— Я охочусь в исполнение своего обещания! — пояснил, явно красуясь сиятельный. Он и отвечал, похоже, только затем чтобы лишний раз показать своим обломам собственную величественность. — Истребляю проклятых тварей зла! Защищаю свою землю, как обещал самому Великому Дракону!
Тольяр вспомнил, как драпал Великий Дракон от упомянутой проклятой твари зла и, оценив результативность истребления, опечалился еще сильнее.
— Кстати. Путник, а не видал ли ты здесь страшное чудовище? Зверина огромная, что когда по земле идет, деревья дрожат, а от смрадного дыхания её трава на сорок шагов чернеет.
— Да нет, небо миловало. Неужто во владениях сиятельного завелась такая напасть?
Грейнор посмотрел в небо и скупо подтвердил:
— Вот уже двадцать три года водится в здешних лесах таинственное чудовище. И я, едва вступив в свои права, поклялся его извести. Но проклятая бестия хитра и избегает моих силков.
— Нет, сиятельный Грейнор Ладравальд, я не видел монстра. Тишь да гладь, царит в твоих владениях. Тяжело наверно самому.
— Это так, — скромно признал сиятельный. — Порядок нелегко держать в диком, полном злого колдовства краю, но я не унываю. Крепкий кулак, добрый меч да исполнительные помощники способны творить чудеса. Мои слуги охраняют лесной покой в лагерях и на засеках...
Тут сиятельному что-то шепнул на ухо детина с хитрыми бегающими глазами и Грейнор резко осекся. Посмотрел на Тольяра уже иным — цепким, оценивающим — взглядом.
— Как твое имя, путник?
— Ратислав.
— Хе, а что, Ратислав, ты меня все пытаешь, а сам молчишь? Откуда ты взялся здесь? Куда идешь? Зачем идешь?
— Дек, ты и не спрашивал.
— Зато теперь, спрашиваю. И хочу слышать ответ.
— Нет ничего проще. Я самый обычный путник. Гуляю по миру. Иду из села Златое, где живет мой сводный брат — трактир у него свой там. 'Под перевернутой телегой', может, слышали...
Сиятельный сильно выпятил вперед подбородок и положил руку на перевязь с мечом:
— 'Под перевернутой телегой', говоришь? Был я у твоего родича месяца полтора назад. Этот шельмец меня такой гадостью накормил, что два дня животом маялся! — откровенное раздражение в голосе сиятельного подсказало Тольяру, что зря он сильно прогадал с родством. — Все мне с тобой ясно! Брат у тебя тот еще прохвост, а ты бродяга! А может... может даже кто похуже. Не зря ж один глаз только целый. Жулик, дезертир, беглый бандит.
— Но подожди...
— Подождите, — сухо поправил Грейнор. — К властелину обращаешься, бродяга. Да и обращаться права не имеешь! А ну-ка мужики приготовьте для Ратислава веревку — отвезем его ко мне в бург, а там посмотрим, что за птица. Может на той самой веревке, и вздернем собаку, чтоб врать неповадно было.
— Эй, что за обращение! — возмутился Тольяр. — Я вам не кто подряд!
— Слезай давай, плут!
— Не слезу, раз так!
— Снять, — распорядился Грейнор. — И в путы!
При виде сильнейших аргументов в форме спутников сиятельного, проявивших положенное рвение и желание Тольяр обреченно согласился спуститься сам. Единственной мыслью беспокоившей его в тот момент, пока руки надежно пеленали за спиной грубоватые увальни, было желание плюнуть в наглую харю сиятельного. Тщательно удерживаемые за поводы собаки так же проявляли недюжинное желание оказаться поближе к чужаку.
— Что за привычка проявлять к ближнему такую неприязнь? Отчего такое желание опошлить стремления движущие другим? Мельчают люди, — грустно констатировал Тольяр.
— Ладно болтаешь, — подметил сиятельный, с интересом обозревая окрестности. — Жалостливо. Точно прощелыга.
— Что это такое? — удивленно воззрился Наместник Грейбриса на предложенный ему свиток.
