— Да чтоб тебя! — рявкнул я, кидаясь следом, чтобы пришибить гадину, даже если это будет стоить мне жизни.
Перепрыгивать сам я даже не пытался, магия помогла перелететь тёмный провал, но древние камни хрустнули под ногами, и я, поминая куця, соскользнул вниз, хорошенько приложившись о шершавую кладку. Инстинктивно ухватился за карниз, пытаясь не слететь вниз. Расцарапал руки, но все же удержался на самом краю.
Подняться оказалось не так-то легко, изувеченная нога сразу дала о себе знать. Не спасал даже аланин орнамент. Но и моей сопернице изрядно досталось. Рана все больше замедляла её, уравнивая шансы. Я рванул по желобу вслед за тварью, собираясь добить. Тут уж не до церемоний, либо я, либо она. Смешливица почти достигла конца акведука. Ругая на чём свет стоит свою ногу, я припал на колено и ударил кулаками в каменную кладку. Лиловая волна пронеслась над выщербленным дном желоба и врезалась в тварь. Та взвизгнула и неуклюже соскользнула вниз. Ха! Я подхватился и спрыгнул следом за несколько ярдов от места падения твари. Тут судьба решила, что хорошего помаленьку. Чары левитации окончательно рассеялись в середине прыжка, и я приземлился, изрядно отбив пятки. Узор Аланы, на прощанье разлившись успокоительным теплом, окончательно перестал действовать и бедро пронзила тянущая боль. Костяные крючья свистнули над головой, похоже, нежить атаковала вслепую, заставив меня неуклюже рвануться в сторону и прокатиться по грязи, уходя из-под удара.
Луна, неспешно выползшая из-за крыш, озарила узкий переулок, зажатый глухими стенами — нижние арки акведука давно заложили, превратив улочку в каменный мешок и единственный выход был у меня за спиной. Вот и всё, теперь — пан или пропал. Откатившись к стене, я подорвался на ноги. Выставил магический щит и пошел на прижавшуюся к земле смешливицу, перекатывая в пальцах нервно мерцающий пульсар. Сейчас, как никогда жалел, что при мне нет верной трости. Пять дюймов заговоренной стали, прятавшиеся в древке, упокоили бы её вернее магии. Смог бы ударить, не поднимая щита. Нежить неохотно отступала, припав к земле и выпростав волосяные жгуты, в надежде достать меня, если ошибусь. Ничего и не таких видали, и тех бивали. Смешливица уперлась в стену, дальше отступать было некуда. Наплевав на боль в раненной ноге, я прыгнул вперед, в последний момент убирая щит.
Мы ударили одновременно: гибельная магия против волос-крючьев. Заклятье вонзилось в уродливую голову, но серповидные крючья проскочили мимо отведённой на время защиты. Пропахали грудь и руку и с силой швырнули меня о стену. От удара померк свет, но в наступающей тьме плотоядно блеснули оскаленные клыки.
Глава 9 в которой тварь загоняют в ловушку
Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи
— Пан Вильк! — окликнул будто сквозь вату смутно знакомый голос.
Я заелозил руками по земле, пытаясь сесть, и разлепить глаза.
— Ребята, живой он!
Меня аккуратно подняли на ноги и прислонили к стене.
— Давно тут валяюсь? — прохрипел я, порадовавшись, что треклятая смешливица унесла ноги, не обглодав полоумного мага.
— Та не дюже, — хмыкнул стражник.
От акведука к нему спешили ещё двое ребят.
— Мы ж почитай сразу за вами побегли, по акведуку. Видали, как вы сцепилися, значит, тока пока сразумели где тут слезть, шобы ноги не переломать, не подсобили, убегла, стервь!
'Хорошо, что не успели, — хмуро подумал я, вспоминая несчастного Казимира, — не то остались бы от вас рожки да ножки'.
Нежить всегда опасна, а раненная опасна вдвойне. Видно, я снова пополз по стене, так что меня подперли с двух сторон, не давая упасть.
— Пан магистр, к лекарю бы вас, — пробасил тот, что приводил меня в чувство.
— К дидьку, — прохрипел я, сплевывая кровь. — Куда она рванула?
— Да вестимо куда, к выходу, тут хорониться негде. А славно вы её отделали, жалко, что не до смерти.
— То-то и оно... Бырь, — я наконец-то вспомнил его имя.
Магией остановил кровь. В голове противно затенькало — слишком много колдовства на сегодня. И держась рукой за стену, побрел к выходу из тупика, махнув рукой парням, чтобы следовали за мной, но вперед не совались. Ночное зрение использовать не стал — хватало лунного света. Цепочка темных, маслянисто поблескивающих пятен, начиналась в метре от того места, где я упал, и не иссякала. Все же мой удар настиг цель — кровь из смешливицы хлестала ручьем. Пришлось немного задержаться, чтобы растворить несколько капель в колбе и спрятать в карманный футляр.
