Египет. Легенда затерянной пирамиды

Что произошло? Голова разламывается от боли. Перед глазами — искры пляшут в каком-то безумном, сумасшедшем танце.

Тьма. И тяжело. Очень тяжело. Что-то давит ей на плечи....

Холодно. Она на полу? да. Спиной она чувствует твердость и холод нарядных плиток, которыми велела выложить пол своей кельи, в прошлом месяце. Они еще были так нарядно расписаны.... Их расписывала Нефрет...

А где же коврики? Мягкие пушистые коврики, что преподнесли в дар храму эти глупые кочевники.... Где.... Ах, да! она же сама их велела убрать, опасаясь, как бы продукты, предназначенные в дар богу, не испачкали их...

Темно. Погасли все свечи? Очень может быть. А почему так тяжело? Она должна встать....

Должна встать...

Что-то не пускает...

Мерет усиленно моргает. Из пелены, медленно вырисовывается картинка. А свечи-то не погасли! Здорово же она треснулась головой! Аж до темноты в глазах!

Она моргает, пытаясь разглядеть темное пятно, что нависает над ней. Давит на грудь. Не дает встать. Зрение наконец-то возвращается. Лучше бы она не видела этого! Шакал.

Огромный серый ночной хищник. Невероятно огромный! Он занимает полкомнаты! Размером с быка! Или даже больше! Какой кошмар!

Клыки приближаются к самым глазам. Какие белые. Острые. Как сверкают. Слюна срывается и капает на щеку. Мерзкая. Ледяная. Его дыхание — могильный холод, обдает ее. Из глубин пасти рождаются слова:

— Ты достала меня! Думаешь, сейчас я убью тебя? — Она пытается кивнуть, внезапно понимая, что зашла в своих играх слишком далеко. По-настоящему влипла в неприятности!

— Не — а! Я заберу твою силу! Уже забрал! Всю! До капельки! Ты — ничто! Простейшие ритуалы отныне тебе недоступны! И ты будешь жить с этим! Да! Вот как я тебя накажу!

— Пусть! — Хрипит жрица, не давая ужасу вырваться на свободу, заставляя себя думать о том, ради чего затеяла все это и, чувствуя, как эта идея вновь ослепляет, охватывает мозг, как пламя полено. — Пусть! Только накажи и ее! Причину моих бед! Накажи ее! Убей! Убей...

Клыки сверкнули молниями. Грохот сотрясает здание. Где-то раздаются женские крики. Как во сне жрица видит, как исчезает зверь. Его исчезновение, порождает взрыв, который просто разносит ее келью.

От двух стен остается лишь пыль. Кровать. Зеркало. Драгоценности. Книги. Все исчезает в этом хаосе, превращается в прах...

Взрывной волной ее выкидывает, чудом не изломав об дверной проем. Она откатывается в коридор, под прикрытие стен, и это спасает ей жизнь. Вихрь смерти еще бушует в ее бывшей келье. Громко и жалобно стонут бесценные, древние защитные амулеты, что были вмурованы в стены еще строителями храма.

Они стонут, как живые, разрушаясь. Золотым дождем осыпаются вниз. В горах мусора и грязи еще сверкают чудесные остатки древней заветной магии, но порыв ветра гасит и их.

И все стихает. Лишь безумный, полный ненависти голос жрицы воет в ночи:

— Убей ее! Ты же можешь! Убей ее!

А потом раздается глубокий, леденящий душу, издевательский хохот. Он заставляет замолкнуть все ночные звуки.

Даже Мерет...

ГЛАВА 11.

Руки нежно омывают статую. Мягкая, благоуханная вода стекает по прекрасному беломраморному лицу, струится по покатым плечам, сбегает по полной, высокой груди, плавно омывая стройную талию и, убегает ниже, по упругому животу, лаская длинные ноги. Вливается в ручьи, уходя по желобочкам вниз. Там ее уже собирают в кувшины, для дальнейшего использования. Омыв тело богини — вода стала святой!

