Пантократор 1. История Темного Властелина

ПАНТОКРАТОР

История Темного Властелина

Пролог

— Подорожную, предъявляем! — страж выглядел усталым. Наверно, в сотый раз за день повторенное требование звучало почти жалко.

Купец в синем жупане с нарядными золочеными галунами молча протянул берестяной лист. Стражник пробежал взглядом по тонким стежкам знаков и уныло вздохнул. Украдкой покосился на заглядывающего через плечо напарника; тот с недовольством кивнул, что-то быстро шепнув товарищу на ухо. Лицо старшего смены стало еще тоскливее.

Из столицы прибыл посадский воевода Молотеев с огромной свитой. Проверять нерушимость союзной межи и воинские порядки в приграничном детинце. И первым же делом седоусый вояка, вместо того чтобы как всегда проводить время в длительном запое или развлекаться охотой в прилежащих лесных угодьях стал, в самом деле, проверять. Да так, что сам начальник гарнизона пошел лично досматривать всех проходящих кордон. А он, в свою очередь, вволю оторвался на несчастных десятниках.

Мало того, что теперь день-деньской приходится торчать на проклятом солнцепеке старательно фиксируя нескончаемый поток выезжающих, так ведь делать это приходится практически бесплатно!

Большинство проходящих через тридцатисаженные Стояровые Ворота не имели ни совести, ни жалости. Никто из них не спешил нарушить установленный порядок прохождения границы. Никто, совершенно никто, не жаждал порадовать сердца доблестных воителей положенной мздой. Платили только за указанные в подорожных вещи. Ни монетой больше.

И так целый день. Стража медленно зверела, отчаянно мечтая встретить хоть одного пройдоху. Хоть одного. То-то оторвались бы они за все сегодняшние неудачи!

Но у всех проходящих кордон были эти блазеневы1 подорожные! У всех до самого последнего хромоногого замухрышки!

Потный и злой от жары начальник гарнизона благим матом орал на любого подчиненного, а те в свою очередь могли лишь копить злость. Вот 'синий жупан' — в старое доброе время он бы за содержимое своих ларей отвалил не менее сотни царских гривен. Да еще и за красно-бурый мех огненного горностая, запрещенный, между прочим, к вывозу отдал бы в руки стражи полусотню!

Но у него эта клятая береста с драконьим оттиском!

— Куда и с какой целью путь держите? — скрипнул зубами десятник, бессильно возвращая подорожную владельцу.

— В Грейбрис, — охотно ответил краснощекий купчишка. — По торговым делам.

Десятник ослабил ремешок на шлеме, точно тот сдавливал горло и совсем уж безнадежно уточнил:

— Надолго?

— Седмица-полторы, — не удивившись нескромному интересу, ответил 'синий жупан'. — Я могу быть свободен?

Седмица-полторы. А как же еще? По мирному договору между Брайдерийским Царством и раздольным Триградьем торговые дела дополнительным налогом не облагаются, а визиты, по оным делам совершаемые на срок до двух седмиц не требуют выправки соответствующих грамот.

Короче сплошное разорение. Блазенево Триградье, чтоб ему жабой подавиться!

— Я могу быть свободен? — переспросил нетерпеливо купец, видя, что десятник погружен в свои мысли.

— Кто это с тобой? — стражник обратил внимание на правящего возком купецкого служку. Молодой парень со светлыми выгоревшими волосами, жилистый и загорелый, смирно смотрел перед собой единственным глазом. На втором у него была черная повязка.

— Возница мой — Камыш.

Услыхав своё имя, парень изволил обратить внимание на недобро щурящегося десятника. Не пожалел короткого равнодушного взгляда.

— Кто таков?

— Да говорю же...

— Не у тебя спрашиваю, торговый человек. Пускай сам ответит!

Купец отчего-то замялся и быстро взглянул на возницу. По счастью эта растерянность укрылась от придирчиво рассматривающего одноглазого десятника. Возница ссутулился и подобострастно улыбнулся:

— Камыш. Так тятька назвал, ага! Барину службу справляю, за лошадками приглядываю, ага!

Десятник брезгливо поморщился, слушая по-деревенски выделяющиеся возницей буквы. Самый что ни на есть сельский лапоть. Ишь с виду жилистый да выносливый, а как присмотришься — таракан.

— А чего с глазом? — кивнул десятник на повязку.

— Ась? Вижу, с Семаргловой помочью! — обрадовано заверил возница.

Помощник десятника от такой глупости аж сплюнул на землю. И где такое быдло тупое растят?

— Я спрашиваю, что со вторым глазом, дурень? — превозмогая желание отходить болвана дубинкой, как мог вежливо уточнил досмотрщик.

— Дек, я на яблоньку ходил, как стукнуло десять зим, — видя начавшее краснеть лицо десятника, парень заторопился: — К соседскому наделу! Однажды дед Быр узнал, да и собак спустил! А я быстренько на деревце — затаится — да в темноте на ветку и налетел. Глаз остался да токмо не вижу им...

Нескладный, словно нарочно глупый рассказ десятника не тронул совершенно. Этот возница ему совсем не нравился — может, виной тому была его манера держаться? Совсем она не вязалась с внешностью удальца. Стражник даже хотел потребовать от парня снять повязку, чтобы самолично убедится в увечье.

— Какого лешего вы её туда поволокли! Дребень! Дребень, песий сын, где ты есть?! — вопль начальства раздался так неожиданно, что десятник едва не подпрыгнул. По счастью звали не его.

— Ладно, сиди себе, лапоть! — махнул он рукой на парня и перевел взгляд на купца.

— Я могу быть волен? — со всем мыслимым вежеством поинтересовался тот.

— А мзду по описи? — бухнул десятник в ответ, свирепо сдвигая брови.

— Я уже заплатил, — кивнул 'синий жупан' на кошель в руках другого стражника. — Тридцать пять царских гривен с полтиной.

'Вот свинья! А знаешь ли ты как тяжело вот так целый день ишачить? Все чтоб только такие как ты могли мошну потуже набить! Небось, паленым припечет, сразу за наши спины прятаться будете... или под крыло к Триградскому хозяину переметнетесь! Конечно у вас же дом там, где прибыток!'

Это и многое другое захотелось выпалить десятнику в сытую рожу купчишки. Ах, как он ненавидел в такие минуты продажных подлых людишек, торгующих с Триградьем! А ведь во всем виновен не к ночи помянутый хозяин Триградья! Он и никто другой, виновен в том, что начальство уже всю плешь проело и денег от всех этих предателей добиться нельзя!

Вместо такой вот пламенной отповеди десятник лишь, как предписывала Царская грамота, 'улыбнулся радушно честному царскому подданному'. Оскалился, зыркнув исподлобья и неохотно махнул рукой:

— Пропустить!

Крытый возок весело прогрохотал по брусчатке и немного погодя скрылся за раскрытыми створками, двинувшись в недра вольного Триградья. С той стороны кордонов или аванпостов не было; дымила печными трубами небольшая, душ в триста, деревушка. Десятнику не вовремя вспомнился самогон, который они брали у местных. Хорош, как ни крути!

Вот только не скоро его попробовать снова удастся — пока сидит в главной башне посадской воевода, а его присные с барским видом по гарнизону разгуливают, где ж тут расслабишься? Живо со службы вылетишь!

Десятник мученически взглянул на и не думающую укорачиваться очередь и гаркнул:

— Следующий!

Невдомек было уставшему и злому служаке, что едва только возок добрался до окраины приграничной деревеньки, встреченный заливистым лаем дворовых псов, в его экипаже произошли некоторые перемены.

Выбравшийся из него купчина уже не казался таким уверенным и спокойным. А возница более не походил на идиота.

— Молодец, добре сработал! — похвала возницы имела материальное воплощение в виде пятнадцати царских гривен, споро пересыпавшихся в подставленный купеческий кошель.

— Благодарствую, молодой муж, — торговец поклонился низко и с должным почтением, как настоящему боярину. Возница поправил съезжающую набок повязку и спросил:

— Дальше сам доберешься?

— А как же! Вот тут же найму пару охранителей из Гильдии, а потом до Грейбриса. На Черный Сход. И вас я, конечно же, не видел. И знать не знаю.

'Камыш' усмехнулся и уступил место на козлах самому торговцу, попутно доставая из-под седел хорошо запрятанное оружие. Принял от купца лежавшую до этой поры в возу дорожную сумку. Меч занял свое законное место на бедре, а торговец сердечно распростившись с попутчиком, погнал возок в глубь центральной улочки.

Глава 1

'...Новичок, претендующий на звание Темного (вне зависимости

от конкретного статуса — владыки или сельского

старосты) обязан иметь четкую цель. Не недостижимый

идеал — этим часто грешат все праведные герои и короли. Нет — цель

обязана быть достижимой. Причем если её воплощение потребует

от новоиспеченного Темного не слишком моральных и честных

действий это будет даже хорошо. Необходимая практика, так сказать.

Итак: достижимая

идея, рациональное коварство и здоровый эгоизм, вот три кита на

которых можно строить свою идеологическую машину. И, разумеется, не следует забывать о правильной организации работы среди приспешников...'

Темный Властелин Грай 'Дракон' Триградский

'Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом' (рукопись)

Я очень люблю мастерить. Придешь, бывало в ремесленную, вдохнешь полной грудью запах древесной стружки. Окинешь взглядом верстаки. Пробежишься пальцами по чуть шероховатому скосу обструганного полена или только нарезанной резьбе — предвестнику будущего узора. И вливается в натруженные руки легкое тепло, а гудящие тиски, стиснувшие виски отпускают голову.

На душе становится легко, когда смотришь на оконченную работу — больше всего мне нравится именно резьба. Каждую работу стремишься наполнить чем-то своим, особой 'изюминкой'. Хочется в каждый узор, в каждую волосинку на бороде изображаемого старца влить жизнь.

Это кропотливая работа, требующая сосредоточения, но почему-то именно она позволяет мне расслабиться. Наверное, дело в том, что мне часто приходится принимать решения; их следствия далеко не всегда очевидны. Приходится ждать долгие недели-месяцы, кусая губы и вжимая голову в плечи, мучаясь сомнениями. Если б кто знал, как тянется время, когда чего-то ждешь; будто нарочно замедляет свой бег до издевательских пластунских ползков! В такие моменты можно одичать — сидишь как на иголках. Кидаешься на любого, кто держится поблизости больше одной минуты с дикими воплями и разоблачениями.

Смешно, но после таких мучений даже от правильного решения не испытываешь почти никакого удовольствия, кроме облегчения. Зато неудачу воспринимаешь философски — я так и знал!

Каково, а?

Не удивительно, что после эдакой нервотрепки облегчение и удовлетворение способны приносить те решения, которые не перекладываешь на чьи-то хрупкие плечи — воплощаешь в жизнь сам. Никто не станет оправдываться, что чего-то не сумел. Ты сам знаешь свои возможности. Выстругаешь какую-нибудь уточку и радуешься как идиот.

Такое дело помогает отлично расслабиться, собраться и выдержать очередное Решение. Рекомендую честный физический труд, любому пьянству. Многие от работы спиваются, я же работаю, чтобы не спиться.

Мне пришлось долго учиться, раньше я часто портил заготовки, и, злобясь, тратил бесценную энергию на всякие глупости. Но время шло, а мое увлечение постепенно переставало казаться таким невозможным — что-то удавалось, на что-то я по-прежнему злопыхал. Зато теперь даже неудачная резьба меня радует, больше чем любые деньги этого мира. Среди знакомых, я уже давно прослыл настоящим мастером своего ремесла — это приятно щекочет самолюбие.

Вот и сейчас мой глаз радует рождение очередного творения — стежок за стежком брусок превращается в нечто иное. Уже видна смышленая морда будущей собаки; я как раз неторопливо вытачивал чуткий песий нос. Видел внутренним взором, что это будет поджарый охотничий пес с взъерошенной на загривке шерсткой, встревожено приподнятыми острыми ушами и недюжинной смышленостью в глазах. Ни дать ни взять хитрый зверь учуял добычу и готов идти по следу.

Мне хотелось поскорее перенести образ из головы на березовый брус. Руки аж зудели, требуя ускориться, чтобы поскорее придать форму собачке, но я усилием воли заставлял себя продолжать неторопливые 'поглаживания', соскребающие тонкую белую стружку. Одно знаю твердо — начнешь торопиться испортишь все, что уже сделал. Не хочу начинать сначала, тем более, что мне очень уж нравятся удачно получившиеся собачьи уши. Таким ушам, я думаю, может позавидовать и настоящая борзая — за такими ушами любому хозяину чесать будет приятно.

— Мастер...

Чуть шероховатый и сморщенный нос, показался мне вполне уместным в облике зверины. Сейчас следует перейти к сильной мускулистой шее и широкой мохнатой груди, а потом можно будет...

— Мастер Грай.

Дверь слева от засыпанного белыми колечками древесной 'шкуры' стола была отворена. Я слишком увлекся и не заметил, как в мастерскую вошли. Очень мало есть людей, которым дозволено входить сюда, перебивая мой досуг. Здоровая дисциплина — залог хорошей работы любой организации. А суровые наказания, поддерживающие оную — залог спокойствия её предводителя.

— Что-то случилось, Хран? — терпеть не могу, когда мне мешают. Старый слуга поклонился, блюдя этикет, и коротко доложил:

— Время, мастер.

Как всегда ясно и своевременно. Старина Хран явился лишь, затем чтобы напомнить мне о назначенной встрече. Я перевел взгляд со слуги на разложенные по столу инструменты. Что важнее — собака или встреча? Гм, сложный вопрос.

Я с сожалением снял фартук и бросил его на стул. У выхода Хран подал мне верхнюю одежду. Накинув мантию на плечи, я вышел, не заботясь запирать двери.

Мое жилище, мой дом, моя мастерская — огромная Цитадель, лежащая между несокрушимых вековечных скал. Мой замок, начинаясь под лазурным куполом небес, уходит своими тоннелями глубоко в землю к самым корням гор.

Я слыхал, что люди знающие о существовании моего дома называют его Дасунь-крепостью. Старое название, пришедшее из седых полузабытых легенд — крепость, стоящая на меже царств людского и нечеловеческого. Не без самодовольства замечу, что мою Цитадель согласно тайным опросам, проведенным под моим покровительством среди разных слоев населения, считают именно сказочной. Легендарной то бишь.

Пройдя потерной связывающей мастерскую с наземной частью крепости, я очутился в 'прихожей' — округлой зале без выходов-входов. Как только дверца в подземную галерею была закрыта моим слугой, последний вход в комнату попросту исчез, смешавшись с барельефами стен. Секрет изготовления охранной залы принадлежит начальнику зодчих при моей Цитадели.

Я щедро платил ему именно за то чтобы никто сторонний не смог пройти этот рубеж. Здраво опасаюсь за свою жизнь; у меня слишком много врагов. Только за прошлый сезон три покушения. Ни разу убийцам не удалось даже увидеть меня, прежде чем наученная стража выламывала им руки, но, как понимает в таких случаях даже осел, тенденция имелась.

Сразу за 'прихожей' начинался мой приемный покой. Зал был пуст, если не считать двоих моих стражников в вороной броне, несущих обязательный почетный караул.

— Они уже ждут, — тихо пояснил, отодвигая для меня стул Хран.

По знаку стража покинула покои, заняв караульную позицию снаружи. Мне не нужны посторонние во время аудиенций. Старый слуга, подойдя ко входу, пригласил смиренно дожидающихся встречи гостей.

Входящие один за другим люди кивками приветствовали меня, устраиваясь на своих местах за большим круглым столом. Вообще изначально им полагалось падать передо мной ниц, но это раболепие себя никоим образом не оправдывало. Пришлось идти в ногу с прогрессом.

Обычай коленопреклонения, как и многие другие, я упразднил, попутно существенно изменив интерьер в крепости. Сделать это было непросто — архитектор долго возмущался, доказывая непродуманность избавления от помпезности. Он охал, жаловался на больное сердце и скандалил. Видя мою непреклонность, он даже пригрозил уйти. Я в ответ пригрозил, что архитектор уйдет, но не через дверь, а через жерло доменной печи. Он внял столь весомому доводу и надолго заткнулся. Подобно духу скорби он мог часами обиженно ходить по изменяющимся на глазах покоям и громко стенать при исчезновении очередной детали любовно вписанной им в интерьер.

Например, величественный, но жесткий и неудобный черный трон я повелел перенести в Залу Обращений. К народу приходится выходить время от времени — каждая кухарка должна знать в лицо своего господина.

Встречи с моим Советом было значительно удобнее проводить за круглым столом. Символ формального равенства как-никак.

Совет крепости — это люди, которые помогают мне управлять Цитаделью и вести работу во внешнем мире. Их семь человек и на плечах у каждого огромная ответственность за работу целых ведомств. Когда Совет только планировался, единогласно было утверждено основное правило — каждый приходящий на должность в Совете расстается со своим именем и получает прозвище, отражающее сущность его работы. Мы исходили из того, что вместе с ответственностью эти должности связаны с риском и опасностью, поэтому может быть огромная текучесть кадров. К счастью это не совсем так и в Совете до сих пор трое относятся к числу моих самых первых приспешников, но традиция есть традиция. В конце концов, если мы не будем следовать традициям, то чем мы будем отличаться от королевств с владыками-самодурами во главе?

За основу прозвищ после некоторого препирательства были взяты животные. Некоторые в совете дико возмущались, но это было несущественно.

Лис — это глава разведки, ведущий подрывную работу во внешнем мире и ответственный за все 'теневые' дела. Этот худощавый тип с недобрыми карими глазами и медно-рыжим горшком волос был со мной от самого начала моего многотрудного пути.

Несмотря на неказистую внешность, усугубляющуюся невзрачной серой одежкой, это был настоящий профессионал своего дела, обладающий невероятным чутьем и имеющий свои глаза и уши практически везде. Он был способен повернуть нам на пользу любую мелкую пакость, даже если это просто надпись 'Царь — дурак' на углу корчмы подле царского дворца или байка о том, как король сожительствует с молодым пастушонком. Или тем паче с овцами из пастушьего стада. Психологическая война и террор это великая вещь.

Бобром звали главного интенданта 'хозяйственника' крепости. Вот он как раз сменялся уже в третий раз. Его предшественник спился и недавно в пьяном угаре бросился с парапета крепости в ров 'искупаться'. Он забыл, что у нас нет рва. Теперь Бобром стал унылого вида типчик с постоянными жалобами на хозяйственную часть крепости. Все было бы ничего, но он, по-моему, больше заботился завозом деликатесной провизии, нежели состоянием крепостных оружий и обмундирования моих воинов. Думаю, что в скором времени его постигнет та же участь, что и предыдущего Бобра. Вообще двумя самыми проблемными должностями Совета всегда были заведующий хозяйственной частью и главный казначей.

Лев начальник моего войска. Весьма талантливый полководец не лишенный харизмы, за которую воины готовы были зубами рвать любого. Одному лишь мне да еще главному идеологу крепости было известно, каких трудов стоило превратить нашего друга-варвара, не снимающего кольчугу даже внутри Цитадели, в подлинного отца-командира.

Кстати главный идеолог как раз третий, уцелевший во всех коллизиях основатель Совета наравне со мной Львом и Лисом. Этот низенький лысый мужичонка с простецкими чертами лица, нервной дерганой манерой двигаться и говорить, опалял всех фанатичным безумием, горящим в немигающих змеиных глазах. Удивительно талантливый организатор, способный увлечь за собой массы пламенными речами, попутно занимающийся общением с разными религиозными культами. Очень полезный парень, напрочь поглощенный идеями привести нас всех к величию. По-своему чокнутый, но при этом вполне логичный. И ужасающе прагматичный. Неудивительно, что он при этом носил прозвище Змей.

Чаще всего в Совете менялись казначеи. Теперешний был по счету уже аж пятнадцатым. Бородатый Медведь отвечал за мою сокровищницу, спонсирование всех внешних и внутренних действий, выплату денег. В отличие от держащего на коротком поводке грозное войско закованных в черное солдат Льва, Медведь держал при себе грозное войско всяких махинаторов в светлых туниках с заостренными перьями.

Еще одним представителем Совета был человек со спорной, но очень полезной должностью. Главный оружейник — новые виды брони и оружия, укреплений, баллистика крепостных орудий. Вообще-то были мысли внести его должность под руководство Льва, но после некоторых размышлений я пришел к выводу, что лучше уж все оставить как есть. Оружейника звали Ёж.

Ну и конечно последним в Совет входил маг. В его небольшом ведомстве воспитывали чародеев и волшебников, занимались экспериментами и приготовлением зелий, тесно сотрудничая с лекарями, не имеющими своего представителя в нашем Совете (да и на кой нам здесь лекарь?). Мы так же с распростертыми объятиями принимали магов-ренегатов, порою бегущих от своих хозяев под светлую руку Саламандры.

— Что там у нас сегодня на повестке дня? — поздоровавшись, полюбопытствовал я. Конечно, они уже обсудили очередность выступлений — я ценил свое время. Первым начал Лис.

— Как и ожидалось за покушениями на вас, стоял Крысиный Король, — сипя простуженным носом, сказал он. — Намедни разослал по бандитским ватагам предложение объединиться и объявить войну вам, мой Дракон. За вашу голову предлагает три тысячи.

Угу. Три тысячи. Предсказуемо. Лев, услышав о такой, по его мнению, подлости (он вообще презирал деньги) гневно рявкнул:

— Мой Дракон приказывайте! Мы сотрем эту крысу с её логовами и выжжем все его владения благородным огнем! — походило на то, что если я скажу сейчас 'давай' Лев сорвется с места, выведет войска и помчит истреблять, лишь через день-другой, сообразив, что не знает где разыскивать 'крысу'.

Все-то он решает силой. Украдкой вздохнул Змей, похоже, разделяя мои мысли. Лис только загадочно улыбался.

Лев прямолинеен и горд как, это положено хорошему воину. Даже внешне почти не изменился за прошедшие семь лет, в течение которых мы усиленно создавали крепость и укрепляли свое влияние. Все тот же могучий рубака с безудержным холодом голубых глаз и гривой черных волос. Кстати во всем Совете только Лев да Змей одевались в черное. Ну и еще иногда я, следуя установленному правилу. Черный цвет был одобрен в одежду Змеем как стильный. Впрочем, недавно было постановлено, что наши сателлиты, передвигаясь во внешнем мире, не имеют права ни при каких обстоятельствах носить черный, чтобы это не служило к их раскрытию. Предпочтение стало отдаваться наиболее пестрым тонам.

— Хорошие деньги, — задумался я. Решение как поступить с наглецом пришло почти мгновенно. — Свяжитесь с наемниками и предложите за его голову пятнадцать тысяч.

— Э-э, мой Дракон! — Медведь подпрыгнул точно ужаленный случайно залетевшей под его сиденье осой. — Пятнадцать тысяч?!

Так непочтительно он вмешивался в разговор, только когда его душа не выдерживала безумного расточительства с таким трудом собираемых им сокровищ.

— Что такое? Не нравится сумма?

— Сумма нравится, мой Дракон! Но подумайте о голодающих людях на наших землях! Скольким из них мы можем помочь этими деньгами!

— Медведь, ты никогда в своей жизни никому не помогал, — напомнил я, складывая пальцы домиком. — Прекрати паясничать!

Казначей не смутился:

— Ну ладно, Тьма с голодающими! Да ведь кроме этой статьи есть и другие затраты! Выдача жалования, проведение празднований, открытие наших ставок на землях присягнувших Вашему Крылу!.. — он не сдавался, борясь за звон полновесных монет. Какая жалость, что эта удивительная находчивость не имеет лучшего применения.

— Назови свою сумму. С учетом затрат.

— Шесть тысяч с головой хватит заплатить за голову этой швали!

— Имей уважение, Медведь. Он ведь не просто шваль, а натуральный Король, пусть и Крысиный. Наемники должны чем-то оправдывать свои поступки, если попадутся в лапы к его охране.

— Но, мой Дракон, он же оценил вас в несчастные три тысячи! — начал горячится Медведь.

— А у него больше и нету, — я глянул в лицо трепещущего от праведного гнева приспешника и неожиданно для всех уступил: — Впрочем, будь, по-твоему. Десять тысяч достаточная цена за голову Короля Крыс. Достаточная я сказал! — я, повысив голос, пресек новые препирательства к изготовившемуся к торгу казначею и обратился к Лису:

— Предложишь десять тысяч. Будем воспитывать это отребье. И предупреждаю сразу, когда голову приволокут, мне не показывать, достаточно будет наколоть на ворота рядом с остальными. Кстати, Лис, наладь, наконец, контакт с Крысами, хватит нам воевать. Они теряют уже почитай третьего Короля, а все никак не успокоятся. Как дети малые.

Лис кивнул, не сводя с меня глаз.

— Что-то еще?

— Да, мой Дракон. Мы взяли языка с острова Харр.

— Надеюсь, он в крепости? — у меня прямо от сердца отлегло, когда Лис кивнул. Обычно этих паршивцев довести до Цитадели очень проблемно, они используют все возможности бежать или простится с жизнью. Поимка такого пленника настоящая удача. — Отличная новость. Распорядишься конвоирам выдать премиальные.

— Уже выдал.

— И удвойте охрану.

— Я приказал учетверить, мой Дракон. Пленник содержится в камере для 'особых' гостей.

— Что у нас дальше? — я посмотрел на остальной 'зверинец' с возрастающим интересом. Лев как всегда пожал плечами 'все спокойно', Медведь демонстративно зашелестел исписанными свитками. Сейчас начнет жаловаться...

— Есть хорошие новости по Царству Яромира и вольной Республике Балбараш, мой Дракон, — кашлянул Змей. Он развернул подсказку и преувеличено громко зачитал:

— '...Среди жителей растет страх перед войной с горными народами. Из разговоров ведущихся в наибольших скоплениях народа следует, что люди к военным действиям не готовы и теряют доверие к царю. Кроме того, ремесленники обеспокоены растущими налогами, а хуторяне жалуются на вконец обнаглевших разбойников, от которых не стало спасу...

... в Балбараше жаки и студенты Университета Свободной науки выразили негодование пассивностью республиканского совета и закидывали камнями их резиденцию. Кроме того, народному гневу подверглись купцы-иноземцы, чьи лавки были разгромлены народом. В двух городах введено военное положение. Культ Пресветлого Кель выразил осуждение руководству республики из-за неспособности разрешать вражду мирным путем. В Республике спешно созвана Палата по расовым вопросам...' — он прервался и выжидающе посмотрел на меня. Я глядел на задремавшего от столь сложных вещей Бобра и поскучневшего в предвидении новых расходов Медведя. Лис напротив сиял довольной улыбкой из чего я сделал вывод, что в прочитанном есть и его заслуга. Эти республиканцы меня удивляют своей наивностью — соседствуя с хищными и коварными государствами, они рассчитывают построить великое государство больше всего на свете ценящее человеческую жизнь! Утопия!

— Значит так — разбойникам в Царстве Яромира пока поддержку не оказывать. Мне нужна паника иного толка — пользуйтесь сплетнями и слухами, но добейтесь, чтобы народ нервничал. Заодно переговорите с вождями горных народов — я не хочу больше вкладывать деньги в непонятные вещи. Либо они нам присягают, либо мы им не помогаем, и горы зальет кровь, — Змей кивал, поспешно скребя закорючки в своем списке. — Касательно республики, — я сделал паузу, раздумывая. — Жакам заплатите, пускай и дальше выражают негодование. Подкинь им что-нибудь из этих своих идей про равенство, что-нибудь провокационное...

— Я понял, мой Дракон.

— Мне нужны беспорядки в Республике. В частности я хочу, чтобы больше всего ущерба нанесли торговцам из горных народов. Может это поможет принять им верное решение. Культу этого Пресветлого... Кель выразите благодарность и подкиньте денег на...

Медведь нечленораздельно булькнул и закатил глаза, слабо протестуя перед моей расточительностью. Но слова поперек сказать не посмел.

-... на храмы. Пусть сплачивают народ и уличают правительство дальше. Палату по расовым вопросам пусть закидывают камнями расовые меньшинства, обвиняя в расизме.

— Вообще-то это будет сложно. У нас нет подходов ко всем...

— Используйте тех, к кому есть, а остальные подтянутся, когда честный народ республики начнет им считать кости. Хочу, чтобы среди детей вольной Республики самой популярной была игра 'убей иноземца', ну ты меня понял...

— Да, мой Дракон. Добавлю, что в Царстве среди народа становится популярной песня 'Зло тирана', восхваляющего добрых героев борющихся со злодеем и узурпатором...

— Наш автор? Наградите его...

— Невозможно, мой Дракон.

— Это еще почему? — я строго воззрился на Змея, заподозрив его в подпадании под влияние казначея. — У нас что-то не в порядке с золотом? Или с дисциплиной? Ты забываешь, что труд подчиненных всегда следует награждать, побуждая их, в дальнейшем трудится в Мою славу!

— Я помню, мой Дракон. Просто автора песни повесили за подстрекательство.

— А-а... ну так добейтесь, чтобы его увековечили как борца с богопротивным царем-бастардом. Вы, кстати, уже нашли доказательства, что он бастард? — этот вопрос адресовался к Лису. Тот поежился:

— Нет, мой Дракон. По всему выходит, что он полноправный наследник, да еще и поддерживаемый основными Культами Царства...

— Плохо ищете! У нас же должно быть основание появлению в Царстве претендента на корону! Вы хоть претендента нашли?

— Мы работаем с парой кандидатур, — оживился Змей, потирая от удовольствия сухой щетинистый подбородок. — Лучше всего было бы разыграть одного из их национальных героев... но вы ведь знаете как тяжело работать с идейными! Приходится тщательно подбирать речи и подбрасывать ему работу, наталкивающую на нужный результат. Пока туговато идет...

— План сорваться не должен, — напомнил я. — Иначе ваш Дракон очень сильно разгневается!

— Да-да, я знаю, — Змей очень талантливо изобразил испуг, отведя глаза. Секунд двадцать в зале царила торжественная зловещая тишина. Потом идеолог, откашлявшись, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Еще я бы хотел сказать, что в следующей декаде2 жители Северных Кантонов и кочевники Каганата отмечают праздник в вашу честь. Я распорядился разослать представителей...

— Хорошо, Змей. Что-нибудь еще?

— Четыре дня осталось до Черного Схода, в городке заканчиваются приготовления. Ничего стоящего вашего внимания больше нет.

Черный Сход. Императоры, сюзерены, короли, владыки, дожи, князья во все времена организовывали турниры и состязания в свою честь. Победители — благородные рыцари, гордые воители, могучие богатыри сходились в нешуточных схватках, выясняя, кто из них лучший. Лучшего удостаивали поцелуя прекрасные девы, приглашали нести службу при дворах, осыпали золотом, а трубадуры несли по миру сложенные в его честь песни.

Не могу же я Темный Владыка, победитель сотен врагов, построивший истинную Черную Цитадель отказаться от подобных празднеств? Нужно облагораживать профессии. Когда на первых порах многочисленные враги смеялись над моими новшествами, отказываясь иметь со мной дело, я немало отчаивался. Но время показало, что именно эти мои меры позволили удержаться на плаву. Наш мир видел не одного великого колдуна, чье тщеславие стоило ему жизни; не один талантливый претендент на господство оказывался, повержен из-за самопожертвований и прекраснодушных героев.

Давным-давно на восходе собственной звезды, постоянно сражаясь с массой врагов-противников, часто терпя унижения и поражения, обманывая всех подряд, я учился. Быть Темным Владыкой дело хлопотное — нужно быть первым во всем, следуя при этом некоторым установленным в незапамятные времена канонам.

Уже тогда измученный до полусмерти бесконечными стычками, чужими предательствами я задавался вопросами в стиле, почему добрый герой побеждает злые полчища? Исследуя и изучая реальные примеры я нашел ключевые недостатки оных 'злых' полчищ. Заодно я понял, что мои юношеские устремления быть непременно 'Темным Властелином' это блажь и наивная глупость. В мире все очень непросто. Слишком уж размыты понятия добра и зла. Сейчас я покажусь мальчиком-одуванчиком по сравнению с Великими добрыми королями древности, воспетыми в легендах. Они пролили океаны крови только из-за своего однобокого виденья мира, а потом придворные льстецы скрыли правду в сладких сказочках. Также как помешанные, называющие себя злодеями часто раздували собственные злодеяния и нередко выглядели просто глупыми.

Осознав все это, я выбрал самый правильный, как мне кажется путь. Путь наибольшей эффективности. Если у тех, кто себя называет 'добрыми' опираясь только на вековые традиции, есть что-то, что эффективно работает, я без всякого стыда буду это использовать. Моя нынешняя слава отчасти порождена именно моей беспринципностью.

Черный Сход это одна из таких находок. Бесконечный источник преданных псов, мрачной славы и гениальных идей.

— Бобер? — интендант сразу широко раскрыл глаза и замотал головой. Ну конечно, он предпочитает говорить со мной на языке цифр и расходов. Надо будет намекнуть Лису, что Бобра пора менять. — Ладно. Медведь?

— Ваши рудники в Северных Кантонах, соляные шахты в Заголосье, золотые прииски в Межгорье недавно прислали караваны. Налоги в городах... — пискляво начал перечислять казначей.

— Медведь, я сам знаю, где у меня что. Не надо перечислять. По сути говори.

Медведь тоскливо вздохнул:

— Все нормально. Налоги и прибыли растут, расходы пока в пределах нормы. Через два дня после Черного Схода выдаем жалование внутреннему гарнизону нашей Цитадели.

— Это замечательно. Что с твоей идеей насчет наших денег? — Медведю в голову иногда приходили действительно замечательные планы, вроде создания денег Темного Властелина.

— У нас пока недостаточно влияния чтобы вводить свою денежную единицу, — с сожалением отозвался казначей. — Государства готовы к такому вызову в случае чего введут блокаду подобной валюте и наше дельце прогорит. Но это не проблема, — он цинично усмехнулся. — По крайней мере, я точно знаю, что золото в ваших сокровищницах, мой Дракон, настоящее. И нам не приходится бороться с фальшивомонетчиками как тем же эрцам3, — перехватив взгляд Лиса, Медведь затих.

Я облегченно вздохнул. Редкое собрание проходит без огрехов, когда все удается и все хорошо. Доля Властелина нелегка.

Мой расслабленный взгляд победоносно прошелся по лицам советников и... споткнулся на Саламандре. Маг был мрачен. И явно имел, что сказать, однако в силу природной робости молчал, ожидая пока на него обратят внимание.

— Что. Случилось.

— Мой Дракон, у меня недобрые вести, — в комнате сразу стало прохладно, отчего я поёжился и буркнул:

— Вот только не надо нагнетать, — Саламандра был талантливым магом, и уже сам не замечая того, подчеркивал значимость своих слов магией. Его следовало постоянно одергивать, иначе легко можно было простыть или как-то иначе осрамится. За такие вот просчеты в общении мага недолюбливали.

— Солнечное Око. Нам его не достать.

— Твоя повествовательная манера, милейший маг, меня всегда ставила в тупик, — подпуская в голос сладкого, как нектар, яда, заметил я. — Вот ты сейчас, что имел в виду? Что мы не сумеет достать солнца? Так я это и без тебя знаю, на это способно только божество. Или ты о другом?

Внутри у меня все кипело от злости, раздражения... и предчувствия.

— Я о другом, — поправился маг. — Артефакт. Чтобы забрать его из-под носа у Аргуса нам придется разрушить до основания не только храм, но и весь город. Магический эксперимент показал крепость защиты на Оке. Нам она не по зубам, там слишком много переменных.

Спокойно, сказал я себе. Спокойно. Солнечное Око, замечательная магическая игрушка, которую мне так не хватает в коллекцию, недосягаема?

— Город, говоришь... — я покосился на Льва. Артефакт хранился под храмом Огненного Бога Семаргла во втором по величине городе Царства Яромира, столице древних верований и почти мифическом месте — Кремень-Граде. Мне он был нужен позарез.

— Разрушить город... — задумчиво повторил я. — Нет. Это, пожалуй, недопустимо сейчас. Если мы попытаемся воевать с Царством, не закончив подготовительный этап, то ввяжемся в непредсказуемую бойню.

Мне показалось или Бобер облегченно вздохнул?

— А если прибегнуть к услугам героев? — без особой надежды предложил Ёж.

— Как заставить их осквернить священное место Царства? — тут же возразил я.

— Наплести про чудовище, что живет под храмом. Мы ведь уже так делали, — поддержал Ежа Лев. Он сам когда-то попался на эту удочку, очистив от демонов древнюю башню и фактически подарив её одному неглупому волшебнику.

— Они герои, но не самоубийцы. Даже если кто-то по особой удаче сразит Аргуса, во что я не верю, он не выберется из города. И не сумеет взять артефакт, — сказал Саламандра. — Для разбивания подобной защиты нужно поистине божественное благословение. Я таких героев не припомню.

— Да их и не получится использовать, — отмахнулся я. — Они в любом случае нас раскусят, а получить врагом неуправляемого героя я бы не хотел.

— Если станем рушить Кремень-град, наживем себе много таких врагов. На нас ополчатся все волхвы Царства и его же богатыри.

— А если попробовать вора Мастера? — вдруг предложил Лис, определенно что-то вспомнив: — Они удачливее многих великих героев! Да и честнее... как ни странно. Главное контролировать его!

— Нет, — отказался я. Сам не знаю почему, но мне подобная идея показалась жутковатой. Мало ли как оно повернется, если использовать умельца.

Совет переглянулся.

— Тогда воевать станем? — деловито осведомился Лев, похрустывая кольчугой.

— Нет, — я прикусил губу. — Как раз на гонке за артефактом уже засыпалось столько моих предшественников, что тошно и думать. Воевать не станем. Будем выжидать. Глядишь, подвернется удачный случай.

Я снова взглянул на Саламандру:

— Про кольцо тоже ничего?

Кудесник виновато развел руками. Не везет мне с этими артефактами, хоть лопни! У меня резко испортилось настроение.

— Совет окончен.

Разом, поднявшись, они поклонились мне, и вышли прочь из залы. Я же сидел за круглым столом и боролся с отчаянным желанием доделать фигурку пса. Вернуться в мастерскую значит забросить все дела. Это недопустимо если мне повезло заполучить в гости такую редкую птаху, как житель Харр. Может его допрос хоть немного меня порадует?

Темница Дасунь-крепости была одним из самых достопримечательных мест Цитадели. Её строили, чуть ли не самой первой, расположив среди многочисленных кордегардий за десятком охраняемых дверей и натуральным лабиринтом, в который по ночам выпускался специально обученный козлоногий пан. Таких тварей иногда именовали сатирами. На самом деле лабиринт строился для кого-нибудь поужасней, но страховидла в рядах моих приспешников довольно редкие типажи, поэтому им всегда находится более интересное занятие. Один лишь глуповатый сатир, обученный следовать звукам рога, с удовольствием носился по лабиринту. Подчас особо надоевших узников выпускали в лабиринт специально для сатира. Тот отличался огромной любвеобильностью и не один отчаянный герой, попавший в сатировы лапы, встретил в лабиринте ужасный конец. Тем, кто выдюживал издевательства парнокопытного было уже не до героизма. Я ведь имею право на злое чувство юмора?

Вход в камеры для 'особо важных пленников' охраняли мои бойцовские гримтурсы. Вековые сыны Инея, присягнувшие мне на верность, были самой надежной стражей — неустанные и неусыпные, они были почти непобедимы. Им далеко было до Аргуса неусыпного стража из Живого Огня, сотворенного самим Семарглом, но для смертных сивобородые великаны были непреодолимой преградой.

Поздоровавшись с каждым из своих слуг, я величественно вошел в темный холодный коридор с закопченными стенами и горящими в бронзовых кольцах факелами. Вторя гулкому эху моих шагов, слышалась поступь Лиса. Мой неизменный помощник Хран никогда не приходил в это место. Оно, так же как и хранилище артефактов, было для старика запретным. Причем в темницу он боялся идти не только из-за моего запрета. В Дасунь-крепости были ровно десять камер для 'важных'. Одна была занята всегда.

Но сегодня я не собирался идти туда, где томится мой вечный узник. Сегодня я направлялся к другому драгоценному гостю. И вместе со мной и Лисом к нему шли палачи.

Замок с секретом открылся, и часть стены с глухим шорохом сдвинулась в сторону. Там в полутьме, прикованный крепкими цепями к стене полулежал он.

— Здравствуй.

Человек со странной золотистой кожей маслянисто поблескивающей в свете факелов, сжимаемых молчащими палачами, молчал, не удостоив меня даже взглядом.

— Не желаешь со мной говорить? Не понимаешь мою речь? — по знаку один из наряженных в черное палачей, чьи лица скрывали личины, щипнул узника. Тот дернулся, но снова смолчал, источая холодное презрение к будущим мучителям.

Лис выразительно хмыкнул.

— Слушай, мне ведь не так много от тебя нужно. Правда. Я хочу только одного. Скажи мне, как пройти Завесу и я тебя выпущу.

Мужчина пошевелился. Он открыл глаза и посмотрел на меня, словно с недоверием. Вот так? В лоб спрашиваешь? И обещаешь с такой легкостью, казалось, говорил мне его взгляд.

— Я клянусь, что выпущу тебя, не причинив ущерба. Даже помогу добраться туда куда тебе захочется отправиться..

Звякнула цепь и несколько неприятных для себя секунд я вынужденно любовался бесстыжим жестом пленника.

— Стало быть, ты предлагаешь общаться на пальцах? — располагающим к общению голосом уточнил я. — Как гостеприимный хозяин я соглашаюсь с пожеланием гостя. Будем объяснять на пальцах. Черема, сломай ему средний палец.

Палач, не колеблясь, схватил с рыком сопротивляющегося пленника и сжал его кисть в своей огромной лапе.

— Черема, стой! — одернул я ката в последний миг. Пленник, тяжело дыша, смотрел на свою руку.

— Делай со мной что хочешь, но знай, проклятый, что за каждую причиненную мне муку ты получишь семикратную муку. Тебе воздадут сполна, проклятый, — судорожно дергая кадыком, выплюнул слова узник. Он всем своим видом изображал презрение к подлым похитителям и гордую решимость терпеть до конца.

— Воздадут? И кто же это будет? — может, удастся его разговорить. Мужчина мне не ответил, ухмылкой продемонстрировав проницательность.

Отозвав меня в сторону, Лис шепнул мне на ухо:

— Мой Дракон, может, дадим попробовать Саламандре и его магам. Они вскипятят мозги этому упрямцу, прежде чем он успеет 'мама' выкрикнуть!

— Нет. Суп из его мозгов мне ни к чему. Вытащить из этого парня правду магией будет тяжело. Но это будет возможно сделать, только если мы его смутим. Нужно сломать его уверенность в себе. Когда он усомнится, тогда отдадим его магам, — так же шепотом объяснил я и, похлопав Лиса по плечу, вернулся к пленнику.

— Значит, ты думаешь, что за тебя отомстят? — он холодно смотрел на стену за моей спиной. — Ты в этом твердо уверен. Ты готов вынести любую пытку и сама смерть тебя не устрашит. Интересно знать, кого же ты видишь перед собой? Осквернителя святынь? Пресловутого Темного Властелина? Значит готов терпеть...

... А что если твое мученичество ни к чему не приведет? Ты похоронишь свой секрет, и он станет ненужным. За тебя не отомстят. Попытаются и придут по мою душу. И умрут. Гордо. Терпя муки. Я буду мучить столько, сколько потребуется, мой друг. Убивать сколько потребуется. Ты меня слышишь, дружище?

Я присев, пытливо заглянул в лицо харранца. Он упорно отводил глаза, придав лицу выражение не раз виденное мною на скульптурах. Фанатик. С фанатиком можно говорить лишь на его родном языке. Бить нужно по болевым точкам — туда, на чем зиждется его упорство. Мне самому это неприятно, но для достижения желаемого я готов переступить через себя, если необходимо.

— Я умру с честью, — медленно, презрительно процедил пленник. Он говорил со мной как с пустым местом. Захотелось схватить его за волосы и ударить лицом о пол. Я сдержался — тем более, что он сам раскрылся. Игра оказалась чуть короче, чем я думал — нельзя говорить с врагом. Нельзя раскрывать ему даже малую малость своих чаяний и надежд, особенно если готов вытерпеть любые муки. Умный враг сумеет найти в словах то, чего вы не хотите говорить. Поэтому молчите. Честь, стало быть, важна?

— Надеешься на благодарность после смерти, мой неразговорчивый друг? Думаешь после смерти встретить пращуров в небесном городе, среди Лугов Чести? Что ж я предоставлю тебе такую возможность, ибо ты мне понравился. Ты умеешь слушать. А значит, перед тем как ты окажешься под Смарагдовым Небом4, тебе придется выслушать очень много. Все кого я только что пообещал убить будут умирать на твоих глазах, я позабочусь, чтобы было хорошо видно. Ты в полной мере насладишься судьбой мученика — я покажу тебе, каково это. Но тебя никто не тронет. Покончить с собой или забыть все увиденное тебе не удастся. Просто расслабься и получай удовольствие, мой друг.

Я попал в точку. Налет непроницаемой уверенности сошел с его лица, будто смытый водой. Хоть он и молчал, но я отчетливо видел, как вздулись жилы на руках и как затвердели его скулы.

— Но и это еще не все, — объявил я, вставая и отряхивая мантию. — Все эти меры чрезвычайно мне не нравятся. Я сильно разочаруюсь в вашей хваленой культуре — а, значит, когда кто-то из вас сломается и выдаст мне секрет, моё разочарование отразится на всем вашем дражайшем городе и 'избранном' народе.

— У тебя ничего не выйдет! Секрет Завесы останется при нас! А тебя убьют! Сдохнешь, подлец! Найдется управа! — он, дрожа от негодования, попытался плюнуть, но бдительный кат был наготове и в последний момент легко пнул несчастного в горло ботинком, отчего тот подавился слюной, лихорадочно закашлявшись.

— Так ты все же решил высказаться? — довольно кивнул я, делая знак Лису. Шпион беззвучно вышел за Саламандрой. — Позволь я изображу тебе своё видение. Я, знаешь ли, почти пророк. И вот, что мне видится — либо вы все передохнете в попытках добраться ко мне... представляешь? Либо вы тихонько забьетесь в дальний угол на своем любимом острове и сдохнете там, сохранив свой секрет в целости. Ну, или просто выродитесь без притока свежей крови. Нравятся пророчества?

— Ты сам сдохнешь первым! — отчаянно крикнул он. — Мнишь себя бессмертным, подлец? Тебя размелют в муку или умрешь от старости, а мой дом будет стоять еще века!

— Да неужели? Мой самоуверенный друг, а если я решил править вечно? Что тогда? Думаешь это невозможно? Ваша беда в том, что вы всегда недооцениваете... ну ладно, развлекайся, у меня нет больше на тебя времени.

Я развернулся и пошел прочь. За спиной послышалась бешеная возня. Узник рвался вцепиться в меня и истерично вопил:

— Ты уже мертв! Тебя убьют! Только высунь свой поганый нос из норы! Ты мертвец!

На ступеньках ведущих к лабиринту я встретил Саламандру с Лисом.

— Занимайся, маже. Он как раз в нужном состоянии.

Маг качнул темным капюшоном и резво затрусил на звуки криков.

— Что-нибудь узнали, мой Дракон? — почтительно поинтересовался Лис, пропуская меня вперед.

— На меня готовят покушение, — ровно уведомил я. — Во время Черного Схода. Лис?

— Да, мой Дракон?

— Я хочу, чтобы убийцу доставили ко мне живым. Состояние не важно, но он должен быть живым. На всякий случай.

Хоть я и домосед, все же Темная Цитадель не единственное место, в котором я провожу свободное время. И уж конечно это не все мои владения. Весь мир пока еще не оценил размах моих амбиций, но в ближайших землях мое имя всегда на устах. Под моей рукой уже находится три больших города. Мне принадлежат земли на шестьдесят верст окрест, и клянусь Темнотой, что их обитатели довольны своим повелителем!

Это не только люди. Мне служат те редкие и уникальные существа, которых не особенно привечают в пресветлых храмах. Существа сумерек и темноты, обитатели давних сказок, изгнанные с насиженных мест, они все прибиваются ко мне.

Скалы, между которых лежит Дасунь-Крепость, опоясаны плотным кольцом лесов. Мглистые боры, туманные ельники, светлые березняки и шумные дубравы, смешались сплошным живым заслоном, потерпев небольшие тропинки для желающих прийти к подножию Первого Бастиона. За раскинувшейся среди всего этого безобразия лесной красотой следят приставленные мною лешие. Их леса были сожжены и вырублены людьми, поэтому они весьма ревниво относятся к появлению в своих владениях двуногих.

Зато зверь водится самый разный — лесные смотрители охотно собирают себе стада. Кикиморы и игоши5, мелкая лесная нечисть хоронятся под корнями деревьев высматривая незнакомого человека. Силы в них малая-малость, а вот тропы перепутать, чтоб праздношатающимся неповадно было это для них проще простого. В подгорной пещере живет выводок караконджалов — редкая зараза по нынешним временам. Так как люди в моем заповеднике редко гуляют даже днем, а уж в ночное время и вовсе нос сунуть побоятся, пришлось рогатым забросить свою старинную забаву6. Но простоя не вытерпели — теперь они гонят ядреный самогон, который через посредников сбывают охочим до выпивки в моих поселениях. Достаточно честные натуры, ибо регулярно платят в казну налог. Еще они очень хорошие шубы делать умеют. Тем живут — золото свое в кубышку копят. В общем, при деле, хоть иногда и доходят до меня побасенки, как на прилегающих к лесу дорогах иногда всадников какие-то чуды с коней снимают да объезжают. С моими подданными они себе такого не позволяют и то ладно. А вот разбойничьим ватагам, что временами путь срезают через мои владения, туговато приходится. Нечисть этих оборванцев на дух не переносит.

Любой дух в моих лесах живущий должен соизволения просить да лешему подчиняться, а прочим делать здесь нечего. Малефики7 Саламандры запросто неучтенного дива из лесу выкуривают. Лес-то мой, это им не ничейные заросли и не священные рощи. У тех же лесных колдунов-друидов пусть хоть на священных деревьях хороводы водят. В миру места много, где нечисти вольное раздолье, да только и защиты в случае чего искать не у кого. Я защищаю, но я же и правила становлю, при случае наказываю тоже я.

Но вовсе не всякую нечисть готовы приветить мои слуги. Есть ведь такие с кем ни Темный Властелин, ни Светлый Властелин договориться не сумеют. Таких одинаково уничтожают и мои слуги, и всевозможные ведуны, волхвы, маги. Испокон повелось так, что есть люди, существует нелюдь, а есть и нечисть. Нечисть эта божеств всевозможных уважает и побаивается — ими ведь порождена как многочисленные сонм духов да иных существ. Темных или светлых то уж не важно. А есть сущности вовсе непонятные. Их везде по-разному кличут — в Царстве слугами Мракогляда Серого Всадника8, у эрцов воплощениями Хаоса, у заумных магов центральной части нашей земли Окультами. Ну и так далее. Везде по-разному; но практически везде, где они есть они враги всему и всем. Лишь отдельные безумцы могут вступать с ними в разговоры. И единицы тех счастливчиков кто сумел ими управлять. Такими, например, были былые хозяева места, на котором стоит моя Цитадель. Вот только не очень-то помогло им это умение.

За лесом начинается извилистое ущелье, змеящееся через Скальный Пояс Петельщика. В то ущелье постороннему хода нет — место очень удобное, потому там моя первая застава, называемая Великановы Врата.

Моя цитадель защищена двумя огромными бастионами, сложенными из гигантских блоков. За три штурма враги не могли продвинуться далее Первого Бастиона, несмотря на всю свою численность. Однако хоть это и льстит мне, я понимаю, что штурмовали мою крепость обычные люди при малой поддержке магов. Если же однажды под серой стеной появится армия магов, бастионам не поздоровится. Как впрочем, и самим магам.

Враг никогда не придет к моим стенам незамеченным, еще до его появления у лесной стены, он будет замечен с башен, построенных на вершинах гор. Служат в них не люди, но зоркие летуны, которых в народе называют огненными змеями. Это весьма странная нечисть крайне падкая до женского пола. Пакостная к тому же, так как пол женский после занятия любовными утехами, — от которых барышням никак не отвертеться — девочек постепенно заморить норовят.

Зато очень преданные натуры и под влиянием моего авторитета даже заставляют себя предаваться любимым занятиям подальше от моих владений и людей до смерти не смаривать. Им-то что, в звезду обратятся и через все небо за несколько часов могут перелететь. Идеальные дальновидцы — вот только в периоды гулек приходится идти на уступки и терпеть их загулы. Обычно это бывает в сезон седмицу. Хотя весной могут и затянуть. В это время заменять их приходится людям.

