Молоденький альтерианец хорошо переносил боль: порез на его лице был глубокий, а он даже бровью не вёл, молодец. Его лицо было полосатым от пересекавших его алых потёков, кровь скопилась на его бровях, струилась по носу, повиснув каплей на его кончике, стекала по шее на лётный костюм. Зиддик был доволен уж тем, что напоследок хотя бы раскроил эту смазливую мордашку, на которой теперь останется большой шрам — на память о нём, капитане Зиддике. Альтерианец, стоя на коленях над поверженным, истекающим кровью Зиддиком, сверлил его ненавидящим взглядом.
— Это тебе не только за О-Ная, — сказал он. — Помнишь Флокар, Ахиббо Квайкуса и юного альтерианца, телесную невинность которого ты нарушил своим мерзким языком?
"Это здесь ещё при чём?" — удивлённо подумал Зиддик, с каждой секундой неотвратимо слабея. Да, тот малыш, напомнивший ему О-Ная своей хрупкостью, сумевший вытащить у него нож с пояса.
— Помнишь?! — рявкнул альтерианец, надавив Зиддику коленом на грудь.
Из горла Зиддика вырвалось булькающее перханье, и из уголка рта потекла струйка крови: одна из его ран была в лёгкое.
— А, — только и смог прохрипеть он. — А!..
— Вижу, ты помнишь, — сказал альтерианец. — Ты думал, что за него будет некому отомстить? Зря ты так думал, потому что настал час расплаты. Это тебе за Джима!
Четвёртый раз нож вошёл в печень. Так вот оно что, проползла в голове Зиддика угасающая мысль, а в следующее мгновение нож полоснул ему по горлу.
Мёртвый Зиддик уже не чувствовал, как Фалкон открыл ему рот, вытащил язык и отрезал его под самый корень. Опустив трофей в банку со спиртом, он отстегнул с пояса Зиддика чехол, подобрал нож и вложил в него. Уложив оба трофея в рюкзак, он облил место боя дезинфицирующим раствором из канистры, набрал раствора в горсть и промыл себе рану на лице.
— Глава XVII. След
Туманным утром двадцать пятого иннемара Джим проснулся от звука двигателей. Не флаера: звук был мощнее и мог принадлежать только звездолёту Фалкона. Джим вскочил с постели и в одной пижаме бросился в другую комнату в фасадной части дома, окна которой выходили на площадку. Да, перед домом приземлился звездолёт! Сердце Джима забилось так часто, что ему стало не хватать воздуха, а в глазах потемнело. Люк открылся, и из него на площадку выскочил Фалкон — живой и здоровый, только почему-то в чёрной маске на голове с отверстиями для глаз и рта. Радость навалилась на Джима так мощно, что отняла у него все силы, и он, ослабев от счастья, осел на пол, прижимая руку к груди, переполненной чем-то упругим и пульсирующим. Но уже в следующее мгновение его охватил парализующий холод: почему Фалкон был в маске? Причина могла быть только одна: Зиддик изуродовал его.
Фалкон развязывал шнуровку сапог. Увидев в дверях комнаты лорда Райвенна, он поднялся на ноги.
— Здравствуй, друг мой, — сказал лорд. — Я рад, что ты вернулся. Но почему ты в маске? Ты ли это?
— Это я, милорд, не сомневайтесь, — ответил Фалкон. — На мне маска, потому что моё лицо уже не такое, как было раньше.
— Что ты хочешь сказать? — нахмурился лорд Райвенн. — Ты обезображен? Как это случилось? Сними маску, покажи мне, что там!
— Милорд... — начал Фалкон.
— Дружок, я должен это увидеть, — настаивал лорд Райвенн. — Ведь я не чужой тебе! Ты можешь показать мне это без стеснения.
Фалкон, помедлив, поднял руку к маске и медленно потянул. Чёрная ткань сползла, открыв взгляду лорда Райвенна большой грубый рубец, проходивший наискосок через всё лицо Фалкона и заканчивавшийся на нижней челюсти. Нитки были ещё не удалены из шва, и рубец багровел на бледном лице Фалкона широким неровным бугром.
— Дитя моё, кто это с тобой сделал? — потрясённо спросил лорд Райвенн, дотрагиваясь до щеки Фалкона.
— Того, кто это сделал, уже нет в живых, — ответил Фалкон. — Теперь это неважно.
