Цугцванг для Мастерграда

И? — поднял бровь Петелин, — договаривайте, герр собственник стола.

— Я даю трепку, — прорычал человек.

— Трепку? — переспросил Петелин, чуть наклонив голову. Набить наглецу морду — да запросто! — а сможете?

Человек презрительно скривил губы и посмотрел в сторону кабатчика, тот, наклонившись над стойкой, нашептывал двум крепким вышибалам с деревянными дубинками в руках, косясь на разгорающийся скандал.

— Не здесь, выйдем на улицу, — рыкнул наглец, вскакивая с лавки и, навис над столом.

— Ну айда выйдем, посмотрим на твою трепку— произнес по-русски Петелин во весь голос и поднялся, а драчун, широко распахнув глаза, рухнул на место. Застыл с каменным лицом.

— Вы русский? — произнес, не отрывая взгляда от лица Петелина по-русски с едва заметным акцентом.

— Русский, русский, — с заметным раздражением ответил Петелин, — А что это меняет?

Лицо драчуна расплылось в виноватой улыбке.

— Все меняет, дорогой вы мой. Все! — он вскочил и наклонил голову, — Прошу меня извинить за невольный конфуз — я подумал было, когда вы отозвались по-немецки, что вы из этих, — кивнул в сторону наблюдавших за ссорой посетителей и продолжил, — Позвольте представиться: лейтенант Вильчек. Генрих Вильчек, силезский дворянин и командир наемной роты. А еще недавний студиоз петроградского филиала московского университета. Позвольте, чтобы загладить мою невольную ошибку, заказать вам ужин.

Драться на дуэли, вроде бы и со своими и даже где-то с земляком — Егор Петелин пару лет жил в Петрограде... было как-то неправильно. Опустился на лавку.

— Извинения приняты!

Вильчек вдруг раскатисто захохотал, тут же обернулся к ближайшей служанке, поманил.

— Тащи все лучшее, что у вас есть на двоих! — произнес решительным и напористым голосом, когда служанка подошла, — и, повернулся к Вильчеку, — виски или пиво? Предупреждаю, пиво у них сущее дерьмо!

— Тогда виски, — кивнул Петелин. К тому же пиво он недолюбливал. Виски, конечно, по сравнению с водкой и коньяком мастерградской выделки — дерьмо, но где взять благородные напитки в такой вонючей дыре как Нью-Йорк?

— Неси, да только хорошее, а то смотри мне! — громко подвел итог Вильчек и хлопнул, придавая ускорение, служанку по упругому заду. Притворно взвизгнув, девушка умчалась, провожаемая взглядами обоих молодых людей, на кухню, — А вас как, сударь, звать-величать?

— Егор, Егор Петелин, старший лейтенант военно-воздушного флота Мастерграда, — и протянул руку, Вильчек предварительно с сомнением взглянув на свою ладонь, осторожно пожал, потом до него дошла фамилия.

— Петелин? — кожа на его лбу сморщилась от удивления, — а генерал Петелин вам, сударь, кто?

— Отец, только он не генерал уже. Император Петр за приморское сражение пожаловал его фельдмаршалом.

— Поздравляю, искренне, от всей души поздравляю! Разговаривал я с вашим батюшкой дважды. Помог он мне не скрою, так что обязан я ему многим... А здесь то вы как? — сменил он тему, — Нас вот, грешных оставили при посольстве, охранять его, а вам летчикам сам бог велел на передовой быть. Аки ангелам божьим над землей летать и врага оттуда разить! — на стол опустилась бутылка и два стакана. На это раз служанка, фыркнув, увернулась от хлопка по приятным мужскому глазу округлостям.

— Ну где-то так и есть, только половина нашего отряда на передовой, а половина отдыхает, — Петелин неопределенно покрутил ладонью, — скоро, похоже уже скоро будем на передовой... — он замолчал, явно не желая развивать тему. Вильчек удивленно приподнял брови — армия то удалилась на пару сотен километров и как это летчики собираются вскоре появиться на передовой? Но, не настаивал. Военная тайна — есть военная тайна!

