— Хараев, оружие поправь, ты в своего же соратника целишься! — Весло уже с трудом сдерживается. Хараев — это претендующий на звание «главный мачо взвода» двухметровый детина, «условно-ефрейтор», крупный, достаточно сильный и избыточно наглый (есть и ещё пара-тройка таких же — Норовец Константин, Гаркуш Сергей, и, хотя и куда более осторожный, Мошка Марк — этот норовит исподтишка действовать); оное ещё усугубилось его назначением на должность комода-раз. Что-то в его лице просматривалось то ли татарское, то ли кавказское, чуть кожа смугловатая да глаза слегка навыкате, но говорил на русском парень абсолютно чисто. Однако проблемы создавать начал в первый же день! Гормоны, привычка оказываться физически сильнее окружающих ровесников, да и вообще «одесский» колорит… В общем, сей вьюнош под сотку кил весом считал всё третье отделение взвода, «то самое», неким личным курятником. То, что, насколько я понял, на текущий период его обломали все (или почти все — мне как-то фиолетово) «соратницы», парень воспринимал как женское кокетство и набивание себе цены; у этого типа в голове даже мысли, похоже, не возникало, что его, такого замечательного и исключительного, могут на самом деле послать по известному адресу! Соответственно он себя и вел — пытался при любом удобном случае плоско (иначе или не умел, или не давал себе труда) шутить, особо педалируя тему внешнего вида, поведения и прочих качеств бойцов группы; изо всех сил привлекал к себе внимание «прекрасных половин», игнорируя как их собственное мнение, так и вообще здравый смысл; пытался даже самостоятельно (и, естественно — мешая мне или Золину) чего-то там рассказывать на тему местности и живности…
— Да нормально я целюсь! Злобный враг будет уничтожен, мы стрелять умеем, не то что всякие… разные! — немедленно отозвался этот пижон, но развить тему ему не дали. После категорического приказа «Заткнуться!» от лейта парень притих, но на привале, видимо, решил отыграться — принялся чесать языком, рассыпая простенькие комплименты девчатам и кривляя моих бойцов (однако — не переходя определенных рамок). Акула подошёл ко мне и, глядя куда-то в сторону-вверх, поинтересовался:
— Следопыт, по-моему, этот кретин уверен, что он реально бессмертный… Может, пора его утихомирить?!
Я внимательнее присмотрелся к ефрейтору — да Акулов уже на грани! Ещё десяток минут хараевского трёпа — и начнется… черт его знает, что именно, но нахрена мне эти проблемы?! Так и до кровочки можно доиграться! Ладно, раз боец не понимает по-хорошему — будем учить по-плохому…
— Курсант Хараев. — я не повышал голос, его проблемы, если он «не услышит» команду. Хотя — услышал, осторожный, не отнимешь…
— Я, тарщ-младший-сержнт. — несколько замедленно, но встал курсант под уставной ответ, при этом старательно выговорив слово «младший» и слегка скомкав остальные.
— Вы, курсант, считаете себя большим знатоком дикой местности, и уверены, что разбираетесь в методах выживания лучше инструкторов? Это прекрасно… — я на секунду замолчал, но, когда курсант попытался что-то ответить, перебил (а вот это мне в армии нравится! я начальник — ты дурак, и никак иначе… естественно, когда за начальника именно я!) — Я не закончил и вашего мнения, курсант, не спрашивал. Итак — раз вы уверены в своих силах, вы получите возможность их проявить. Как командир первого отделения принимаете командование взводом на себя. Временный командир взвода лейтенант Золин условно ранен и выбыл из строя, находясь без сознания («золушок» чуть вздрогнул, но промолчал — поздно пить боржоми; раз оставил мне «удовольствие» утихомиривать наглого «курса», то теперь не чирикай!). Ваша задача — я, вспоминая рассказ Чермиса, злорадно прищурился — уйти от группы преследования, найти место для ночлега, подготовить стоянку, обеспечить безопасность и питание личного состава… Задача ясна?! — последние слова я «пролаял», так называемый «командный голос» в своё время поставлен был у меня хорошо ещё в «той» армии, и усугубился годами работы «с людьми» на гражданке.
— Так точно! — Хараев ответил раньше, чем полностью осознал полученное задание. Ага, сам такой — на соответствующий тон и штатно заданный вопрос ответ следует рефлекторно, понять задачу толком не успел, а выполнять — уже готов! Иногда это же является поводом для смеха — гавкнуть «так-точну» не долго, а вот бежать выполнять… что именно?! А точно то ли, что было приказано, да ещё буквально ли приказ понимать следовало? Всякое случается иногда… как и смех бывает — сквозь слёзы…
— Тогда — выполняйте. У вас двадцать минут — после этого или вы начинаете движение, или проваливаете задание на месте… с соответствующими организационными выводами. — я «тонко» намекнул о перспективе расстаться с лычками ефрейтора, пускай и «учебными». Акула, переглянувшись с Веслом, старательно давили торжествующие ухмылки — уже поняли, что начнётся далее… хотя, кажется, не только они, просто видел я лучше именно эти довольные физиономии.
«Начать движение» свеженазначенный «и.о.-комвзвода» всё же смог, успев предварительно переругаться с тремя своими соратниками и послав их по известному адресу — просто тупо скомандовав «вперед шаго-ом… арш!» — и тут же был остановлен моим окриком:
— Курсант Хараев! Вы ничего не забыли?! — недоумённая рожа детинушки была красноречивее любых слов.
— Никак н-н-нет… товарищ сержант! — буркнул явно «потерявшийся» ефрейтор.
— Ум-гу... — я сделал «глубоко задумчивый» вид и приказал — Повторите поставленную задачу и вводные условия!
— Начать… движение… найти место… и еду тоже. — несколько неуверенно уже (правильное макание носом в собственную лужу — бесценно!) проблеял ком-од. Я кивнул и поинтересовался:
— И это всё? Странно, об этом мы с вами ещё поговорим… Куда вы намерены вести взвод?
Хараев лихорадочно метнулся глазами по горизонту и ткнул рукой в первую попавшуюся рощу, в лощинке, километрах в четырёх прямо перед собой:
— В направлении вон той низменности! — и даже с некоторым превосходством уставился на меня. Я равнодушно пожал плечами и с демонстративной ленцой уточнил:
— Ваш выбор — ваше дело. Только скажите мне, пожалуйста — почему вы бросили боевого товарища? Это ваша тактическая хитрость, или просто равнодушие к потерям личного состава?! — последние слова я усилил интонацией. Ефрейтор дернулся, пробежал глазами по сгрудившемуся взводу и с недоумением выдал:
— Так все же тут!
Голос был настолько по-детски обиженным, что мои бойцы сдавленно захихикали. Я картинно удивился:
— Что значит — все?! В указанной мной, лично, вводной было чётко сказано — «…Командир взвода лейтенант Золин условно ранен и в бессознательном состоянии…». Повторяю — ранен и выбыл из строя, а не убит! Только что вы, курсант, просто бросили в саванне, на пути настигающей группы преследователей — условно будем считать, это банда из Имамата, — своего непосредственного командира! Вы рассчитываете, что, найдя раненого офицера РА, бандиты прекратят преследование, удовлетворившись добычей? Что ж, как вариант тактического решения, конечно, имеет право на существование… Вот только как-то гаденько получается… Что дальше будете делать? Прострелите ноги паре-тройке товарищей, чтобы иметь право приказать им вас прикрывать — все равно ведь не уйдут, а так можно будет убегать налегке? — на ефрейтора было жалко смотреть. За какую-то минуту он будто потерял килограмм десять веса и сантиметров пятнадцать роста! Понятно, что ничего подобного курсант не планировал — он и вообще ничего не планировал, не до того ему было. Но и выводы мои оспорить никак не мог — фактически, про лейтенанта он банально забыл, не придав значения условиям задачи!
— Та-а-ак, ладно… Попробуем еще раз. Курсант Хараев! Условия поставленной задачи ясны?!
— Так точно, товарищ сержант! — выдавил бледный «условно-ефрейтор».
— Двадцать минут до начала движения — время пошло! — коротко скомандовал я и, пока «и.о.командира» пытался организовать импровизированные носилки, украдкой показал кулак обоим «своим» командирам звеньев — и Акула, и Сирый прониклись и принялись раздавать плюшки подчиненным…
В этот раз кое-как двинуться с места привала Хараев смог только через сорок минут. Я демонстративно стоял чуть в сторонке и молча смотрел на свои часы, не говоря ни слова. Когда мимо меня протопала четверка несущих на корявых носилках лейта бойцов (додуматься до ремней и курток они так и не сумели, вместо этого изуродовали один спальник; решение… спорное, ткань спальника вряд ли протянет дольше нескольких часов — синтетика, блин, на драные дырки не рассчитана), я, ухмыльнувшись в ответ на злобный взгляд лейта, опустил руку и, в десяток шагов догнав идущего в первых рядах Хараева, громко сообщил:
— Сорок минут, курсант. Вы непозволительно промедлили, в течении четверти часа ваш отряд окажется в поле зрения преследователей! Ваши действия?!
Хараев с ненавистью посмотрел на меня и проорал:
— Взво-о-од! Бего-о-ом… марш! — и сам пустился тяжёлой рысью. Мои двумя звеньями выдвинулись по флангам и чуть вперёд, не перекрывая, конечно, направление движения взвода, ещё две группы ушли в тыловое охранение. Я, в этот раз, оставался на постоянной позиции в правом звене, продолжая отслеживать не столько бегущих курсантов, сколько местность вокруг на предмет хищной живности и прочих неприятностей… Через полчаса бойцы взвода «сдохли». Точнее, выбились из сил четверо носильщиков лейтенанта, поскольку никто даже не подумал их сменить! Идиотизм, клинический! Если бы и вправду нас преследовала банда… хотя, там бы уже были другие расклады, не спорю…
— Командир взвода Хараев! Скорость вашего движения непозволительно медленна, вас настигают преследователи. Вам удалось оторваться не более чем на полчаса, однако благодаря тому, что вы не озаботились хоть каким-то способом запутать следы или скрыть их, банда идёт точно за вашим подразделением. Ваши действия?
Ефрейтор, кажется, мысленно пожелал мне споткнуться и свернуть шею, но вслух прохрипел:
— Я и… ещё несколько… остаёмся и принимаем бой… отвлекаем на себя…
Ну вот, очередной «грудью напролом»…
— Взвод! Стой! Вольно! — курсанты на удивление выдохлись (впрочем, их и Золин неплохо загонял, до меня), и гнать их этим жалким подобием бега смысла уже не было — всё равно еле бредут. Но то, что после команды «вольно!» этот детский сад большей частью попадает там же, где стоит — я не рассчитывал. Отвык, что ли — наши-то также себя вели, правда, уже отучились, на Глеба укушенного глядючи и некоторые пояснения слушаючи. А эти — как туристы-экскурсанты в парке, блин, и даже на инструкторов ноль внимания… И, хотя мы как раз добежали (если это можно так назвать) до скального останца, но, судя по лицам «махновцев», заставить их опустить задницы на солнышком прогретые и удобные даже на вид камни может только прямой приказ — и то далеко не факт! Вон, Золин аж с носилок спрыгнул, не давая возможности его уложить на ровную площадку! А из «раз-разов» стоять осталось человек пять… нет, семь. Н-да-с, чем же эти малолетки меня слушали три дня, а если всё же ушами — куда всё услышанное девалось? Ладно, вторая часть марлезонского балета:
— Отвратительно. Кто может рассказать мне о совершенных курсантом Хараевым ошибках? — в ответ тишина, прерываемая звуками хриплого дыхания. Эге, корпоративная солидарность?! Ну, хоть это в порядке, «один за всех» и все такое… хотя, если это страх перед «самым сильным» — взводу хана! Такое подразделение требует срочного переформирования! Жаль, что сейчас не до этого, да и не наше дело…
— Хорошо, попробуем иначе. Курсант Хараев!
— Я, товарищ сержант! — во-о-от, уже лучше. Всего-то получасовая пробежка — а как мотивирует!
— Доложите ваше мнение.
— Я… не могу знать, товарищ сержант! — молодцевато вытянулся «учебный ефрейтор». Та-а-ак, значится…
— Что, все остальные тоже — «не могу знать»? И это первый учебный… отвратительно. Ефрейтор Акула… черт, Акулов!
— Я, таварщ-сержант. — Акуле тянуться не требуется, нет у нас таких привычек — вот он и не напрягается. Зато в голосе отчетливое уважение.
— Расскажите «немогузнайкам», в чем их ошибки. Общие, не только одного Хараева, хотя он и спровоцировал большую их часть.
— Есть, товарищ сержант. — «отмахнул» Акула и повернулся к сидящим курсантам. — Первое — не было назначено боевое охранение, из-за чего нам, инструкторам, пришлось продолжать наблюдение за местностью и за себя, и за вашу толпу — из вас этим не занимался никто. Второе — направление движения выбиралось произвольно, вследствие чего вы просто убегали от противника, при этом оставляя за собой широкую колею в траве; и это при том, что только я видел по пути три каменистых участка, на которых при минимальных усилиях можно было вообще не оставить следов, чем, как минимум, усложнить задачу преследователям. Третье — раненого командира несли на протяжении всего движения одни и те же бойцы — хорошо хоть, прямо там не бросили — и, конечно, быстро выбились из сил; если бы вы на бегу менялись, то смогли бы выдержать куда дольше. Двигались бегом постоянно, хотя такое понятие как «волчий шаг» вам известно не хуже, чем остальным, опять же быстро ослабли и растратили силы. Про ваши умения использовать подручные материалы и вовсе молчу — спальник, из которого сделаны носилки, продержится ещё час-два, а потом придется делать новые… А о том, что сейчас вы все сидите, и вовсе нельзя сказать ничего приличного…
— А чего такого в том, что мы сидим?! У нас привал, и команда «вольно» была! — возмущенный женский голос прервал Акула на половине фразы, заставив слушателей перевести внимание с Валерки на изящно откинувшуюся на камень за спиной курсантку. Эффектная девица, ничего не скажешь, одна из признанных альфа-самок всего ЦУП-а, Беран Елена, стройная и довольно спортивная «почти-блондинка». Одна из не так уж и выдохшихся после пробежки, девушка, тем не менее, воспользовалась случаем и устроилась с максимальным комфортом — откинувшись на кстати торчащий из грунта гладкий камень и сидя на таком же, вполне удобном, да ещё и локтем опёршись на сброшенный рюкзак. Акула хотел ответить, но лейтенант похлопал его по плечу и шагнул вперед:
— Команда «вольно» была, вы правы, курсант Беран… Две декады назад я отдал точно такую же команду, и бойцы взвода из четвертого учебного батальона точно так же попадали задницами там же, где и стояли. Через десять минут после выполнения команды — именно так, как сейчас выполнили её вы — один из бойцов был смертельно ранен, укус «ледянки», знаете такую змейку? Насколько я помню, сержант Злой вам показывал фотографии и рассказывал о ней, в числе прочих… Оказать помощь курсанту было нечем, доставить на Базу вовремя — тоже. В течении ближайших двух-трех часов его ждала неизбежная смерть, в качестве утешения разве что — безболезненная.
