Египет. Легенда затерянной пирамиды

— Готово! — Прервал самозабвенного вруна старший жрец. Рядом, отвернувшись к стене, скукожился Кенна, с трудом ловя ртом воздух.

"Нельзя смеяться! Нельзя смеяться!" — Твердил он себе, как молитву. Обалдевший было, замечтавшийся Потифар "упал с небес на землю". Один взгляд на давящегося смехом телохранителя, и он все понял. Ярость вновь наполнила его до краев, возвращая воспоминания обо всех обидах, нанесенных ему.

— Идемте! — В тоне не было и намека на вежливость и уважение. Жрец ринулся наружу, дрожа от ненависти и негодования. Молодым людям пришлось догонять его, так быстро он шел.

Жрицы были выстроены в ряд. Увы! Одного взгляда на них, было достаточно, чтобы понять — среди этих худых, бритых женщин, иссушенных солнцем и постами, нет его Эхереш!

— Ну, как? — Потифар, как коршун, жадно следил за принцем, пытаясь вычислить мерзавку.

— Увы! — разочарование было неподдельным. — Увы, ее здесь нет! Моя благодарность вновь отодвигается!

И, даже не попрощавшись, расстроенный, он покинул храм. Вызвав своим поведением новую бурю негодования у старого служителя.

По дороге, брат несколько раз пытался заговорить с ним. Но Сехемхет угрюмо молчал, не реагируя ни на подколы, ни на вопросы. В молчании кавалькада вернулась во дворец

В этот день принц, впервые в жизни, напился один...

* * *

— Слыхал? — Кенна смотрел на брата, — а Потифар таки получил за тебя не только стадо, но и земли!

— Да? Когда? — Сехемхет, готовящийся к пиру, бросил взгляд на брата.

Тот сидел на стульчике, одной рукой удерживая на коленях рабыню — эфиопку, которой он что-то шептал на ушко, заставляя хихикать, второй нагло наглаживая обнаженное бедро девушки. А глазами озорно сверкал на друга, словно говоря: "И что же ты можешь сделать? Завидуйте молча!".

— Да утром, когда мы к Мерет ездили, помнишь? — И он, состроив гримасу преувеличенного возбуждения и желания, принялся елозить всем телом по девчонке и стонать: "О, Мерет! О, родник моего желания! О, твой бегемотоподобный стан — предел моих мечтаний!"

А рабыня, которая, между прочим, пришла, чтобы помочь одеться принцу на праздник, визжала и хохотала! Сехемхет покачал головой, глядя на это безобразие. Какая наглость!

— Болван! — Это было все, что он мог сказать. Его самого душил смех, — Кстати, слышал, она, говорят, потеряла силу!

— Да ну! А как?

— Что-то вроде бы не поделила с Анубисом, вчера вечером. Ну, он и стер ее келью с лица земли, обратив все богатства и книги в прах. А заодно и отнял ее силу.

— Есть справедливость в этом мире! Видел ее девчонок? Они же, хуже мышей! Всего боятся! И ей в рот заглядывают!

— Ну, да.

— И что теперь будет?

— Что — что. Снимут ее и назначат другую... старушенцию на ее пост!

— О, дела!

— Да.... А как же удалось нашему Потифарчику, так скоренько получить благоволение отца? Вот, что мне интересно. Не знаешь? — Он переставлял баночки с мазями и красками. Сандал? Нет. Неохота. Может быть мирт? Или полынь? А может быть, такой редкий, привезенный издалека запах, как иль? Нет... Ель! Да. На ней и стоит остановиться....

— Да очень просто! Ходят слухи, что он принес в жертву какую-то молоденькую девчонку.

— Бедная рабыня!

— Да нет! Свободнорожденную! Прикинь, беспредел! В ту же ночь...

Почему так тихо?

И воздуха не хватает...

А перед глазами любимое тело, бьющееся в пасти зухоса...

Разом заныли почти зажившие раны. Он знает! Знает, как больно, когда рвут жуткие зубы твое тело...

Ужас рос в груди...

Что за звук?

Он опустил глаза и понял, что это его рука. Она держит крышку и дрожит. А крышка мелко стучит о баночку с маслом...