— Ты кого-то убил? — ужаснулся лорд.
— Это был негодяй, — сказал Фалкон. — Преступник, пират. Многие теперь вздохнут с облегчением. Я избавил Галактику от одного из самых гнусных мерзавцев. Никто не станет за него мстить, потому что все его ненавидели и боялись, даже его собственные люди.
— Фалкон, ты как будто нарочно ищешь опасность! — возмущённо воскликнул лорд Райвенн. — Ты играешь со смертью, а она не любит, когда с ней шутят! До каких пор это будет продолжаться?!
Фалкон, взяв его руку, поцеловал её.
— Не сердитесь, милорд. Это было в последний раз, клянусь. Больше я не стану рисковать, мне теперь есть к кому возвращаться.
— О чём ты? — нахмурился лорд Райвенн.
Фалкон не ответил, лишь улыбнулся. Он снова сел на стул и закончил расшнуровывать сапоги, снял их и стал расстёгивать лётный костюм. Лорд Райвенн спросил:
— Кто так плохо наложил тебе швы?
— Я сам себя зашил, — ответил Фалкон. — Врачей поблизости не было.
— Фалкон, останется очень безобразный шрам, — сказал лорд. — Придётся делать пластическую операцию.
— Особой надобности я в этом не вижу, — ответил Фалкон.
— Я настаиваю на этом, — сказал лорд Райвенн. — Не годится ходить с таким украшением!
— Если вы прикажете, милорд, я подчинюсь, — ответил Фалкон.
— Я никогда тебе не приказывал, друг мой, — вздохнул лорд Райвенн. — Потому что это бесполезно. Я только прошу тебя. Шрам нужно убрать.
— Ваша просьба равносильна для меня приказу, — ответил Фалкон. — Как вам будет угодно, милорд.
— Хорошо, тогда пока отдыхай, а я скажу Криару, чтобы записал тебя к пластическому хирургу, — сказал лорд Райвенн.
Фалкон снял лётный костюм, оставшись в тонком нижнем комбинезоне.
— Как Джим? — спросил он. — У него всё в порядке? Он здоров?
— Трудно сказать, — вздохнул лорд Райвенн. — Я сам пока не могу разобраться, здоров он или нет.
Фалкон встревоженно нахмурился.
— Что с ним? — спросил он дрогнувшим голосом. — Что-нибудь серьёзное?
— Да нет... Не думаю. Так, какие-то недомогания, — сказал лорд Райвенн, пожимая плечами. — Я уже возил его на обследование, но оно не выявило ничего определённого. Врач сказал — переходный возраст, перестройка организма в связи со взрослением и всё в таком роде. Насколько мне помнится, у Раданайта в этом возрасте ничего подобного не было.
— Но ему и не доводилось пережить то, что пережил Джим, — сказал Фалкон.
Чтобы предстать перед Фалконом в достойном виде, Джим расчёсывал у зеркала волосы; в это время фигура в длинном чёрном плаще с капюшоном поднималась по мраморной лестнице, выстланной ковровой дорожкой. Положив расчёску, Джим взял щипцы для завивки, включил их и намотал первую прядь; фигура в плаще вышла на лоджию и направилась по ней к комнате Джима. Она шла не с пустыми руками: из-под чёрного плаща виднелся нож в кожаном чехле и стеклянная банка. Джим как раз накручивал на щипцы вторую прядь волос, когда рука в чёрной перчатке легла снаружи на ручку двери его комнаты. Дверь открылась, впустив в комнату струю прохладного воздуха; коснувшись кожи Джима, это веяние заставило его вздрогнуть. Вместе с холодным осенним запахом в комнату проник чёрный плащ с капюшоном, сапоги бесшумно прошли по ковру, а рука поставила на туалетный столик Джима рядом с расчёсками и флаконами запечатанную банку с бесцветной жидкостью, в которой плавал отрезанный белый язык с бахромой по краям, на срезе серый. На её крышку лёг нож в кожаном чехле, украшенном крестиками из тонких цветных полосок — нож Зиддика, тот самый, которым пиратский капитан грозился выколоть Джиму глаз, если он не будет паинькой.
