Мертвые не разговаривают

Все же именно она здесь лидер.

— Для того чтобы выполнить обещание, мне надо выбраться отсюда.

Дети молча переглядывались. Некоторые из них качали головами, другие — кивали. Кого больше, Андрей не рассмотрел. Решают, что делать?

— Ты же знаешь, что не сможешь от нас убежать, — девочка наклонилась к нему. Провалы ее глаз, из которых продолжало вытекать что-то густое и вязкое, поравнялись с его глазами. — Мы играем везде. И в песочнице взрослых, и в своей. Ты первый, кто может гулять и там, и там. Но мы все видим. Мы и тебя видели. Ты не такой, как они. С тобой весело.

Она протянула к нему руку. Андрею стоило немалых усилий, чтобы не отстраниться. Он сглотнул, когда кожи коснулись ледяные пальцы.

— Мы следим за тобой, — говорила девочка. — Каждый день. Мы умеем играть в прятки — от нас невозможно спрятаться. Ты веришь?

— Да... — проговорил Андрей.

— Ты приведешь их всех. А мы выберем того, кто отпустит нас.

Глаза Андрея расширились.

— Выберете?

— Да. Или ты думаешь, что сможешь сам отыскать всех, из-за кого мы не можем уйти?

— Да, думал...

— Нет. Так не пойдет, — она плотоядно ощерилась. На мелких острых зубах пузырилась черная пена. — Ты хочешь все закончить? Мы закончим. Не бойся. Пострадают немногие. С остальными мы не станем играть. Обещаю.

Слова, которые не должно произносить ребенку; жестокость в глазах, более присущая опытному хищнику; внешность утопленника из фильмов ужасов — все это неправильно. Не должно сосуществовать в ребенке. Пусть даже погибшем много лет назад.

— Они не согласятся, — слова пробивались с трудом, царапая пересохшее горло. — Не пойдут за мной.

— Тогда игра продолжится, — ее голос стал похож на шипение змеи. — Вы все умрете. Один за другим. Игра продолжится, но по новым правилам. Мы узнаем, где они прячутся. А тогда... — в ее глазницах мерно запульсировало нечто, похожее на темную опухоль, — придем за ответом. Отвечать будет каждый.

Андрей молчал, чувствуя, как холодеет спина.

— Я постараюсь, — проговорил не своим голосом.

— Конечно, постараешься, — отстранилась от него девочка. — Теперь иди. Но только один раз. Сломанные игрушки нас почти не слушают, потому могут тебя сломать... случайно... — она тихо хихикнула.

Они закружились вокруг него. Веселый хоровод из Преисподней. И комната треснула. Вернее, треснула сама реальность. По стенам, по полу, по мебели и даже по самому воздуху пролегли трещины, будто кто-то разбил зеркало и теперь растаскивает осколки.

Трещины не затронули только самого Андрея. Зато по всему остальному пространству комнаты они множились с каждой секундой. Вскоре очертания предметов стало практически невозможно разобрать — калейдоскоп из отдельных осколков, все больше расползающихся друг от друга. А потом они схлопнулись. Все разом метнулись к одинокой фигуре человека. Андрей почувствовал, как каждый осколок вонзается в тело, как они вспарывают кожу, проникают под нее и продолжают двигаться.

Он закричал — и крик растворился в обрушившейся на него темноте.

Глава 12. Последний круг.

Лежать на траве так приятно. Плевать, что на лицо сыплет изморось. Плевать, что ветер холодит кожу. Все это неважно, если вернулся из мертвых. Если всего несколько минут назад утонул.

Андрей поднялся на локтях. Перед ним простиралась спокойная гладь озера. Знакомые очертания берегов, но от самого детского дома не осталось и следа. Больше того, исчезли и остатки мостков, и лестницы.

А ведь он уже почти не верил, что его отпустят. Дети, погибшие в далекой катастрофе, продолжали играть, не осознавая, что причиняют кому-то настоящую боль. С детской непосредственностью они убивали и сводили с ума, но не видели в этом ничего зазорного. Не месть, не потребности маньяка-изувера — всего лишь игра.