— Понятно, — на свет появился матросский нож, не раз бывавший в рукопашных, отковырнул пробку. В душном воздухе забегаловки появился отчетливый запах спиртного.

— Сейчас мы с вами выпьем за разъяснение нашего конфуза и за сотрудничество и дружбу всех войск российских! — Вильчек воткнул нож в столешницу и разлил виски по кружкам.

— Дружбу, — проворчал Петелин, поднимая кружку.

— Да вы не сердитесь, клянусь честью, местный сброд, как вы, мастерградцы, говорите — достал. Пришлось кое-кого поучить хорошим манерам. А тут смотрю ко мне за стол садится... без спроса. Ну и что мне было думать. А? Вот и погорячился... Ну это ладно, главное, что все вовремя выяснилось! Ну, господин летчик, за дружбу всех войск российских!

Цокнули стаканы...

Когда глубоким вечером Петелин и Вильчек вышли на улицу, друзьями их еще нельзя было назвать, но добрыми приятелями — безусловно.

Глава 12

Русская армия встала лагерем, не доходя пары сотен километров от столицы навахо, на берегу безымянной реки. В тот же день саперные роты гвардейской бригады приступили к обустройству полевого аэродрома для дирижаблей: тарахтели трактора, расчищая площадку, а саперы монтировали на земле из привезенных с собой деталей причальную башню, высотой почти пятнадцать метров.

Через три дня в голубое небо фаллическим символом вонзалась причальная башня, а самолеты — все десять бортов летного отряда мастерградцев, покачивались у причала, на берегу речки. Авиаотряд вновь получил ту же цель, что и во время закончившегося катастрофой рейда двух новейших дирижабля мастерградской постройки: 'Александр Невский' и 'Иосиф Сталин' на столицу навахо, город Свободы, два года тому назад — разбомбить его и тем самым уничтожить изрядную часть промышленности индейцев и большую часть их верхушки. Только в этот раз с гораздо большими шансами на успех. Почти все самолеты, которыми располагали навахо, были уничтожены в Европе, а строительство новых вряд ли было возможно — навахо не производили двигатели внутреннего сгорания, а запас пригодных для этого артефактов из двадцать первого века, был исчерпан или почти исчерпан. К тому же на этот раз рейд пройдет в сопровождении гидросамолетов, которые будут истребительным прикрытием неуклюжих гигантов-дирижаблей.

Подготовка заняла неделю, за это время три дирижабля 'Александр Невский' и 'Иосиф Сталин' — названные так в честь погибших аппаратов и новейший 'Иван Грозный' совершили несколько рейсов, перевозя зажигательные и 'вакуумные' бомбы из приморской базы флота на полевой аэродром. Индейцы вели себя довольно пассивно, хотя их разведывательные группы так и кружили вокруг лагеря и расположение нельзя было покинуть без риска попасть им в лапы.

Вечером последнего дня перед началом воздушной операции, когда закат в кровь окрасив траву, умирал, лагерь затих. Одни только часовые бдили.

Утро, прохладное, светлое и сверкающее, Егор Петелин встретил в кабине своего верного самолета.

Спал он тревожно, и снился ему отец, такой, какой он был после отравления зарином: смертельно бледный, с иссохшими губами с траурной каемкой. Он о чем-то просил, умолял, но, проснувшись, Егор так и не смог вспомнить, что именно. Потом долго не мог заснуть, уставясь в звонкую тьму палатки усталыми глазами. Снова задремал под утро. На это раз сон был хороший. Приснилась невеста — Настя. Она сидела на лодке, плывущий по течению Вельки; он увидел приподнятое летнее платьице, березово-белые бесстыдно раскинутые ноги, опущенные в речную воду, ладная такая, тоненькая, словно тростинка. Он секунду смотрел, чувствуя, как сохнет во рту и в чугунном звоне пухнет голова.

Загородившись ладошкой от солнца, другой поманила. С разбега Егор кинулся в реку. Прохлада воды. Колючие мурашки побежали по коже, а он, все сильнее руками, ногами, подплывал все ближе, ближе и видел уже, как ветер трепал светлые пряди ее волос, как алмазами сверкали капли воды на белоснежно коже девичьих ног...