Неужели? О, боги! Об этом даже страшно подумать!

Неужели, поэтому он не может ее найти?

Стоп! Стоп! Без паники!

Подскочил, резко сбросив с колен девушку, побледневший, что-то говорящий Кенна....

Он не слышал...

Мотнул головой.

Не помогло.

Но его мысль была слишком важна для него. Несложный магический жест убрал посторонний звук. Телохранитель немного похрипел. Понял, что звук отключили, и замолчал. Как собака, молча, следя глазами за братом, не в силах преодолеть магический барьер и высказаться.

Сехемхет пытался рассуждать логически, не замечая, что говорит вслух, чем облегчил жизнь брата, который стал лучше понимать, что же происходит.

— Меня нашли в 10 день 3 месяца Ахет. Так? Так. А на следующий день Потифар, которому не светило ничего, кроме стада, получает в дар земли. Так? Так. Значит, жертвоприношение состоялось ночью. Что нам известно? Что Эхереш не знала, что меня нашли, и должна была принести мне ужин. — Слова холодными глыбами падали на сердце и застывали. Мозг звенел от странного отупения, а губы продолжали говорить, — но человек, который должен был встретить ее, так ее и не дождался.... Так? Так! Тем временем, жреца очень интересовало — где же я был, и он сам сказал, что весь остаток дня его жрецы обшаривали окрестности, хотя уже знали, в какой именно келье я скрывался. Я не позволил ему забрать рубин фараонов. Я был зол и заговорил прежде, чем отец или Имхотеп успели отреагировать. Это на меня был направлен гнев Потифара...

Кенна "ел" глазами брата, но ничем не мог ему помочь. Он уже понял, к какому выводу можно здесь прийти, но из-за магии, не мог прервать страшных рассуждений.

И безжизненный голос продолжал, нарочно, за подробностями, стараясь спрятаться от жуткого вывода, к которому, тем не менее, стремительно приближался...

— Потифар принес в жертву молоденькую девчонку... Свободнорожденную... — Голос стих, а потом глухо добавил. — Как он, наверное, смеялся над нами, сегодня утром....

Кенна зарычал. Сехемхет поднял на брата пустые глаза. Рядом кто-то всхлипнул. Это девочка — рабыня. Она сидела на коленях у их ног и тихонько плакала, жалея об участи убитой, и сострадая, явно отчаявшемуся, принцу.

Пальцы дернулись, снимая заклятье немоты. Кенна похлопал глазами и принялся вопить. Он носился вокруг друга предлагая зверские планы мести: от страшных — типа: порезать старикашку на куски, предварительно освежевав и поджарив, до нелепых — мол, поймаем зухоса, вынем печенку, яйца отрежем...

Рабыня забилась в угол и оттуда следила за происходящим, тихонько плача от страха. Нет, ее не пугало бурная реакция капитана телохранителей. Ее ужасало серое, искаженное от боли, лицо принца. Казалось, что он не видел и не слышал криков друга. На самом пике подробностей о жестоком истязании мерзкой твари, он вдруг прошептал:

— Она была так красива.... Потрясающе красива.... Наверное, слишком красива для этой жизни....

И Кенна заткнулся.

Ее больше нет?

В это невозможно было поверить! Мысль о хрупком теле, которое он целовал, которое сливалось с ним в блаженстве экстаза...

Мысль об этом теле, бьющемся в пасти ужасной твари, заставляла замирать. Тело, мозг, просто цепенели, не желая осознавать столь страшную истину. Он вспоминал ее улыбку и тот, первый, ночной поцелуй, и волны нежности, становились горами горя, что наваливались сверху, душили своей тяжестью.

Разве такое возможно?

Как же может мир и дальше спокойно жить, когда ЕЕ — больше НЕТ!

Это не справедливо!

Не должны умирать такие молодые, такие прекрасные...

Сехемхет захрипел, без сил опускаясь на пол. Слез не было. Потеря была слишком страшной. Чудовищной.

Нелепой...

— Так молода.... Так красива....

Он что-то говорил и не слышал. Пытался что-то объяснить другу. Тот кивал и сочувственно щурился, пытаясь скрыть предательские слезы.