Щипцы для завивки упали к ногам в чёрных сапогах, но сильные руки крепко обхватили Джима и не дали ему осесть на пол. Лицо под капюшоном было скрыто маской, в прорезях которой блестели голубые глаза со смелыми искорками. Обвив руками шею фигуры в плаще, Джим уткнулся лицом в прохладную чёрную ткань. Руки, крепко державшие его, были тёплыми и сильными, их родные объятия прогнали испуг и отвращение, охватившие Джима при виде заспиртованного языка в банке — уже мёртвого, не способного причинить Джиму абсолютно никакого вреда, но ещё вызывавшего гадливое содрогание в его душе.
Эта банка и этот нож означали одно: Зиддик был мёртв. А Фалкон был жив и крепко обнимал Джима.
Минуту Джим молча вдыхал запах осени от холодного плаща Фалкона, сквозь ткань его костюма чувствуя живое тепло его тела. Фалкон тоже молчал, прижимая Джима к себе.
— Как ты себя чувствуешь, детка? — спросил он через минуту. — Я слышал, что тебе нездоровится.
— Пустяки, — прошептал Джим. — Всё уже прошло.
Он дотронулся дрожащими пальцами до маски, делавшей лицо Фалкона таким жутким и незнакомым.
— Это сделал он?
— Да, — сказал Фалкон. — Он оставил свой след.
— Сними её... Я не испугаюсь, — пробормотал Джим, гладя его лицо через маску. — Даже если там тысяча шрамов, я всё равно буду тебя любить...
— Я знаю, моё сокровище, — сказал Фалкон ласково. — Но это не самое приятное зрелище, поверь. Лучше тебе на это не смотреть.
Джим покосился на банку и нож.
— Что мне с этим делать?
— Что хочешь, — ответил Фалкон. — Это твоё.
— Можно, я не буду это хранить? — пробормотал Джим с содроганием.
— Как тебе будет угодно, малыш. Я сдержал своё обещание, а дальше решать тебе. Ты дрожишь... Тебе холодно, детка? Прости, я не закрыл дверь. Сейчас закрою, подожди...
Джим вцепился в него.
— Не отпускай меня... Я упаду.
Фалкон сел на кушетку и усадил Джима к себе на колени.
— Всё хорошо, любовь моя. Я с тобой.
Что Джим мог сказать?
— Фалкон, я люблю тебя...
— И я тебя люблю, солнышко.
— Я не знаю, что сказать...
Палец Фалкона лёг на его губы.
— И не надо. Скажешь всё сегодня ночью.
О Зиддике они не произнесли больше ни слова. Фалкон ни о чём не рассказывал, а Джим не расспрашивал. Приехал учитель, разлучив Джима с Фалконом на два часа, а потом — врач, по вызову лорда Райвенна. Он обследовал Джима и нашёл, что с его здоровьем всё в порядке. В обед лорд Райвенн прибыл с двумя друзьями, и Фалкон, как чёрный призрак, скрылся в доме.
Джим еле дождался ночи. Он не сводил глаз с двери на лоджию, но Фалкон пришёл через другую дверь, закутанный с ног до головы в плащ. Прикрывая лицо капюшоном, он сразу выключил свет и закрыл занавески, и в наступившем мраке его плащ соскользнул на пол, а потом послышался нежный призывный полушёпот:
— Иди ко мне, детка.
Попав в его объятия, Джим понял, что плащ был единственным, что прикрывало Фалкона. Все слова, которые Джим хотел ему сказать, Фалкон заглушил поцелуем, ненасытно впиваясь в его губы снова и снова, но Джим всё же сказал, что хотел, — крепкими до боли объятиями и исступлённой лаской. Сплетённые воедино, они изъяснялись друг с другом без слов.
Когда забрезжил синий утренний свет, Джим всё-таки рассмотрел порез на лице Фалкона. Толстый, длинный и бугристый, как горная гряда, пересекающая гладкую равнину, он обезображивал его прекрасное лицо, разделяя его наискосок пополам, и единственным утешением было то, что нанёсшая его рука опустилась навеки. Джим с болью коснулся губами свежего, ещё не зажившего шва, и брови Фалкона дрогнули и нахмурились. Джим сразу же лёг и притворился спящим.