Нежные руки омывают божественно-прекрасное тело, изливают на него кувшин за кувшином, а губы шепчут:

— Добрая, прекрасная госпожа! Молю тебя, прошу тебя, услышь мою просьбу. О милости, о помощи молю тебя. О, великая, древняя, прекрасная мать! Обо всех ты заботишься в доброте своей, всех считаешь своими детьми, и старых, и малых, и знатных, и сирых, и здоровых, и убогих. Всех привечаешь: и людей и зверей, и господ, и рабов, и деревья, и травы, и птиц небесных, и зверюшек, и тварей подземных. Все — твои дети. Все тебе любы.

Молю тебя, матушка, госпожа моя ясная, богиня прекрасная — помоги! Утоли жажду сердца глупого! Глупого — неразумного...

Я прошу тебя, я молю тебя, пусть владыка страны неблизкой, страны дальней, страны Египетской, пусть посмотрит он на мой дом, не со злобой, не с жаждою грабить, а с добрыми помыслами. Мыслями добрыми, помыслами честными. Есть у него сын, готовый к супружеству. Я же — дочь владыки ливийского.

Я молю тебя, мать земля моя, да услышь ты просьбу мою скромную, пусть пошлют к нам соседи предложение. Не войны пусть попросят — мира! Предложение о союзе. Тот союз соединит не только два сердца любящих, тот союз исцелит раны наши.

Станут ближе друг другу две страны. Два народа станут братьями! Помоги, прошу, Рея — матушка. Не за себя прошу, за своих людей. Лишь добра хочу я и им, и себе. Никому я зла не желаю. Ни о ком сердце не кручиниться, акромя его...

А как станем играть свадьбу царскую, как смогу я править вместе с мужем мудрым той землею дальней, то уговорю его почитать тебя! Да и храм возвести в той стране великой, давно потребно! Храм большой, да красивый....

Пусть все знают, удивляются, почитают пусть, помнят — любят тебя — матушку! Тебя — добрую, что всегда всех детей своих и приветит, и ласкою, помощью одарит, щедро...

Слова лились и лились. Стекали с водой по статуе. Молилась Мерит-Ра, приговаривала. Уговаривала богиню Великую, коей служила верой и правдою...

Огромные букеты складывала к ее ногам, рассказывала, как любит принца, как жаждет ее сердце биться с его сердцем рядом...

И улыбалась статуя, лучась нежно-розовым светом, без слов давая понять девушке ответ на ее просьбу.

В тот же день произошло два события. Одно случилось в Ливии. Неожиданно, на охоте, был сильно изранен львом средний сын Ливийского владыки. Промучившись несколько дней, несчастный юноша скончался. Страна вздрогнула. Вторая смерть в царской семье всего за месяц! Третья смерть в правящем роду...

Пошел шепот меж людей, что неладное творится что-то. И в храмы потянулись вереницы люда, спешащего возложить дары на алтари богов. Умаслить, умилостивить, дабы уйти, избежать их гнева...

Между Мерит-Ра и троном остался лишь ее старший брат...

Второе событие не было столь значительным. Просто утром, в разговоре между собой, разговоре давнем, не раз обсуждаемом, наметилось вдруг решение. Двое великих мужей, решили судьбу наследника престола Египетского. И решение это должно было соединить не только двух молодых людей, но и две страны в мирный союз. Были отданы приказы соответствующие...

И, по распоряжению, государя, Имхотеп занялся составлением послания, в коем предлагалось Владыке Ливийскому заключить мир. Связкой коего и скреплением, должно стать браку царскому двух наследников — Мерит-Ра и Сехем-Кнета...

Так исполнилась "скромная" просьба красавицы. Узрев и услышав этот разговор в свое Око, Амира, повелительница бурь, молча встала и отправилась благодарить свою госпожу.

Это была первая помощь со стороны Великой богини за последние несколько месяцев. Стоило дать понять богине, как высоко ценит это ее верховная жрица (а заодно и поощрить. Если не на большую помощь, так хоть на невмешательство)...

Цветы, вино, фрукты, овощи, драгоценности...

Щедрые дары были возложены на алтарь. Все были довольны. Все счастливы...

Ну, а то, что погиб в расцвете лет молодой юноша....

То, что Сехемхет ищет свою жрицу...

Что ж, такова жизнь!

А принц...

Пусть ищет! Любовь в стране никто не запрещал!

Да и причем тут будущая свадьба?

* * *

Несутся всадники. Стелется им вслед пыль. Летит четверка молодцев в белых одеждах. Вороные кони удивляют своей породой и красотой. Их бег быстр и ровен. Золотом сияет сбруя. Развеваются защитные украшения, покачиваются перья. Щиты сверкают на солнце, прикрывая спины.

И каждому ясно — спешит, торопится, высокородный вельможа. Да не простой, а принадлежащий к царскому роду!

Несется Сехемхет к храму, в котором провел две удивительные недели. Скачет, торопится, убегая от "обаятельного" образа настоящей Мерет. И летит за ним следом, не умолкая и не отставая, хохот брата, толкая в спину. Заставляя нахлестывать скакуна, ускоряя бег...

Мерзкие! Гадкие! Жалкие! Жалкие! И какие жадные! Ужасно, невыносимо жадные! И эти люди правят Египтом!

Горе! Горе! Зачем, зачем, о, глупый старик, ты нашел этого убогого, жалкого, низкого юнца? Зачем вернул его в объятия подлого, жадного, низкого божка, что сидит на троне, уверенный в своем могуществе и всесилии?

Всесилие? Могущество? Да если бы не он! Если бы он не нашел этого легкомысленного, пустого повесу, этот жалкий царек до сих пор бы лил горючие слезы. Рыдал и стенал близ алтарей молчащих богов! Он помог ему! Вернул его наследника, этого самоуверенного, наглого, развратного гаденыша, чтоб его духи ночи забрали!

И что? И где благодарность? Где земли? Золото? Корабли, набитые добром? Место чати? Дом в центре города? Нет! Нет! Нет! Ничего нет!

Власть? Рубин фараонов? О, рубин фараонов! Голубая мечта! Сказочный кристалл. Ты был так близко! Так близко! Нас разлучили! Тебя отняли! Отняли у меня! Вырвали из моих любящих рук, уже готовых принять тебя! Нежный, сверкающий, могучий дар Амон-Ра, царя царей!

Как же так? Что? Что он имеет за оказанную им, неоценимую услугу? За спасение! Да! Именно! За спасение страны! От войны! От войны за наследство, за власть! От хаоса междоусобицы! За спасение жалких жизней этих, возомнивших о себе, невесть что, людей?

Боги? Глупости! Если бы этот мальчишка, был по праву рождения равен богам, разве попал бы он в зубы воплощению Себека? Разве брат ест брата? Нет! Нет! И нет!

А Себек жрал его! Он сам мне сказал! Я помню! Я помню....

Лучше бы он сожрал его!

Как она кричала! Как страшно она кричала! Девочка! Такая красивая! Никогда! Никогда не приходилось ему до сих пор приносить в жертву божеству столь совершенное существо! Никогда, никогда, видят боги, не были мучения несчастных столь ужасны!

Она была свободнорожденной! Маленькая.... Хрупкая.... Такая красавица....

Он даже не попробовал ее....

Отдал! Отдал чистой!

Нетронутой!

Из-за него! Из-за этого мерзкого порождения гадюки! Этого вшивого шакала! Подлого, мерзкого...

— Его высочество, принц Египта, Гор-Сехем-Кнет, желают видеть верховного жреца Себека, высокоуважаемого Потифара!

Гримаса ненависти на лице старика дрогнула. Лицо стремительно изменялось. К молодым людям повернулся добродушный, радостный человек...

— О, мой принц! — Потифар поклонился, но ноги лобызать не стал. Он был обижен и зол. Да и целования ног недостойного правителя есть оскорбление верного поданного, каковым он себя считал! Кенна удостоился взгляда, причем не самого ласкового — жрец еще не забыл ни взлетов, ни падений, которыми его "развлекал" парень не так давно. — Чего желает наследник престола от скромной обители Великого божества?

Сехемхет еле сдержал улыбку, вернее ухмылку. Наглость жреца не была забыта, но он ведь пострадал! как — никак, а благодаря юноше, храм лишился пусть не своих, а всего лишь обещанных, но все же земель.

— Глубокоуважаемый жрец, — голос был холоден и официален, но вежлив, — мы желаем знать, где находится жрица, что, ухаживала за нами?

— Вот как? — нахохлившийся старик чуть не разинул рот, удивленный такой наглостью.

"То есть, сначала — унизили, ограбили, избили, а потом еще и девку ему верни, с которой он тут святое место осквернял? Ах, мерзавец! Ах, охальник! Богомерзкое жалкое похотливое отродье подлой гиены!"

