Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
После слова "подумай" Искандера можно полчаса не беспокоить. А вот у самого Боголюбского мечутся зрачки при взгляде в никуда. Просчитывает варианты.
— Это может быть невозможно.
— Это — что, Государь? Найти свидетельства соучастия Яромира в убийстве его брата? — Да. Найти убедительные доказательства соучастия, клятвопреступления, измены, исполнения страшных языческих обрядов, ущемления церкви христовой, сношения с врагами датской короны...? — Тяжело. Но можно.
* * *
Разницу между "свидетельством" и "доказательством" понимаете?
Свидетель:
— Каин подошёл к Авелю и стукнул его дубинкой по голове.
Доказатель:
— Авель лежит, голова пробита. Других людей в мире нет. Значит — Каин.
Доказательство? — Убедительно.
А что есть, пусть и не люди, а женщины и дети... орлы роняют черепах, метеориты прилетают...
* * *
Конечно, мне интересно: а что ж там на самом деле случилось? "Хочу всё знать". И историческую истину — тоже. Но здесь я не историк, а политик. Конечно, я следую реалу, истине. Но я и создаю их. Придумываю и творю правду. И не столь уж важно насколько моя правда соответствует истине "здесь и сейчас". Убил ли Яромир брата, или только мечтал об этом, или, как Генрих II Плантагенет, просто эмоционально высказался в кругу подручных. Это всё интересно. И — не важно. Нынче важно — чей Руян.
А когда через столетие, или через восемь, кто-то докопается... Взгляните на сочинения Гельмольда. Враньё? Но столетиями оно и его производные воспроизводились и повторялись. Вошли в сумму базовых национальных стереотипов.
"... славянскому народу свойственна ненасытная жестокость, почему они не переносят мира...".
Миллионы людей десятками поколений этим думали.
Я подсовываю столь... аморфный, неопределённый план Михалко. Никто другой из присутствующих с ним не справится. У него есть опыт лжи, успехов и неудач в её раскалывания, не только русский, но и тюркский из Торческа, и, главное, он успел по возрасту хватануть "византийщины". В том числе, в форме прямого и завуалированного обманов. И распознавания их.
Ещё: он Комнин. Яромир и Стоислав займут перед ним "крайне почтительную позицию". Для северных аристократиков, только выскочивших из дикости, только вступивших в круг цивилизованных народов, племянник императора ромеем — из серии про небожителей. В народах более простых — плевать. Там — у кого кулак больше. На юге, среди более продвинутых: "да видали мы этих греков, козотрахи все". А вот здесь самое то: "Париж! О! Заграница! Ах! Шанхайские барсы! Как стильно! Живут же люди...".
Михалко — может, и ему деваться некуда. Иначе Боголюбский его просто вышибет с Руси. Только без каравана, свиты, поддержки. Возможно — прямо в руки моим палачам.
Он это понимает. Но... хотел бы попроще по задаче и подороже по награде.
— Пойди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что...
— Отнюдь. "Туда" — ты знаешь. Волин, Руян, Роскилле. На Руяне конкретно: Кореница, Ральсвик, пепелище Арконы. В Коренице — слуги, которые всё видят и слышат. В Ральсвике — торговцы, беглецы из Арконы. Видели, слышали. Возле Арконы — битые язычники. Недобитые, уцелевшие. Злые на изменивших вере предков князей. В Волине — беглец Стоислав и его люди. Предполагаю, что он прознал о заговоре брата и испугался, что будет следующим покойником. Или, вернее, сам принимал участие и также испугался. Поэтому не побежал с доносом к Вальдемару, а отправился к родственникам матери.
Тут есть оттенок, о котором надо предупредить.
— Каковы должны быть "неопровержимые доказательства" — сам придумаешь. Я вполне доверяю твоему уму. Но они и вправду должны доказывать вину Яромира очевидным образом. Потому что есть риск, что Вальдемар или Абсалон сами в этом... деле. Тебе предстоит объявить о результатах своего расследования не перед королём или епископом, а публично, перед собранием высшей знати. Так, чтобы у Вальдемара не возникло искушения замолчать, спрятать эту историю.