Велики мои владения и несокрушима Цитадель, гордо пронзающая шпилями башен самое небо. Но этого мало. Все это только начало...

Мое хранилище Артефактов. Хожу сюда изредка. Проверяю целостность. Здесь на аккуратных золотых подставках представлены великие ценности. Я не держу тут какой-то ширпотреб, будь он хоть трижды древний. Это не просто моя коллекция. Артефакты, которые я собрал здесь, служат великой цели — они часть грандиозного замысла.

Часть необходимая мне чтобы утвердить свою власть над землями на тысячи миль окрест. Над весями и селами, где колосятся золотые поля. Над желтыми степями, где мерной дымкой вьется пыль от кочевых орд, над непроходимыми лесами и дубравами, в чьих изумрудных недрах таится много жителей, над каменными и деревянными городами, над островерхими шпилями замков и куполами храмов. Над землей и под небом этого лучшего из миров. Власть. Сладкая власть.

Зачем она мне? Глупый вопрос. Уж точно не ради самой себя. Власть нужна мне для великой цели — а как же иначе — я ведь не безумец, пытающийся втянуть мир в хаос кровавых войн. Власть нужна мне чтобы раз и навсегда выправить тот убогий порядок, что царит вокруг моих владений. Вот ради чего стоит жить, замирая в сладком предвкушении перед грядущим.

Великая власть требует великих усилий. И я прилагал их, потратив годы на подготовку. На чтение редчайших трактатов и проверку забытых сказаний на подлинность. Не за горами время, когда я пожну плоды своих трудов.

Артефакты — драгоценные камни в моей будущей короне. Короне, защищающей меня от любого врага лучше любого щита и любого бастиона. Моя великая идея.

Меч Тайной Лощины. Это был символ грозы у древнего, давно исчезнувшего народа. Достать его можно было только в потайном месте, обители старых кошмаров и мрачных проклятий, что становится доступной человеку в строго отмерянное звездами время. До сих пор мороз по коже от воспоминаний — мой первый артефакт. Я самолично достал его, пожертвовав в ту безлунную ночь дорогой для себя вещью. Так мне когда-то мнилось.

Прозрачный Цветок Небылицы. Олицетворение вдохновения и творчества, произрастающее на колосистом заливном лугу. Увидеть его почти невозможно. Сорвать, можно лишь засеяв тот луг драконьими зубами и окропив его кровью того, что вырастет. Никогда, слышите, никогда не засеивайте луга драконьими зубами. Вырождающееся из них не поддается описанию.

Корни гор. Тайна, похищенная мною из глубин собственной Цитадели. Именно ради них я когда-то грудь в грудь сходился с былыми хозяевами горной гряды. И победил, заточив одного из них в своей темнице. Второго слуги сбросили в глубокий провал, куда ведут вырубленные в скале ступени, посреди хранилища артефактов.

Борода женщины. О том, как мои подручные добыли артефакт, взращенный тайными страстями, я вообще не хочу вспоминать.

Здесь под медными сводами собрано все невозможное, олицетворяющее человеческие мечтания и желания. То, что поможет мне обрести могущественную силу. Мне не хватает лишь одной великой вещи. Безделицы, казалось бы. Так вышло, что в мире их куда больше чем одна, но в собранной мною раскладке сработать способны только две.

Это Солнечное Око и кольцо Бестии. Первое мне пока недоступно. Не готов я к затяжной длительной войне. Про кольцо же не знает никто. Даже мои маги бессильно разводят руками после неудачных попыток найти его.

Собирать же новую раскладку артефактов, тревожа тайные места и капища, наживая себе еще больше врагов, я не могу. И не хочу. Время не щадит никого, а я уже разменял свой третий десяток.

Артефактная вибрировала от мощи заключенных в нелепую форму сил. Люди, хозяева мира, сами даровали мне ключи от мощи. Знания способные управлять ими, рассеяны в древних легендах и притчах. Сказки и байки, что поют во всей Ойкумене это песок, в котором сверкает подлинный жемчуг. Нужно лишь уметь выбирать. И я выбирал. Долго. Это тяжелее чем ковать мечи будущим легионам, хирдам, полкам. Это утомительнее чем складывать заклинания и играть с волшебством без особой надежды на успех. Но игра стоит тысяч свеч.

Каждая чудесная вещь манит к себе и притягивает взор, просит взять в руку, пропустить по жилам квинтэссенцию себя. Каждая вещь это воплощенное чудо, обещающее исполнение желаний. Над артефактами в воздухе витают цветастые светлячки, а сырой запах подземелья не чувствуется за гармоничным ароматом весенних цветов, в уши льется сладкий шепот мелодичных голосов. Чудная песня, сулящая все что угодно. Стоит только пожелать.

Тяжело устоять перед соблазном воспользоваться этими необыкновенными дарами. Но я никогда не прибегал к услугам такого волшебства. Я твердо знаю правила — магия высшего порядка никогда не позволит играть с собой. Её невозможно контролировать. Однажды воспользовавшись ею, ты потеряешь себя. Это истина, стоила жизней многим экспериментаторам. Исключений не существует. Поэтому я спрятал чародейские сокровища в месте недоступном никому кроме меня, чтобы никто их даже в глаза не видел. Чтобы никто не слышал их сводящего с ума зова. Не ощущал нежных касаний сладостной иллюзии всемогущества.

Это не умения магов-волхвов. Эти артефакты не просто олицетворения человеческих чаяний. Умелый маг сможет создать подобные артефакты, но не будет в них такой колоссальной мощи. Мне иногда кажется, что эти вещи оттиски мыслей богов.

Они могучий поток темных вод, у которых нет дна. Использовать их мощь для своих нужд невозможно... но я нашел способ. Безумный способ — как раз для меня. Не претендую на теплое местечко среди Божеств (хотя кто его знает), но и обделять себя не собираюсь. Зачем? Я ведь достоин самого лучшего.

Четкое разумение раз придуманного Плана надежно хранит меня от любых глупостей и даже от чар волшебной сокровищницы. Приготовления к исполнению моего грандиозного замысла, моей великой истории уже завершаются. Нужно лишь привести весь реквизит на сцену.

Нужен один артефакт. Вот тогда-то и начнется подлинное веселье, не то, что мои нынешние милые шалости.

Я стоял у темного колодца в центре зала думал о миллионе и одной вещи, предвкушая и фантазируя, а вокруг лилась чарующая песнь бесценного волшебства.

— Мой Дракон! — тактично окликнул меня Саламандра, возникая за спиной. — Есть вести.

— Чем порадуешь? Разговорил нашего гостя?

— Говорить он не пожелал, — пожал плечами маг. — Орал как резанный. Но некоторый результат мною все же был получен.

— И? — утомительно беседовать с человеком, больше всего на свете любящем не содержание разговора, а его форму. Столько лишних слов.

— Ему не известен способ, как протащить чужака на остров. Купол не подчиняется приказам жителей.

— Отвратительно, — прокомментировал я. — А что-нибудь полезное ты узнал?

— Боюсь, что да, мой Дракон, — маг поддернул темную мантию и украдкой вздохнул. — Мы нажили себе еще одного врага. Они совершенно определенно будут мстить за своего.

— Вот новость-то. Как будто до нашей маленькой акции было неясно, что жители острова, костенеющие в своих традициях дикари. Как я погляжу, Саламандра, ты надо мной издеваешься.

Маг, заготовивший очередную реплику, осекся, настороженно глядя на меня. Я чувствовал его взгляд спиной, продолжая рассматривать пейзаж из окна башни. Внизу на мощенной серым камнем плацу упражнялись Костяки. Львы Смерти моё избранное войско, капитаном которых выступал лично Лев. Ветераны, чьи умения выгодно дополнялись кованными по специальному заказу доспехами и многочисленными магическими хитростями.

— Мой Дра-дракон, — от волнения он стал заикаться. — И в мысля-ах не было!

Я по-прежнему молчал. Костяки, утробно рыча, отрабатывали групповые приёмы. Маг нервничал.

— Вам не стоит быть на Черном Сходе. Праздник может обернуться трагедией.

Он еще полчаса будет давить из себя ничего не значащие слова, прежде чем мы подойдем к сути дела. Что за человек?

— Знаешь, Саламандра, — мечтательно пояснил я, возводя глаза к лазурному небу. — Трагедией может обернуться даже будний день. Не люблю запугивать, но ты и сам об этом знаешь. Гулял себе талантливый волшебник — по башне гулял. Кудесник, эдакий тучегонитель. Кстати, все забываю спросить как у тебя с гонением туч?

— Угодна гроза? — он не понимал, куда я клоню, но с готовностью принял правила игры.

— Не-а. Просто интересно. А летать умеешь? Как это по-ученому?

— Левитировать. Сложная процедура, — признал маг. — В принципе я никогда этим особенно не занимался, но при наличии ряда артефактов можно поэкспериментировать. Провести атрибутивный ритуал, в соответствии с архаичными канонами, возможно...

— В общем, летать ты не умеешь, — огорчился я. — Это печально. Представь только. Взял наш кудесник-тучегонитель да и выпал с подоконника башни. Ужас? Еще нет. Но ведь выпал-то он не в порядке эксперимента! Вот в чем соль! Выпал из окошка, аки небесное виденье без всяких атрибутивных ритуалов! И об камни. Вот и трагедия на пустом месте.

— Мой Дракон...

— И эта сказочная трагедия приобретает более пугающие, реальные очертания, Саламандра. Она просто витает в воздухе, разумеешь? Вот буквально с каждым твоим нелепым оправдательным словом она приближается все сильнее и сильнее, — я обернулся и внушительно взглянул на мага. В комнатке резко похолодало.

— Излагай. Без. Глупостей.

Скисший Саламандра (главное было не перегнуть палку, чтоб перенервничавший колдун не шарахнул в запале молнией) выдал удивительно лаконичное повествование:

— С островом пытается договориться наш прямой конкурент. Есть шансы, что он захочет сделать жест доброй воли.

Ах, вот оно что. Мой самозваный недруг и сюда втискивает свой длиннющий нос.

— Почему на сегодняшней встрече мне никто и ничего не сообщил о Саламате. Этот наглец уже оправился от трепки?

— Я, с вашего позволения, сообщу Лису. Он займется, — маг собирался ретироваться в коридор.

— Стой, — я задумался. — Скажешь Льву, чтоб усилил охрану Цитадели. И усилить дозоры вокруг гряды. И еще раз уточнить списки ответственных за проведение Черного Схода. И скажи Храну чтоб живо здесь был!

Он всегда останется мелким пакостником этот Саламат. Ему далеко до размаха подлинного Темного Владыки. Но не занимать коварства. Так же как его уродам находчивости.

Когда за магом закрылась дверь, я только покачал головой. Объединенные силы острова Харр и этого самозванца Саламата — чего ждать от них?

Глава 2

'... поэтому наиболее важным в деле увеличения Ваших Темных легионов является правильная организация вербовки. Да Вам недоступны праведные паладины, великие герои, светозарные витязи и прочий сияющий белизной помыслов сброд. Однако Ваших силах создавать своих героев. Дурная слава и ореол темного романтизма — вот Ваши сильнейшие орудия. Первое пугает всех. Второе популярно среди молодежи. Организовывайте курсы приспешников — школы жрецов, магов и воинов собственного культа. Рано или поздно старые герои исчезнут, а все молодые будут воспитаны в Вашей традиции...'

Темный Властелин Грай 'Дракон' Триградский

'Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом' (рукопись)

Накануне Черного Схода, перед самым днем Летнего Солнцестояния ворон принес послание от наших соглядатаев в Царстве. По всему выходило, что к нашей границе начали стягиваться войска Яромира Славного.

Отряд в полторы сотни под руководством пьяницы Молотеева прибывший на прошлой седмице к главному аванпосту — Стояровым вратам я расценил как обычную предосторожность перед Черным Сходом. Купецкая Гильдия Царства официально с Триградьем не очень-то дружила, но такой повод как последующая за Сходом большая ярмарка они пропустить не могли.

Десятки, если не сотни представителей Гильдии выбивали себе 'драконьи'9 грамоты и спешили через все кордоны к Грейбрису.

Причем чаще всего везли дефицитный и 'черный' товар, который сбыть в Царстве не могли из-за высокой подати.

В общем, усиление границ в этот период было необходимым шагом для Царства, из которого авантюристы всех мастей перли, что плохо лежит. Вот только выяснилось, что на дорогах по направлениям к Стояровым воротам и Зарничьему перевалу10 двигались крупные отряды конных стрельцов, пикейщиков, пеших мечников и прочий военный люд. Вместе с отрядами тянулись обозы с продовольствием, одеждой.

— Ну и как тебе это, рыжий? — Лис терпеть не может, когда его зовут рыжим, но виду не подает. Мы стоим у поребрика на вершине Внутреннего Бастиона. Ветер без зазрения совести рвет черные плащи, проносясь меж зубцами стены на юг. Туда где в дали меж поросшими редкий лесом неприступными скалами чернеет Первый Бастион. На угловой башне, рядом с которой стоим мы, нахохлившись, сидит пяток ворон.

— Не думаю, что Яромир решил вывезти своих людей на природу погулять, — в тон мне пробормотал он, снова и снова пробегаясь глазами по вырывающемуся из рук серому листочку. — Подозрительная тишина в западной области — Волчья пасть самая укрепленная и всегда готовая к отражению атак или рейдам вглубь Триградья крепость. Сейчас она кажется просто пасторально-мирной. Если не считать, что дней восемь назад там повесили четверых моих тайных — как я думал — соглядатаев.

Рядом с нами отдав почтительное воинское приветствие, прошелся, бряцая оружием караул. Никакого военного положения пока не вводили, но караулы были обязательны. И кара за нарушение дисциплины или недостаточную бдительность следовала незамедлительно. Лев был скор на расправу с разгильдяями.

— Совсем никаких вестей? — я смотрел вниз на дорогу по которой уныло плелся отосланный к Первому Бастиону отряд. Ветер услужливо относил подальше от моих ушей звуки бравой, нагоняющей на врагов ужас, песни.

— Нет. Саламандра жаловался на волхвов, что и близко не подпускают к Пасти огненных змеев и прочую небесную нечисть. Только Драконьи Вороны, а они, сам знаешь, от огненной опеки Семаргловых прихвостней сильно слепнут.

— Зато Солнцево Знамя подозрительно закопошилось, — буркнул я. По дороге навстречу исчезающему вдали отряду двигалось четыре запряженных мулами повозки. Весь день возят и возят. Надо бы Бобра все-таки казнить в целях злого воодушевления. Мало ли...

— Там вероятнее всего случится отвлекающая нас атака. Или провокация.

— Как думаешь, Яромир снизойдет до объявления войны? — полюбопытствовал я.

Внезапно моё внимание привлекли яркие сполохи зеленого огня во дворе. Загрохотала опускная решетка. Над двором сгустилась черная, как смоль, туча, из которой во все стороны начали лупить фиолетовые молнии.

— Не понял. Это еще что такое? — мне стало любопытно, неужели покушение?

Лис без интереса покосился вниз.

— Прикладные занятия у пестунов Саламандры. Судя по характеру магии, одни имитируют нападение другие, сейчас будут отрабатывать защиту.

Пожженная молниями брусчатка вдруг исторгла из себя сияющий огненный столп, пронесшийся мимо нас в открытое небо. Люди бывшие во дворе уже давно вжались в стены, не рискуя получить магическую оплеуху.

— Эй, да они же так замку ущерб причинят, что еще за самоуправство...

Но я уже и сам видел, что занятие у магов вышло больно размашистым. Внезапно во дворе вспыхнуло ослепительно белое сияние, развеявшее остатки тучи. Я нахмурился, моментально почуяв своим заточенным темным чутьем магию иного порядка. Это не была адаптация светлого заклинания, даже я, посредственный теоретик в магии, это уразумел.

Колобродящий на верхушке бастиона ветер обдал нас своим свежим касанием и метнулся к жемчужному сиянию. А дальше я не без удовольствия наблюдал как 'светило' заметалось по двору, пытаясь вывернуться из свистящих оков.

Длилось это не долго. Примерно до тех пор, пока не выросли посреди двора два темных силуэта в одежде черных магов классического покроя. Даже с такой высоты я опознал в одном Саламандру. Вторым был седой старик — преподаватель ритуальной магии и энвольтирования Келькут. Маги о чем-то горячо спорили, пока обезумевший 'светлячок' носился по двору. Потом Саламандра махнул рукой и Келькут, извлекши из кармана какой-то предмет вроде камня или яблока, швырнул его в светлое марево.

'Светило' потонуло в иссиня-черных щупальцах тьмы, моментально поглотившей возмущающий спокойствие моей крепости свет. Ветер, почуявший угасание магической 'искры' порывом взмыл в небо, лишаясь своего подобия разума.

— Все-таки покушение, — с затаенным удовольствием отметил я. — Пойдем, Лис, посмотрим.

... Спуск по крутым ступеням занял у нас около пяти минут. К этому моменту во дворе появился десяток закованной в вороненые доспехи охраны и семь фигур в темных одеяниях с серебряной вышивкой. Маги Саламандры. Точнее ученики.

'Светлячок' измождено лежал на почерневшей от копоти брусчатке. Над ним стоял Саламандра. Келькут вполголоса выказывал недовольство ученикам.

— Что здесь случилось? — негромко вопросил я. Лежащий на камнях мужчина вздрогнул и сделал попутку встать, но тут же наткнулся на алый блеск в глазах Саламандры и смирненько затих.

— Мой Дракон, нет повода для беспокойств. Всего-навсего...

— Вторжение в мою Крепость. Вторжение магическое, — кивнул я с пониманием. — Как получилось?

— Во время практического занятия, — бросив выразительный взгляд на группку побледневших аколитов, пояснил маг. — Приводя в действие темные заклятья стихийного толка, эти бездари не учли вектор. Как раз в это же время мною с почтенным Келькутом было произведено разъятие одного из сторожевых заклинаний Цитадели. Ну и, в общем, этот смертник вырвался.

— Может, не вырвался, а прорвался? — съязвил я. — Какой отчаянный самоубийца. А если бы он меня задел?

— Вы не совсем поняли, мой Дракон...

— Я не понял? То есть я, по-твоему, дурак? Я ничего не понимаю в происходящем? Саламандра, так получается?

— Вы не...

— Не зли меня, маг! — я упреждающе поднял руку.

— Нет-нет, — перспектива быть наказанным (особенно прилюдно) Саламандру не радовала. Он спешил объясниться. — Это не было вторжение. Напротив. Волхв пытался вырваться из Крепости...

Я взглянул на лежащего. Одежда его была изорванной, во множестве мест грязной от крови. Сам чернобородый волхв выглядел заморенным, одуревшим и каким-то пришибленным. Впрочем, худобу можно было бы объяснить аскезой, а все прочее следствием магического спектакля.

Только глаза смотрели затравленно как у дикого зверя, попавшего в ловушку. И когда я взглянул на него, и ухмыльнулся отработанной специально ради подобных случаев зловещей ухмылкой, в глазах волхва проснулся ужас. Нет, это не герой-самоубийца, выжидавший момента, чтобы пробиться в Цитадель и умереть, убивши меня. И не случайно попавшийся в тенета шпион.

Он очень боялся всего грядущего, потому что оно было бы повторением уже случившегося.

Саламандра же продолжил объяснять:

— У нас были занятия по прикладной боевой магии. А вот он один из тех смертников, что ранее попались в Синетрии.

— Это когда они пытались утащить всю мою подать? — я вспомнил тот случай, когда в моей третей крупнейшей ставке Триградья завязался бой между перевозчиками и волхвами-налетчиками. Они за какую-то свою реликвию, еще Тьма знает когда утащенную мной, хотели мстить. Чуть полгорода не спалили, паразиты.

— Я думал они все 'того'.

— Нет, мой Дракон. Четверо полегли, но нападающих было десять. Двоих вы показательно казнили, а этих четверых мы используем для отработки боевой магии. Их экранируют, но часть сил оставляют — чтобы наши не зевали. Вот и получилось, что этот соколик вырваться пытался.

— То есть у нас на практических занятиях по боевой магии полный бардак твориться? — возмутился я, искренне не представляя как оные занятия проходят. — Лети куда хочу?

— Это случайность, — пролепетал Саламандра. — Он же не...

Тут он вспомнил, что темному магу не к лицу оправдываться, ибо он выглядит жалко и умолк. А у меня возник соблазн провести еще одну показательную казнь.

— Не радуешь ты меня, маг, в последнее время. Ой, не радуешь, — я подчеркнуто не смотрел на ёжащегося колдуна и не обращал внимания на холодеющий воздух. — Промахи делаешь. Стареешь, наверное. Ты учти, Саламандра, еще один подобный промах... при всех говорю. Ну, ты меня понял, да?

Он поклонился, пряча взгляд, но я и так видел все его помыслы насквозь.

— Этого баламута обратно. И чтоб больше без накладок, иначе... — я выразительно повел глазами и аколиты согласно закивали. Волхв на камнях тихонько застонал, когда крепкие руки в латных перчатках ухватили его подмышки и поволокли внутрь Дасунь-крепости. За охраной потянулись, боясь оглянуться на меня аколиты. Следом независимо двинул Келькут, слегка поддерживающий плетущегося Саламандру. Ой, наживаю я себе врага!

— Не поверишь, Лис, но я стал уставать от покушений.

Лис поверил.

— Наверное, это и к лучшему, что Яромир решил опередить события и ударить по нам, — я пожевал губами, слушая, как шумят в недалеких мастерских молоты кузнецов. Мастеровитый люд не обратил на магическую круговерть во дворе никакого внимания. Привыкли уже.

— Запускайте все подвешенные в воздухе замыслы. И с самозванством Яромира, и с 'его' волхвами...

Уже пятый год в Царстве обреталось полтора десятка некогда побывавших в моей Цитадели боевых волхвов. Они были достаточно драматическими личностями, чтобы поддаться обработке с моей стороны. И теперь исправно работали на нас, не забывая возносить молитвы своему Пантеону.

Их вербовка была настоящей удачей, ибо работа с такими идейно подкованными особами, каковыми представали седовласые фанатики, была крайне сложным процессом. Магией ломать их сознание было очень проблематично из-за поистине божественной защиты разума, которую Волховьи Капища, не скупясь, ставили на своих участников. Только убеждение. Слово за словом — им ведь тоже не чуждо поклонение темным ипостасям Богов.

— Готовьтесь к вторжению, Яромира. Это даже к лучшему, быть может мы, наконец, сможем добраться до Солнечного Ока...

'И тогда все их покушения перестанут волновать меня...' — закончил я мысленно. Лис, кажется, все понял правильно.

Мне нужно снять напряжение, перед очередными злодеяниями. Спустится в мастерскую? Нет, уж лучше наведаться в опочивальню к одной из наложниц. Да, женская ласка, именно то, что порою необходимо Темному Властелину.

— Мой Дракон! — столь визгливо-умильный писк мог принадлежать только одному существу во всей Цитадели. Нет, это не реликтовая гарпия, венчавшая донжон моей цитадели и внезапно сбросившая каменную схиму. То был Бобер, спешащий ко мне со стороны винных погребов Цитадели из всех интендантских сил.

— Не забудьте, мой Дракон! Сегодня ваша встреча с делегацией из Каганата.

Я испепелил Бобра взглядом и елейно поинтересовался:

— А без меня подарки вручить никак нельзя?

— Никак, мой Дракон. Вы ведь сами знаете, что созерцание Вашей Темнейшей персоны воодушевит дикарей.

Совсем извести хотят со своими выходками! Сначала Саламандра, теперь Бобер, а там и Медведь обязательно прибежит плакать по поводу новых расходов, связанных с будущей стычкой (иначе как стычкой я Яромировы приготовления назвать не могу). Может это какой-то заговор против меня? А, что, вполне возможно — сколько уже Темных Властелинов погорели на предательстве. Отчасти поэтому я не назначаю приемника и не завожу себе детей от наложниц. А уж обольстительных, но злобных помощниц и вовсе не приближаю. Женщины натуры непредсказуемые, того и гляди продадут.

Предпочитаю воспитывать женщин лишь в качестве слуг, соглядатаев и тайных убийц.

Но ведь и мужики могут сговориться за спиной...

— Когда встреча? — прикидывая, не поручить ли штатному палачу, растянуть Бобра на дыбе (сразу сознается, с кем спелся) выяснил я.

— Через два часа, мой Дракон, — глянув на солнце, высоко поднявшееся в небо, доложил управленец. — Лешие доложили, что кочевники уже подъезжают к Первому Бастиону.

Хм. Лешие. А ведь Бобер нечисть побаивается, и договариваться с нею не жаждет. Предпочитает по старинке — с людьми.

'Выясним'.

— Я буду в верхних покоях. Позовете.

— Как пожелаете, мой Дракон...

Понятное дело, что вместо двух часов я провел в компании с наложницей не более сорока минут. Предчувствие заговора подпортило всякое желание. Остальное время я планировал иначе. Когда черноволосая Гвини, почти не скрывая своего недовольства, оделась в полупрозрачную тунику и вышла, я тоже покинул свои покои. Но через мою личную дверь, ведущую в одно из множества закрытых для всех прочих помещений.

Диабазовая рама зеркала на ощупь оказалась шероховатой и очень теплой. Почти горячей. Мрачное отражение величественного уходящего вдаль малахитового айвана11, с серыми занавесами меж столпами и хрустальным фонтаном в центре — вот, что видел я сейчас.

— Мерхаджаул, — поверхность зеркала пошла легкой рябью, искажая отраженную действительность. Так, рядом с мрачным и помпезным мною, чье лицо сейчас скрылось во мраке, возникло еще одно существо.

Появившись в виде бледного контура, оно мало помалу выросло до столь внушительного размера, что одна только бледная полупрозрачная морда поместилась на потускневшем зеркале.

Сквозь невообразимую, похожую на облако тушу, заполонившую в зеркале всю галерею, я продолжал видеть абрисы отдельных предметов. Сам я, разом оказавшись внутри отразившегося в зеркале чудища, превратился в идеально черный силуэт с мрачно горящими бирюзовым светом глазами.

Надо ли говорить, что на самом деле ничего такого не произошло?

Фантомная морда, без сомнения принадлежавшая некогда самому редкому из магических зверей открыла свои глаза, в упор, рассматривая меня. Даже, несмотря на то, что вместо глаз у призрака оказались зеленые сферы с золотым огоньком на месте зрачка, я почувствовал, как накатывает то самое общечеловеческое оцепенение.

Людям невозможно выдержать прямой взгляд дракона, если только они не защищены магией, или благословлены Божествами. Человек попросту цепенеет, не в состоянии побороть сильнейшую магнетическую волю.

Искренне не завидую знаменательному Виттору победителю семи драконов. Вот это был записной герой — и деньгам счет знал, и где, какую тварь пристукнуть. Ни одно чудовище взять его не могло.

Деревенским дурачком стал и еще лет восемь мучался, прежде чем помереть. Никакие тренировки разума не спасут мозг от постепенного разрушения.

Только лишь мне не страшно. По трем причинам. Первая из них — это не дракон, а лишь призрак усопшей сущности. Вторая — я Темный Властелин и по выносливости превзойду любого героя. И, наконец, третья — Мерхаджаул мой тотем. Благодаря призрачному дракону меня самого величают Драконом.

— Неймется вам живым, — без проволочек заявил потусторонний гость. — Чего в этот раз стряслось-то?

— Кажется, ты радоваться должен, что есть лишняя возможность покрасоваться. Нет, не должен?

— Да мне по большому счету уже все равно, — если бы он мог, то пожал бы плечами. — Это ты со своим Зловещим Планом носишься как с писаной торбой.

— Ношусь, потому что не тороплюсь к тебе, — заметил я. — А ты по мере сил вроде бы должен помогать.

— Да я и не против. Только поводов особых пока нет. Сам же поставил меня за своими нечистиками присматривать.

Дракон выполнял почетную функцию начальника всей подчиненной мне нечисти. Призрачное пламя было весомым аргументом в пользу моего главного эмиссара, и никакой захудалый божок не смел, оспаривать старшинство.

— Как дела в целом?

— Всецело нормально, — заверил дракон, топорща призрачные крылья. — Позавчера на поклон явился пяток гнеток12 из разоренного Чистополья. Там сейчас жарко пришлось.

— А что так? — удивился я. Кажется, рабочие поселки на западных границах Царства никто трогать не собирался.

— Саламатовы приезжали, — пояснил дракон. — Кого не убили тех в полон отправили.

— Ах, вот оно что, — протянул я. — Саламат никак не уймется. А зачем людей угнали? В рабство?

— В рабство, — подтвердил дух с охотою. — Или на прииски, в шахты... у твоего недруга рабочие руки простоя не знают.

— Я в принципе тоже не подарок, — не удержался я. — Мои тоже людей в рабство угоняют. Иногда.

— Да ладно, — дракон неслышно хлестнул хвостом по облицованному малахитом полу. — У тебя подход другой. Все больше манипулируешь. А Саламат он по-старинке — в штольни, копи да на прочие каверзы всех подряд посылает.

— Дурак потому что, — терпеть не могу этого наглого щенка Саламата. — Время сейчас не то чтоб всех подряд в полоны да на каторги гнать. А работать, кто будет?

— Не скажи. Ваш род не переведется так просто. Одни на штольнях сгинут, а другие родятся.

— Когда-нибудь эти рабы ему шею сломают.

— Зря ты так думаешь, — с великолепным презрением зевнул дракон. — Вроде и мужик не глупый, и идею имеешь и подход правильный. Только губит тебя недооценка человека. Рабы они и в Эрце рабы. Подумай, Грай, даже мудрейшие из Эрца от рабства не отказываются. И в Царстве долговое рабство процветает и даже в этом вашем... грроуууум... Балбараше. Рабство это состояние души подтвержденное телесным порядком.

— Да я не против рабства, — попытался я оправдаться. — Говорю только, что согласно статистике каждый пятый Темный Властелин погибал именно в ходе подстроенного восстания. Не стоит палку-то перегибать.

— Сколько их было Темных Властелинов? — возмутился дракон. Он с презрением фыркнул — Статистика! По-моему ты людей не статистикой стравливаешь. Одни слабее — другие сильнее, вот и вся, правда! А ежели погибнешь ты, то уж точно не из-за рабов, а по вине своей этой... грроуууум... статистики.

Свое пренебрежение к науке он подчеркивал раскатистым 'грроууум', заменявшим дракону большую часть ругательств.

— Да что ты понимаешь, череп пустой! — рассвирепел я. Терпеть не могу поучений. — Статистика и политика вот будущее Темных Властелинов!

— Грроуууммм... у вас будущее, — посочувствовал дракон. — Нет бы как в старые добрые времена. Орду побольше, тьмы понагнать, на коней, ворона на плечо, да с магическим оружием весь мир на копье взять...

— И получить от объединившихся государств и магических общин со всей возможной силой, так что земля содрогнется, — едко продолжил уже я. — Не учи меня мир покорять! И вообще как ты с Властелином разговариваешь.

Малиновые сполохи в золотистом пламени зрачка дали мне понять, что призрак думает о моем 'властелинстве'. Но он был особой рафинированной, поэтому ограничился лишь своим извечным 'грроуууум' и добавил:

— Вот погоди, Саламат научится людей переделывать, запоешь тогда...

Голубой мечтой самозваного претендента на мой титул было создание новой расы людей. Выносливых, сильных нечеловечески быстрых... обычный набор, в общем.

Когда-то меня эти его исследования всерьез обеспокоили, но Келькут осмотревший с огромным трудом выкраденные формулы тогда только ехидно рассмеялся.

'Пусть своих алхимиков на соснах развешает. Тоже мне творцы! Они идут по пути совершенствования големов, мой Дракон. Провальное и глупое дело'.

— Посмотрим, — упрямо пообещал я дракону. — Ты лучше продолжай рассказывать и не переходи на личности.

— Водяные в Рытовских низинах упорствуют. Не хотят присоединяться. И прикрытие у них сильное. Там вроде друиды шастать начали.

— Чего так? — удивился я. — Как же славные жрецы Ярхи13 этих оборванцев под боком терпят?

— О том у волхвов спросить не мешает, — отрубил дракон и я понял, что он сам знает не больше моего. Как ни крути и хранители природы и заклинатели стихий свои секреты хранить умели.

— Ладно, не хотят и Тьма с ними. Еще?

— Вчера в шести верстах от Синетрии, на Лихом Броде видели дикия.

Я разумно удержался от удивленных возгласов. Дикий в середине лета? Под самое Равноденствие.

— Махина брела со стороны пересохшей Лейтны14 и, несмотря на жару, выглядела вполне бодро, хотя, по словам видока, вонь от неё шла отвратная.

— Еще бы от трупа-то, — не удержался я. — Ну и за какой Тьмой он шлялся? Узнали?

— Допросить прикажешь? — ухмыльнулся призрак дракона. При его мимике и внешности зрелище было удручающее. — Не удастся хотя бы потому, что стальная бестолочь попала на зуб Степняку. Он в аккурат владения обходил и не оценил самоотверженного порыва железяки. По всему Броду разметал, по слухам.

— Степняк никак не уймется? — нахмурился я. Мысль о неподконтрольной нечисти запросто разгуливающей по моим владениям здорово злила.

— Ну, это ведь не леший чтоб его к порядку призывать, — словно бы извиняясь, прорычал дракон. — Знаешь ведь какого он мнения о твоих предложениях. Властелины приходят и уходят, а Степь вечна.

— Паршивец, — скрипнул я зубами. — Иногда так и хочется его самого в клочья... разметать.

— Не лучшая мысль, Грай. Степной Смотритель серьезная сущность. Тебе то что? Своевольничать он у тебя во владения не пытается. Особо. Ну, пройдется раз в два месяца по степям Каганата... но ведь никого особо не задирает. Нечисть и духов конечно гоняет — в силу должности. Но людей, если те не дерзят и не шумят, почти всегда выпускает. А представь, что станет, ежели вы с ним сцепитесь?

— Если сцепимся, то я его сломаю.

— Верно, — неожиданно легко согласился дух. — Повозишься, своих потеряешь немало, но сломаешь. Да только лучше ли будет тебе? Знаешь ведь, что свято место пусто не будет. Что-нибудь, да и выродится. А не будет ли оно хуже?

Аргумент. Я потому и не жажду показывать наглому монстру кто в степи хозяин, что, победив этого можно новому лиху жизнь дать. Да и как степь без смотрителя-то? Зимой, когда приходит вся эта сумасшедшая нечисть — в степи только Смотритель их и гоняет. Нет, мои отряды тоже работают на славу, да только смысл самому себе проблемы создавать?

Тем более что в моих владениях Смотритель, в самом деле, не так часто бывает. Дом то его возле Стылой Пущи — в Царстве под Кремень-градом. Вот в той степи он уже полноправный хозяин. Там ему все как богу молятся.

— Ладно. Степь с ним со Смотрителем, — безнадежно признал я. — Но что с дикием? Откуда он летом взялся в моих владениях?

— Пока не знаю. Но разберусь обязательно. Кстати у тебя скоро будут гости.

— Удивил, — хмыкнул я. — Яромиру не терпится со мной силушкой померяться. Думаю, это станет его последней глупостью на престоле. Ты своих-то в кулак сожми, как время придет, встретить войско царька со всеми почестями.

— Груууррруууум! — одобрил дракон. — Людишки побегут впереди своих же лошадей! Только я не про Яромира. Водяной один филину передал, филин — мыши полевой, мышь — коту, а кот — ворону. Ну а вороном, сам знаешь, кто из моих летает. Ищет тебя один удалец записной.

— Да что ты? — не поверил я. — Наверняка на коне удалом да с мечом волшебным? И ищет, чтоб отомстить за честь девиц мною опороченных, матерей сыновей лишенных, да вдов без мужей оставшихся? Мне, наверное, надо бы схоронится да за героем полчища злые послать? Водяной-то из Царства, небось? По стилю речи узнаю. В том же Эрце битвы со злодеями хоть и прагматичней обустроены, но более драматичны. Да и не достал я их пока так как Царство.

— Ехиден, — признал дракон. — Да только все не совсем так. Паренек озеро едва не вскипятил и самого водяного едва не зарубил...

— Ну, тогда мне точно конец, — с энтузиазмом отметил я. — Раз уж водяного! Это же такая величина!

— Гррооооуууумммммм!!! Слушать научись, — рявкнул дракон. — Говорю же, парень крут да в меру. Глаз у него один перевязан, да только и под повязкой просматривается, что парень не совсем человек. Тольяром зовут его и очень уж ты ему нужен. Неясно зачем, но вряд ли карать...

Дракон вдруг подернулся дымкой и развеялся в отражении. Я глядел на весьма озадаченного парня. Ящерица крылатая! Любит за собой последнее слово оставлять, что ты будешь делать!

Но про парня он ведь не зря говорил. Тольяр. Что такого в нем особенного?

Я взглянул на песочную клепсидру возле зеркала и, сдержав громогласное ругательство, быстро пошел к своим покоям.

Прием был обставлен по всем канонам мрачного торжества. Зловеще загудели десятки труб. Колыхнулись черные знамена. Со слитным шелестом вынули мечи три десятка почетного караула из числа Костяков. Их внушающие ужас доспехи тускло блестели в свете магического огня, разливающегося из-под купола. Сейчас Костяки казались едва ли не внушительнее самих дикиев — наглухо закованных в бледно-серую броню немертвых громил. Только в прорезях масок вместо колдовских огней виднелись серьезные глаза. Такие глаза и должны быть у первейших воинов Темного Властелина. Серьезные, но не без иронии, излучающие злую насмешку.

Оббитые золотой и серебряной бахромой черные ковровые дорожки на черных мраморных плитах пола смотрелись вполне прилично.

Они заканчивались у довольно высокого постамента с множеством выложенных мрамором ступенек. На каждой вился длинный белые узор. Я сидел на черном как мрак троне, с подлокотниками в форме оскаленных драконьих пастей. Ритуальная одежда была весьма неудобна. Но, взглянув на себя перед выходом в зеркало, я был вынужден признать — черный шелковый балахон, огромные вороненые наплечники с вытравленными изображениями драконов, выгодно подогнанный под мою комплекцию панцирь эбонитового цвета (с оскаленной драконьей пастью), высокий воротник-жабо, тонкие металлические перчатки с уже одетыми поверх широкими драгоценными кольцами — все это имело некоторый шарм.

А уж сидя на троне, я выглядел поистине достойным самого себя. Рядом с троном высился испещренный рунами серый камень — в специально проделанное в нем отверстие был вставлен внушительного размера меч. Вроде как мой. Наброшенная посвященными в тонкости ритуала магами тень, удачно подчеркивала моё величие. Несложные чары и моё затененное лицо сияет злым светом бирюзовых огоньков-глаз. Прочим должно казаться, что я всех насквозь вижу.

У подножья трона выстроились полукружьем те, кто должен был принимать подарки и впоследствии общаться с варварами-кочевниками. Неуютно чувствующий себя у всех на виду Саламандра, с удовольствием скрывший лицо капюшоном; лоснящийся Бобер в парадной форме приспешника Темного Властелина. Среди немногочисленных приближенных стоящих в зале, за заслоном из Костяков, мелькало лицо еще одного моего советника. Змей со стороны наблюдал за происходящим. Челядь и простые обитатели Цитадели на насквозь дипломатическое мероприятие допущены не были. Из несвойственной моему сану жалости.

Под гул труб и литавр, слегка усиленный эхом распахнулись врата. Ошалелые от уже виденной роскоши и размаха грозных драконьих крыльев15 послы не сразу сообразили, что им делать. Простые кочевники и мелкие феодалы, гордые конунги и горцы не могли оправиться от картины словно бы невзначай продемонстрированной элиты моего войска. На расстояние между Первым и Внутренним Бастионами протянулась многосотенная цепь грозных воителей.

Притихшая и совершенно растерянная, но полная покорности цепочка посланцев медленно входила в зал. Все эти люди прибыли в строго указанное время — все они принадлежали к общинам де-юре свободным, но фактически уже бывших в моем кулаке. Те, кто не прибыл сегодня могут забыть о возможности попасть пред мои глаза.

Непосредственно перед праздником здесь будут представители полностью подчинившихся мне земель — этих никто не неволит, но среди них считается хорошим тоном угодить Властелину.

Представителей крупных государств я не приглашаю принципиально. Я их не признаю. А некоторые из них по-прежнему думают, что моя цитадель всего лишь миф, а я сам только сказка, которой сохраняет свою независимость Триградье.

— Здравствуй, Великий Дракон! — от группы говорил один. Таков закон, все прочие послы обязаны молчать. Если я захочу, обращусь, не захочу — промолчу. Но запомню их присутствие или отсутствие это факт.

— Склоняемся перед Твоим величием и мощью! — они поклонились разом. На колени не стал ни один. Не потому что все были горды и полны осознанием своей силы. Я сам запретил ползать.

— Твоя сила неизмерима! — восторженно вещал оратор — раскосый кочевник в кожаных одеждах. В руках он мял шерстяную шапку, которую не снимал даже перед своим каганом — Твои крылья, воздетые над небом затмевают свет солнца, а Твоя тень ложась на города заставляет врагов трепетать! Мы пришли засвидетельствовать Тебе свое уважение и почтение, Великий Дракон! Прими наши скромные дары и даруй нам, смертным сынам своих отцов свою милость!

— Я ВИЖУ ВАС ВСЕХ, — усиленный с помощью магии мой голос принадлежал какому-то великану. У посланцев, еще не оправившихся от моего собственно вида и не смеющих поднять глаза на Самого, аж колени затряслись от такого рева. Встречающая сторона хранила спокойствие. — ЛЮДИ, ПОКЛОНИВШИЕСЯ МНЕ, СЛУШАЙТЕ МОЁ СЛОВО. Я ПРИНИМАЮ ВАШЕ УВАЖЕНИЕ!

Начинался непосредственно процесс дарения. Основные дары — пушнина, деньги, драгоценности, оружие, соболя, шкуры, привезенные в повозках, как раз сейчас распределялись по моим закромам. В этот раз, как и всегда не обошлось без рабов. Особенно незавидна судьба мужчин — я не оставляю подобные подарки у себя. Разумная предосторожность. Мужчины пойдут во все концы моих владений на самые тяжелые работы.

Теперь же был черед главных подарков. Это было все самое ценное. Особое оружие, магический предмет, великая родовая драгоценность. Даже редкие предметы искусства.

Выходя по очереди, они ложили свои подношения на низенькие столики перед Саламандрой и Бобром.

Горцы с благоговением оставили изящный серебристый кинжал с опалом в рукояти. Саламандра заинтересовано пошевелился и я понял, что ему эта вещица знакома. Мелкий владетель откуда-то из Заголосья, помявшись, оставил на столе тщательно запечатанный тубус. Смуглый торговец-шейх аккуратно положил короткий посох с драконьей мордой в навершии. Северяне оставили куртку укрытую необычайной серебристой чешуей. Все ложили какие-то предметы, но никто не имел права объяснять, что дарит.

Это можно будет сделать потом — на праздничном пиру. Тогда уж каждый в подробностях распишет уникальность своего подарка. Тогда и поговорят. А пока тишина и мрачная торжественность. Великий Дракон наблюдает.

Оставив дары, они еще раз низко уклонились и отступили к выходу. На лицах некоторых я без труда разобрал легкий испуг. Последняя часть ритуала. Мне должны передать один из предметов. А я должен взять, демонстрируя добрую волю.

Впрочем, если я откажусь, никто упрекнуть не посмеет. Но последние годы этого как-то не случалось.

Бобер внимательно осмотрел кинжал, прошелся пальцами по зеркальному ларцу, раскрыл наугад древний фолиант, понюхал небольшой полупрозрачный камень. И взял со столика плащ. Придирчиво пощупал ткань. Задумался. И кивнув, передал Саламандре. Один из посланцев — худой длинноволосый, расплылся в горделивой довольной улыбке.

Чародей обязан отдать этот дар мне. Но гостям незачем знать, что кроме всего прочего Саламандра одновременно изучал вещь на наличие магических науз.

Осторожно приняв накидку, кудесник поднялся по ступенькам и подал её мне. Я, не прикасаясь, оглядел вещь.

Легкая накидка угольного цвета с отливом. Окантованная алой нитью с изображающим языки пламени узором. Золотая с рубиновыми капельками застежка. Великолепная тонкая работа неизвестного мастера.

Я медленно встал и кивнул магу 'одень'.

'Стой, дурак!' — подобный ледяному шквалу окрик загрохотал в ушах. Перед мысленным взором встало золотое пламя зрачков. Призрачный дракон никогда не тревожил меня просто так. Он был моим тотемом.

— СТОЙ! — громко рявкнул я. Саламандра недоуменно застыл на месте с расправленной в руках накидкой. А я своим заклятым обостренным зрением смотрел в каменное лицо Бобра.

Посланцы испуганно затаили дыхание, а худой недоуменно нахмурился.

— ОДЕНЬ ТЫ! — Мой перст указал на управляющего.

— Мой Дракон... — Бобер в нарушении неписанной традиции посмел обратиться ко мне. — Но это ведь...

— САЛАМАНДРА. ОДЕНЬ НА НЕГО!

Маг ловко сбежал по ступенькам и в абсолютной тишине набросил на интенданта предназначенный мне подарок. Бобер в последнюю секунду испуганно дернулся, пытаясь выскользнуть, но Саламандра был куда быстрее.

— Ууаааааа!!! — сполох режущего глаза белого пламени, которым стал дар, моментально поглотил завизжавшего Бобра. Обезумевший факел, шарахнувшись, перевернул задымившийся столик с подарками и, прежде чем испуганно закричавшие люди поняли в чем дело, бросился к моему трону. — Ненавижууууу!!!

Засуетились, испуганно расталкивая друг друга мои приспешники. Костяки, рассредоточившись, пытались сдержать людей и перекрывали выход из зала. А на меня пер, карабкаясь по ступенькам охваченный нестерпимо жгучим пламенем силуэт. Убегать, словно подзаборный пес, прыгая в сторону?

— Ненавижууууу! — По залу прокатились чары. Незримо, но неотвратимо они заполонили все вокруг. Это, надрывая жилы, старались маги — темные спицы ударили в горящее, но не умирающее тело. Горящего Бобра просто качнуло — он споткнулся и огненным мячом покатился вниз, беспрестанно завывая и прожигая мрамор.

Меня тут же отгородила от мира темная стена Саламандровой магии. На отказывающийся умирать комок горящей плоти обрушились целые валы хваленых 'экранов'16. Трещало пламя, прожигая магию, словно сухие веревки и воздух вокруг белого силуэта дрожал, распадаясь на составляющие.

Дико закричали в зале, а мой убийца уже поднялся на ноги и страшно крича, бросился вверх.

Очевидно, его не сдержат заклинания. Этот огонь волшебный и на порядок выше всех сил доступных ученикам моего слуги. Если уж Саламандра даже ничего не почувствовал...

'Волхвы. Их работа. Проклятье на их седые головы'.

Несколько Костяков уже со всех ног летели ко мне. Но они безнадежно опаздывали.

Времени уже просто не было.

И тут оправившийся от потрясения Саламандра, поняв бесполезность своей магии, сделал неожиданный поступок.

Блеснул поднятый кинжал — подарок горцев и маг, швырнувший свое похожее на тень тело вверх, рухнул на плечи Бобра. Всего в четырех ступеньках от трона. Я едва разглядел, как кинжал вошел в то место, где раньше у управленца была шея. Саламандра остановившимся взглядом смотрел на меня, удерживая горящего убийцу за плечи. Мгновение спустя два охваченных белым огнем силуэта рухнули к подножию трона.

Мигнув, рассеялись вокруг защитные чары Саламандры. В отличие от поддерживавшегося неведомой магией Бобра кудесник погиб в первые же мгновения когда его охватило всепожирающее пламя.

Тело Саламандры распадалось прахом, и вверх поднимались густые жирные клубы дыма. Вместе с ним та же участь постигла и Бобра. Нож оборвал жизнь интенданта, и действие продлявших жизнь чар. Покушение провалилось.

Я обвел притихших людей взглядом, угасающих бирюзовых глаз и постепенно приближающимся к нормальному голосу крикнул:

— Где тот, что принес плащ!

Согнавшие в кучу трясущихся как овцы послов Костяки расступились — худой навзничь лежал на полу, подобрав под себя ногу. Из груди красноречиво торчал кинжал. Рядом лежало еще одно тело — тот самый смуглый торговец с разрубленной головой.

— Кто это сделал?

Костяки переглянулись, и один из них прогудел из-за своей оскаленной маски:

— Он сам. Мы не успели помешать, Великий Дракон!

— А второго кто убил?

Воин преклонил колено и, склонив голову, проронил:

— Я сделал это. Он сопротивлялся.

Несколько долгих мгновений, показавшихся воину вечностью я боролся с настойчивым желанием колесовать его за такой просчет. Потом благоразумие взяло верх над жаждой крови.

— Если я в течение суток не узнаю, кто стоял за дерзким покушением ты будешь четвертован. А пока что ты пойдешь в темницу.

— Да будет по Воле Вашей, — с трудом выдавил воин. На пороге уже маячили, бряцая оружием другие воины. Их возглавлял Лев, с беспокойством заглядывающий в зал.

— Все вон, — буднично повелел я. — Посланцам отбыть в гостевые покои. Охрана!

Зал очистился за считанные минуты. Нескольких человек просто вынесли на руках. Все они были магами, пытавшими защитить меня от волшебного огня.

Обгоревший клочок черной ткани лежал среди серого праха и оплавленных плит.

Лев и Змей задержались. Идеолог с усилием оторвал немигающий взгляд от того, во что превратилось тело нашего общего компаньона, когда я с мрачным весельем заметил:

— Зато избавились от предателя. Не нравился мне этот Бобер...

Змей посмотрел на меня, и последние слова застряли в моей глотке.

— Иди, Змей. Разберись со слухами, придумай как все подать... и подумай. До вечера.

Он, сутулясь, побрел прочь. Лев же зло буркнул:

— Во дворе была попытка саботажа. Десятка два вшивых сволочей напали на стражу, и попытался зажечь Цитадель.

— Глупо, — без выражения отметил я. — Дасунь-крепость огню не поддается...

Заставить себя смотреть в его глаза и только в них оказалось не так сложно.

— Кто нападающие?

— Несколько человек из обоза. Остальные слуги. Все подчинялись этому... — он кивком обозначил останки интенданта.

— Чего добились?

— Убито четверо охранников. Один убитый — Костяк. Трое ранены. Один сильно обжегся. Пожар потушили сразу. Ущерба пока не определено. Захватили живыми двоих.

— Можете сразу вести их в пыточную, — приказал я. — Я хочу знать, кто пытался меня убить.

'Огонь, прожигающий магию. Семаргловы штучки. Стихийная магия. Волхвы, наверняка это волхвы. Или Яромир, что в сущности одно и тоже'.

— Мой Дракон, — Лев задержался на пороге. — А что с... Саламандрой?

— Похороним с почестями. Он умер за меня.

'Хоть я и считал его не слишком-то верным. Надо же — ошибся'

В эту минуту меня куда больше печальной судьбы пожертвовавшего собой мага занимала мысль 'кого же произвести на его место'.

И еще как мой тотем сумел ощутить угрозу, в то время как её проморгали все чародеи.

Глава 3

'... Помните — если Вы решили воплотить образ Темного Властелина

никто не отменял классический арсенал злодейств; да Вы

можете быть ценителем прекрасного или наделенным выдающимся

Темным Гением, но в глазах среднестатистического человека уже имеется

набор черт, по которому определяется Вас либо относят к Темным Властелинам,

либо вы остаетесь злобным чудаком. Однако в перерывах между организацией травли

личного чудовища на неприятные Вам поселки, похищением особ королевской крови

и наведением локальных огненных бурь всегда есть время укрепить

свой статус в глазах подчиненных иными средствами. Пышное пиршество, роскошный

праздник, сдача небольшой, но богатой крепости или храма на разграбление, конкурс

на лучшее вредоносное заклятье (очень полезно для внедрение здоровой конкуренции

между подконтрольными магами) и много других мероприятий...'

Темный Властелин Грай 'Дракон' Триградский

'Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом' (рукопись)

— Итак, Саламандра, я еще раз поздравляю тебя, — тот, кто совсем недавно звался Келькутом, низко поклонился. Из-под надвинутого на лицо капюшона торчала седая окладистая борода.

Внеочередной Совет завершился, не принеся мне желаемого. Лиса и Ежа не было — первый срочно отбыл в Хёргэ17, второй готовился к Черному Сходу в Грейбрисе. Лев рвался карать и разить, не считаясь с последствиями. Медведь подозрительно молчал, явственно демонстрируя опасения за свою жизнь. Зря. Змей, вяло зачитавший новый перечень мер, толковыми идеями похвастаться не смог.

