Некоторое время у них царила идиллия: О-Най был на положении "первой жены", получая бОльшую часть внимания хозяина, и ему казалось, что теперь так будет всегда, но он жестоко ошибся. Из очередной "командировки" Зиддик привёз двух мальчиков-близнецов, намереваясь, по-видимому, завести у себя целый гарем. Девчонка быстро подружилась с новыми членами их странной "семьи", а О-Най впал в депрессию. Ему было невыносимо слышать из спальни хихиканье близнецов — он даже не трудился строить догадки, в каких местах их щекотал Зиддик. Эти создания были настолько наивны и глупы, что называли его папочкой, а то, что этот папочка делал с ними в спальне, находили весьма забавным. Что касается О-Ная, то Зиддик снова стал пренебрегать им, допускал грубости и даже как-то раз обмолвился, что подумывает его продать. Всё это не могло не удручать О-Ная и привело его на последнюю грань.
В душном полумраке бара он сунул в руку дилеру самое лучшее своё колье, а взамен получил коробочку с таблетками. Тот даже не спросил, зачем ему такая большая доза, и был явно доволен сделкой: колье стоило во много раз дороже, чем то количество таблеток, на которое он его выменял. Пробравшись к стойке и взобравшись на табурет, О-Най попросил коктейль и высыпал в бокал содержимое коробочки. Странно, но он долго не решался его выпить, хотя, казалось, его ничто не держало в этой жизни. Он положил руку на стойку рядом с бокалом, чтобы следующим движением взять его, но вдруг на его руку легла сверху другая — с пятью пальцами и в чёрной перчатке. О-Най вздрогнул и поднял взгляд.
Он увидел большие ясные глаза со смелыми искорками, взгляд которых был полон искреннего участия и беспокойства, светлые коротко подстриженные волосы и красивые тёмные брови. Перед ним стоял молодой альтерианец — О-Най узнал его по форме ушей. Он был в облегающем чёрном лётном костюме с широким поясом на бёдрах и длинном сером плаще с капюшоном. О-Най знал альтерианский и потому понял, что незнакомец сказал:
— Ты такой красивый... Зачем ты хочешь умереть?
У О-Ная вдруг сжалось сердце.
— С чего ты взял, что я хочу умереть? — пробормотал он, утопая в голубой глубине глаз незнакомца.
— Я видел, как ты бросил туда кучу таблеток, — ответил тот, показывая взглядом на бокал. — Вряд ли это лекарство от кашля. Такая доза убьёт тебя.
Его рука лежала сверху, не позволяя О-Наю взять бокал, и прежде чем тот успел взять его другой рукой, молодой альтерианец сбросил бокал на пол. Тот разбился вдребезги, коктейль с уже почти растворившимися в нём таблетками разлился. А незнакомец сказал с таким видом, будто сделал это нечаянно:
— Ой! Какой я неловкий.
— Ты знаешь, сколько я заплатил за эти таблетки? — сказал О-Най с усталой досадой. — Ты вместе с твоим звездолётом стоишь дешевле.
— Нет ничего глупее и бессмысленнее, чем покупать смерть, — ответил альтерианец серьёзно. — Да ещё так дорого.
О-Най, сам не зная отчего, заплакал. Наверно, его тронуло участие во взгляде этого ясноглазого смелого незнакомца; в том, что он смелый, О-Най почему-то ни капли не сомневался: чего стоили одни эти искорки в его упрямых глазах!
— Как тебя зовут? — спросил альтерианец.
— О-Най...
— Привет, О-Най. Рад познакомиться. Меня зовут Фалкон. Если не возражаешь, я закажу тебе другой коктейль взамен пролитого.
Фалкон заказал два коктейля — для себя и для О-Ная. Подвинув О-Наю его бокал, он сказал:
— А теперь расскажи, что у тебя случилось.
О-Най нехотя отпил глоток.
— Ты всё равно не сможешь помочь.
Длинные ресницы Фалкона дрогнули как бы в усмешке. Что-то в его глазах и во всём его гладком, красивом, открытом лице говорило О-Наю, что этот парень никогда в жизни ничего не боялся и привык добиваться своего. И О-Ная вдруг безотчётно повлекло к нему, так что даже сердце сжалось от какой-то светлой тоски. Вот кого он мог бы полюбить!
