Охотник

— Совсем ковать не умели, — ворчит себе под нос. — Одно слово — древние!

Затем подходит к решетке, упирается обеими ногами в камень мостовой и тянет на себя и вниз изо всех сил. А сил у него предостаточно. Древние, понятно, и предположить не могли, что однажды родится такое вот чудо. Решетка нехотя, со скрипом, поддается, Медвежонок усиливает нажим. Что-то с хрустом ломается, решетка падает вниз. Ощущение такое, что герры еще раз устроили землетрясение. Сколько, интересно, железа в эту штуку вбухано, представить страшно. Приставляю Медвежонка к лебедке моста, тут как раз проблем не возникает, идет, как по маслу.

— Пусть теперь поищут обходной путь, — злорадно говорит Релли.

— Могут просто разрушить пролет стены, — возражает Медвежонок.

— Не могут, — уверенно говорит девушка. — Во-первых, без шума тут не обойтись, а шуметь они остерегутся, чтобы не привлечь наше внимание. А во-вторых, стены неплохо защищены чарами. Недаром их армия не смогла их одолеть сходу, несмотря на осадные орудия и наличие сильных армейских чародеев.

— Это так, — вынужден признать господин Излон. — В магии герры на тот момент имели подавляющее преимущество.

— Вдобавок, они полагают, что нас куда больше в городе, — осеняет меня.

— Это еще почему? — удивляется чародей.

— Потому что мы охотимся за ними, а не наоборот, — развожу руками.

— Разумно, — соглашается Релли. — Они должны быть готовы к тому, что их будут преследовать крупными силами. Следовательно, нас они приняли за авангард облавы, передовую группу.

— И эта группа едва не закопала их по самые уши, — подхватываю.

— Они должны быть в панике, — заключает эльф.

— Это как раз плохо, — строго говорит господин Излон. — Теперь они будут настороже, их ходы станут опасны и непредсказуемы — ведь деваться геррам некуда, как они считают.

Это точно. Загнанная в угол крыса бывает опаснее идущего по твоему следу клыкастика. Потому что бежать ей некуда, остается только драться насмерть.

— Тогда не будем терять времени, — решает Релли.

Верхний Город прекрасен. Я никогда не пересекал внутреннюю стену, и теперь потрясен и очарован. Звенящая тишина Руины именно здесь уместна, естественна, любой звук кажется кощунством.

Фонтаны, скверы, сады, купола святилищ. Не так давно здания Нижнего Города казались мне совершенством, и словам господ магов про районы бедняков я не очень-то верил. В Тритраме (а это единственный город, который я посещал) даже Отец города живет в куда более скромном особняке, а уж обветшалая ратуша и вовсе не впечатляет в сравнении.

И только теперь я понимаю, как жили в древней столице по-настоящему богатые и знатные горожане.

— Есть еще Золотой Город, — шепчет Релли, загадочно улыбаясь.

По эту сторону стены разрушений не меньше, чем по ту. Кроме того, магии здесь на момент Потопа было в разы больше, и соответственно, гиблые места ожидают нас буквально на каждом шагу.

Крайне неприятно еще и то, что все мы несколько расслабились после стычки с геррами. Герои-победители, сам Звел не кум, кого увидим, чарами забросаем, кто не спрятался, мы не виноваты. Такие вот настроения до добра никогда не доводят, на сердце появляется неприятная тяжесть, стараюсь приструнить спутников, объясняю, почему расслабляться нельзя. Все понимают, соглашаются, но идут все равно как по городской площади в день карнавала. Больно легко все складывается, шутка ли — аж до Верхнего Города добрались без особых происшествий, герров почти победили... Быть несчастью, сердцем чую, не помогают самоуверенным ни Великий Рендом, ни Хозяйка Чужих Перекрестков.

То ли, одергивая остальных, я позабыл про себя, то ли сказалась усталость, то ли Рендом-удача решил, что за жертвенную рыбу сполна отплатил, не знаю. Только птица несчастья гадит именно на мою голову.

Очередной завал преграждает путь. Можно свернуть в переулок и попытать счастья там, но мы решаем срезать путь и пройти насквозь ближайший особняк. К слову, здание временем почти не тронуто, на совесть строили древние мастера. Потому и рискнули, забыв, что нельзя, нельзя, нельзя так по Руине ходить.

