Обратный путь был недолгим, хотя и старались сторожиться, чтобы не привести к "своему" дому вампиров. Пару раз основательно присели, выжидая, пока вампиры, кружившиеся в небе, пропадут с глаз. А за последним поворотом Давин чуть не шарахнулся назад при виде внезапной фигуры. И лишь торопливый голос Колдо заставил обоих выдохнуть:

— Астигар! Я это! Я вас жду тут на всякий случай!

Что ж, всякий случай — так всякий случай. Давин вручил отдохнувшему Колдо полуживого мага, а сам, пропустив нагруженных живой ношей воинов и чуть отстав, принялся сторожить их в арьергарде.

Когда они появились в помещении "своего" дома, Астигар ожидал, что Таллия закричит от ярости и обиды. Но, на удивление, девушка серьёзно отнеслась к тому, что на пол положили двух раненых. И даже не стала придираться, что ей приходится врачевать не только эльфа, но и человека. Правда и то, что врачевание это заключалось в смене повязок, пропитавшихся кровью, поскольку раны обоих были перевязаны слишком рыхло.

Незаметно улыбаясь, Колдо шепнул Астигару:

— Наконец она успокоилась — дело нашлось.

— Сильно ругалась?

— Да нет, не так, чтобы очень. Просто дела ей не было, а теперь...

— Ясно.

"Их" маги, углядев раненых, заспешили с магическим кругом, благо оставалось совсем немного до законченности. Астигар снова встал у входной двери, в то время как Давин отслеживал происходящее возле дома у двери в переулок.

Вскоре маги доложили, что магический круг, лишающий вампиров крыльев, готов. И бросились к раненым, чтобы осмотреть повязки Таллии, которая нисколько не возражала против критического взгляда на свою работу со стороны взрослых.

Астигар поглядывал на девушку, но сам думал о другом: "Если окажется, что в паре домов магов вампиры точно так же, как в этом соседнем, схватили и сожрали, пройдёт ли ритуал, как надо? Сплошные сомнения..."

Глава семнадцатая

Нет, не из благодарности. А потому что всё-таки по-настоящему продрогла даже в прогретых комнатах Ирати. Или... Не сумела согреться после вынужденного путешествия в нижний двор, за Эйнгил. Для начала Ирати заглянула в её равнодушные глаза, пока девочка, то и дело ёжась, перебирала предложенные вещи. Затем Ирати просто-напросто заставила Тристу сесть на кушетку, ближе к горящему камину, закутала её в толстый тканый плед и поднесла ей чашку с подогретым медовым напитком. Острые и терпкие приправы, добавленные в этот напиток, должны были сделать первый шаг к тому, чтобы девочка пришла в себя от холода.

Время от времени слыша невольно звонкое постукивание её зубов по краю чашки, Ирати быстро готовила чаепитие — из травяных смесей — и со сладостями из проваренных на меду фруктов и ягод.

— Почему ты не пила горячего, когда вернулась с нижнего двора?

— Питьё и еда в гостиной, — вздохнула Триста, — а там сидит дедушка. Он не любит, если мысли слабые.

Ирати сначала не поняла ответа девочки. Догадалась позже: по мнению старшего в семье, показываешь слабость, если лишний раз что-то попросишь для себя, а то и съешь или выпьешь в доме не вполне дружественного, хоть и могущественного соседа. И с сочувствием вздохнула сама: ладно хоть раненого Коранна и беременную Эйнгил постоянно поят отварами или настоями.

Заканчивая подготовку к чаепитию, Ирати заметила, что Триста уже смелее кутается в плед, а поставив опустевшую чашку на нижнюю каминную полку, стала с каким-то тревожным интересом разглядывать убранство комнаты, пока её взгляд не зацепился за две большие, но изящно сплетённые корзины.

Поймав взгляд Ирати на себе, Триста неловко кивнула в сторону корзин.

— А что там?

— Пытаюсь научиться некоторым рукоделиям, — улыбнулась Ирати и сама подтащила корзины к девочке, чтобы та не раскутывалась из толстого пледа и не потеряла тепла, которым наконец начала ощутимо согреваться. Эта рама — станок для ручного ткачества. Сюда (видишь гвоздики?) натягиваются нити-основа, а потом уже по ним можно проложить нити для выбранного узора. А эта корзина с красками и кистями.