Все это проносилось в голове жреца, абсолютно не отражаясь на его лице. Думая о царевиче гадости, он невинно хлопал глазками, демонстрируя полное непонимание сути дела. О какой — такой жрице речь? Не знаем, мол, ничего!

— О чем вы говорите? Я не понимаю вас, о свет очей Египетских! Вы хотите осмотреть наших женщин? Но они — святые служительницы и не могли быть с вами, так как свято блюдут законы божьи и правила этой обители! — Голос старикашки был сладок, как патока.

"Ну, что скажешь? Хитер, мерзавец! И как же мне извлечь из него информацию? Приказать братану схватить его за уши и трясти, пока он сам все не выложит? Грубо, но действенно.... Так ведь побежит жаловаться, старая.... Не будем так грубо!" Принц улыбался, подыгрывая Потифару.

— Я имею в виду, что меня спасла и вылечила, некоторым образом, воистину святая женщина. Она не упомянула своего имени, а я жажду щедро наградить ее за проявленное милосердие. Кроме того, наш отец, фараон Джосер. да будет он здрав, силен и могуч, да продлится его правление во веки веков, мечтает оказать ей должные почести.

Рядом стоял Кенна, кивая с умным видом, он подтверждал наглядно, что все сказанное — правда, и ничего, кроме правды! От первого до последнего слова! Его "честные" глаза были кристально невинны. А наглая ухмылка бродила где-то внутри (в районе желудка), не смея и носа высунуть наружу.

Цирк, да и только!

— О! — Потифар склонил голову, внешне выражая почтение перед именем правителя, а мысленно желая ему и всей царской семье.... Многих благ! — Тогда я просто обязан оказать вам посильную помощь! Все — что от меня зависит и в моих силах, будет сделано!

Ухмылка скрывал его мысли. "Давайте, давайте, гаденыши! Покажите мне эту сучку, уж я устрою ей сладкую жизнь! В пасти у зухоса! Нет! Я скормлю ее малышам Себека! Вот уж будет прекрасное, а главное, многочасовое зрелище!"

Он подал знак, и старший жрец поспешно ретировался исполнять безмолвный приказ. Он знал, о чем идет речь, так как нагло подслушивал разговор вельможных особ.

— Как вы себя чувствуете? Говорят, раны, нанесенные зухосом, долго не заживают...

— О, вы знаете, замечательно, Потифар, замечательно! Даже не ожидал! — Они прогуливались по храмовой зале, что была предназначена для аудиенций со знатью, в ожидании исполнения отданного распоряжения.

— Все хотел узнать у вас, ваше высочество, а где же вы были целых две недели? Неужто здесь, в храме? Но почему вы тогда не знали о том, что вас ищут? И потом... Мне странно, что вас никто не видел. Никто не знал о вас... — Глаза выжидательно заблестели.

— О! Честно говоря, дорогой Потифар, я еще никому не рассказывал об этом. Даже отцу! дело в том, что после того, как меня спасла эта достойная женщина, ко мне явилась могучая Сахмет и забрала с собой в Ра-Сетау, на Сехт-Аару, священные Поля Тростника. — Самозабвенно начал врать юноша, дабы отвлечь жреца от мести женщине и направить его мысли в другое русло. Мол, боги хотели, они и спасли. А эта смертная так, мелкая сошка. Она почти — что и ни причем! Сбоку — припеку!

А заодно и просто повеселиться!

Старикашка слушал, изредка крякая и всплескивая руками, как гусь крыльями. А принц продолжал:

— И пил, и ел я там с богами. Видел уже ушедших фараонов и великих жрецов прошлого, что живут там, получая почет и уважение, кои им положены, — Потифар довольно закивал, — в богатстве и радости. Смех и веселье царят в той благостной стране. Там течет множество рек, а с небес падает дождь. Три, а иногда и четыре раза в неделю! Там колосятся злаки кормовые высотой в мой рост, а некоторые — и еще выше! Диковинные фрукты и овощи растут на деревьях и прямо в траве. Сладости... неописуемой! Их вкус и врачевал меня, лучше любых лечебных трав. Веселые праздники, песни и танцы наполняют жизнь тех, кто счастливо проживает на священных этих землях, и много там...