Шпага императора

Подождали. Взгромоздили Семёна в седло и тронулись к ближайшему жилью. Вроде около версты осталось до того домика, мимо которого с Матвеем проезжали.

Небеса ненавязчиво намекнули, что скоро осень — закапало. Нужно было поторапливаться, пока не начало лить. Поспешаем!

Ехал и думал: а не создал ли я первый в истории войн спецназ? Ведь для любого командующего любым армейским подразделением от полка до армии, мои ребята... Ладно, не на вес золота, но уж на вес серебра точно. А в сочетании друг с другом, дополняя друг друга — уже на вес золота. Если всей компанией взвешивать.

Мы сегодня уничтожили более двух сотен солдат противника, сами потеряли несколько человек. Причём имея в несколько раз меньшие силы, чем эти самые баварцы.

Батюшка Александр Васильевич, в таких случаях говорил: 'Какой восторг!'.

В плане эффективности мы вроде даже генерала Котляревского переплюнули, хотя он пока ещё и не совершил своих самых славных подвигов в данной реальности.

— Сергей Лукич, — подъехал я к хорунжему, — Семёна вашего придётся на ближайшем дворе оставить. Не довезём.

— Да понимаю я, господин капитан, — кивнул донец.

— Не беспокойтесь: я хозяину заплачу...

— А вот этого не надо! — тут же вскинулся офицер. — Казаки для своего раненого и сами денег соберут.

— Ну, хорошо! — наверное, обычай у них такой. — Только дрались ведь вместе. Неужели от меня и моих солдат долю не примете?

— Наверное, можно, — слегка задумался Самойлов. — Только разрешите и я к вам с просьбой обращусь?

Нормально? Это типа я деньги заплачу, чтобы его же просьбу выполнить?

— Слушаю.

— Дозвольте нам и дальше под вашей командой воевать? Больно справно у вас получается французов бить...

— Это немцы были...

— Да какая разница, Вадим Фёдорович. Ловко вышло сегодня. Ведь мы тоже не подкачали?

— Нет, всё очень удачно прошло, Сергей Лукич. С моей стороны возражений не будет — проверенный в бою товарищ всегда предпочтительней нового и неизвестного. Если позволит ваш полковник — с удовольствием приму в отряд.

Блин! На самом деле мне такое количество казаков совершенно не нужно — десяток, да с толковым офицером, но не более. В качестве их начальника вполне Самойлов подойдёт, однако, мы не казачий отряд, а диверсионный. Донцы необходимы в качестве разведки, а не для подобных 'экспромтов', что устроили сегодня.

Молодцы, конечно, но лучше бы было скрытно отойти без потерь, чем рубать и колоть немецких драгун. А, в результате у нас и трупы, и, в различной степени раненые.

Если бы вражеская кавалерия сошла с ума, и решила нас искать и преследовать, то уж им-то устроить козью морду на лесных тропинках особого труда не составляло...

Да и вообще: а ну как начнут пытаться 'демократическим путём' решения принимать... Я понимаю, что пока ещё не тысяча девятьсот семнадцатый, но казачьи обычаи знаю 'на троечку' — нафига мне возможные проблемы?

— И ещё, Сергей Лукич... Ты извини, конечно, но постарайся понять: три десятка казаков для моего отряда — много. Сегодня была особая операция, но она для нас не характерна. Сегодня — вы молодцы! Ваши пики и сабли пришлись очень кстати. Но обычно мы действуем меньшей группой, так что более десятка казаков мне не нужно. Не обессудь. Согласен командовать десятком — буду рад принять под своё начало. Нет — извини.

— То есть вежливо намекаешь, что не ко двору мы тебе пришлись? — набычился хорунжий.

— Да не заедайся ты, Лукич! — ну вот что за упёртый экземпляр попался! — Я виноват. Я не должен был позволять вам атаковать драгун. Понимаешь?

После взрывов на дороге необходимо было скрытно отойти и всё. И ни каких раненых у нас. Именно так и должен действовать отряд. Казаки при нём — разведка, а не ударная сила. Не нравится — значит нам с тобой не по пути.