— А что можно ими сделать? — удивилась Триста.

— На станке — например, плед, которым ты сейчас укрываешься. Это моя первая вещица. Гобелен на стенах не мой, но рунная вышивка на нём — моя работа. И узоры на мебели — это моя проба.

Объяснила и перенесла ближе к камину маленький столик на ножках, вырезанных в виде больших листьев, по столешнице покрытый тончайшим и множественным узором. Пока переносила чашку с горячим чаем и керамическую вазочку со сладостями, Триста внимательно изучала узор на столешнице столика.

— Ты и здесь рисовала? — неуверенно спросила она.

— Да. Этот столик я разрисовывала, когда была примерно в таком возрасте, как ты. Узоры переносила с листов вышивки — у нас их накопилась целая книга. Видишь? Между листьями — рунная вязь. Мне тогда казалось, чем больше узоров, тем красивее роспись. Это сейчас я понимаю, что узор должен быть иным. А чем увлекаешься ты?

— Я делаю магические артефакты, — как-то равнодушно сказала девочка, словно поняв, что её занятия ничто в сравнении с увлечениями Ирати.

Она попробовала травяной чай, с сожалением взглянув на сладости. Кажется, чай для неё всё-таки оказался слишком горячим. И Триста неуклюже встала с кушетки, вцепившись в края пледа, в который куталась. Девочка обошла гостиную Ирати. Даже разок выпростала руку из пледа потрогать вышивку на гобелене, а потом кончиками пальцев прикоснуться к красочным узорам на мебели и стенах.

Вернувшись, снова чуть не шлёпнулась на кушетку и жадно схватила подостывший чай. Остерегаясь, сделала несколько глоточков.

Ирати терпеливо ждала, догадавшись, что Триста чем-то изумлена, но пытается свои впечатления как-то уложить в уме, чтобы спросить о них конкретней.

Наконец, девочка снова оглядела гостиную и то ли пожала плечами, то ли вновь содрогнулась от остатков холода.

— Я подумала, что у тебя очень богатая комната, — призналась она. — А оказывается, всё только выглядит богатым. Из-за вышивки и гобеленов. Из-за красивых рисунков на стенах и на дверях. Ты специально рисовала, чтобы было так богато?

Вообще-то, Ирати последним словом в её фразе ждала слово "красиво". От неожиданности последнего "богато" она даже не сразу собралась с мыслями, а потом пожала плечами.

— Я начала расписывать свою комнату, когда мне было пять лет. Не хочу сейчас, чтобы ты вставала с места, пока не допила чай, но в моей спальне есть стена, на которой остались мои первые рисунки. Мне нравилось рисовать с детства. Родители не поощряли меня, но и не ругали, если на стенах или на мебели появлялись какие-то веточки или цветочки. Когда я подросла, я аккуратно затирала те, что казались мне очень уж неудачными. Мои братья тоже любили рисовать. И мне всегда казалось, что в эльфийских семьях это... по крайней мере — традиционно. Разве у тебя не так было?

Триста очень напряжённо взяла с вазочки сладкую тянучку и, сунув в рот, немного расслабилась. Ирати, осторожно поглядывая на неё, пододвинула вазочку ближе к ней. Если честно, хотелось, чтобы Триста побыстрей выбрала себе тёплые вещи, помогла бы отобрать одежду для Эйнгил — судя по всему, эта невысокая женщина, несмотря на беременность, была более хрупкой, чем Ирати. А всё потому, что самой Ирати хотелось побыстрей вновь оказаться в комнате Коранна — хотя бы под тем предлогом, что она помогает ему в излечении. С другой же стороны, Ирати сдерживала себя и потому, что ей стало любопытно, как жили Коранн и его младшая сестра до нападения вампиров. Да и вообще вдруг захотелось узнать побольше о маленькой крепости своих нелюдимых соседей. Поэтому она с нетерпением ожидала противоречивых действий от Тристы: та или уйдёт, или расскажет то, что ей, Ирати, хочется знать о жизни... Коранна.