Альбинос Корнелий Ассимур одобряюще улыбнулся, держа документ в протянутой руке. Резиденция Наместника располагалась поблизости от здания городской ратуши и суда. Изукрашенный эпическими барельефами и стоящими у черных ступеней статуями драконов лик резиденции повергал впечатлительных и творческих натур в трепет. Её фасад выходил на главную площадь города — по праздникам сюда выкатывали бесплатные бочки с пивом, а на обстоятельно сооруженных цирковых подмостках тешили публику яркие цветастые жонглеры, акробаты, метатели ножей.
В менее торжественное время здесь оглашались указы и приговоры. Эта площадь была любимым местом мелких бателеров31, песенников и прочих борцов за правду. Иным рифмачам даже тайком приплачивали за сочинение не очень обидных стишков в адрес городских верхов. Пускай народ веселится — главное, чтобы эта потеха не перерастала в нечто серьезное.
Карманников, побирушек и городских кликуш с площади старательно гнала суровая и неподкупная (в этом отношении) стража.
Подчас здесь проводились показательные казни особо опасных или зловредных преступников. Чаще же отсюда звучали народные обращения к Наместнику и прочим уважаемым гражданам. Поэтому помещения находившиеся в пользовании самого Эйстерлина располагались далеко в глубине здания — туда где назойливые выкрики толпы не смогут помешать сосредоточению мыслей. Окна личного зала Наместника выходили в небольшой отделенный от прочего внутреннего двора зеленый садик с фонтаном.
В солнечную погоду брызги воды оживляли своими играми обнаженные натуры, радующие формами глаз правителя великого города.
Сегодня в Грейбрисе снова прошло какое-то небольшое волнение и люди собрались на площади, слушая пафосные речи глашатаев. Наместник отсиживался в резиденции, занимаясь делами насущными. Политикой.
— Условие нашей помощи вам. Ничто в нашем несовершенном мире не делается безвозмездно.
Эйсерлин принял бумагу и, развернув ее, осведомился, прежде чем пробежать взглядом:
— А чего раньше не мог отдать? — посол дождался пока просмотревший недлинный список Наместник, поднимет разом поглупевшее лицо, и только после этого позволил себе объяснения:
— Как вы понимаете удивить нас золотом или какими-либо редкими товарами Триградье не в состоянии... по крайней мере не сегодня, в условиях постоянных волнений. Нам не нужны меха и пушнина. У нас есть все даже самые редкие представители животного и растительного мира — сады Харр сочетают в себе все великолепие подлунного мира. Открою секрет — некоторые растения и звери сегодня встречаются только на нашем острове. Богатства и драгоценные камни это также...
— Какого ляда? — Наместник снова метнул беглый взгляд в список и прочел: — Недлих Браско оружейник. Матиас Грениар астролог. Арис из Грейбриса книгочей. Даворка Борзун содержательница борделя. Это что еще такое? Люди? Вам нужны люди? Граждане моего города? Работорговля?
— Нисколько, — не дрогнувшим голосом опроверг альбинос. — Дело, как я уже говорил в том, что остров Харр не нуждается почти ни в чем. Единственным, что способно еще его заинтересовать является главное действующее лицо нашего мира — человек. Нам нужны указанные люди.
— И в чем же особенности указанных людей? — проницательно уставился в вишневые глаза Наместник. — Бери других. Я могу тебе хоть сотню отдать. Знаешь, сколько у меня этих действующих лиц по тюрьмам сидит? Тысячи сукиных детей. Вот их я тебе готов отдать сразу и без глупых измышлений.
— К сожалению сидящие в тюрьме, золотари, пастухи, проститутки и прочий безнадежный мусор человеческого рода нас не устроит, — непререкаемо отверг Корнелий столь заманчивое предложение. — Только указанные люди. Они являются своего рода диковинками. А Харр ценит все диковинки.