Но вина в том, что произошло не ваша — моя. И это лишний раз показывает, что так много людей мне не нужно, я не способен таким количеством управлять. А задачи у нас специфические. Пусть отряд будет малым, но он должен являться скорым и мобильным. И каждый чтобы под рукой...

Появился скачущий навстречу Егорка, которого я отправлял в предварительную разведку к ближайшему жилью. Понятно, что крайне маловероятно наличие противника в таком месте, но береженого Бог бережет...

— Так что, ваше благородие, всё спокойно, — доложил уралец. — Хозяина я предупредил. С полверсты ещё ехать.

— Спасибо, Егор Пантелеевич.

— Только... — слегка замялся казак.

— Ну что такое? Говори уже!

— Да не сильно доволен куркуль местный нашему появлению...

А кто бы сомневался!? С чего же это радоваться крестьянину визиту полусотни военных в свой дом?

Но, увы — война. Не от хорошей жизни мы к нему в гости заявимся. Ладно — на месте разберёмся.

Слева от дороги кончилась стена леса, и открылось поле. Ещё метрах в двухстах по пути и столько же в сторону виднелся хутор. Место для обороны в случае чего препоганое. Быстро оставляем раненого и поскорее валим отсюда.

Отдал приказ отправить вперёд и назад по дороге дозорных, а сам, вместе с Семёном и ещё двумя донцами поехал к жилью.

Невысокий, но кряжистый мужик встречал у ворот.

— Здравствуй, хозяин! — поприветствовал я хуторянина.

— Здравия желаем вашему благородию, — поклонился крестьянин.

Радости его лицо совершенно не выражало, но тут удивляться нечему: немалую 'головную боль' обитателям хутора мы привезли в лице раненого казака.

— Наш боец ранен, до своих не довезём. У тебя останется, — просить гостеприимства было глупо — нужно действовать решительно. Однако и слишком наглеть не стоит, надо 'подсластить пилюлю', чтобы уход за оставленным на попечение способствовал выздоровлению.

— Не беспокойся: вот три целковых, — ссыпал я деньги в немедленно протянутую навстречу ладонь, — только вы уж постарайтесь, чтобы он выздоровел.

— Премного благодарны, барин, — снова поклонился мужик. — Только мы бы и так выходили, не извольте беспокоиться. Лекаря, правда, в округе нет, а в Режицу ехать за ним боязно, но баба моя справится.

Товарищи раненого, находившегося в полуобморочном состоянии от боли и потери крови, помогли тому сойти с седла, и повели в избу, а хозяин отправился пока устраивать 'на постой' казачью кобылу.

Я остался в обществе двух пацанят, которые из во все времена неистребимого для мальчишек любопытства прибежали из дома поглазеть на гостей.

Ребята лет семи — восьми выглядели здоровыми и ухоженными. Никак не походили на рахитичных 'детей подземелья'.

Заговорить со мной не осмелились, но глазами так и пожирали...

Да уж: до жути захотелось залезть в карман и вытащить оттуда пару конфет — увы. Ни конфет, ни сахара у меня с собой не имелось. Пряников тоже. Ничего, чем можно было бы угостить этих славных белобрысых мальчуганов...

В конце концов, мальчишки одинаковы во все времена: я достал два пистолетных патрона, надкусил каждый, и выковырял пули:

— Держите, ребята! — два свинцовых шарика упали к ногам детей, и были тотчас же цапнуты маленькими ладошками.

— Благодарствуйте, барин! — вразнобой прозвучали ребячьи голоса.

Не знаю: сглупил я с таким подарком или нет, но вроде бы действительно чувствовалось, что пацаны таким сувенирам рады.

Сильно подозреваю, что их отец предпочёл бы, чтобы я дал паренькам по пятаку, но они сами, думаю, не променяли бы мои кусочки 'военного' металла даже на серебряные рубли. Во всяком случае, вспомнив себя в их возрасте, я не променял бы...

