Египет. Легенда затерянной пирамиды

— Это монстр в юбке! А ее грудь? Да там можно разместить парочку отрядов! Как славно она прижала тебя к ней! Каково там находится собственнолично?

— Перестань, Кенна!

— А ее лицо! Сколько жира! Мой цветок лотоса? Кстати, у нее такие ровные, милые зубки, почему ты ни разу не упомянул о них? Она, насколько я видел, была готова скушать тебя ими. Ам — ам! Ну, ты даешь, брат! Сказочно хороша! Хо-хо! Ха-ха! Ты просто издевался надо мной! А эта толстая, нет — нет, жирная шея! Вот это Мерет, я понимаю!

— Престань, не зли меня!

— Ой — ой! Я в шоке! А что ты сделаешь? Познакомишь меня с еще одной сказкой Египта? И эта тетка — твоя мечта! Какой позор! Я плохо занимался твоим воспитанием! Запоминай, брат мой, изречение сие, есть мудрость великая, — он даже остановился, чтобы слова звучали солиднее, — Тот, у кого возникнет жажда любовных утех, при взгляде на эту поросюшку в драгоценностях, просто не имеет вкуса и не знает ласки настоящих женщин! Его нужно срочно спасать! Ни вкуса, ни цвета, ни запаха! И сейчас, мы займемся твоим спасением! Пара — тройка ночей в храме Ишторет, с Лилит, тебе враз вправит мозги на место!

— Заткнись, капитан! — Рык принца заставил разговорчивого парня смолкнуть. Но! Не помешал ему тихо хихикать!

— Ай! — Девушка упала, вздрагивая всем телом, и вновь вскрикнула от боли. Она не успела выскочить из кельи Мерет, где прибиралась, пока начальница принимала высокого гостя. И теперь получила сильный болевой удар.

Не привыкшая еще к этому, она не научилась ставить защиту или, хотя бы уходить, нейтрализовать боль, посредством амулетов, и теперь захлебывалась слезами от боли на полу.

Верховная жрица улыбнулась. Боль маленькой женщины грела ей душу.

— Пошла прочь!

Тихонько поскуливая, не в состоянии подняться, та на четвереньках покинула помещение. Мерет подошла к зеркалу и тяжело опустилась на стул. Гнев душил ее. Или это — ожерелье?

Она сняла подарок, бросив его равнодушно на постель, чтобы не видеть. Сколько радости, надежд, желания в один миг.... И как все быстро отняли у нее. Отняли заранее. Какая-то нахалка — малолетка, что посмела задурить голову принцу используя ее, Мерет, имя! Она была очень зла!

Она даже не могла бы сказать, что ее сильнее злило. Удивление и наглость принца? "Нет ли кого помоложе?" Хам! Или возмутительный хохот этого негодяя незаконнорожденного! Отбросы, рабы, смели смеяться над ней, Мерет! Дерьмо! Или сам факт, что можно задурить, увести мужчину высокого положения из-под носа у остальных, просто прикрывшись высоким именем. Ее именем!

Нет! — вдруг поняла она, — самое отвратительное было то, что какая-то маленькая мерзавка посмела назваться ее именем, чтобы закрутить роман с этим высокомерным, хамоватым наследником — дураком! Какая наглость!

Ну, держись, дочь гиены! Змея! Тварь! Ты у меня наплачешься! Уж я-то придумаю, как наказать тебя, когда найду! Да ты будешь молить меня о смерти! Я растяну твои пытки в недели! В месяцы! Ты мне заплатишь! За все заплатишь! За это унижение! За этот смех! За мои растоптанные мечты и надежды!

Ох, как же я тебя буду бить! Палками! Кнутом! Ты кровавыми слезами умоешься, дрянь мерзкая! Узнаешь, как присваивать чужое имя! Да я с тебя шкуру спущу! Ногти вырву! Я отдам твое сердце гиенам, а кровь солью на алтарь Сета, чтоб душа твоя вечно блуждала во мраке ужаса! Ты у меня сотни, тысячи раз пожалеешь, что выбрала меня для своих авантюр!

И жрица вскочила, с намерением немедленно, сей же час начать готовиться к призыву духа мертвых. Она жаждала крови! Ей нужно было знать: кто та, что осмелилась посягнуть на ее место...

Окровавленное сердце гиены упало в костер. Пламя зачадило, распространяя неприятный запах жаренного.

Сжимая амулет Нефтиды твердою рукой, чуть морщась, она высыпала из мешочков в огонь помет осла. Запах, что подхватил ветер, кинул ей в лицо, заставил ее закашляться.

Глаза слезились. Вносу щекотало и чесалось. Кашель бил не переставая, стоило ей вновь вдохнуть воздух. Жрица замерла, пытаясь успокоить дыхание. И, когда почувствовала, как все нормализовалось, начала читать заклятье. Слова падали, впитываясь в землю:

Повернись, повернись, о, спящий

Повернись на этом месте,

Которое тебе незнакомо,

Которое знаю я...

Рядом что-то дрогнуло. Земля зазмеилась у самого основания круга. И она тут же пожалела, что не проверила все детально. Еще бы чуть-чуть, и эта тварь вылезла бы у нее в защитном кругу. Тогда, ей бы сразу и пришел конец! Да и сейчас, покойник слишком близко.

Из земли, медленно разгребая комья, показалась рука. Изъеденная червями, с болтающимися лохмотьями, когда-то молодой, кожи, сероватого, неприятного цвета. Мерзкий вид! Бр — р — р!

Медленно, но верно, эта рука откапывала своего хозяина. Мерет молча наблюдала за происходящим и ждала. Она не зря выбрала не просто дух, а дух невинного, зверски убитого. Вернее невинной! Эту девушку, когда-то принес в жертву любимому богу ее жених. Место это, не смотря на очищение, было на веки веков проклято!

Когти трупа заскребли по твердому. Из земли появлялся череп. Пустые глазницы глянули, вызывая ужас. Ей показалось, или внутри засветились искорки? И отвратительный запах! Что это? Похоже, что из глаз давно разложившегося трупа, все еще сочилась слизь, или что-то в этом роде....

Остатки волос вырываются, пока тварь пытается отгрести от черепа землю, когти с противным звуком скребут по кости. Говорят, она была красива.... Все они были красивы! Все двадцать...

Дырки носа, остатки зубов...

Пора! Жрица, торопясь, шептала формулу подчинения. Ей надо успеть узнать все и отправить духа обратно до того, как будет откопан живот. Иначе, мерзкая тварь выдернет себя из земли и уйдет бродить по свету, собирая кровавый урожай человеческих жертв во славу своего бога. И первым, в ее списке, станет тот, кто призвал ее!

Слова отзвучали. Голова повернулась в ее сторону. Ну, точно! Может смотреть! Вон что-то мерцает в глубине пустого черепа, глядит пустыми глазищами в самую душу. По спине заструился пот, а вслед ему скользнул холодок.

Пальцы, остановившиеся при окончании заклятья, вновь вцепились в землю, с удвоенной энергией отгребая ее в стороны, раскапывая тело. Надо торопиться и ей. Не время бояться убитых!

— Мой вопрос, о, дух убитый, кто та женщина, что смела, нагло имя ей чужое, да себе присвоить разом? Кто назвался мной, ответь!

Дух застучал, заклацал зубами. Звуки далеко разносились в ночной тишине. Но он не сказал ни слова. Почему? Что происходит?

— Мой вопрос, о, дух убитый, ты ответь мне быстро, сразу, кто воспользовался мною, чтобы совершить злодейство? Кто она, ответь мне честно?

Пальцы все быстрее скребли землю, скрежет стал, просто не выносим. Труп рычал и щелкал зубами, отрываясь прямо на глазах. И не отвечал.

Мерет прижала амулет Нефтиды к сердцу. О, боги! Почему не получается? Почему он молчит? А времени уже совсем не осталось! Из земли показались ребра. Скелет попробовал выдернуть себя, упираясь остатками рук в почву, но не смог. Кости заскрежетали. Он торопился, начиная подвывать.

Понимая, что ничего не узнает, не рискуя продолжать, Мерет схватила последний мешочек, и высыпала его содержимое в огонь. Помет обезьяны занялся не в пример лучше, чем помет осла. Лучше просушен? Надо брать теперь, лишь у этого торговца!