Фалкон проснулся быстро и тихо. Он приподнялся на локте, заглядывая в лицо Джима, и долго смотрел на него с нежностью, улыбаясь в синих сумерках. Потом он поднялся с постели и накинул на голое тело плащ, но сразу уйти не смог. От двери он вернулся, откинул капюшон, склонился над Джимом и поцеловал его очень осторожно и нежно, погладил по волосам и прошептал:
— Я люблю тебя, детка.
После, низко надвинув на лицо капюшон, он выскользнул на лоджию.
К завтраку он не вышел — скрывался в своей комнате. Лорд Райвенн спросил Криара:
— Ты звонил в клинику?
— Да, милорд, — ответил дворецкий. — Доктор Хеокс ждёт господина Фалкона завтра в десять утра.
— Хорошо, — кивнул лорд Райвенн. — Он, наверно, не будет завтракать с нами, отнеси ему его завтрак в комнату.
— Слушаю, милорд, — ответил Криар.
— А можно, я сам отнесу? — вызвался Джим.
— Не знаю, удержите ли вы поднос, сударь, — с сомнением ответил Криар.
— Я удержу! — заверил Джим. — Можно?
Лорд Райвенн улыбнулся и кивнул.
— Да, дружок, сходи, подбодри его.
Криар собрал на поднос всё для завтрака, но не для одного человека, а на двоих. Вручая его Джиму, он спросил:
— Не тяжеловато?
— Нет, в самый раз, — заверил Джим.
Веса подноса он почти не чувствовал: сил ему прибавляла радость от того, что Фалкон был с ним, живой и невредимый, если не считать пореза на лице. Остановившись у двери комнаты Фалкона, Джим позвал:
— Фалкон, это я! Я принёс тебе завтрак.
Тот открыл ему дверь уже в маске.
— Криар уволен? — удивился он. — Теперь за дворецкого ты?
— Нет, он не уволен, просто я хотел сам отнести тебе завтрак, — ответил Джим. — Можно войти?
Посуда на подносе звякнула, и Фалкон, тут же подхватив его из рук Джима, поставил на кровать, но заметил, что еды на нём вдвое больше, чем нужно было ему одному.
— Спасибо, детка, — сказал он. — Но здесь, кажется, многовато.
— Это для нас двоих, — ответил Джим. — Если позволишь, я хотел бы позавтракать с тобой.
— Боюсь, это не очень хорошая идея, любовь моя, — вздохнул Фалкон. — В маске есть неудобно, и мне придётся её снять. А то, что под ней... У тебя может пропасть аппетит.
— Фалкон, я уже видел тебя без маски, — признался Джим. — Всё в порядке, у меня не пропадёт аппетит.
— Когда ты видел? — нахмурился Фалкон.
— Сегодня утром, когда ты спал, — сказал Джим. — Прости, я проснулся раньше. Было довольно темно, но я всё-таки разглядел... Не переживай, Фалкон, всё хорошо. Я очень тебя люблю... Разреши мне остаться.
Фалкон отошёл к окну. Стоя спиной к Джиму, он молчал и думал полминуты, скрестив на груди руки, а потом стянул маску. Повернувшись к Джиму лицом, он стоял перед ним с красной полосой через всё лицо и с чем-то вроде хмурой неуверенной улыбки. Джим подошёл и обнял его. Прижав его к себе, Фалкон поцеловал его в ухо, в висок и в шею.
— И я тебя люблю, моя радость. Больше всех на свете, — прошептал он.
Они сели на кровать и принялись за завтрак. Поднос стоял между ними, Джим подносил вилкой кусочки ко рту Фалкона, а Фалкон кормил его. Сейчас, при свете, Джиму был лучше виден его порез, припухший и багровый, с неровными стежками шва — одним словом, ужасный, но Джим не смел отвести глаз от его лица. Всё затмевал любящий взгляд Фалкона, и Джим старался смотреть только ему в глаза. Но вдруг он заметил, что кто-то стоял на лоджии за стеклянной дверью. Вздрогнув, он посмотрел туда и обмер, увидев Раданайта. Тот сразу ушёл, но Джим чувствовал себя так, будто ему надавали пощёчин.
— Что такое, детка? — спросил Фалкон, посмотрев в том же направлении. — Кого ты там увидел?
— Раданайт, — пробормотал Джим. — Он нас видел.
— И что? — улыбнулся Фалкон. — Что он мог увидеть? Что мы завтракаем вместе, только и всего. Кстати, это хорошо, что он уже ушёл.