Из дома вышли оба казака и быстро, но без спешки направились ко мне.

— Всё в порядке, ваше благородие: хата справная, чистая, так что Курников подымется, если Господь позволит...

Ух ты как Ражев-то поспешает! Верно что-то на дороге!

Я оглянулся, и увидел несущегося во весь опор всадника. Разглядеть кто это конкретно возможности, разумеется, не было, но это , несомненно, один из дозорных, которые отправлены на разведку.

— Французы, ваше благородие! — выдохнул слегка очумевший казак, подскакав ко мне.

Да что ты говоришь! А я-то подумал, что марсиане десантируются!

— Где? Сколько?

— Через четверть часа здесь будут. На гусар похожи. Не разглядел точно.

Разговор вёлся уже на скаку, подробностей не выяснишь...

— Давай со своими в лес. Сразу. Потом догоните...

А с основной группой мы рванули к Себежу по уже известной дороге.

'Рванули', это, конечно, сильно сказано — не то животное лошадь, чтобы, как в киношках, летать часами галопом. Потому-то я и Ражева со товарищи для начала в лес потеряться отправил.

Есть гепард, который может на минуту-другую развить совершенно умопомрачительную для живого существа скорость, есть верблюд, который способен обогнуть земной шар по экватору, если его просто кормить и поить своевременно... Как среди людей, так и в природе, имеются и спринтеры, и марафонцы. Лошадь — 'средневик': может, конечно, и 'спурт' выдать, но ненадолго. Даже строевых более двух — трёх раз в атаку послать не получалось, чего уж про 'казачек' говорить...

Так что уходили мы спокойно: не имелось необходимости рвать жилы из наших лошадей. Совершенно никаких оснований считать, что у преследователей имеется информация о месте нахождения и направлении движения моего отряда.

Но дело не в этом — откуда ещё эскадрон кавалеристов?

Значит те ребятки, которым мы устроили 'дорожное приключение' не единственные на этом тракте?

Может и наша одна ракета дезинформировала штаб корпуса о том, что 'небольшими силами'?

А вот, поди теперь разберись: может и дивизию на Режице бросили. Как узнаешь, когда солидная погоня на хвосте?

Причём после дождя следы нашей конной оравы на дороге вполне себе конкретно читаются — не спутаешь и на лесную тропу не свернёшь. Либо уходить полным ходом, либо опять засаду устраивать...

Только кишка у нас тонка против эскадрона гусар или конноегерей, который висит на плечах: даже динамитных шашек всего несколько, а это совершенно несерьёзно будет. Только уходить! Самыми шустрыми темпами уходить.

Не загоняя лошадей, конечно, повода нестись во весь опор пока не наблюдается, а до наших передовых позиций не так и далеко. И французы (или кто там ещё) тоже об этом в курсе — вылететь во весь опор на казачью сотню, например, им наверняка категорически не улыбается.

Так что возвращаемся в темпе, но без особых паники и страха.

Не ошибся — через полчаса встретили разъезд ямбургских драгун, так что можно было уже не опасаться стычки с вражеской кавалерией, к тому же имевшей достаточно загнанных лошадей. Да и не осмелятся они соваться так близко к расположению корпуса.

Драгунский поручик предложил проводить наш отряд в расположение, но этого уже не требовалось — дальше мы уже могли следовать сами, практически ничего не опасаясь.

Сейчас главным являлось поскорее доставить информацию Витгенштейну, а дальше пусть уж командующий корпусом решает, как действовать — я не стратег, да и мнение моё никого из генералов особенно не волнует: доложу, что произошло, что наблюдал, а дальше пусть они сами крутятся...

Временное затишье. Очень временное

Когда прибыли в расположение, снова подошёл хорунжий Самойлов:

— Я тут покумекал, Вадим Фёдорович — думаю, что большинство хлопцев согласится. А полковник отпустит.

Ишь ты! Он, видите ли 'покумекал'! Всё за всех решил, и за подчинённых, и за начальство!