Основной вопрос — кто стоял за провалившимся покушением — остался без ответа. Посовещавшись, на должность главного мага Цитадели из дюжины претендентов я выбрал Келькута. Старый опытный колдун специализировался на всевозможных ритуалах и работе с артефактами. Но он прошел суровую школу и весьма сносно разбирался во всех существующих стилях магии — вечный оппонент сгинувшего в белом пламени кудесника.

В своё время Келькута зазывал к себе бывший глава Республиканского Сената, обещая всевозможные блага, если старик изволит служить ему. А кроме него еще десятки особ рангом пониже. Даже мудрейший Наместник империи Ван, расположенной за морями-океанами слюну пускал, желая заполучить такого редкого знатока.

— Ты ведь понимаешь, какой на твои плечи ложится груз? — мы неспешно прогуливались по восточному крылу Цитадели. Здесь почти не показывались слуги — только лишь шастали туда-сюда по коридорам, наряженные в черные накидки аколиты. Завидев меня, они почтительно кланялись и замирали, не решаясь скользнуть мимо.

Некоторые вели умные беседы, касающиеся прикладного злоделания, другие таскались с огромными книгами, плотно закупоренными бутылями, мисками, ступками, черепами, сумками и прочей чепухой. Просто поварята какие-то.

Иногда в воздухе разливался запах грозы и до наших ушей доносились раскаты грома. Практические занятия по неостихийному18 колдовству в самом разгаре.

Стены коридоров были украшены фресками и барельефами с изображениями самых разных чародеев. Обычно это были кровавые баталии, наглядно демонстрирующие преимущества того или иного стиля.

— Надеюсь, ты понимаешь глубину ответственности, ложащейся на твои плечи? — поинтересовался я, рассматривая сменяющиеся изображения. Келькут-Саламандра почтительно внимал.

— Твой предшественник насколько я знаю, очень сильно приблизился к исполнению моего пожелания. 'Экранирование', 'энвольты' и многое другое. Достаточно весомый результат. Но отнюдь не вершина ожиданий, — мне надоело говорить самому, и я решил все же вовлечь в процесс мага. — Напомни мне особенности существующих чародейских традиций. В общих чертах — я хочу убедиться, что ты понимаешь.

Саламандра кивнул и указал рукой на ближайший барельеф. Я ухмыльнулся, узнавая.

Со стены диковато взирал босой старец с воинственно развевающейся на ветру бородой. Вытянутая вверх рука оканчивалась острыми звериными когтями. Он стоял на опушке леса, а десятки людей на заднем плане были сдавлены частоколом деревьев с по-змеиному извивающимися ветвями.

— Друиды — почитатели бессчетной армады духов леса, камней и морей, — дребезжащим, но уверенным голосом, будто диктуя, начал Келькут. — Архаичные, но отнюдь не самые слабые чародеи, бережно хранящие свои традиции на испещренных рунами камнях и сохраняющие первобытную связь с животным миром. Волхвы, — строгого вида мужчина в распахнутом плаще протягивал бережно сжимаемый руками огненный шар. Меня передернуло. — Лучшие заклинатели стихий. Хранители целого ряда традиций тесно связанных с бытом Царства. Но их магия лучше всего подходит для использования в боевых условиях. По характеру — жрецы, прислуживающие культам целого Пантеона Божеств. Щедро используют заемную силу своих Богов.

— А это, — наши глаза обратились в сторону загадочного остроносого типчика увешанного золотыми цепями и какими-то амулетами. По обе стороны от него стояли неприятного вида громилы, сходство которых с человеческим родом оканчивалось на наличии двух ног. — Это алхимики. Первая попытка мозговитых жителей Балабараша создать нечто новое в устаревших магических традициях. Не имея природных источников, во всю экспериментируют, заигрывая с механикой. Отвары и духов-слуг для них с успехом заменили эликсиры и големы. Считаются отличными специалистами в выведении бестий. В противовес нечисти и чудовищам.

Гордое лицо, царственная осанка, идеально сложенное мускулистое тело, облаченное подпоясанной белой тогой. Над головой призрачная корона, лучи чьего света повергают полчища неизвестных мне безглазых тварей с растопыренными восьмипалыми руками.

— Патриархи магической культуры. Наследники богатейшей и опаснейшей традиции. Аристократы-философы Эрца. Считаются самыми первыми магами и создали крайне эффективную, но невероятно сложную магическую систему. Кроме того, во многом способствовали созданию алхимической традиции. Опекали. Магические воздействия носят очень широкий характер и происходят на базе противодействия двух элементов. Извечного Хаоса и Рожденного Порядка.

Саламандра умолк выжидающе глянув на меня. А я в свою очередь остановился, заложив руки за спину перед последней фреской на стене. Гигантская черная тень на холме, окутанная серебристым маревом. Марево катится по земле, оставляя за собой лишь темный безжизненный камень. А внизу холма коленопреклоненные люди с согнутыми спинами.

Маленькая лесть в мой адрес. И намек на некоторых Темных Владык прошлого, раздобывших свои уникальные силы. Сейчас картинка вызвала у меня тоску — как же я хочу воплотить в жизнь свой замысел! Тогда подобные фрески распространятся везде. Можно даже будет обогатиться лишь на продаже своего изображения.

— Перечисленные мною традиции не являются исчерпывающими. Ранее существовали и другие, но до нашего времени дошли только убогие остатки. Как в империи Ван.

— Не только, Саламандра. Ты запамятовал еще одну традицию. Школу острова Харр.

Маг за спиной рассмеялся кашляющим, достойным любого черного мага смехом.

— Мой Дракон, они скрыты непроницаемым магическим куполом, неизвестного происхождения. Живут себе как у бога за пазухой. Добраться до их секретов невозможно.

— Нет ничего невозможного, — уверенно отрезал я. И подумал:

'Я схвачу этих чистюль за горло. Выпотрошу все их тайны и разграблю весь этот остров, побери меня Тьма!'

— Как ты думаешь, кто стоит за последним покушением на мою жизнь?

Келькут ожидал этого вопроса. Пусть не сейчас, но ждал:

— Заклинание, наброшенное на вещь, нашему анализу не поддалось. Остаток — тот обугленный клочок, пуст как пересохший колодец.

— Огонь, — напомнил я. — Это был огонь. Прожигающий заклинания.

Чародеи, защищавшие меня в зале, до сих пор не пришли в сознание. Сильнейшее магическое и, как следствие, физическое истощение. Неслабым кудесникам хватило для этого одной лишь попытки обуздать пламя.

— Да, мой Дракон. Очень необычное заклятье. И почему-то очень избирательное. Не заполучив вас, оно не убило сразу предателя, однако любого кто пытался предателя остановить, отправило в забытье или небытие.

— Белое пламя. Стихийная магия.

— Волхвы? Это само собой напрашивается, мой Дракон. Кому же еще как не жрецам Семаргла владеть стихийной волшбой такого уровня, — Келькут без притворного смущения пожал плечами. — Есть только одна нестыковка, мой Дракон.

— И какая же? — мне стало смешно. Покушение провалилось, но вместо того чтобы мстить направо и налево я веду умные беседы о природе магии.

— Чары были наложены на атрибут, посредством Ритуала. Очень необычного, хочу заметить — уж в этом-то я разбираюсь. Но чародейское плетение совсем не похоже на работу Волхвов... оно древнее, — видя недовольство в моих глазах, Келькут поспешил пояснить: — Заклинание было наложено много лет назад. В зале его просто привели в действие. И это не обязательно должны были быть волхвы.

Я задумался. Доля истины в словах мага была.

— Твое предположение ничего не меняет. Волхвы или нет, но очень скоро все кто злоумышлял против меня, ответят за свою крамолу! Даже те, кто не принимал в покушении участия, но молчаливо одобрил его!

— Как пожелаете, мой Дракон, — исполнительный Келькут воспринял мои слова как пожелание...

Обряженный в царскую мантию, с внушительной, хоть и бутафорской цепью на шее мужчина торжественно вышел на помост. Кривовато сидящая на голове корона съехала на один глаз. Второй деланно серьезный, с вызовом поглядывал в многочисленную толпу.

В безмолвии развернув свиток с указом, он откашлялся и солидно начал:

— Именем царя Яромира мерзкое сборище, именуемое Черным Сходом объявляется незаконным! Все трусливые щенки, слабаки и царские лизоблюды обязаны игнорировать Черный Сход! Они обязаны забиться в самую дальнюю щель Царских Палат и...

Далее следовало достаточно развязанное и смачное описание того, что должны сделать царские дружинники 'щенки' со своим царем. Оканчивалось яркое повествование словами:

— И оставят там свои языки до скончания болезного короля! Всем воинам знающим гордость, силу своей руки и разящего клинка — привет Великого Дракона! Царь Яромир пусть бредет в свою конуру, когда приходит время Тьмы! Да расправит крылья Великий Дракон! Мы начинаем!

При этом корона слетела с головы шута, и без зазрения совести тот ногой пнул символ власти с помоста, а сам витиевато поклонившись, удалился прочь под громогласный ликующий рев нескольких сотен глоток и перезвон серебряных бубенчиков на изгибающихся в танце полуголых девицах.

Черный Сход начинался на закате солнца. Как всегда.

Трепетали пологи многочисленных цветастых шатров. Стелились по ветру черные, алые, зеленые, синие, желтые и даже белые знамена. Бесчисленные палатки, бивуаки, шатры раскинулись прямо под открытым небом. Всего в двух милях от стен Грейбриса, протянувшись своим пестрым телом еще на милю. Практически везде горели огни факелов, светильников, костров, висящих прямо в воздухе магических шаров.

Заклятое черными магами Темного Владыки небо было совершенно чистым, и на него уже восходила полная, необычайно большая луна.

Призывно покрикивали наиболее ушлые торговцы — время ярмарки еще не началось, но многие торопились сбыть товар, невзирая на не слишком подходящее место. Торговцев защищало слово Великого Дракона — во время Схода никаких краж или смертоубийств (кроме тех, что исполняются во имя кровной вражды, мести или взаимной ненависти). Купцы могли быть спокойны за себя и свой товар; перечить воле Великого Дракона не осмелится даже полный безумец.

Ближе к сердцевине лагеря скопление становилось все теснее — играли музыканты, танцевали девицы, рекой лились напитки, стучали, на спор втыкаясь в столбы ножи, публика развлекалась.

Центром Черного Схода было ристалище. Все честь по чести — трибуны, почетные места, укрытый балдахином трон для хозяина веселья — здесь мерялись силами прибывшие ради этого воины. Бой кулачный, бой оружный, состязание, магическое сражение.

— Первый бой! — загремел нечеловеческий голос, разносясь над всем полем, дабы слышали не только забившие все ряды гости, но и те, кто просочится к ристалищу, не мог. — Бой с оружием и магией! Вызвавшая сторона — Веррэн из Тьмы, сторона ответившая — Бор сын Брара. Причина месть за месть. Бой до смерти или до признания одной из сторон своего поражения! Бой проходит вне соревнования!

Правила Схода были очень простыми, а возможные мотивы самыми разными. Никакие градации не признавались — вплоть до того, что человек мог вызвать на ристалище нечисть. Это ведь не рыцарский турнир во славу прекрасной дамы.

К слову сказать, здесь прекрасных дам, было не меньше чем на турнирах, и были они куда доступней, нежели изнеженные благородные особы. Им не придется жаловаться на отсутствие внимания... чуть позже.

Бои до смерти разрешался, но не более четверых за время Схода. Разумная мера — слишком многие из участвующих теряли над собой контроль, желая крови. Вне соревнования дрались достаточно редко — из-за настоящей ненависти, ради денежного спора. Некоторым попросту запрещалось участвовать в соревновании из-за явного перевеса над противниками.

Основные участники собирались чтоб доказать всем свои способности. Ну и разбогатеть.

Здесь же я порою находил настоящие самородки.

На огороженном бревнами ристалище появились двое. Высокий мрачный тип в рубахе на голое тело с парными клинками. Его соперник впрямь выглядел выходцем из Тьмы. В прямом смысле, ибо он был представителем редкой разновидности разумной нежити.

Веррэн из Тьмы. Один из последних в своем роде. Не пропускал ни одного моего Схода, чем радовал несказанно. Последние три Схода бился до смерти, ибо его противники отказывались признавать своё поражение.

— Правильный мужик, — тихонько заметил Лев. Мой военачальник на боях присматривался к дерущимся. Некоторые вскоре оказывались в моем воинстве. — Только и существует, чтоб остальных срамить.

Он желал как-нибудь сам схватиться с неживым мастером. Но я, втайне опасаясь за честь своего воинства, не разрешал.

Как можно победить отдавшего за собственную непобедимость самое дорогое своё сокровище — жизнь?

Бой был скоротечен, ибо сын Брара хоть и был мастаком крутить свои железки, да только скорбному не-мертвому от этого было не холодно и не жарко. Я не уверен, что он вообще почувствовал боль, когда и без того не единожды рубленое тело поразил очередной 'укол'.

Выходец из Тьмы был вооружен палашом и двигался подобно черному аспиду. Их клинки переплелись всего раз пять, прежде чем оказавшийся в опасной близости от парня Веррэн тычком локтя в лицо и последующим небрежным ударом меча плашмя по рукам разоружил того. Короткий и, по-моему, бессмысленный бой, отмеченный, тем не менее, одобрительными выкриками зрителей.

Наверняка Бор впервые участвовал в Темном Сходе. Более опытные никогда не принимали вызовов Веррэна. Какой смысл и интерес? Даже обещанные золотые горы, дорогу к которым он обещал указать своему победителю, не вдохновляли тертых жизнью бродяг.

Прочая же нечисть, по-моему, принципиально не замечала Веррэна.

— ...вызывающая сторона Тольяр-Ратислав, сторона ответившая Цирегрин Хруушийский...

Пока происходило короткое ознакомление с достижениями сторон, я успел справиться у Льва о Цирегрине. Знакомое имечко. Как выяснилось, память меня не подводила.

— Предводитель банды в пять десятков голов. За его собственную голову в двух городах Эрца назначено неплохое вознаграждение, в Заголосье как-то целую войну учинил с ватагой старого Ошу. Приколотил косоглазого хитрилу к воротам его собственного логова.

— Выдающаяся личность, — согласился я. — Надо бы его пригласить в наши славные ряды.

В эту минуту чернобородый с сединой на висках Цирегрин без лишней скромности демонстрировал бронзу мышц, ловко поигрывая боевыми вилами.

Гордый малый.

Соперником моего будущего слуги оказался поджарый молодой парень. Какой-то невзрачный на фоне опытного рубаки. Совершенно пустяковый противник. Да еще и одноглазый.

Раздетый до пояса он не мог похвастаться крепким сложением или десятками шрамов — худощавый, хоть и жилистый.

... Трезубец распорол воздух, норовя окончить едва только начавшийся бой. Вторая рука Цирегрина держала наготове недлинную дагу. Тольяр поступил именно так как, и ожидалось — отпрыгнул назад, полосуя воздух перед собой в отмашку. Чем собственно и воспользовался Цирегрин — опытный и неожиданно быстрый. Скорость для его комплекции потрясающая. Ужом скользнул вперед, припав на колено и блокируя меч парня, резанул того кинжалом по шее.

Лев усмехнулся, также как и я, предвидя скорое окончание весьма посредственного боя. Или скорее убийства — Цирегрин не имел обыкновения щадить.

Кто-то ахнул, кто-то лихо свистнул. А я весьма выразительно взглянул на своего полководца.

Думаю, не так много нашлось людей, которые толком разглядели, что именно произошло за какие-то мгновения на поле. Впрочем, все охочие наслаждались итогом.

— Шикарный удар, — одобрительно крякнул Лев. — Кто бы мог подумать, что... а Тьма бои сегодня короткие...

Цирегрин живописно хватаясь руками за собственное горло, завалился на бок. Его оцененная в золотых динариях голова коснулась разгоряченной за день арены, чтобы там и остаться.

Тольяр, не трудясь изобразить последствия 'тяжелого' боя или усталость, твердо стоял на ногах, чуть поворачиваясь из стороны в сторону. Он удостоился нескольких хлопков и удалых выкриков.

— Ну. И кого мне теперь вербовать, — озадачился варвар. — Сопляка этого?

Одноглазый поправил повязку на лице и бросил быстрый взгляд в нашу сторону. Я невольно ухмыльнулся — похвалы, что ли ждет? Э нет, русый, если ты за почестями, то в этот раз уж точно мимо. Чтоб подвигнуть на аплодисменты меня требуется много больше.

— Зачем, — отмахнулся я. — Выскочка, сам еще не уразумевший неприятностей его ожидающих. Церегриновы его на клочки разорвут после Схода.

В самом деле, когда одноглазый забрав свой меч, уходил с поля за ним неотрывно следовали злобные взгляды гнусного вида типов. На Сходе его пальцем не тронут — особенно после победы. Погуляет еще. Винишка выпьет да с девкой переспит.

А уж как уезжать станет, с ним по-свойски толковать станут.

— ... до смерти! — уже распинался незримый глашатай по поводу нового боя. — Причина месть за нанесенное оскорбление! Бой проходит вне соревнования!

Вне соревнования? До смерти? Хм.

— Кто драться собрался? — прослушав начало, я решил уточнить у Льва имена врагов. Но трибуна уже начала орать что-то невнятное, заглушая слова.

Под шквал восторженных возгласов на ристалище выбрался Веррэн. Опять?! Наглец! Кто разрешил этой живучей падали снова убивать моих потенциальных слуг?

И тут я увидел кто выходит к бледной нелюди.

— Гуно! Гуно! — кричали предвкушающие необычный бой зрители. — Давай! Размажь упыря, Гуно!

Это не Веррэн был вызвавшим. Он только отвечал на вызов Гуно Весельчака. Белое, точно от испуга лицо Веррэна было повернуто навстречу громадной фигуре. Нет, вернувшийся из самой смерти Веррэн не боялся. Однако я отметил, как сжались, превращаясь в едва заметную ниточку его змеиные губы. Для грядущего сражения он сменил оружие — место палаша занял темный двуручный меч.

Шесть локтей в высоту. Покатые плечи, на которые можно легко взвалить мула. Сейчас на одном из этих утесов покоился совершенно непотребных размеров моргенштерн. Подозреваю — сделано это чудовище на заказ (я об оружии... наверное...).

— Говорят, он кирпичную стену прошибает кулаком, — задумчиво бросил Лев, разминая шею так, словно это ему сейчас предстояло выйти на ристалище.

Высокие сапоги на шнуровке, подбитые мехом (будто сейчас и не лето) и защищающие коленные чашечки щитки. Свои доспехи Гуно надеть не озаботился, красуясь распахнутой на груди рубахой богатырского размера.

— Непросто мертвяку придется, — заметил, молчавший до этих пор Ёж, яростно терзая, свои пышные усы. Он сидел справа от меня, сразу за Львом. Слева от меня восседала великолепная Гвини. Внешний облик моей наложницы являвшийся результатом нескольких часов проведенных у зеркала, способен был повергнуть в любовное томление даже каменный валун. Исподтишка на неё поглядывали почти все сидящие на трибунах. Так, вскользь, ибо пялится на спутницу Великого Дракона чревато прискорбными последствиями.

Сама же Гвини с легкой улыбочкой и надменным взглядом необыкновенных золотистых глаз смотрела по сторонам. В мои разговоры она не вмешивалась, да и на Сходе её участие было исключительно декоративным.

Она с нескрываемой гадливостью смотрела на арену сейчас. Иссушенный с седым ёжиком волос Веррэн, так не похожий на красавца и покорителя девичьих сердец каким был когда-то, её пугал. А вот Гуно, чьё могучее сложение девица оценила по достоинству как и вся остальная женская часть зрительниц, похоже поверг наложницу в состояние близкое к брезгливости.

— Что у него с лицом? — забывая о своей роли, прошептала изнеженная красавица, приоткрыв свои полные коралловые губки.

— Никто не знает, — решив не замечать бестактного нарушения церемониала, пояснил я. — Говорят, когда-то он попался в руки морским корсарам, предварительно убив часть их команды. Вот они и пошутили, в своём духе. А Гуно смеется над той шуткой, по сей день, за что и прозван Весельчаком.

— Вроде бы он когда-то клялся, что свою вечную улыбку он искупит вечными слезами родственников и близких тех, кого повстречает на своем пути, — в полголоса добавил Лев, сверкнув голубыми и по-молодому яркими глазами.

Лысый с толстой переносицей и тяжелыми бровями он хмуро смотрел на Веррэна. Но шрамы, тянущиеся от порезанных губ вверх к ушам, создавали впечатление, будто великан жутковато улыбается.

— Ур-род, — пренебрежительно фыркнула Гвини. Одергивать одалиску я не стал — все же она такая, какой, наверное, и должна быть наложница Темного Властелина. Бессердечная, жестокая, циничная. Но красивая, как сама Тьма.

— Совершаешь ошибку, Весельчак, — неожиданно выкрикнул Веррэн. — Неужто не страшно?

Я поморщился. Вот уж не думал, что подлинный не-мертвый скатится до дешевых подначек.

— Поговори, головешка, — процедил трубным басом Гуно. — Хребет сломаю, тогда узнаешь.

Обменявшись мнениями, они встали друг напротив друга. М-да. Веррэн хоть и высокий, но тощий. По сравнению с Гуно — тростинка. Только едва ли победа легко дастся Весельчаку. Убить уже мертвого? Не думаю.

Луна уже вставшая достаточно высоко безраздельно властвовала в небе, проливая на землю свой удивительно яркий свет. Мерцали чуть пониже трибун шары, изливающие не жгущий глаз свет. На земле были отчетливо видны следы крови оставшиеся после предыдущих двух боев.

Веррэн ударил первым. Поймавший лунный луч двуручник на мгновение показался облитым волшебным огнем. В воздухе он встретился с моргенштерном и тут же отлетел в сторону. Разлетелись во все стороны рыжие искры.

Подняв меч над головой, Веррэн обрушил лезвие на Гуно во второй раз. И во второй раз сталь столкнулась со сталью. Моргенштерн с коротким свистом едва не снес голову не-мертвого, но тот был готов и, пригнувшись, контратаковал сам. Гуно изящно уклонился от выпада, обходя противника сбоку.

— Из-за чего у них бой? — не сводя глаз с разворачивающегося зрелища, поинтересовался я.

— Тьма их знает, — поделился информацией варвар, тоже увлеченный интереснейшей схваткой.

В течение нашего обмена репликами противники не теряли времени и успели еще дважды обменяться ударами. Спешу заметить, что для размера их оружия скорость боя была крайне интенсивной. Попробуй, помаши такими игрушками, не надорвавши пуп.

...Гуно оглушительно зарычав, пошел на не-мертвого, шустро размахивая моргенштерном. Шипы проносились рядом с острым носом Веррэна, и не думаю, что соприкосновение вызвало бы восторг с его стороны.

На четвертом шаге не-мертвый отпрыгнул назад, срывая дистанцию и ломая навязанный ритм, перекрестил воздух двуручником. Он обращался с тяжелой почти стофунтовой железкой очень легко и умело. Живому так не управится. Без магии, я имею в виду.

Затаив дыхание, зрители следили за чрезвычайно искусным поединком. Лишь редкие выкрики и хлопки нарушали тишину. Да еще звон сталкивающегося оружия.

Взмахи меча и моргенштерна рождали целые водопады искр, сыплющиеся под ноги поединщиков. Казалось, что сейчас кто-то загорится или же воспламенятся сами облачка пыли, вздымаемые с земли дерущимися.

Но ничто не вечно. В том числе и силы бойцов. Гуно подался в сторону и назад, парируя атаку Веррэна, а тот внезапно резко изменив направление меча, преодолевая его тяжесть и инерцию, рубанул незащищенный живот Весельчака. Скорости движения того оказалось недостаточно, и низ по-крестьянски выпущенной рубахи окрасился кровью.

Раздались многочисленные азартные крики. В этот миг всем стало ясно, что знаменитый неустрашимый Гуно Весельчак проиграл. Он потерял скорость и силу, а рана в живот это знак его скорой гибели.

— Неудачный сегодня для многих толковых рубак день, — философски заметил Лев.

Тем не менее, Весельчак заставил не-мертвого пошевеливаться, убираясь с пути шипастого подарочка. Во время размашистых ударов сам воздух казалось, стонал от боли. Все же получивший преимущество не-мертвый стремился закрепить его. Он бился с пустым отрешенным лицом и странно застывшим взглядом. Будто марионетка, ловко дергаемая незримым кукловодом.

Не знаю, что там творилось в его голове, но вполне возможно, что он попросту предвидел удары матерящегося сквозь зубы Гуно.

Веррэн выгнулся в попытке достать раскрывшего шею Гуно, тот, однако умудрился в последний миг подставить своё оружие и очередной вздох вырвался из десятков глоток. Не-мертвый используя силу собственного удара, описал пируэт, крутанувшись вокруг собственной оси, наподобие смерча и рухнул погребенный ужасающей силы ударом. Противный хруст известил окружающих о том, что не один лишь не-мертвый мог быть быстр со своим оружием. Удар пришелся между лопатками и вонзившийся в спину моргенштерн чуть не вырвался из рук Гуно — неоконченный оборот, заставил выпустившего меч не-мертвого, загребая руками воздух неуклюже пробежаться шага три и упасть лицом в землю. В этот миг он походил на сломанную куклу, ибо удар, по всей видимости, сломал лопатки и позвоночник.

Зрители взорвались, шумя от восторга. Все что-то горланили, визжа от удовольствия и вскакивая со скамей. Лев и Ёж громко хлопали в ладоши, и даже я едва удержался от возгласов 'Великолепно!'.

Гуно обвел скандирующих его имя взглядом, и, я готов поклясться, ухмыльнулся по-настоящему. Потом, не задерживаясь на ристалище, кивнул кому-то и, отказавшись от помощи, побрел прочь с поля, прижимая руку к кровоточащему порезу. По всей видимости, то, что воспринялось всеми чуть ли не смертельной раной, на поверку оказалось царапиной. Наверняка сегодня Весельчак озолотится.

А вот не-мертвому осторожно уносимому сейчас следом за победителем еще долго не показываться на свет. И года полтора-два не вставать, оправляясь от такого удара.

— Эх, жаль, что Гуно нам не служит, — вздохнул Лев. Весельчак уже успел отклонить моё предложение еще года четыре назад. Дважды я никому ничего не предлагаю. Тем более, что он едва ли изменит своё мнение.

Весельчак мрачный одиночка. Он всегда был сам по себе.

— И хорошо, что не служит нашим врагам, — добавил я. Варвар согласно кивнул:

— Убивать такой талант было бы настоящим преступлением.

Окончился вечер, наступила ночь. Бои сменялись боями. Маги бились с магами, люди с людьми. И даже нечисть порою вступала на арену.

Мало помалу из общей массы выделялись те, кому по окончании Схода суждено будет вступить в моё воинство. Справедливая награда — ведь выиграет только один в каждом из видов соревнований.

Время от времени в ночном небе над ристалищем проносились со свистом и хохотом пестрые огненные ленты. Нечисть с улюлюканьем подвывала и шутила в своем нечистом стиле — провоцируя среди зрителей оплеухи и ругань.

Гвини изо всех сил боролась со сном, а я потихоньку впадал в скуку. Один только Лев истово радовался хорошим дракам, вполголоса комментируя происходящее на ристалище. Ему хотелось тряхнуть стариной и думаю, правильным было моё решение запретить ему пить на Сходе. Иначе точно рванул бы.

Перед двадцатым боем терпение моё лопнуло.

— Все. Посидели и будет. Лев, ты за старшего. Гвини, — под неуёмный голос, рассказывающий об очередных висельниках, я сошел со своего трона, взяв спутницу под руку, и равнодушно направился к отдельному выходу с ристалища. За мной последовали четверо Драконьих Призраков — моих личных телохранителей. Эти ребята относились к самому малочисленному отряду, но в отличие от знаменитых Костяков, отлично владели как мечом, так и некоторыми чародейскими приемами.

На мой уход никто даже усом не повел — на Сходе правила были вольны. Хочешь, сиди, хочешь, уходи. Вне зависимости от того, кто ты такой; пускай этикет королям кости глодает. Я Темный Властелин и сам себе этикет создаю.

Одновременно с моим уходом с трибун скоренько вышло еще четверо 'зрителей' — маги прикрытия.

В абсолютном молчании мы с моей спутницей прошествовали короткой дорогой к моей скромной степной обители — самому большому и высокому шатру с извивающимся на вершине вымпелом. Таких шатров, кстати, было целых три. И все три, расположенные в разных местах охранялись по-настоящему серьезно. Я же, на своё усмотрение мог войти в любой из них в любое время.

Безопасность, это вещь которой никогда не стоит пренебрегать.

— Как зрелище, дорогая? — играя в заботливого полюбопытствовал я.

— Замечательно, мой повелитель, — играя в восторженную дурочку, ответила Гвини. — Я так счастлива, что вы взяли с собой именно меня, мой повелитель.

— Великий Дракон! — кто-то, спеша за нами, выкрикнул мой титул. Голос был мне не знаком. Но я даже головы не повернул, внутренне лишь досадуя на чужую глупость.

— Великий Дракон, постойте! — я мрачно поджал губы, не замедляя шага. Двое шествующих позади Призраков чуть отстали, встречая нарушителя порядка. А я ощутил, как вокруг нас с Гвини формируется незримая и неощутимая для прочих сфера. Это насторожившиеся маги, решили лишний раз перестраховаться. Такие окрики могли быть провокацией.

— Великий Дракон! Да пропустите... — позади раздалась возня. Настырный малый пытался протиснуться мимо стоящих с каменными лицами Призраков. Идиот даже не понимал, что сейчас играет с огнем. Никто не мешал просто снести ему голову, за попытку нападения. По всей видимости, мои телохранители решили продемонстрировать несвойственную им добрую волю.

— Подождите! — заорал крикун. — Мне нужна ваша помощь!

Заявление было таким наглым, что я даже шаг замедлил. Кто пустил на Сход умалишенного? Или он прошел с группой провидцев — хоть никто из этой братии давно не прорицал ничего по-настоящему толкового и очень часто был просто сумасшедшим или пьяницей, но по традиции их много куда допускали. На Сходе они развлекали люд наравне с шутами.

— Великий Дракон, прошу вас, помогите мне! — в следующий миг болвану, в самом деле, потребовалась помощь, так как терпение у Призраков лопнуло и он, подавившись воздухом, повалился на землю, извиваясь под ударами тяжелых сапог.

Невозмутимый страж откинул перед нами полог.

— И оттащите его куда подальше, — распорядился я, вдруг сообразив, что избиение бродяги возле шатра Великого Дракона, выглядел ужасно несолидно. Как в старые времена.

— Великий Дракон! У меня есть то... — выговаривать членораздельные звуки, когда тебя от души молотят опытные в таком деле молодцы, весьма сложно. Но упрямства парню было не занимать. — То... что... ищете... ищете... вы...

Призракам надоел его треп и подхватил парня с земли они поволокли его куда-то в глубь палаточного городка. Я же увлеченно созерцал перед собой вальяжно укладывающуюся на гору шелковых покрывал и подушек наложницу. Красавица Гвини, знала, как завладеть вниманием даже очень утомленного мужчины. Идеальная фигура с гладкой кожей, кажущейся золотой в свете магического пламени.

— КОЛЬЦО! — донесся снаружи отдаляющийся рев, по-прежнему рвущегося за помощью страдальца. Да что же Призраки его никак не уймут?

— КОЛЬ... — на полуслове ему все же заткнули рот.

Ну, вот можно вздохнуть спокойно, а то разорался 'Кольцо, кольцо!'. Есть у него то, что я ищу, видите ли...

— Мой повелитель? — Гвини моментально заметила перемену в моих глазах. Опытная девочка, давно изучила некоторые мои повадки. Но мне было уже не до её проницательности.

Позабыв о солидности и горделивой осанке, я спешно вылетел из шатра и на глазах у обалдевшей от такого поведения Темного Властелина охраны заорал:

— Назад тащите! Сюда его!

Никогда не видевшие своего Дракона в таком возбужденном состоянии охранники посчитали, наверное, что мир внезапно перевернулся. И все же приказ исполнили в точности, с бешеной скоростью. Избитый, с содранными в кровь руками и разбитым лицом парень повалился к моим ногам. А я с удивлением узнал в нем того самого Тольяра, убившего предводителя бандитов Цирегрина. Одноглазый после короткого общения с Призраками выглядел убого и жалко. При взгляде на него в голове что-то щелкнуло, и я вдруг вспомнил предостережение моего тотема Мерха.

— Стало быть, ты меня искал, Тольяр? Искал дорогу к моему дому расспрашивая даже нечисть? — насмешливо спросил я, у оборванца, ползающего в моих ногах. — И чем же я обязан такой честью?

— Мне нужна ваша помощь... — несмотря на побои, взгляд у парня был дерзким. Один из Призраков занес руку для удара, но я его остановил. Держаться в присутствии Темного Властелина с вызовом могут только три категории людей. Не знающие, что перед ними Темный Властелин. Приговоренные к смерти, но по-прежнему сильные духом. И герои.

— Помощь значит? И какого рода помощь тебе нужна, Тольяр? Тебе вообще известно кто я такой?

Немногочисленные прохожие в этой части палаточного городка, несмотря на свой бравый вид и оружие, старательно делали вид, что не видят целую толпу охраны и самого Великого Дракона мирно беседующего с валяющимся у его ног парнем.

— Вы Темный Властелин, Великий Дракон. Вы негласный хозяин Триградья и враг всем кто перечит вашей власти... вы тот, кого опасается сам царь Яромир, — с трудом пробормотал парень. — Мне нужна ваша защита... и я могу её купить...

Со стороны ристалища донесся очередной вал вскриков. Я нахмурился:

— Ты думаешь, что можешь купить меня?! С ума сошел?!

Вместо ответа парень, не без труда, принялся развязывать мешочек на поясе. В таком обычно носят мелкие монеты.

Маги занервничали, ожидая подвоха. Но я был спокоен. Внешне. Потому что когда он, наконец, вытряхнул содержимое мешочка на свою грязную ладонь, я не поверил своим глазам.

Я просто не поверил своим глазам. 'Так не бывает — шепнула мне осторожность. — Наверняка подделка. Или подарок вроде той накидки...'

Но я расширившимися глазами неотрывно глядел на него и понимал. Это настоящее кольцо. То самое. Настоящее, Тьма меня возьми!

— Кольцо... мне говорили, что оно вам очень нужно... — простенькое такое колечко. Издалека вообще похожее на дешевую медную поделку. Я осторожно, взаправду боясь, что все происходящее окажется сном или чьей-то злой шуткой протянул руку. Никто из охранников не понимал, чем привлекла их Властелина эта безделка. Глупцы.

Парень неотрывно смотрел на меня. А я пожирал глазами оказавшийся в моих руках бесценный дар.

— Что ты говоришь тебе нужно? — едва сдерживаясь от радостных воплей во всю глотку, узнал я. Кольцо! Кольцо, Тьма побери было в моих руках!

Грудь распирало от восторга. Вот так удача!

— Защиты, Великий Дракон, — пробормотал парень. — Мне нужна ваша защита...

— Отлично. Защита? Ты её получишь, — небрежно пообещал я, баюкая в руке ключ к всемогуществу. С трудом оторвавшись от захлестнувших воображение грез я с улыбкой взглянул на Призраков.

— В клетку, этого Тольяра. Под охрану. Головой ответите, если сбежит или какой-то казус случится.

— Эй, вы что... — парень ожидал, по всей видимости, несколько иного исполнения своей просьбы. Ну так я же не фея.

— И рот ему заткните, чтоб не орал, — распорядился я. Брыкающегося и сопящего сквозь удушающие зажимы одноглазого уволокли.

— Да нет же.... Стойте... вы не понимаете...

А я, позабыв про скуку и усталость рявкнул на охрану:

— Льва ко мне! Быстро! Известите свиту, чтоб готовили мой экипаж! Мы возвращаемся в Цитадель через полчаса!

— Но Сход...

— Во Тьму Сход! Я сказал бегом! — я едва сдерживался, чтобы не отвесить Призраку пинка.

Сам же заскочил в шатер, на ходу бросив обнаженной Гвини, изображающей любовную негу:

— Собирайся, прелесть моя! Мы уезжаем!

И не обращая внимания на крайнее изумление, проступающее на лице наложницы, принялся лихорадочно искать в шатре достойную бесценного груза шкатулку. Как жаль, что я не могу переместиться в Дасунь-крепость в мгновение ока!

Скорее-скорее к исполнению замысла! Яромир — щенок, думаешь справиться со мной своей армией? У тебя и раньше не было шансов, но теперь...

Теперь я заставлю тебя делать все чего пожелаю! Не имея больше сил сдерживаться, я довольно захохотал.

Кольцо у меня! Невозможное, невероятное событие — оно случилось, и целые сонмы противостоящих мне сущностей не сумели ничего сделать! Восхитительно!

Парня принесшего этот подарочек нужно будет тщательно допросить. Потом. Когда-нибудь. Сейчас пускай наслаждается собственной защищенностью!

Глава 4

'... есть еще одна опасность, от которой не может отвернуться никакой Темный

Властелин. Она, так же как и многие другие имеет своей причиной человеческий

фактор. Это не очередная разновидность героя (см. приложение 2 — 'Классификация героизма'), не предатель среди приближенных (см. главу 'Разногласия среди приспешников и методы снятия тайного допроса) и даже не ваша главная

сообщница (штатная гадалка, ведьма) вдруг соблазненная противником.

Все куда хуже — речь идет о таких неприятных особях как

харизматичные соперники. Другие претенденты на статус Темного Владыки...'

Темный Властелин Грай 'Дракон' Триградский

'Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом' (рукопись)

Хрипло каркнув, Драконий Ворон стукнул клювом о решетчатое окно. Вести со сторожевых башен шли целый день. Огромные черные птицы кружили в безоблачном синем небе, предвещая неприятности. В душном по-летнему воздухе витал слабый аромат засухи. И еще спелых фруктов.

— Что на этот раз? — хмуро пробормотал я. — Откуда новости? Грейбрис? Опять Хёргэ?

— Нет, мой Дракон, — бодро заверил Саламандра. — Полевое донесение от Льва. Военачальник доводит до вашего ведома, что продвижение конных стрельцов Яромира существенно замедлилось. Арьергард царской армии почти достиг Проблеска — расстояние не более трех часов перехода.

— Почему не наскочили?

В руках я вертел небольшой деревянный чурбачок. Щепки летели во все стороны — ножичком я орудовал более чем остервенело. Саламандра деликатно не обращал внимания на моё занятие:

— Действуют, как и рассчитывалось. Рать из Танцевальни19 идет вдоль русла Лейтны, прикрывая, на случай если из Волчьей Пасти последуют подкрепления. Еще Лев сообщает, что ворон принес сообщение от кочевников Каганата. Пять дней назад они едва отбились от конницы Яромира. Сейчас под Лихим Бродом готовится к выдвижению отряд степняков численностью в тысячу — хотят постращать Солнцево Знамя.

— Зар-раза!

Дерево оказалось слишком мягким — чересчур сильно нажав ножом, я не только обкорнал фигурке руку, но и порезал палец. Нож с жалобным звяканьем полетел на зеркально гладкую поверхность мутно-хрустального стола. Следом отправилась окрасившаяся алыми крапинками деревяшка.

— Яромир что идиот? Сколько у него войска на границах — тысяча, две, пять? Стояровы ворота, Зарничий Перевал, Солнцево Знамя, Волчья Пасть — дружины разделены по этим четверым пунктам — он готовится к какому-то маневру? Или так самоуверен? Я уже сейчас выставил против него тьму20 войска! И он прекрасно знает, что это не предел!

Еще вчера вернулись направленные загодя вороны — островитяне Северо-запада готовы поддержать нас. Суровые белоголовые великаны уже режут холодные волны своими драккарами, двигаясь по направлению к Хёргэ. Тамошние хирды насчитывают восемь тысяч секир — конунги будут рады большому походу на юг, ибо уже давно мечтают о хорошем грабеже.

Тоже можно сказать и о варварах великой степи — за моей спиной стоит исконная мощь ульфгантов и конных змей21.

И у меня хватит авторитета в Заголосье, чтобы поднять весь этот раздольный лихой край на войну с царьком — именно мне наемничьи земли обязаны своей свободой и туда уже отправлены посланники. Если бы еще Горные кланы на границе Царства и Республики Балбараш, прекратили свои двойные игры и встали на мою сторону...

Глупец Яромир даже не представляет, с кем связался! Ему не помогут и волхвы с их молитвами-заклинаниями!

— Мы по-прежнему не можем узнать, что происходит в Волчьей Пасти, — мягко напомнил Келькут. — Разъезды, посланные туда из Синетрии, так и не вернулись. Ровно, как и вороны, следившие за дозорными. Основные силы скапливаются в Стояровых Воротах, но двигаться по направлению к Проблеску не торопятся.

— Ловушка?

— Пока не ясно, — пожал плечами маг. — Связь с Царством очень затруднена и посланий от наших шпионов ждать бессмысленно. Одно известно доподлинно — Яромир готовит нечто большее, нежели набег или приграничная стычка. Война на уничтожение, вот что он готовит.

— Отправишь к Проблеску своих учеников-соколов да десяток божков. Устройте Яромировым страшилки, да заодно выясните, есть ли у них поддержка стихийников, — распорядился я. И тут же вспомнил. — А что с окультами? Лев ничего не сообщил?

— Ни строчки. У меня тоже нет для вас новостей, мой Дракон. Падаль появляющаяся в окрестностях городов это, конечно, симптом недобрый. И все же почему зашевелилась нежить, мы не знаем.

Он упрямо называл порождений зимней стужи 'нежитью', этот старый колдун. Называл, несмотря на то, что доподлинно известно — 'нежить' это искусственно создаваемые бродячие мертвецы. Так в Балбараше иногда называли отдельные типы големов.

Если всех этих дикиев и создаёт кто-то, то это отнюдь не маг в обычном понимании расхожего слова.

— Само их появление в летнее время уже необычно. Это исключительно зимняя нежить — рожденная в глухих мертвящих тела стужах. Откуда она появляется тоже неясно — будто прямо из воздуха, — по всему видать, что магу неприятно сознавать относительную близость неведомой и неподконтрольной нечисти. Походило на то, что они слуги Темного Властелина бессильны.

— Есть правда предположение, — меж тем продолжал Келькут, задумчиво перебирая звенья нашейной цепи. — Балки, пещеры, дольмены и другие, естественные и не очень укрытия. Может быть, какие-то остатки зимней нежити пережидают лето там?

— Предлагаешь посчитать дикия медведем-шатуном? — удивился я. Маг поморщился:

— Считать так можно. Но тогда встает резонный вопрос — причина. Кто их потревожил? Мы уже разослали посланцев во все стороны света с одним и тем же заданием. Узнать, только ли в наших владениях началась такая кутерьма. Уточнить, чем обязаны, так сказать...

— Разумно, — одобрил я. А сам подумал: ' Если бы это еще имело хоть какую-то пользу'.

Ворону надоело сидеть на подоконнике и, расправив крылья, он мягко спланировал прочь по своим вороньим делам.

— И последнее, мой Дракон. Касательно покушения на вашу персону.

— Внимательно слушаю.

— Моё предположение удалось подтвердить. Заклинание явно готовилось загодя. Ему несколько сотен лет. Или больше. Возраст накидки, судя по клочку лет четыреста, никак не меньше.

— Ну и что? Это не довод — как будто вещь нельзя зачаровать...

Я запнулся, глядя, как загадочно улыбается Саламандра. Вот только глаза его были серьезны как никогда:

— Мой Дракон, боюсь, что чары на вещь не накладывались. Магию вплетали в накидку при создании — поэтому никто не смог ощутить эманаций волшебства. И самое неприятное, что я могу вам сообщить... определить, кто именно создавал вещь невозможно. Известные нам сегодня магические направления в равной степени представлены в плетении, за исключением, пожалуй, одних лишь алхимиков. Я думаю, накидку создавали с помощью какого-то по-настоящему универсального магического стиля. А таких в современном мире попросту нет...

... Гримтурсы вытянулись в рост и дружно щелкнули подошвами как заправские вояки.

— Вольно, — разрешил я вместе с верным Храном проходя в темницу. Меня не интересовал пленник с острова Харр — он, по словам тюремщиков, целые дни бессмысленно пялился в потолок. Даже к еде вроде не притрагивался. Ничего сколько мне нужно столько и проживет, пусть не мечтает уморить себя голодом. Когда достаточно ослабеет, его будут кормить насильно.

Пришлось даже на всякий случай приставить к нему лекаря и мага.

Свернув в темный неосвещаемый коридор, я не стал дожидаться нарочно отстающего Храна с факелом, а по старой памяти прошел под древними сводами, на ощупь, вставив ключ в холодную дверь из нержавеющей стали. Эту дверь мог открыть только лишь я — еду и смену одежды тюремщики передавали через небольшое задвижное окошко.

Провернул ключ дважды, прислушиваясь к сухим безжизненным щелчкам замка и, украдкой набрав полную грудь воздуха, отворил.

В освещаемой лишь голубоватыми огнями магических светцов келье содержался самый древний узник моей темницы. Самый старый, ибо он был едва ли не ровесником самого Скального Пояса Петельщика. Былой хозяин гор и мой главный враг когда-то.

В пещерной камере было прохладно, но после горячего воздуха лета холодок казался как нельзя кстати. Впрочем, даже в морозные зимы в этой келье воздух не остывал ниже положенного.

Он сидел в низком плетеном кресле, утопив босые ноги в белом меху ковра. Все-таки непозволительная роскошь на фоне общей убогости кельи. Старый, но не кажущийся слабым мужчина. Изрядно поношенная, но аккуратная одежда нисколько не походила на лохмотья содержащихся в вечном заточении пленников. У него были маленькие привилегии — я отдаю себе отчет в том, что вечность в холодном застенке не самое приятное времяпрепровождение.

Лысый и всегда гладко выбритый с аккуратным носом и строгими ломаными линиями бровей. Лишенные ресниц глаза смотрели взыскующе, но отнюдь не сломлено. Ни следа сумасшествия.

Мой приход застал обитателя темницы за послеобеденным отдыхом.

— Вечности тебе, враг, — церемонно поздоровался я, опускаясь в кресло напротив.

— Воюешь с царем? Самонадеянно, бросать вызов подлинному правителю. Ему могут помочь остальные, — невозмутимо проговорил он.

— Я всю жизнь бросаю вызовы. Уж кому как не тебе это знать?

— Пришел снова хвастать своими победами? — утомленно пробормотал мой враг. — Не надоело? За прошедшие годы мы успели обсудить все мои тогдашние недостатки и просчеты. Только ты бы не обольщался — везение не вечно. Однажды ты сам можешь оказаться в подобном гроте. И как знать, может даже в этом самом.

Меня, его заявления нисколько не уязвили. Пусть себе язвит исподтишка, прячась под маской уверенности.

— Ты бы не задирался. Тем более что слова это твоя юдоль. На большее, увы, никаких шансов.

— Шанс. Глупое современное слово.

Само спокойствие. Когда-то он был очень могучим, но я победил его и лишил силы. Хозяин гор был одним из тех архаичных существ, что носили свою мощь в волосах. Вот теперь у него не было ни волос, ни бороды. И уже никогда не будет. Огонь великолепно очищает.

— Что видел? — я рассматривал какую-то незначительную щербинку в серой глыбе свода. Пришло ощущение, что я зря сюда пришел сегодня.

— Воинов. Этих твоих в черном с отвратными харями. Они уверены в своих силах и с ними твой варвар. Этот вообще не умеет сомневаться, ибо мозгов не имеет.

— Нужно сомневаться в победе? У Яромира есть какие-то дополнительные силы?

— Земля дрожит от стука сотен копыт и поступи тысяч ног. Интересные вещи ты спрашиваешь, враг, — он ощерился, явно насмехаясь. — Могучий и всезнающий властелин, тайком спрашивает своего заточенного пленника о победах. К тебе ежедневно прилетают сотни пташек и, что же не в одном послании не говорят о победе? Нужда ко мне гонит или страх, а враже?

Несмотря ни на что, он — былой идол окрестных земель — был сильно привязан к миру. Закрыв глаза, он видел на сотни миль окрест в мельчайших подробностях. Слышал, как шуршат в своих норах кроты. Чувствовал, как ссыхается, желтея, под солнечными лучами полевая трава. И поэтому знал больше моего.

— Как там поиск твоих недоброжелателей? Пытки что-нибудь дали?

— Эти слуги оказались совершенно бесполезными, — пооткровенничал я. — Тяжело сказать что-то, если ничего не знаешь. Неприятно признавать, но золота для их семей оказалось вполне достаточно, чтобы эти паршивцы попытались сжечь мой замок!

Мы немного помолчали. Он, похоже, сожалел, что покушение на меня провалилось, а я думал, как бы потоньше вызнать у него на интересующую меня тему. В конце концов не найдя достаточно тонкого вопроса просто махнул рукой и спросил в лоб:

— Хотелось бы знать, что сейчас происходит возле Волчьей Пасти. Ты видел?

— А как же твои маги? — нагло уклонился он от ответа. — Твои вороны. Твои люди.

— Скажи, что видел ты? — уперто налегал я. — Волчья Пасть. Или это далеко для тебя? Совсем ослаб за годы в темнице.

— Старые уловки, — зевнул он. — Мне скучно с тобой, враг. Как-то ты поглупел, за последнее время...

Я, сдерживаясь, чтобы не вцепится ему в глотку своими же руками, медленно встал. Ничего я от него не добьюсь в этот раз. А пытать бессмысленно. И про снежную нежить, сиречь окультов, он если и знает, то промолчит. Или издеваться будет.

— Уже уходишь? — деланно удивился он, прикрывая глаза и откидывая голову на спинку кресла. — В этот раз беседа была невероятно приятной. И короткой, что тоже хорошо. Беспокойный ты, может дело в пророческих видениях — предвидишь собственную судьбу?...

Мне захотелось сделать бывшему хозяину гор больно.

— До встречи... отец.

Закрывая дверь, я не без удовольствия отметил, как судорожно дернулись лежащие на подлокотниках руки. Как сжались в кулаки длинные пальцы.

Замысел с кольцом Бестии был хорош. Почти безупречен. Ошибка закралась лишь в мои собственные расчеты. И теперь жгучее сожаление неотступно следовало по пятам, постепенно топясь в кисее ожидания.

Ждать. Сколько еще ждать? Покуда случай не выйдет. А когда он представится? Блажь Яромирова весьма кстати. Камень за камушком — сражение за сражением. Война. Для осуществления замысла мне нужна магическая буря — заклятье за заклятьем. До самого незримого порога; вся высвобожденная магией сила должна заполнить пространство. Окружить мои Артефакты, дав толчок.

— Великий Дракон! — ко мне со всех ног спешил молодой служка. — К вам... Вас Саламандра просит...

Он запнулся, стараясь отдышаться и вернуть себе дар речи:

— ... срочно... он на дворе...

От такого содержательного доклада, изложенного запыхавшимся, сбивающимся парнем Хран помрачнел. Старик служил мне верой и правдой, как некогда служил моему отцу. На его согбенных под тяжестью лет плечах лежала выучка всех слуг замка.

И когда внезапно кто-то из молодых наряду с расторопностью выказывал отсутствие этой самой выучки — вроде как виноватым был именно Хран. Я б ему и слова не сказал, но старик всю жизнь проживший по определенному укладу в старости закостенел в этих рамках окончательно.

Поэтому я молча поспешил наверх, а бледный от волнения служка остался один на один со свирепым старцем.

— Да как ты, олух, смеешь вот так мычать? — я успел услышать начало назидания младому поколению. — Засранец козлоногий!

Что ни говори, а у Храна талант к воспитанию понятливых и исполнительных слуг. А еще у него очень тяжелая ладонь. Это я тоже успел услышать.

Саламандра ждал меня на округлом майдане — здесь проходили собрания обитателей замка по самым разным неторжественным случаям. В обычное время людей здесь не было и слышно было только шум беспрестанно струящегося по желобам водоносной системы Дасунь-крепости потока. Ну и редкую брань снующих с коробами носильщиков — кладовые Цитадели были неподалеку.

Плечом, опираясь о деревянную балку бревенчатого навеса, волшебник молча обратил моё внимание в небесную высь. Я полюбовался белым облачным рисунком, отметил необыкновенный хоровод Драконьих Воронов. Птицы взялись кружить с возмущенным карканьем вокруг одной из своих зависших на месте товарок.

Странно. Присмотревшись к машущему крыльями существу, я пробормотал:

— Это вообще что такое? Однако какая наглость!

Зажатое в кольцо существо могло сойти за ворону только очень издали.

— Определить породу этой мерзости я не возьмусь, — нейтрально сообщил Саламандра. — А вот магический флер запросто. Слишком уж часто мы с ним сталкивались прежде. Потому и взял на себя смелость, разрешив подпустить эту пакость ближе, мой Дракон.