— Сначала расскажи, а потом решим, смогу я помочь или нет, — сказал Фалкон.
О-Най вздохнул. С Фалконом хотелось быть откровенным — за его ясные глаза, твёрдое пожатие руки и эти смелые искорки.
— Всё дело в Зиддике, — признался он.
Глаза Фалкона сверкнули, а потом их затянула тёмная пелена ненависти, и О-Наю показалось, что он даже немного побледнел.
— Зиддик? — спросил он глухо и хрипловато, и его верхняя губа ожесточённо приподнялась, открыв оскал белых зубов. — Что он тебе сделал?
О-Наю сделалось не по себе. Фалкон, сжав его руку, сказал:
— Ничего не бойся. Говори всё, как есть. Я должен это знать.
— Он... Он хочет меня продать, — пробормотал О-Най. — То есть, он так сказал. Он такой грубый, злой, он... он... Он просто животное. Он совсем меня не любит!
— Он держит тебя в рабстве? — спросил Фалкон, хмурясь.
— Да... То есть, не совсем... Ну, в общем, я живу с ним. — О-Най одним духом выпил коктейль и отодвинул бокал. — Пойми правильно, я добровольно согласился на это. Он ухаживал, дарил подарки... Очень дорогие. Я переехал к нему. А недавно он привёз землянку и стал жить с ней тоже. А потом он привёз близняшек... И с ними он живёт, а они называют его папочкой.
— Вот скотина, — процедил Фалкон с нескрываемой ненавистью и отвращением. И, помолчав, спросил, брезгливо дёрнув углом рта: — И ты его... любишь?
О-Най заглянул в свою душу и вдруг с удивлением понял, что никакой любви у него к Зиддику уже давно нет. Как назвать то, что он к нему испытывал, он и сам толком не знал. Как угодно, но только не любовью.
— Я... Я не знаю, — пробормотал он. — Он меня всегда баловал, дарил драгоценности и одежду, заботился обо мне... Он был по-своему добр ко мне. Но мне кажется, я ему наскучил. Я даже пытался от него уйти, но он меня не отпустил... Он собственник — относится ко мне, как к вещи.
— И тебе это не по душе? — усмехнулся Фалкон. — Зачем же ты согласился жить с ним?
— Я не знаю... Я запутался.
О-Най заказал себе ещё коктейль и рассказал Фалкону о том, как он впервые увидел Зиддика.
— Он пришёл в парикмахерскую к Айело Римо, где я работал помощником. Я побрил ему голову. Он сказал, что я ему нравлюсь, и стал приходить снова и снова. Вообще он ужасно грубый, но со мной он всегда разговаривал ласково. Дарил цветы... А потом сказал, что хочет, чтобы я жил с ним постоянно. Что он вроде как любит меня. Знаешь, он пылинке не давал на меня сесть. Один тип прислал мне открытку с... в общем, с оскорблением. Так он... отрезал ему голову! На первый взгляд кажется, что он меня любит, но с ним невыносимо тяжело жить. Он не терпит возражений. Хочет, чтобы всегда было так, как он желает. А ещё эта его шайка... Когда они напиваются — о, это не описать словами! Я бы хотел убежать оттуда, но он меня не отпустит. Он везде меня найдёт, да и бежать мне некуда, кроме Айело... Но я не хочу, чтобы у него из-за меня были неприятности. Если Зиддик меня продаст... Не знаю, что со мной будет.
— Он не имеет права, — сказал Фалкон. — Он не приобретал тебя в собственность, ты ему не раб. Таков закон.
— Поверь, ему плевать на закон, — горько усмехнулся О-Най.
— Да уж, надо полагать, — усмехнулся Фалкон. И, погладив О-Ная по руке, сказал: — Не бойся. Я не позволю ему тебя продать. Ты сделал ошибку, связавшись с ним, но тебя трудно винить... Ты его больше боялся, чем любил, когда соглашался жить с ним.
— А хуже всего то, что до сих пор не нашлось человека, который бы его как следует вздул, — вздохнул О-Най.
Фалкон тихонько засмеялся:
— Думаю, такой человек скоро найдётся. — И, посерьёзнев, сказал: — Пойдём, я провожу тебя. Тебе надо прилечь и успокоиться. Если тебе трудно идти, обопрись на мою руку.