— Я не верю, — наконец закончил он, вставая у входа на террасу и глядя на Нил, — Я не верю в это! Этого просто не может быть!

А в дверь уже стучали. За ними пришли. Пир в честь возвращения сына и наследника трона, начинался. Фараон и гости желали видеть воочию виновника торжества, дабы убедиться, что он цел и невредим.

Сегодня веселилась вся страна. Было роздано угощение бедным. Богатых пригласили на пир во дворец. Отменили последний налог на зерно (к великой радости крестьян, и недовольству, отстраненного от государственных дел, военноначальника Синухета). Кроме того, фараон помиловал всех, ожидавших смертной казни на этой неделе (хотел и тех, что на прошлой, но.... Увы!).

Страна ликовала. В храмах, богам преподнесли щедрые дары.

Наследник вернулся!

Теперь все будет хорошо!

Народ праздновал...

Сехемхет отвернулся от заполненного счастливым народом, берега. Пора было идти. Рядом, плечом к плечу, встал верный Кенна, всегда готовый поддержать.

Так они и пошли...

Имхотеп кивнул другу и направился в сторону молодежи. Джосера всерьез обеспокоило выражение пустоты в глазах сына, да и Кенна выглядел потерянным. Фараон желал узнать, что происходит, да и самому чати не терпелось выяснить, что же у них случилось на этот раз.

— Сехемхет. Кенна. Здравствуйте и процветайте!

— Приветствую, чати Имхотеп! Пусть боги сотни лет наполняют здоровьем и радостью древо твоей жизни! — Кенна даже не улыбнулся.

— Могу ли я узнать, чем не устраивает вас пир? Нет чего-нибудь вкусненького? Сейчас будут танцы. У вас есть вино? — Имхотеп был, как всегда собран и предусмотрителен...

"Почему он не предоставит заниматься всем этим Неферхотепу? На то, тот, и назначен главным распорядителем дворца...." — Мысли текли вяло и безжизненно.

— Чати? — Кенна смотрел в глаза наставника, — ты знаешь, как Потифар сумел вернуть расположение отца?

— Конечно! — Мужчина чуть поморщился, позволяя на краткий миг брезгливости исказить красивое лицо, присел на скамью, где уже сидел капитан и возлежал бледный, равнодушный ко всему, принц. — Он принес в жертву очень милое, я бы сказал, прелестное, создание. Фараон уже выразил ему свое недовольство. Мать девочки, в качестве компенсации, получит пост верховной жрицы Анубиса в Мемфисе.

— Ты знал ее? — В глазах Сехемхета что-то подозрительно сверкало. Он заметно оживился, услышав описание жертвы зухоса.

— Да! Да и ты, наверное, видел ее пару раз. Это была очень хорошенькая девушка. Ити, если не ошибаюсь. Она дочь Мариты, сестры Потифара. Он приводил ее на прошлый пир. Ну, ты помнишь, такая хрупкая, изящная, с огромными глазами... Она всего стеснялась, и все время пряталась за его спиной, весь двор в шоке от жестокости верховного жреца Себека. Он удален от дворца на год. Но, думаю, что Джосер уже никогда не захочет видеть этого старика. Сначала его наглая просьба, теперь убийство родственницы.... Да — а — а.... Что и говорить, каков бог, таков и жрец! Сехемхет? Кенна? С вами все в порядке?

Имхотеп, видевший, как в течение его рассказа, который должен был повергнуть юношей в праведное негодование, те наоборот, словно бы ожили, медленно скатываясь к проявлениям бурной радости, что было явно не характерно для них, забеспокоился. Принц, услышав имя Ити, сел. А теперь и вовсе был готов пуститься в пляс. Или расцеловать кого-нибудь. Например, Кенну....

Хотя, нет. Только не его. Уж больно колюч! Правда, это не помешало им обняться, дружески похлопывая брата по плечу. На изумленное негодование чати, был единственный странный ответ:

— Она — ЖИВА!

Вот и не верь в злых духов!