— Хм. Ну, если уж допустил, то разреши ей приблизится.

Экономный пасс и кольцо воронов неохотно распалось, открывая дорогу твари. Та радостно пискнув, снизилась, позволяя разглядеть себя во всей красе.

— Саламат серьезно болен. Это неизлечимо, — с вздохом констатировал я, не скрывая своей брезгливости. — Его опыты над живыми существами, должны вызывать отвращение уже у алхимиков!

Больше всего существо напоминало дикую противоестественную смесь летучей мыши и совы. Перепончатые крылья, темный меховой воротник и совиный клюв. В своих похожих на обезьяньи лапах тварь цепко сжимала кожаный тубус. Запашок, исходящий от посланца был просто одуряющий — смрад как в пещере волка-людоеда.

— Не приближайся ко мне, — рявкнул я, сдерживая желание зажать нос. Как ни странно тварь поняла и замерла в нескольких саженях от нас, трепеща крыльями. — Послание давай!

Тубус упал на подставленную старческую ладонь Саламандры. Сломав печать, он вынул коричневатый свиток и, не читая, передал мне.

'Любезный Дракон Триградья! Несказанную радость доставляют мне слухи о вашей расторопности! Воистину только лишь непредсказуемость горячо ненавидимых нами способна одновременно удивлять, злить и восхищать!

Я в полной мере оценил ваш неожиданный отъезд с пресловутого Черного Схода и с прискорбием признаю, что зря в такой спешке отправлял туда своих слуг, для передачи моего личного послания. Из уст в уста. Но ничего не бывает напрасно — у меня появилась возможность в скором времени самолично повидать вас.

Рассчитываю не позднее чем через луну войти под своды Цитадели в качестве почетного гостя. И в связи с этим могу порекомендовать вам — готовить места для гостей. У меня будет большая свита. Как вы понимаете, все это от больного тщеславия — но не моего, конечно же. Просто царь Яромир Славный, как и многие другие венценосные особы не любит путешествовать в одиночку.

Рекомендую вам уведомить собственных слуг, что у них отныне есть два пути. Либо они будут служить на празднике в честь нашего визита, либо... как писали мудрые — молодые могут умереть, а старые должны.

Чувствую, как сильно вы предвкушаете наше скорое свидание.

Прошу только не рвите письма. Я понимаю ваше бедственное положение и поэтому разрешаю, если захотите использовать оборот для написания ответа.

Очень жду нашей встречи.

Саламат Вахрсагэр будущий Повелитель необъятной Ойкумены'.

Я оторвал взгляд от затейливых черных письмен и взглянул на летучее отродье. В зеркальных бусинах ненормально больших глаз отражались мы с Келькутом. Вахрсагэр, значит. Хм. Сдается мне это старая речь Эрц.

— Саламандра. Что означает слово 'вахрсагэр'?

— Э-э... — вопрос застал его врасплох. Келькут яростно заскреб бороду. — 'Саг'... знаток... нет, кажется, друид... а 'Вахр'... нет, 'эр' означает превосходство. Вахрсагэр... получается что-то вроде Черный друид. Это если дословно, — принялся он объяснять. — Но вот если это применять как имя собственное, то скорее даже Черный Создатель. Причем черный означает не цвет, но уровень изначального мастерства. Черный — подлинный, первый, настоящий. Вроде как равный по своему умению творить, Создателю мира.

— Саламат не страдает от избытка скромности, — подметил я. — Тоже мне Царь Царей. Да и с лаконичностью изложения у него огромные проблемы. Сколько пустых слов долженствующих объяснить мне, что на Черном Сходе готовилось очередное бездарное покушение. Как будто я не знал.

Единственной заслуживающей внимания новостью был союз этого убогого и царька. Рассчитывают победить меня вдвоем? Зато теперь я могу примерно сказать, кто сейчас выжидает своего часа в Волчьей Пасти. Ну не кретин ли — раскрывать свой план заранее?

Летун пронзительно запищал. Без сомнения в этом извращенном теле живет разум подобный человеческому. Тварь интересует, буду ли я отвечать на послание.

— Интересная зверушка, — задумчиво протянул я. — Напомни, Саламандра были у нас подобные гости раньше?

— Да нет вроде бы... — неуверенно нахмурился маг. — Это первый.

— Ага, — меня известие обрадовало. Оно подтверждало одну мою догадку. — А нет ли на нашем гостюшке какого-нибудь 'поводка'?

Тварь, услышав последние слова, сердито заухала и попыталась подняться выше. Но взвихрившийся порыв ветра легко смел крылатую бестию в сторону, и стал прижимать к земле, не давая подняться.

Сторожевые заклятья Цитадели работали безупречно. Кроме того, ветер относил смрад, исходящий от существа в сторону.

— Не ерепенься, — посоветовал я, глядя на тщетные попытки повизгивающего посланца убраться куда подальше. Направленная на тварь ладонь мага мелко задрожала. Вокруг мехового ворота летуна проступило дымчатое подобие ошейника с раздраженно извивающимися черными щупальцами.

— Есть. Его определенно вели в сторону Цитадели, — шумно выдохнул Келькут. — В шкуру ублюдка зашит артефакт-якорь. Подобные штуки Саламатовы алхимики уже давно придумали для работорговли.

— Замечательно. И как далеко 'ловцы' этой птахи? — я не сводил глаз с припечатанной к площадке твари. Не имея сил подняться, она медленно ползла по земле, цепляясь лапами и острыми крючьями на крыльях.

— Я не силен в поиске, — признался маг. — Но можно найти, у нас есть талантливые 'друидисты'22. Дело десяти минут.

— У меня тогда только один вопрос. Обязательно ли сохранять жизнь этой бестолковой поделке спятившего алхимика?

Тварь истошно заверещала, изо всех сил заработав крыльями. Келькут без суеты извлек из складок своего плаща тонкую веточку, испещренную вязью крохотных рун. Сухой треск и один обломок ветки безошибочно угодил прямо в пернатое брюхо уродца. Режущий уши вопль умолк, точно отрезанный ножом. От вспышки холодного сводящего судорогой глаза света я крепко зажмурился, сквозь зубы поинтересовавшись:

— Какого блазеня, Келькут? — от удивления я даже имя перепутал, но маг не подал виду. — Волшебные фокусы в твоём исполнении меня здорово удручают...

— Мой аркан, — с гордостью объяснил Саламандра, когда свет угас и моему настороженному взору, предстала кучка порошка неопределенного цвета. Над ней выступали худые кости скелетика летуна. — Живая плоть перерабатывается в течение считанных терций. Лишнее доказательство тому, что атрибутивная магия отнюдь не устарела, а жива и здравствует, мой Дракон. Вы были совершенно правы, держать живьем эту гадость нам не стоило. Вполне достаточно иметь...

Он размашисто подошел к праху и без всякого почтения к останкам, поворошив рукой кучку, достал оттуда маленький черный шарик — похожий на крохотный кусочек угля.

— Вот этого вполне достаточно, мой Дракон, — продемонстрировал он зажатую меж пальцев находку. — Теперь дело за малым...

— Хватит разглагольствовать, — оборвал я начинающуюся лекцию прикладного магического следопытства. — Ищи своих талантов. И... Хран!!!

— Иду, мастер, — донеслось из глубин Цитадели. — Уже иду!

— Можешь идти в обратную сторону, — разрешил я. — Скажи начальнику охраны, чтоб готовил мой почетный эскорт. Я хочу прогуляться!

Снежно-белый конь по имени Мрак несся по вольным просторам Триградья. Не так часто позволялось редкому зверю ощутить столь желанную волю и большие усилия требовались, чтобы сдерживать бешеный галоп, на который норовило сорваться животное. Тряслась земля под копытами скакуна. Едва поспевала следом вереница всадников; мы оставили позади Бастионы и вырвались из зачарованного леса. Мелкая лесная нечисть спешно убиралась с пути, втягивая свои ловчие снасти.

Двадцать конных Драконьих Призраков и трое магов во главе со мной летели на встречу с Саламатовыми 'ловцами'. Высоко в небе высматривали незваных гостей птицы. Дикая охота!

Мы летели среди рядов ольх и вязов, вдоль заросшего камышами и мхом ручья.

— Великий Дракон! — перекрикивая шум гудящего в ушах ветра, обратился ко мне маг-следопыт. — Они уже близко! На той стороне.

Шарик-жемчужина в его руке сверкал дерганным злым светом. Подтверждая слова рыжего длинноволосого мага, заорали, снижаясь, вороны.

Вздымая копытами радужно блестящие водяные брызги и разметывая окатыши, Мрак в два скачка перелетел струг, помчавшись вверх по тенистому склону с вершиной усеянной зелеными горецами.

Там наверху я придержал вздыбившегося Мрака и, дожидаясь с треском ломящихся через камыши всадников, осмотрелся. Конь зафыркал, вертя гривастой головой — к чистому воздуху сейчас примешивался отчетливый запах дегтя. На обогретом катящимся к закату солнцем лугу располагались дегтярня.

У коновязи нетерпеливо рыли грунт пять лошадей. Прямо возле закопченного угла под голубятней навзничь лежало тело. А это, стало быть, дегтярь. Кроме того, возле входа в дегтярню явственно виднелся кровавый след.

От злости у меня скулы свело. Эти наглые сволочи смеют убивать людей в моих землях! Они убивают моих людей!

— Реваз, — молчаливый командир Призраков развернул ко мне своё невыразительное лицо, поросшее жесткой седой щетиной. — Достаньте мне их оттуда. Хотя бы один должен быть жив. Я хочу поговорить.

И в эту самую секунду на подворье вышли двое. Серо-зеленые накидки с капюшонами — одежда егерей, охотников и разведчиков. Скорее последних — уж больно недвусмысленными казались мне чешуйчатые кольчуги и длинные мечи на поясах.

Реваз вскинул вверх руку и отцепившие от седельных лук арбалеты Призраки взяли парочку на прицел.

Стоявший ближе к двери попятился, получил четыре или пять болтов в тело и, перецепившись через стоящую у порога кадку, упал. Второй, не растерявшись, громко свистнул и бросился к коновязи. Приняв в грудь два болта, он упорно пытался развязать слабеющей рукой непокорные поводья. Да так и сполз, судорожно цепляясь за столб. Вырвавшаяся на свободу лошадь, громогласно заржав пронеслась мимо голубятни и легко перепрыгнув невысокий плетень исчезла в густом кустарнике. Её товарки нервно вырывались

Призраки не стали перезаряжать арбалеты. Вместо этого шестеро из них спешились и, обнажив оружие, пошли к дегтярне. Им навстречу вывалилась остальная троица 'лесников'.

Без колебаний и сомнений они приняли бой. Один из них резко выпрыгнув вперед, прочертил длинную кривую загогулину своим мечом. Это была ошибка. Разделившись, Призраки, зажали огрызающихся 'лесников' в клещи и быстро оттеснили под стену. Первого напавшего ударили одновременно с двух сторон, метя в разные места. Он сумел отбить только один удар — в предплечье. Попытался уклониться, но соревнование в скорости явно выиграл мой Призрак. Удар, нацеленный в печень пропорол бок врага, высвобождая потеки черной крови и 'лесник' отчаянно вскрикнув, осел в траву.

Его товарища в это время уже пришпилили к стене, как бабочку нанизав на острие. Не много же умели эти наглецы.

Последний затравленно озирался по сторонам ища лазейку между суровыми темными фигурами, подступающими с разных сторон. Он нужен был живым. Но считал по всему иначе.

— Акклих! — неожиданно громко завопил он. — Акклих!

И на этот безнадежный крик, как ни странно, отозвались. Дверь с шумом распахнулась, и на пороге возник очередной персонаж трагедии разыгравшейся на подворье дегтярни. Да такой, что талантливый маг-следопыт привстал на стременах и громко выругался.

Тощий с непропорционально длинным хребтом он передвигался подобно ящерице, низко припадая к земле. Серая растрескавшаяся кожа и недлинные шипы, подобно иголкам усеявшие плечи, загривок и лопатки существа. Человеческое некогда лицо, выглядело весьма непривлекательно. Очень сильно вытянутая нижняя челюсть с двумя саблями клыков. С которых капала пена. И зеркальная пленка, затянувшая глазницы.

Я в очередной раз помянул про себя Тьму и полоумного Саламата.

— Реваз. Я передумал. Убить всех... и это вот тоже.

— Заряжай, — махнул рукой главный Призрак, удерживая гарцующего под ним коня. Выползая на зов тварь, беспокойно оглядывалась то на ближнюю шестерку Призраков, прижавших её товарища, то на восседающих ни скакунах всадников. Решала, должно быть, кто более достоин её внимания.

Из всех присутствующих наиболее благоразумно вели себя кони 'лесников' испуганно дергающие поводья. Нашим же натренированным скакунам на серое чудовище было совершенно наплевать.

— Это что вообще такое, — уязвлено, пробурчал позади следопыт. Недолго думая он соскочил с коня и, вооружившись заимствованным арбалетным болтом, принялся что-то рисовать на земле, поглядывая на чудовище. Ну да — он же талантлив непосредственно в магии друидов — а это рунные вязи заклятий. Два других мага приготовились защитить меня.

И вот тут то нервы позабытого в пылу ознакомления со зверушкой 'лесника' не выдержали и он, срываясь, истерично выкрикнул:

— Акклих, убей их всех! — один из Призраков, вроде бы потерявший к парню интерес рубанул того по горлу. Но было уже поздно. На редкость несвоевременный крик нарушил наше хрупкое взаимопонимание и Акклих решил таки продемонстрировать все достижения Саламатовых бестиологов.

Прыгнув ловко и быстро — куда девалась 'ящеричная' неторопливость — тварь приземлилась в полушаге от одного из Призраков. Мой охранник, не мудрствуя лукаво попытался разрубить череп погани.

Меч застыл пойманный в тиски когтистой лапой. Длинные как спицы когти легко держали оружие за лезвие, в то время как второй лапой монстр ударил Призрака в живот. Доспехов мои телохранители не одевали, чтоб не перегружать коней. Но я не уверен, что даже панцирь сумел бы удержать удар этих когтей — уж больно пакостно они выглядели. А куртку с нашитыми на ней защитными пластинами тварь похоже даже не заметила. Пробитый насквозь Призрак болезненно вскрикнул и повалился на траву корчась, прижимая к ране руки и поджимая ноги.

— Атака! — скомандовал Реваз и Призраки разрядили арбалеты. К сожалению, почти все болты прошли мимо — бестия, припав к земле, буквально проскользнула под смертельным валом. И тут же окровавленной лапой снесла голову второму Призраку.

Ругаясь на чем свет стоит четверка охранников брызнула в рассыпную, стремясь избегнуть свидания с напрочь безумным существом. Акклих по-медвежьи взревев, ринулся за ближним, повернувшимся спиной воином. Сбежать от чудовища, легко перепрыгивающего четыре сажени, человеку было невозможно.

Но Призрак и не собирался убегать. Едва чудовище коснулось лапами земли позади него, тот, изворачиваясь в усиленном за счет разворота рывке полоснул гадину по башке. И тут же отпрыгнул, уклоняясь от смертоносного размаха когтей. В эту самую секунду еще один призрак в длинном текучем выпаде пронзил заднюю лапу существа, своей недюжинной силой вгоняя клинок глубоко в землю. К сожалению, он не сумел вовремя уклониться, и вторая конечность твари угодила воину прямиком в грудь, легко швыряя его о стену дегтярни. Он пробитой мечом лапы поднимался вверх сизый дымок — по всей видимости Призрак успел применить что-то из небогатого арсенала магических трюков. Чудовище, визжа и размахивая передними конечностями, пыталось вырваться, но только расширяло кровоточащую рану. Трое оставшихся в строю Призраков медленно, как опытные охотники обходили гадину с разных сторон.

И тут маг-следопыт, наконец, окончил свой урок чистописания. Выглядело это весьма впечатляюще — трава под монстром и вокруг него неожиданно начала сочится зеленым ядовитым дымом. Или чем-то на дым похожим — Призраки, ругаясь, спешно отскакивали подальше от опасной зоны — жгуты дыма проходили тело бестии насквозь, оставляя глубокие сквозные раны. До моих ушей донеслись глухие низкие, стелящиеся от земли стоны. Тварь визжала так истошно, что потревожила даже стайку птиц снявшихся с деревьев недальнего леска — в необычном дыму и фонтанах черной дымящейся крови её агония была крайне недолгой.

Струи дыма насквозь прошли тело бестии и растворились в воздухе, оставив почерневшую, точно выгоревшую траву и залитую кровью мертвую тушу.

— Впечатляюще, — признал я, когда подчинившиеся приказу Реваза бойцы осторожно проверяли бестию. Она была мертва как колода. — Весьма впечатляюще, молодой маг. Что это было? Магия друидов?

— Да, Великий Дракон, — следопыту была приятна моя похвала. — Духи травы беспощадны в гневе. У друидов такое запрещено без крайней надобности.

— Ну, ты то, хвала Тьме, не друид, — хмыкнул я, подумав:

'Надо будет узнать у Саламандры поподробнее о мальчонке. Из него может быть толк — особенно если он владеет не одним лишь друидским волшебством. Если так, то воспитание магов-универсалов уже не за горами'.

Двое Призраков после столкновения с загадочным существом оказались мертвы. Еще один — лягнутый в грудь — отделался сломанным ребром и сильным ушибом.

— Славно поохотились, — разглядывая убитых, заключил я. — Даже узнали кое-что новое.

— Мой Дракон. Может, стоит эту пакость сжечь? — предложил Реваз, щурясь от ярких солнечных лучей. — Неизвестно ведь, что она еще может и мертва ли совсем...

— Ни в коем случае. Мы и в самом деле не знаем, что это такое. Но имеем шанс разобраться. Поэтому я хочу, чтобы эту тушу привезли в Цитадель — пусть господа маги меня приятно удивят. Версты за полторы к востоку должен быть рабочий поселок — раздобудьте телегу и живо!

Я поморщился, глядя с какой неохотой, восприняли такой приказ воины. Возиться с покойным Акклихом им совершенно не улыбалось. А ведь очень скоро им, может быть придется тесно общаться с десятками, а то и сотнями его живых собратьев.

Должно быть, таким был истинный смысл послания Саламата. Не ехидные намеки, но наглядная демонстрация двух достижений его алхимиков.

Саламат открыто заявляет, что его уроды легко превзойдут мои войска в грядущем бою. Ну-ну.

Глава 5

'... стоит обратить внимание еще на одно отличие Темного Властелина

от какого-то захудалого князя, дожа, царя или императора. Война. Отношение и ведение. Война для Вас не должна быть обычным способом обогащения,

или самоутверждения! Такой мотив достоин грязного оборванца, по ошибке заполучившего власть.

И уж конечно порицания заслуживает возвышенный повод ведения войн! Вы

Темный Властелин или кто? Для большей части народов неплохо было бы разжиться

лицемерным 'официальным поводом' — поучитесь на примерах 'добрых королей'.

Но перед настоящими врагами — правителями этих самых народов Вы вообще не должны оправдывать начало войны!

Никогда и не перед кем! Пусть все ваши враги дрожат от вашей непредсказуемости,

гадая, когда же вы можете ударить, а обычные люди пожимают плечами, не в состоянии сообразить за правое ли дело борются они сами.

Поверьте — это очень сильно действует на их нервы и способность к защите...'

Темный Властелин Грай 'Дракон' Триградский

'Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом' (рукопись)

По зеленой лощине шли войска. Сотни ног приминали траву и топтали землю. Скрипели, оставляющие за собой глубокие колеи повозки. Фыркали кони. Зычно покрикивали седобородые сотники, оглядывающие ровные ряды блестящих чешуйками броней мечников. Мягко вышагивали шеренги лучников с надвинутыми от солнца капюшонами и заброшенными на спину гнутыми луками.

Тысячеглавую змею войска венчали четверо воевод, оседлавших огромных гордых жеребцов.

'... в общем как на смотре или каком-то параде шуровали эти петухи железками обвешавшиеся. Не хватало токмо холопов с корзинами роз, чтобы, значит, усеивали лепестками путь олухов...'

Вторая половина дня уже постепенно подходила к концу и синеющие тени выстроившихся рядами кипарисов и грабов становились все длиннее. Обласкавшее за день земли и воды солнце кренилось к грани окоёма, поигрывая на широких серпах вознесенных к небу копий. Долгий дневной переход вглубь вражьей земли был позади. Армия неудержимо шла на север, обходя стороной небольшие крестьянские села и городки. Строгий приказ и личный контроль бояр-воевод удерживал готовящиеся к бою войска от любимой забавы благородных защитников Царства.

'... грабить, жечь, баб насиловать да поселян гонять они не стали. Уж больно трясется Яромир, что дружину задержав не смогет до Грейбриса ко времени подойти...'

Несмотря на опасения командиров и ожидания ратаев за целый день злобный хозяин этого кажущегося столь беззаботным и лучезарным края так и не показал свою гнусную личину. Не преграждало путь к сердцу измученной пятой тирана земли мрачное воинство злодея, где по слухам рядом стояли продавшие души предатели, отвратительные разбойники, злобные нелюди и даже бесплотные, призванные черным чародейством, духи. Зоркие конные дозоры, рассылаемые во все стороны, не видели никого кроме перепуганных людей со всех ног бегущих прочь при одном лишь виде конников.

'... пока эти дети безрогих коров с лихим свистом гонялись за нашими углежогами, дегтярями, пастухами и лесниками, не отказывая себе в удовольствии поджечь мельницу или поле, остальные перли мимо наших секретов, даже и не подозревая, что все время остаются на виду. Уж, поверь, если бы не Твой строгий наказ у этих беспечных говнюков давно бы земля под ногами загорелась...'

Лишь когда милостью Ярхи Рыжий Всадник Солнце канул в пучину за краем мира, уходя на покой, колонна войска остановилась. Место для ночлега было очень удачным — обширный луг, прикрытый от восточных степных ветров поросшими мхом и лесом холмами. Прибывший с востока небольшой отряд легковооруженных всадников привез начальству письмо от Второй наступательной армии. Тайно радуясь близкому ночному передыху, воины спешно разбивали лагерь — споро и умело ставились походные шатры, раскладывались костры, приводились в порядок уставшие кони. Из телег доставалась провизия — царь не поскупился, явно желая уберечь несчастных жителей Триградья страдающих под гнетом алчного Дракона, от дополнительных хлопот.

'... как на какую-то загородную прогулку выбрались вояки мать их. Городки стороной обходили — к Проблеску даже гонца не высылали. Стало быть, думают, мол, всех объегорили. А ночь они, поверишь ли, встречать собрались у Подземной Топи! Отряженным с нами чародеям стоило большущих усилий убедить Топлу не превращать лагерь Яромировых в кровавый котлован. Такие суеверные и пугливые при виде мрачных болот или гнилых лесов они даже не соизволили головами подумать — какой Тьмы 'лужок' выглядит совершенно диким, если неподалеку содержащие тучные отары хуторяне...'

Выставленные караулы и разъезды тщательно осматривали окрестности — на севере в темно-синий бархат небес уже врезались грубые очертания скальных вершин. Где-то там, среди унылых серых громад, пряталось черное логово страшного чудовища — там засел сам Дракон Триградья.

И все же уверенность в себе не покидала людей — их было много, они все знали толк в бою. С ними же шли две дюжины мудрых старцев — волхвов. Темный Властелин давно гневил милостивых Богов своими подлостями и вот, терпение у кудесников лопнуло. Они смиренно согласились отправиться в благородный поход на проклятую землю и очистить её от скверны. За пару часов плотники им смастерили небольшой алтарь в центре лагеря, где мудрецы тут же принялись молить о победе над злом.

'... хорошо еще, что у волхвов туговато с обнаружением духов. Они окружили стоянку какой-то магической дрянью, не подпускавшей наших лазутчиков. Вот только если бы не Твой наказ хрен бы им магия помогла — Топле разок пастью щелкнуть, только волхвы бы и остались. А страшилки ночью мы им все едино устроили...'

Как выяснилось, Божьи служители не зря с войском пребывали. Едва только укрепилась ночь в своих правах, и вознес хвалу Семарглу дым многочисленных костров, как начала твориться форменная блазеневщина. Вдоль горизонта, там, где должен был располагаться Грейбрис, гуляли мертвенно-бледные огни. Разгулявшийся ветер со свистом носился в небе и под изумленными взглядами воинов срывал с небосвода звезды, дерзко меняя их местами. Мало того! Выяснилось, что здесь — в землях Триградья — звездное небо имело совершенно иные очертания! Не иначе как шутки самого Дракона, однако ж, почти все известные созвездия насчитывали больше звезд, чем полагалось бы! Громко и противоестественно скрипели деревья на холмах — ухали сычи, страшно кричали диковинные черные птицы. Все понимали, что это слуги Дракона, скрипя зубами от бессилия, пытаются запугать честных людей и уберечь шкуру их повелителя. Но все же не раз и не два приходилось мудрым волхвам являть свою мощь порождениям мрака — небо освещали золотистые молнии и снопы Священного огня, вихрем разлетающегося окрест распугивали блуждающих в ночи чудовищ. Воины украдкой молились Семарглу и покровителю ратного дела Ерозу.

'... ох, и навеселилась же твоя нечисть, а с нею и мы! Эти олухи долго свои подштанники отстирывать станут теперь! И, кроме того — шесть раз на наши действия волхвы отвечали условным заклинанием — значит в этой колонне шестеро присягнувших Тебе. Еще трое, насколько мне известно, двигаются в составе трехтысячного отряда от Солнцевого Знамени, навстречу нашим степным друзьям. Уж не знаю, зачем Тебе это все надо, но я удерживаю свои войска от нападения. А зря. Чтобы Ты не задумал по мне добрая сталь завсегда лучше чародейства — может не надо нам их подпускать к Цитадели?..'

Я зевнул и, не глядя на запнувшегося писца (из-за войны весь мой Совет был занят, и поневоле приходилось допускать до некоторых тайн служителей более низкого ранга) пробормотал:

— Иногда не меньше служит Моей воле тот, кто вынужден просто стоять и смотреть. Льву тяжело это понять.

Писец поправил берет и отложил донесение в сторону. На заваленный бумагами стол, откуда тут же было выужено новое письмо:

— Биргер Риттрэнский начальник Танцевальни...

Я откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову, и сладко потянулся:

— Дальше... — Тощие Паяцы и Мертводелы не могли спокойно ждать. Гарнизон Танцевальни раз за разом слал мне различные тактические планы, призванные обеспечить нам перевес в войне с Яромиром. Вещи писались надо признать очень грамотные — но все они шли в разрез с моим основным Планом. И если для Льва мой приказ неизменно был 'Ждать!', то Биргеру я уготовал готовиться к осаде со стороны воинства Волчьей Пасти. — Эйстерлин Третий наместник Грейбриса...

— Дальше...

— Крэйган...

Ага. Этот живчик имеет под своим началом пять сотен отличных лучников с луками шесть футов в высоту, которые бьют почти на пять сотен шагов и пробивают латы Балбарашского тяжелого конника. Да и вооруженная кистенями тысяча пехоты весьма убедительное дополнение к моей армии. Этот дисциплинирован и удивительно безынициативен — зато в рамках поставленной задачи незаменимый тонко продумывающий ходы исполнитель. Его письма — сухие отчеты и уведомления, их следует читать, но отнюдь не в первую очередь.

— Дальше...

— Цекут...

— Тоби, скажи, ты представляешь себе силу удара ста тридцати фунтового литого шара снабженного для удобства шипами? — секретарь поперхнулся и настороженно взглянул на меня. Виновато пожал плечами, по-черепашьи вжимая шею:

— Нет, Великий Дракон, — перепугано заверил он.

— Вот и царские дружинники так же. Но они то уверенны, что кистени это то наибольшее, что им будет противопоставлено в этой битве.

'Вы все жметесь. — Подумал я. — Жметесь и думаете, почему я не отвечаю на удар. Почему позволяю беспрепятственно топтать мои земли этим недоноскам. Вы думаете, уж не сошел ли я с ума? Я, который всегда был на шаг впереди своих соперников. Вы думаете — уж не боюсь ли я поражения. Нет ли у них какого-то тайного оружия, вот что вы думаете. В черных залах моей Цитадели витает ваша неосязаемая тревога. Она подобно древним духам старательно пялится из всех углов. Так и должно быть. Именно так, мои слуги. Я не буду воевать. Они придут к моей Цитадели. Наивные — они идут на суд! Я буду карать, и миловать — эта сцена войдет во все анналы истории как начало новой эпохи!..'

— В-великий Дракон, — не дождавшийся от меня наказа листать письма дальше секретарь успел прочесть несколько строк и теперь смотрел на меня с плохо скрываемым страхом.

— Что такое?

— Предводитель Косарей Цекут сообщает о потерях вследствие нападения на гарнизон. Четыре десятка убиты и еще две дюжины раненых. Со стороны нападавших убито пятнадцать человек...

— Странно. Мне всегда казалось, что Косари не зря носят своё прозвище. Неужто я ошибался? Выходит их надо переименовать в Чучела? Предводитель Цекут там не пишет, какая причина такого разгромного соотношения потерь? Стены гарнизона рухнули под действием чар? Или всех поразили бьющие с неба молнии? Он там нигде не пишет, что готов сложить голову и чин? Ежели нет, то готовь перо сейчас же! А если все же пишет, то хочу, чтоб письмо с приказом о его снятии легло на этот вот ажурный столик в течение получаса!

Писец смущенно потер переносицу:

— Э-э, Великий Дракон. Судя по написанному Цекут м-м имеет гм... причину...

В холодный предутренний час на высокой, схожей с исполинским насестом, дозорной башне происходила смена караула. Ритуально приветствовав сонных и уставших сослуживцев зябко кутающийся в плащ Дальгерн вяло огрызнулся на сальную шутку в свой адрес и занял пост. Слушая, как ловко барабанят на скрипучей лестнице шаги караульных, он тоскливо вздохнул, привычно осматривая окружающий ландшафт с высоты птичьего полета.

— Говорят, после позавчерашней зарубы в степи дозор видел возле Волчьей Пасти какую-то гадь, — охотно поделился свежей сплетней глазастый Морэк. — Не человек, но и не животное. Клыкастое, когтистое как заморский тигер. Прямо вдоль стен как ящерица шастало — а меж зубцов сверху на него старик весь в белом поглядывал!

— А в воротах, наверное, Ярха маячил? И кто ж тебе такие враки рассказывал? — усмехнулся Дальгерн. — К Волчьей Пасти даже Драконьи Вороны приблизится, не могут, а тут эв-ва! Герой! Чудище он видел! Да мы сами для царевой шайки чудища!

— Эк ты заговорил, — рассмеялся Морэк, поднося к носу табакерку. — Прям отец-командир наш!

С шумом втянув воздух, он поморщился и звонко чихнув, продолжил:

— Да если и стоят в Волчьей Пасти такие вот монстры, что тогда? Ну, попрут они на нас, своими когтями стальными. Да один маг Великого Дракона, небось, десяток таких ящериц не сходя с места, положит. Хе-хе.

— Может статься, — согласился Дальгерн. — Эх...

— Да что случилось-то? — напарника уныние Дальгерна здорово покоробило. — Не выспался... или в прошлом увольнении недобрал. Если последнее то тоскуешь преждевременно, седмица скоро кончается — погуляем!

— Как сказать, — буркнул караульный, скребя гладковыбритый подбородок. Устав требовал от служащих делу Великого Дракона опрятности. — Драчки эти... Царство огрызающееся, хоть и не слышал я, чтоб по Триградью глашатаи весть о войне носили. А война меж тем идет — слыхал, что на построении Цекут болтал про военное положение и постоянную готовность? Видал, как блестят на солнце остроконечные шлемы наших 'друзей'? А как свистят возле ушей их стрелы, когда сталкиваешься у суходола? Увольнение... где гарантия, что оно вообще будет это увольнение.

Внизу над самою землей стелился густой утренний туман, скрывающий траву и камни. Молочное море неторопливо накатывало, размеренно поглощая кустики с чахлой растительностью. Ниже, смотровой башни перекликались дребезжащие голоса. Большинство из них были знакомы Дальгерну — такие же бедолаги, дежурящие ни свет, ни заря, пока 'настоящие' Косари спят сном младенцев.

— Тьфу ты, что за упадничество! — рассердился обычно беззаботный Морэк. — Ну, война так война! Не нам же воевать — тот же Цекут говорил, что основной удар придется западней. Нам за стенами сидеть, да пощипывать военные обозы!

— В том и дело. Какая-то нелепица — не мы нападаем, а на нас нападают! Мы ж темная рать! По мне лучше в бою мечом звенеть, чем вот так среди ковыля да полыни отсиживаться.

— Да ты, приятель, совсем умишком двинулся, — фыркнул Морэк. — Мечом звенеть! Это дело Косарей, Тощих Паяцов... городских дружин, в конце концов! А я лично не слишком хочу шкурой рисковать — моё дело караулить, да всякий сброд отгонять. И тебе бы не забивать себе голову высшими материями. От них с желудком неприятности могут приключиться, точно тебе говорю!

Но сказанное вслух задело его — омрачившимся напарником Дальгерна, определенно овладели дурные предчувствия. Еще не страх, но уже ожидание чего-то непоправимо близкого реяло в по-осеннему холодном воздухе. Морэк чихнул и отвернулся к смотровому окну.

— И было б, что с вестниками... — услыхал он шепот неуёмного паникера. — Не приходили б совсем иль обычная для сложного времени задержка. Можно было бы самим что-то делать... думать за себя. Воевать. А так каждый день это воронье здесь носится. Сидим как мыши в амбаре.

— Хватит! — резко оборвал Морэк. — Тошно слушать! Учти, приятель, я об услышанном молчать стану. Да за весь гарнизон не ручаюсь. А Цекутов норов сам знаешь — сперва он тебе пятки для излечения от трусости прижжет да по спине отхлещет, а потом только... эй!

Последний вскрик явно не касался Дальгерна. Караульщик нехотя обернулся, непонимающе посмотрев на спину приникшего к оконцу напарника.

— Глянь-ка...

Выглянув из-за плеча Морэка, он сначала не понял, что так удивило толстяка. Из клубящегося полотна тумана выныривали человеческие фигуры. Просто вставали, словно до этого ползли к крепости на животах, под прикрытием марева. Три. Семь. Одиннадцать. Тринадцать.

Дальгерн зачарованно смотрел, как вытягиваются далеко внизу необычайные похожие на закованных в броню воинов существа. Кажущиеся с высоты башни карликами, они были выше любого смертного — почти девять локтей в высоту. Затейливые серые доспехи, не оставляющие на виду даже мельчайших частей тела сливались с туманом. Дикии. Но не они одни. Черное существо почти незаметное на фоне металлических гигантов, задрав голову, встретилось взглядом с глазами Морэка.

Дальгерн вздрогнул, сбрасывая наваждение в тот миг, когда его напарник тяжко застонал. Испугался? Осторожно тронув стража за плечо, Дальгерн едва удержал тяжелое тело от падения. Морэк беззвучно опустился на пол.

— Мо? — не понимая причины слабости сослуживца, караульный заглянул в безвольно поникшее лицо. Он служил совсем немного времени и потому участвовал в малом количестве боев. Видел не так много крови. И был совершенно не готов к открывшемуся зрелищу.

Крик, царапая пересохшее горло, вырвался наружу жалким всхлипом. У Морэка не было лица. На побелевшего от ужаса стражника бесстрастно взирала сгладившаяся окровавленная маска с провалившимся носом и выгоревшими глазами.

— Иф... — пятясь и не сводя глаз со сползающего на пол мертвеца, пробормотал стражник. Он уже слышал о существе, приносящем смерть одним лишь взглядом. Но увиденное было так неожиданно...

— Ифрит, — он споткнулся и упал на спину тут же, словно опомнившись, заорал: — Суховея! Ифрит!

Кое-как, поднявшись, он бросился в угол комнаты и что было мочи, ударил в колокол. Тревога! Нападение! Враг!

Певучий звук башенного колокола раздался в унисон с ухающим тяжелым сотрясением. Будто где-то поблизости подпрыгнул великан.

— Тревога! — на стенах метались, заметившие опасность стражники. Внизу громогласно трубили 'тревогу', поднимая люд с постелей.

Дальгерн подхватил лежащий на столе лук и снова бросился к окну, с опаской отпихнув ногой покойника. Чудовищная нечисть, всегда приходившая зимой и редко когда собиравшаяся в стаи больше трех-четырех особей, сегодня решила опровергнуть разом все представления о себе.

Пятнадцать особей. Дикии уже карабкались вверх по стенам, легко сминая бронированными пальцами каменную кладку. Эти твари, несмотря на кажущуюся монументальность, оказались весьма шустрыми. Они играючи вгрызались пальцами в камень, упорно стараясь влезть наверх. А там, усилиями начальника караула уже собирались его подчиненные — давая время вооружиться, и подготовится к бою всем прочим.

— Ать... — донеслось снизу, и град стрел обрушился на железные чудовища. Вот только и Дальгерн, и лучники, и сам начальник караула прекрасно понимали, что дикия стрелой не возьмешь. Их не брала смола и раскаленный свинец. Стрелы и мечи чаще тупились о броню, чем пробивали её.

Обычно чтобы остановить подобное чудовище требовалось многократно смертельно ранить его. Или сжечь дотла. Или уничтожить магией.

Выпустив стрелы, некоторые лучники хватались за лица и бесшумно падали на камни или, переваливаясь через зубцы, летели вниз. Туда где у подножия стен застыли четыре закутанные в черные просмоленные одежды фигуры. Ифриты, иначе называемые Суховеями убивали человека одним лишь прямым взглядом. Падающие замертво тела медленно рассыпались черным подобием песка.

— Жги! — захлебываясь слюной орал начальник, не дерзая смотреть вниз. Обмотанные горящей паклей стрелы ринулись к Суховеям. Две фигуры из четырех вспыхнули как факелы. Одна упала. И в этот миг первый из дикиев достиг верха стены. С акробатической легкостью вынырнув над зубцами, он свободной рукой сграбастал первого попавшегося человека...

По стене, ширясь и нарастая, пронесся крик. Пронесся и оборвался на самой высокой ноте. Дальше Дальгерн смотреть не стал. Бросив бесполезный лук, он кинулся во двор, спешно вынимая из ножен меч.

К этому моменту на стенах уже кипел бой. Или даже скорее бойня. Спешно отступающие люди становились легкой добычей невозмутимых дикиев, легко ломавших кости и просто разрывающих тела пополам.

По лестницам уже бежали злые, напряженные копейщики. Одно из бронированных чудовищ, как раз перелезавшее бортик получило тычок трех копий и неловко взмахнув ручищами, ухнуло со стены так, что грохот покореженных доспехов был слышен, наверное, во всем гарнизоне.

— Куда прешь с этой дрянью! — рявкнул на Дальгерна с его мечом усатый десятник с бешеными глазами. — Башки лишиться? На!

Вырвав меч, он сунул в руки караульного тяжелое копье и ударом по плечу подтолкнул к стене:

— Бегом! Бегом! Шевелись, сукин сын!

Одно из чудовищ, подмяв аж четверых копейщиков, со всего маху прыгнуло на камни внутреннего двора. Ошалелого Дальгерна обдало брызгами горячей крови. Обломки камней, вылетев из-под колена дикия, ударили в шлем и плечо. Он чуть не оглох от навалившихся разом и сливающихся в неразборчивый шум криков, звона, грохота, скрежета. В пяти шагах среди мертвых тел и разбитого камня конвульсивно дергался, пытаясь встать дикий. Караульщик ни жив, ни мертв от страха, взирал на монстра — ему уже представилось, как огромная лапища сейчас вцепится в горло, без малейшего усилия ломая шею. Что-то невразумительное орал за спиной осыпанный пылью десятник. Дальгерн даже зажмурился на миг, обмирая в предчувствии смерти. Но этого не случилось. Когда же его глаза снова раскрылись, то чудовище все так же пыталось подняться, безудержно скребя лапами камни. Похоже, упав с такой высоты, монстр все же повредил себе ногу.

— Да ткни же его в башку, урод! — яростно завопил подбежавший десятник. — Дай сюда, придурок!

Вырвав из ослабевших рук копью усатый с размаху метнул то прямиком в смявшейся от удара о камни забрало чудовища. Капли черной маслянистой жидкости лишь отдаленно похожей на кровь скользнули по древку. Дикий дернулся еще несколько раз и затих.

— Вот так! — рявкнул десятник и с разворота ударил караульного локтем в лицо. От неожиданности и боли Дальгерн согнулся, прижимая руку к носу. По пальцам заструилась кровь.

— Еще раз подведешь, я тебя своей рукой кончу! — мрачно пообещал усатый. И тут же заорал: — Да не стой! Бери копье и на стену! Бегом!

В воздухе над головами с пронзительным визгом промчался черный клубок, с ходу врезавшийся в одного из дикиев и оторвавший тому голову.

— Ну, наконец-то, — с радостью закричал кто-то неподалеку. — Маги! Маги!

Седовласый мужчина в темном бархатном камзоле, только что вышедший из-за казарм, самодовольно оскалился. Возле его ног беспрестанно крутилось мелкие хвостатые существа с алыми огоньками глаз. Темные чародеи Великого Дракона при поддержке нечисти вступили в бой.

А выдирающий из мертвого дикия копье Дальгерн мысленно поклялся, что если переживет эту стычку, то при первой же возможности распрощается с рядами Драконова Воинства...

— Значит снова Окульты, — я вопреки ожиданиям писца не был удивлен. За последнее время эти отродья подозрительно зашевелились. Чего-то подобного можно было ждать. Царские войска, нагло марширующие по направлению к Грейбрису. Или если точнее, то к Дасунь-Крепости. Отряды, выступившие практически из всех аванпостов Яромира, за исключением Волчьей Пасти. Глупость какая-то. Так война не ведется — а значит Яромир скорее всего отвлекает моё внимание от чего-то. Важного. Но это не Волчья Пасть — уж больно наглядны тамошние магические запоры, не подпускающие моих сателлитов.

Саламат со своим бестиарием. Он недвусмысленно дал понять, что действует заодно с Царем. Общий враг. Но неужто ставка будет только на грубую силу?

Вот теперь Окульты. Неподвластная никому нечисть, внезапно сбивается в стайки и штурмует мои крепости. Бред какой-то.

Или...

— Ладно, Тоби. Ты продолжай осматривать мою почту, а я пока прогуляюсь, — с этими словами я быстро поднялся и вышел прочь из кабинета. Драконьи Призраки, стоявшие у дверей мгновенно составили мой эскорт.

Мог ли Саламат найти способ управляться с этой 'зимней нежитью'? И кто же все-таки подсунул мне ту заколдованную накидку. Древнее заклятье, построенное по всем канонам несуществующего универсального стиля магии. Того, который безуспешно пока пытается возродить Саламандра.

И еще одно. Почему все-таки молчит остров Харр? Их щенок уже третью декаду живет у меня, но никто даже не попытался его освободить. Или напасть на меня. А может, это я чего-то не знаю? Может то покушение их рук дело? А может, они сейчас заняты подготовкой чего-то важного настолько, что даже и не думают выручать своего?

Провожаемый почтительными и раболепными поклонами встречающихся на пути слуг я вошел в свои покои. Прочие наверняка подумали, что Дракон утомился и желает отдохнуть. Покой нам только снится.

— Мерхаджаул.

Зеркало послушно отразило заклубившийся призрак. Мой тотем во многом своим существованием был обязан именно этому предмету — зеркало стало носителем его сущности. Должно быть, поэтому дракон так неохотно беседовал со мной в отсутствии своего отражения. Да и мне, честно говоря, более спокойно наблюдать за собеседником, нежели слушать в голове бесплотный голос.

— Гроооууум! Я уж думал ты и не позовешь, — поздоровался призрак.

— Мог бы сам заявиться, ежели соскучился.

— Нет уж спасибо. Отрывать тебя от зловещего плана покорения мира? — с сарказмом предложил дракон. — Бессмысленно прерывать бессмысленное.

— О чем это ты? Не нравятся мои занятия?

— Я их не понимаю, — бесхитростно пророкотал Мерхаджаул. — По твоей земле идут враги. Их много. Но еще больше тех, кто злоумышляет против тебя на безопасном расстоянии. А ты, вместо того чтобы ударом ответить на удар, проводишь дни в вырезании фигурок, и обмозговывая какие-то сакраментальные истины. Это неверный подход.

— Да неужто?

— Я так понимаю, ты приманиваешь своих врагов в соответствии с каким-то своим ритуалом. Собираешься устроить гекатомбу?

— Почти, — дракону я мог говорить то, о чем не должны были знать даже ближайшие помощники. — Мне нужно большое количество магической энергии. Чем больше, тем лучше и совершенно неважно, какой она будет. Пусть пытаются испепелить мою Цитадель. Пусть разверзают землю или поднимают армады духов. Мне нужна свободная энергия тех магов, что двигаются сейчас с войсками. И когда я её получу...

Огонек в глазу призрака озарился искрами.

— Рассчитываешь на всемогущество, Грай? — суховато поинтересовался дракон. — Думаешь, что нашел секрет панацеи от всех бед?

— Нет, — честно ответил я. — Мне нужно иное. Поэтому мои армии не просто ширма для отвода глаз. Их час также настанет. Позже.

— Это глупый замысел, Грай, — тут же без обиняков заверил меня Мерхаджаул. — Имея на руках массу козырей, ставить все на крапленую карту которой в колоде может и нет...

— Что значит крапленую? — нахмурился я.

— То и значит. Ты вообще хоть раз говорил со своим пленником. Тем, который просил защиты в обмен на кольцо?

— Тебе то откуда... ах да. Извини, забыл, что у тебя ушей больше чем, кажется. Нет. Я не говорил с тем одноглазым пареньком.

— Одноглазым? — насмешка в исполнении драконьего черепа была гротескной до безобразия. — Грай. Ты даже не соизволил справиться о здоровье Тольяра у тюремщиков? Ты меня сильно разочаровываешь.

— А что не так? — у меня неприятно кольнуло в груди.

Я проморгал что-то важное? Да быть того не может.

— Окажи себе услугу, Грай. Поговори с парнем, — устало попросил дракон. — Он может рассказать нечто интересное. Имей в виду.

— Обязательно, — пробормотал я, глядя, как тают очертания моего тотема. По спине прошелся ершистый холодок давно забытого беспокойства.

Парень стоял прямо передо мной. Еще более худой, чем был. Русые волосы казались почти седыми. Уставший. Но гордый. Словно и не было на его руке магического браслета. Словно и не стояли за дверью стражники.

Единственный глаз смотрел отрешенно. Как будто вняв, наконец, безжалостно вколачиваемым вместе с побоями правилам этикета. Хотя я видел, что все это напускное. И он знал, что я вижу.

— Можешь сесть, — великодушно разрешил я. Он собрался отказаться, но, наткнувшись, на мой взгляд, сдерживая желание бессильно растянуться на полу, аккуратно присел на стул, положив руки на колени.

— И сними повязку.

Поколебавшись, Тольяр исполнил просимое. Некоторое время я молча разглядывал так неожиданно изменившееся лицо.

— Значит все-таки не человек, — бесстрастно констатировал я, под взглядом очень странной пары глаз. Человеческим был только постоянно открытый глаз. Спрятанное под плотной материей око вряд ли могло принадлежать сыну рода людского. Хищный вертикальный зрачок и снежно-хрустальная радужка с золотистой ниточкой каймы.

— Ну и кто же ты такой, Тольяр?

Парень сверлил меня своим чудовищным глазом. Потом неожиданно угрюмо попросил:

— Я могу одеть повязку?

— Зачем?

— Так привычнее, — неохотно пояснил он. — Когда не видишь их.

Вот значит как. Тольяр стало быть углядел моих незримых телохранителей, приставленных с недавних пор Мерхом. Очень любопытно. Пока он возился с повязкой, я лихорадочно думал.

— Так кто же ты такой? Откуда взялся. И откуда у тебя кольцо Бестии?

— Я человек, — мрачно ответил парень. — Не такой как большинство, но человек. И отец у меня был человеком.

— А мать? — тут же уточнил я. И увидел, как заиграли скулы на болезненно худом лице.

— Не знаю. Я её не помню.

— Лжешь, — холодно отрезал я. — Лжешь, парень. И делаешь это неумело. Но я сделаю вид, что твоей лжи не слышал. Потому что мы еще вернемся к твоему родству. Ты ведь, понимаешь — меня намного больше интересует, откуда у тебя такой замечательный подарочек. И вот здесь я врать не рекомендую. Будь осторожен, Тольяр.

Он помолчал, собираясь с мыслями. Я терпеливо ждал, сложив руки на груди. Тихо горели свечи в стеклянных светильниках комнаты допросов. Пол блестел первозданной чистотой и напоминал мне тщательные усилия уборщиков, добросовестно отмывающих следы допросов.

— Это кольцо, — Тольяр вспоминал. И воспоминания рождали в его глазах страх. — Я его заработал. Заслужил. Чтобы иметь возможность... просить защиты.

— Заслужил? Откуда ты знал, что оно необходимо мне, парень? — демонстративно смотря в сторону, поинтересовался я.

— Я слышал, — хрипло прошептал он, будто опасаясь, что нас подслушивают. — Слышал, сначала от его владельца. Потом несколько раз от нечисти, встречавшейся на моем пути. Он говорили, что Великий Дракон Триградья ищет...

Врет? Наткнувшись, на мой взгляд, он сбился.

— Слышал, значит? — вкрадчиво спросил я. — От нечисти? Какая болтливая, однако, нечисть. Так вот первому встречному берет да и выкладывает слухи. Просто кумушки на лавке, а не духи нечистые. Ты вот знаешь, парень, каким образом сейчас допрос снимают в цивилизованном мире? Про дыбу слыхал? А про винты ручные и ножные? Я это к чему веду — мы здесь люди темные, но цивилизацию очень уважаем. Не финти, если не имеешь желания проверить степень оного уважения на своей многострадальной шкуре.

— Я не финтю... я...

— А еще есть империя Ван, где просто обожают пытки всякими там муравьями, — ударился в воспоминания я. — Или пытка водой. Про это тебе знакомая нечисть ничего не баяла? Не слышал, поди?

Он тяжело вздохнул и выдавил обреченно:

— Если не верите, можете пытать. Я говорю правду. Можете хоть в кипятке варить. Это не поможет. Потому что я...

— Говоришь правду, — оборвал я. — Это понятно. Дальше что. От кого тебе защита нужна?

— От бывшего владельца кольца. Она меня найдет. И когда найдет...

— Даст понять, что брать чужое нехорошо, — кивнул я. — Допустим. Но кто же это такой? Или, если судить из твоих слов такая?

Парень вздрогнул, словно от укуса осы.

— Опасная... как само зло. Я не знаю, сколько их вообще. Это что-то... — в голосе звучала полнейшая безысходность. И я видел, что парень не играет. Видел, как подергивается в спазме щека. Он гордый и сильный, боялся до колик. Боялся до безумия одних только воспоминаний. Кого?

Тольяр сглотнул слюну и, борясь с собственным страхом, закончил:

— Она сама Смерть...

Испуганно зашипев, погасла свеча в одном из светильников.

Глава 6

'... позволительно и даже необходимо подпитывать слухи вокруг своего основного Плана. Темный Владыка о чьих замыслах никому ничего не известно

подвергается риску постоянных покушений,

шпионажа и предательств. Люди не терпят отсутствия сплетен

и норовят докопаться до 'правды', а если не могут этого сделать придумывают эту 'правду' сами. Вот этого действительно надо бояться. Однажды Вас могут

просто прирезать из одних только беспочвенных опасений! Поэтому

уважающий себя Темный Властелин обязан иметь пять-шесть

фиктивных Планов слухи и сведенья, о которых должны временами

доходить до ушей ваших врагов, отвлекая

внимание, путая и ссоря, их друг с другом. И еще Вам неплохо бы обзавестись двойником...'

Темный Властелин Грай 'Дракон' Триградский

'Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом' (рукопись)

В серебрящемся облаками ночном небе беззвучно прогорел свет далекой зарницы. Сердито зашумел поросший папоротником древний курган, жалуясь рогалику месяца на вековечную скуку. Тревожно задрожали комья призрачного тумана, подтягиваясь к небольшим окошкам людского жилья. Сквозь мутные рыбьи пузыри на улицу щедро лился свет многочисленных огней.

А вместе со светом за пределы мазаной глиной просторной хаты шинка ширились отзвуки происходящего внутри.

Шла четвертая неделя с той поры как войска Брайдерийского Царства дерзнули вторгнуться в Триградье. Против обыкновения никто не торопился жечь города, травить посевы и угонять скот. Готовые к такому люди с удивлением слушали новости, как огромные отряды войск кружат на вольных просторах их земель, избегая крупных стычек. Невероятно!