— Но... но как же... если он не убивал... или убил, но нет свидетельств... это же будет обман, ложь? Это же несправедливо?
Бедный Глебушка. "Светлый мальчик", попавший вдруг в дерьмо политики.
Пускаю повтор. "Для детей и юношества".
— Справедливость... Люди говорят: человеческая нравственность заканчивается у ног Бога, и не думай, что это плохо или хорошо. Это просто по-другому.
Не воспринял. Попробуем более конкретно.
— Если Яромир убил, но Михалко не сможет найти тому подтверждений, будешь ли ты молиться о здоровье брата во христе, князя, славянина Яромира? Братоубийцы? Или о том, чтобы твой дядя, воздал преступнику по делам его? О спасении души дяди, пусть бы и солгавшего ради справедливого воздаяния? Ты слышал фразу: "ложь во спасение"? Избавить этот народ — руян, от власти лживого и преступного владыки, от пособника врага рода человеческого, разве не спасение?
Обратимся к душе юного князя. Учитывая возраст большинства присутствующих — к большинству душ.
— Если твой дядя докажет вину Яромира, то, вероятно, утвердиться в тех краях. Сможет "наклонить тарелку германской нации" на юг. Тысячи благородных юношей в тамошней империи растрачивают ныне свой пыл, таланты, жизни свои, в надежде получить владения в северных пустынях. Цвет германцев расточается среди нищих земель и людей. Если же этим юношеским мечтам будет поставлен заслон на севере, то они отправятся в Святую Землю. Своими телами и душами станут стеной вкруг Гроба Господнего. И спасут его от полчищ неверных. Что, по твоему мнению, более достойно для молодого рыцаря, для христианина: потратить жизнь на обустройство сотни десятин ничтожных полей, лесов и болот, чтобы, нарастив брюхо и набравшись болячек, умереть в старости, перепив пива? Или погибнуть в бою, с мечом в руке, истребляя басурман, в радости своей, в сиянии славы Господа?
А теперь — то же самое, но стихами:
"И пусть говорят — да, пусть говорят!
Но нет — никто не гибнет зря,
Так — лучше, чем от пива и от простуд.
Другие придут, сменив уют
На риск и непомерный труд,-
Пройдут тобой не пройденный маршрут".
"Маршрут", как было сказано другим поэтом: "отсюда и в направлении Дамаска".
Полезно напомнить:
— Вчера мы говорили о цене Иерусалима. О столетиях мучений, о миллионах страдающих. Если деяния князя Михаила укрепят защиту Святого Города хотя бы на одну десятую долю, хоть бы на одну сотую — это спасёт сотни тысяч душ христианских. Даже если он солжёт — это будет спасительная ложь. Спасение безмерного множества людей, живущих уже и ещё лишь приуготовлямых ангелами божьими к рождению на грешной земле. Разве Господь не умеет считать? Или отличать добро от зла?
Тишина. Новое состояние, озвученное вчера и применяемое сегодня: невообразимая цена заставляет пересматривать привычное.
* * *
— Не ставь локти на пульт.
— А чё?
— Кнопка. Нажмёшь случайно — пол-шарика в ядерную пыль.
Мда... Трясти начинает ещё до выхода из дома на службу.
* * *
Дожмём образом:
— Вчера мы говорили о подвиге Георгия Победоносца. Я не знаю, кто будет героем или копьём, поражающем дракона. Но князь Михаил может стать стременем. Если исполнит задуманное. Стременем, без которого ни подвига, ни героя не будет. Справедливо ли, по суждению твоему, обречь тьмы тем душ христианских на мучения многие столетия? Потому, что ты усомнился в злодействе неизвестного тебе князя?
Молчит. Эх, Глебушка, ответственность — тяжкий груз. Который одних размазывает, других загоняет в монашество, третьи спиваются... Тебе хорошо: ты маленький, за тебя решают другие. Но скоро это пройдёт.
— Не, не получится. Эта ж девка... ну... она ж из нас, из мономашичей. А родню... не, нельзя.
Скорость восстановления мыслительных способностей Искандера возрастает день ото дня. Может, я зря к парню так пренебрежительно? Может, ему просто не было повода подумать о постороннем?