— Правда? Стало быть, и то не шутка, что ваши островитяне чуть ли не охотятся за 'особенными'? Талантами, э? — Наместник паскудно оскалился и встал со своего подобного трону сиденья, подходя к вытянувшемуся во весь рост послу. — Ну, а содержательница борделя-то вам зачем? Э? Иль трахать некого?
— Таланты бывают разные, — уже без улыбки ответил альбинос. — В вашем мире эти люди все равно скоро сгинут, не оставив памяти. Мы сохраним их. Или их наследие. Их науку.
— Не понимаю, — скривился Наместник. — Наука? Это что-то вроде колдовства? Вроде того, чем занимаются алхимики? Смешательство и чародейство? Заумная писанина?
— Это сложно объяснить, — ровно согласился, глядя перед собой Корнелий. — Вам достаточно будет услышанного. Все едино не поймете.
Пауза, повисшая после этих слов, была откровенно угрожающей. Наместник хмуро оглядел по-военному прямую осанку посла и исполненное достоинства лицо. Цыкнул зубом, комкая в кулачище бумагу и подошел в упор, заглядывая в розовые зрачки. Свирепо раздул ноздри, втянув чуть пахнущий цветами воздух.
— Ты меня оскорбить удумал, мышь бледная? А ежели я тебя сейчас прикажу четвертовать? Или лошадьми размыкнуть? Страшно?
Альбинос, не дрогнув, рассматривал жутковатое рыжебородое лицо. Рассматривал пока звериный взгляд не ушел в звериный же смех.
— Молоток, — загоготав, сильно хлопнул альбиноса по плечу Эйстерлин. — Не обоссался! Мужик! Не то, что большинство хлюпиков тут же начинающих на колени падать. Я уважаю храбрость! Да и нету мне дела до ваших мудреных выдумок. Мы народ простой.
Он смеялся довольно долго. Потом в одночасье посерьезнел и кратко подвел черту, легонько тряхнув посла:
— Я уважаю храбрость. Но в следующий раз, когда ты позволишь себе пренебрежение, я тебя четвертую. Или дам в руки меч и отдам команду своим орлам. Всем сразу. Потому как я правитель, пусть и небольшого покамест края. А ты посол. Пускай и сильного государства. Понял?
— Абсолютно.
— А теперь, по сути. Зачем вам все эти люди? Без лепета и бреда. Хотя конечно главным будет сперва сказать — что за помощь вы готовы предложить. Кроме своего присутствия и негласного покровительства.
— Конкретика заключается в достаточно простой истине. Наше государство держится на науке и мудрости поколений. Наше государство идеально. Но чтобы оставаться таким оно обязано предоставлять гражданство не по заслугам рода или крови, как это делаете вы. И не за умение потрясать оружием...
Наместник криво ухмыльнулся, явно вспомнив какой-то эпизод из своей жизни, но альбинос не обратил на это выражение никакого внимания.
— Наш интерес составляет обеспечение жизни и защиты тем, чей вклад в познание мира позволит сдвинуть мир с мертвой точки. Привнести в него нечто новое. Дать ему жизнь. Мы даем такую возможность талантам, а они развивают мир. В этом наша сила.
— Скучная у вас сила, — зевнул Эйстерлин. — Вот если б мудрилы всерьез, что-то могли. Ну, там луки сделать, чтоб били без промаху и на большом расстоянии. Или мечи, чтоб сами летали да дрались. А так? Наука. Все ж ты прав. Я не пойму, — глаза его маслянисто блеснули. — Но вполне оценю размер утраты для своего города. Особенно когда изучу ваш свиток тщательней.
— Как вам угодно, — кивнул Ассимур. — Я в свою очередь добавлю, что в обмен на вашу услугу мы готовы оказать вам помощь деньгами, своим прямым вмешательством в дела других государств на уровне дипломатии и гарантиями. Гарантиями вашей личной и вашего имущества безопасности. Несмотря на любые осложнения на вашем жизненном пути, наша гарантия, поддержанная мощью острова Харр, много стоит.
— Армия? Харр пришлет свою армию? — вопрос этот должен был означать на самом деле примерно следующее 'остров Харр имеет армию'?