Армии, уподобившись хищникам, бросали друг на друга косые взгляды разведрейдов, оставляя за своими неповоротливыми телами широкие борозды следов и огрызаясь мелкими, но ожесточенными боями.

Бессмысленное и выматывающее занятие. Развернувшаяся в Триградьи кампания лишь отдаленно напоминала войну. Это-то и пугало людей. Неопределенность. Сколько времени минует, прежде чем озлобленная передвижениями солдатня начнет грабить и разрушать с утроенной силой?

Единственными кто мог считать себя в относительной безопасности, были корчмари и содержатели питейных, игровых заведений. Публика нужная всем.

Вот и сейчас в пропитом задымленном зале не было ни одного свободного уголка. Дурашливо хихикали ощупываемые жадными руками девки-подавальщицы. Жарко шептались невесть как оказавшиеся в переполненном обозники, водя по сторонам ленивыми сытыми взорами. Грозно стучали кулаком по столу небритые ополченцы, то и дело, разражаясь удалым гоготом.

В завешенной плотными шторами отдельной полутемной комнатушке хрипло переругиваясь, сидели, бросая кости на стол, серьезного вида мужчины.

— Десять! Хе-хе! Десять, милостивый сударь! Идет кон!

— Азартная игра как молодая баба, — согласно заметил, прихлебывая пиво из чары 'милостивый сударь'. — Кому как не тебе это знать, Дзеринг.

— Это точно сударь Мирослав! Как есть баба! — охотно хохотнул Дзеринг, разминая тонкие пальцы. Неожиданно холеные и поразительно ловкие.

Мирослав хитро сощурился и украдкой переглянулся с партнерами по столу. Курчавый бородач в застегнутой на все пуговицы серой жилетке понимающе подмигнул.

— Сотка. Сотку проигрываю, — с сожалением отозвался четвертый игрок — губастый остроносый парень, терзая укрытую оспинами щеку. — Везет тебе сегодня, Дзеринг! Безбожно везет!

— Бывает время, — скривился Мирослав. — Бывает время, когда везенье становится источником неплохого заработка. Странная штука подобное везение...

— А то! Фортуна смелых любит! — радостно оскалился неопрятный толстяк с поразительно аристократичными пальцами. И не скрываясь, оглянулся на тихо дремлющего в углу рядом с пустой бочкой детину.

Все игроки прекрасно осознавали, что способный гнуть подковы голыми руками громила вовсе не от недостатка места в общей зале 'дремал' рядом.

— Деньги они как вода, — утешил своего товарища курчавый, бросая желтые кубики в деревянный стаканчик. — Нашему брату с ними вообще надо легко расставаться! Не в кубышку же складывать.

— И то верно, — поддержал Дзеринг, наблюдая за хитроумными манипуляциями курчавого. — Монеты за тем и дадены, чтоб их без сожаления в кости или карты да под пивко спускать! Ну, или там, на деваху покраше выкинуть! Гулять, так гулять, судари! Когда же если не сейчас это делать? Жизнь — текучая как водка, кому как не нам с вами это знать, судари!

Вообще-то Мирослав был не слишком согласен со сравнением Дзеринга, но промолчал. Не хотел лишний раз подчеркивать различия их ремесел.

— Сегодня гуляешь, а завтра того и гляди глаза вороны выклюют, — без выражения пробормотал остроносый.

С любопытством взглянул на весело заскакавшие по столешнице кости. Курчавый выдохнул и от полноты чувств хлопнул себя по ляжке:

— Песья масть! Девять! А дети пьяной потаскухи! Девять!

— Не повезло, — ровно ответил Мирослав. — По всему видать не наш сегодня день.

— Козе на рога такой день! — зло рыкнул курчавый. — Под чистую ведь...

Что именно произошло 'под чистую' всем присутствующим так и не удалось узнать. Скорее всего, сегодня, в самом деле, был не их день. Когда неожиданно любовно запертая на засов дверь вместе с петлями рухнула вниз, обитатели комнаты повели себя в соответствии с традициями избранных профессий. Наглядно проявилась разность ремесел.

— Подстава! — дико заорал, вытаращив глаза курчавый скатившись со стула, бросился к висящим на стене саблям.

Шулер Дзеринг резким движением сгреб лежащие на столе монеты и рванул из-за стола к неприметной дверке в темном углу; громила-телохранитель, в миг, расставаясь с сонливостью, вытащил откуда-то из-за бочки взведенный арбалет, направляя на вход. Мирослав проворно отскочил в сторону, одновременно вытаскивая из-за пояса мизерикордию.

Укрытый оспинами остроносый, сидевший ближе всех к входной двери не имея времени даже на это, от души огрел выхваченным из-под себя стулом первого попавшегося незваного гостя.

— Кррррруши, песья масть! — крик стаскивающего с гвоздя оружие курчавого потонул во множестве других звуков. В щелчке арбалетного спуска. В обиженном визге отскочившего от панциря болта. В отдаваемых резким голосом приказах. В грязных подсердечных ругательствах, разглядевшего гостей Мирослава. В изумленном хрипе валящегося с разрубленной грудью на пол остроносого. В глухом ударе шулерского плеча о почему-то не поддавшуюся дверь.

— Гонца живьем брать!

В комнатку один за другим забегали наряженные в тяжелую вороненую броню, похожие на гигантских муравьев люди. Курчавый с ловкостью ласки разминулся с летящим навстречу ему воином и, демонстрируя чудеса обращения со своим оружием в ограниченном пространстве, рубанул саблей неосмотрительно раскрытый бок. К сожалению, силы размаха у него не хватило, чтобы пробить закаленную броню. В отличие от великолепного прямого удара закованного в латную перчатку кулака. Моментально сломавшего кучерявому переносицу и отбросившего тяжелое тело к игровому столу.

Охранник шулера, проявил удивительную для человека его занятия смекалку, молча опустив руки. Мирослава уложили носом в грязный пол, прежде чем он успел опомниться.

Визгливо, словно несмазанное тележное колесо, заскрипела, отворяясь, дверца, в которую безуспешно пытался заскочить Дзеринг. Зазвенели, рассыпаясь по доскам ставшие ненужными деньги.

Повернув голову и с трудом скосив глаза, Мирослав обнаружил, как к нему неторопливо приближаются высокие черные сапоги. Все, что было выше, к сожалению, выпадало из поля зрения.

— Так-так-так, — насмешливо проворчали сверху. — Милая комнатка. Господа гости из Брайдерийского Царства изволили развлекаться. Вы только поглядите, какая идиллия. Всего-навсего игра в кости и выпивка. Хм... слабенько. Очень слабенько.

Голос говорившего был исполнен издевки и самодовольства. Слова как будто ронялись — с должной ленцой и скукой.

— И все же кто у нас здесь. — Сапоги, скрипнув, повернулись и отправились в другой угол комнаты, изящно минуя натекшую лужу от упавшего со стола бочонка с пивом.

— О! Кого я вижу! Милостивый сударь Дзеринг Винц! — делая упор на слове 'сударь' обрадовался незнакомец. — Знатный игрок в кости! Да еще и не один! С другом. Господа поднимите сударя Дзеринга ему же не удобно вот так из-под стола выглядывать!

Судя по шуму и обреченному писку, сударь Дзеринг не жаждал покидать свой неожиданный приют. Но две пары здоровых как оглобли рук, по всему, имели большой опыт извлечения угодных насмешнику людей, откуда угодно.

Где-то недалеко болезненно шипел курчавый, шмыгая кровоточащим носом.

— Сударь Дзеринг у вас не здоровый цвет лица, — участливо подметил незнакомец. — Много времени проводите сидя? Да и пивом злоупотребляете.

Игрок в кости громко засопел:

— Какая неожиданная встреча господин Крейган... — смачный звук удара упредил резкий обрыв речи Дзеринга. Несколько мгновений было слышно только, как тяжко стонет и отплевывается игрок.

— Извольте не называть моего имени впредь, сударь, — вежливо попросил насмешник. — Оно мне не за тем было дано, чтобы трепать его везде, где ни попадя, давая лишние поводы задуматься о полезности жития некоторых субъектов.

'Умный тип. Слова, какие знает...' — невольно поразился Мирослав.

— А пока что сударь, объясните мне, чем вы здесь занимались.

— Гошподин...мы не жанималишь... играли мы... — лишившись одного или нескольких зубов, Дзеринг очень сильно шепелявил.

— Да вы что! — не поверил Крейган. — Играли! Кто бы мог подумать... а с кем вы играли, сударь? Не надо глазами косить, я спрашиваю как имена ваших друзей. Их род занятий, если угодно.

— Мы не дружья... — попытался оправдаться игрок. — Я их пошти не жнаю.

— То есть вы играли инкогнито?

Дзеринг засопел так, что сразу стало ясно, что слово 'инкогнито' он посчитал ругательным обращением в свой адрес.

— Кончай уже измываться, пес, — с трудом проворчал курчавый. — Чтоб тебя холера взяла.

— Губа, — вполне миролюбиво обратился насмешник к кому-то из своих подчиненных. — Проследи-ка, чтобы наш теперь уже кривоносый друг не вмешивался в разговор. Если он еще раз помешает общению и развяжет хайло, я разрешаю привести гостя в чувство. Ненавязчиво только, а то мало ли. А еще лучше завяжите ему пасть, а то воняет.

Когда пожелание Крейгана было исполнено со всем прилежанием, и курчавый мог лишь мычать, предводитель снова обратился к висящему между двоих воинов игроку:

— Я весь в вашем распоряжении, сударь. Кто ваши друзья по игровому столу?

— Н-не жнаю, — с ужасом пролепетал Дзеринг. — Они ш Шарства прибыли. Вроде дружинники.

— Да-а, Дзеринг. Я был несколько лучшего мнения о твоих мыслительных способностях. Пора бы научится отличать каких-то дружинников, от гонцов. Да не простых, а скорых, развозящих порою очень любопытные военные сплетни. Стыдно Дзеринг, садиться за стол с незнакомцами. В твои годы это непозволительная роскошь — так же как полагаться на двоих охранников. Ты к слову, не в обиде, что второго мы в виду его категорического упрямства малость привели в чувства? Нет? Я так и думал. Эх, Дзеринг-Дзеринг. Военное время полное неожиданностей и коварного предательства. А ты проявляешь такую вот губительную наивность. И главное, даже не предупредил о своих гостях! Вот что меня возмущает!

— Я-а не хотел... — слабо прошептал игрок. — Отпуштите меня, гошподин...

— И проявить подобную твоей наивность, Дзеринг? — с любопытством уточнил насмешник. — Я вот не могу. Ты, должно быть, забыл, но я человек подневольный. Служу интересам Великого Дракона Триградья. И потому вынужден в военное время проявлять военную же строгость. Разумеешь?

— М-неее неее...

— Губа, — резким деловым голосом позвал Крейган. — Дзеринг Винц военный преступник. Обвиняется в разложении дисциплины азартными играми, в укрывательстве врага, в мошенничестве и, — сделав паузу, Крейган закончил исполненным ядовитой насмешки голом. — И шулерстве. Все эти деяния заслуживают смертной казни в назидание прочим.

Шулер Дзеринг завопил не своим голосом, срываясь на отчаянные рыдания. Он пытался доказать, что не виновен, что его оговорили, что все случившееся глупая ошибка. Но предводитель не слушал. Он думал, глядя на равнодушно блестящие с пола монеты. А исполнительный Губа ждал.

— Но, — повысив голос Крейган, заставил шулера заткнуться. — В виду былых заслуг наказание можно уменьшить. Скажем, как тебе такой выбор — отрубание рук или выплата некоей денежной компенсации за свои прегрешения. В размере одной тысячи царских гривен или денег другой страны в таком вот эквиваленте.

— Шоглшен! Шоглашен!!! — дикую радость шулера совершенно не омрачила сказочная сумма 'компенсации'.

— Вот и хорошо. Губа, проведи сударя и его друга. И обсудите условия выплаты.

Воины легко вынесли висящего мешком игрока в потайную дверку. Следом удалился Губа, тычками подгоняя смотрящего в пол охранника шулера.

Крейган огляделся по сторонам и сладко потянувшись, заверил оставшихся:

— А с вами, друзья мои, разговор выйдет несколько иной. На улицу их.

Мирослава грубо вздернули на ноги, едва не вывихнув при этом рук, и потащили через общую залу. Сидящее там многолюдство молчало. За прошедшее время никто не посмел даже пикнуть — причиной тому были два десятка воинов Крейгана удачно расположившихся с арбалетами вдоль стен. На выходе, горделиво подбоченившись стоял коротышка в черном плаще. Маг. Наверное, благодаря волшебнику воинам не пришлось выбивать двери — те упали сами, лишая Мирослава с товарищами всякой возможности скрыться или хотя бы подготовится к бою.

'А я-то думал, как это они так легко подобрались к нам. Без шумов вскриков и паники, — запоздало подумал угрюмо водящий взглядом по отрешенным лицам Мирослав. — Попробуй тут вскрикни или вскочи. Мигом жизни лишат...'

Позади неуклюже бухал курчавый с заткнутым половой тряпкой ртом. На улице стоял разреженный туман, подсвеченный с высоты саженых шестов масляными фонарями.

В тумане угадывались очертания людей. Многих людей, держащих выход из таверны под прицелом.

— У меня нет времени вас к чему-то принуждать, — Крейган, оказался высоким тощим мужчиной с благородной сединой в густых волосах и тонким треугольным лицом. Доспехов он не носил, предпочитая щегольской кафтан с подбитыми ватой грудью и плечами. — Нет желания и убеждать. Я утратил красноречие, а вместе с ним теряю терпение. Кто из вас двоих скажет мне донесение?

По его знаку у курчавого вырвали кляп изо рта. Мирослав гордо молчал, чувствуя, как слабеют колени, под пронзительным взглядом Крейгана.

Неподалеку в тумане заржала лошадь, тут же поддержанная несколькими солидарными товарками. В воздухе пахло дождем. Воины в черных доспехах были недвижимы. Крейган ждал.

'Я готов... готов терпеть, если потребуется пытки. Они все равно убьют — лучше уж промолчу. Выдержу и унесу с собой. В могилу'.

— Итак, у вас нет желания говорить, — с какой-то непонятной усталостью констатировал Крейган. — Тогда поступим так. Сейчас тебя кривоносый и тебя ясноглазый разведут в разные стороны. Везти вас никуда не станем — больно утомительно. Пытать тоже — долго это. Я даю вам полчаса. Кто первый скажет тот, — он пожевал губами, — тот будет совершенно свободен. Не чиня преград, я отпущу его на все четыре стороны. Клянусь перчатками Великого Дракона! Время пошло.

Конвоиры последнюю фразу приняли на свой счет, и повели пленников в разные стороны. Мирославу выпало идти к овину, топча куриный помет.

'Выдержу. Из принципа'.

Они сделали шагов пятнадцать, когда курчавый не выдержал.

— Стойте! — услышал, вздрогнул Мирослав. — Погодите!

— Да, — любезно откликнулся Крейган. — Ребята подождите. У нас наметился победитель! Говори.

'Нет. Молчи. Молчи'. Мирослав в отчаянии закусил губу до крови, даже не решаясь оглянуться.

— Я сказал бы с удовольствием, господин. Если бы знал. Но я всего лишь сопровождающий... — жалким голосом залебезил курчавый. — Он гонец. Мирослав. Я не знаю донесения.

— Вот как. Неожиданный ответ. Получается, мой кривоносый друг, что ты не можешь считаться претендентом на победу. Даже более того. У тебя нет никакой возможности уйти отсюда живым, и ты мне совершенно больше не нужен, — сделал неутешительный вывод Крейган. — Ребята. Повесьте этого сукина сына на фонаре.

— Нет! Не надо! Я же не знаю! Я, правда, не знаю! — визжал, отчаянно вырываясь курчавый.

— Главному кандидату на победу было бы полезно увидеть сие маленькое действо, пока его время идет, — предложил Крейган. Мирослава поставили на колени и заставили смотреть.

Процедура повешения оказалась куда более короткой, чем ожидалось. Курчавого повесили на взятой у хозяина корчмы веревке, предварительно усадив на подведенного коня. Животное хлестнули по крупу, и беспомощная фигурка задергала раскачивающимися в воздухе ногами.

Рот курчавого предварительно заткнули и потому предсмертных хрипов слышно не было.

— Шутки кончились, Мирослав, — кривя губы, пояснил Крейган, указывая на жутко покачивающееся тело. — К твоему несчастью во дворе есть еще один столб и у меня на редкость паскудное настроение. Я сегодня потерял пятьдесят человек. Пятьдесят славных парней, которые были мне намного дороже одного лишь тебя. Чтобы не воображали себе крестьяне война идет. И мне совершенно не нравится война, в которой я участвую. Не люблю только защищаться и прятаться. Буду только рад найти ниточку способную дать возможность мне развернуться во всю ширь. Рвать ваших щенков, и заливать кровью поля. Я советую трижды подумать до того мгновения, пока ты захочешь открыть рот. А времени у тебя уже и нет почти. Думай, Мирослав.

Гонец, не выдержав, отвел взгляд от яростных глаз Крейгана. Сглотнул ком.

'Должен выдержать. Ни слова. Лучше смерть'.

Мирослав неожиданно для себя разглядел темное пятно, медленно расплывающееся на штанах висельника. Безобразно-жалкую гримасу лица.

— Я все скажу...

— Ирдэн, — тихо позвали сзади. Коротышка поддернул гайтан на плаще и нехотя обернулся.

— Холодно, — буркнул он, кутаясь в теплую материю. — Зачем ты меня сюда притащил, Крейган? Что такого важного несли эти гонцы?

— Кое-что. Неожиданное, — мрачно ответил Крейган. Он подошел, дергано выкидывая вперед ноги и походкой напоминая цаплю. — Чутьё меня не подвело. Уж не знаю, о чем думает Великий Дракон, но... вряд ли он знает. А должен узнать, пока не поздно.

— Все так страшно?

Мимо прошли, неразборчиво споря двое солдат, ведя под уздцы коней.

— Именно. И нам наверняка придется лично марать об это руки. А я даже не уверен, что у нас есть шанс. Думаю, следует послать двух Воронов. Война, которую мы ждали уже на пороге. Она смотрит гноящимися предательством глазами.

'Университетское образование, — затосковал Ирдэн. — Балбарашские школы так просто не проходят для риторики'.

— Лев, — невидяще глядя перед собой, пробормотал Крейган. На его треугольном лице блуждала ухмылка, походящая скорее на спазм мышц. — Он, пожалуй, может. Помочь.

Огонь жадно жрал деревянные перекрытия, охватывая все большее пространство и начиная, как мне показалось, плавить сам камень. В отдалении мерно раскатывались похожие на удары молота о наковальню звуки боя. Это добивали последних защитников крепости.

С шумом обвалилась арка входа — неудачное попадание из катапульты проделало брешь в стене над входом, присыпая, десятка три человек обломками. С высоты птичьего полета было отлично видно, как осаждающие одним махом преодолели ров и, пробравшись сквозь обвалившиеся участки стены, навязали бой, осыпавшим их градом стрел защитникам. Катапульты работали, не переставая, круша уже не стену, а помещения во дворе — с бьющим по ушам звуком ломая крыши, выгрызая куски кладки, оставляя черные борозды во дворе замка. Зажигательная смесь в сосудах с 'огнем эрца' во всю пылала в моём владении. В небо поднимались едкие черные дымы.

Отчаянное сопротивление гарнизона замка было сломлено многочисленным превосходством нападающих. Воздух возле стен крепости разом вздрогнул, и это зыбкое дрожание тотчас с оглушительным свистом раздалось в сторону подступающих отрядов неприятеля. Передние ряды превратились в груду смятых покореженных доспехов, с растекающимися из них лужами крови. Вторые ряды оказались разорваны на куски в мгновение ока. Третьи ряды разлетались в разные стороны, точно камушки из-под конских копыт. Четвертые, встречаясь с магией, оказывались сбитые с ног, на них же натыкались пятые и шестые ряды, образовывая грандиозных размеров кучу малу. Атака захлебнулась под ударом моих магов. Тройка темных чародеев возвышалась у балюстрады на балконе донжона, равнодушно оглядывая деяние своих рук. На некоторое время мне показалось, что преимущество покидает мешкающие ряды врага.

А потом разобравшиеся что к чему командиры дали расчетам катапульт новую цель. Большая часть каменных ядер, подчиняясь энергичным движениям рук магов, просто в воздухе рассыпались серой пылью, устилая охваченный пламенем двор. А меньшая их часть перехватывалась в воздухе незримыми исполинскими руками и отправлялась по назначению. Под натужный скрип лебедок и треск ломаемого дерева враг потерял четыре катапульты. Отступайте же! Бегите!

Но их это не остановило — и в следующий момент свет дня в моих глазах погас...

...Эхо злобного крика прокатилось под тускло поблескивающими янтарем сводами. Моего крика.

Задыхаясь от злобы, я тискал в руке оторванную пуговицу камзола. Келькут невозмутимо убирал со стола курильницы.

— Шакальи выкормыши! — хотелось задушить кого-то своими руками. — Дрянные предатели!

Не в силах сдерживаться я заорал еще раз. За дверью сухо стукнули пятками копий стражники. Личная магическая лаборатория Саламандры охранялась круглосуточно — как для входящих, так и порою от пытающихся из неё вырваться.

— А ну тихо там! — рявкнул я, дергая головой. Перевел белый от бешенства взгляд на Саламандру: — Сволочи!

И уже затихая, добавил, с горечью констатируя:

— Наёмники...

Келькут отточенными движениями прошелся щеточкой по заклинательному столу, смахивая золу и изумрудно поблескивающую пыль.

— Те трое магов — Тримир, Астер и Мелех. Среди наших волшебников специалистов их уровня осталось семеро. Мелех был почти ровней моему предшественнику.

Знаю. Его кандидатура на должность нового Саламандры тоже обсуждалась на Совете.

— События виденные вами произошли менее десяти часов назад. В штурме не уцелел никто с нашей стороны, — в тон мне, тщательно скрывая горечь, рассказал Саламандра.

Заголосье на которое я полагал некоторые надежды, наконец, вступило в войну. На стороне Яромира. Рать в шесть с половиной тысяч воинов уже вступила на территорию Триградья. И уже спалили четыре моих замка. Эти продажные гнусные твари польстились на царское золото.

— Интересно, за какие деньги Яромир купил этих шавок? Во что они оценили свои жизни, эти покойники.

Так. Спокойнее. Надо немного успокоиться. Я несколько раз глубоко вдохнул, сжимая и разжимая кулаки, и благостно уставился на чучело тридцатилетнего мужика в шелковых одеждах. Это, если мне не изменяет память, бывший хороший знакомый Келькута. Один из недоброжелателей, благодаря которым в своё время старик примкнул ко мне. Теперь вот занимает почетное место в лаборатории. Целая армия продажных наёмников. У меня возникло стойкое желание завести свой музей чучел.

В этот миг я дал себе обещание, что Заголосье — край наёмников и вольных рубак — отдаст мне долг в шесть с половиной тысяч жизней. Ни одной меньше.

— Саламандра. Как они справились с магами?

— Интересный вопрос. Все вороны соглядатаи над замком сдохли в один и тот же миг. Магия? Наверняка. Однако чья — понять, сидя в Цитадели весьма мудрено. Лучше было бы выбраться на место самолично...

Тут он умолк выжидающе глянув на меня.

— Скоро, — пообещал я в ответ. — Уже послезавтра все решится.

Армия Яромира прошла мимо Грейбриса и двигалась к Великановым Вратам. За ней неотступно следовал четырехтысячный отряд Льва, которому я пока запретил забирать рать из Грейбриса. Нервы моих командиров натянуты до предела. Обитатели Цитадели продолжают делать вид, что ничего особого не происходит. Лучше всего это получается у магов. Драконьим Призракам мешает бояться въевшаяся в кожу привычка во всем подчиняться приказу. Реваз тот и вовсе в перерывах подготовки Цитадели к осаде отработку поединков удумал. Муштрует.

А вот оружейники, слуги, грузчики, подметальщики, скотницы потихоньку все сильнее уверялись во внезапном безумии, охватившем Великого Дракона. Если бы не страх натолкнуться на конные разъезды или передовые отряды Яромирова воинства многие из них драпанули бы уже сегодня.

Медведь старался не попадаться мне на глаза — целыми днями запершись со своими счетоводами, он пил. Пил, заливая свой страх. Точно так же Ёж целыми днями не вылезал из мастерских; этот без устали работал.

Вестей из Танцевальни сегодня еще не поступало, но думаю, их уже осадили. Мерхаджаул ежедневно бомбардирует меня рассказами об новых стычках его нечисти с поразительно сильно зашевелившимися Окультами.

Со дня на день пребывают корабли островитян.

Теперь проснулось Заголосье, принявшись один за другим штурмовать мои северные границы. А ведь там у меня совсем немного войск. Полуторатысячный отряд Крейгана.

— Пойдем, выйдем в коридор, а то у меня уже голова болит от запаха 'благовоний'.

— Уберите здесь все и проветрите помещение, — потребовал Саламандра у жмущихся на скамейке подмастерьев. Торопливо закивав, они бросились исполнять приказ.

Мы же минуя украшенную резьбой с изображением дракона дверь, неспешно вышли в коридор, против обыкновения заполоненный снующими туда-сюда слугами. Все с озабоченными лицами, у всех что-нибудь в руках.

— Эта загадочная владелица перстня, как её бишь... — я щелкнул пальцами, вспоминая названное Тольяром имя.

— Астис, — с готовностью напомнил Саламандра.

В людском скоплении мы шли с обычной скоростью, как будто находясь в пустом коридоре. Выученные Храном слуги (сюда абы кто не допускался) изящно уходили с нашего пути, умудряясь при этом не пихать своих собратьев по гильдии. Вокруг нас с магом на расстоянии трех шагов во все стороны было свободное пространство, словно поддерживаемое невидимым куполом.

— Астис. Странное имя.

— Старинное, — подсказал Келькут, рассеяно скользя взглядом по мелькающим поблизости лицам. — Если оно настоящее.

— Отчего ты не ставишь под сомнение рассказанное одноглазым?

— Потому что он верит в свои слова, — пожал плечами маг. — Хотя остальным в них поверить сложновато. Женщина-маг? Больше похоже на сказку. В наше время женщина может быть травницей или медиумом. Ну, в крайнем случае, слабенькой ведьмой. Но маг?

Он с сомнением выгнул бровь:

— Мы бы знали, — и тут же добавил: — Если только она не уроженка острова Харр.

— Интересное допущение, — проворчал я.

Мысли о вероломных скотах-наёмниках не так давно на коленях благодаривших за защиту и покровительство никак не оставляли мою голову.

Чтобы успокоиться, надо будет спуститься в мастерскую и что-нибудь вырезать. Хотя нет. С большим удовольствием я вырежу кого-нибудь. И даже знаю кого.

— Но только допущение. Ведь если это правда, то я вообще ничего не понимаю. Получается, что я захватил их жителя, но никакой реакции не дождался. И в тоже время молодой дурак сбегая от их колдуньи утащил редчайший артефакт... и снова ничего. Полное бездействие.

— Так не бывает, — буркнул Саламандра.

— Именно...

Мы зашли за угол, и тут же в меня едва не врезалась какая-то служанка. Она несла перед собой корзину полную сушеных трав и оной корзиной ощутимо пнула меня в грудь.

От такой неслыханной наглости я лишился дара речи. Видевшие это люди обмерли. В воздухе запахло грозой. Фигурально.

— Ой, простите, — испуганно прошептала она, поднимая на меня огромные черные глаза. — Я не хотела.

Саламандра испепелил её гневным взглядом и вопросительно повернулся ко мне.

— Пятнадцать плетей?

Я молча окинул взглядом бухнувшуюся на колени служанку. Несмотря на первое впечатление, она не была молодой девкой. Лет тридцать. Кучерявые русые волосы выбились из-под чепца, скрывая выпуклый лоб. Веки глаз перепугано дрожали, а рот был готов скривиться в умоляющих рыданиях.

Еще не хватало мне, Великому Дракону Триградья со служанкой разбираться. Я отрицательно качнул головой:

— Прибережем плети до следующего раза. Которого не будет, ведь наша малышка впредь станет осмотрительней.

И не слушая благодарного лепета не верившей своему счастью, пошел дальше, провожаемый восхищенными взглядами слуг. Они, похоже, ждали, что теперь их товарку казнят. Но я же не какой-нибудь Саламат.

— Значит так, маг. Отошлешь Ворона к Лису. Я хочу знать, как наши дела с Горными Кланами. И еще меня интересует, что в мире болтают о маленьком инциденте в Триградье. Еще одну птицу отправишь к Змею. Пусть даёт добро фанатикам в Царстве на поджоги и погромы. Льву... Льву пока ничего сообщать не надо. Ему по-прежнему ждать...

Хриплый петушиный крик был едва различим из-за шума мельничьего круга. Бешено грохочущая пена, выходя из реки, в неё же и впадала, вращая мощные вороты. Лев, прищурившись, смотрел, как по колосящемуся золотом полю идут люди. Десятеро. Вышли из раскинувшейся под ярким светом дня деревушки. Коней не брали — в самом деле, зачем? До мельницы и версты нет.

Особенно убедительно смотрелась парочка с заброшенными за спины огромными чеканами на широких ремнях. Сразу видно будущие хозяева идут.

Вне всякого сомнения, они уже заметили мускулистого гиганта, греющегося на солнце возле илистого берега. Но он не выказывал беспокойства, поэтому вооруженная компания хоть и насторожилась, но глупостей делать не стала. Пока они шли, Лев успел неторопливо умыть лицо в холодной воде и поднять с разложенных на земле пожитков свой наряженный в ножны меч.

— Я с миром! — громко крикнул он, вздымая над головой меч. — Я сдаюсь!

— Оружие бросай! — потребовал идущий в центре отряда воин в отливающем небесной синевой юшмане23.

Лев послушно разжал руку. Его тут же взяли в полукольцо, оставляя единственный путь к отступлению — в речную быстрину. Глаза людей в островерхих шлемах смотрели без приязни с должной подозрительностью, но оружия пока никто не обнажал.

— Кто таков? — строго спросил предводитель. У него была окладистая, похожая на лопату темная борода.

— Лев. Воин из рати Дракона Триградья, — обводя их взглядом, представился командир темной армии. Как и следовало ожидать, никто его не узнал. — Желаю присоединиться к победоносной армии Яромира Храброго, в меру скудных сил приближая победу сил Брайдерийского Царства.

К подозрительности в глазах дружинников, примешалось, маслянисто блеснув презрение.

— Гладко болтаешь, — причмокнул губами предводитель. — К победоносной армии, гришь? А сам-то что ж? Дезертируешь? От своих бежишь?

— Я не бегу, — с достоинством ответил Лев, ожегши наглеца яростным взглядом. — Просто с головой дружу! За все время ни одной битвы не было — триградские от вас как от огня бегают. Со дня на день армия Яромира-батюшки до Дасунь-крепости дойдет, а потом-то что? Вона слухи ходят один другого хуже — кто говорит, что Великий Дракон с ума сошел, а кто — что уже убили его. Верить или нет, не знаю, но жареным дело пахнет!

— Трус он, — вдруг проворчал здоровяк с чеканом за спиной. — Ишь, с головой дружит!

— У меня, — как бы и, не слыша полных брезгливости слов, сказал Лев. — Есть некоторые секреты, которые могут быть полезны вашему воеводе.

— Да что ты глаголешь? — деланно удивился предводитель. — Секреты знаешь? К воеводе тебя провести? А может сразу к царю?

Никто не улыбнулся.

— Я занимал высокий чин в армии и знаю о готовящихся нападениях на обозы продовольствия! — упрямо повторил Лев. — Пока вы тут телитесь, может поздно стать!

Он говорил очень убедительно. Так, что даже предводителя, кажется, немного проняло:

— Хочешь говорить. Говори мне. А там посмотрим, какая от тебя корысть выйдет.

— Эх, мужики-мужики, — разочарованно покачал головой Лев. — Ваше недоверие меня удивляет. Но не хотите как хотите. Значит, будет поздно потому что...

— Хватит болтать! — грубо оборвал его бородач.

— Нападение произойдет сейчас, — не моргнув глазом, окончил Лев и цепко ухватил предводителя за бороду, вбив ему в подбородок, выхваченный из-за пояса нож. С ловкостью дикого кота танцующим движением подхватил с земли меч, парировал ножнами откровенно слабый удар и, пнув ногой в живот самого ретивого, обнажил лезвие меча, в быстром пируэте подкосив замешкавшегося здоровяка рвавшего из-за спины оружие.

Один на восьмерых. Сложная, почти невозможная выходка. На такое способен был только безумец или герой. Лев не был ни тем, ни другим.

Именно поэтому прежде чем враги успели зажать его в клещи из казавшейся безлюдной мельницы, высыпало десять человек. Свистнули стрелы и четверо дружинников захлебнулись кровью. Довершили дело мечи. Единственного пытавшегося поднять тревогу воина Лев обезглавил косым ударом по шеё.

— Странно вышло, — без выражения бросил полководец, когда стихли предсмертные судороги последнего дружинника. — Плохой, должно быть из меня лицедей. Не захотели в деревеньку вести, сучьи дети.

Костяки внимали молча.

— Не вышло иголкой, будем бить молотом, — решил Лев. Подошел к своим пожиткам и, неторопливо облачившись в броню, поднес к губам черный рожок. Ответом короткому сигналу стали перепуганные птицы над недалеким от деревни перелеском. Спустя двадцать ударов сердца от плотного лесного частокола через поле понеслись, оставляя за собой пыльный след десятки всадников.

— Надо же хоть как-то развлекать наших незваных гостей, — отвечая на несказанный вопрос Лев, оседлал выведенного из мельничьего сарая жеребца. — Эгей! Не отставайте, а то самое веселье пропустите!

Разрывая хлещущий по лицу ветер, он ворвался в наполненную криками, конским топотом и лихорадочным отчаянным боем деревеньку, словно втаскивая на своих плечах смерть.

— Хэй! Хо! — не замедляясь, молниеносно снес голову зазевавшемуся лучнику на околице, только что попавшему в плечо одного из 'черных'. Кто-то, надрываясь, бил набат, как будто воцарившийся на улице хаос мог остаться незамеченным. Пара попавшихся поперек дороги пикейщиков покатились в разные стороны. По одному тут же промчались копыта 'черного' всадника.

Разместившийся в деревне отряд царских дружинников явно не был готов к кипящему горнилу, в которое их окунули лихие налетчики. Спешно выскакивающих из домов дружинников рубили мечами, топтали конями, били палицами по головам.

Не вовремя оказавшиеся на улице жители деревеньки с горестными воплями забивались под телеги, прятались в собачьих конурах, пролезали в любые щели.

Захлебываясь от восторга долгожданного боя Лев, отбил пущенную с чердака стрелу и вместе с пятью солдатами врезался в наспех установленный строй копейщиков, безжалостно рубя головы и руки, с хрустом затаптывая не удержавшихся на ногах дружинников.

Ближе к центру деревни они впервые встретили серьезное сопротивление — им навстречу рванулись конники в червонно-золотых и васильковых цветах Царства. На глазах полководца одного Льва Смерти вышибли из седла ударом тяжелой булавы, а коня другого опрокинул вместе с всадником, отчаянный невероятно сильный пеший кмет с кистенем.

Завыли стрелы расположившихся на чердаках и крышах лучников — конь под скачущим слева ото Льва солдатом споткнулся и не удержавшийся в седле всадник кубарем улетел в соломенный стог.

Не заставил себя ждать ответ Костяков — сопутствуя щелчкам арбалетов люди, срывались с крыш, с криками роняли луки, прижимая дрожащие руки к вонзившимся в живот, плечи, колени или даже лица болтам.

Льву до всего этого уже не было дела. Он во всю рубился с глухо ругающимся под металлической личиной всадником. Теплый летний воздух вдруг стал нестерпимо горячим — царский прихвостень бился умело. Слушаясь, жеребец неожиданно подался в сторону, пихая грудью вражеского коня. Животное испуганно шарахнулось вперед и пытающийся удержаться верхом конник, сам налетел на отставленное острие меча Льва. Качнувшись, он свалился из седла. Подведший хозяина конь затрусил прочь по дороге, с шумом волоча за собой зацепившееся ногой за стремя тело.

Лев же разбив конскими копытами в щепу забор, ударил жеребцом вставшего на дыбы над поверженным 'черным' коня, заваливая скакуна на бок и ввинчиваясь, ткнул беззащитного врага в лицо. Поддаваясь гневу наездника, его скакун ярился, лез кусаться и лягаться к оказывающимся поблизости жеребцам

— Хэй! Хо! — двое конников лихо фехтовали на гарцующих конях, и Лев, пролетая рядом, отрубил голову отвлекшемуся 'червонно-васильковому'.

... Итог был предрешен еще до начала схватки. Пять десятков царских дружинников пали жертвой того, что сам Лев называл эффектом неожиданности. Участь бросавших оружие едва ли способна вдохновить кого-то на её повторение — приказ командира был категоричен. Пленных не брать.

Исключение было только одно.

Лев, с удовольствием напившись холодной колодезной воды из журавля в одном из дворов, удовлетворенно смотрел, как еще живых неудачников ведут к большому амбару.

— Нет большей радости сердцу воина, чем повергнуть подлецов, — философски заметил он.

— Вы не воины. Вы убийцы... слуги зла, — прохрипел сидящий на завалинке пожилой седоусый мужчина. Воевода Тверд, не желал сдаваться добровольно; следствием этого стали два покойника, один раненый и сломанные ребра и вывихнутая нога вперемешку с многочисленными ушибами на теле упрямца. Опутанные цепью руки смирно находились за спиной. Их владелец держался молодцем, несмотря на начинающую временами идти ртом кровь и неспособность двигать левой ногой.

— Уж кто бы говорил. Мы, по крайней мере, ни на кого не нападали без оглашения войны.

— А с вами нельзя по-людски, — поперхнувшись кровью, прорычал воевода. — Вы с виду мирные, а за спинами только и строите козни! Только и ждете, как бы кого... кха...кха... но подождите. Чуть-чуть осталось, и наши знамена взовьются над источником зла.

— Дурак ты, Тверд. Да если б Дракон хотел, все ваши войска уже давно в земле лежали. Черепушки у вас пустые — беспечны, как дети малые.

— Кто б говорил, — хмуро огрызнулся воевода.

— Я говорю, — жестко ответил Лев, нависая над Твердом. — Я, который тебя захватил и который может с тобою, что захочет делать.

— Ну и делай, чтоб тебя дикий разорвал, — сплюнул воевода, вызывающе поглядывая на гиганта. — Кончишь меня, найдутся такие, что потом тебя кончат.

— Разговор ни о чем. А ведь я тебя не пиво пить позвал, — Лев помолчал, но воевода сделал вид, что сказанное его не касается и паузу предпочел не заметить.

— Я хочу знать у тебя, воевода, откуда это у вас помощники в ратях завелись? Чудные такие, с зеркальными глазами. Кто их ведет. И куда ведет. Скажешь?

По лицу Тверда, пробежала тень. Старый вояка не умел скрывать чувств — он явно имел ответы на вопросы гиганта.

— А что ты мне можешь дать, злыдень? Свободу? Да если и дашь, куда мне теперь идти... опозорился на старости лет, как тать. Как молокососа взяли, — с ненавистью пробормотал воевода. — Или пытать станешь? Так давай, жилы тяни. Я уже один раз в застенках был и скажу по секрету, что далеко вашим обломам до умельцев узкоглазых меня допрашивавших. Убьешь? Сам умру.

— Хм. Свободу? — Лев засмеялся. — Не-ет, Тверд, свободы я тебе не дам. Негоже тебя отпускать. Больно много на тебе жизней. Если скажешь, что сам знаешь, я поступлю с тобой как с воином. Дам в руки оружие. И дам возможность на деле доказать кто тут козни строит, а кто удалец. Ну так... как? Нравится? Сам себе врага по норову выкликнешь. Меня назовешь — тоже выйду.

Воевода долго молчал, словно и, не замечая пытливого взора Льва. Сидел себе, глядя в траву, и беззвучно шевелил губами. Как бы спорил сам с собою.

— Ну, чего, пришли козлы безрогие?!!

Вежливость. Прежде всего. Я во весь свой немаленький шестнадцати саженей рост выпрямился над Первым Бастионом, заполоняя небо и на глазах у ошалело раскрывшей рты армии доставая макушкой почти до солнца.

Такое эффектное появление, вкупе с его содержанием пришлось кому-то не по душе. Потемневший воздух безрезультатно прошили стрелы и несколько каменных снарядов. Я злорадно улыбнулся, сожалея, что скрытое капюшоном лицо людишки вряд ли видят.

— Воевать с Владыкой Тьмы? С самим Великим Драконом Триградья? — не знаю как, но маги Саламандры сумели усилить звук моего голоса до уровня шума средних размеров водопада. Держу пари, что под многими островерхими шлемами сейчас шевелятся волосы.

Я расхохотался, и многотысячный отряд разом подался назад, уподобляясь огромному животному.

Пронял я их таки! Да и приветствие весьма неожиданное, на фоне пафосных речей, которыми прожужжали их уши полководцы.

Усеявшие стену Первого Бастиона Драконьи Призраки с превосходством поглядывали на заполонивших дорогу и прячущихся под сенью 'безобидного' леса людей. Вокруг моей иллюзорной головы вился целый рой ворон, которые изображали подобие короны.

Восседающие на белых конях в центре колонны воеводы беспомощно, как мне показалось, оглянулись на многочисленную кавалькаду бородатых мужчин разных возрастов, что с интересом присматривались ко мне.

— Жалкие мураши! — я грозно оглядел всех их. Лучники. Копейщики. Расчеты катапульты, наспех сооруженных баллист и даже парочки требучетов (наверняка собранных не без магической помощи). Конница. Пехота — пешие кметы, сурового вида кряжистые алебардщики. Отряды элитных телохранителей воевод. И ни одной твари Саламата.

Значит, я был прав, и чернокнижник решил прикрыть с их помощью тылы. Ожидает нападения дурачок — думает, что я решил зажать все их воинство у стен Первого Бастиона. Не все так просто.

— Вас всех ждет жестокая кара! Наказание за спесь и самоуверенность!

Подтверждая мою догадку относительно бородатой братии на конях, откуда-то из их рядов в меня полетел, лихо свистнув и рассыпав над покрытыми броней макушками желтые искры, огненный шар. Хе.

Огонек вонзился в грудь моего иллюзорного двойника и настойчиво попытался поджечь клубящуюся темноту. Ученики Саламандры постарались на славу — ничего не вышло, и огненный 'снежок' канул в пучины призрачной плоти.

Ряды войск дружно вздохнули. Волхвы нахмурились.

Я, наслаждаясь произведенным впечатлением, высоко поднял руку и заслонил её свет солнца. Воздух ощутимо посерел. Снизу стали доноситься панические крики — впрочем, недолго, потому что уверенные в себе воеводы живо успокоили разброд и шатания.

— Все кто пришел под стены моего дома станут рабами! И тьма, питающая корни этих скал полакомится вашими светлыми душонками, когда придет час! Ха-ха-ха! Готовьтесь присягнуть мне на верность, щенки!

В меня с грохотом и шипением врезалось сразу несколько пламенных комет, оставляющих за собой длинные сизые хвосты дыма. Следом за этим, кто-то из волхвов сообразил, в чем дело и 'воронья корона' вокруг моей головы распалась — часть пернатых рухнули вниз стремительно обугливающимися тушками.

Прежде чем исчезнуть призрак выполнил еще один отрепетированный трюк. Он грузно накренился (я в тот миг уже вышел из контура заклятья в лаборатории Саламандры) и с угрожающим шипением низринулся прямо на стройные ряды войск.

Вот этот разброд десятники успокоить не смогли. Над самыми головами заметавшихся людей вспыхнула жемчужная сеть — волхвы прекрасно понимали, что от иллюзии вреда не будет, но дабы успокоить толпу были вынуждены идти у меня на поводу. В самый последний миг, едва не соприкоснувшись с губительным светом преграды, иллюзорный я рассыпался десятками тысяч иллюзорных воронов которые с гнусным карканьем полетели меж ячейками магической сети и разлетелись в разные стороны, пугая людей и животных, и исчезая в темных глубинах моего леса.

Как вам такое приветствие? Наверняка понравилось. У меня есть масса всяких вкусностей.

— Саламандра. Как только эти придурки пойдут в атаку, вы поставите щит. Непроницаемый щит. Сразу же активируете Корневое Заклинание и ждите. Потом можешь присоединиться ко мне в тронном зале.

Уже посвященный в грядущую процедуру коронации меня Силами Магии волшебник с сомнением кивнул.

... Я в окружении двенадцати телохранителей быстро вошел в величественную торжественную черно-мраморную тронную залу, где меня ждали Хран с двумя слугами. Цитадель сейчас казалась вымершей — только монументами высились почти у каждой двери молчаливые охранники. Слуги сидели в своём ярусе. Солдаты заполонили двор и бастионы. Маги стояли на башнях Дасунь-крепости и в заклинательных покоях.

— Все готово, мастер Грай, — поклонился Хран. Возле трона стояло черное зеркало в диабазовой раме.

— Начинай, — донеслось из зазеркалья. — Давай Грай, покажи чего стоит твой Замысел.

Я, не сдерживая торжествующую ухмылку, шел к трону, поглядывая на перенесенные из Артефактной сокровища. Их мощь больше почти ничего не сдерживало и по стенам тронного зала волнами пробегали серебристые искры. Меч Тайной Лощины. Корни Гор. Борода Женщины. Цветок Небылицы. И Кольцо Бестии на аккуратной подставке перед троном. Странная история его появления у моего пленника, скорее всего, была ложью, но какая разница? Я в качестве жеста доброй воли даже велел перевести парня из темницы в небольшую зачарованную коморку, находящуюся на первом ярусе Цитадели.

Замок ощутимо тряхнуло. Вздрогнул под ногами пол и уши на мгновение оглохли, словно в них попала вода.

Я ступил на ступеньки. Корневое Заклинание пробудилось. Главный магический бастион Цитадели. Его невозможно обойти или разъять. Сам Скальный Пояс Петельщика питает силой древнюю магию. Даже мой отец — давний хозяин этих мест, не сумел бы создать такое. Мои маги сумели. Небыстро. Но теперь перед хваленой армией Яромира непреодолимая преграда.

Её можно только пробить, приложив воистину божественные усилия. Из одного конца зала в другой пробежала зыбкая тень. Я сел на трон, царственно положив руки на подлокотники.

Сейчас многочисленные каменные и огненные снаряды просто исчезают в воздухе не в состоянии даже долететь к камням Первого Бастиона.

Давайте волхвы. Я знаю, что у вас хватит сил превозмочь чары. Зовите своих богов. Не зря же вы тащили с собой Священные артефакты. Не зря среди вас как минимум семеро моих приспешников.

— Так сяк штурмуют-то, — обратился я чтобы разрядить обстановку к начальнику охраны. Реваз флегматично кивнул:

— Что есть, то есть, Великий Дракон, — в эту секунду разноцветное марево распространяющееся от поставленных в зале артефактов вспыхнуло чуть ярче. Реваз настороженно положил руку на меч. Воин до глубины души, он с подозрением относился к любому колдовству. А уж сегодня он вообще ничего не понимает. Кроме того, что у нас под стенами многотысячная армия.

В раскрывшуюся дверь бочком вошел Келькут. Судя по ухмылке, все шло, как и задумывалось:

— Они мешкают, мой Дракон. Первый удар был пробным. Совсем скоро последует настоящий.

— Реваз. Можешь отправляться к войскам. Когда Заклинание перестанет действовать, дождитесь моего второго обращения.

Воин, печатая шаг, удалился. Я же в ожидании всесокрушающего удара пожалел, что не взял с собой инструменты. Хран — оправдывая имя, хранил вежливое безмолвие. Слуги молча нервничали.

— Думаете, наши бородатые друзья себя оправдают? — по-стариковски кряхтя, присел на ступеньки Келькут. Сегодня я разрешал немного пренебречь формальностями.

Я хмыкнул:

— Ну если они не сумеют пробить заклинание ситуация станет по-настоящему глупой. Я не добьюсь своего, а им не останется ничего иного кроме как попытаться удрать. Не может быть, чтобы я зря потратил столько времени на ожидания.

— Я о другом, мой Дракон...

Но тут Саламандру перебил донесшийся из мутного зеркала рык:

— Он спрашивает, смогут ли сыграть свою роль те волхвы-предатели.

Моя усмешка повергла слуг в трепет:

— Даже если не смогут, у нас найдутся методы. Как там снаружи, Мерх?

— Гроооуууум... жарко. Людишки топчутся, старички советуются. Твои молодцы, только что со стен на них не плюются.

— А необычное что-нибудь есть?

— Гроооуууум... ни тебе войска дикиев, ни тебе голых баб... нет ничего.

В молчании прошло несколько мгновений. И тут стены залы буквально осветились огнями такой яркости, что я невольно прикрыл рукой глаза.

— Началось, — шепнул, неуклюже вскакивая на ноги, Саламандра. Подтверждая его слова из зеркало возбужденно грянуло:

— Вот это я понимаю магия! Грай! Ты куда популярней в Царстве, чем сам думал! Эти волхвы приволокли с собой Чашу Трех24!

Я не удержавшись, хихикнул:

— А самого Семаргла они там с собой не приволокли? Было бы познавательно...

— Гм... знаешь, Грай, я бы не хотел, чтобы птичка, сейчас нарождающаяся в пламенной струе вырвавшейся из чаши, меня клюнула...

Внезапно по зеркалу пробежала рябь, и оно резко смолкла. Корневое Заклинание Защиты встретилось с Чарой Вохвов.

— Саламандра! — рявкнул я. Келькут поспешно бросил на пол, разбившийся в дребезги шар. Вспышка была алой.

— Ну вот. А ты сомневался в наших друзьях, — не без труда я растянул губы в ухмылке. В эти самые секунды, идейно обработанные мной волхвы, навязали бой своим товарищам. Ударили в спину, стремясь убить ранить или покалечить хотя, конечно же, не это было главным. Главным было отвлечь. Освободить начиненную до отказа волшебной силой чару.

И им это удалось.

— Нож! — мазок и на коже расцветает красная нить. Вернув стилет Храну, я сжал в руке кольцо, и легко сбежав вниз, на глазах у изумленной охраны стал поочередно касаться кольцом пылающих от Внешней Силы артефактов.

Своды Цитадели задрожали. Предвечный Огонь сцепился с Корневым Заклинанием, и вся мелкая магия окрест просто потонула в грандиозном водовороте сил. Снаружи выцветало, рассыпаясь прожилками незримых в обычные ночи звезд небо. Снаружи одновременно завыли все семь ветров. Снаружи содрогнулись скалы, и затрещала, лопаясь, земля.

Первородный Хаос легко исказил все законы магии, приводя к невиданному магическому шторму. Если Боги этого мира хоть немного им интересуются, они наверняка уже расталкивают друг друга локтями чтобы получше рассмотреть происходящее.

Мы находились в самом сердце невообразимого буйства магии. В глазу урагана, где, как известно всегда тишина. Все, как и ожидалось — трактат о Магических Столпах, попавший в мои руки еще на заре пути, не лгал. Пока не лгал.

Вокруг нас же распространялось мертвое, пожирающее звуки и слова безмолвие. Артефакты пульсировали все ярче.

— Скорее, мой Дракон! — в голосе Саламандры послышались одновременно страх и мольба. Я же не видел особых причин торопится — у нас есть некоторый запас времени, прежде чем...

Коснувшись всех артефактов, я ощутил, как вокруг незримым коконом теплеет воздух, и быстро вернулся к трону. Капельки моей крови, падая на пол, успевали вспыхнуть огоньками искр, обернуться клочками тумана и с перезвоном разбиться об пол хрустальными осколками.

Неудивительно, что Мерх умолк. Мы сейчас отрезаны от любого магического вмешательства. Не то, что мой призрачный Тотем — все кудесники мира сюда заглянуть не смогут!

— Быстрее, — моляще попросил Келькут. Маг боялся! Должно быть, потому что, плохо представляя себе, итог этой свистопляски он очень хорошо понимал механику разыгравшейся бури. Боится, чтобы не сорвалась с поводка.

Я поднял вверх руку и торжественно обратился к разноцветной радужной арке, образованной лучами светящихся артефактов.

— Ваш Хранитель взывает к вам! Предвечные Атрибуты! Корни Магических Сил мира, порожденные бесконечными потоками! Я призываю вас исполнить мою просьбу! Сейчас вы свободны от потоков Мира Магии! Я не прошу вас послужить тому, ради чего вы создавались! Вы проводники Мира Магии в Мир Настоящий! Я прошу вас раскрыть себя! Раскрыть себя до конца! Отдать свою суть вещи отныне связанной со мною кровью! Я прошу вас признать Власть!