И все же они сами связались с ним по телефону. Больше некому. Сами. А значит, быть может, подсознательно, но желают избавления от бесконечной череды дней, у которой нет будущего.

Андрей полез было во внутренний карман пиджака и тут же спохватился. Пиджак остался в детском доме, на полу. Там же покоится и телефон. Теперь, даже если невольные убийцы и захотят с ним связаться, то уже не смогут. Впрочем, надежды на повторную инициативу с их стороны нет. Сказано и так слишком много. Больше, чем Андрей способен сейчас осознать. Он понимал, что, скорее всего, знает все, что необходимо для спасения — и себя, и других. Знает, но пока не в состоянии собрать из осколков целое.

А вот нож, захваченный с кухни, он все еще продолжал сжимать в руке. Отличный сувенир на память из призрачного города.

Андрей поднял, огляделся. Девственно чистый берег, ни намека на какое-либо строительство, даже самое незначительное. Странно, почему детский дом существует только в двух версиях Водино? Насколько Андрей успел понять, город дублируется во всех трех измерениях, планах или мирах. Дублируется с какими-то изменениями. Разные версии развития: благополучное или катастрофическое. Что же позволило в благополучном развитии вовсе избавиться от Бережка? Или в нем просто некому селиться?

Занимая себя размышлениями, Андрей направился к городу. Поначалу он думал сразу отправиться обратно — в деревню уцелевших, но теперь решил задержаться и проверить состояние Насти и Вяча. Много времени это не займет, а спокойствия ему прибавит.

Продрогнув, Андрей прибавил шагу.

Детям призракам нужны совершенно определенные люди. Их желание 'посмотреть всех' вполне объяснимо, хотя и неожиданно. Хотят выбрать самостоятельно, не доверяют чужому человеку. Но кого выбрать? Если вспомнить все, что они говорили, то нужные им люди встречались и раньше, но мало. Встреч нет только последнее время. Вряд ли оттого, что так называемые игры заканчиваются ничем. Насколько понял Андрей, призракам все же удается подкараулить кого-нибудь из аборигенов. Не попадаются именно те, кто так или иначе играет важную роль в детской трагедии. А это значит, что случайных персонажей быть не может. Остается найти связь. Хотя бы для себя.

Нечто такое, что объединит виновных...

Андрей чуть было не хлопнул себя по лбу. Ну конечно: виновные в крушении! Но не только. Если вспомнить газеты с вырезками и полное отсутствие в них информации о случившемся на озере, а также скудную осведомленность жителей деревни, то напрашивается единственный вывод: о трагедии пытались умолчать.

Вот и круг потенциальных 'нужных' людей: работники самого детского дома, владелец или арендатор речного судна, местные власти и официальные органы вроде милиции или больницы. А еще Алена упоминала о какой-то комиссии, которая приезжала разбирать случай с детьми Бережка. Интересно, кто-то из них еще здесь?

Круг не очень широкий, и входящих в него людей вполне можно найти расспросами в деревне. Если, конечно, выжившие не станут выгораживать своих. Вряд ли, но кто знает.

Главное, чтобы версия оказалась верной, а в круг не вошел кто-то еще, кого Андрей не учел.

Но если надеяться на лучшее, то трудности остаются все равно. Что, если 'нужных' людей несколько? Что, если кто-то из них находится в группе Погоста? Но самое главное — вся та процессия, которую ему предстоит организовать из жителей разрушенного Водино, будет походить на жертвоприношение. Люди вполне осознанно пожертвуют кем-то из своих знакомых или близких, чтобы вырваться из замкнутого круга проклятия. Пожертвуют ли? Сейчас, конечно, не самое лучшее время для этических самокопаний, но отрешиться от них вовсе не получалось. Что надо сделать, что говорить, чтобы убедить людей по собственной воле войти в пещеру с разъяренным хищником? Хищником, которого привыкли сторониться, который убивал не раз. Мыслей на этот счет нет. Андрей никогда не видел в себе зачатков дипломата, не умел лавировать между двумя конфликтующими сторонами. Предпочитал говорить то, что думал. Но в сложившейся ситуации подобный подход не принесет ничего. Его в лучшем случае выгонят из деревни взашей. В худшем... четвертуют, распнут... мало ли что придет в голову.