— Нет. Прямых интервенций мы позволить себе не можем.
— Чего вы не можете себе позволить?
— Вмешиваться с помощью своей военной силы во внутренние дела других стран. Но как я уже сказал — гарантия. Наша гарантия нерушима. В старом мире.
— Что означает 'в старом мире'? — Наместник не слишком вникал в мудреные фразы, но чужие оговорки на грани лжи чуял легко. — В каком старом мире?
— В мире, каким он был до магического катаклизма, наша гарантия была нерушима, — альбинос позволил себе усмешку. И эта усмешка показалась Эйстерлину оскалом восставшего из могилы мертвеца. — Но сегодня мир уже стал иным. В нем зародились новые силы. И как знать, не станут ли они со временем равны мощи острова Харр? Но пока что время у нас есть.
— Только один вопрос, Ассимур, — после короткого раздумья проронил Эйстерлин. — Как быть если столь дорогие вашему сердцу люди не захотят отправляться на остров? Они ведь могут и не знать о вашем сказочном крае? И их семьи... как быть с семьями?
— Нас не интересуют другие люди. Закон Харр нерушим. Только достойные. Что же касается их нежелания выбраться на остров, я отвечу, что свобода воли человека нами не пресекается. В отличие от свободы тела.
— Ха! Так я и думал. В этом вы ничуть не отличаетесь от нас!
Угрюмого и злого на весь белый свет Тольяра доставили в составе почетного эскорта сиятельного Грейнора Ландравальда вместе с тушами добытых попутно кабанов на поджидавшей у кромки леса телеге в обитель сиятельного. Бургом Ландравальд с присущей ему скромностью назвал обнесенный частоколом хуторок с возвышающимся в его центре каменным одноэтажным строением, носящим гордое название 'палаты' — явно услышанное сиятельным от какого-то гостя из Брайдерийского Царства. На шибеницах перед въездом в бург висели какие-то порядком обезображенные временем и птицами тела.
— Ворье, — любезно разъяснил Грейнор. — Те, кто пытались покуситься на моё хозяйство. Имеешь возможность присоединиться к этой милой компашке.
Со своего не очень-то удобного насеста (жесткого кабаньего бока) Тольяр имел сомнительное удовольствие наблюдать внутренность бурга. А главное чувствовать внутреннее наполнение оного бурга буквально носом.
Запах был просто непередаваемый. Нечистоты само собой разумеющимся фактом обнаруживались не только в прокопанных канавах, но и посреди улицы. Копыта размеренно хлюпали в вонючей жиже. Местами на дороге попадались обыденным образом выброшенные местными обитателями потроха забитых животных, с удовольствием таскаемые собаками и некоторыми не слишком смышлеными детьми. Где-то на задворках мясницкого дома, резали свинью.
Телега продвигалась удручающе медленно. Рядом величественно покачивался в седле сиятельный соколиным взором обозревая владения. Занимающиеся своими делами жители привычным кивком воздавали почести правителю. Порядком отвыкшего от колоритных запахов глубинки цивилизации Тольяра уже начинало мутить. Особенно когда к уже упомянутым запахам домешались одновременно ароматы протухшей рыбы и множества немытых человеческих тел.
Возле палат их уже встречали приближенные сиятельного. Сиятельный слез с коня, бросив поводья мальчишке и тепло обнялся с не менее колоритным сородичем, стригшим волосы, судя по всему... никогда не стригшим. Потому на его лице можно было рассмотреть только выдающийся (во всех смыслах) нос, пораженный какой-то неприятной болезнью.
— Байрас! — растроганно хлюпнул носом сиятельный. — Вернулся, собака! Живой!
— Грейнор! — одобрительно рычал, тиская сиятельного в поистине медвежьих объятиях волосатый. — А кто ж меня грохнет-то! Не родился еще такой мужик, чтоб меня мог ухлопать! Не Сорк же? Только бабы норовят гадостью всякой наградить!
— Это точно ах-ха-ха! Как же я рад тебя видеть — когда ж ты успел приехать?! И главное как съездил-то? Должок забрал?