Он проводил О-Ная до самого жилища Зиддика. Зиддика не было дома, и О-Наю вдруг невыносимо захотелось, чтобы Фалкон зашёл. Ему не хотелось расставаться с ним: от молодого альтерианца веяло уверенностью и силой, и рядом с ним О-Наю было удивительно спокойно и хорошо — совсем не так, как с Зиддиком, гораздо лучше.
— Побудь со мной, пожалуйста, — попросил он. — Ну, что тебе стоит? Мне очень страшно... Я боюсь, что что-нибудь с собой сделаю.
— Хорошо, я побуду с тобой, — согласился Фалкон.
О-Най провёл его в комнаты, усадил за стол — в большое кресло со звериными головами на спинке, в котором обычно восседал Зиддик во время попоек со своей пиратской шайкой. Это показалось ему особенно забавным: ведь это место было строго воспрещено занимать кому-либо, кроме самого хозяина. Но с Фалконом О-Най ничего не боялся, а потому, похлопав в ладоши, весело позвал землянку:
— Хаифа, у нас гость! Ставь на стол всё самое лучшее, что у нас есть!
Хаифа вышла, закутанная в покрывало, позвякивая браслетами. Испуганно взглянув на Фалкона, она воскликнула:
— Уважаемая господина сидеть на место наша повелителя капитана Зиддик! Ай-ай, это плохо, это нельзя!
Фалкон засмеялся и сказал, подстраиваясь под ломанную речь землянки:
— Моя не бояться ваша повелитель. Пусть ваша повелитель сама бояться!
Стол ломился от еды, вина и фруктов, О-Най радушно потчевал Фалкона всем, что у них было, и это доставляло ему особое удовольствие. Он пребывал в состоянии странного восторга и возбуждения, страх перед Зиддиком куда-то улетучился, он подливал Фалкону вина и пил сам. Он смеялся, и Фалкон тоже смеялся, блестя белыми ровными зубами. Прибежали близнецы, и Фалкон ласково поманил их к себе.
— Идите ко мне, детки, не бойтесь. Как вас зовут?
Близнецы подошли и доверчиво уселись к Фалкону на колени.
— Меня зовут Ой, — сказал один.
— А меня — Уф, — добавил второй.
— Какие у вас забавные имена, — заметил Фалкон.
— Нас папочка так зовёт, — сказал Ой.
Фалкон дал им по шоколадному батончику и погладил по головкам, чем окончательно расположил их к себе. Они устроили в комнатах шумную возню, а О-Най смотрел на них и смеялся. Ещё никогда он так не смеялся, и ему не хотелось, чтобы Фалкон уходил. Хаифа, качая головой, обеспокоенно приговаривала:
— Плохо будет, ай, плохо...
Они не обращали на неё внимания. О-Най, надев самый лучший из своих костюмов и увешавшись звякающими украшениями, включил музыку и показал Фалкону такой танец, что Хаифа, известная мастерица неприличных телодвижений, могла бы лопнуть от зависти. О-Най извивался змеёй, вилял бёдрами, вертелся волчком, рисовал своими гибкими руками замысловатый ажурный узор и взмахивал прозрачным покрывалом. Музыка то ускорялась, то замедлялась, и в такт ей О-Най вытанцовывал свою боль... Не жалея ни сил, ни дыхания, он сгорал в танце — точнее, сжигал себя дотла. Его отчаяние и тоска, вскипая и бурля, выливались в этот бешеный танец страсти; его черешневые глаза широко распахнулись и сверкали, губы призывно раскрылись, движения, замедляясь, становились тягучими и влекущими, украшения позвякивали им в такт. Под постепенно ускоряющийся ритм музыки О-Най убыстрил и танец, в движениях которого стало проступать что-то отчаянное и трагическое... Его подведённые брови страдальчески изогнулись, из напряжённо вздымающейся груди, казалось, был готов вырваться крик... Но крика не последовало: он просто упал на ковёр в изнеможении — сначала на колени, а потом запрокинулся всем телом назад. Его грудь и бока так и ходили, а под кожей втянувшегося живота дрожал бешеный пульс.