На этом он проснулся, радостный, просветленный. Все у него будет хорошо. Сейчас он был уверен в этом! Долго лежал с открытыми глазами, наблюдая как потихоньку светлеет за тонкой преградой брезента, пока в палатку не заглянул будить дневальный...

Ревели прогреваемые моторы, запахи масла и бензина смешивались с илистым запахом реки. На настиле причала нетерпеливо переминался механик.

— Первая группа, взлет разрешаю, — услышал сквозь шум помех голос руководителя полетов.

— Вас понял! — отрапортовал хрипло, вслушиваясь в ровный гул мотора — он уже достаточно прогрелся, посмотрел еще раз на приборы — в норме.

В небо вонзились три красные ракеты и Егор, поддав газу и чисто автоматически проверив работу элеронов, устремил гидросамолет вперед. Аппарат, с каждым мгновением ускоряясь и подпрыгивая по речной ряби, поплыл вперед. Рядом разгонялся самолет приятеля и ведомого — лейтенанта Овечкина; лицо в кожаной рамке шлема пылало красными пятнами. Мелькнули палатки роты аэродромного обеспечения, речка слилась в единую мутно-синюю ленту, несколькими мгновениями спустя легкая вибрация движения по волнам исчезла — машина плавно вонзилась в грязное облачное небо. А внизу, покачивалась из стороны в сторону плоская земля.

Короткая злая судорога на миг искривила губы. Держитесь, навахо! Долг — платежом страшен.

Он волновался. На войне боятся все, здесь главное, не позволить страху взять верх над собой. Страх — естественное чувство для нормального человека, но трус — это не тот, кто боится, а тот, кто от страха бежит. К постоянной опасности на войне привыкаешь, свыкаешься с мыслью, что тебя могут убить. А еще его заботило другое — не подвести товарищей и выполнить боевое задание, а еще: проверили ли оружейники пулеметы?

Самолет Егора с 'приклеившимся' к хвосту самолетом Овечкина закружили вокруг неподвижно зависших в воздухе громадин дирижаблей, каждый из которых мог поднять по несколько тонн бомб. А когда за ними пристроились еще четыре пары гидросамолетов, армада направилась на крейсерской скорости дирижаблей, на безопасной для обстрела из стрелкового оружия высоте двух километров, на северо-запад. Внизу расстилалась однообразная и бесконечная зеленовато-серая равнина Северной Америки.

Он уже думал, что воздушная операция станет легкой прогулкой к ничего не подозревающему противнику, когда сквозь шум помех услышал голос подполковника Чеслова — командира летного отряда:

— Внимание! Я — 'Главный', я — 'Главный'. Впереди самолеты навахо!

На горизонте что-то мелькнуло, какие-то скользящие вдоль земли точки. Присмотрелся. Точно. Впереди с десяток аппаратов немного ниже русской армады.

Оглянулся: ведомый висел сразу позади, почти не отрываясь. Молодец!

— Держись, Валерка! — крикнул ему.

— Держусь, — услышал ответ из хаоса, треска и шума помех.

— Внимание! Я — 'Главный', я — 'Главный'. Не пропустить самолеты противника к дирижаблям — прозвенело в наушниках.

Все обострилось до предела — зрение, слух, мысль.

Группа парами, но соблюдая сомкнутый строй, повернула наперехват самолетам навахо.

Шли они навстречу тем же строгим строем, что и мастерградские самолеты: лесенкой, парами так, что каждая следующая защищала хвост предыдущей.

Мастерградские самолеты были выше где-то на километр. Пользуясь этим, подполковник Чеслов скомандовал атаку.

Егор наметил противника и, не теряя из виду свои и вражеские самолеты, несся на него, словно скользил с горки, стараясь держать врага в крестике прицела. Самолеты сближались со скоростью почти семьсот километров в час. Прищуренные глаза летчика горели огнем.

