разжимались толстые пальцы, прижатых к груди рук.
— Кричи, давай, что своих не сдаешь, — сжалился я. — Накрою заклятьем, будет вроде ты и не причём.
Он удивленно взглянул на меня.
— Стать вашим должником?
Я пожал плечами.
— Если бы кто другой предложил, ни в жизнь не согласился...
— Кричи!
Предводитель горшечной банды резко встал, чуть не перевернув животом стол. Желтушная морда покраснела, а всклокоченные рыжие волосы засияли в отсветах свечей. Он набрал побольше воздуха и пробасил:
— Ни за что! Тыква своих на плаху не ведёт...
— Именем Ночной стражи, — подыграл я, но он только передёрнул плечами и бросился в атаку.
Кулак чуть не долетел до моего уха, но заранее сложенное заклятье вцепилось в руку, и мгновенно спеленало пана Тыкву, подняв над полом.
— Ты еще пожалеешь, — прохрипел он.
— Именем Ночной стражи, — повторил я, — вы арестованы за противодействие законам Кипеллена.
По взмаху моей ладони предводителя горшечной банды понесло к выходу. Редкие посетители, недовольно ворча, убирались с его дороги и сквозь зубы костерили чародеев, стражу и городские власти от которых даже вечером в таверне нет никакого покоя.
Я церемонно кивнул одноглазому тавернщику и прошёл вслед за вылетевшим на улицу паном Тыквой.
Пришлось протащить его до соседнего переулка и притиснуть к стене подальше от загоревшихся фонарей.
— Какой адрес?
— На Кривом тупике в подвале за лавкой мясника, — прошептал он.
— Схоронись пока, и чтоб неделю никто не видел, — приказал я. — Иначе, сам знаешь, пощады не будет.
Заклинание ослабило хватку и развеялось, не оставив следа.
— Век не забуду, — пробормотал предводитель горшечной банды и скрылся в тени между домами.
А я еще постоял, всматриваясь в прохожих на хорошо освещенной улице. Возвращаться в управление Ночной стражи не хотелось. Цвяха надо брать тепленьким, пока весть об аресте пана Тыквы не разлетелась по округе. Иначе заляжет на дно и поминай, как звали, до весны искать будем.
Я двинулся в сторону Кривого тупика.
Лучше позвать подмогу прямо оттуда. Пусть забирают и везут убийцу в 'нежные объятия' капитана Браца. Уж он точно из него всю душу вытрясет, а заодно и показания получит. Все-таки дело государственной важности, а не абы что.
Я остановился на перекрестке напротив мясной лавки. Хозяин уже погасил огни, и витрина погрузилась во тьму. Зато свет подрагивал в низком окошке у самой мостовой. Скорее всего, там и прячется злополучный убийца, Четыре Пресветлые ему судьи.
Я прижал ладонь к фонарному столбу и огонь над головой задрожал. Накалился до багрового и от пламени отделилась переливающаяся точка. Скакнула вверх и, пролетев над домами, опустилась на плафон фонаря дальше по улице. Подпиталась светом и прыгнула дальше. Через пару минут доберется до управления Ночной стражи и подаст сигнал.
Я перешел к мясной лавке и зашагал вдоль стены к темнеющему проёму между домами. Где-то здесь должна быть лестница в подвал. Ступенька подвернулась под ногу, и я едва не запнулся. Ухватился за шершавый парапет у спуска вниз и затаил дыхание. Не хватало еще спугнуть Цвяха. Сердце отдавалось глухими ударами в груди. Так и не привык охотиться на людей, выслеживать чудищ, все же сподручнее.
Спустившись до самого низа, я сотворил открывающие чары, ударил ногой в дверь и ворвался в подвал. Убийца сидел на топчане, уплетая неказистое с виду мясо, но мгновенно бросил тарелку и схватился за карманный арбалет. Пружина отпустила зазвеневшую титиву, и болт выпорхнул на волю.
Я успел в последнее мгновение. Смял её заклятьем прямо перед своей грудью и ударил в ответ чарами 'недвижи́мости'.
Цвях застыл на топчане, бешено вращая глазами.
Дело сделано! Теперь можно с чистой совестью отправляться на бал.
Из рассказа Аланы де Керси, младшего книгопродавца книжной лавки 'У Моста'
Усадьба Мнишеков сверкала высокими освещенными окнами и пятнами подъездных фонарей. Пан Редзян не скупился на иллюминацию, чтобы дорогие гости видели, куда едут. Расторопная челядь помогала найти места для карет, повозок и колясок и, подобострастно кланяясь, провожала до парадного входа. А распорядитель заводил разодетое панство внутрь и представлял. Хозяин дома и виновница торжества приветствовали вновь прибывших у входа в зал. Адель, одетая в шелковое голубое платье, расшитое тончайшим кружевом, принимала поздравления. Тонкая, хрупкая, с копной густых золотистых локонов, спадавших на плечи в изысканном беспорядке, радостно улыбалась гостям. И только я знала, как ей на самом деле тошно. Делька не выносила шумихи, которую Редзян устраивал вокруг её Дня Рождения, но положение обязывало, и подруга стоически терпела расшаркивания и фальшивое лебезение. Заметив нашу гротескную парочку, она встрепенулась и, оставив отца беседовать с толстым степенным паном, неспешно двинулась к нам, подметая натертый до блеска пол дорогущим янским шелком.
— Панна Алариэль Златокудрая и пан Румпельстилтскин Грюк, — громогласно объявил распорядитель, сверившись со списком гостей.
Я вздрогнула от непривычного имени. Так, теперь главное помнить, что на сегодняшнем приеме, я не Алана, а Алариэль и вести себя соответственно, как настоящая эльфийка, то есть высокомерно и с претензией. Адель налетела на нас словно шелково-кружевной ураган, едва не затискав меня и приняв галантный поцелуй руки от Румпеля.
'Вот тебе и тролль...', — озадачено подумала я, краем уха слушая, как друг витиевато восхищается платьем Адели, её алебастровой шеей и чудными волосами.
Взгляд заскользил по залу и тут же споткнулся о жилистую долговязую фигуру. Вот ещё холера на мою голову. Он-то что здесь забыл?! А, куць меня за ногу, Мнишек же лично пригласил его вчера. Я судорожно вздохнула, отводя взгляд от Бальтазара Вилька, а то чародей уже начал озираться, пытаясь вычислить, кто так настырно сверлит ему спину. Корсет немилосердно сдавливал ребра, не давая нормально вдохнуть. Я обернулась к друзьям. Если меня немедленно не проводят на балкон, я грохнусь в обморок от удушья. Делька смущенно хихикала, прижимая к груди подарочный ящичек, судя по её порозовевшим щекам и довольной физиономии тролля, она уже ознакомилась с содержимым.
— Наворковались, — хмуро просипела я, мечтая только об одном, побыстрее сбежать с бала.
Вильк меня опознать не должен, живописная иллюзия магией не определяется, но зная свою природную везучесть, можно предположить, что морок развеется в самый неподходящий момент, явив расфуфыренным гостям непритязательное зрелище всклокоченной девицы с пятном на подоле.
— Дель, давай завершим экзекуцию, я получу свою заслуженную золотую ложку и покину этот сумбурный праздник жизни.
Да, иногда я бываю излишне резка, но помимо тугого корсета и тяжелого платья тому появилась ещё одна причина. Вдоль позвоночника разливался противный холодок страха — реакция на слишком пристальный взгляд. Вильк буквально сверлил меня глазами. Разглядеть личину магическим зрением невозможно, так какого дидька лысого он пялится? А если Вильк заранее озаботился какой-нибудь зачарованной штукой? От боевого мага можно ждать чего угодно. Разоблачит и глазом не моргнёт. Помогите мне Четверо!
— О, Румпель, вынуждена оставить вас на время, — проворковала Адель, — иначе на мою голову падут все Зарницины кары. Представьтесь отцу, думается, ему будет интересно вас послушать. Но помните, все танцы сегодня за вами, вы обещали...
Она подхватила меня под локоть и повлекла через зал.
— Представьтесь моему отцу, ему будет интересно... — перекривляла я подругу. — Ты же только что отправила его на заклание!
— Спокойно! — глаза Дельки озорно блестели. — Он же должен получить родительское разрешение ухаживать за мной. Не в таверну же папу волочь. Пусть лучше это сделает известный ресторатор, чьи глинтвейны покорили столицу...
— Спелись, авантюристы, — фыркнула я, — Крин вам в помощь.
Липкий страх, гонявший ртутные капли вдоль позвоночника, отступил, как только из виду потерялся Бальтазар Вильк.
— Кто там страстно хотел лицезреть великую рисовательницу похоти и блуда? Веди! — иронично хмыкнула ваша покорная слуга, горделиво расправляя плечи и вздергивая подбородок.
И меня проворно потащили к стайке расфуфыренных девиц. Узнав, кто перед ними, они обступили меня плотным кольцом, звонко щебеча всякие льстивые глупости. Кто-то даже подсунул на подпись пачку дурных копий с моих рисунков. От плотного облака разномастных духов и восторженного писка у меня снова закружилась голова, поэтому я не сразу заметила с достоинством подплывшую сухощавую пожилую даму. Короткие седые волосы кудряшками обрамляли тонкое остроносое лицо, а блёклые голубые глаза смотрели цепко, с интересом. Она легким мановением руки разогнала восторженых девиц и сочувствующе произнесла:
— Они вас совсем заклевали, милочка. Джульета Скворцонни, — представилась она, протягивая худую ладонь, затянутую в кружевную черную митенку. — А вы, Алана де Керси, полагаю? Моя внучка довольно точно описала вас — потерявшийся кудрявый воробышек...
— А... — только и смогла выдавить я, — в-внучка?
— Адель, — уточнила Скворцонни, — приходится мне двоюродной внучкой, её покойная мать, Агнешка, была моей племянницей.
— Рада знакомству, пани Скворцонни, — пролепетала я, прижимая к животу изрядно потрепанную папку с рисунками.
— Джульета, — поправила она меня, — Внучка ещё не делает меня бабушкой. Зовите по имени, не прибавляйте к глупому редзяновскому этикету лишних сложностей.
Я облизывала пересохшие губы, не в силах собраться и задать мучивший вопрос, но моя собеседница и так все поняла.
— Ваша иллюзия безупречно создана, — пояснила она, — но мороки мне не помеха, такой, знаете ли, подарок от прабабки-ведьмы. Вот избранный образ подкачал! То, что я вижу, получше этой кичливой личины. Полагаю, Адель толкнула вас на этот абсурдный маскарад лишь оттого, что Редзян вам не благоволит?
— Ммм... — согласно кивнула я.
— Не поддавайтесь так чужому влиянию, иначе никакая карьера вам никогда не светит. Себя надо принимать такой, какая есть. Без жалости и без пощады, только с любовью. Да и платье вам к лицу, несмотря на ужасающую кляксу.
— Вы не эльфийка, — тупо произнесла я, пытаясь переварить её слова.
— Конечно, нет, деточка, — отмахнулась она, — я человек, как большинство моих коллег по цеху, у которых с эльфами столько же общего сколько у красного вина со свекольным самогоном. Но хватит праздной болтовни! Займёмся делом. Показывайте свои работы? О! Какая прелесть — 'Литьянская шкатулка'. Мой первый роман...
Я молча протянула папку, и Скворцонни деловито приняла рисунки, забормотав себе под нос: 'Так вот как оно выглядит для других...'.
— Чудные иллюстрации, — наконец произнесла она, — вы мне подходите, Алана. Я, безусловно, хочу видеть вас художником своей новой книги, но при одном условии...
Я вся напряглась — вот он, подвох. Он всегда есть...