— У нас очень маленькая крепость, — наконец заговорила Триста. — И она очень... — девочка даже вздохнула. — Несчастливая. Есть какое-то странное... Мы делаем защитные артефакты, но они все... — она с трудом подбирала слова. Боялась выдать что-то непозволительное с точки зрения её старших? Или сама не вполне понимала происходящего в родном доме?

— Не очень хороши? — не выдержав, уточнила Ирати.

— Что ты! — Триста не возмутилась. Скорей она и правда не понимала того, что неподвластно ей, как подростку. — У нас очень сильные магические камни. Но место, на котором стоит наша крепость, будто... — Она с сомнением пожала плечами. — Будто выпивает силу из этих камней — и они быстро слабеют. Мой отец даже думал, что такое случается, потому что мы слишком изолированы от других крепостей. Поэтому мы с детства учимся только работе с защитными магическими артефактами. А наш с Коранном дядя женился на девушке, которая была очень искусным мастером-артефактором.

— Ты имеешь в виду Эйнгил? — медленно спросила Ирати. Её всё больше заинтересовывало странное описание Тристой места расположения их родной крепости. Оно, даже будучи скудно описанным, завораживало так, что уже сейчас девушка начинала думать, чтобы осмотреть это место на предмет некромагии. Ведь одно из её основных свойств — поглощение любой другой магии и преобразование в нейтральную, никому не нужную. Пустую — по своей сути. Неужели кто-то когда-то проклял место, на котором стоит крепость — родной дом Тристы и Коранна?

Девочка совсем освоилась. Она уже спокойней брала сушёные фрукты из вазы и с удовольствием поедала их, в то же время не жадничая.

— Да, Эйнгил, — подтвердила она. — Она из потомственной семьи артефакторов. Мы думали, она лучше почувствует, какие именно защитные артефакты будут нужны для нашей крепости. Но она слишком быстро... стала ждать ребёнка. Мы с Коранном обрадовались, — внезапно шёпотом сообщила она, улыбаясь. — Мы думали, дед будет меньше сердиться и думать только о защите. Но... Вчера ночью... — улыбка потускнела.

"Вчера ночью выяснилось, что дед оказался прав, — с грустью подумала Ирати, — прав, беспокоясь о защите..."

— А как вы сумели... уйти от вампиров?

Триста рассказала слишком коротко о той страшной ночи.

Но Ирати, внезапно для себя, утром тоже оказавшаяся в гуще кошмарных событий, легко "увидела", что стояло за этой краткостью.

Артефакты зазвенели тревогу в самый глухой час ночи. Всему семейству привелось увидеть, как сонм вампиров легко прорвал защитный слой крепости и ринулся в её внутренние помещения. Так выяснилось, что старик Мэйнчин тоже не слишком надеялся на защитные артефакты, зная, хоть и не понимая их слабые места. Маленькая крепость тоже обладала небольшими подземными ходами, правда ведущими лишь до леса. Так что, пока двое сыновей Мэйнчина отбивались от вампиров (отбивались — слишком сильное и долгое слово, — против той тьмы, которая на них обрушилась), Коранну пришлось взять на себя оборону в бегстве по подземному ходу. Ему помогали оборотни, но они плохо владели оружием. Оборотней было много в крепости. Но это много... быстро перешло в иное качество. Счастье, что вампиры не решились преследовать беглецов по слишком узким для них, крылатых, ходам. Счастье, что подземные коридоры под крепостцой были не свободно проходимыми, как в большом городе-крепости. Нет, эти закрывались через каждые несколько шагов на толстые дубовые двери, хоть и небольшие, но запоры на них были мощные. Пожертвовав жизнью троих оборотней, в один из коридоров успели втянуть упавшего, почти бездыханного Коранна. Оставшиеся оборотни из самых преданных получили от старика Мэйнчина указание нести оставшихся в живых членов семейства в большой город-крепость, но ещё прежде нового бегства-путешествия старик раздал всем снадобье, помогающее не только уснуть, но и безболезненно пережить возможную смерть от лап и зубов вампиров.