При этих словах артефакты воспарили в воздухе. Я, затаив дыхание, чувствовал, как злой жар проникает через рану на руке в мою кровь, разносясь по телу. Злой хной вспыхнуло в руке Кольцо Бестии и прочие артефакты, исторгнув низкий мучительный стон, от которого даже у меня затряслись поджилки, а слуги и вовсе попадали с ног, рассыпались во вспышках света сверкающей крошкой.

В абсолютной тишине я опустился на свой трон. Рука горела. Саламандра безмолвно взирал на кольцо в моей руке. Отныне магические пласты мироздания сдвинулись, отрезая тысячи волшебников от их источников. Полностью лишились заёмной силы Волхвы. Пусть тщетно взывают к своим Богам — единственный ключик к их силе теперь принадлежит мне! Трактат, рукопись давно мертвого мудреца, натолкнувшая некогда меня на Замысел — он говорил абсолютную правду. Кольцо отбирало силу магов и превращало её в орудие, принадлежащее одному человеку. Даровало мощь.

Вся их сила теперь умещается на моей ладони. А сам я Наместник всех этих Богов! Только почему-то вместо упоительного чувства собственной победы по моему телу распространяется болезненная сосущая силы слабость.

— Присутствующие здесь стали свидетелями рождения новой эпохи! — я говорил так, словно передо мной стояли миллионы, а вовсе не полтора десятка перепуганных до полусмерти людей. — Отныне в моих руках сосредоточена мощь всей магии! И никто...

Сердце стучало так сильно, что я умолк переводя дух.

— Никто не способен отныне диктовать нам свои условия. Теперь все кто был со мной от начала, получат по заслугам! Все вы будете вознаграждены...

Без всякого почтения к моей патетической речи противно зашелестела открывшаяся дверь. Головы присутствующих обернулись к входящим.

— Замечательно, малыш, — саркастично сказала женщина в сером застегнутым до самого горла платье мягко по-кошачьи ступая по ковровой дорожке. — Ты прирожденный оратор!

Я недоуменно смотрел на посмевшую потревожить мой покой парочку. Позади незнакомки в сером, шла очень хорошо известная мне особа.

Или не очень? На вечно улыбающемся и недалеком, хотя красивом лице Гвини сейчас красовалось никогда не виденное мною выражение. Холодная, бросающая в дрожь серьезность, смотрела на меня из золотистых глаз.

Покушение?

— Ты такой умница, — радостно продолжала женщина, приближаясь к трону. — Все так хорошо сделал! Действительно. Я зря о тебе беспокоилась.

Драконьи Призраки, не сговариваясь, заступили ей дорогу и разом вытащили мечи. Женщина остановилась в трех шагах от черного строя и шутливо подняла руки вверх:

— Глупые дети! — рассмеялась она, с удовольствием демонстрируя идеальные белые зубы. — Зачем вы так переживаете? Пропустите меня, я никого не собираюсь обижать!

Женщина развела ладошки, точно собираясь обнимать кого-то. Воины бросили оружие и молча расступились. Встали на колени.

Заговор?! Я обмер.

Две беззащитные фигурки спокойно миновали коленопреклонных воинов и направились ко мне. Клянусь Тьмой, но ласковая улыбочка этой серой мне совершенно не нравилась.

— Гвини, что все это значит? — я прекрасно понимал, что все это значит. Но не упускал возможности уточнить. Наложница остановилась и взглянула на меня. Страшно взглянула. Как на пустое место. На меня! На Великого Дракона Триградья!

— Это предательство? — резко прошипел я. — Вы меня предали?

Никто из воинов не пошевелился. А вот женщина уже стоящая возле ступенек снова рассмеялась, не сводя с меня больших черных глаз:

— Нет, конечно. Мальчик, почему ты такой сердитый? Никто тебя не предавал. Эти ваши игрушки так умилительны.

Недлинные русые кудри едва касались плеч. Необычайно чистое лицо, делало её моложе лет на десять.

— Ты?! — Саламандра тоже узнал, задевшую меня корзиной служанку. — Наемная убийца?

Его рука скользнула за пазуху. Женщина взглянула на старика с интересом и снова перевела взгляд на меня:

— Меня зовут Астис. Вы совершенно напрасно переживаете, малыши. Я пришла засвидетельствовать свой восторг настоящему мастеру!

Это она седобородого Келькута 'малышом' назвала? Астис. Не та ли это Астис, про которую мне говорил Тольяр?

— Мальчик. Ты очень хорошо все сделал. Оправдал наши надежды и наше доверие. Доказал всем свою серьезность, — в её собственном голосе не было и намека на серьезность. — Сделал по настоящему очень важную для мира вещь.

Терпение Саламандры лопнуло, и он выхватил какую-то темную иглу. Чем явственно озадачил женщину.

— Собираешься напасть, малыш? Как глупо. Как по-ребячески.

Келькут так не считал. Женщина протянула руку и лукаво улыбнулась:

— Отдай мне эту штуку и пойди, погуляй.

Я не верил своим глазам. Старый маг безропотно опустил иглу в подставленную ладошку и бодрой походкой двинул к выходу.

— Бред. Такого не бывает, — отчетливо протянул я. — Дурной сон.

— Да нет, — она выбросила иголку и отряхнула белы рученьки. — Никакой не сон. Просто вы так давно не слышали добрых слов, что уже и забыли, как действенны они бывают. Дай мне моё кольцо, пожалуйста.

— Нет!!! — я принялся натягивать бликующее разноцветными отсветами кольцо на палец. Вот оно что! Вот как! Ну, я тебе сейчас! В пыль сотру!

Ни один мускул не дрогнул на восторженно-ласковом лице женщины, когда она протянула ко мне руку:

— Это, в самом деле, моя вещь. Я попросила одного глупого мальчика её подержать у себя. А он отдал тебе. Вышло, даже лучше чем я рассчитывала, ты ведь такой умный.

Меня прошибло в пот. Я все понял. В ту самую секунду, когда кретински улыбаясь, сам протянул кольцо и отдал этой ведьме. Сам!

— Дрянь... — превозмогая сопротивление онемевшего языка, просипел я. — Ты с острова Харр...

Но и здесь меня ждало потрясение.

— Нет, — удивленно качнула кудряшками Астис. — Конечно, нет. Эти островитяне такие злые, что мне с ними даже не о чем поговорить, — поймав мой полный лютой ненависти взгляд, она открыто улыбнулась. Без капли торжества или злой иронии. — Ну, вот ты кажется, обиделся? Хм... ну извини.

— Сука, — прошипел я давясь воздухом и не оставляя попыток вернуть власть над своим телом. Дай только добраться до оружия, и я тебе покажу обиду!

— Ну, зачем ты так. Вот сейчас ты злишься. Думаешь отдать меня своим магам? Малыш, но ведь это блажь. У тебя больше нет никаких магов.

Она показала мне кольцо, и я с внутренним содроганием понял, что так и есть.

— Ты сумел запереть часть неподвластной магии. И этим освободил место для нас. Спасибо за щедрый подарок.

С этими словами она поцеловала меня в лоб и, не оглядываясь, пошла прочь из зала. Я, сгорая внутри от ненависти, бессильно смотрел, как они с Гвини уходят, унося мой многолетний замысел. Втаптывая в грязь мою мечту.

Старый Саламандра тупо ходил вокруг одной из колонн глядя себе под ноги. Возле входа она все же обернулась:

— Но ты должен быть мне благодарен. Без моей помощи в своё время у тебя не получилось бы стать Драконом и приобрести такой шикарный дом. Я помогла тебе, взлелеяв твои силы, ты, вернул мне мои — мы квиты.

Что же это за силы, отнимающие власть над телом? Почему я никогда не слышал об этой школе магии?

Подмигнув мне с неожиданным озорством, она тут же добавила:

— А о путях отступления ты зря не позаботился. Кто знает, может, лучше было бы тебе одеть тогда подарок этой девочки?

Гвини услышав слова Астис, потупилась как нашкодившая девчонка за спиной у матери совершившая проказу.

Дверь закрылась, одновременно с моим глухим надсадным стоном медленно перерастающем в рев. Дрянь! Сука! Потаскуха! Провела меня! Подставила! Втоптала в грязь, отняв столько усилий!

Тело по-прежнему не слушалось меня, но власть над голосом вернулась, выражаясь в бесконечном потоке ругани.

Наконец в ноги и руки вернулось покалывающее тепло. Тряся головами, с трудом и оханьем поднимались на ноги Драконьи Призраки, также освободившиеся от наваждения.

— Саламандрррааа! — яростно заорал я на старика. — Достань мне эту дрянь! Быстро!

Келькут с крайне ошарашенным лицом кивнул, поплевал на ладони... и выражение его лица стало еще и испуганным до крайности.

— Я... я не могу, — прошептал он, переводя на меня полные безбрежного ужаса глаза. — Я не могу колдовать. Магия иссякла.

Нет времени ждать! Догнать! Догнать их пока еще не поздно!

И тут, прежде чем я успел выбежать из тронного зала, прежде чем оправился от шока Саламандра, случилось то о чем все мы и думать забыли. То о чем я так и не позаботился. Магические потоки были перекрыты. Но уже выпущенная на свободу мощь двух противоборствующих заклятий никуда не делась. Я попросту забыл о ней — перстень был в моих руках и я мог укротить магическую стихию. Но забыл.

Кокон лопнул. Зашевелился пол под ногами. Содрогнулись, покрываясь трещинами колонны. Со звоном вылетели витражи тронного зала. Не устояв на ногах, я рухнул прямо на дверь, распахивая её своим весом и падая в коридор.

А потом вся бездна дикой, неприрученной магической силы ухнула вниз. Свободная от чьей-либо власти магическая мощь. Колоссальная бездна энергии Предначального Огня и медленно разрушающихся скал низринулась вниз. Как водопад. Как упавшая с неба звезда. Прямо на Первый Бастион и собравшееся под его стенами воинство. Прямо на Дасунь-крепость. Прихлопывая лишенную поддержки магов Цитадель как карточный домик. Одинаково легко сминая неприступные камни и людей, прячущихся под ними.

Я полетел на пол. А на мои многострадальные плечи упала сама тьма...

Глава 7

'... когда ваше дело переживает кризис

не можно забывать о главном — налаженность связи с подчиненными,

позволяющая отдавать приказы напрямую и избежать массы глупых

последствий. Вы должны не просто следить за новостями,

полагаясь на показания шпионов, но самолично их порождать. А как этого

добиться? Будьте ближе к людям. Будьте на виду. Или даже идите в народ.

Только убедитесь предварительно, что народ не хочет вас прибить...'

Темный Властелин Грай 'Дракон' Триградский

'Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом' (рукопись)

...Подозрительно близко завыли волки. Хитроумные бестии даже не скрывали своего присутствия, а торжество их голосов давало людям понять, что твари рассчитывают сегодня на сытный ужин.

К сожалению, волкам было невдомек, что двуногая сыть имеет совершенно иные планы.

— Холодно зараза! — прерываясь на опорожнение своего бурдюка, заворчал Бриас. — Вообще это лето или козья задница?!

Ответное хмыканье в полной мере выразило оценку поэтичности сравнений Бриаса.

— Эдак мы до Хёргэ и за месяц не доберемся. Ежели кажный тракт перекрыть, да со всех подорожные спрашивать, какая это будет торговля? Это козья задница, а не торговля будет! Ой, зря царь Яромир войной на Триградье пошел! Да и Великий Дракон, будто совсем от злости рехнулся!

При этих словах он выразительно понизил голос, давая своему партнеру, возможность насладится не только одной лишь тряской в фургоне, но и сопутствующими ей скрипами, стуками и доносящейся из нутра возка бранью.

Пассажирам путешествие нравилось не больше чем упряжке коней, но ничего с этим поделать они не могли, довольствуясь словесными выражениями негодования.

— Война, война, — утерев рукавом рот, продолжил брюзжать возница. — Да кто ж так воюет, хотел бы я знать! Оно с самого начала видно было, что ничего из затеи Яромировой не выйдет! Похабень одна — Дасунь-крепость человеку не взять! Ты мне, паря, на слово поверь. Как-то годков пять-шесть назад я туда ездил — Грейбриса Наместник Дракону какой-то подарок слал. Десять телег! Представляешь! Десять! — увлекшись, он положил вожжи на колени и стал размахивать руками, пытаясь показать общий размер подарка. — И охраны, чтоб не соврать, сотня! Что смотришь, так — не веришь? И дурак, что не веришь! Сто конников! Все в черном, лиц не видать — шоломы с харями страшными! Все смотрели, чтоб никто из обоза не вздумал в телегах копаться! А оно ж нам разве надо? Так вот видел я тогда этот Первый Баштион. За зачарованным лесом, да таким, что ты парень в жизни, небось, не видал — из-за кажного дерева глазища так и сверкают! То нечистые — слуги Великого Дракона, что за лесом приглядывают. Страховидные... но понятливые. Старый Грашман у них умудрялся даже самогон покупать! Ох, и ядючее ж было то зелье — сразу ясно нам стало, отчего у нечистых морды такие!

Дорога петляла по чернеющим ольхами и белеющим березами заливным лугам, рядом с зеленящимися от ряски и дудника зеркальцами прудов, ограждаемых, словно изгородью зарослями камыша. Сквозь обычный для идущего трактом воза шум пробивалось кваканье лягушек и ответное кряканье их соседей по территории уток. Последние с удовольствием дрейфовали по воде, чистя серые перья и не забывая заявлять о своих претензиях на пруды.

— Ложили тот Баштион не иначе великаны! — продолжал делиться впечатлениями Бриас. — И охраны там видимо-невидимо! Не-э зря царек-то на Дракона пошел! Ему и с медведем не справится, а уж с нашим Драконом и подавно! Да токо как сгинуло войско Яромирово у Скального Пояса, да отгремела битва под Грейбрисом и Яромировы разбежались, откуда явились, и Дракона войск почти не видать. Под Грейбрисом кажут, много люда всякого полегло... и не только люда. Я ж как раз со своим поручением в городе застрял — никого не пускали, не выпускали, к осаде готовились... Гильдия Триградских Купцов из-за моей задержки не меньше полторы тысячи потеряла!

Бриас тряхнул головой с таким искренним негодованием, что стало ясно — он правда думает, что для Гильдии Купцов полторы тысячи большие деньги. Разубеждать его никто не стал.

— Я слыхал, что в той самой битве вроде бы Драконова главного воина убили. Как его бишь звали... Лерт?

— Лев, — сиплым простуженным голосом поправил второй сидящий на козлах мужчина, с благодарностью принимая бурдюк из рук возницы.

— Ну да. Точно. И с той самой драки, как отрезало. Нет-нет, мелькнут черные личины, да все больше возле городов. А что и как, непонятно. С дорогами этими... чего Дракон вдруг взъелся так? На кого?

В возу заплакал ребенок. Кто-то грубо выругался. Едущий на козлах мужчина поморщился, баюкая перевязь. Тряска разбередила сломанную руку. Ноющая, протяжная как детский плач боль, была для него внове.

— Действительно интересно, — с какой-то непонятной злостью вдруг сказал он. — На кого же взъелся Дракон? Тот, что пытается сейчас удержать волнующееся Триградье.

Возница удивленно посмотрел на попутчика, но смолчал. Бриас не хотел себе признаваться, но голос молчуна вызывал у него беспокойство, граничащее со страхом. Дорого заплативший за перевозку парень большую часть времени сидел тихо, слушая рассказы и разговоры. Изможденный, бледный, со сломанной рукой и следами порезов на лице. За маленькую доплату он выторговал себе место на козлах, отчего-то не желая ехать с остальными напуганными войной беженцами.

Его осипший от простуды голос, звучал необыкновенно властно. И почти всегда со злой насмешкой. Бриас уже не первый раз думал про себя, что зря взял такого 'странного'.

— Нам бы дотемна к Кобылякам приехать, — меняя тему разговора, засопел возница. — Там еда и питье. Заодно свежие новости можем узнать.

Не сказать, что пока они ехали, дорога пустовала, но по странному стечению обстоятельств люди двигались скорее навстречу, нежели обгоняя. Три повозки со складывающимся из золотых монет драконом — знаком гильдии купцов — на бортиках встретились им еще у каменного моста верст семь назад. Следом прошел отряд ополченцев с луками и копьями. Еще позже повстречались несколько отвратно смердящих смолокуров.

— Не сообразил люд еще, что война войной, да токмо может, и не кончилось ничего еще, — простодушно толковал Бриас. — В Грейбрисе, что в твоем котле сейчас. Судят да рядят. Может опять Яромировы подкатятся... не-э на западе поспокойнее быть должно. Увидишь, парень месяца не пройдет, как такие перевозки втрое дороже станут. Повалит народец от Грейбриса, как есть повалит.

— Эй, спереди! — встревожено крикнули из-за полога. — За нами кто-то поспешает!

Возница выглянул из-за крытого борта, сильно вытягивая шею. Лицо у него разом дернулось и посмурнело.

— Накаркал, — сквозь зубы процедил Бриас, угрюмо поглядывая на дорогу. — Как есть накаркал дурак старый! Ведь никто за язык не тянул-то...

Его попутчик тоже зримо напрягся, отчего-то нервничая. Брань и разговоры в повозке стихли, словно отсеченные ножом. Только требовательно орал младенец.

Подскакивало на камнях деревянное колесо, жалуясь на горькую долю противным скрипом.

Над повозкой, величаво расправив черные крылья, пролетел большой ворон. Возница проигнорировал птицу, погрузившись в мрачные думы. А вот его попутчик обратил внимание. Ворон, махнув крылом, приземлился на растущую у обочины березку и антрацитово поблескивающим глазом оглядел сидящих на козлах. Лицо мужчины просветлело.

Трое всадников в одинаковой темной одежде обогнали повозку. У двоих сбоку седел располагались ножны с мечами. Первые двое не обратили на убогий возок никакого внимания, а вот третий задержался. Седой суровый мужчина с лицом воина окинул взглядом сперва потупившегося и вжавшегося в сиденье возницу, а потом его попутчика.

Короткий взгляд, которым обменялись люди, остался незамеченным Бриасом. Ровно, как и шевельнувшиеся губы парня с поломанной рукой. Одно короткое слово. Всадник отрывисто кивнул и, дав коню шпоры, с криком бросился нагонять товарищей.

Немного погодя они скрылись из виду, оставив за собой только пыльный след.

— Пронесло. Кажись, мимо лихо проехало, — тихо вздохнул Бриас. И не удержавшись, радостно гаркнул: — Пронесло, слава Дракону!

Его попутчик загадочно ухмыльнулся. И тут же погрустнел.

Кобыляками оказался миниатюрный городок, уютно расположившийся как раз на полпути между величественными шпилями Грейбриса и пузатыми башнями Хёргэ. Раскрывшись путникам прямо за восходящим на очередной пригорок распутьем во всей красе, Кобыляки восхищали какой-то необычайной уютностью. Поднимающиеся вертикально вверх струйки дыма из многочисленных печных труб усиливали пасторальное впечатление.

Что же до своего названия то, на мой взгляд, тяжело было сказать, в чем же заключалась его суть. Может, дело было в местных конных заводах. Или в усеявшем зеленые равнины растеньице, которое повсюду называли тмином, а здесь почему-то 'лошаками'. А может и в неком давно истершемся из памяти старожилов курьезе.

На самом деле мне все равно. В Кобыляках я сумею узнать чуть больше сказанного пожилым болтуном-возницей. Остальное неважно. Сплетни, слухи, доносы, единственная цель которых — информация.

В моём случае это залог дальнейшего существования.

Какое лучшее место для сохранения жизни? Крепость? Неразрушимая Цитадель, наводненная охраной? Я тоже так думал. И цена этому заблуждению сломанная рука, крах десяти лет труда и возвращающиеся каждую ночь кошмары.

Отвесив зазевавшейся курице отправившего птицу в полет пинка, я с шумом распахнул дверь, оказавшись в небольшом полутемном зале. На стропилах и балках висело приколоченное множество щитков с резными изображениями — волков, медведей, оленей. Недешевое должно быть удовольствие.

В нос одновременно ударил запах жаркого, капусты, лука, топленого жира и еще каких-то 'благовоний'. В сторону местного хозяина я даже не глянул. Взгляды немногочисленных посетителей тоже не были заинтересованными — мазнули пару раз и все.

Никто не заинтересовался, кроме сидящей за в углу, под грубо вырезанной медвежьей физиономией, кампании. Удача улыбнулась мне широко.

— Великий Дракон, — тихо, чтобы не привлекать чужого внимания приветствовали меня двое. Реваз и Галур. Лишенные извечных своих вороненых облачений Драконьи Призраки казались мне почти незнакомыми людьми.

— Как там поживает Оплетала?

— Встреча произойдет сегодня. Чуть позже, Великий Дракон. У него нет причин избегать вас. Договаривался Галур. Он же проверит целостность соглашения.

— Что слышно? — глядя на демонстративно игнорирующего меня третьего, спросил я.

— Вас начали разыскивать, Великий Дракон, — негромко уведомил Реваз. — По всему видать, что Наместник не поверил в вашу смерть. Но на нашу удачу влияние Грейбрисова посадника распространяется только на город и окрестности.

— И на Дасунь-Крепость, — добавил я. Реваз опустил глаза. Он мнил себя виновным в том, что не сумел отстоять Цитадель. Дурак. Был бы виновен он, я бы не колеблясь, отправил его на плаху. — Точнее на её останки. Остальное дело времени.

Помолчали, слушая разговоры сидящих за соседними столами людей.

— Когда мы выезжали, в Грейбрисе царило затишье, — кашлянув, продолжил Реваз. — Народ нервничал, городские власти массово вешали уклонистов. Сумятицу вносили и ваши маги. В Грейбрисе восемнадцать магов Саламандры. Все они дружно заявили о каком-то магическом катаклизме. И так же дружно сообщили об исчезновении своих способностей к магии. Принародно.

— Надо думать этот непродуманный поступок следствие упомянутого катаклизма? — у меня снова разнылась рука. — И как отреагировал на такие заявления народ? Наместник?

— Наместник, похоже, еще не определился с тем, как и на что ему реагировать, — проворчал Реваз. — К людям он так и не вышел. Чем закончилась история с вашими магами, я не знаю, но будьте уверены, масла в огонь она подлила изрядно.

Не определился, подумал я. Когда его войска подошли к Первому Бастиону и он увидел во что превратил мою Цитадель, обозы Яромира, лес, скалы и две армии магический удар — он определился очень быстро. Надо думать, маги и советники, приставленные к нему, даже и пискнуть не успели. При этом маги наверняка умирали, не прекращая бесполезных попыток применить волшебство. До последнего, небось, не могли поверить, что въевшееся за столько лет в кости и кровь искусство вдруг дало сбой.

Эта гадина определилась едва только увидела выжженные горелые палки древесных стволов и лежащие в руинах бастионы. Как только ступила своими сапогами на еще теплую от пепла человеческой плоти и расплавившегося камня землю. Как только учуял своим утонченным нюхом ошеломляющий запах Смерти витающей над разом уничтоженной 'нерушимой' Цитаделью. Молодец Наместник! Будь я на его месте, наверно тоже поступил бы также. Зачем помогать поверженному чудовищу, если его можно аккуратно добить, а самому занять вожделенный трон?

Пока вся его армия не верила своим глазам, видя крушение того, что многие уже почитали вечным, Наместник не колебался. Он просто приказал захватить еще дымящиеся руины. И добить всех кто выжил в вывернувшем наизнанку землю урагане.

— Сколько Драконьих Призраков выжило? — железным голосом спросил я. Железным потому что меня уже начало трясти от боли и злой обиды. Реваз и Галур переглянулись.

Командир отряда моих телохранителей тяжело вздохнул.

— После нашего прорыва через ущелье мало. Очень мало.

— Так сколько?

— Не больше тридцати человек, — подобострастно ответил Зебарий.

За отгороженным деревянными бортиками полем прогуливалась, разговаривая, публика. Пока псари возились со своими питомцами, ласково нашептывая что-то в вислые серые, черные, каштановые уши, а собаки неудержимо рвались с привязи, тявкая и поскуливая от возбуждения, люди искали себе другие развлечения. Либо делали вид.

Дочь городского судьи Алия Кофлерина вместе с подругами из числа купеческих дочерей делала вид, что собачьи бои удивительно интересное зрелище. О чем она без сомнения поведала на ухо своей лучшей подружке Тельсии (дочке главы городской стражи) при этом хихикнув и красноречиво оглядев без дела снующего поблизости паренька. Паренек, будучи внучатым племянником старейшины Купеческой Гильдии Триградья делал вид, что снует без дела. Взаправду же он выполнял поручение своего далекого родственника — заводил знакомства, которые когда-нибудь укрепят семейное дело. Пока что таковым знакомством он посчитал молодую красивую жену нотариуса. Закрепить знакомство не получалось — хоть красавица и заинтересовалась приятным молодым человеком, но поблизости аки неусыпный страж бдел старый, и весьма опытный в деле пресечения посягательств на своё 'золотко' нотариус.

Казначей Фробениус Дабельгофф делал вид, что интересуется увлекательной беседой с хорошим другом, заместителем и тезкой Фробениусом Дабельгоффом Младшим. Сыном. На самом деле казначея занимал неразрешимый и почти мистический вопрос — куда девались четыре сотни золотых из городской казны. Как не бился воин пера, однако ж обнаружить мистическую пропажу не мог. В это время его сын великолепно знавший, куда подевались злосчастные монеты, с самым теплым видом поглядывал на очаровательную даму развлекающуюся беседой в кругу равных. Дама, замечая взгляд, трепетала ресницами и ласково поглаживала колье на тонкой шейке. Колье было замечательным.

Большей части присутствующих возле собачьих вольеров высших слоев общества приходилось скорее делать вид, нежели получать реальное удовольствие от процесса.

Тому была существенная причина. Среди любителей псовых боев были достаточно влиятельные и уважаемые в Грейбрисе люди. Например, Наместник. Эйстерлин Третий обожал смотреть как его любимцы рвут других собак и волков в клочья. Поэтому и приходилось некоторым стоически переносить запах собачьей шерсти, вид немытых псарей и терпеть бессмысленные разговоры.

А все зря. Сегодня наряженный в вышитый золотом скараник25 подпоясанный окладистым поясом в модных двуцветных брюках (Балбарш-с!) Наместник говорил исключительно с одним человеком. Со своим первым помощником Зебарием. Зебарий не принадлежа к касте воинов или магов, все равно умудрялся быть потрясающе полезным типом.

— И как же это вышло? Разве я не посылал следом за ними? Разве наши кони в чем-то уступают взращенным Цитаделью? — ухоженная рыжая борода, густые брови, тяжело нависающий над глазами крепкий лоб, ястребиный нос и зеленые глаза отчетливо вещали о кровной принадлежности Наместника к островитянам. — Разве наши люди слабее черных воинов? Разве не были они лишены своей магии?

С каждым новым вопросом Наместник хмурился все сильнее и все больше походил на какого-нибудь островного варвара. Памятуя о грозном характере этого народа, Зебарий смиренно молчал, опустив плечи.

— Я вот смотрю на тебя и думаю, Зеб, а может, нет никаких проблем? — Наместник в упор не заметил проскользнувшую в опасной близости прелестницу, хотя обычно всегда обращал внимание на одаренных природой девушек. — Единственная проблема, которую я вынес из твоего лепета, звучит неприятно. Неприятно для балбесов умудрившихся упустить остатки гарнизона Цитадели! А все почему? Из-за страха. У них ноги подгибаются от страха при мысли, что придется рубиться с Драконьими Призраками! Обделаться готовы! Ха! Я своими руками прикончил троих Призраков! Троих!

Наместник протянул под нос Зебарию огромный увитый рыжими волосками кулак.

— У них же не было магов! Сам ведь видел, как мы перерезали глотки этим зарвавшимся придуркам! Нас поразила молния? Земля разверзлась под ногами? Что тогда? Если эти песьи дети боятся Призраков как огня, на что они мне нужны? — бородач замолчал и хищно блеснул зелеными глазами. — Почто я даю им своё золото?

— Ваша милость, — осторожно посетовал Зебарий. — С магами вообще ничего не понятно. Они сами признали, что лишились сил.

— И сели в башню, — мысль о беспомощности черных магов долго действовавших ему на нервы здорово успокоила самолюбие Наместника. — И ежели их полезность исчезла совсем, то скоро дружно украсят своими головами городские ворота. Чтобы прочим шарлатанам неповадно было. Зачем мне кормить проходимцев?

— А если, — рискнул Зебарий, — эти магические способности резко оставившие слуг Триградского Дракона вдруг таким же чудесным образом вернутся? Что если маги снова смогут метать громы и молнии? Тогда нам...

— Тогда нам нужно перебить их всех сейчас, — перебил словесный поток помощника Наместник. — Пока они растерянно оглядываются и попискивают, жалобно суча лапами. Ни к чему ждать перемены ветра. Если уж раз решились бить, значит нужно бить, пока не истребим их всех. Совсем скоро людишки узнают о том, что Дасунь-крепости больше нет. И задрожат. В этот момент нужно всего лишь проявить решимость. Ничего боле. А с Яромиром я сумею договориться. Он уже давно намекал, что если Триградье поведет кто-то менее зловещий чем Дракон, то Царство будет не в претензии. Ему вишь ли хочется видеть соседом готовое к переменам, а не коснеющее во тьме государство. Ха! Пусть только попробует быть в претензии — Яромир потерял большую часть дружины. Уж не знаю, что там сотворил Дракон, но полегли все. А его правая рука Лев, мир его праху, тоже оказался знатным воякой. Яромир и Дракон просто-напросто истребили войска друг друга. А мои-то в целости и сохранности. Хоть и обделались с Призраками. Пусть Яромир только не признает моих прав на Триградье — я ему устрою войну!

— Но ваша милость, как быть с другими командирами? Крейган, Цекут, Каганы Синетрии...

— Чушь, — фыркнул Эйстерлин, умащиваясь на стул с высокой спинкой. Вот-вот должны были начаться состязания. — Никто из них не имеет достаточно сил, чтобы возглавить Триградье. Крейган со своей тысячью пускай сидит в лесу и носа не выказывает. Цекут никогда не был лидером. Нет у него этой жилки. Лидером может быть только хищник. Крупный и агрессивный. Способный кости ломать и головы отгрызать! Такой которого боятся! Цекут — хищник. Но мелковат. Синетрия? Да у них есть и мощь и ярость. Они подчинялись Дракону только из страха перед его магами и войсками. Но дипломаты они плохие. Если договорюсь с Яромиром и заручусь поддержкой наёмников Заголосья, то косоглазые покорятся! Повоюют, подерутся, но будут усмирены. Особенно когда я докопаюсь до похороненных под глыбами Цитадели сокровищ. Кто там еще? Танцор Биргер? Х-хе! У него сейчас благодаря отступлению Яромира такие пляски, что если Танцевальню вообще с землей не сравняют, это ему уже радость будет!

Он источал такую уверенность и животную воинственность, что Зебарий не решился называть вслух еще одну крепость, способную внести погрешности в честолюбивые планы Наместника. Северный город. Хёргэ.

— Коготь против Вихря! — громко объявили первый бой и порядком разочарованные невниманием Наместника гости нехотя заняли свои места. Немногочисленные страстные любители зрелища тихо делали ставки.

— Пусть черные исчезнут, — неожиданно проговорил Наместник, испытующим взглядом сверля Зебария. — Слышишь меня? Я хочу, чтобы все кто кланялся Дракону с особой прилежностью, разом исчезли. Особенно те, кто из-за ротозейства солдат сумели выбраться из Цитадели. Я знаю твою породу. Ты ищейка. Вот и ищи. Подкупай. Выпытывай. Пускай по следу своих нюхачей. Только тихо. Чтоб шуму не было, ша! Чутьё мне подсказывает, что мы входим в новую эпоху. Эпоху большой политики, где не будет места одиноким гордецам вроде покойного Дракона.

Зебарий хотел было сказать, что тело Дракона до сих пор не найдено. Но снова не решился, говорить вслух.

Выпущенные из клеток собаки с яростным лаем и остервенением наскочили друг на друга. Приземистый остроухий широкогрудый кобель с черными пятнами на голове тут же свалил абсолютно черного собрата и принялся кусать за загривок, прижимая передними лапами к земле и норовя, вцепится в горло.

— Давай, Коготь! — потирая ладони, тут же радостно заорал Наместник, моментально забывая о присутствии помощника. — Рви! Рви!

В тон ему голосили несколько человек. Остальные гости радовались куда более умеренно.

— Значит шансов на скорое возвращение у меня нет, — отошла усталая подавальщица, оставив на нашем столе выпивку и еду. Но аппетита не было. Была точащая сердце злость. И боль в ноющей руке. — Эйстерлин скорее всего попытается договориться с Яромиром. Если не сделал этого с самого начала за моей спиной. Зачем ему война? Он поспешит укрепить своё влияние. У него больше трех тысяч мечей. А у меня двадцать четыре. И ни одного мага.

Реваз отвел глаза. Я прикусил губу.

— Выход все же есть. И есть тот, кто мне его подскажет. Так ведь Тольяр?

Молчавший до этого парень посмотрел на меня. Потом на сидящих оплечь него Реваза с Галуром. И опять промолчал.

— Кто как не ты должен знать о нашей теперь уже общей знакомой? — я вспомнил тронный зал и ласковую улыбку. — Астис. Кто нас познакомил, если можно так сказать.

— Чего же вы от меня хотите? — буркнул одноглазый. — Я знаю немногим больше вашего...

Незаметный тычок под ребра от Реваза заставил его болезненно скорчится. Да-а тогда в полуразрушенной Цитадели я на нем изрядно отвел душу. Едва не убил.

— Думаешь, я тогда оставил тебе жизнь из-за большой любви? Э? И потом тащил тебя ночью через заставы, жертвуя верными мне людьми? Да ты в долг живешь, парень. И этот долг надо вернуть. Само Провиденье не позволило тебе сдохнуть, когда рушилась Цитадель. Ты счастливчик. В отличие от многих тысяч оставшихся среди расколотых скал навсегда. Там остались мои воины. Мои маги. Мои гримтурсы. Даже идиотский сатир. Там остался мой старый враг, погребенный такою толщей камней, что добираться до него придется целый год. Впрочем, в его смерть я не очень верю. Там же остался и паршивец с острова Харр. Знаешь каких трудов стоило его захватить? Все зря. Так вот. Ты выжил. И чтобы доказать, что Провидение не совершило ошибки в твоем лице, ты мне поможешь. Скажешь мне.

— Что?

— Где искать дрянь, которая преспокойно вошла в мой замок, одним движением руки поставила на колени моих солдат и расстроила выверенный до мелочей план. Многолетний план, на который я положил тьму усилий!

— Значит, вы еще легко отделались, — вдруг усмехнулся одноглазый. — Потому что я в свою очередь пострадал больше вашего.

Он коснулся повязки на лице. Я перегнулся через стол и врезал ему в скулу здоровой рукой. Удар вышел смазанным и слабым, все же я как боец не очень. Но ответить ему помешали затиснувшие парня локтями Призраки. Жаль у меня только одна рука — придушил бы!

Хозяин корчмы с опаской поглядел в нашу сторону. Тольяр же зажимая рот, кажется, тихо смеялся.

— Повелитель Триградья. Великий Дракон. Ха-ха-ха. И что же ты станешь делать Великий Дракон, когда у тебя осталось всего двадцать четыре слуги? Найдешь её и что? Поклонишься в ножки и удалишься, завывая от бессилия. Я мечтал отомстить ей, сколько себя помню. Ты не представляешь, где я был и с кем говорил, чтобы только понять. Как.

— Зато я очень хорошо представляю, где ты окажешься, если будешь корчить из себя дурака, — сухо напомнил я. На нас уже довольно давно поглядывала компания из пяти человек, что обосновались в центре зала. Рожи мне не нравились совершенно. — Окажешься ты со своими мечтами в выгребной яме. И твоими собеседниками на весь остаток бренного существования станут человеческие отходы.

Он откинул голову, назад вызывающе глядя на меня. Играть в гляделки я не стал.

— Галур. Время, — у меня в Кобыляках была назначена и более важная встреча. Драконий Призрак беззвучно поднялся и пошел на выход. Я с остервенением поскреб колючую щетину на подбородке.

— Есть один человек, — нехотя сказал одноглазый. — Он, пожалуй, знает, где искать нашу общую знакомую. И он же может весьма много рассказать о ней самой.

— Замечательно. И где этот человек? На краю земли? За лесами-горами и медными столбами? В логове древнего чудовища?

— Ближе, — глаз Тольяра неприятно блеснул. — В Эрце. Его зовут Каллиграф. Когда-то я говорил с ним и именно он советовал обратится к ва... к тебе.

— К вам, — поправил я. — Я все еще Дракон Триградья. А ты по-прежнему бродяга без роду-племени. Тот факт, что мы временно, подчеркиваю временно, оказались в одной телеге, ничего не меняет. Говоришь, этот Каллиграф забил в твою не шибко умную голову мысль вмешать меня в неприятную историю? Хм. Самонадеянный тип. Эрц...

Ведь не проверишь эти слова. Может, никакого Каллиграфа в природе нет.

— Придется нам с тобой какое-то время вместе попутешествовать. Будем делить тяготы и невзгоды пути. Корчи сколько угодно свои кислые мины, я тоже не в восторге от таких выводов. Мне нужно повидаться с этим твоим Каллиграфом. Кто он таков и где обитает?

— Восточный Эрц. Местечко под названием Каллигрум, — удивительно послушно выдал сообщника одноглазый. — Имени его не знаю. Каллиграф и все тут. Чем занимается...

— А как ты его нашел? — подозрительно спросил я. — Ты уже в третий раз избегаешь разговора о себе. Причем первые два раза произошли еще в Цитадели. Душещипательные рассказы о твоем детстве и мучениях на жизненном пути не в счет. Пора уже облегчить багаж тайн, поделившись рассказом о своих метаниях под пятой Астис.

— Если уж вы заговорили о дележе тягот и тайн, то, как раз сейчас я готов поделиться одной из них, — невинно предложил Тольяр. — Компашка жлобов, пялящаяся на нас уже битый час ничего против вас не имеет. Они многое имеют против меня. В частности, во-он тот ножичек, что как раз перекочевал под столом в руки одного из них.

Одноглазый даже не глянул в сторону упомянутых, однако ж, я не сомневался — про нож он не врет. Я положил локти на стол:

— Убеждаешь? Пытаешься напугать? Ну-ну. Это местные щипачи, а вовсе не твои недоброжелатели.

— Их пятеро, — без выражения отозвался Тольяр. — И не далече чем год назад я продал им амулет бесконечного везения. За сто царских гривен. С предшествующей проверкой амулета в области карточных игр в компании опытных игроков.

— Чего ты им продал?! — кажется, я сказал эти слова громче, чем следовало. Реваз быстро глянул в сторону. Трактирщик что-то шептал на ухо мальчишке-прислужнику. Компания за центральным столиком оживилась.

— Амулет бесконечного везения, — повторил Тольяр. — Заговоренный на крови шиликуна26. Пятьдесят гривен после проверки я отдал игрокам. А сам исчез из окрестностей.

— Кровь шиликуна, — пробормотал я, вдруг понимая, что все сказанное не шутка. — Потрясающе. Заговорщик, ты хоть раз видел шиликуна? Про его кровь я молчу.

— Нет, — честно признался Тольяр. — Но ведь в тот момент эти охочие до везения парни еще ни о чем не подозревали. Мне нужны были деньги. Уехал, не дожидаясь благодарностей.

— Вот сейчас они тебя и поблагодарят, — сквозь зубы пообещал я. — И коя тьма носит по моему Триградью всяких плутов? Обманывать ближних — крайне идиотская привычка. Отдать бы тебя им сейчас... если б только ты не был мне нужен. Небось, живо впитал бы науку вести себя законопослушно. Они ведь не отстанут просто так.

Я повернул голову и обнаружил, что вся пятерка смотрит в нашу сторону. И да. Они не собирались уходить не солоно хлебавши. Хотя морды их мне стали нравится еще меньше. Какие-то тупые. По-сельски тупые. Оторвавшиеся от сохи крестьяне, не обделенные силой, но крайне обделенные умом. И злые.

— Придется импровизировать.

— Я мог бы с ними поговорить, Великий Дракон, — неожиданно подал голос Реваз.

— А я хотел бы пробыть в Кобыляках еще хоть один спокойный день. Обстоятельство в форме пяти покойников немножко помешает, не находишь? Нет, будем действовать иначе. Тоньше. Как в молодости. Интеллект публики дозволяет полет фантазии.

На лицах одноглазого и Реваза я увидел одинаковое непонимание ситуации; неожиданно почувствовал легкий кураж. Ухмыльнулся во всю ширь рта.

— Пойдемте уже. Мне еще побриться надо.

Бросив на стол пару монет, Реваз выбрался из-за стола следом за мной. Подчеркнуто не обращая внимания на напрягшуюся компанию, мы вышли из зала. В гробовой тишине, слыша, как скрипят за спиной отодвигающиеся табуреты.

Выйдя во двор, мы зашли за ближайший угол, пропустив нескольких развеселых девиц-служанок с крынками. Бедные одежды весьма выгодно оттеняли богатые достоинства. Тольяр подмигнул одной из служаночек, проводив ту длинным взглядом. Я хмыкнул.

— Реваз дай ему меч, — телохранитель посмотрел на меня как на умалишенного. — Быстро.

Недоумевающий Тольяр осторожно взял оружие, чуя подвох.

— Не скалься как идиот. Он тебе не для того чтоб на девок экстаз нагонять своим героическим видом. Опробовать себя в качестве рубаки, отплатив за все обиды, тоже не советую. Не обольщайся. Реваз свернет тебе шею и голыми руками.

Седой вояка косвенно подтвердил мои слова, помахав растопыренной пятерней перед самым носом одноглазого.

— М-да? И что же мне делать с таким бесполезным подарком? Может дрова рубить? — он небрежно кивнул на разложенные у стен сарая поленицы. Парень, очевидно, не терял присутствия духа, пытаясь шутить. Мой ответ вбил его в ступор.

— Бросайся на них.

— Что?!

Я прислушался к быстро приближающимся голосам и яростно прошипел:

— Бросайся на них с мечом. Только серьезно. Давай если не хочешь проблем.

До него, кажется начало доходить. Когда пятерка агрессивно настроенных парней, трое из которых носили крестьянские сермяги, завернула за угол, их ждала неожиданность. Да и меня признаться тоже.

— Убью!!! — тупо смотревший мне в лицо Тольяр по-звериному оскалился и издал такой рев, что даже жутко стало. Замахнувшись мечом, он ринулся на умолкших как по команде страдальцев.

— Стой! — завопил я, здоровой рукой перехватывая одноглазого за локоть. Удержать одной рукой прущего на потенциальных покойников Тольяра было делом непростым.

— Убью, сукиных детей!!! — бешено орал одноглазый зверски зыркая на застывших скульптурной композицией 'везунчиков'.

— Тебя повесят за них! — на моё счастье Реваз решил нам подыграть и перехватил Тольяра с другого фланга, чтобы добавить правдоподобности сценке. — Да уймись же!

— Пустите меня! Поубиваю! — ожесточенно выкручивался одноглазый. Парни оторопело переглянулись. Один из них побледнел. — Пусть вешают! Я их всех сейчас порежу!

В лице молодого Тольяра умер актер театральных подмостков. Играл так убедительно, что, глядя в налившееся кровью лицо, я даже чуть не поверил.

— Тебя и так ищут, — уговаривал я. Тольяр рванул особенно резко и задел мою больную руку. К его разъяренным ревам добавился мой вопль и последующие проклятия. Скоро уже народ собираться начнет.

Висящий на плечах Тольяра Реваз прокряхтел:

— Мужики мы его долго не удержим! Бегите отсюда!

Мужики еще раз переглянулись. Краем глаза я видел, как один из них тискает спрятанную за пазухой рукоять ножа. Встревожено кудахтали разбредшиеся по двору куры.

— Он нас обманул, — хмуро проворчал один из них. По виду самый здравомыслящий. — Деньги...

— Поубиваю шавок!!!

— Поубивает! — натужно подтвердил я, про себя матерясь на неуклюжую сволочь. Добавил в голос истеричных ноток. — Какие деньги... он же сейчас невменяемый! С ума сошел совсем! Да бегите же!

— Так должен же...

— Пусти!!!

— Быстрее!!!

Знаю, что в другое время они бы, скорее всего не испугались бы угроз и сами полезли в драку. Но неожиданность вкупе с видом двух мужиков изо всех сил сдерживающих бешено орущего и вращающего глазами безумца. Да еще и вооруженного мечом, против их ножей.

Парни медленно попятились, не сводя глаз с жестокой борьбы. И так же медленно отступили с поля боя.

— Не так уж много времени у нас, — быстро заявил я. — Либо местные оправятся от шока и бросятся снова нас искать, либо заявят местным же стражам порядка. А закон в Триградье мало кто знает, и поэтому соблюдают его особенно строго. В любом случае надо бы поскорее ретироваться.

— Как же желание спокойно пробыть здесь еще хотя бы день? — пропыхтел, держась за бок Тольяр.

— Почтительней, — буркнул Реваз, пряча меч в ножны. — Ты говоришь с Великим Драконом.

— Пробудешь тут. Мне бы только побриться спокойно, а дальше видно будет.

Цирюлен в Кобыляках было аж две. Уж, не знаю прихоть ли судьбы или личные пристрастия честных кобылятцев были тому причиной. Мне повезло оказаться в двухэтажном здании под многообещающей вывеской 'Щетина'. Вдоль стен тянулись деревянные панели, сплошь в светлых прожилках, а в воздухе витали густые запахи плавленого воска, розмарина и эфирных масел. Усевшись в мягкое кресло, я с интересом оглядел стоящие на столике принадлежности — таз с водой для ополаскивания, полотенца, флаконы.

Наверное, здесь хороший цирюльник. У меня вдруг защемило сердце при воспоминании о том, что еще совсем недавно я мог позволять себе пользоваться услугами самых лучших брадобреев. Да что там — брить меня считалось необычайной честью.

— Хороший день для бритья, господине, — радостно поприветствовал клиента наряженный в почти белый фартук цирюльник. — Хороший чтобы порадовать себя и всех вокруг свежестью лица!

Ловко набросив на меня покрывало, улыбчивый тонкий голубоглазый мужчина взялся за флаконы.

— Смажем кожу, чтобы облегчить процесс. Вот так.

— И многие ли к тебе приходят за свежестью лица, цирюльник? — спросил я для поддержания разговора. Краем глаза заметил, как дернулся горбатый породистый нос на лице брадобрея:

— Увы. Увы, не все еще в здешней глухомани привержены культурным традициям, пришедшим к нам из замечательного Эрца и развитой Республики Балбараш! Чаще обращаются за кровопусканием... Дикость в прогрессивных взглядах смущает меня, но отнюдь не пугает. Трудности пугают только слабых духом! Я же добьюсь окультуривания этого края!

Легкая серебряная бритва бабочкой заплясали в худых умелых руках борца за культуру. М-да совсем неплохо. Совсем. Я едва ощущал мазки вдоль своего лица, снимающие проклятую щетину. Цирюльник был виртуозом.

— Интересно, отчего именно балбарашцы взяли на себя ответственность за просвещение Триградья? — откинув голову назад, пробормотал я, чувствуя, как скользит по горлу отточенное лезвие.

— А кому еще господин? Кому как не нам просвещать этот край? Не дергайтесь, а то порежу... Кому еще нести свет знаний? Только нам. Хрупким, но разумным.

— И очень предприимчивым. Деньги они везде деньги. Но ты прав в одном. Именно вы балбарашцы — цирюльники, алхимики, лекари, торговцы — лучше всех несете свет знаний. Вы везде и всюду держите глаза и уши открытыми. Поэтому и ценитесь так сильно. Вот и я кроме бритья хочу порадовать себя еще одним. Знаниями.

Чирк. Лезвие филигранно сняло самый верхний слой кожи. Даже крови не выступило. Цирюльник, показавшись в поле зрения, виновато улыбнулся:

— Извините. Рука дрогнула.

— Подобная дрожь может стоить очень дорого. Оплетала не любит когда у его подмастерьев дрожат руки. Где он, кстати?

Лицо цирюльника изменилось вмиг. Пропала игривость и шутливость.

— Ааааа... так это вы. О вас говорил Призрак. Простите, не узнал вас. Особенно это, — он кивнул на мою руку. — Может быть, я мог с ней чем-то помочь? Мазь?

— Маг. Маг смог бы помочь.

Цирюльник отступил на шаг назад, печально склонив голову.

— Вы не знаете. Маги. С ними последнее время очень большие проблемы. Какое-то массовое безумие. Не знаю уж, что делается в Царстве или Эрце, но здесь маги резко ополоумели. Вроде как лишились способностей к чародейству.

— Об этом ты тоже расскажешь. Но сначала Оплетала. Где он? И закончи, наконец, бритье!

Цирюльник занялся делом, рассказывая в своей манере торопливо, но вполне разумно и ясно:

— Мастер выехал из Кобыляк недели полторы назад. У нас произошло расширение, и он переехал в городок Роврэн, что к югу от Хёргэ. Дело-то процветает. Я здесь вроде управляющего.

— Хорошо. Я надеюсь за все мои последующие ответы уже оплачено?

— Призрак был очень щедр, — подтвердил цирюльник.

— Тогда я хотел бы узнать больше о поразившем магов недуге. Как он себя проявляет. Что говорят сами маги. Мысли. Мнения.

— Ну... я не занимался этим вопросом специально. Но держать нос по ветру необходимо, в такое неспокойное время. Знаю, что не так давно все волшебники в окрестностях — и Черные маги, и деревенские колдуны, и даже захожие друиды, потеряли свои способности. Резко. Одновременно. Даже больше, слухи, приносимые на вороньих хвостах, свидетельствуют, что по всему Триградью случился такой неприятный казус. Откуда его причина никто не знает. По крайней мере, пока что. Касательно других краёв я не в курсе, но слышал, что у проходившего неподалеку четыре дня назад отряда царских дружинников в составе было несколько волхвов. Они вроде бы тоже. Того-этого.

— Ну и что теперь? После казуса?

— А что? — пожал плечами цирюльник. — Времени-то мало прошло. Народ, пожалуй, пока даже не заметил. Волшебники ведут себя по-разному, некоторые затворяются в домах и стихают. Иные наоборот орут про свои проблемы. Кое-кто даже умишком от неожиданности тронулся. А люди волнуются. Эх, господин... не знаю как там с магами, но я б на их месте не кричал так громко. У людей ведь всегда обида на магиков была — кому-то потраву сделали, кого-то уморили. Да и высокомерные они почти все. Ежели вдруг что — может большая беда случится. Одной искры хватит. Пожалуй здесь мастер Оплетала знает больше моего.

— Этого довольно. Теперь касательно Хёргэ. Как там обстановка?

Это не превратившийся в кипящий котел Грейбрис. Если туда отправился Оплетала, значит все там происходящее известно доподлинно.

— Власть над городом временно взял Лис. Само Хёргэ живет в нервном ожидании. Дело в том, что недавно на берегах высадились северные варвары. Много, значительно больше двух тысяч. Где-то в пределах трех с половиной. И они, приглашенные Великим Драконом в поход на юг, готовые к грабежам Царства, теряют терпения. Нет обещанной поддержки, а воины конунгов уже настроились. Вроде бы не прочь пограбить хоть где-то. Хёргэ вполне им подходит — к счастью они не знают о неприятности с магами. Поэтому медлят, опасаясь волшебства. Ведут переговоры с Лисом, требуя появления Великого Дракона. Пока что разговоры заходят в тупик — я не знаю, что там случилось в Дасунь-Крепости, но, судя по молчанию Лиса, Великий Дракон не считает нужным обращать внимание на назревающую бучу. Или сильно занят. Или...

Как сильно мне повезло, что островитяне не притащились в составе обещанных восьми тысяч! Представляю, каких трудов стоит Лису удерживать вспыльчивых варваров от нападения.

— Понимаю. Я услышал достаточно. Третий мой вопрос касается женщины. Женщины, которую вы должны отыскать.

— Женщина? — кажется, цирюльник удивился. — Что значит женщина? Что она решает? Вышивать ли ей крестиком или как-то иначе?

Естественно. Никто не принимает женщин всерьез. Кто такая женщина? Маг? Нет. Воин? Нет. Женщина-правитель? Нет. О чем тогда может идти разговор кроме вышивания?

Логика ясная. Сам думал так еще совсем недавно.

— Кое-что значит. Для меня. Поэтому молчи и слушай. Найдете все, что сумеете. О женщине по имени Астис. Имя редкое. Женщина тоже необычная. И за эту необычность уплачено будет также крайне необычно. Интересует совершенно все. Кто она. С кем общается. Где обитает. Ищите не только в Триградье. Везде.