Фалкон, наблюдавший за танцем как заворожённый, пару секунд не двигался с места. Потом, немного опомнившись и встав, он подошёл и склонился над О-Наем, который лежал с закрытыми глазами и делал редкие, но тяжёлые и глубокие вдохи.
— Ты в порядке? — спросил Фалкон обеспокоенно.
О-Най не отвечал. Фалкон стал его осторожно приподнимать, и в этот момент руки О-Ная поднялись и ожившими лианами оплели его шею. В открывшихся глазах разверзлась тёмная, горячая бездна безумия, а раскалённое дыхание обжигало губы Фалкона.
— Ты устал, — проговорил Фалкон, поднимая его на руках.
Он уложил его в спальне на роскошную кровать с балдахином. Всю усталость О-Ная вдруг как рукой сняло: он вцепился в Фалкона и повалил на кровать, изгибаясь на нём, как кошка.
— О-Най, ты что? — засмеялся Фалкон.
Тот оседлал его, одной рукой гладя его грудь, а другой освобождая свои волосы из зажима.
— Тебе понравился танец, мой господин? — спросил он хриплым, приглушённым от страсти голосом.
— Да, конечно...
— А ты знаешь, что должно следовать за танцем? — Встряхнув волосами, О-Най блеснул улыбкой и подвигал бёдрами, объясняя.
— Ну нет. Это, пожалуй, лишнее.
Вывернувшись из-под О-Ная, Фалкон оказался сверху. Мягко разняв настойчивые объятия, он встал с кровати. О-Най, уцепившись за его рукав, закричал в каком-то исступлении:
— Приди ко мне, мой господин! Приди и владей мной... Я люблю тебя!
Никому он так страстно не желал отдаться, как этому молодому, но уже очень уверенному в себе и сильному альтерианцу. Плевать было на Зиддика, пусть он даже убьёт О-Ная, после того как обо всём узнает — О-Най будет хохотать ему в лицо, даже когда тот будет его убивать! Мысль о такой дерзкой измене возбудила его до крайности, и он расхохотался, но почему-то не мог остановиться. Смех перешёл в рыдания, и О-Най оказался в сильных, тёплых объятиях Фалкона. Нет, альтерианец не тронул его, только поцеловал в глаза и сказал:
— Успокойся.
Он гладил О-Ная по волосам, и тот понемногу успокоился. Уронив голову на плечо Фалкону, он в изнеможении прошептал:
— Я хочу изменить ему с тобой...
— Я не прикоснусь к тебе иначе, чем как друг, — покачал головой Фалкон. — Прости.
О-Ная осенило... Более страшной догадки ему ещё не приходило в голову.
— У тебя уже есть кто-то? — прошептал он в скорбном ужасе.
— Есть, — улыбнулся тот. — И моё сердце отдано ему навеки. Я не изменю ему ни с кем, никогда. Даже с тобой, хотя ты и очень красивый.
О-Ная как будто пружиной подбросило. Он взвился с кровати и заметался по спальне, заламывая руки, корчась почти от физической боли. Наверно, он бы умер сейчас, если бы мог. Его окружала холодная пустота, и осознание ненужности собственного существования встало перед ним в полный рост... Умереть. Да. Выпрямившись, как натянутая струна, он ахнул, будто ему выстрелили в сердце, прижал руки к груди и пошатнулся. Фалкон вскочил и подхватил его на руки.
— Что с тобой? Тебе плохо? — Опустив О-Ная на кровать, он громко позвал: — Кто-нибудь, принесите воды!
Когда О-Най пришёл в себя, первым, что он увидел, было лицо Фалкона, и он улыбнулся ему. Ему снова стало хорошо и спокойно.
— Ну, как ты? — обеспокоенно спросил тот. — Ты напугал меня! Что с тобой вдруг сделалось?
— Ничего, — еле слышно прошептал О-Най. — Прости меня... Так даже лучше. Это правильно...
— О чём ты? — непонимающе нахмурился Фалкон.
— Ты правильно сделал, что не захотел изменять, — сказал О-Най, дотрагиваясь до его гладкой щеки. — Потому что если бы ты это сделал, это всё испортило бы... И я не смог бы больше любить тебя. Потому что тогда... Тогда ты был бы такой же, как они все...
Фалкон слегка застонал и прижал к себе голову О-Ная. Потом он поцеловал его в лоб и в глаза, погладил по волосам и сказал:
