Пока ты веришь

— У тебя новая одежда, — заметил Джек.

— А у тебя — нет.

— Мне она не нужна. Я следил за своим костюмом. Это легко: я не потею, и вещи не сильно пачкаются. А от пыли чистил.

— Все равно постирать не мешало бы.

— Да, — признал, осмотрев себя, механический человек. — Попрошу другой костюм. Этот еще и рваный. — Он поднял руку, и стало видно дыру, точнее, разрез на правом боку. — Ты сможешь зашить?

— Конечно.

— Не одежду. Под одеждой зашить.

Не дожидаясь ответа, он начал расстегивать пиджак. Пуговицы поддавались медленно, пальцы у механического человека были неловкие. Эби вспомнила, как неуклюже он брал мелкие предметы, когда она учила его простой домашней работе, и как бил порой чашки.

— Давай я.

Джек не был живым, не был мужчиной, и она не чувствовала стыда, помогая ему избавиться сначала от пиджака, а затем от рубашки. Хотя и было в этом что-то неправильное. Как и в гладком рельефном торсе, сделанном мэтром Дорианом по горячо любимым им стандартам. Мускулатура — накладки под кожей, чтобы сохранить пропорции человеческого тела. Даже пупок... Непонятно зачем. Глубокие складки-впадинки очерчивали места соединения туловища с шеей и руками, а на груди четко выделялся прямоугольник, чуть шире ладони Эбигейл. Девушка осторожно провела пальцем вдоль зазоров.

— Это открывается?

— Да, — ответил искусственный голос.

— Там... все?

— Нет. Доступ к механизмам с другой стороны. Если снять крышку на спине, можно отсоединить крепления головы и конечностей. А здесь — только источник энергии и кристаллическая матрица памяти. Показать?

Эби передернуло от этого предложения, и она быстро-быстро замотала головой:

— Нет, не надо.

— Я хотел открыть тебе свое сердце, — сказал Джек.

Это могло быть шуткой, несмешной и недоброй, если бы только он умел шутить.

— Стой и не шевелись, — велела Эбигейл. — Я зашью дыру.

Она порылась в коробке, что принесла ей Барбара, выбрала подходящую иглу и нашла нитку нужного цвета. Шов все равно будет заметен, но если делать аккуратные маленькие стежки, сразу в глаза не бросится. Хотя кто станет разглядывать Джека без одежды?

— Где ты порезался? — спросила, постепенно стягивая края распоротой кожи.

— В Освине. Какой-то мужчина проткнул меня ножом. Я ничего ему не сделал, а он...

— Хотел убить тебя, — пальцы с иголкой задрожали. — Здесь печень. У людей... У обычных людей.

— Значит, если бы я был живой, я бы умер. Смешно.

— Нет.

— Смешно, — повторил уверенно механический человек.

Эби промолчала. Ей больше нравилось, когда он не пытался проявить остроумие.

Девушка закончила работу и по привычке откусила нитку зубами, лишь в последний миг спохватившись, что шила не какую-то там прохудившуюся рубаху. Губы коснулись натянутой на стальные ребра кожи, и если бы Джек был живым... Но он не был. Не смешно и не грустно — как есть.

Рубашку и пиджак она тоже зашила. Только с Джеком уже не заговаривала. Помогла ему одеться и проводила до двери.

— Ты ведь придешь завтра?

Он мог бы вообще не уходить — стоял бы всю ночь в уголочке, но так неуютно вдруг стало в его присутствии: казалось, будто он смотрит на нее непрестанно...

— И завтра тоже, — ответил непонятно механический человек. — Доброй ночи.

Хорошо, что доктор выписал Эби капли, от которых проходила и мигрень, и тяжесть в груди, и, как оказалось, всякие несуразные мысли, а глаза слипались, стоило только прильнуть к подушке.

Долгие годы Адалинда вынашивала простую мечту: хоть один день проспать до полудня. Такое в ее жизни, если и было, то в раннем детстве, память о котором давным-давно стерлась. Затем интернат с его строгим распорядком, работа, на которую никак нельзя опаздывать, задания ВРО — постоянно настороже, даже во сне. Но и тогда, когда дело не требовало раннего подъема, привычка брала свое, и магиня вскакивала с постели ни свет ни заря, и как ни старалась уже не могла сомкнуть глаз.

Сегодня это было кстати.

Накануне она увлеклась, изучая переданные Фредериком бумаги, и не успела продумать свой новый ход. Теперь, попивая принесенный сонным портье кофе, можно еще раз сопоставить факты и определиться, кому нанести следующий визит. Рискованно, но сидя в гостиничном номере правды не узнаешь. Значит, нужно навестить свидетелей и возможных подозреваемых.

Список присутствовавших на званом ужине в доме Дориана лежал перед ней на столе. Имена, два из которых Адалинда подчеркнула, определив их первостепенную важность... Найлс или Кит? Кит или Найлс?

С Ранбаунгом было просто. Давний друг Дориана вряд ли мог быть прямо причастен к его смерти. Да, хитер и изворотлив. Да, блюдет в первую очередь собственные интересы. Но вместе с тем осторожен, чтобы не сказать — трусоват. Убийство для него — это слишком. Одно упоминание о ВРО провоцирует на предупредительную откровенность. В принципе, поведение обычное и, можно сказать, правильное для любого мага. Но если мэтр Алистер в своем стремлении снять с себя ненужные подозрения и избавиться от наглой агентессы без мандата был достаточно разговорчив, Найлс и Кит могут и имеют полное право отмалчиваться, не получив официального подтверждения ее полномочий. Значит, следовало продумать иную тактику.

Принудить к разговору силой? Использовать склоняющие к откровенности химические препараты? Если бы речь шла о людях без дара, Адалинда легко нашла бы решение. Но ей предстояло пообщаться с магами.

— Пусть будет Найлс, — определилась она.

Закери Кит — некромант-импер, причем владелец фамильяра на уровень выше Роксэн, и справиться с ним в случае внезапных осложнений будет труднее, чем со специалистом по бытовой и вспомогательной магии, коим был Герберт Найлс. Хотя и от того можно ждать любых сюрпризов: специализация — это только специализация, она никак не ограничивает область применения дара, и ничто не мешает скромному бытовику изучить парочку боевых плетений.

Согласно данным удаленной слежки Ранбаунг после их разговора не кинулся сообщать о нем кому-либо, что также могло служить доказательством невиновности и лояльности толстяка. Ни с кем из списка за минувший день он не пересекался, разве что виделся мельком в Академии. Мгновенным письмом не пользовался — с навыками полученными во ВРО Адалинда перехватила сигнал с устройства мэтра Алистера еще в первый день, и хотя установить адресата без специального оборудования не получалось, хватало уверенности в том, что маг никому не писал. Если только не на бумаге, и не передал тайком с посыльным, но это для человека, привыкшего к удобному средству связи, создает лишнюю суету.

Магиня не слишком долго обдумывала возможные варианты: все равно от всех неожиданностей не застрахуешься. К тому же, даже если Ранбаунг каким-то образом рассказал о ней тому же Найлсу, например, ей бояться нечего. Ведь к мэтру Герберту пойдет не попечительница "Салджвортских фиалок" и не сотрудница внутренней разведки, а совсем другая дама. А может быть, и не дама вовсе: Адалинда чувствовала себя достаточно восстановившейся для того, чтобы попробовать смоделировать облик.

— Рискнуть? — спросила она у развалившейся на кровати кошки.

Та ответила неуверенным покачиванием головы.

"Рискнуть", — решила Адалинда.

Итак, что известно о мэтре Герберте? Получил образование в столичной Академии, окончил с отличием. Однако грандиозной карьеры не сделал, хоть и устроился весьма неплохо: много лет уже работает на крупную торговую компанию. Иногда берет частные заказы. Женат. Есть взрослый сын... А вот это интересно...

Мэтр Герберт Найлс еще не проснулся, но уже завтракал. Ибо проснуться можно и попозже, а пропускать утренний прием пищи никак нельзя: режим. Да и госпожа Найлс после вряд ли соизволит разогреть завтрак — придется давиться холодной овсянкой.

Есть во сне уже стало для мага привычкой, а вот читать в таком состоянии он пока не выучился. Газета, отгораживающая от него недовольное лицо супруги, служила удобной ширмой, и можно на любой вопрос отвечать недовольным бурчанием, делая вид, что тебя оторвали от свежих новостей.

— Герберт! — раза с третьего голос жены все же прорвался сквозь окутывающую мага дрему. — Звонят в дверь!

— Так открой, — зевнул он.

У прислуги был выходной. Скоро год.

Чета Найлс редко принимала гостей, но если таковые вдруг заглядывали, хозяева с извинениями объясняли, что слуга, прежде открывавший двери, внезапно приболел. Горничная уехала в деревню навестить тетку. Кухарка отпросилась на день на свадьбу дочери...

— Я не совсем одета, — заявила госпожа Найлс, демонстративно запахивая на пышной груди атласный халат.

Пришлось все-таки проснуться и идти встречать раннего посетителя.

В холле, изрядно опустевшем после продажи части мебели, мэтр Герберт осмотрелся, быстро потер ладонь о ладонь и взмахнул руками, словно стряхивал с них воду. Простенькое бытовое заклинание, помогавшее поддерживать порядок в доме, а с ним и впечатление присутствия прислуги. Жаль, нельзя вот так, в несколько пассов, сотворить себе лишнюю сотню рейлов, чтобы нанять хотя бы кухарку: от утренней овсянки уже выть хотелось.

"Хоть бы это был посыльный из банка", — подумал господин Найлс, отпирая дверь. Правда, ему говорили, что уйдет не меньше недели на то, чтобы обналичить векселя — проверка подлинности и прочие формальности требовали времени — но в душе шевельнулась подкрепленная недосоленной кашей надежда.

Надежда сия не оправдалась.

Открыв дверь, маг увидел юношу лет семнадцати, ни на банковского, ни на почтового служащего совершенно не похожего. Но гость определенно походил на кого-то... кого-то другого. Он был высокий, худощавый, темноволосый и темноглазый. Не лишенное природной привлекательности лицо портила неприязненная гримаса.

— Вы — мэтр Герберт Найлс? — спросил юнец.

— Да. С кем имею че...

Не дав магу закончить вопрос, гость бесцеремонно ввалился в дом, при этом толкнув хозяина плечом.

— Что вы себе позволяете, молодой человек?! — вскипел маг. Да так вскипел, что пламя само собой вспыхнуло на кончиках пальцев.

— Нам нужно поговорить, — заявил наглый мальчишка.

— Положим, мне это совершенно не нужно, — погасив до поры огонь раздражения, ответил Найлс. — Я вас даже не знаю.

— Сейчас узнаете!

Юноша вынул из внутреннего кармана потрепанного сюртука небольшую квадратную бутылку, свинтил крышку и тут же отхлебнул немного мутного желтоватого пойла — видимо, самогон и не очень хорошего качества, что подтверждал поплывший по холлу запах.

"Да он же пьян! — понял мэтр Герберт. — Налакался в такую рань!"

— Кто вы? — спросил маг требовательно. — И что вам понадобилось в моем доме?

Дерзкий (очевидно, благодаря алкоголю) мальчишка приосанился, икнул и выговорил с гордостью, которой не помешал даже заплетающийся язык:

— Я — сын Дориана Лленаса! И я хочу узнать, почему вы, мэтр Герберт, убили моего отца!

Тут он снова икнул.

И господин Найлс — тоже.

До этого момента он и не подозревал о том, что у Лленаса был сын, зато стало понятно, кого ему напомнил развязный сопляк: те же черные глаза, высокие острые скулы. Еще и магией от него веяло — не опасно, но ощутимо: значит, не только внешность унаследовал... Но с чего этот юнец взял, что он, мэтр Герберт, как-то причастен к смерти его родителя? Это... неслыханно!