— Это долго...

— Я знаю. Если эту персону отыскать будет не просто, прошу обратить внимание на некую Гвини. По имеющимся у меня данным она была наложницей Великого Дракона до недавнего времени, — глаза цирюльника увеличились вдвое. — Описание её внешности сыскать будет несложно. Эта особа лишена покровительства Великого Дракона и покинула Дасунь-Крепость в день битвы у Первого Бастиона. Искать станете оттуда. Все что раскопаешь, отправишь к Оплетале. С ним я поговорю сам. Лично. Еще одно. Такое же подробное описание нужно достать на менее загадочную натуру. Житель Восточного Эрца из местечка Каллигрум. Прозвище Каллиграф.

— Сделаем.

— Знаю. И последнее. Человек по имени Тольяр. Одноглазый. Бродяга.

Цирюльник кивнул и снял покрывало, подав зеркало:

— Прошу вас.

Рассматривая свою порядком исхудавшую физиономию с синими кругами под глазами, я неожиданно почувствовал что-то вроде удовлетворения. Главное, что остался жив. А мои права останутся при мне. Вернуть Кольцо и все кто сегодня посмел плюнуть в мою сторону, уже завтра будут лизать пятки, прогибаясь перед силой.

— Разрешите вопрос, благородный господин... — не утерпел цирюльник, когда я умывался из заботливо поставленной лохани. — Вы наверняка были в Дасунь-крепости. И сейчас действуете по повелению Высочайшей Воли. Вы случайно не знаете, что произошло с армией Яромира в битве у скал Дасунь-крепости? Кто победил. Из-за сбоя с магией нарушилась возможность сообщений, приходится по-старинке. А на дорогах кордоны. В лесах разбойники и грабители. Не говоря уж о больших отрядах солдат. Новости медленно идут. Слухи всяко успевают быстрее. Вы не знаете, что случилось с Великим Драконом?

Я утер лицо и мрачно ухмыльнулся:

— В наши дни такое любопытство вещь опасная. Сейчас, когда как ты заметил на большаках разбойники, а по городам ходят слухачи, за любопытство можно дорого поплатиться. Однако ж отвечу. Я не знаю, что произошло в битве у Первого Бастиона. Известно только, что Яромир потерял свою дружину. А Великий Дракон жив. И здравствует.

Только на улице, глядя, как резвятся босоногие мальчишки, а дородные бабы у колодца обсуждают погоду, я посмел мысленно позвать.

'Мерх'.

Тишина.

'Мерхаджаул. Ответь. Если не можешь говорить, то хоть знак подай. Дай понять — это ведь ты прикрыл меня, когда рушились своды тронного зала? Ведь в той части дворца не выжил никто — сплошные завалы и сплавившиеся каменные пласты. Мертвы все. Кроме меня. Мерх. Это был ты?'

Бесполезно. Призрачный дракон молчал, как делал это последние две недели. Со страшного дня двух битв — у Первого Бастиона, и у Грейбриса. Со дня двух моих поражений.

Глава 8

'Что делает Властелина Властелином? Послушные слову орды воинов?

Магические чудовища и покровительство Высших сил? Золото, крепости, земли?

Идея и готовые её нести фанатики? Ненависть бессребреников-героев?

Кем же в таком случае станет Темный Властелин, лишившись всего этого? Если Вам сложно ответить на такой провокационный вопрос,

то я возьму на себя смелость предположить, кем он не станет — праведником...'

Темный Властелин Грай 'Дракон' Триградский

'Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом' (рукопись)

Круг молчал. Горели ритуальные костры, курился в воздухе запах алоэ и вербы. Тревожные тени устроили пляску за пределами кромлеха. Перекликались ночные птицы и звери, наводняя ночь жизнью. Но круг молчал.

Молчали и пять фигур, окруживших алтарь-камень. Долго.

— Бесполезно, — сказал наконец, обессилено облокачиваясь на теплый камень спиной один. Слово как будто порвало незримую привязь. Зашевелились и все остальные, переглядываясь, растирая руки.

— Что-то случилось, — пробормотал сгорбленный старик с белоснежной бородой и гордым орлиным профилем. — Мир изменился.

— Это так, Белояр. Пламя больше не отвечает нам. А я больше не слышу шепота ветра, — признался крупный с бычьей шеей и квадратным лицом мужчина. Лицо казалось ужасным от белых в отблесках пламени шрамов. — Боги не говорят с нами. Молчат. И разлитая в природе сила иссякает.

— Совсем скоро она иссякнет, впитавшись в деревья, землю, траву, воздух, подобно впитывающейся в песок воде, — проговорил, опершись на массивный посох с железным крюком Белояр. — Любое наше действие повлечет за собой ущерб миру. Тогда даже заговорив хворь, мы обречем часть природы на отмирание.

— Недопустимо.

— Это так, — заметил прислонившийся к камню. — Но почему это так? Куда подевался поток Божественных Сил? Ведь свет солнца не потускнел. Ведь не вышли из чрева земного предвестники Вечной Ночи и Бледного Жнеца27?

— Зато вовсю шевелятся дети Мракогляда. Даже здесь в летнем лесу я чую их присутствие, — поморщился самый крупный из волхвов.

— Выбираются из нор, — признал Белояр, оглядев лесистые окрестности холма. — И их потребуется сдерживать, Градобой.

Воцарилась тишина. Равнодушно потрескивал огонь костров.

— У нас есть Реликвии, — сказал, наконец, названный Градобоем. — В Кремень-граде, в храмах Семаргла, Ярхи, Сречи, Валоха, Лалы. В Реликвиях Божественная суть и они должны...

— Их не хватит надолго, — прервал его молчавший до сих пор чернобородый и краснощекий волхв. — Если все станут черпать, эти колодцы быстро покажут дно. Лет шесть.

— Боги молчат. Молчат с того самого дня. А ведь не вернулся никто из наших братьев. Чаша Трех так и лежит там. Я видел сражение в Отражениях Воды, — задумчиво кивнул прислонившийся к камню. — Дракон был силен. Я не знаю, жив ли он, но во время боя это и случилось. Когда столкнулись чары наших братьев и его магия. Что-то произошло в тот самый миг. А чаша потерялась

— Чашу надо вернуть. В чьи руки она бы не попала её надо вернуть, — произнес краснощекий.

— Этим наверняка займутся жрецы Семаргла. Как только добьются от Яромира исполнения обещаний, — серьезно ответил Белояр. — Чаша не поможет нам.

— Затем и собрались...

— Не чаруется братья-волхвы? — сочувственно проговорил бодрый женский голос. — Так плохо, что все пять Капищ прислали своих собратьев к этому старому кромлеху?

На холм, выходя из темноты, поднялись три женщины. В отсветах пламени они казались похожими как сестры. Особенно если учесть, что носили одинаковые темно-зеленые плащи с капюшонами.

Волхвы недоуменно отступили, сбиваясь в полукруг. Молча оглядели замершую напротив троицу.

— Женщины? — нахмурился Градобой. — Откуда вы здесь? Это место закрыто для простолюдинов!

— И опасно для непосвященных, — добавил краснощекий.

— Странно, не правда ли? — заявила Левая. — Боги молчат. Почему же так? И ваша всемогущая магия умолкла. Незадача. Она очень долго мешала нам поговорить. Теперь же больше не мешает.

— Мы несем сообщение, — певучим альтом сказала Правая. — В капища волхвов, в пещеры друидов, в академии магов. Всюду. И услышат наше сообщение все. Люди. Маятник завершил свой размах и теперь идет в обратную сторону. Астис сказала — пусть те, кто когда-то запустил этот маятник, сами же окажутся на его пути.

— Астис? Кто это? — пробормотал настороженный толстощекий волхв.

Белояр стиснул губы, сжимая пальцы на древке посоха. Он самый старый — единственный из числа волхвов помнил это имя. Давнее имя. И многое понял в один миг. Потому что вспомнил.

— Значит, она возомнила себя вершительницей судеб? Снова?!

— Отнюдь, — низким голосом пояснила Средняя. — Она и все мы только лишь изымает со счетов виру. За причиненное беспокойство. Справедливо.

Выйдя вперед, она положила на каменный круг тонкий изящный стилет, увитый искусно вытравленным узором.

— Это... это же... — немея от ужаса, бормотал толстощекий, первым взяв в руки предложенный нож. Остальные волхвы застыли изваяниями и лишь наблюдали, как под взыскующим взглядом женщин волхв перерезает себе горло. Сам. Тяжелое тело, запнувшись, упало на круг, заливая тот темной кровью. Кровавые дорожки заторопились к краю камня. Нож вонзился на землю. Следующим его поднявшим был Градобой.

— Счет открыт, — услышал здоровяк, вонзая стилет себе в шею.

В теплой летней ночи, перекликаясь, ухали сычи и шелестели в кустах барсуки. И ничего более.

Остановка в селе Златое произошла по вынужденным обстоятельствам. Первым была моя разболевшаяся от качки рука. Тяжело ехать на дурацкой лошади управляясь одной рукой. Вообще одной рукой делать неудобно крайне много вещей. А уж мне впервые за десять лет путешествующему без должного комфорта неудобно было делать почти все. Даже сидеть в седле, ибо после всех этих скачек дико ныла спина, и болел зад. Даже начало казаться, что, поездивши день-другой, я буду остаток жизни ходить в раскорячку.

Честное слово гонцов и посыльных даже немного жалко стало.

Вторым вынужденным обстоятельством были быстро оканчивающиеся запасы еды. Никогда не думал, что пища может оканчиваться так скоро! Конечно Реваз с Галуром попеременно, чего-то по мелочи добывали...

Но в этих краях не было возможности к полноценной охоте. И времени на неё тоже не было. Поэтому я, стиснув зубы, жрал проклятых жареных зайцев, которых ненавижу всем сердцем еще с поры отрочества. Тольяр гнусно ухмылялся, оставляя, тем не менее, свои насмешки при себе.

— До Хёргэ уже рукой подать, — привычно пояснил Реваз в ответ на мой вопрос о нашем местоположении. — Дня за три можно добраться. Но мешкать я б не стал — сейчас мы вроде как опережаем круги поднявшихся после битвы у Первого Бастиона волнений, однако вести уже расходятся. И вместе с ними будут расходиться так же те, кого пошлет за нами Наместник. Охотники за головами.

— А ты что думаешь, Галур?

Парень, которому я не часто предоставлял возможность высказываться, состроил глубокомысленную мину:

— Скорей надо под защиту стен. Меньше вероятностей встретится с разбойниками, грабителями, солдатами, дружинниками и прочей мразью.

— Хорошие слова, — покивал я, направляя коня к виднеющемуся вдали селу. Этого коня уступил мне Реваз, сам пересевший на коня Тольяра. Одноглазому пришлось покупать лошадь — запасы золота таяли нещадно. Тем более кляча купленная за оторванные от сердца деньги не стоила своей цены. Жаль, но торговец был непреклонен. А его охрана весьма осторожна — что не позволило воспользоваться правом сильного.

Наместник нетерпеливо махнул рукой, указывая Зебарию место на табурете.

— Как наши дела? — выпустив струйку ароматного дыма из длинной вишневой трубки, он выглядел целиком умиротворенным. Наброшенный на голое тело парчовый халат и смятое ложе свидетельствовали о недавних утехах, коим Эйстерлин предавался подолгу с удовольствием и разными женщинами.

Зебарию широкоплечий Наместник, носящий пестрый халат, отчего-то казался комичным. Он знал о пристрастии Эйстерлина к роскоши и всяким модным штучкам из Балбараша. Смысл этих самых штучек оставался во многом тайной для грубоватого мужлана, однако Наместник искренне стремился походить на человека приобщенного к веяньям цивилизации.

— Мы ищем. Люди не знают сна и отдыха. Конные отряды кочуют по селам в поисках беглецов, но те как в воду канули.

Наместник выразительно взглянул на Зебария:

— Не силен-то ты братец в розысках. Слаб. Три десятка конников это, чай, не иголка в стоге сена. Должны сыскаться. По небу никто из них ездить вроде бы не умел, а на земле всегда след остается.

— Остается. Только из-за волнений в народе и неразберихи, тяжеловато искать. Но мы справимся. Есть уже какие-то мысли, некоторые зацепки.

— Зацепки? Мало. Мало этого, Зеб. Скучно мне с тобой становится, — он нацелился трубкой в побледневшего советника. — Нашел я, куда свое золото вложить с большей пользою. Сегодня прибудет в Грейбрис специалист по таким делам. Ему и станете помогать.

— Специалист? — Зебарий почувствовал себя дурно. — Человек со стороны?

— Знаток своего дела. Вот в её счет ваши доходы и станут поступать, а то совсем разболтались.

— Ничего не разболтались! У меня со дня на день должны быть сведенья! Подождите со специалистом! Совсем не обязательный шаг! Я вполне самостоятельно продвигаюсь в поиске. Мой человек вроде напал на след... — Зебарий уже почти физически чувствовал, как тиски сжимаются на его костях. Появление человека со стороны означало недоверие Наместника. А Наместник не склонен держать подле себя подозрительных ему людей.

Эйстерлин в ответ на запальчивую тираду мечтательно прикрыл глаза и запыхтел трубкой, раскинувшись на своем царственном ложе под балдахином.

— Где же этот твой человек сейчас? — наконец пробормотал он, не раскрывая глаз.

— Про...пропал.

Эмиль Деррида известный своим умением оставаться неизвестным с удовольствием растянулся в кресле цирюльника, давая улыбчивому голубоглазому мужчине обработать себе лицо.

— Хороший день для бритья, господине.

— Это правда, — признал Эмиль. — Замечательный. Особенно когда можешь убить двух зайцев сразу.

— Вот как? — отточенная изящная бритва скользнула в ловкую руку. — Господин, наверняка знает, о чем говорит. Зайцы прыткие животные, даже одного из них поймать трудно.

— Нужно только везение, — подставляя шею под выверенные взмахи бритвы, проговорил Эмиль. — Или помощь везунчика. Мне в частности либо повезло, либо я являюсь везунчиком.

— Позвольте узнать почему?

— Сегодня я не только побреюсь. Я узнаю нечто интересующее меня. Узнаю это первым, ибо первый, если не единственный, напал на след. У вас есть информация. Которой вы располагаете и которой поделитесь.

— Я всего лишь цирюльник, — пожал плечами, виновато улыбнувшись, мужчина. — Информация слишком умное слово...

— За которое я плачу сотню золотых дукатов...

— Но слово благородное. Ласкающее мой слух, подобно слову 'дукаты', — улыбка мужчины стала еще дружелюбней. — И что же, где эта золотая прелесть?

— Будет у вас. Как только расскажете мне все о вашем недавнем посетителе. Останавливался в городе, по словам очевидцев с неделю назад. Со сломанной рукой. Заметный такой парень, который по разговорам заглядывал к вам. Информация о нем стоит ту сотню золотом, которую я вам дам. Любая информация.

— Хорошо, — мужчина, продолжая брить щеки Эмиля, положил ему на голову ладонь. — Это очень хорошо, что вы единственный кто напал на след.

В следующую секунду рука запрокинула голову Эмиля назад, и отточенное лезвие прошлось по горлу, высвобождая кровавые струйки. Цирюльник с неожиданной силой прижал дергающееся тело к креслу и хладнокровно дождался пока жизнь окончательно покинет хитреца Дерриду.

— Терпеть не могу чужих нюхачей и провокаторов. Исмильдор! Исмильдооор!

На крик в комнату ввалился, блуждая взглядом смуглый крепыш в украшенной звеньями кольчуги безрукавке. Он мало походил на слугу цирюльника.

— Избавься от трупа, — пожелал, обмывая в лохани окровавленное лезвие, цирюльник. — Найди самых говорливых в нашем маленьком городке и отучи их распускать язык. А то из-за чужой болтовни всякая дрянь приходит сюда искать уважаемых постоянных заказчиков. И поищи у него, или среди его вещей должна быть сотня полновесных золотых дукатов.

Обычное по виду село насчитывало десятка четыре домов вдоль главной и единственной улицы, с располагающимся в центре майданом для собраний. Улицей бегали чумазые дети, гоняя беспородных собак и вальяжно разгуливающие вдоль плетеней птичьи выводки — кур, длинношеих гусей, краснобородых индюков. Жужжали мухи и пчелы.

Кое-где из овинов доносилось равнодушное мычание. Звенели колокольчики на шеях коз. Тявкали, завидев чужих собаки. Глазели люди. Пахло гретым на солнце навозом.

На единственном постоялом дворе с замечательным названием 'Под перевернутой телегой' (причем оная телега присутствовала прямо возле изгороди) нас встретил местный хозяин. Толстый, с потным обрюзгшим лицом и мешками под глазами он даже не потрудился изобразить радушие. Или хотя бы надеть рубаху.

Встал на крыльце, уперев руки в бока и гордо задрав огуречный нос, аки предводитель бессчетных войск. За войска же сошли роющиеся в разбросанном по двору мусоре пеструшки.

— С чем пожаловали, гости дорогие?

— А что предложишь, хозяин дешевый? — я, предчувствуя окончание мучений скачки, был в духе. В это же время Реваз с Галуром молодецки соскочили с коней, невзначай продемонстрировав мечи.

Хозяин побагровел. Выпятил свой объемный живот еще сильнее и недобро крикнул:

— С порога хамите? Может, сразу резать станете?

— Есть желание? — спуск с коня дался мне очень непросто. И то с помощью поддерживающего Реваза. Кость за прошедшее время срасталась, но медленно. — Желаешь с резни начинать, хозяин? Я вот больше хотел бы горячего супа.

Лицо мужика медленно разгладилось. Опустились руки.

— Постояльцы? — недоверчиво спросил он. — В самом деле?

— Не ждал, поди? Готовь еду побыстрее — мы голодны.

Реваз как-то странно оглянулся по сторонам. Будто ожидая нападения. Галур взяв двоих коней за мундштуки, повел к коновязи. Я отошел к беспечно присевшему на корточки возле деревянного корыта Тольяру. Его кобыла, обрадованная передышкой, пила.

— Эх. Одни убытки с тебя.

Одноглазый усмехнулся и пожал плечами:

— Так отпустил бы Великий Дракон. На что я тебе? Только ем да катаюсь за твой счет.

— Будем считать, что я очень люблю большие компании. Для собственного увеселения. А если вдруг съешь больше положенного, доведется тогда отрабатывать.

— Рабом сделать хочешь свободного человека?

— Нет. Пользы с тебя нету. Устроишь встречу с Каллиграфом и проваливай.

... Дымящийся суп с клецками, пропеченная курица, хрустящие ломти ржаного хлеба, порезанная капуста и лососина притягивали взгляд не хуже божественных видений, вызывая обильную слюну. Однако поставленное перед таким аппетитным столом условие имело вид непреодолимо высокой цены.

— Сколько-сколько ты хочешь?! — я пока молчал, предоставляя вести переговоры своему доверенному лицу. Реваз беспрекословно выполнял почетную обязанность, внушительно тиская рукоять меча. — Это за семь дней постоя?!

— Чегой-то за семь, — испуганно отвечал хозяин. — За два. За сегодня. И за завтра.

— Хамье! Да я тебя за такое здесь к полу прибью! Стулом! — проревел Реваз. Но момент с нагнетанием ужаса был безнадежно упущен. Воспринимающему нас как источник прибыли хозяину был неведом страх перед оружием и злым воином.

— Вот только не надо, господин, угрожать! Пуганые мы.

— Пуганые? — зловеще растягивая слова, переспросил Реваз. — А битые? Нет? Ну, так я это сейчас исправлю, холоп! Галур тащи мой кнут!

— Зачем же так? — возмутился мужик. Из-за дверей выглядывало любопытное лицо в обрамлении каштановых кудрей. Дочь хозяина перенимала навыки общения с клиентами. — Бить хотите, господа? Пристало ль вам людям сильно-могучим меня простого мужика избивать? Колотить, до уровня моего опускаючись?

— Дерзишь? Придется просветить тебя в тонкости этикета, скотина!

Мужик, не обидевшись на 'скотину' прижал руки к груди:

— Да полно вам, господа, — Реваз походя, подцепив со стола ломоть хлеба, и разом откусив от него изрядный кус, свободной рукой схватил мужика за толстую шею, подтягивая к себе вплотную. Хозяин ухитрился при этом не сбиться с речи: — Если вам сильно не нравится мой подсчет, то мы завсегда можем договориться иным способом! Иным! Вы по виду люди решительные, боевые, хоробрые...

Реваз оглянувшись на меня через плечо, получив молчаливое согласие, грозно поинтересовался:

— Как?! Как ты хочешь с нами договариваться?

Хозяин в упор, рассматриваемый воином, часто заморгал:

— Можем сойтись на взаимовыгодных условиях. Отработаете... — дальше ему говорить помешал мой возглас:

— Чтооооо?

Да за кого себя принимает эта чернь? Ставить условия мне?! Дракону Триградья?

Хихикнул позади Тольяр. Его сложившаяся ситуация веселила. Когда мы доберемся до Хёргэ, я посажу одноглазого под замок и велю каждый день всыпать ему по тридцать плетей. А уж если он соврал про Каллиграфа, о чем должен при встрече рассказать Оплетала...

— Ты сбрендил? Отработки ставить будешь своим слугам, а не мне Ве...

Быстрый взгляд, брошенный Ревазом, отрезвил мгновенно. Фу.

— Великому путешественнику и почтенному гражданину! — Тольяр хихикнул снова. Хозяин, чья голова была прижата к столу, торопливо пробормотал оттуда:

— Никто вам не ставит, господин путешественник. Я лишь сказал о посильной вам работе, ни сколько... не уронящей вашего достоинства. Даже наоборот, помогущей обрести еще больше почета и уважения... и даже наград...

Денег у нас и в самом деле было маловато. Стал бы я терпеть такую комедию в другом случае? Некстати вспомнился покойный ныне Медведь, скорбно глядящий в глаза и покачивающий головой.

Я подошел к скособоченному толстяку и, согнувшись в поясе, заглянул в хитрющие глаза:

— Какая же это работа?

— Спасение, — пискнул он. — Спасение села из власти злобного духа. Истребление насланного на наши головы горя. Вы же по виду господа хоробрые и бравые, не лихие разбойники.

— Реваз. Заплати ему, — ровно приказал я. Не хватало еще Великому Дракону впахивать на какого-то кабатчика.

'Баба'. — Зебарий советник Наместника Эйстерлина по щекотливым вопросам, не поверил своим глазам. Дисциплинированно дожидавшийся в версте от города появления обещанного специалиста, он испытывал жгучее желание протереть глаза. Потому что появившийся на горизонте пустой дороги и быстро приблизившийся галопом конь нес на спине отнюдь не всадника. А совсем даже наоборот.

Лихо одернув горячую мышастого цвета кобылу, напугав пригревшуюся на сером придорожном камне ящерицу, всадница ловко перебросила ногу через седло и соскочила на землю. Пнула мыском высокого сапога черную корягу, валяющуюся в траве и, звеня шпорами, приблизилась к восседающему на заваленном бревне Зебарию.

Тот, встав, недоверчиво смотрел на неё, тиская в руке куний колпак. Окидывал взглядом, дивясь про себя необычного покроя курточке с собольим воротником, изящной широкополой шляпе, торчащей из-за левого плеча рукояти меча.

Отмечал отсутствие на лице сурьмы, румян или какого-то иного более утонченного макияжа используемого обычно женщинами. Большие зеленые глаза с пушистыми ресницами, курносая, широколобая, волосы убраны под шляпу.

'Носит мужскую одежду. Срам один. Хе. Это и есть хваленый специалист, умеющий отыскивать давно истершиеся следы? Чародей следопытства и розыска?'

Он так увлекся оценкой кандидатуры будущего начальства, что не сразу заметил протянутую руку. Не для поцелуя, как сейчас входило в моду. Для пожатия. Поколебался мгновение, но она не убрала руки, смотря требовательно, без стеснения.

Пожатие вышло по-мужски крепким.

— Зебарий Утрихт. Советник Эйстерлина Третьего Наместника города Грейбриса, — вымучивая кислую улыбку представился Зебарий.

— Велари. Просто Велари, — высоким сопрано отозвалась женщина. — Мое второе имя чересчур громоздко для запоминания.

'Второе имя? А ведь она, пожалуй, не из Республики как я подумал сначала. Откуда же тогда? Не Царство. Да и не Эрц'.

Чуткие ноздри Зеба уловили исходящий от женщины запах герани. Шумел придорожный гай, отзываясь птичьей перекличкой соек и воробьев.

— В предварительной беседе я была посвящена в общие черты дела. Теперь без проволочек хочу знать его детали. Прямо сейчас, не откладывая в дальний ящик.

— Может, сперва перекусите c дороги? Отдохнете? Посмотрите город?

— Посмотреть город? — она посмотрела на советника в упор. — Давайте обойдемся без глупых особенностей ритуала знакомства. Я приехала сюда работать. Поэтому потрудитесь отвязать вашего коня и препроводить меня в ставку.

По ноткам в голосе Зебарий догадался, что нормального общения у них не выйдет. Бабенка с первых слов демонстрировала холодность и стервозность.

— Как пожелаете... Велари, — неожиданно для себя Зеб испытал приступ раздражения. — Я всего лишь проявил положенную заботу.

— Заботу? — Велари блеснула белизной маленьких зубов. — Я оценила, можете поверить. А теперь хочу оценить ваши успехи в поиске беглецов. Если есть, что оценивать.

— Вы сомневаетесь?

— Сомневаюсь? Поживем — увидим. Давайте скорее.

'Вот и познакомились. И почему этот варвар не мог нанять десяток-другой рубак? Насколько с ними проще говорить — они тебя понимают, ты их. А здесь какое-то безмозглое упрямство. Чем кроме сисек может похвастаться эта... специалистка. Ишь как таращится...'

Зеб тяжко вздохнул и поплелся к безразлично щиплющему траву жеребцу, спиной чувствуя пронизывающий до печени взгляд.

— Баба?! — Яромир вельможный государь Брайдерийского Царства не поверил своим глазам. Встреча с временным союзником приобрела необычный оттенок фарса. — Саламат башкой совсем ударенный, бабу прислал?

Его царское величие был малость несдержан, поэтому позволял себе делать такие заявления вслух прямо в палате аудиенций. В непосредственном присутствии посланницы.

— Не совсем, — расшитое жемчугом платье, похожее на ниспадающие тоги Эрца удивительно выгодно оттеняло смуглую от загара кожу носительницы. — Государь не совсем прав в первом и еще меньше во втором своем предположении. Вахрасагэр Саламат Черный в добром здравии. Я его помощница и полномочный представитель Ива Блаженова.

Яромир Храбрый внимательно оглядел все великолепие молодого тела.

— Чернобровка, — фыркнул он. — Чернобровая забавка колдуна.

Девушка легко провела тонкой рукой по шее, тряхнув иссиня-черными волосами, и подтвердила сладким воркующим голосом:

— А вот это истинная правда. Вахрасагэр прислал меня, так как очень сильно занят...

— Видел я его занятия. Клыкастые да мордастые, — насмешливо перебил Яромир. Девица изящно поклонилась и как ни в чем небывало продолжила:

— Но хочет быть в курсе ваших последних соглашений. Вахрасагэр напоминает, что до сей поры нерешенным остается разделение полученных земель. Сражения были тяжелыми и утомительными — они не принесли безоговорочной победы. Но Дракон обезглавлен, ибо Цитадель разрушена...

— О чем ты болтаешь? — скривился царь. — В чем же помощь твоего хозяина? Он, что сам ломал бастионы вражьего логова? Где он был? Где были его воины? Дрались на подступах к Грейбрису? Только они почему-то не победили. Бежали с поля боя!

— Тем не менее, крепость пала, — улыбающаяся женщина, вдруг резко напомнила Яромиру кошку. — Несмотря на потери, она лежит в руинах. А это победа. Или почти победа. Поэтому вахрасагэр считает своим долгом напомнить о вашем долге. По союзному договору...

— Деточка, — вдруг насмешливо сказал Яромир. — Да ты садись, не стой. Я дурень про манеры забыл, а ты бедная стоишь тут... не чинись, присаживайся.

Он указал на низкую лавку у стены.

Ива учтиво поблагодарила:

— Спасибо, о Яромир. Мне привычнее будет все же стоять. Вы ведь простите слабой женщине этот каприз?

В красивых золотистых глазах царь прочитал прикрытую насмешку. И отчего-то смутился, подумав с неудовольствием.

'Прислал какую-то вертихвостку. Ну, о чем с ней говорить? Хотя хороша... с такой бы я пожалуй и уединился'.

При виде молодого гибкого стана к неудовольствию начали примешиваться и другие, более фривольные мысли. От Ивы разило несдерживаемым жаром звериной притягательности.

— Дык, что ты там говорила о долгах? Небось, про логово Драконье переживает Саламат? Чтоб кто другой вперед него до секретов не добрался? Спит и видит, чтоб руки запустить в богатства драконьи, — тут он громко расхохотался. — Только вот что девка, разговору у нас с тобой не выйдет. Ибо власть переменилась.

Женщина, смиренно сложив руки, слушала, разглагольствования царя:

— Теперь там, в Триградье порядка нету, каждый на себя одеяло тянет. А времени каждому шеи крутить, у меня нет. Не хочу. Потому передай Саламату, что у меня был посол из Грейбриса. Там хотят мира. И предлагают откупные. Наместник тамошний оказался неглупым мужиком и просит о небольшой покровительственной услуге в обмен на золото и долгую дружбу. Вот потому я сейчас больше склоняюсь, чтобы с Триградьем дружбу дружить. Понимаешь меня, чернобровка?

— Быстро же вы друзей меняете, — вежливо отозвалась Ива Блаженова. — Наверное, случилось что-то такое, отчего вы решились доставить вахрасагэру обиду?

— Может, и случилось, да только не с тобой я про то толковать стану.

Лицо женщины не дрогнуло. Только загадочно блеснул халцедон в ямочке между ключицами, словно нарочно привлекая внимание царя к себе и еще много чему интересному чуть пониже. У государя резко пересохло в горле.

— О Яромир-батюшка, сдается мне, ты сильно переоцениваешь случившуюся с магами неприятность. Не все из мудрых в одночасье стали беспомощными. Помните об этом, прежде чем говорить не подумавши.

— А ты кто такова? — возмутилось царское величие, пересиливая внезапно накотившее любовное томление. — Кто такова будешь, чтоб меня поучать? Или угрожать думаешь? Ты мне это брось, а то гридней кликну. Они у меня молодцы горячие добрую потеху с ладной девкой любят!

Накрашенные губы дружелюбно улыбнулись:

— Кто ж спорит. Вы Яромир царь известный своим могуществом и размахом фантазии. Отдать женщину на потеху молодцам сможете. Сможете и договора за золото порушить, вахрасагэра обидевши. А вот сможете ли обиду ту снести?

— Не сомневайся, — буркнул, тряхнув бородой Яромир.

— Значит то ваш окончательный ответ? То, что должна я передать вахрасагэру?

— Не умничай. Что передать я тебе сейчас сам скажу, чтоб сдуру не перепутала, — Яромиру не нравилось спокойствие женщины. Но пока что, он считал, что оно проистекает из одной лишь только бабьей глупости.

— Скажи Саламату, что наши договоренности остаются, — он помедлил. — Но если все слаживается настолько удачно, что позволит Царству взять покровительство над Триградьем, то ему надобно подождать. Подождать пока все уляжется, пока я укреплю свою власть. Тогда и поговорим. Более говорить я не хочу, ибо утомился. Это все.

Женщина, не прощаясь, развернулась и легким танцующим шагом пошла к выходу. Яромир против воли сглотнул слюну.

— И передай Саламату пускай в следующий раз или сам приезжает или посылает кого... другого.

— Как пожелает царь-батюшка, — бросив на него лукавый взгляд из-за плеча, насмешливо мурлыкнула Ива. Брови Яромира сошлись на переносице. Он не был уверен, что под словами 'царь-батюшка' своевольная посланница Саламата имела в виду его.

— А скажи-ка дядя, что это за общественно полезное подношение?

— Чагось? — удивился кабатчик. — Не уразумел господине, по-простому спросите.

— Зачем кринку выставил? Обычай какой-то? — спросил я, кивнув на сиротливо стоящую в трех шагах от ворот глиняную посудину с молоком. — Или для бродяг?

— То, господин, оберег, — торопливо объяснил толстопуз. — От злого духа.

— Чего?! Первый раз слышу, чтоб злого духа молоком отгоняли! — я присмотрелся внимательней. — И что там еще в свертке?..

Кабатчик смерил меня подозрительным взглядом, почесал свой нос, но смолчать не посмел:

— Откуп.

— Не платить пробовали?

— Ох, — угрюмо поморщился мужлан. — Видели б вы, что с теми, кто пробовал... а все этот колдун блазенев виноват! Не надо было с ним связываться...

И спешно пошел в курятник, избегая дальнейших расспросов. У меня возникло почти непреодолимое желание отдать распоряжение, чтобы нахала повесили вверх ногами. Эта сволочь смеет на меня обижаться? Пусть посмеет еще раз показать свое недовольство моим отказом, и тьма с ней с анонимностью велю Ревазу приколотить кабатчика к крыльцу!

Зато понятно, в чем дело — я выглянул на околицу — возле некоторых домов на земле или плоских камнях уже лежали узелки, стояли кувшины, корзинки. Все село делает подношения духу? Хм...

— Они там деньги оставляют, — задумчиво пробормотал я. — Довольно неплохо для духа. А если он один то даже много.

— Дух-крохобор? — язвительно заметил Тольяр. Одноглазый сидел на убогом топчане в углу. К моему глубокому сожалению поселить его в какой-нибудь чулан не получилось — у меня не было лишнего человека, чтобы специально следить еще и за ним. Тем более, что не связанный и почти не принуждаемый Тольяр вел себя удивительно тихо. Ни разу за время пути не пытался сбежать. Что ж тем лучше.

Реваз разжившись где-то засаленной темной от времени колодой карт играл с Галуром вполголоса ругаясь на масть. За окном смеркалось.

Эх был бы у меня хоть десяток Призраков под рукой не пришлось бы вот так украдкой, отрывая последнее пробираться к Хёргэ! Селяне сами бы платили мне. И не пришлось бы терпеть кислые рожи вокруг. Силу все уважают! Но если бы со мной были все спасшиеся из Дасунь-крепости, то на наших плечах уже давно висела бы погоня из нескольких сотен добрых молодцев.

— Скорее уж это напоминает оброк, — выходя из раздумий, пробормотал я. — Они платят духу оброк. Впрочем, тогда совершенно не удивительна попытка этого тюфяка подвигнуть нас на истребление нечисти. Кому охота каждую неделю расставаться с имуществом? Только вот почему сами многолюдством не пробовали навалиться?

— Своя шкура дороже, — философски заявил одноглазый. — Одно дело захожих молодцев снарядить на правый бой, и совершенно другое самому рисковать.

— В любом случае не наше это дело. Стоит только переночевать. И все ж я вот думаю, что мне в пути деньги не станут лишними. В конце концов, селяне обязаны платить подать властям Триградья. А я самая верховная его власть. Значит, имею право...

— Да чтоб ему гореть! — в сердцах крикнул Реваз. — Вороний клюв тебе в печень! Не ложится карта и все тут!

Он добавил еще пару слов куда более простых и расхожих в народе, наткнулся, на мой взгляд, вспомнил, где находится, и умолк извиняющимся жесток кивнув на стол — увлекся, мол.

Я, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Имею полное право взимать свою часть с селянских доходов. Особенно если они этого не узнают. А они не узнают, ибо по обмолвке толстяка сидят все по своим норам до утра.

Тольяр рассмеялся:

— Ты этого не сделаешь.

— Вы, — сухо напомнил я. — Вы не сделаете. Но ты прав я этого делать не стану — не хватало Дракону Триградья побираться...

— Вот и я о том же...

— Это сделаешь ты.

— Чтоооо?

— Надо же хоть какую-то пользу иметь от твоего присутствия. Катаешься на моей шее, пользуешься вниманием моих Призраков и вообще радуешься жизни...

Рука Тольяра машинально коснулась отбитого бока. Я кивнул:

— Вот-вот. Даже силы на тебя тратить приходится. А что в итоге? Нееет, надо приучать тебя к порядку, раз уж путешествуешь с нами почти на равных началах, то будь добр вноси в коллектив хоть что-то кроме своей унылой рожи.

— А я и не прошусь с вами! — волком глянул на меня одноглазый. — Отпустите, и не буду кататься на драконьей шее!

Реваз не отвлекаясь от карт, флегматично хмыкнул. Тольяр заскрипел зубами.

— Поскрипи-поскрипи, пока есть чем.

— Ежели на духа сельского нарвусь, тогда, кто вас к Каллиграфу отведет?

— Не волнуйся. Коль нарвешься, то это будет уже моя проблема, — утешил я.

За дверью раздался какой-то шорох. Реваз молниеносно соскочил со своего места и ногой врезал по двери, чтоб в случае чего припечатать того, кто за ней. Галур уже загораживал меня, сжимая в руке меч.

В полутемном коридоре седой Призрак придирчиво огляделся по сторонам. Принюхался. Некоторое время прошло в напряженной тишине.

Потом Реваз пожал широкими плечами:

— Крысы.

Вышколенный холоп осторожно открыл дверь и мягко сообщил:

— К вам пришли, Рацлав Святорадович. Женщина.

Сидящий за письменным столом мужчина, не отрываясь от чтения какой-то бумаги, важно кивнул:

— Пускай заходит.

На его продолговатом неподвижном лице отчетливо просматривались морщины — особенно в области рта. Выпученные рыбьи глаза были сплошь красными, как у не спавшего ночь человека. На макушке громоздилась обширная плешь. Круглое брюшко грозно теснило стол.

Слуга посторонился, и в комнату вошла, скромно сжавшись и потупив взор молодая женщина. Темная, обшитая красной ниткой понева, целомудренно скрывала от глаза то, что и так не очень-то привлекало глаз. Белая блуза висела на ней как на вешалке. Темные волосы свалявшимися колтунами свисали с черепа. Лицом совсем не красавица.

— Кто ты? — мужчина брезгливо поморщился и казенным голосом спросил слугу: — Это еще что за потеха? Изеч! На кой ляд пустил ко мне эту замарашку? Я занят.

И посчитав разговор оконченным он уткнулся в записи, демонстративно игнорируя посетительницу.

Слуга испуганно забегал глазами с недовольного чиновника на женщину. Неуверенно коснулся пальцами женской руки.

— Вы же уже согласились принять меня, — жалобно пискнула она.

— Еще здесь? Я занят! — в голосе проскользнуло кроме недовольства еще и раздражение. — У меня нет времени выслушивать всякие бредни!

— Ну, совсем чуть-чуть, пожалуйста, — плаксивые нотки только рассердили чинушу еще пуще:

— Изеч!!! Я тебя завтра же на улицу вышвырну — почему ко мне в рабочее время приходят бродяжки! Мне еще восемнадцать прошений рассматривать!

— Утвердите вы свои прошения, — дурнушка изменила тон, заговорив жестче. Дернув плечом, она вырвалась из руки слуги. — У меня к вам дело.

— Изеч!!! Немедленно...

— Ну что за балаган, — в необычайных золотых глазах женщины блеснула ирония. — Изеч, можешь нас оставить.

Ни осанка не голос больше не вязались с простецким образом, и обычно исполнительный слуга окончательно растерялся.

Его господин, входя в благой раж, не соизволил обратить внимания на мелочи, воспринимая лишь раздражающий образ:

— Я сказал вон отсюда!!!

— Хватит уже, Вал.

Раскрасневшийся и готовый стучать кулаком по столу чиновник моментально заткнулся присмирев. Несколько секунд внимательно смотрел на женщину. Та безмятежно улыбалась.

— Изеч. Нас не беспокоить.

Когда за слугой закрылась дверь женщина без разрешения присела на стул, положив локоть на стол и подперши кулаком подбородок. Вперила золото своих очей в красные зенки. Молча.

— Долго мне ждать? — зло пробурчал Рацлав Святорадович.

— Чего? — удивилась женщина.

— Объяснений, — прошипел, выразительно вращая глазами, чиновник. — Какого лешего означает сказанное тобой слово?

— Вам прекрасно известно, что это не слово. Так зовут вас. Наши общие знакомые.

— Не помню таких. Я служащий крупной кампании имеющей представительства в двух государствах. Мы ведем дела, предоставляя ссуды самому Царскому Двору! И какие же общие знакомые...

— Крысы. Такие забавные животные, если разобраться. Бегают себе на крохотных лапках. Шуршат хвостиками. Поразительно умные твари. А еще разносят заразу. И имеют своего короля.

Золотые глаза горели на худом непривлекательном облепленном черными волосами лице. Чиновник вздрогнул — ему вдруг показалось, что пришелица очень похожа на кошку. На большую трехцветную кошку с презрительно-насмешливыми хищными глазами.

— И что же общего у нас с крысами?! — подозрительно усмехнулся Вал.

— Кое-что. Вы им служите. Я на таких обычно охочусь. Но мы оба зависим от крыс в той или иной мере, — мило проворковала женщина.

— Охотишься?

— Не в этот раз. Сейчас мне нужна помощь крыс. Их умение больно кусаться. Подозрение в ваших глазах неоправданно. У меня есть один поручитель. Человек, обращавшийся к вашему посредничеству не один раз.

С этими словами женщина ловко вытащила из-под просторной блузы сложенный вчетверо лист. Рацлав вздохнул, рассмотрев печать.

Черное дерево, имеющее вместо листвы черепа.

— Вахрасагэр здраво рассудил, что раз уж я все едино окажусь в столице Брайдерии, то глупо будет не посетить и второй двор. Особенно если с первым возникнут проблемы.

— За то... вами следили?

— Следят и сейчас, — с улыбкой подтвердила, сверкая глазом, женщина. — Усиленно поглядывают в сторону постоялого двора, на котором я остановилась. Сидят в общем зале выжидая, когда же я спущусь по лестнице. Но я, поверите ли, сплю. Утомилась от общения с Яромиром Храбрым. Он настолько пренебрежительно отнесся к моему визиту, что не соизволил даже выделить в своем дворце хоть какую-то комнатушку. Тяжело представлять властелина, у которого нет лена. Даже посольство не откроешь в столице Царства. Вашей кампании в этом отношении везет куда больше.

— У нас солидная орг... орган... — Рацлав с видимым усилием выговаривал заученные слова. — Органзация.

— Да органзация у вас что надо. Балбараш умеет зарабатывать деньги не только войной. Охотно обсудила бы с вами особенности, да боюсь, скоро мне придется вставать к ужину. А для этого надо вернуться во двор. Поэтому прочтите письмо.

Пока Вал, шевеля губами, дошел до конца письма у него дважды дрогнули руки. Первый раз при описании предмета просьбы. Второй при прочтении суммы вознаграждения.

Женщина терпеливо ждала.

— Ну? Крысиный Король примет скромную просьбу вахрасагэра?

У Рацлава опустились уголки губ:

— Я такого не решаю. Устроить травлю по всему Царству... опасно.

— Крысы живут ради опасности. И вахрасагэру если вы читали внимательно, нужна отнюдь не травля. Нужна провокация. А что до ваших решений, то не за деньги ли вашей кампании так роскошно живут все Крысиные Короли?

Чиновник взопрел:

— Не понимаю...

— Все вы прекрасно понимаете. Вахрасагэру известно, что крысы удобный инструмент. Инструмент давления, созданный в целях денежной выгоды и для устранения слишком ретивых конкурентов. Мишура о разбойничьих группах, которые вот так просто грабят на большаках, кого попало это удобная сказка. Вот поэтому вахрасагэр и обращается к вам. К лицу ответственному и способному выражать мнение кампании, влиять на крыс... и считать собственную прибыль. Он просит вас использовать инструмент по прямому назначению для давления.

— Вы представляете, какая это опасность? — вскинулся чиновник, словно от нехватки дергая ворот рубахи. — Если что-то пойдет не так, и я подпаду в поле подозрения. Меня просто убьют!

— Удачно ли рассмотрели сумму в письме? Мне кажется, по её получению вы сможете бросить свою кампанию. Или спокойно передать место своему сыну. С такими деньгами открыто много путей.

— Разве я не понятно сказал? Мне же никакие деньги не помогут. Это... это государственная измена. А кампания? За такую подставу меня из-под земли вытянут! Мне негде будет спрятаться!

— На этот случай, — высокомерная усмешка на лице дурнушки с необычными глазами смотрелась вызывающе. — Вам предоставит убежище сам вахрасагэр. Он ручается, это говорю вам я. Ива Блаженова.

Она потянулась кошачьим, не вяжущимся с обликом жестом и легко встав, сказала впавшему в раздумья чиновнику:

— Думайте скорее. Я пробуду в столице еще один день. В случае согласия помните, что вы попадаете под покровительство вахрасагэра. Вы и ваша семья.

Рацлав Святорадович верный служащий крупнейшей ростовщической конторы во всем Балбараше не ответил, увлеченный выписанной на сером листе цифрой.

... Ловкий и быстрый скользил в сумерках Тольяр, мотаясь от дома к дому. Возле некоторых дворов его облаивали злобные дворовые псы. Но ни хозяева, ни собаки не решались выйти ночною порою во двор. Боялись призрака.

А вот мы призраков не боялись. Вызвав онемение забившегося в глубины своего дома кабатчика, мы спокойно пошли на 'вечернюю прогулку'. В то время как Галур остался сторожить возле ворот постоялого двора, чтобы наш негостеприимный хозяин не вздумал подглядывать, мы гуляли. Больше всех гулял Тольяр, украдкой продвигаясь от свертка к свертку. Реваз то исчезал, то появлялся в проулках между хатами, сливаясь с растущими вдоль улицы деревьями. Я независимо поглядывал по сторонам, неспешно бредя вдоль дворов и угощаясь древесными дворами. Черешни были на диво хороши.

Неровный свет похожей по форме на арбузную скибку луны ложился на село, со всем прилежанием добавляя обыденному пейзажу какой-то магической нереальности. Все вокруг казалось чуть размазанным, а горящие в окнах светцы напоминали мне пылающие глаза чудовищ.

Позади в очередной раз послышались шаги. Реваз набегавшись селом, решил присоединиться к моей персоне.

— Подгони этого лентяя, — тихо приказал я, кивая на замешкавшегося возле дома бортника Тольяра. — Не бродить же на здесь всю ночь.

Реваз помедлил, не спеша исполнять пожелание.

— Что такое? — я обернулся и недоуменно посмотрел на... призрака. Призрак не менее удивленно пялился на меня, ошарашенный неожиданной встречей.

'Мерх!' — мысленно взвыл я, забывая, что призрачный дракон больше не отзывается. К сожалению, промолчал он и сейчас.

Так мы простояли несколько мгновений, придирчиво разглядывая друг друга, и видимо решая как поступить. Удивительно но отрепанная темная фигура в зияющем живописными прорехами плаще с жутковато подсвеченной седой бородой и блестящими глазами не вызвала у меня ужаса. Особенно живописно смотрелся вскинутый на спину духа мешок с уже собранным добром.

Видали и пострашнее. А вот призрак, похоже, впал в прострацию, когда его жуткий вид оказался проигнорирован. Реваз где-то бродил. Тольяр тащил с камней деньги. Пауза неприлично затягивалась.

— Чего уставился? — настырно спросил я. — Сказано же, иди подгони того балбеса. Или помоги собрать деньги.

Шокированный пренебрежительной наглостью дух выругался неожиданно визгливым голосом и попытался своей дрожащей лапой схватить меня за плечо. Не терплю фамильярности!

Здоровой рукой я пихнул эфирное создание в грудь. Пихнул сильно и с неожиданным эффектом. Создание с удивительной для бестелесного существа тяжестью бухнулось на пятую точку. Потом завыло так жутко, что замолкли окрестные собаки. От духа самым странным образом начал подниматься дымок. А вокруг с шипением рассыпались багровыми искрами угли.

После чего на моих глазах порождение Ночи схватилось на ноги, и с жалобным воем оставив после себя темные черепки разбитого горшка, тлеющие угли и полупустой мешок ринулся прочь. Потусторонности убегающему добавил дымящийся плащ.

— Реваааааз!!! — я рванул следом, переполошив окрестности азартным воплем. Призрак семенил на своих ножках явно быстрее. Наверное, посредством своей эфирности. Несмотря на быстрый старт где-то через пару минут меня обогнал яростно сопящий Тольяр.

Одноглазый включился в гонку с куда большей охотой, нежели прежнее обдирательство. Спиной чувствующий погоню дух припустил быстрее, резко сворачивая в неприметную щель чьего-то забора. Тольяр бодрым конем перескочил через преграду. Скрывшись из виду бегуны, сообщили о своем присутствии возней, шорохом, плеском воды и полузадушенным писком.

Осознав, что погоня закончилась, я отдышался и с достоинством встав, стал ждать. Немного погодя из щели показался Реваз. Подобно терьеру, тащащему из норы в зубах мышь, мой телохранитель тащил за собой слабо брыкающегося духа. Следом вылез, тяжело дыша и поправляя сползающую с глаза повязку Тольяр.

— Шустрый, — коротко охарактеризовал добычу Реваз. Брошенный на землю дух на поверку оказался седым старичком, наряженным в нелепые жутковатые лохмотья. Еще не сообразив, что его инкогнито раскрыто он принял отчаянную попытку. Протянул к Драконьему Призраку руку и, выпучив глаза, замогильным голосом простонал:

— Пооожииивааа! Сссыыыыыть!

— И кто же тут ссыть? — иронично уточнил Тольяр, наклоняясь к старичку и одним движением срывая с глаза повязку. Старичок икнул и притих.

— Стало быть, это и есть злобный, каверзный дух? — любезно убедился я. — Мрачное виденье полуночи, приносящее своим смрадным дыханием глад? Хе? Реваз, помоги духу подняться.

Охранник без видимого усилия поставил дедка на ноги. Тот заполошно оглядывая нас, отряхнулся.

— Я Кразвер известный волшебник, ученик великого друида Нудда — победителя сорока трех духов, — с претензией на величие представился беглец.

— Ты жулик, — серьезно добавил я. — Наглый обманщик, запугавший крестьян притворяющийся духом и паразитирующий за счет честных плательщиков податей.

Дед опешил. Мохнатые брови сердито взмыли вверх:

— А сами то кто будете? — сварливо спросил он. — Чего якшаетесь, когда все добрые люди спят?

— Мы из казначейства Великого Дракона Триградья, — не дал я старичку перейти в атаку. — Расследуем, почему это крестьяне стали меньше податей платить в казну. И только что нашли главную тому причину. Старого ловкача.

— Я волшебник! — взвизгнул, свирепо дернув бороденкой, старец. Я сделал шаг, напирая на него и дедок от неожиданности попятился, упершись в монументально непоколебимого Реваза:

— Да какой ты волшебник? Шельмец ты! Обманываешь односельчан! И самое страшное — пытался обмануть Триградье! И как у тебя язык поворачивается волшебником себя называть? Бандюга! В конце концов, ежели ты волшебник покажи это. Заставь пойти дождь из вина. Прикажи земле разверзнуться или окрестным собакам пройти маршем из одного конца села в другой. Помочись огнем, — с мстительным удовольствием предложил я.

Вредный дед мрачно зыркнул на меня. Нехотя признался:

— Не могу.

Тольяр фыркнул.

— Что и требовалось доказать, — торжественно закончил я. — Не стыдно тебе, жулье престарелое?

— Я не могу этого сделать сейчас! — тут же стал драть горло ученик победителя сорока трех духов. — Но я волшебник!

— Что делать будем, волшебник?

Ершась, точно обмоченный в луже петух дедок, снова оглядел наши неприветливые лица.

— Пойдемте ко мне в дом, — зашиблено предложил он. — Не стоять же на улице.

... В очаге чуть тлело пламя. Приморенный черный кот валялся на припечке. На полках теснились десятки горшков источающих разнообразные запахи. Скрипели подгнившие половицы.

Старый Кразвер подслеповато щурясь, разжег на столе свечи и повернулся к нам. Тольяр ногой катал по полу метлу. Реваз сидел на поставленным перед выходом табурете:

— Угощать мне вас нечем. Всё на улице.

— А мы и не за угощением пришли. Рассказывай, дедуля. Объясняй, за чем мы тебя тут застали. А то односельчане могут оказаться менее терпимыми, чем я.

— Я волшебник, — надулся старик.

— Уже слышали. Ты же привидение.

Дед с кряхтением опустился на грубо сколоченный табурет.