— Когда я проглотила снадобье, — прошептала Триста, — я тихонько попрощалась с Коранном навсегда. Я думала — мы больше не увидимся. Не думаю, что Коранн меня слышал. Он уже тогда был, как мёртвый. Дед вливал снадобье ему в рот и всё ругался и плакал, что снадобье проливается зря... Он очень переживал...

У Ирати мурашки по спине, когда она представила эту сцену. Плачущий старик, его умирающий внук — в темноте, при свете огарков... Она выпрямилась на своей кушетке — напротив Тристы и, выждав, когда девочка допьёт чай, спросила:

— Хочешь ещё чаю?

— Нет, спасибо. Я согрелась, — ответила Триста, но ещё крепче вцепилась в плед, а потом, просительно заглядывая в глаза Ирати, с мольбой сказала: — А ты не научишь меня ткать такие пледы?

— Научу, — пообещала девушка и велела её взять с собой побольше сладостей, завернув их в льняные салфетки. — Ну что? Посмотрим, какие вещи ты возьмёшь для себя и Эйнгил? Кажется, мы отобрали всё, что вам нужно на первое время.

Поскольку Триста не откликнулась, кажется, не желая возвращаться в гостевые апартаменты, а предпочитая снова налить чаю, то Ирати подошла к вороху одежды и вновь просмотрела вещи. Хмыкнула.

— Ну нет, эту рубаху никому не отдам.

Девочка немедленно оставила чашку на столике и помчалась к Ирати, на ходу запахивая раскрывающиеся края пледа. Кажется, эта вещь, несмотря на грубый ворс, ей очень нравилась.

— Какую? Почему не отдашь?

Ирати рассмеялась, вытаскивая и разворачивая неокрашенную рубаху с небольшой вышивкой по вороту и краям рукавов.

— Эту. Она мне очень дорога.

— Почему? — не понимала Триста.

На это детское любопытство Ирати её и поймала. Она с шутливой важностью объяснила, одним только насмешливым тоном объясняя, что относится к собственной находке довольно легкомысленно:

— Эта рубаха досталась мне сразу от двух братьев, — уже смеясь, сказала Ирати. — Сначала её носил Астигар, потом — Гароа, когда они были совсем мальчиками.

— Ты носила за братьями рубашки? — не поверила Триста. И растерянно призналась: — Я думала, ты носишь только новые вещи.

— Что ты... — снова хмыкнула Ирати. — Если бы я носила только новые, для меня не успевали бы их шить. Я в детстве любила лазить по деревьям и по всем кустарникам, а когда начала заниматься травничеством, залезала в такие дебри, что меня оттуда доставали не только исцарапанной, но и в одежде, истерзанной всеми колючками, которые я только находила там. Поэтому братья отдавали мне вещи, из которых вырастали. Они грубей, зато выдерживали мою бурную деятельность в лесах и возле реки.

А потом они шли по коридорам к гостевым апартаментам и негромко переговаривались, чувствуя, что сдружились. Несмотря на множество тёплых вещей, определённых для Тристы, девочка пока решила не надевать их, а продолжать бегать в том самом тёплом пледе, благо Ирати согласилась отдать его ей. И в первую очередь обе торкнулись в комнату Эйнгил, предварительно постучав, а Ирати — магически выяснив, что женщина ещё не спит.

Перед уставшей, казалось бы навечно, женщиной вывалили не только те одежды, которые ей подойдут временно, но и чистые полотна на всякий случай. Хотя Ирати и знала, что женщине могут помочь со всем, что нужно для родов, но хотелось подбодрить её немного таким образом.

Как ни странно, но, пока Эйнгил перебирала вещи, пока Триста угощала её сладостями из вазы Ирати, женщина и впрямь как-то слегка успокоилась. Пропал блестящий сумасшедший огонёк в её глазах. Эйнгил словно повернули в ту сторону, где она должна видеть жизнь иной — той, в которой готовятся к ожиданию будущей, новой жизни. А уж когда девочка и женщина принялись примерять данные им вещи, Ирати аж затаилась, чтобы не мешать той лёгкости, с которой начали болтать две беженки. Она терпеливо ждала, пока можно будет отправиться к Коранну, хотя так хотелось напомнить Тристе, что её старший брат тоже нуждается в их внимании.