* * *
" — Ты же раньше не разговаривал!
— Так овсянка была посолена".
* * *
— Ты прав. Браки между родственниками запрещены. В православии — по седьмое колено. В католичестве не должно быть общего предка в четвёртом колене. Князь Михаил Мономаху внук. А Софья Вальдемаровна — пра-пра-внучка. Этого достаточно, чтобы провести католический обряд. Как и князю Всеволоду, князю Михаилу придётся перед свадьбой принять католичество. Абсалон будет в восторге: он любит доносить. В смысле: истинную веру. Довольно забавное мероприятие, потом расскажешь.
Следует ли мне объяснять, что такая уникальная возможность: окрестить в католичество племянника императора ромеев, брата русского государя, возвысит Абсалона в его собственных глазах и глазах окружающих. Одно это, в сочетании, конечно, с умильным выражением лица и восторженными словами, превратит епископа в горячего сторонника брака и самого князя.
Да епископ будет просто кипятком писать! Обратить в христианство целый народ, уничтожить четырёхголового идола. Да ещё и Комнина привести в лоно! Какие ещё деяния лучше подтверждают благодать Господню, пребывающую на нём?!
С другой стороны, при возможных будущих коллизиях, достаточно одному из супругов перейти в православие, как брак становится некошерным. И можно, например, выбирать себе следующую жену. С новым пристойным приданым.
Глава 602
— Латинский обряд — ересь.
Вот кто бы спорил.
— Как только князь Михалко утвердится в тамошних землях, мы пошлём туда достаточно наших попов.
Тема... Темы... Не очевидны. Надо смотреть на месте.
До сих пор, в Каупе, в Саксонии, отчасти в Гданьске, мы следуем "бутерброду": правитель принимает ту веру, которая приятна туземцам. А его люди сохраняют православие. Для их нужд ставят молельни, часовни, храмы. Кладбище отдельное. Это вызывает раздражение местных попов и интерес, тягу к новому, у остальных. Раздражение гасится отдалённостью, отсутствием сильно публичной проповеди. И, главное, поддержкой властей. Как веками существуют иудейские общины в Европе. Не скажу — "спокойно", но — существуют. А интерес аборигенов поддерживается и материальными стимулами. В Каупе, например, уходом из-под перунистического налогообложения.
— А этот... епископ твой? Как? Насчёт православия?
— Он не мой. Он роскильский. Время. Ситуация. Я не удивлюсь если, при некоторых событиях, князь Михалко станет... м-м-м... королём Дании. Чему вы удивляетесь? Все люди смертны. Кто кого переживёт — одному Господу ведомо.
Ещё один круг тем. По которому я не берусь высказываться. У меня есть глухое предчувствие, что отправка Ростиславы в Саксонию существенно изменила ход тамошних событий. Не знаю, чувствую.
С Руяна просматривается ряд интересных развитий. На север, на юг, на запад. Что из этого возможно, как, когда, за какую цену... И что из этого "хорошо"... Не знаю. Надо смотреть ближе. По времени и по месту.
— Пошлём. А как они туда доберутся? Как он сам туда доберётся?! Новгородские пути закрыты. Что-то ты Воевода... благие пожелания... где-то, что-то, хорошо бы...
— Князь Глеб, не так ли ты возмущался вчера, думая, что я забыл про Днепровские пороги?
Так, где тут у меня другая картинка?
— Итак. Князь Михалко собирает караван. Нынче же. По воле Государя, конечно. Едва снесёт лёд — караван уходит вверх по Днепру. До Касплянского волока или до Вержавского пути — на месте решите.
Э-эх, места знакомые. Сколько я там ножками потопал, ручками полапал, глазками похлопал. И дум понадумал.
— Выкатывается на Двину к Велижу. Туда подойдут и мои кораблики с Волги. Думаю, что 6-8 морских ушкуев мои люди сумеют собрать.
— Они — на Волге! А речь про Двину!
— Я знаю. Между Волгой вблизи озера Пено и верхней Двиной, Двинцом, в половодье можно перетащиться.