Иду первым, захожу в приоткрытую дверь, делаю первый шаг... Камни под ногами вдруг уходят вниз, я лечу вслед за ними. Последнее, что слышу, грохот рушащегося дома, последнее, что чувствую — сильные удары по плечам и голове. Последнее, что вижу — темнота...

XXVI.

Ни света, ни звука, ни памяти, ни желаний. Наверное, так чувствуют себя те, кому не довелось попасть в счастливые леса Звела. Или отрубы, выходящие ночью на охоту за живой плотью. Плыву в пустоте, как засохший листок по весеннему ручью. Плыву...

Появляется звук. Глухой, почти не слышный, но именно он выводит меня из странного оцепенения. Открываю глаза, ощупываю голову. На волосах — корка запекшейся крови, рукой двигать больно. Больно настолько, что лучше и не пытаться, но чую, перелома нет, то ли сильный ушиб, то ли плечо вывихнул. Плохо, очень плохо. С одной рукой мне наверх нипочем не вылезти, и лук не натянуть, случись что. Однорукий — дичь, а не охотник.

— Барго, эй, Барго! Откликнись же, свин! Ну, Барго же!

Это Медвежонок шепчет. То есть, он, конечно, кричит во всю глотку, но через толщу камня звук почти не проходит.

— Здесь! — кричу в ответ. Не слышит, поросенок.

— Барго! Отзовись! Барго!

— Здесь! — ору, срывая горло.

— Тихо! Я, кажется, что-то слышу! Заткнулись все (ага, там не только Медвежонок орал. И как же, скажите на милость, они что-то в ответ услышать рассчитывали?).

— Здесь! — ору из все сил, кашель неожиданно рвет горло. И как я теперь буду отрубам с костяками объяснять, что я несъедобный, когда за мной пожалуют?

— Есть! — голос Релли почти не слышен, но слух у меня тонкий, как и полагается человеку Леса. — Господин Излон, прошу вас наложить на меня Чуткое ухо. Быстрее!

И через некоторое время:

— Барго, ты меня слышишь?

— Слышу, — говорю. — Живой я, не волнуйтесь.

— Тебя завалило?

Хороший вопрос. Понятия не имею, сейчас посмотрим. Подтягиваю под себя ноги — шевелятся. Пытаюсь приподняться, задеваю головой камень. Больно! Осторожно выползаю из каменной ловушки, шипя от боли в поврежденном плече.

— Барго!

Волнуются. Мелочь вроде, а приятно.

— Все в порядке, успокойся. Двигаться могу, переломов, вроде, нет.

— Точно нет? На тебе дуэльный пояс, он боль притупляет.

Вот почему я почти нормально себя чувствую! Кровь ручьями течь должна, а пальцы лишь корку засохшую ощущают. Вовремя Великий Рендом с поясом подсуетился. Или это Звел-охотник выручил? Спасибо им всем, тем, кто помог или хотя бы не мешал.

Осторожно ощупываю себя на предмет переломов. Нет, вроде бы, свезло.

— Барго, мы не сможем тебя откопать. — голос Релли звучит виновато. — Тут весь дом обрушился. Нет ли под землей прохода?

Под землей нет ничего, кроме темноты. Зато ее — хоть ложкой ешь. Ничего, у нас свои хитрости есть, маленькие, но донельзя полезные. К примеру, наговор ночного зрения. А вы как думали, ночью по лесу ходить — не фиги воробьям крутить.

— Живы хоть все? — спрашиваю. Медвежонка и Релли я уже слышал, господин Излон тоже в порядке, раз чары накладывать может. А вот эльф как, уцелел ли? Он, конечно, лучший разведчик у брата, не только сам уберечься должен, а и остальных вытащить, случись что. Но мало ли, остроухие себя в городах неуверенно чувствуют, Рив сто раз это говорил.

— Не волнуйся, все живы. В дом даже войти не успели, как он рушиться начал. Так есть проход или нет?

— Подождите, сейчас осмотрюсь, — кричу наверх. И быстро читаю наговор.

Тьма отступает, тихонько, неспешно. Теперь я могу видеть шагов на восемь окрест, больше пока и не нужно.

Первым делом смотрю вверх, потому как не понимаю, отчего меня не засыпало. Над головой стена дома, или изрядный ее кусок. Лежит косо, край аккурат над тем местом, где моя голова находилась. Да уж, расщедрился Рендом, не знаю уж, как и отдариваться буду. Пара пальцев вниз, и — поклон вам, счастливые леса Звела. Нагромождение камней, а дальше, кажется, проход темнеет. Только до него не вдруг и доберешься.

— Выберусь, — говорю уверенно. — Дуйте к Золотой Башне, там и встретимся.

А что прикажете делать? Завал этот они месяц разбирать будут, я так или иначе с голоду сдохнуть успею. Пусть уж идут, благо до Башни недолго осталось. А я уж как-нибудь не пропаду, выберусь. А если нет, значит, судьба моя такая, Хозяйке Чужих Перекрестков завсегда виднее.

— Точно? — с сомнением спрашивает Релли. Кажется, толща камня мешает ей слушать мои мысли, вот и хорошо.

— Сказал же, выберусь, — говорю недовольно. — Не ждите. Релли, я не в первый раз в подземелья попадаю. Не маленький, не пропаду.

А это как раз правда, от первого до последнего слова. Случалось мне и раньше под землю попадать, и выбирался всегда. Только вот, потому и представляю себе, что меня здесь ждет. Это на улицы нежить погулять выходит, а здесь она дома. А я лук натянуть не могу!

— До встречи, — кричу и начинаю разбирать завал. На душе тошно, не люблю я врать. А вот приходится порой.

— До встречи, — эхом откликается Релли. Сдается мне, не поверила она, женщины ведь ложь сердцем чуют. Не беда, еще они умеют себя убеждать, что сказанная им (или ими, без разницы) ложь — самая, что ни на есть, святая правда. Чем мы, мужчины, постоянно и пользуемся.

Разгребать мешающие камни одной рукой неудобно, что и говорить. Однако приходится. Не торопясь, с перерывами, стараясь не повредить больную руку еще сильнее. Крупных камней здесь нет, с мелочью справлюсь.

Потихоньку появляется сноровка, дело идет быстрее. Везде привычка нужна, за что ни возьмись.

Наконец, мне удалось проделать в завале нечто вроде мышиной норы. По-хорошему, надо продолжить, упаси Звел, застряну еще, тогда точно конец.

Верчусь змеей, скриплю зубами от боли в руке, но ползу. Голова и плечи проходят, зад застревает. Рычу, извиваюсь, кое-как все же протискиваюсь. Да, это проход, я не ошибся. Вопрос, куда он ведет, и ведет ли вообще хоть куда-то?

Кряхтя, поднимаюсь на ноги. Сколько раз я Звелу клялся, что не полезу больше в это гиблое место? Каждый раз ведь, возвращаясь, обещал, и каждый раз лезу снова. Ну что за дурак, а? Потому, наверное, и жив до сих пор, боги дураков любят, скучно им без дураков.

Короткий коридор выводит меня из дома на улицу. Настоящую, подземную улицу. Вот он какой, Алирок, ну, здравствуй, вот и свиделись.

Ночное зрение мешает, подземная Руина хорошо освещена. Непонятно, что это за зеленые полосы на стенах, но света они дают более чем достаточно. Только вот неживой он какой-то, но это как-нибудь переживу.

Иду по улице, прячась в тенях. Здесь это не сложно, только вот, мертвяки живых не глазами находят. Но от других тварей (а мертвяки, поверьте, не самое страшное, что в Руине случиться может) порой помогает. Ступаю неслышно, благо, под ногами толстый слой пыли. Зато следы оставляю такие, слепой увидит. Отрубам-то это безразлично, костякам тоже, а вот случись здесь кукловод, жизнь осложнит сразу.

Но меня это не слишком волнует. Мало ли кто встретиться может в проклятом месте, от каждого не убережешься. Со следами я все равно поделать ничего не могу, разве что найти метлу и смести к оленям всю пыль в подземелье.