Еще миг и из крыльев самолета вырвутся свинцовые струи, но враг попался опытный. В последний момент увильнул из-под удара и огненные линии пулевых трас бессильно хлестанули пустоту, и Егор проскочил вражеский строй.

Вокруг медленно дрейфующих по ветру на запад дирижаблей началась сутолока. Оба строя самолетов распались на сражающиеся отдельно пары, навахо пытались прорваться к дирижаблям, русские не пускали их.

Самолеты кружили, старались поймать противника в перекрестия прицелов, зайти в хвост или атаковать сбоку.

В эфире — ядреная брань идущего в атаку смешивалась с скрежетом зубов и воплем ужаса подбитого, русская речь — с звуками гортанного языка навахо.

— Я горю! — услышал вопль ведомого. Егор оглянулся. Позади самолета ведомого полз черный траурный дым, — Ааааа! — услышал новый вопль ведомого. Его самолет вильнул навстречу, лоб в лоб, самолету навахо.

Огненно-черный шар вспух на месте столкновения.

Черт! Черт! Черт!

Егор развернулся и увидел немного пониже гидросамолет, за которым полз черный траурный дым и догоняющего его сверху, строча из пулемета, навахо. Времени на раздумья не было — сам погибай, а товарища выручай! Бросил самолет вниз, рука сдвинула рукоятку РУД (рукоятку управления двигателем) до упора вперед. Самолет, увлекаемый силой тяжести, помноженной на мощь двигателя, камнем рухнул навстречу навахо, огненные пунктиры пулевых трас сошлись на кабине самолета противника.

Он успел заметить налитыми кровью глазами, как, казалось, в нескольких метрах от кабины, самолет навахо, секунду назад казавшийся неотвратимо мощным, стремительным демоном, окутался дымным облаком взрыва и нырнул вниз.

С трудом выровняв самолет, огляделся. Небо кругом чистое, только несколько самолетов навахо, прижавшись к земле, уходили на запад.

Больше никто не пытался их остановить.

Скоро внизу замелькали аккуратные дома, двух-трехэтажные, между ровных, как по ниточке, улиц — вот она столица навахо! Двое дирижаблей повисли над центром, а третий, в окружении шустрых самолетов, на высоте километр, а пролетел через весь город.

Впереди показалась главная цель — аэродром. Егор хорошо видел с высоты как заметались по зеленому полю аэродрома темные фигурки людей и машин и даже несколько повозок, и как пришедшие в себя летчики начали выруливать на старт.

Поздно, поздно, слишком поздно! С момента организации полевого аэродрома, который дал возможность прикрыть в полете дирижабли, столица навахо обречена...

Летающий гигант поравнялся с целью, завис — опасаться ему было нечего — ПВО у навахо отсутствовало как класс. Воздушные винты закрутились в обратную сторону, компенсирую инерцию движения и небольшой встречный ветер. Из-под брюха дирижабля стремительно рухнула вниз черная точка бомбы.

Несколько томительных мгновений и бомба коснулась земли длинным штырем, взорвалась мутным и плотным облаком. Еще несколько тревожных секунд. В середине облака вспышкой сварки сверкнула искра и тут же вспухла колоссальных размеров огненным нарывом. Накрыла строения, идущие на старт самолеты, стремительно расширилась дальше. Еще через две секунды ГРОМЫХНУЛО, самолеты тряхнуло, а на месте взрыва в небо поднялся черный гриб.

Авиационной бомбе объемного взрыва снаряжалась пять тоннами окиси этилена, что эквивалентно двадцати тоннам тротила. А радиус гарантированного поражения — 100 м. Дирижабль был способен одновременно поднять до трех таких тонн, что позволяло гарантированно поразить площадь до 200000 квадратных метров — вполне сравнимо с взрывом сверхмалого ядерного боеприпасов.

* * *

Бывший ювелир по имени Авраам, бывший ценный специалист, хотя и белый, что по мнению навахо делало его неполноценным, а ныне заключенный под номером 10272 с, устало вздохнул — день только начинался, а старая спина уже совсем деревянная и ноет и, наклонился над лопатой. Чертов черенок опять соскочил!