— Опять хрень! Нет там волоков!
— Глеб Юрьевич, я ведь не со слов чужих говорю, я сам там ножками проходил. Два года мои люди, специально обученные, по тем местам ходят. И зимой, и в половодье, и в межень.
Короткий обмен взглядами с Боголюбским. Он не забыл мой провальный поход в Великие Луки. А уж как я не забыл...!
Даже в 21 в. "сухой промежуток" на этом маршруте — 1.5-2 км. В 12 в. воды больше. А уж в половодье...
Почему нет волоков? — А зачем? Места безлюдные, бедные. Товар сюда везти некому. А транзит, "из варяг в греки" и "из варяг в хазары", идёт восточное или западнее. Широтный трафик не востребован.
Мои ребята прошлись там несколько раз. Понятно — не демонстрируя. Но есть подробные кроки местности, есть промеры глубин на речках и озёрах, пробиты шурфы на разделяющих грядах. Объём земляных работ на два порядка меньше, чем в "Порожнем" канале. Но надо строить землечерпалку. А двигателей нет. На конном приводе такая громоздкая хрень получается... Но — надо. И не одну. И нужно брать под себя эту землю. Которая нынче Смоленское княжество. Что непросто и чревато.
Думаю я. Прикидываю, примеряюсь.
— И что? Вот он скатится до Полоцка. А дальше? Там же язычники дикие. Ни одну лодию не пропускают. Бьют-грабят-режут. Или ты туда войском собрался?
— Вот чертёж той земли. Двина. Полоцк, Городно, Неман. Самбия. Тувангсте, Кауп, Ромов, где их главный, Криве-Кривайто, сидит.
— Ва-аня. А ты и у этих злых язычников бывал? Они ж, говорят, христиан живьём сжигают.
— Говорят. Живьём. Прямо на конях. Нет, Глебушка, туда ещё не забегал. Но какие наши годы? Сбегаем ещё. В Каупе сидит князем Кестут, последний князь Московской Литвы. Ты его помнить должен.
Боголюбский чуть прищуривается вспоминая.
— Это который Калауза обдурил и со своим народом от него сбежал? Помню.
— Кестут пожил у меня зиму и с частью своих людей ушёл на Самбию. Его дедушка, главный среди князей пруссов Камбилла, князь Тувангсте, принял внучка по-доброму и выделил ему землю — развалины давнего Каупа-городка. Кестут городок отстроил, округу немалую под себя взял, пару церквей поставил, канал в косе рядом, вроде моего в Переборах, но побольше, построил. Городок растёт, округа расширяется, людьми наполняется. Торг немалый ведёт, богатеет.
— Там же язычники! Какие там церкви?!
Я многозначительно ухмыльнулся. Манера Кастуся использовать базовое правило эволюции хомнутых сапиенсов — "секс в обмен на еду" — с расширениями вроде: а также на веру, труд, жильё, синие рубахи и прочие красивости с полезностями... весьма эффективна.
— Церкви — православные. А сам Кестут с нынешним Криве-Кривайто — в большой дружбе и уважении. Хотя, конечно, подарков пришлось подарить...
"Осёл, гружёный золотом, возьмёт любой город". А церковную иерархию?
— Я туда посылал караваны. Товары разные, вещи полезные, людей знающих. Кестут слал мне своё. И, среди прочего, охранный знак от самого Криве. Типа: подателя сего накормить, напоить, спать уложить. И никакого худа ему не делать. А то придёт сам Перун и сделает всем бо-бо.
Я повернулся к Михалко.
— Тихохонько идёшь по Руси. На Двине тебя догонят мои ушкуи. Привезут вещицы для Кестута, людей. И охранный знак — он во Всеволжске лежит. Тихохонько проходишь Полоцк. Без звона! Без рассказов лишних. У язычников показываешь знак. Снова спокойно, без гонора. Идёшь до устья. Оттуда вдоль берега в Кауп. Кастусь примет тебя как родного. Но наглеть не надо. Гонор всякий, типа: ты — князёк дикий, а я самого императора кровь... Он для тебя много чего сделает. Но и ты к нему... с душой.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |