Подхватив Джима, Фалкон понёс его в дом. Находясь в его любящих руках, большего блаженства, чем это, Джим ещё не испытывал. В комнате Фалкон опустил его на кровать и дотронулся рукой до его ступни.
— У тебя ножки как лёд!
Он стал горячими ладонями растирать и гладить ноги Джима, грея их дыханием и целуя. У Джима по всему телу бежали тёплые мурашки, он закрыл глаза и улыбался, а руки Фалкона заскользили по его ногам вверх. Они остановились на талии, а губы снова ласково обняли рот Джима. Фалкон сбросил плащ и стал расстёгивать на себе костюм. Джим вдруг запаниковал и упёрся ему в плечи.
— Фалкон, ты хочешь...
— Хочу, детка, — ответил тот, снова наклоняясь к губам Джима. — А ты разве нет? Ведь это же естественно.
— Фалкон, я не знаю...
Фалкон смотрел ему в глаза лишь две секунды, но этого было достаточно. Проведя горячей ладонью по щеке Джима, он поцеловал его, улыбнулся и поцеловал ещё раз.
— Не надо бояться, малыш, — прошептал он ласково. — Ты просто не знаешь, как это по-настоящему. Всё хорошо, доверься мне. Расслабься... Не надо так зажиматься.
— Фалкон, на мне грязь, — простонал Джим.
— Она не пристала к тебе, — сказал Фалкон. — Ты самое чистое существо во Вселенной. Я люблю тебя.
С пульсирующей дрожью внизу живота Джим позволил Фалкону раздеться донага и забраться к нему под одеяло, позволил раздеть и себя. Руки Фалкона ласкали его, а губы, касаясь его кожи, шептали "я люблю тебя". Ощутив вес его тела на себе, Джим понял, что назад пути уже не будет. Зажмурившись, он впустил Фалкона в себя.
— Ну что? — тихонько засмеялся Фалкон, нежно причёсывая пальцами прядки волос Джима над лбом. — Всё ещё страшно?
Чувствуя его внутри, Джим лежал, не зная, то ли ему смеяться, то ли плакать. Наверно, ему хотелось и того, и другого, а Фалкон щекотал губами его ресницы. Где-то глубоко в недрах — может быть, тела, а может, души Джима — родился мощный отклик на прикосновение Фалкона — взорвался, как сверхновая звезда, упругий и почти болезненный, как спазм. Звенящим и натянутым, как струна, телом Джим устремился к Фалкону, оплёл его руками и ногами, как вьюнок, впитал его, как губка, и сам без остатка растворился в нём. Нет, он даже и подумать не мог там, на Земле, сидя в своей комнате у телескопа и глядя в недра Бездны, что он когда-нибудь будет испытывать такое абсолютное, неистовое и всепоглощающее счастье, огромное, как Вселенная, и раскалённое, как ядро звезды; не думал он также, осознавая свою телесную аномальность и тайно страдая от неё, что когда-нибудь она обернётся таким наслаждением. Да, они были созданы друг для друга, и теперь они соединились в одно целое — две потерявшиеся и вновь обретшие друг друга половинки, две песчинки в холодных просторах всезнающей Бездны.
Голова Фалкона лежала у Джима на груди: он спал. Жар его сильного молодого тела рядом прогонял страх и неуверенность, и Джиму казалось, что его объятия — это самая прекрасная вещь во Вселенной. Вороша пальцами его волосы и вдыхая их чистый запах, Джим улыбался и плакал, вытирал струящиеся по щекам слёзы, но они снова текли и текли. Вместе с ними из Джима вытекала вся скверна, весь стыд, всё унижение и всё отвращение. С каждым новым клиентом он чувствовал себя всё более и более грязным, а после Фалкона он вдруг ощутил себя девственно чистым, как первый снег. Он понял, что на самом деле грязным никогда не был, и понять это ему помог Фалкон. Утомлённый и очищенный, он погрузился в мягкий и обволакивающий, как тёплое молоко, сон.
Разбудило его влажное и щекотное чувство на губах. Ещё толком не проснувшись, он позволил этому чувству проникнуть глубже и завладеть им целиком, скользя ладонями по гладкой упругой коже. Момент, когда они всё-таки отделились друг от друга, Джим перенёс болезненно, как будто от него оторвали часть его самого. Чтобы успокоить боль, он крепко прильнул к Фалкону всем телом, удивляясь, как он раньше мог жить без него.
Свет за окнами был ещё голубым, предрассветным, и в доме стояла сонная тишина. Уютно нахохлившись, Джим жался к Фалкону, а тот играл прядками его волос и целовал их.
— Ну как, хорошо было? — спросил он с улыбкой.
Джим кивнул. Фалкон провёл пальцем по его носу, поцеловал.
— Ну вот, а ты боялся. — И добавил со вздохом: — Мне сейчас лучше уйти, детка. Скоро все встанут.
Джим обвился вокруг него, не пуская.
— Не уходи, побудь ещё... Мне так тепло и хорошо с тобой. Хоть пять минут...
Мускулы Фалкона, напрягшиеся для того чтобы поднять его тело с постели, обмякли, и он остался с Джимом.
— Как прикажешь, любовь моя, — сказал он, прижимаясь губами ко лбу Джима. — Мне и самому не хочется отрываться от тебя.
— Ты мой, — прошептал Джим, склоняя голову на его плечо. И переспросил, как бы желая в этом удостовериться: — Ведь ты мой, да?
— Твой, детка, — заверил его Фалкон. — Конечно, твой. Целиком и полностью.
Фалкон задержался ещё немного. Они целовались и шептали друг другу нежные слова, и Джиму хотелось бы, чтобы это никогда не кончалось, но рассвет уже набирал силу, и скоро должен был встать лорд Райвенн, а следом к Джиму должен был прийти Криар — будить его и убирать постель. Джим в последний раз скользнул рукой по бедру Фалкона, когда тот вставал, с восхищением любовался его прекрасным стройным телом, пока его не скрыла строгая чёрная ткань траурного костюма.
— Всё, мне пора.
Подарив Джиму на прощание долгий поцелуй и шепнув: "Я люблю тебя", — Фалкон повернулся, чтобы уйти, но снова шагнул к Джиму и поцеловал его в лоб. После этого он ушёл через лоджию. Джим понежился в постели, ещё хранившей запах Фалкона, а потом сообразил, что нужно надеть пижаму, пока не пришёл Криар.
Дворецкий вошёл, как всегда, в семь.
— Доброе утро, господин Джим, как спалось?
— Спасибо, Криар, хорошо, — ответил Джим, садясь в постели и потягиваясь, как будто только что проснулся.
— Вчера был тяжелый день, сударь, — сказал дворецкий. — Как вы себя чувствуете?
— Всё в порядке, спасибо, — ответил Джим.
— Не забудьте, сегодня у вас учитель, — напомнил Криар.
Пока Джим принимал душ, Криар убрал его постель и аккуратно разложил на покрывале одежду Джима, а на ковре у кровати поставил обувь. То, что Джим увидел рядом с одеждой, заставило его похолодеть: это были чёрные перчатки Фалкона и какая-то коробочка. На коробочке было написано: "Средство для контрацепции".
— Глава XV. Миссия возмездия
После похорон прошла неделя, и её Фалкон провёл дома. Каждый день он садился в свой чёрный флаер и летал где-то один, возвращаясь молчаливым и угрюмым. В присутствии лорда Райвенна и Раданайта он не проявлял к Джиму особенно нежных чувств и держал себя с ним как старший брат.
Джим не думал, что Фалкон всерьёз собирался сдержать обещание убить Зиддика, он даже не вспоминал об этом, пока однажды Фалкон не объявил, что улетает. В этот день, улетая кататься на своём флаере, он взял Джима с собой, и они забрались в огромный лесопарк далеко за чертой города. Там они почти не разговаривали: большую часть времени их губы были заняты поцелуями. День был безоблачный и тёплый, под кронами огромных деревьев перекликались птицы, и Джиму казалось, что городов нет поблизости на сотни километров вокруг, что они в глуши девственного леса, а не посаженного людьми лесопарка.
За ужином Фалкон сказал:
— Завтра я улетаю.
У Джима оборвалось сердце, а лорд Райвенн нахмурился.
— Опять в рейс?
— Нет, — ответил Фалкон. — У меня другое дело. Мне нужно встретиться кое с кем.
— С кем же? — спросил лорд Райвенн.
— С одним старым знакомым, — сказал Фалкон спокойно.
— Когда ты думаешь вернуться? — спросил лорд Райвенн.
— Точно не могу сказать, милорд, — ответил Фалкон. — Это зависит от того, как скоро я его найду.
Джим потерял покой и ночью ждал прихода Фалкона с волнением и тревогой. В постели ему не лежалось, и он ходил по комнате из угла в угол, садился, вставал, снова ходил. Пошёл второй час ночи, но Фалкона всё не было. Джим не решался сам к нему пойти: хотя все в доме, должно быть, уже спали, он боялся, что его кто-нибудь услышит или увидит. Спать Джим не мог и всю ночь до утра бодрствовал. С рассветом, измученный тревогой и ожиданием, он ненадолго отключился, но его разбудил Криар: оказалось, что уже семь, и пора вставать. Чувствовал себя Джим ужасно: предрассветный сон, казалось, только отнял у него силы, а не освежил их.
— Вы что-то бледный, господин Джим, — заметил дворецкий.
Почему Фалкон не пришёл? Когда именно он улетает? Джим оделся и вышел в летний зал, где они обычно завтракали. Лорд Райвенн и Фалкон были уже за столом. Не взглянув на Фалкона, Джим поздоровался с лордом Райвенном и сел на своё место, а Криар стал разливать чай. Раданайт опять опаздывал: он не любил рано подниматься.
— Когда ты улетаешь? — спросил лорд Райвенн Фалкона.
— Сразу после завтрака, — ответил тот. — Провожать меня не нужно, я не люблю долгих прощаний.
— Как хочешь, — сухо сказал лорд Райвенн.
После завтрака он улетел в город, а Фалкон пошёл к своему звездолёту. Не утерпев, Джим бросился к нему. Выбежав на площадку и встав перед открытым люком, он позвал:
— Фалкон!
Тот спрыгнул на землю уже в лётном костюме и сером плаще. Джим не решился кинуться к нему, покосившись на окна дома, но выразил всё своё смятение взглядом. Лицо Фалкона было спокойным и сосредоточенным.
— Всё будет хорошо, малыш, — сказал он. — Не бойся за меня.
Джим со слезами смотрел на него.
— Фалкон, не надо...
— Не переживай, — улыбнулся Фалкон, ласково дотронувшись до его подбородка. — Иди в дом, мне пора.
— Я люблю тебя, Фалкон, — пролепетал Джим, глотая слёзы.
— И я тебя, моё сокровище, — сказал тот. — Я вернусь, не сомневайся.
* * *
Последний летний месяц илине дарил ещё много тепла, но дожди выпадали чаще, чем в первые три. Джим овладевал альтерианскими науками, читал книги в огромной библиотеке лорда Райвенна, ещё несколько раз съездил с Раданайтом в развлекательный центр, но ожидание и тревога за Фалкона не могли не сказаться на его состоянии. Это привело к бессоннице, головным болям и плохому аппетиту, Джим стал хуже учиться, худел и бледнел на глазах. Лорд Райвенн был очень обеспокоен. Он повёз Джима в больницу на обследование, но оно не выявило никаких заболеваний. Врач порекомендовал увеличить двигательную активность, а умственную нагрузку снизить, от бессонницы же прописал принимать перед сном успокоительное. Ответственным за двигательную активность Джима лорд Райвенн назначил Раданайта; два раза в неделю они стали вместе посещать финтес-центр, где занимались на тренажёрах и плавали в бассейне, а дома на лужайке играли в бадминтон. Тренажёры Джиму не очень нравились, это казалось ему скучным и монотонным занятием, а вот плавание пришлось ему по вкусу, да и в бадминтон на лужайке было весело играть. В какой-то степени это помогало отвлечься от тоски и тревоги, но иногда на Джима накатывали приступы страха по ночам, и он стал бояться темноты. Всю ночь в его спальне горел ночник, но и это не всегда спасало от кошмаров. Джиму снилось, что Зиддик убивает Фалкона, и он просыпался с криком и в слезах. Способы убийства каждый раз были разными: то он зарезал Фалкона своим ножом, то расстреливал, то душил. После таких снов глаза Джима не просыхали от слёз.
Однажды после такой ночи Джим был сам не свой от тоски, тревоги и страха за Фалкона: он не мог изучать заданные уроки, ему не хотелось играть в бадминтон, и его совсем не радовала солнечная тёплая погода. Именно в этот день Печальный Лорд выбрался к ним в гости. В честь гостя был подан праздничный обед, на котором пришлось присутствовать и Раданайту, и Джиму. Джим почти не участвовал в разговоре за столом и почти ничего не ел, а лорд Дитмар бросал на него взгляды, полные недоумения и огорчения. Потом лорда Райвенна внезапно вызвали на срочное совещание у мэра, и он удалился в свой кабинет, поручив Раданайту и Джиму занять гостя. Однако Раданайт воспользовался первой же возможностью, чтобы бросить лорда Дитмара на Джима, а сам ускользнул из дома, сославшись на дела. Джим остался с Печальным Лордом наедине.
— Снова только ваше общество спасает меня от одиночества, — сказал лорд Дитмар. — Надеюсь, вы не намерены тоже меня покинуть?
— Давайте прогуляемся во дворе, милорд, — предложил Джим.
— Я не возражаю, — ответил лорд Дитмар. — Сегодня чудесный день.
Они вышли в освещённый отражённым от стены солнцем двор. Лорд Дитмар протянул Джиму руку, и Джим вложил в неё свою. Медленно шагая вдоль длинной клумбы, они молчали.
— Я не узнаю вас, Джим, — сказал лорд Дитмар. — В нашу прошлую встречу вы были такой сияющий, весёлый, жизнерадостный... А сейчас ваши глазки потускнели, со щёк исчез румянец. Вас как будто что-то подтачивает изнутри. Что с вами? Надеюсь, с вашим здоровьем всё в порядке?
— Я здоров, милорд, благодарю вас, — сказал Джим.
— Вы чем-то опечалены, дитя моё?
Джим солгал:
— Нет, милорд, я просто сегодня немного не выспался.
Печальный Лорд улыбнулся:
— Но ведь у бессонницы должна быть причина — тем более, в столь юном возрасте.
Грустная задумчивая нежность его взгляда согрела сердце Джима, и он почувствовал: лорду Дитмару не всё равно. Хорошо было идти с ним за руку, чувствуя себя как бы под его защитой. Да, плечо лорда Дитмара было из тех, к которым хочется прислониться. Джим чуть слышно вздохнул.
— Мне больно видеть вас грустным, — сказал Печальный Лорд. — Я, конечно, не имею права настаивать на том, чтобы вы мне всё рассказали, но я беспокоюсь. Я вам не отец и не супруг, но... Поверьте, меня искренне заботит всё, что касается вас.
Искренность в его словах и тепло в его голосе и взгляде вызвали у Джима острое желание всё ему выложить, поделиться своей болью, но как он мог ему рассказать о Зиддике и о том, что Зиддик ему сделал?
— Милорд... — начал Джим тихо. — Я прошу вас только об одном: не говорите ничего моему отцу. Я умоляю вас.
— Я даю вам слово, — сказал лорд Дитмар серьёзно. — Вы окажете мне честь своим доверием.
И Джим стал рассказывать всё, почти как на исповеди: и об их с Фалконом любви, и о том, что Фалкон отправился на поиски Зиддика, чтобы убить его. Он не сказал только, что именно Зиддик ему сделал. Медленно шагая по гладким мраморным плиткам двора, он рассказал лорду Дитмару то, что не решался рассказать своему приёмному отцу и брату, и пожатие руки Печального Лорда ни на секунду не ослабело на протяжение всего рассказа.
— Хотя я не понимаю, почему ваш отец ничего не должен знать, я сдержу слово, которое я вам дал, — сказал лорд Дитмар. — От меня он ничего не узнает. Я не понимаю только, почему вы боитесь ему довериться? Вы боитесь, что он не одобрит ваших отношений с Фалконом?
— И это тоже, милорд, — признался Джим. — Может быть, он и не рассердится, но я не уверен... Я не знаю, как он к этому отнесётся!
— Вы ещё очень юны, мой друг, — сказал лорд Дитмар. — Сказать по правде, на месте вашего отца я бы не был в восторге, узнав, что вы уже вступили в серьёзные отношения. Но что-то запрещать вам, ломать вашу волю и попирать ваши чувства — нет, на это я никогда не пошёл бы. И не думаю, что ваш отец так поступит. Зря вы скрыли от него, что вас кто-то обидел. Быть может, было бы лучше, если бы не Фалкон, а ваш отец встал на вашу защиту: полагаю, у него достало бы влияния и возможностей, чтобы привлечь вашего обидчика к ответу. Если бы я вовремя узнал об этом, я бы тоже не стал бездействовать... Возможно, если бы вы обратились к вашему отцу и ко мне, вместе мы с ним нашли бы способ наказать того, кто причинил вам зло. Фалкон всего лишь пылкий юноша, герой-одиночка, который может рассчитывать лишь на свою пару рук и личную храбрость, а мы с вашим отцом можем несколько больше... Я не хочу вас пугать, Джим, но ваша скрытность может привести к печальным последствиям. Вам следовало довериться вашему отцу.