Труп принюхался. (Такое возможно?) Замер. Над пустырем пронесся замогильный стон бессильной ярости. Женщина вздрогнула, отпрянув от края защитного круга вглубь, уворачиваясь от протянутых костлявых рук. Он тянулся к ней, пытаясь схватить, не дать произнести возвращающую формулу. Когти воткнулись в землю в том месте, где начиналась охрана.

— Доброго пути, счастливо возвращаться! — Выкрикнула она. От страха голос отказал ей. Получился придушенный хрип. Плечи свело. Зубы ныли.

Потусторонняя тварь дернулась, утопая в земле. Ее засасывало. Словно утопающий человек, труп цеплялся остатками стертых, ободранных, раскрошившихся при раскопках, пальцев за землю. И не мог удержаться. Воздух оглушал неистовый вой, полный ненависти и безысходного отчаяния.

Вот на поверхности осталась лишь голова. Тогда вой смолк, и существо прошамкало почти беззубым ртом:

— Спроси у своего Анубиса!

И все скрылось.

Земля еще бурлила и шевелилась долгое время, но на поверхности не появлялось более никаких следов мертвой плоти.

В центре погасшего защитного круга сидела дородная женщина и тряслась от страха, не смея выйти, пока не рассветет. А вокруг водили хороводы злые духи. Тени умерших и убитых смеялись, заглядывая в ее глаза. Невинные жертвы и жестокие палачи тянули к ней свои призрачные руки. Она слышала их стоны и крики. Их жуткий смех....

Проклятие последнего храма Сета наказывало ту, что осмелилась потревожить его покой.

— О, Великий! О, Мудрый! Прими дары! Молю, яви свою силу, яви свои власть и могущество! Пошли мне ответ на мой вопрос!

Она взяла в руки полотняный мешочек, начиная писать на нем имена:

Армиут, Ларламхоух, Арсенофрефрен, Фта, Архентехта....

И замерла. Оглядела комнату. Никого не было вокруг, но казалось, что слышится неясный шорох.

Утром она еле добралась до дома: ни жива, ни мертва. Но решимость ее узнать, что за нахалка пользовалась ее именем, не иссякла и не уменьшилась! Сегодня вечером, Мерет решила последовать совету мертвеца и спросить бога, которому поклонялась, о желаемом. Было два пути.

В первом случае — принести дары к статуе бога, которую, по ее приказу, днем установили в западном углу ее кельи. Прочесть заклятье и ждать. Бог придет и. если ему понравятся дары, даст ответ на твой вопрос. Второй — прочесть заклятье на сон и во сне бог откроет тебе желаемое...

Конечно, можно было бы воспользоваться магическими способами призывания богов, но, после вчерашней неудачи, ей не хотелось этого делать. Неуверенность в своих силах и способностях несколько помешала ей. А обращаться к посторонним, пусть даже и к жрецам своего храма... Лишнее это! А лишних глаз и ушей ей в этом деле не нужно!

Вот и мудрила Мерет в своей келье. Дары у ног статуи были расставлены. Все приготовлено для явления бога. Теперь она собиралась сделать еще и заклятье на сон. Мешочек был, свернут в фитиль и смочен чистым маслом.

Руки не трясутся, поднося фитиль к свече. Губы шепчут:

Сахму... Эраема Лиго тереенх: Вечность, Громовержец,

ты проглотил змею и исторг луну, сотворил солнечную

орбиту сезона, Хтето твое имя, прошу тебя, о, повелитель богов,

Сет, Хрепс, дай мне увидеть желаемое...

Огонек фитиля ярко занялся, но не прошло и минуты, как он замигал и погас. Что за дела? Ей ведь еще шесть раз повторять эту формулу! Зашипев, как потревоженная змея, Мерет взяла новый мешочек. Повторила всю процедуру. Начертала имена. Свернула. Пропитала. Подожгла...

Фитиль погас в середине заклятья. На слове "Хтето"!

Сжав зубы, стараясь не злиться, она начала все в третий раз. Фитиль не пожелал загораться вообще!