Сначала я думал зайти в ближайший дом и найти путь наверх. Ведь Алирок всего лишь нижние этажи домов Руины, а значит, должны быть и лестницы. Но вот заходить в дома отчего-то не хочется. Не уверен, что смогу поладить с их жильцами. К зданиям вообще лучше не приближаться, вылезут и сцапают, охнуть не успеешь. А посреди улицы я слишком заметен. Приходится быстро перебегать освещенные участки и раз за разом замирать в тенях.

Впереди недвижимой статуей замер костяк. Едва его не проглядел, стоит себе, не двигается, тихий такой, спокойный. Вообще-то, костяки далеко не всегда на людей бросаются, те же отрубы куда чаще. Но испытывать его миролюбие желания нет. Осторожно обхожу мертвяка со спины, тот сразу начинает шевелиться, но как-то вяло. Словно ленивая собака на цепи, когда понимает, что знакомый гость дому не угрожает. И неохота, а долг заставляет показать, не сплю, мол, охраняю.

Кривой походкой, будто скоморохи, вываливаются из пустого проема трое отрубов. Замираю на месте, коли учуют живую кровь, придется драться. А если повернут в мою сторону, учуют непременно.

Повезло, двинулись от меня. Один, правда, башкой покрутил, словно насторожило что-то. Но проверять не полез, так все трое и ушагали.

Стою не шевелясь, жду, пока из вида скроются. И обнаруживаю вдруг, что сжимаю лук поврежденной рукой.

Шевелю пальцами, болит, но не сильно. Натягиваю тетиву, боги мои! Болит, зараза, так, что зубы сводит. И все же куда меньше, чем раньше, это радует. Звел даст, скоро совсем пройдет, пояс-то на мне дуэльный, небось, и не такое лечил.

Крадусь вслед за отрубами, осторожно, будто сквозь нож-траву пробираюсь. И все-таки нарываюсь. Высовываюсь из-за угла, а они стоят, любезные. И бельмами своими на меня глазеют.

Трое — это для меня тьфу. Справлюсь, хоть и рядом они совсем, и рука вторая еще не отошла. В крайнем случае, убежать завсегда можно. Но стоит шум поднять, остальные из домов полезут, они-то меня и поймают, и оприходуют.

Отрубы нападать не спешат. Собственно, до меня им вообще дела нет никакого, развернулись себе и дальше пошли. А меня трясет, как медведь грушу, руки дрожат, ноги не ходят. Стою, жду, пока отпустит.

Сворачиваю в переулок, эх-хо, самое смешное только начинается. Целая толпа отрубов, и если не ошибаюсь, куклы они. Больно слаженно двигаются, ни дать, ни взять, армия на параде. И одеты все, как один, в красные лохмотья, и даже знамя один тащит красное с ромбом белым. Герб какой, наверное, я в этих благородных материях ни бельмеса не понимаю.

Дергаюсь обратно — и там толпа, только в синем. И тоже с флагом. Что на нем, разглядывать нет времени, куда-то надо бежать. Тут уж перебирать поздно, заскакиваю в ближайший дом, если это загонщики, то попался я намертво. Дом-то полуразрушенный, четыре комнаты на этаже всего и уцелели, лестницы если и есть, то до них нипочем не добраться.

Остается только ждать и молиться всем богам, каких вспомнить могу. Потому как Звелу такое чудо нипочем одному не потянуть.

Забиваюсь в угол, как испуганный ребенок, даже и не думая защищать проем. Бесполезно, только мучения длить. Надо бы еще пояс снять, ведь не даст, собака, и умереть спокойно, но не время сейчас со сложными застежками возиться.

Беру себя в руки, прикидываю свои шансы. Это как раз времени не отнимает, не так уж их много. Точнее, нет вовсе. Если среди отрубов есть кукловод (а он есть, не сомневаюсь даже), то мне не уйти. Даже если меня не заметили, даже если следы затоптали (что скорее всего), кукловод меня учует.

Прислушиваюсь, и не понимаю, что происходит. Дерутся они там, что ли?

Наплевав на осторожность, высовываюсь из окна. Точно, дерутся. С ума посходили или меня делят?