Найлс осторожно выглянул на крыльцо, убеждаясь, что брошенное ему обвинение осталось "неслыханным", и закрыл дверь.

— Потрудитесь объясниться, юноша, — процедил он сердито.

— Что тут происходит? — робко выплыла из столовой госпожа Найлс. — Кто кого убил?

— Никто и никого, — отчеканил маг. — Иди к себе, Маргарет. Мы с молодым человеком поговорим в кабинете.

— Но там же лошадь!

— Лошадь? — назвавшийся сыном Дориана Лленаса вульгарно присвистнул. Снова открыл бутылку и взболтнул ее содержимое, но до рта донести не успел.

— Тут вам не кабак! — Найлс схватил юнца за руку, не позволив в очередной раз приложиться к выпивке. Тот дернулся, и вонючий самогон расплескался по полу. — Да, лошадь. Но она нам не помешает.

— П-почему? — вопросил удивленно неурочный гость.

— Потому что она мертвая.

Лошадь умерла уже давно. С нее сняли шкуру, разделали тушу, выварили, чтобы счистить плоть с костей, кости отполировали, покрыли защитным лаком и собрали снова с помощью металлических креплений.

— Это же скелет! — воскликнул юный пьянчужка, переступив порог кабинета, одну половину которого занимал массивный стол, а другую, собственно, водруженные на деревянную подставку останки благородного животного. — Почему же вы сказали, что... ик... лошадь?

— А почему вы решили, будто я убил вашего отца? — вкрадчиво поинтересовался мэтр Герберт. — Да и откуда мне знать, что Дориан Лленас в самом деле был вашим отцом...

Судя по тому, как искривилась физиономия молодчика, Найлс только что потоптался по его больной мозоли. Оно и не удивительно: всем известно, что Лленас никогда не был женат. А дети... ну, мало ли. То, что мэтр Дориан пользовался определенным успехом у дам, тоже не было секретом. Так что одним внебрачным ребенком могло и не ограничиться.

— Он был моим отцом, — отчеканил мальчишка зло, мгновенно излечившись от икоты.

Он собирался опять приложиться к бутылке, и в этот раз Найлс не стал бы ему мешать, но внезапно громко и тревожно зазвенел дверной колокольчик.

— Твою ж... за ноги! — ругнулся юнец. Резко развернувшись на звон, он неловко взмахнул рукой и щедро окропил зловонным пойлом и стол, и лошадь и мэтра Герберта. — У вас приемный день?

Из холла послышались встревоженные голоса, один из которых принадлежал госпоже Маргарет, а второй, тоже женский, был мэтру Герберту не знаком. Зато, кажется, был знаком его гостю.

Молодой человек повторно выругался, но теперь уже длинно и заковыристо. Едва успел закончить, как в коридоре раздались быстрые шаги, а затем отворилась без стука дверь, и в кабинет ворвалась миниатюрная брюнетка лет сорока.

— Дориан! — воскликнула она, протянув к юноше руки. — Я же просила!

Руки у нее были красивые — мечта скульптора, а не руки: узкие ладони, длинные пальцы, тонкие запястья. Да и сама она даже в своем нынешнем возрасте была весьма хороша, а в молодости, наверное, блистала красотой... А Лленас, что та сорока, всегда тянулся к блестящему, будь то женщины или стальные детали механизмов.

В том, что незнакомка — мать его невоспитанного гостя, мэтр Найлс не сомневался с первой секунды: только мать может смотреть на свое чадо с таким нежным упреком.

— Я же просила тебя, — всхлипнула она. — Зачем же ты?

Мальчишка стушевался. Понурился виновато. Затем — видно, хмель взыграл — топнул ногой, швырнул об пол бутылку, так что осколки стекла и брызги спиртного полетели в разные стороны, и опрометью кинулся прочь из кабинета, а там, судя по хлопку входной двери, и из дома.

— Простите, — пролепетала сконфуженная поведением отпрыска женщина. — Простите, ради всего святого. Я сейчас...