От волнения, Мерет заметалась по комнате. Что происходит? Почему простые заклятья и манипуляции, получающиеся на "раз, два, три" у любого жреца или начинающего мага, у нее, верховной жрицы, отказываются работать?

Она подошла к небольшой статуе божества. Ей показалось, или шакал и, правда, оскалился, топорща верхнюю губу и сверкая клыками? Нет! Не может этого быть! Она верила в магию, но вот в появление богов.... Не очень-то! Лично она, верховная жрица (!) никогда никого из них не видела, если не считать их воплощения. Но их-то она уж точно не считала! Вернее, она считала их просто тупыми животными, которые нужны, как символы, для подчинения себе простых людей!

А то, что говорят другие — ерунда! Она верит лишь своим глазам, а не глупым сказкам темных, запуганных людишек!

Опустившись на колени возле статуи, она замерла. Не из почтения, нет! Просто слова молитвы никак не шли на ум. В задумчивости она смотрела на изображение бога. "А, была, не была!"

Слышала она однажды формулу, вызывающую бога. К ней полагались какие-то ритуальные действия, но их она не помнила... "Не важно! Сработает, а там, разберемся!"

С трудом, отыскивая в памяти нужные слова, Мерет зашептала. Зашептала нарочно, так как в звучании древних слов, что и услышала случайно, и запомнила чудом, абсолютно не была уверена до конца. И от того немного, самую малость, опасалась последствий...

Слова складывались во фразы. Узоры заклятья плыли в воздухе. Она моргнула. Да что ж это такое? Опять почудилось? Нет!

Каменная статуя гордо стоящего божества наклонилась к ней! Полыхнули глаза ночной звездой. Тихий рык пронесся по комнате, затерявшись эхом в храме.

— И до чего же ты настырна!

— О, мой бог!

— Вот именно! Неужели непонятно было тебе, смертная, с первого раза, что искомое тобой — тайна?

— Бог ты мой!

— Твое потрясение забавно, но не более. Я говорю, что зря ты пристаешь к высшим силам. Никто тебе ничего не откроет, так как не твоего это ума дело. И не было в том названии твоим именем никакого для тебя оскорбления. Успокойся и живи дальше.

— Скажи мне! Скажи мне, кто она! — Ее испуг и удивление изливались, как обычно, в агрессивной форме. С детства привыкшая повелевать, подчинять, причинять боль, она все свои проблемы решала с помощью силы, которой была одарена с рождения. И всегда эта сила была на ее стороне. Не чувствуя разницы, не понимая до конца, на что способно существо, которое она призвала, Мерет гнула свою линию, действуя, как всегда, нахрапом.

— Ты скажешь мне! Скажешь!

— Нет! — ответ был, тих и таил в себе ленивую угрозу, но уверенная в амулетах, что защищали ее келью с древних времен, Мерет не обратила на эту угрозу никакого внимания, заметив лишь спокойное отрицание, которое вызвало привычный гнев в ее душе, как всякое сопротивление ее воле и желаниям.

Жрица вскочила на ноги, посылая в ожившую статую излюбленную ею, болевую вспышку, в которую вложила всю свою силу.

От удара изображение рухнуло на пол, слетев с пьедестала, сбитая силовой волной. Но, вместо скулежа боли, которого она ожидала, стены кельи содрогнулись от разъяренного рычания. С пола, из обломков, поднимался на ноги шакал. Но и в этот момент благоразумие не вернулось к женщине, дабы остановить ее руку.

Эта самая рука, нахально отправила в небольшое животное (естественных размеров), новый комок боли. Первый успешный бросок, за которым не последовало ответного действия, вернее противодействия, внушил ей ложное ощущение могущества и вседозволенности.

Вспышка дошла до существа и была впитана им, от чего шакал вырос вдвое. Бездонные глаза холодно сверкнули, с клыков капала слюна. Мышцы перекатывались под шелковистой шкурой. Шакал таких размеров, мог бы без малейшего труда, загрызть быка...

Мерет лишь хмыкнула. Она чувствовала, как келья вибрирует от силы. И она черпала эту силу, собирая ее внутри себя в тугой комок. "Она заставит его! Заставит сказать правду!"

Вспышка.

Удар...

Боль.