* * *

Мерет постукивала ноготком по столешнице. Она еще не оправилась от всего, что произошло. Комната, в которой находилась женщина, несмотря на ремонт, что в ней, в спешном порядке, сделали, выглядела убогой, по сравнению с тем, что у нее было раньше.

Перед ней лежал свиток с посланием — просьбой от Имхотепа. Чати просил всего — ничего — новую жрицу Анубиса!

Девушка, которая служила в Саккаре последние два года, вдруг пропала. И, сколько Мерет не билась, найти ее следов так, и не смогли. В семью не возвращалась, у родственников не появлялась. И в других храмах о ней тоже, ни слуху, ни духу!

Вернее, слух был. Ходили слухи, будто бы ночью видели в Городе Мертвых странных призраков. Огромные серые твари, то ли псы, то ли шакалы, носились по Саккаре, бесновались и выли. Но к кострам, окружавшим лагерь людей, близко не подходили. Так, что рассмотреть их не смог никто. Служащие других храмов, тоже ничего толком не могут рассказать....

Вот только утром не смогли найти младшую жрицу Анубиса. Все обыскали — как сквозь землю провалилась! Вещи на месте, а самой — нет! А на следующую ночь и вещи исчезли....

Приезжал ее муж. Поругался немного. Ну, ему дали барана, и с миром отпустили. А он и рад — радешенек! Уже заново женился, говорят. Вот, мерзавец!

Вот такие вот дела! Кого ж послать-то? Мерет задумалась, глядя в никуда. Кого же она так сильно не любит, чтобы сделать ей такую гадость перед своим уходом? Ответ пришел сам и, причем незамедлительно. Конечно же, эту негодяйку, Нефрет!

Проклятущая девчонка пропадала два дня, а на утро третьего, ее и обнаружили служители в библиотеке Дома Жизни, за чтением старинного свитка! нахалка! Мерзавка! Гнида! Она тут нужна была! Ее обыскались все! А она, гадость этакая, запретных знаний взалкала....

Читать уселась!

Жаль, у Мерет не было силы....

Ух, она бы устроила поганке....

А так, только по щекам и отхлестала, дрянь паршивую...

И ведь, так и не заплакала! Даже, когда кровь с подбородка стирала, так смотрела, словно госпожа на служанку!

Вот ее-то, мерзавку этакую, порождение бегемота и зухоса, она и направит в Саккару!

Плохо там?

Жрицы пропадают?

Призрачные твари шастают?

Мужики работают похотливые....

Самое ей там место! Глядишь, долго на этом свете не задержится! Пусть ее, Мерет, снимут, заменят старой каргой Маритой, сестрой Потифара (мерзкий старикашка!), зато и этой девчонке жизнь не будет медом казаться!

Верховная жрица противно улыбалась, когда писала ответ чати. И потом, пока сообщала свое решение девчонке и диктовала распоряжение о переводе, ее губ не покидала змеиная ухмылка.

Лишь одна мысль омрачала ее радость...

Гадину, что использовала ее имя, она так и не нашла....

Что ж....

У нее еще есть шанс.

И имя ему — Тхек!

ГЛАВА 12.

Анубис! Статуя поражала своими размерами. Нефрет вглядывалась в волчий оскал бога, пытаясь понять: действительно ли ему нужна жертва?

Здесь, в самом центре Саккары, Городе Мертвых, было тихо и мрачно. Шум огромного города не долетал сюда, и в Саккаре стояла "мертвая тишина".

Сегодня не было никаких похорон, хотя в шатрах для мумификации еще велась работа: заканчивали пеленать одного из любимцев фараона Джосера — огромного быка, что являлся воплощением Аписа, бога плодородия.

Нефрет тихо вздохнула. Скоро появятся рабочие: внутренние ходы гробницы еще незавершенны. Все торопятся, стремясь закончить работы к празднику Хеб-Сед. Писцы уже закончили расписывать саркофаг и комнаты, но сама усыпальница еще не расписана.

В последний раз, взглянув на Анубиса, и почтительно коснувшись лбом ног статуи, она поднялась с колен и, пятясь назад, отошла. Пока не пришли жрецы ей хотелось почитать священные письмена на стенах комнаты мумификации, что писались прямо из священной Книги Мертвых.