Мы выбрались из каменного мешка на узкую улочку. Цепочка пятен стала реже, но не пропала. Дома разошлись широко в стороны. Перед нами, ослепшая из-за потухших фонарей, проваливалась во мрак какая-то площадь. Каблуки глухо били по брусчатке, пугая сонную тишину. На открытом пространстве идти стало легче. Когда не ждёшь удара в спину, она сама собой распрямляется. Мы медленно подобрались к огромному зданию, и последние следы крови я обнаружил на просевшем каменном крыльце.
— Бырь, где это мы, не пойму? — тяжело дыша, спросил я.
— Дык, это... — стражник ненавязчиво подпер меня плечом, не давая сползти по стенке, — Постромкин проулок. Тут ещё недавно убиенного нашли. Вот на этом самом месте. Андрусь, ты ж вроде тода на осмотре тела со мной был? — повернулся он к одному из двоих стражников.
— Ага, — хрипловато откликнулся Андрусь. — Туточки и нашли. Прямо в проеме и лежал, болезный.
'Ясь Дарецкий, — невольно всплыло в мозгу — найден мертвым в Постромкином переулке на пороге черного хода музейного дома...'.
— Андрусь, гони-ка в управление. Пусть поднимают людей. Надо оцепить всё вокруг.
Второго парнишку, имени которого так и не вспомнил, отправил к центральному входу. Туда тварь не сунется, все проходы кишат охранными чарами, но надо смотреть, чтобы никто не вошёл, случайно или со злым умыслом. Сам остался у чёрного хода, запечатал дверь заклятьем и устало опустился на перекошеное крыльцо. Привалился спиной к облупившейся стене и замер. Теперь никуда не денется. Окон со стороны проулка у музея нет. Если сигать, то только на площадь. Крыша высоко, на соседний дом не перескочишь.
Бырь уселся рядом и принялся сворачивать 'козью ногу'. Предложил и мне. Я затянулся дрянным горлодером и хрипло закашлялся. Ничего, всё здесь перерою. Каждую пядь. Костьми лягу, а найду, куда нечисть схоронилась. Еще одной охоты у неё не будет.
От центрального входа раздалась невнятная ругань, и мы невольно подскочили.
— Да как ты смеешь? — долетели особенно резкие в тишине слова.
— Пшкевич! — хмыкнул я. — Очень кстати.
Никогда бы не подумал, что скажу такое, но я был почти рад его приходу. Моих сил уже не осталось, а он сильный маг.
Раздраженный голос приближался.
— Какой к дидьку Вильк? Чхал я на его приказы!
Красный, вспотевший пан Рекар выскочил из темноты.
— Совсем страх потерял... — начал он, но не договорил.
Узкие глаза цепко прошлись по моим ранам.
— Что случилось? — почти мягко уточнил Пшкевич.
— В музей её загнали... — начал Бырь, оглянувшись на меня.
Я кивнул.
— Ваш выход пан Рекар. Я выдохся.
Он только хмыкнул, задумчиво оглядевшись.
— Музей курирует Школа Высших Искусств. Я как глава кафедры боевой магии лично устанавливал защиту, и могу уверенно заявить, что она не выберется.
Я снова кивнул.
— Прекрасно, тогда ждём оцепления.
Он нервно заходил перед крыльцом, посматривая в темноту и непрестанно бормоча:
— Под самым моим носом. Я ведь давно мог её сцапать, — Пшкевич повысил голос. — Каждый день тут бываю. Неужели такую мерзкую нечисть держали прямо в музее?
— Похоже. В прошлый раз от Ночвицких она драпала именно сюда, — я чуть выпрямился. — Ясь Дарецкий погиб на этих самых ступенях, а Юзеф Ничек...
— Не напоминайте! — недовольно поднял руку пан Рекар. — От этого бездаря и при жизни была куча проблем, не хочу слышать о нём и после смерти.
— Каких? — удивился я.
— Всяких. Запорол проклятую картину ... — он остановился на полуслове. — Вы что меня допрашиваете?
— С пристрастием, — подтвердил я и вяло усмехнулся. — Не добивайте меня своими шуточками, и так еле говорю.
— Прискорбно слышать, — надменно бросил Пшкевич. — Всегда бы так.
— Не станете со мной секретничать?
Он лишь надменно задрал подбородок.
— Слова бы не сказал, но всю кашу заварил ваш дорогой приятель Габриэль Ремиц. Не знаю на какой помойке он подобрал, эту так называемую, живопись, но быстро пристроил её в музей. В любую дырку без мыла влезет.
— Вы всё-таки в приличном обществе, — хмуро напомнил я.
Пшкевич брезгливо сморщился.
— Ах, простите, наш нежный пан магистр Ночной стражи. Буду краток. Какой-то болван, не знаю уж какой именно, доверил реставрировать эту нелепую мазню криворукому юнцу. И этот... этот Ничек, бездарь этот... наворотил дел! — он тяжело втянул воздух. — Не знаю тонкостей, но скандал вышел знатный. Пришлось вашим Ремицам самим расхлебывать свою кашу.
— Так вот о чём Гжесь говорил на балу...
— Во-во! — вскрикнул Пшкевич. — Они еще и хвастаются, что прибрали за собой.
— А что за картина? У Габриэля прекрасный вкус...
— Не смешите, — отмахнулся пан Рекар. — Я бы такую в сортире не повесил. А уж я-то в живописи разбираюсь. Это моя страсть и приличный доход.
— Препочтения у всех разные, — устало пробормотал я.
— Нынче рисуют кое-как, — непонятно с кем согласился Бырь.
Пшкевич только сверкнул глазами, продолжая расхаживать взад-вперед.
— Я доверяю только признанным мастерам, — заносчиво бросил он. — Веду дела с известным коллекционером Эдриком Бриловым.
— С кем? — удивленно выпрямился я.
Причем тут старинный друг пана Врочека, через которого старик достаёт свои самые дорогие книги.
— Вы вращаетесь в разных кругах, — надменно проговорил пан Рекар. — Хотя о нём знают и у нас, и в Зодчеке, и много где ещё.
— Вы правы, — ответил я. — Плохо знаком с пиратами и контрабандистами. Но про капитана Эдрика Брилова слышал.
Пшкевич надулся, но его ядовитую речь прервал заполнивший площадь гомон. Казалось, к музею стекается вся Ночная стража. Оцеплением командовал сам капитан, и его отрывистые приказы грозили разбудить весь Кипеллен.
— Ну, надо же, сколько у нас народу служит, — подивился Бырь.
Я же прикрыл глаза. Пшкевич оставил меня в покое, бросившись командовать, и я смог привести в порядок мысли. События и люди переплетались вокруг твари в замысловатый клубок. Будто у каждого моего знакомого был потаённый мотив. Рекара, Мнишека, братьев Ремицев, даже Врочека что-то связывало, и эти проклятые узлы проступали всё сильнее. А может быть я просто ранен, устал и несу полную чушь?
Брац еще вопил, а стражники уже обложили каждую возможную лозейку. Даже если бы смешливица могла превратиться в дождевую воду, то все равно не вытекла бы по водостоку.
— Пан Вильк!
Ни минуты покоя.
— Довёл до самого дома, как приказывали, — сообщил запыхавшийся Марек. — Да ещё за троллем проследил. Ничего подозрительного не делал, забрался к себе под мост и затих.
— Всё?
— Пока я за ним присматривал увидел как к книжной лавке подъехала подозрительная карета.
— Какая? — устало переспросил я.
— С заплаткой, — прошептал капрал. — Такая цветная на задках кожаного салона. Такой раньше не видел. Из неё вышел завкафедрой факультета алхимии...
— Кто?
Может нелепые мысли не такой уж и бред? А совсем наоборот?
— Пан Габриэль Ремиц, — отступив на шаг, удивленно проговорил Марек. — Он постучал в дверь, ему открыл сам пан Врочек. Но алхимик проходить не стал, только спросил чего-то прямо на пороге.
— О чём? — потребовал я.
— Ну, я близко не подходил, — стушевался он, — боялся, что заметят. Слышал только, что вас упоминали и Алану де Керси.
Я поджал губы.
— И?
— Пан Ремиц уехал на той же подозрительной карете, на которой приехал.
— Куда?
— Откуда же мне знать, пан Вильк?
— Карету и вприпрыжку не догонишь, — поддакнул Бырь.
Он так и крутился рядом, словно продолжая охранять меня от неведомых опасностей.
— Догонишь, если надо, — отрезал я.
— Вам, конечно, чародеям виднее...
— А ты чего вообще дожидаешься? — перебил я.
— Ну, как же, лекаря же...
Бырь даже отступил, так я напрягся и вытянулся. Даже вскинулся над ступенями, от которых никак не мог оторваться.
— Обойдусь, — шикнул я и повернулся к двери.
— У пана припоя с лекарями разговор короткий, — шепнул Марек за моей спиной.