И все же после разговора с детьми Андрей чувствовал себя немного отдохнувшим, будто действительно поспал.

До больницы он добрался минут за сорок и сразу направился в стационар. Появиться на людях в насквозь мокрой одежде, покрытой грязью, да к тому же еще разодранной, его не смущало. Вот только нож он все же оставил на подходе к городу. За все время, что ему попадалось в руки оружие, применить его так и не пришлось. Не считая случая с уродом, расчленившим девушку. Так к чему таскать с собой лишний металл?

Настя расслабленно сидела в кресле, когда он появился. Завидев Андрея, с громким криком бросилась ему на шею.

— Никогда не думала, что буду ждать тебя с таким нетерпением, — проговорила торопливо. — Теперь я точно знаю, что не сошла с ума. Ты снова исчез. Там, на стоянке. И Вяч это видел. Может подтвердить. Смешно, он несколько минут стоял в ступоре, хлопал глазами. Даже...

— Стой, спокойно, — улыбнулся Андрей. — У вас все нормально?

Девушка отстранилась.

— Извини. Просто с Вячем и не поговоришь теперь, а я не могу сидеть молча. Начинаю думать всякое.

— Все хорошо. Так как дела?

— Нормально. Вяч на перевязке. Его не хотели принимать — выписался же. Но он как-то договорился с заведующей. Ты расскажи, как... сходил? — ее брови сдвинулись к переносице. — Что это? — рукой коснулась его лица.

— А что там?

Андрей подошел к висящему на стене зеркалу. На коже красовались четыре небольших черных пятна. Он попытался их стереть, но тут же отдернул руку — касаться пятен было больно.

— Черт его знает... ударился, наверное. Неважно. Я ненадолго. Только вас проведать, — Андрей вернулся к Насте, сел в кресло. — Выход есть. Я над ним работаю. Очень надеюсь, что сумею разобраться в ближайшие сутки. Продержитесь?

— Конечно... — Настя осеклась. — Вячу все хуже.

— Что такое? Осложнение с ожогами?

— С головой. Он какой-то агрессивный. Сегодня чуть было не сорвался на санитаре. Еле оттащили.

— Это нормально, — кивнул Андрей. — Вернее, этого следовало ожидать. Он не спал?

— Нет.

— Значит, кошмары сводят с ума даже вне сна. Неприятная новость. И все же вам придется держаться. В крайнем случае — уехать за город. Вне домов кошмаров быть не должно. Хотя бы сможете выспаться.

— Забыл, как Вяч бился в машине? А ведь уехали довольно далеко.

— Забыл, — согласился Андрей. — Тогда, может быть, какие-нибудь успокоительные? Попросить у врачей. Легкие и чтобы без эффекта сонливости. Но Вячу не говорить — наверняка не станет принимать.

— Я поговорю с врачами, — Настя села рядом, положила руки на колени. Она то и дело поглядывала, то в дверной проем, ведущий в стационар, то на входную дверь. Кроме того Андрей заметил, как несколько раз девушка вздрогнула от казалось бы безобидных звуков с улицы или внутри больницы. — Так что ты узнал?

— Что с тобой? — спросил он.

Настя отвернулась.

— Ничего. Устала.

— Посмотри на меня.

Она нехотя подняла на него затравленный взгляд.

— И так. Что случилось?

— Ничего, правда, — по ее лбу пролегли морщины. — Я боюсь, — выдавила она, наконец.

— Чего боишься?

— Не знаю, — она снова отвела взгляд. — За мной будто кто-то следит. Все время. Мелькает в тенях, в отражениях, дышит за спиной... Знаю — это полная чушь. Что, скорее всего, схожу с ума. Но ничего не могу с собой поделать.