— Понимаешь, Лукич, не торопись с решением — мы ведь подробно-то и поговорить не успели. Да и сейчас у меня времени на это не густо: сам, небось, понимаешь, что срочно с докладом к его сиятельству надо.

Но, чтобы ты понял хотя бы приблизительно куда просишься, приведу пример: если я скажу ждать в засаде пятерых всадников в оранжевых мундирах, то сидеть и ждать именно их, и никого другого. Даже если мимо проследуют французские телеги, гружённые золотом, а в охранении только десяток голых девок — не трогать ни золота, ни девок, понял?

— Да уж куда понятнее, — слегка ошалел казак, срочно пытаясь представить 'нарисованную' мной картинку. Дурацкого вопроса: 'А что, и так может случиться?' задавать не стал — хватило соображалки 'въехать', что я утрирую.

— Вот в этом разрезе и подумай. И с ребятами своими, кто служить под моим началом захочет, обсуди.

Это, конечно, не значит, что вообще запрещу трофеи брать, но только когда не в ущерб основной задаче. Понял?

— Так точно, господин капитан!

— Вот и ладненько. А пока извини — мне срочно к генералу нужно.

Самого Витгенштейна на месте не было, и меня принял начальник штаба корпуса генерал-майор Довре.

— Проходите, капитан, давно и с нетерпением ждём известий от вашего отряда.

Я уже встречал раньше Фёдора Филипповича, но общаться непосредственно с ним как-то не приходилось. Достаточно пожилой уже человек — лет под шестьдесят, совершенно седой, но густоволосый. Невысок, лицо грубо рубленное, но мужественное.

Вкратце рассказал ему о наших приключениях. И о выводах: 'А хрен его знает, товарищ генерал-майор!'. Шёл на Режицу небольшой отряд или целая дивизия — теперь непонятно...

— На самом деле это уже не столь важно, уважаемый Вадим Фёдорович — передовые части корпуса Штейнгеля уже в Острове. За исключением двух морских полков, которые отправлены в Ригу на кораблях, все силы Финляндского корпуса со дня на день присоединятся к нам.

Вместе с тем выражаю вам благодарность за доблестные действия вашего отряда.

Я молча поклонился.

— Вы уверены, что истребили две сотни солдат противника?

— По самым скромным подсчётам, ваше превосходительство.

— Ваши потери?

— Несколько казаков.

Напрасно я подумал, что генерала устроит такая точность:

— Конкретнее, пожалуйста.

— Пятеро убито в бою, один умер позже, ещё пятеро ранены достаточно тяжело и десять легко.

Теперь начштаба удовлетворённо кивнул. Какой я всё-таки штатский ещё человек, так и не впитал в себя, что доклад должен быть максимально конкретным...

— Среди убитых и раненых только казаки?

— Точно так, ваше превосходительство, все потери в кавалерийской сшибке с драгунами. Чем прикажете заняться сейчас?

— Своими людьми. И отдыхать. Благодарю за службу!..

В расположении увидел, что Спиридон всё-таки вернулся. Да я и не сомневался на самом деле — для этого лешего любая чащоба — дом родной. Мало того, что вернулся — он ещё и небольшую косулю подстрелить по дороге умудрился. Приволок, конечно, не всю, но и доставленного мяса хватит на всю нашу ораву.

Тихон уже запалил костёр и пристраивал над ним котел. Ужин ожидался знатный...

А не попробовать ли и мне внести свой приварок к нашему столу? Удочки, конечно, я с собой не таскал, оставил в усадьбе, но всё необходимое для снаряжения нехитрой уды имелось: крючки, леска, грузила и поплавки много места не занимают. Осталось подыскать подходящую орешину и вспомнить детство. Наверняка в Себежском озере сейчас рыбы несравненно больше, чем где угодно в конце двадцатого века.

На следующее утро соскрёб себя с постели, и заставил отправиться к водоёму. Обычное дело — при походной жизни спать хочется бесконечно, но нужно продолжать жить. А небольшое усилие над собой позволяет достаточно быстро понять, что жизнь продолжается и прекрасна.