— Это действие кошмаров, — вздохнул Андрей. — Чтоб им пусто было.

Перед внутренним взором всплыла троица, виденная в детском доме: человек, копошащийся в куче кишок; обезумевшая от страха девица; и он сам — грызущий собственную руку. Мысли совсем не радужные, если учесть, что Настя уже походит на загнанного в угол зверька, а из ее слов выходит, будто Вяч постепенно сходит с ума — звереет. Остается последнее звено — он сам.

— На тебя они не действуют. Почему?

Андрей вздрогнул, вырванный из тягостных размышлений, постучал пальцем по своей голове.

— Возможно, все дело в той бутылке, из мотеля, которая разбилась о мою тыкву. Что-то и повернулось в ней.

— Знаешь, я глупая и ничего не понимаю, но иногда жалею, что это не в моей голове повернулось.

— По ту сторону Водино не очень приятно, — улыбнулся Андрей.

— А здесь, сидя без дела, сходишь с ума. Я стала нервная, шарахаюсь от каждого шороха, вздрагиваю от каждой тени.

— Потерпи. Чуть-чуть. Я уверен — все уладится. Ну, или мы все сойдем с ума.

— Не смешно.

В ее глазах не промелькнуло ни искры теплоты. Настороженный холод, ни тени улыбки. Очень плохо. Еще полдня — девчонка забьется в самый темный угол и ни за что его не покинет.

— Ладно, ты спрашивала, что я узнал?

Настя кивнула.

Андрей в общих чертах рассказал ей о деревне, о выживших жителях Водино и о детях-призраках. Рассказал и о случившейся двадцать лет назад катастрофе, о своих предположениях и выводах. Он старался не сгущать краски и упускал лишние подробности.

Девушка слушала молча, иногда морщилась. Верит ли? Впрочем, после всего случившегося странно сомневаться в его словах.

— А что будет, когда они получат последнего виновного? — спросила она, когда Андрей закончил.

— Все кончится. Мы уедем домой.

— Ты не понял. Что именно кончится? Какая версия Водино останется?

— Не думал об этом, — Андрей почесал затылок, пристально посмотрел на собеседницу. — Хорошо мыслишь. Но у меня нет ответа. И вряд ли у кого-то есть. Я могу только предполагать.

— Предположи.

— Не знаю, какая версия останется, но люди-то уж точно соберутся в реальном мире.

— Надеюсь на это.

— Все будет хорошо, — Андрей взял ее руку в свою. — Зато какое приключение. А кто поверит?

— Никто и не поверит, — одними губами улыбнулась девушка.

Их беседу прервал металлических грохот, раздавшийся из стационара. Следом за грохотом послышался отчаянный женский вопль и тут же рык и неразборчивые ругательства.

Настя взвизгнула. Андрей бросил на нее опасливый взгляд. Та испуганно вжалась в спинку кресла. Глаза расширены, руки остервенело сжимают подлокотники кресла.

— Что за черт? Сиди здесь, хорошо?

Девушка не отреагировала на его слова. Ее всю трясло.

— Настя, очнись! — он несильно тряханул ее за плечи. Взгляд расширенных глаз приобрел осмысленность.

— Никуда не уходи. Ничего не бойся. Я посмотрю и вернусь. Хорошо?

Судорожный кивок.

Не стоит оставлять ее одну, но крики из стационара такие, будто там кого-то режут.

Он метнулся в раскрытые двери отделения. Женские крики не прекращались, хотя стали тише, превратились в громкие рыдания.

Андрей успел сделать несколько шагов, когда двери одной из палат будто взорвались изнутри. Во все стороны полетели осколки стекла. Из палаты вывалилось нечто, больше похожее на свежую мумию. Нечто передвигалось, шаркая ногами по полу. Одна рука плотно прижата к телу, вторая дергается при каждом шаге.

Андрей поймал взгляд налитых кровью глаз: Константин Иванович — запивший мужик, встреченный ими в мотеле и впоследствии поджегший сам себя.