— Да нет, — досадливо продребезжал он. — Не привидение. Пустого Элошу я на людей спустил. Оне первой порою ко мне с вилами ходили — уйми, мол, а не то. Где ж им дерьмецам меня запугать? Предупредил их, что Пустой Элоша теперича всегда приходить станет. А ежели меня хочь пальцем тронут — то он им все село сожжет. Сперва не поверили — отколотили. А на следующее утро те, кто бил с обгорелыми культяпками прибегали. Те, что живыми были! Потому как половину к первым петухам Элоша упрятал в вырванные из могил гробы! Белугами рыдали. В ноги кидались, — старичок зловеще хохотнул, утерши дрожащей рукой проступившие на глазах слезы. — Детьми просили! На пузах по грязи ползали! А я не простил! Никого не простил! Всем сказал — кто откуп делать не станет тот не жилец. А ежели меня кто зацепит им всем! Никому уйти Пустой не даст!

— Так дух действительно селом ходил?

— А то, как же, — с гордостью кивнул старик. — Пустой Элоша меня слушал еще, когда Нудд меня учил! За год они у меня вот где! Бояться в гроб попасть! Все трясутся!

— И где же сейчас этот дух?

Старик помрачнел. Обвисший как у индюка подбородок возмущенно затрясся.

— Нету его. Уж с месяц как пропал. Не отзывается — я ужо и круги чертил, и можжевельник выжигал... нету. И вовсе нету ничего, — он сгорбился и опустил плечи. — Ничего нету. Я не могу больше. Ничего не могу.

Дернув плечами, он вдруг зачастил, словно оправдываясь, хотя все молчали:

— Что ж мне теперь с голоду подыхать?! Оне все одно по хатам сидят! Так что ж мне теперь? Столько еды, деньги... — на глазах вдруг снова выступили слезы. А я запоздало сообразил, что старикан ни с кем не общавшийся долгие годы, живший один и видевший жизнь только в запугивании других, начавши говорить, уже не мог остановиться. Его просто трясло. А мы слушали что-то вроде признания.

— Мне только пройтись раз. Собрать. А они все равно по домам сидели. Трясутся за жизнь. Носа до рассвета не выкажут.

— И сколько еще ты думаешь их водить за этот самый нос? — вдруг спросил Тольяр. — Месяц? Два? Они ведь все равно выйдут. А когда выйдут и увидят вместо ужасного духа немощного старика, то попросту прибьют тебя. Надеешься, что силы твои вернуться? Не обманывай себя.

— А ежели не вернуться то хоть поживу еще сколько-нибудь сытенько. А ежели не вернуться, то мне уж и все равно. Зачем мне жить, коль ничего больше не смогу?

Глядя на этого жалкого наряженного в дранье старика, живущего в какой-то убогой лачуге одноглазый не нашелся что ответить. Я предпочел промолчать.

Глава 9

'Говоря о героях нельзя обойти стороной предполагаемые

способы их устранения. Запомните — Темный Властелин всегда

идет в ногу со временем. Ни в коем случае не поручайте

устранение героя своему штатному волшебнику — насквозь провальное дело в восьми случаях из девяти. На всякий случай постарайтесь не подпускать своих красивых,

но злых помощниц к герою. Эти ведь только и ждут, чтобы влюбиться в

вашего врага — вам на зло. Хорошим подспорьем

к победе над героем является нанесение ударов по его атрибутам. По геройскому образу.

Ставьте его в идиотские положения. Помните, что герои любвеобильны — подсуньте такому специально обученную дамочку и... нет убивать не обязательно. Пусть женится, обзаведется семьей — его заест быт. Бейте по мотивации героев — даже фанатика можно разуверить во всем белом свете. Это, что касается героев хрестоматийных классических. Теперь остановимся на героях реальных повседневных...'

Темный Властелин Грай 'Дракон' Триградский

'Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом' (рукопись)

Весь вечер на заставе главными темами разговора были сплетни про резкое окончание войны между Великим Драконом Триградья и царем Яромиром, и появившаяся в небе комета.

Так уж сложилось, что, начинаясь первой темой — уже порядком надоевшей и запутанной все постепенно переходили ко второй. Ни разу не сомневаясь в существующей между ними связи

— ... вот посмотрите, мужики, будет еще с этими сменами! Новости-то до нас поздно доходят — особливо, как магики наши свою хворь подцепили. Кто про мир болтает? Люди? Да какие это люди! Мож то провокаторы царские сладкими голосками поют, чтобы мы слабину дали! — распалившись, плевался словами и слюной Леран. Ветеран, имеющий за спиной двадцать приграничных стычек и вышедший живым из пятка более серьезных передряг, считал Триградье в какой-то мере обязанным своим существованием ему. И всегда имел относительно судьбы вольных земель свое мнение.

— Скажешь тоже, — зубоскалил его вечный оппонент и свояк Обраан. — Тебе на старости лет всюду изменники да враги мерещатся! Это ж надо так в молодости с коня упасть!

— Сам ты с коня упал, тетерев свинорылый! — огрызался Леран. — А забыл, как пять дней назад мы возле поймы на уродов из царского войска нарвались? Что они там делали эти чуды — цветочки собирали? А приказ этот новый всех кто движется большими группами, а тем паче ежели носит Призраков Драконьих амуницию задерживать? Смолоду не помню, штоб, значит, охоронителей Великого Дракона в чем-то подозревали! То ж сами Драконьи Призраки! Они даже в сражениях не участвуют — выше Львов Смерти стоят!

— Заговор? — иронично кривился Обраан и прислушивающиеся к разговору стражи помоложе ухмылялись в кулак.

— Да откуда мне знать, дурья башка! — с видимым отчаяньем всплескивал руками Леран. — Заговор, шмаговор! Одно ясно — нельзя верить этим бредням про перемирья! Нам никаких приказов не поступало, а ежели царские где-то возле заставы сновать станут то в пики их! Только и ждут, чтобы наш кордон прорвать! А мы, между прочим, не с жабьей горы слезли! Мы торный путь охраняем, что до самой Танцевальни тянется!

— Я больше дикиев боюсь. Вот уж кто сунуться может. Вот кто сроду летом не бродил — а тут на тебе! И дикии, и ифриты...

— Вот и я за то, — тут же подхватил Леран. — Комета в небе зажглась с чего?

— Дурной знак, — пробормотал молодой Брамиш, выглядывая в оконце на двор. — Мор.

— Или война, — подал голос притворявшийся спящим Скрин. Вытянувшийся на койке полуголый стражник, заложив руки за голову, смотрел в потолок.

— Точно, — кивнул, отвлекшись Леран, и тут же продолжил: — Черное знамение, когда эта пакость хвостатая появляется. Мор придет. Или война. Или еще что-то лихое. Нечистые-то как маги наши смолкли, тож попрятались. Раньше дня не проходило, чтоб на глаза не показались. Так и лебезили, в ножки кланялись, работу просили... а теперь где они? Только мертвечина эта в железках бродит... что там за шум?!

Возле караулки началась какая-то возня. Остервенело, залаяли собаки. Стоявшие возле деревянного заслона стражники, бросив пост, бежали к хибаре, крича что-то неразборчивое.

Брамиш недоуменно высунулся в окошко:

— Что такое? Что... о мать твою!!! — с белым, как полотно лицом молодой стражник обернулся к застывшим сослуживцам: — Там! Призраки!

— Быстро! Оружие к бою! — взревел, первым приходя в себя Леран. — На выход!

Он, первым схватив тяжелый цеп, выскочил во двор. Там уже гремел бой. Возле сломанного заслона лежали посеченные тела стражников. На кордон, подобно жутким ведениям из кошмарных снов налетели черные как безлунная ночь всадники. Разряженные наспех самострелы не сумели пробить закаленную вороную броню. Ехидно скалились злые личины. Драконьи Призраки со страшными выкриками, лихим свистом играючи ворвались на кордон, рубя растерянных, не ждавших подобного нападения стражников, накалывая людей на копья.

Воцарилась жестокая, похожая на клубок извивающихся змей, сеча. Пьянели от запаха крови кони, затаптывая мечущихся рядом псов, зло матерились отжимаемые к стенам хибар стражники, звенела сталь, жалобно кричали раненные и упавшие под копыта коней люди. Вбивалась в мощеную камнем землю кровь, текущая из тошнотворных сеченных и рубленых ран. С грохотом и звоном валились из седел пробитые пиками безумные Призраки. Даже сверзившись, они ползли по земле, оставляя за собой кровавый след, упорно цепляясь за ноги стражников, вбивая под колени тонкие шилообразные стилеты. Это было так жутко, что некоторые стражники даже не могли оказать сопротивления, просто попадая под удары.

Брамиш с искаженным от ужасной картины лицом неожиданно бросил оружие и, загребая воздух руками, побежал прочь с кордона.

— Стой! Стой, придурок! — заорал ему в след Леран. В этот миг их, уцелевших в рубке, окончательно прижали к стене. Еще одну группку стражников Призраки на толкающихся боками конях взяли в круг. Взметнулись ввысь длинные зловеще блеснувшие мечи. И рухнули на головы несчастных. Вибрирующий многоголосый крик был подхвачен каркающим в небе вороньем.

Один из Призраков заметив бегущую по дороге фигуру, дал коню шпоры, покачнувшись в седле, и поскакал следом. В лица Лерану, Обраану и еще двум стражникам уставились острия.

— Бросьте оружие. Не двигайтесь, — прогудел над головой низкий, повергающий в дрожь голос. Обраан, прижимая руку к окровавленному уху, первым бросил меч. За ним последовали остальные. Леран тяжело дыша с бессильной ненавистью, глядел в черные матово-поблескивающие личины. В безразличные льдистые глаза.

Конь длинным скачком нагнал беззащитную фигурку и, наклонившись в седле, черный всадник отсек человеку голову. Тело сделало два неуверенных шага и рухнуло на дорогу.

— Опустите руки. Не тряситесь, — снова зазвучал низкий голос. — Мы сохраним ваши жизни, счастливцы...

... Кричало воронье. Стреляло искрами жгучее пламя. Нестерпимый жар бил в лица, заставлял прикрывать глаза. Дышать было тяжело. Подгибались трясущиеся ноги.

— Зачем, — пробормотал, неотрывно глядя на горящую заставу Леран. Никто ему не ответил.

... Хрустя сухими ветками, мы подошли к небольшой развилке. Где-то неподалеку добросовестно стучал по стволу дятел. На току шумел глухарь. Мой взгляд привлекла ловко карабкающаяся по ореховым сучьям рыжая белка. По краям распутья густели непроглядные темные кусты ежевики и терновника. За зарослями справа угадывался глубокий яр.

— Куда теперь? — озабоченно повернулся я к Ревазу. Воин потрепал морду своего коня и оглядел тропки. — Заблудились что ли?

— Странно, Великий Дракон. Очень странно. Вроде бы мы уже в окрестностях Роврэна — Оплетала наверняка в курсе. Где же встречающие?

Молчун Галур, поймав мой взгляд, пожал плечами, обозревая верхушки мрачноватых поросших мхом пихт. Несмотря на третий месяц лета в тенистом лесу было по-осеннему холодно. Яркие солнечные лучи падали на зеленые листья сквозь прорехи в темном покрове высоченных пихт и дубов. В режущем глаза золотистом свете виднелись пестрые алые и синие цветы. На них порхали цветастые бабочки.

— Действительно странно. Ответ надо бы спросить у самого Оплеталы. Да только сначала придется к нему как-то добраться. Если мы заблудились, то сделать это будет сложно.

— Кажется нам налево, — неуверенно предположил Реваз.

— Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось, — прислушиваясь к характерному птичьему голосу, полюбопытствовал Тольяр. Чего он еще может спросить?

Некоторое время птица молчала, словно раздумывая над запросом. Я усмехнулся.

— Ку... — все последующие 'ку' если они и были, потонули в жутком скрежете, разнесшемся по лесу. Мой конь резко дернул головой и, вырвавшись, бросился через терновник в глубь чащи. Тольяр рухнул на колени повлеченный взбесившейся лошадью по пыльной дороге. Боролись с впавшими в безумие животными Призраки:

— Курва тпррруу!!!

— Стой! Стой!

Возгласы сливались с приближающимся к нам скрипом и громким лязганьем металла, шумом раздвигаемых кустов, ломаемых ветвей. Появившийся словно гром среди ясного неба резкий смрад тления и разложения как-то сразу перекрыл остальные запахи леса. Некто, разбуженный громкими голосами, шел вдоль яра к нам. И когда я присев сумел рассмотреть в просвете между листвой прущего...

Мать моя Тьма! Лучше б это был кабан.

— Бежим! — страшно заорал Реваз. — Бежим кому жизнь дорога!

И мы побежали. Побежали со всего духу, плюнув на сбежавших коней, на отсутствие нормальной дороги, на выпирающие из земли корни и цепляющиеся за одежду сучья, царапающие лица и руки колючки. Бежали, обгоняя самих себя, лишь бы только не стоять на месте. Не видеть как, вцепившись в землю, сминая её и вызывая осыпи, из яра выбирается огромная металлическая тварь. Дикий.

— Скорее, — пыхтел над ухом, руками разводя колючие еловые лапы Реваз. — Оторвемся...

Жуткий скрип позади, пробуждал лес, заставлял птичьи стаи срываться с веток, зверье спешить в укрытия и норы.

С нашего пути стремглав уносилось все живое — сбоку я заметил серый волчий бок — хищники боялись 'зимнюю нежить', не меньше чем люди.

Неосторожно ступив, я едва не провалился по колено в нору крота, в последний момент, буквально выдернутый и спасенный от вывиха Ревазом. Призраки, подобно духам-хранителям висели за моими плечами.

— Живее, живее!

— Кхак могху! — на бегу огрызнулся я, слыша, как трясутся деревья. Страх придал сил, и я побежал скорее. Из-за проклятой неровной дороги (а точнее её отсутствия) я несколько раз чуть не спотыкался, каждый раз, удерживаемый от падения Галуром или Ревазом. С непривычки бежать было тяжело. Я начал задыхаться, чувствуя как колет в боку. Проклятая мертвечина даже не думала отставать, бодро громыхая латами и судя по звукам ломая стволы молодых деревьев, неосторожно оказавшихся на её пути. Почуяв живую добычу, она явно не желала упускать нас.

Сердце ёкнуло в тот момент, когда я вдруг понял, что тварь не отстает, а я больше не могу бежать. Пот заливал глаза и делал одежду неприятно-мокрой, липнущей к телу. Воздуха не хватало и я, раскрыв рот жадно пытался заполнить легкие.

— Дышите носом, — тут же ввязался Реваз. — И во имя Тьмы, Великий Дракон, скорее!

Спустя пятдесят шагов я сделал открытие, напугавшее меня до колик.

— Я нхе мхогу бхольше... сейчас... упадху... — переглянувшиеся Призраки не сказав ни слова, подхватили меня под локти и поволокли с бешеной скоростью, так что мои ноги едва задевали траву.

Дурной медведь, выбежавший откуда-то из малинника, сперва зарычал на нас, а спустя миг, проявляя удивительную для массивной коричневой туши маневренность, развернулся и скрылся в глубинах вотчины.

— Не оторвемся, — услыхал я исполненный холодного спокойствия голос Реваза. — Галур...

Они переглянулись, и молодой Призрак внезапно отпустил меня:

— Скорее Великий Дракон.

— Тьмаааа... — Галур оглянувшись, резко затормозил. Я успел услышать, как он вытаскивает из ножен меч.

— Не останавливаемся! — просипел Реваз, изо всех сил пытающийся волочь меня в одиночку.

Даже и не подумаю.

— Пусти... я мхогу сам... — задыхаясь от жгучего удушья, выпалил я, с наворачивающимися на глазах слезами заставляя тело двигаться. 'Мерх! Помоги! Мерхаджаул!'

Шум позади на мгновение затих. Раздался отчаянный гортанный выкрик Галура и отдалившийся звон оружия. Недолгий.

Потом скрежет и звон возобновился, убедив нас, что дикий настроен хорошенько поживиться. Меня поразила внезапная мысль. Что если это конец? Такой бесславный и глупый конец Великого Дракона Триградья? Сгинуть в безвестном лесу от лапы безмозглой твари.

'Мерх!!!'

На нашем и без того переполненном кочками пути возникла подобная гигантской трещине в земле балка, чьи склоны поросли морошкой и барбарисом. Нет! Я её не одолею!

Именно с такой мыслью я, чувствуя, как гудят ноги, уже карабкался на противоположный её склон, поддергиваемый Ревазом. Проломился с треском через лопухи и папоротники, вымахавшие в половину человеческого роста. И на миг застыл, увидев неподалеку грубо сколоченные 'ежи' укреплений. За ними виднелись палатки. И люди.

Засека.

Не раздумывая ни мгновения, занятый только приближающимся, нарастающим за спиной скрежетом лат я на последних силах рванул прямо к лагерю вопя что-то нечленораздельное.

Нас тотчас заметили. Люди встревожено выбегали из палаток. С оружием. В разномастной одежде. И чем ближе я был, тем лучше мог рассмотреть бородатые, откровенно злодейские рожи. На которых при нашем потрепанном виде расплывались предвкушающие оскалы. Когда еще добыча сама прибежит в пасть?

— Из огня, да и в полымя! — зло прохрипел Реваз. — Разбойники!

Разбойники же, рассмотрев получше, что несется за нами, откровенно поменялись в лицах, закричав что-то нам. Так же нечленораздельно. Выразительно замахав руками. Хватаясь за луки.

— В жопу отсюда!!! Заворачивайте! — расслышал я. Но сворачивать даже не подумал, влетая в небольшой проход между кобылицами28. Дикий — увидав такое обширное поле 'живятины' — обрадовано застрекотал. У него сегодня был удачный день. Растерявшиеся при виде железной смерти разбойники беспрепятственно пропустили меня за свои спины. Их только вылезшим из палаток товарищам я во избежание лишних проблем на ходу рявкнул, остатками командирского голоса:

— Руби его, братва!

Однако прежде чем я успел миновать засеку, меня все же сбили с ног какие-то быстро сообразившие, в чем дело, доброхоты. Но уделить должного внимания не успели, ибо их собратья уже спешно стреляли из луков по бронированному гиганту. Валясь на вытоптанную землю, я подумал, что эти придурки должно быть ни разу не сталкивались с дикиями. Стрелами их атаковать бесполезно. Реваз, легко разминувшись с пнувшим меня юрким типом, от души рубанул его по голове. И размашистым красивым подкатом мясницки разделал его волосатого товарища.

А дикий меж тем добрался до заслона и на ходу снес вкопанного в землю 'ежа', повалив тот на двоих лучников. Ударом наглухо закрытой подвижными сегментами грязной брони руки он легко отшвырнул подвернувшегося под ноги мужика в жилетке на голое тело и красных штанах. Тело врезалось в землю, содрав дерн, и осталось бездыханно лежать.

Несколько человек, увидев, страшилище в действии и испытавшие на себе бездушный взгляд синеватых бельм смотрящих на мир сквозь прорези шлема опрометью бросились бежать.

Остальные оказались куда крепче. Появилась ловчая снасть. Пока дикий развлекался разрыванием на куски визжащего разбойника с топором, монстра опутали с ног до головы.

Приказы раздавал немолодой уже усатый разбойник в шапероне29. Сам он держался на безопасном расстоянии от чудища, пока то методичными взмахами лап напоминало кровавую мельницу, разделывая бегающих вокруг людей.

— Быстрее отсюда, — надрывая легкие, прохрипел я Ревазу, с трудом поднимаясь с земли на дрожащей руке. Вторая — все еще слушалась с трудом и причиняла дополнительные страдания. Тяжело дышащий Призрак, глядя на борьбу разбойников с чудищем, согласно кивнул.

Нет нужды досматривать представление. Кто бы ни победил, нам достанется совершенно не нужное внимание. Рассчитывать на благородство разбойников я собирался не в большей мере, чем на миролюбие дикия. Вполне достойные друг друга оппоненты.

На подгибающихся ногах мы бросились бежать с засеки. Требовалось поскорее выбираться из этого свихнувшегося леса.

... Нам не дали убежать далеко. И версты пробежать не дали. Злые, грязные разбойники нагнали нас очень быстро. Уже виделся мне большак, когда что-то больно ударило в ногу, и я полетел носом в землю. Реваз в полуобороте разрубил самому быстрому из разбойников ключицу, замазавшись в чужой крови. Следующему рассек кисть, заставив упустить оружие.

— Живыми брать! — пронесся по лесу жесткий голос вожака. Их было почти два десятка, поэтому у уставшего вымотавшегося Призрака шансов не было. Он сумел убить еще двоих — одному пробив горло, а другому, ткнув прямо в лицо. Я сумел приголубить запоясным ножом всего одного. Потом Реваза сбили с ног.

И начали пинать ногами. Меня ударили в лицо. Наступили башмаком на больную руку.

— Живыми! — по-прежнему надрывался невидимый мне вожак, чей голос доносился сквозь злую ругань бандитов. Сквозь болезненные, невероятно обидные удары. Я свернулся на земле клубком, легши на больную руку, поджав колени к животу и пытаясь защитить голову. Но удары все равно доставали, заставляя неметь плечи, ошеломляя, разбивая в кровь лицо, губы.

На глазах выступали резкие, злые слезы. Обида и ярость душили так, что будь я способен перевести их в силу гнусные выродки давно оказались бы испепелены. 'Мерх! Мерх!' — мысленно орал я, переживая сильнейшее в своей жизни унижение. Реваз, судя по всему, пытался встать — ему доставалось куда больше моего.

— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? — вдруг раздавшийся рядом голос, показался мне наваждением. Но прекратившиеся удары убедили в обратном.

Расплющив заплывший глаз, я с величайшим недоверием уставился на въехавшую, на поляну персону. Конь — каштановое гигантское чудовище с горящими лиловым пламенем глазами и длинной, подобной львиной, гривой. Зверь был больше обычных скакунов раза в полтора и казался попросту великаном. На спине же он носил великана не меньшего. Озаряя пространство своей вечной сардонической усмешкой, на нас свысока посматривал Гуно Весельчак.

— Так что же здесь случилось? — лениво поинтересовался великан. Разбойники в жизни не видавшие таких здоровяков присмирели.

— А сам-то кто будешь? — вдруг выбился из рядов разношерстого отряда их предводитель. — Зачем здесь оказался?

— Я-то? Я приехал сюда как раз вот за этими двумя людьми. И настоятельно рекомендую мне их выдать.

— Так ты, поди, охотник за головами? — осклабился вожак. — Поскребыш стражничий!

Он подчеркнуто бесстрашно подошел к сердито фыркающему коню и, задрав голову, насмешливо смотрел на Весельчака:

— Так что, расписанный? Охотник?

Гуно склонив голову на бок, изучающим взглядом оглядел нас и разбойников:

— Охотник за головами. Как есть. В моем присутствии часто выясняется, не ошиблась ли мать природа, наделяя кого-то, таким ненужным органом как голова. Если ошибка на лицо, то...

— Что 'то'?

— Я их разделяю, — невозмутимо сказал великан и ударом моргенштерна раздробил голову вожака. Тело, подергиваясь, рухнуло на траву, пропитывая ту кровью.

— Есть еще такие же идиоты? — он снова обвел разбойников взглядом. — Ну, паршивцы? Я к вам обращаюсь, свиные отродья? Есть еще желающие расстаться со своей паршивой башкой?

Желающих не было. Гуно удовлетворенно кивнул.

— Тогда чтоб я вас здесь не видел через минуту! Кто будет в пределах видимости, о том пожалеет!

Разбойники не заставили себя долго упрашивать. После бесславной гибели вожака их больше занимало собственное место в иерархии банды. Связываться с мрачным Гуно не хотелось никому. Поэтому они исчезли из поля видимости скорее, чем прошла отведенная минута.

Побитый истоптанный Реваз не без труда поднялся на ноги и помог встать мне. Гуно нависал, подобно скале.

— Что дальше, Гуно Весельчак? — пытаясь не выказать терзающей тело боли, спросил я. — Ты нас искал. И нас нашел. Зачем?

Он невозмутимо прицепил моргенштерн к седлу и только тогда ответил:

— Меня просил встретить вас Оплетала. И если бы я не заплутал в этом паршивом лесу, встреча произошла бы, куда раньше. На ваше счастье у меня хороший слух. Да и эти придурки не особенно скрывались... что-то случилось?

— А куда подевался, одноглазый? — только сейчас я заметил, что Тольяра рядом нет. И эта пропажа разом взволновала меня куда больше чем судьба без колебаний пожертвовавшего собой Галура.

— Остров Харр. Загадочный и таинственный остров Харр, — повторил Наместник.

— Имею честь представлять его, — четким альтино отозвался посланец. — Я Корнелий Ассимур, послан старейшинами острова. Ибо слышал о постигшем ваш цветущий край лихе. О кровопролитии, забирающем сотни жизней.

'А еще о том, что наши маги потеряли свои способности', — додумал Эйстерлин, глядя в красивое ухоженное лицо Корнелия.

Все прочие присутствующие за большим круглым столом персоны удивились появлению представителя легендарного острова куда больше Наместника.

Цекут округлившимися глазами смотрел на невероятно высокого человека с удивительной алебастровой кожей и розовыми зрачками. Командир Косарей никогда в своей жизни не видел альбиносов. Крейган глубокомысленно смотрел в потолок, как часто делал, не зная как себя вести. Воевода Молотеев, выступавший от лица Яромира, и вовсе смотрел на харранца, раскрывши рот.

Наместник ухмыльнулся:

— Очень рад, что известный и весьма могущественный остров решил показать добрую волю и сочувствие. Из уважения к вам и всем присутствующим сразу же задам интересующий нас вопрос. Что же произошло за последние недели такого, отчего вы, жители благословенной земли, снизошли до общения с жалкими владыками варварских краев?

— Охотно отвечу, — очень вежливо ответил альбинос. На его лице была написано такое удовольствие от общения, что Наместник звериным чутьем ощутил — посланца просто выворачивает от одного лишь вида заросших, грубоватых мужланов. — Мы никогда не уединялись, отворачиваясь от проблем мира и людей, живущих в нем. Главной ценностью для нас остается сохранение и преумножение сокровищницы знаний, мудрости и искусств. Сохранение и предполагало наш... немного закрытый образ жизни, последние десятилетия.

— Так что ж? Мы все здесь глупые дикари?

Альбинос энергично махнул рукой.

— Оставим домыслы. Я явился вовсе не выслушивать от вас какие-то беспочвенные обвинения, — видя, что Наместник открывает рот для очередной скандальной фразы, он ускорил речь: — Я пришел засвидетельствовать эпохальное событие. И это главная причина.

— Ха! — от избытка чувств Эйстерлин ударил себя по колену и вскочил со своего места. — Откуда вы все узнаете? Не иначе проболталась какая-то крыса?

На лучащейся добродушием физиономии Корнелия Ассимура не было заметно и тени недовольства. В то время как утонченный дипломат усиленно пытался понять, знаком ли этот краснобородый варвар хоть с какими-то приличиями. Идеально вышколенная натура посла острова Харр не позволяла ему проявить возмущение.

Вместо ответа он позволил себе красноречивое молчание. Настолько красноречивое, что Эйстерлин даже соизволил немного успокоиться и указать послу на его место за круглым столом. Тем более, что пустых стульев было предостаточно. Само же появление харранца, давало ему особый статус во всех 'диких' землях. Никто не хотел ссориться с легендарным островным государством. Всяко себе дороже.

Наместник обвел присутствующих торжественным взглядом:

— Вернемся же к теме наших переговоров. Нашего собрания. Как уже было сказано, до того самого момента как уважаемый Корнелий появился...

— Прошу прощения за вынужденное опоздание...

— Не важно. Все равно не ждали. Собственно мы обсуждаем условия мирного соглашения между Брайдерийским Царством и Вольным Триградьем. В сущности, я уже в курсе всех условий и особенностей, но думаю, нелишне будет повторить их для остальных.

— Стоп, стоп! — Крейган моментально вышел из задумчивости. — Ты прервался на приход Корнелия Ассимура, но лично я так и не услышал положенных объяснений.

Альбинос при этих словах сложил пальцы шпилем и улыбнулся своим мыслям.

— Кто уполномочил Наместника Грейбриса разбираться с мирным соглашением? Если Великий Дракон, то почему я ничего не слышал? Почему сам Великий Дракон не прислал своего эмиссара. И почему нас здесь так мало? Где в таком случае каганы Синетрии, где Наместник Хёргэ? Где остальные предводители драконьих крыльев? Где Реваз? Где Биргер? Лев погиб, но это не значит, что погибли все Львы Смерти. Что здесь происходит, Эйстерлин? Комплот против Дракона? Если да — то я человек дела, а вовсе не самоубийца. Просто встану и уйду, даже не выдавая ваших невинных шалостей. Но будь уверен, что проныры Лиса уже все сами знают — и тебе подготовлена шикарная келья в Дасунь-крепости.

— За что я тебя всегда уважал, Крейг, так это за то, что протирание штанов в блазеневских Балбарашских колдовских вертепах...

— Это университет, — скрестил руки на груди Крейган.

— Вот и я говорю — вертеп. Эти мудрилы кажный год портят целые армии молодых мужиков, вбивая в них дерьмовую заумь в таких количествах, что дерьмо уже вытесняет мозг. Но в твоей башке при наличии всего ученого дерьма есть место и для мозгов. А еще ты не трус, Крейг. Вот за это я тебя уважаю. Мозги, — Наместник почесал шею, не отводя волчьих глаз. — Мозги позволят тебе понять все мною сказанное и оценить собственную выгоду.

— Так это все-таки заговор? Против Дасунь-крепости? — Цекут встревожено нахмурился.

— Дасунь-крепости больше нет, — зычно сказал, почти выкрикнул Наместник. — Великий Дракон Триградья мертв! Погребен среди руин и его кенотаф охраняют все Драконьи Призраки!

Цекут с видом человека, которому сообщили о гибели родной страны, выпялил глаза. Корнелий, подтверждая догадку Наместника, остался подчеркнуто спокоен. Молотеев к словам отнесся равнодушно. Крейган медленно покачал головой:

— Чего-то подобного я от тебя и ждал. Что же случилось, Эйстерлин? С неба упала звезда? Земля поглотила Скальной Пояс? Разгневанные боги испепелили Цитадель?

— Вот последнее, скорее всего, — ни сколько не смутился бородач. — Боги. После встречи можешь, если пожелаешь сам взглянуть на остатки Цитадели. Только предупреждаю — видок не самый приятный.

На какое-то время зал погрузился в загадочную тишину. Наместник величаво поводил глазами с одного на другое лица.

— Делать-то теперь что? — наконец растерянно выдал Цекут. — Как быть?

— Вопрос в другом, — тут же, словно очнувшись, поправил Крейган. — Кто дал тебе право наследовать, Эйстерлин? У тебя было видение? Дух покойного Дракона навещал во сне?

— Если не мне то кому же? — деланно равнодушно пожал плечами Наместник. — Нам нужен сейчас единый центр. Новая столица. И это по всему — Грейбрис. Можем и переругаться, но тогда все кончится еще большей кровью и окончательным распадом Триградья. Ты этого хочешь?

Но Крейган не купился на провокационный вопрос. Взгляда он тоже не отводил.

— Где прочие? Или ты полагаешь стать самопровозглашенным правителем Триградья?

— Между прочим Биргер уже в курсе. Он сам не захотел приехать. Может, занимается драками с летучими отрядами конных стрелков? Это не важно.

— Что же предлагает нам Царство?

Молотеев встрепенулся и заученно выдал:

— Мирное соглашение. Царство прекращает всякое... вмешательство в дела Триградья. Кроме того, Царство обязуется выплатить репа...репра...

— Репарации, — вежливо подсказал альбинос. Молотеев, показывая себя никаким дипломатом, кивнул:

— Ага... аще того, Царство обязуется помогать молодому соседу в обмен на укрепление торговых связей, денежные ссуды... подавать дружнюю помощь противу внутренних врагов.

Крейган первым сообразил:

— Вот как? — он поглядел на невинно наблюдающего альбиноса. — И откуда же все становится известно острову Харр? Вы надо думать, тоже что-то хотите предложить Наместнику?

— Он имеет все шансы стать ядром, удерживающим Триградье от распада, — пожал плечами Корнелий, даже не пытаясь скрыть своей миссии. — Остров Харр считает, что распад Триградья повлечет за собой очень неприятные последствия для всех северных земель. Это недопустимо. Поэтому мы готовы оказать некоторую финансовую поддержку в обмен на ряд услуг.

Наместник едва не прыгал от радости, глядя на вытягивающееся лицо Крейгана. Сейчас он уже не забивал себе голову вопросом — что же заставило Харр вмешиваться? Главное, что они вмешались вовремя.

— Хм. И я вернусь к началу разговора — какая причина ваших поступков?

— Причина останется при нас, — твердо ответил посол. — Это тайна. Единственное, что могу сказать — расстановка сил между государствами в ближайшее может измениться в сторону которая нас не устраивает. Особенно после произошедшего, как следствие магической войны, катаклизма — отразившегося и на нашем острове.

— Магической войны? — удивился Крейган. — Вы считаете, что маги утратили силы из-за борьбы Царства и Триградья?

С улыбкой, как бы говорящей 'я все сказал' альбинос развел руками.

— По существу наши милые шалости, как это назвал ты, Крейг, это определение уровня грядущего кровопролития, — Наместник демонстративно поежился. — Мне не хочется, чтобы из-за глупостей правителей гибли простые люди. А глупостей впереди будет много. Надлежит договориться с Синетрией и Хёргэ. Надлежит взять под контроль шатающиеся по стране отряды солдат-дезертиров, воинов и все тех же наёмников Заголосья, которые так отравляют тебе жизнь. Ты можешь либо согласиться, Крейг, и выступить на равных правах с нами, или отказаться. И тогда окажешься один против многих тысяч.

— Ты так хочешь получить власть? А как же избранность и благородство королевских кровей? Эйстерлин? — пропуская мимо ушей попытки давить авторитетом 'многих тысяч', поинтересовался Крейган.

Наместник широко осклабился:

— Еще дед мне сказывал старую-престарую байку, откуда пошел королевский род. Пропуская красивости и хрипение оригинала, рассказанного пращуром, я раскрою её сущность.

— Ну и откуда же, по мнению твоего деда, пошел королевский род? — Крейган был настроен скептически.

— Думаете от Богов? Избранные? Ха! Когда людишки только выучились делать оружие и с яростью истребляли друг друга, они весело грабили чужое добро. Ну, прям как сейчас в цивилизованном мире! Токмо лозунгами не прикрывались, ибо, как я уже говорил, не имели в головах заумного дерьма.

— Становишься банальным, — поморщился Крейган. — Не повторяйся.

— Добро делили поровну. Долго такой порядок вещей всех устраивал. Пока однажды первый из воинов в дружине не взял себе большую часть. Молча взял и взял. Второй по силе воин возмутился и потребовал честного дележа. И был разрублен. От башки до яиц, хе-хе. А остальные смолчали. Понимаете меня? Не кинулись на сильнейшего и не разорвали его. Остальные — знавшие, что они слабее, просто приняли такой порядок вещей. В обмен на то, что самый сильный обеспечит им в случае чего защиту друг от друга. Первый всегда получает больше! Первый стал королем. А его лизоблюды состряпали сказку про Избранность Богами!

— Истинно так, — неожиданно добавил альбинос. — Разница между людьми и богами в том, что боги слагали мифы о себе еще при жизни. И в этом мы полностью готовы помочь вам.

— О! Эй, университет, вишь чего тебе умные люди говорят? — со значением поднял палец Наместник. — Ты один, похоже, сомневаешься. Цекут?

— Я с вами. Ежели Дракон мертв, то надо жить дальше, — предводитель Косарей выглядел вполне убежденным. Его вообще было легко в чем-то убедить. Крейган всерьез задался вопросом, как такой недалекий человек мог стать предводителем одного из драконьих крыл.

— Золотые слова, — сказал харранец, взявший на себя роль подпевалы Эйстерлина. — Надо жить дальше.

Крейган углубился в свои мысли, нервически покусывая губу. Все молчали.

— Если сейчас откажешься, Крейг, то придется, потом быть самому. Совсем.

— Если сейчас соглашусь, то фактически признаю твою власть.

Наместник соболезнующе покачал головой.

— Так, что?

— В сущности, мне наплевать на твою власть. Но я не собираюсь довольствоваться обещаниями. Особенно сейчас, когда на моих глазах уходит целая веха. А я нерешительно отношусь к новым веяньям. Для того чтобы я согласился на вашу авантюру, нужно кое-что весомое.

— Золото?

— Много. Очень много золота нужно, чтобы я преодолел собственную внутреннюю робость.

Альбинос снисходительно взглянул на Крейгана и тихо хмыкнул. Должно быть, подумал о продажности этих жадных дикарей. Наместник же выглядел целиком и полностью довольным.

— Есть, — возбужденный Зебарий появившись из-за поворота облупившейся халупы, подскочил к чинно сидящей на лавочке Велари. — Они появились!

Велари оторвалась от чтения тонкой книги в кожаном переплете и, не глядя на Зебария, ровно спросила:

— О чем речь? Кто появился?

Зеб присел рядом и, сдерживая желание сейчас же бежать писать отчет Наместнику, кратко изложил:

— Мой человек прислал с почтовым голубем донесение. На востоке, неподалеку от Лейтны не далее чем вчера ночью сожгли сторожевой кордон.

Велари снова углубилась в чтение. Модная широкополая шляпа и спадающие на плечи и воротник, шелковистые пряди темно-русых волос скрывали выражение зеленых глаз. Зебарий сидел достаточно близко, лишь чтобы оценить легкий аромат герани, исходящий от дивных волос.

'И когда успевает за волосами глядеть? Ишь, какая расселась — ногу на ногу! Читает! Грамотная! Одно слово баба! Белоручка. Даже здесь среди загаженного городка, среди помета, навоза и сранья, сидит себе на лавочке да книгу в белых рученьках тискает! Личко шляпой прикрыла — знатная госпожа вишь ли! И не замарается. Баба! На кой она меня в эти Кобыляки приволокла? Ясно же, что не здесь Эмиль пропал...'

Велари читала долго. Посматривавший к ней в книжку Зебарий с трудом разбирал какие-то полузнакомые символы и непонятные рисунки.

'Магия... колдовские штучки'.

Они сидели на лавке в тени раскидистой вишни. Гнездившиеся под крышами окрестных домов воробьи с веселым чириканьем обсели деревце. На углу кривой улочки, возле развешанных на веревках рубашек и штанов переругивались визгливо две прачки. Третья с видом морального превосходства в сторонке складывала обсушенные вещи в корзину. Звонкие перестуки доносились из каменной обители колесника. Крестьянки в грубоватых платьях с чепцами и платками на головах, проходя мимо, с любопытством поглядывали на необычную парочку. Девицы помладше украдкой вздыхали по дорогой одежде Велари. Парни просто пялили глаза на необычную девку.

Велари читала. Зебарий бросал небольшие камешки в скачущих по земле голубей и сидящего на заборе кота, молча злясь. Птицы отпрыгивали в стороны, трепеща крыльями. Кот презрительно дергал полосатым хвостом, щурясь при попадании камешков и в целом игнорируя человеческую наглость.

— И? — наконец спросила Велари, перелистывая страницу. — Сожгли. Кто?

— Черные всадники в облачении Драконьих Призраков, — изображая скучающее безразличие, зевнул Зеб. — Налетели на кордон, посекли стражу. Все сожгли.

Покосившись, он обнаружил, что Велари вертит в руках книгу, рассматривая какую-то бессмысленную гравюру.

— Откуда это известно? — налюбовавшись, вернулась она к выспрашиванию.

— Уцелело четверо стражников.

— Сбежали?

— Всадники их отпустили. И поскакали дальше. Если хотим догнать беглецов нужно торопиться, — терпеливо, почти мягко, как ребенку принялся растолковывать Зебарий. — Пока есть надежда выйти на след. Наместник должен знать.

— Узнает, — она изволила отложить книгу. Щелкнули металлические застежки, исполненные в виде змеиных голов. — Обязательно узнает. И о всадниках. И о беглеце. Куда, по-вашему, направились те черные всадники?

'Даже не глянет в мою сторону... как будто о своем думает. Эх, быстрей бы избавится от такого 'специалиста'. Грамотная...'

— Не иначе в Танцевальню. В том направлении можно двигаться только к Танцевальне. Или к Царству. Или...

— А вот это уже совершенно не важно. Не важно, куда направились всадники. Если это были разыскиваемые нами беглецы... то я только что получила подтверждение. Скорее всего, Дракон жив. Иначе с чего бы Драконьи Призраки, так ловко избегавшие сетей вашей агентуры, перед самым окончанием своего пути выкинули эдакую глупость? Поджог. Убийства. И свидетели. Живые. Наместник и сам узнает о налете.

— Какая связь между жизнью Дракона и поджогом?

Вместо ответа Велари просто стукнула ладошкой по переплету книги. Но, заметив, непонимание все же объяснила:

— Есть такой приём у шулеров и ярмарочных трюкачей. Они любят отвлечь внимание. Привлечь к чему-то яркому и кричащему. В тот момент как вы следите за обманкой, делается основная работа. Трюк. Хотят отвлечь наше внимание.

— А откуда они вообще могут знать, что мы сейчас идем по следу?

— Они и не знают. Это, скорее всего, делалось по предварительной договоренности. На всякий случай.

Курносый носик вздернулся повыше. Глядя куда-то в сторону, Велари позволила себе улыбнуться. В первый раз за все время их совместной деятельности.

— Никогда бы не подумала, что герой стольких страшных баек, почти легендарный Великий Дракон будет пользоваться такими штуками. Босяцкие приемчики. Даже смешно.

Внезапно она посмотрела на Зебария.

— Жди здесь. Я нашла.

Он уже хотел спросить, в чем дело, но девушка поднялась на ноги и, бросив Зебарию свою книгу, быстро направилась вниз по улице, неотрывно глядя в одну точку. Советник Наместника, успевши увериться в легком сумасшествии, царящем в голове 'специалиста' проследил её взгляд. Заросший сорняками черный заборчик одной из многих непритязательных хат. Что она там увидела?

Шляпа качнулась в очередной раз, девушка была уже возле изгороди. На кулаке неожиданно блеснул, ловя солнечный луч, кастет. Резкий удар кулака... и заборчик затрясся под весом отлетевшего на него старичка.

Зебарий от удивления подскочил. Почему он не видел этого деда еще секунду назад? И куда подевался сидевший на заборе кот?

Старикан от неожиданности выронил из скрюченных пальцев длинную метлу. Попытался выскользнуть, но Велари двинула его коленом в бок и, угостив точным апперкотом под дых, прижала к заборчику.

Люди не находящиеся поблизости почему-то не обратили на избиение никакого внимания. Только бродячая собака, до этого мирно спящая в траве вскочила и раздраженно ворча, сбежала.

Серенький, заморенный с красным носом, торчащим из сивой бороды. Одетый в какую-то запыленную и буднично серую дерюгу. Какой-то чахлый, и незаметный.

Прижатый к забору локтем старичок зло шипел. Точь-в-точь кот. Зеб, чувствуя, как зашевелились на голове волосы начал понимать. И сжимая в потных ладонях книгу, стал медленно приближаться к стоящей спиной Велари.

— Не ожидал? — с ехидной ноткой в холодной деловом голосе, шепнула Велари. Забитый старик сверкнул глазами и тонко заурчал. Зеб заметил, как сжались так похожие на когти пальцы. Хотел крикнуть, предупредить, но этого не потребовалось.

Велари свободной рукой двинула старика в третий раз, и тот обмяк.

— Не дергайся. Положительней.

— Чееегооо хочешшшь? — резким мяукающим, а оттого более страшным голосом спросил Серый Старик, жмуря глаза. Люди по-прежнему не обращали на Велари и Старика внимания. Только на Зебария смотрели как на чудака, рассеянно поглядывая туда, куда смотрел он сам.

— Не тебя, не бойся, — придавив локтем чуть сильнее, успокоила Велари. — Надо про человека узнать. Был здесь седмицы две назад. Звали Эмиль. Куда подевался?

— Люууудеей спроооосиии.

— Молчат, сволочи. Больно пуганные. Поэтому спрошу тебя. А ты как прилежный мальчик все мне скажешь. Да? — еще один легкий удар подвиг зашипевшего деда, выдать некое подобие 'да'.

— Так, где же Эмиль? Видел? Слышал? Только не трепись, что не видел... давай сразу!

— Срааазууу? Деньгииии давуаааай!

Требование существа показалось Зебарию настолько невероятным, что он не поверил ушам. Но Велари живо подтвердила услышанное просьбой:

— Эй, советник, дай дедушке пару монет. Не много, а то нажрется дедушка вечером и будет буянить, людям пакостить. Дуката два.

Он вытащил кошель и, развязав тесемки, протянул золото, услышав раздраженное:

— Да не в руки, если не хочешь какую заразу подхватить! На траву!

Увидав желаемую мзду, корыстолюбивый старик прогорланил:

— Быыыыл, Эмммль! Искаааал, спрааашшшшивуааал. И пошоооол к злоооуму. Кроооувь. Смеееурть. Злоооуй, не люууубит чужииих.

— Злой? Какой такой злой?

— Бооороооуды режеееет. Крооооувьюууу от руууук разииит. Страааухуууу слууужиит.

— Дед, ты не забывай, что пока трезвый. Контролируй поток словесности-то. Хватит таинственного бреда. Ясней излагай — к кому там Деррида пошел?

— Цирюююльник. Щееетииина.

— Я давно подозревала, что цирюльники опасные и подозрительные типы, — Велари на мгновение задумалась, словно хотела спросить что-то еще. Потом сказала: — Ладно. Поверю на слово. Но учти, если соврал — найду и припалю хвост.

Отпущенный дед, с жадностью урча, подобрал трясущимися руками монеты, подхватил метлу, резко поведя ею в сторону девушки и советника и... по улице побежал, сердито мяукая, обыкновенный кот. В мяуканье Зебарию почему-то слышалась злая ругань. Недолго, поскольку кот случайно попался под ноги чуть не упавшему из-за него парню-сапожнику. И получил сильнейшее ускорение под хвостатый зад вкупе с рядом теплых пожеланий своей кошачьей мамаше.

Велари взяла свою книгу и молча пошла прочь. Зебарий потащился следом:

— Что это было?

— Коренной житель. В отличие от запуганных людей он более разговорчив. Только не обо всем его надо спрашивать. Про Дракона, например, спрашивать было нельзя.

— Аааа... — Зебарий закашлялся. — Я слышал, что для отыскивания таких существ надо применять магию или быть магом.

Услышавшая последние слова молодка, источающая серьезный запах сдобы, не без интереса взглянула на немолодого, но прилично одетого мужчину. Впрочем, тут же фыркнув, отвела глаза. Мужчина как-то несолидно волочился за женщиной в мужской одежде. Стыдоба!

— Нет. Не всегда. Можно и без магии. Надо просто быть наблюдательной. Смотреть внимательно.

'Ха! Внимательней смотреть? Куда ты там смотрела? Идет с важным видом... тоже мне гончая нашлась!.. Девка она девка и есть. Лишь бы задом крутить да личко умное строить... Вертихвостка!'

Добрая половина комнаты тонула в сумраке, только из высокого узкого окна падал на багряный ковер острый прямой луч света. Алые занавесы у окна были неподвижны.

Массивные забитые бумагами шкафы, поблескивая медными ручками, уходили темными абрисами в седую тень.

— Это честь для меня, Великий Дракон, — проговорил сидящий за высоким бюро. Не испытывая ложного стыда он сидел свободно, надежно укрытый темнотой. — Едва ли когда-то мне в голову приходила мысль о возможной встрече с вами в моем кабинете. Что могло бы быть достаточным поводом для вас оказаться в этой глуши?

В сухом и скрипучем голосе насмешки слышно не было.

— А что заставляет тебя самого скрываться в такой глуши? Опасения за свою шкуру и ничего больше.

— Да, — признал Оплетала, склонив голову. — Странное время. Необычное.

Я же смотрел на зачем-то установленную в кабинете на стене толстую металлическую пластину. С глубокими следами когтей.

— Мои соболезнования по поводу смерти вашего воина. И пропажи вашего попутчика.

— Пустое.

— Присаживайтесь, Великий Дракон. Хотите есть или пить?

Предложенный мне стул оказался резной поделкой достойной царского дворца.

— Может позже. Смотря, что предложит нам эта беседа. Неожиданная, хотя и ожидаемая. Как ты сумел договориться с Гуно?

Гуно Весельчак никогда не принимавший от меня заказов на работу, почему-то легко согласился поработать на Оплеталу. И даже довел меня с Ревазом до городишка Роврэна.

— Договариваться в моей природе, — Оплетала, пошевелился и его глаза на миг блеснули, уподобляясь звериным. — Договориться можно с кем угодно. Иные умудряются сделать это с самой Тьмой. А деньги делают чудеса. Прежде чем мы начнем, я могу задать вопрос?

— Валяй, — великодушно разрешил я. Настолько, насколько может великодушно говорить измаранный человек в рванье.

— Почему вы обращались к нам. Не к оставшимся у вас слугам или третьим лицам. Ко мне?

Вопрос был серьезным. Я почувствовал неподдельный человеческий интерес существа, которое человеком не являлось. И ответил также серьезно:

— Во времена кризиса идейности я полагаюсь на главный авторитет свободных людей. Их тягу к деньгам. Наемники бывшие наемниками с самого начала по-своему честнее и иметь с ними дело куда выгоднее, чем с разочаровавшимися в своих убеждениях фанатиками.

— Справедливо, — признало существо. Покосилось на притягивающую мой взгляд пластину и неожиданно пояснило: — Разрабатываю пальцы, чтобы кровь не застаивалась от постоянного сиденья на одном месте.

Я глубокомысленно кивнул.

— Как там моя Цитадель?

— Отвратительно, — вздохнул Оплетала. — День и ночь копаются люди Наместника. По всему у них прорезался интерес к беззаветно погибшей культуре и новейшей истории. Либо ищут деньги. Два дня назад я получал новые новости, так на тот момент из твоего бывшего дома вывезли тридцать повозок разного добра. Это то до чего они пока достали, ведь основные ценности здорово запрятаны провалившимися башнями. Да и добираться к Цитадели, разгребая скальные завалы очень непросто.

— Мародеры.

— Удивительно как вам удалось уцелеть, Великий Дракон. Но еще удивительней как у вас получилось вырваться из заслонов Эйстерлина.

— Все-то ты знаешь, — не скрывая горечи, хмыкнул я.

— Мое дело. Мой заработок, — спокойно подтвердил Оплетала. — В котором я лучший. После того, что случилось с господами магами. Магический мир содрогнулся и превратился в такие же руины как ваша Цитадель. Удивительное совпадение.

— И, правда, — нагло проигнорировал я скрытый вопрос. — А как же мир человечий отнесся к такой трагедии?

Существо напротив меня пожало плечами:

— Владыки всех мастей либо уже не упускают случая пнуть былое могущество, либо только доходят до этого. Люди попроще ничего не заметили. Хлеб растет по-прежнему, птица и зверь бродят. Мир замечательный, особенно когда в твой двор не врываются лихие всадники или не норовит поджечь его сильно поддатый маг-экспериментатор. В общем, людям глубоко плевать на так называемую трагедию — мало кому маги делали бескорыстно хорошо. Теперь же на них именно плевать. Но каждому народу по-своему. Триградью плевать глубоко, ибо оно вообще трясется в лихорадке. Как бы чего похуже войны не вышло.

— Это чего же? — с вызовом спросил я.

— Распада. Или массовой резни. Или того и другого. В Царстве народу плевать с оттенком сочувствия. Все помнят сказки о хороших дедушках-волхвах, так что в случае чего место в истории они себе обеспечили. А вот на место в настоящем особо рассчитывать не стоит, ибо Яромир вполне самостоятельный правитель и если волхвы не могут давить на него прямо, то место оных волхвов в Капищах. Пускай народу про умолкших Богов поют, и деньги на ритуалы собирают. Теперь самое время для подобных им, собирать деньги. В Эрце на трагедию магов плюют аристократично, возвышенно. По-философски. В Балбараше кажется, ничего не заметили — алхимия ведь не пострадала.

Я заскрежетал зубами. Саламат. Вот ведь сволочь — угадал с направлением. Теперь-то он со своим зверинцем на коне.

— Островитянам на друидов было плевать всегда. Так же как и друидам на островитян. Все по-прежнему — вежливое общение конунгов с хранителями миропорядка, умные речи. Как плюют на острове Харр мне неизвестно. Ясно только, что магический купол над островом исчез. И по королевским дворам зашелестели ножки харранцских послов. С некоторых пор видимо лучшему из земных государств, для того чтобы чувствовать себя в безопасности надо нечто большее, нежели холодное презрительное молчание из-за непробиваемой завесы. Однако справедливости ради замечу, что магия не иссякла полностью. Как показывает практика, артефакты сохранили свои силы. Надолго ли? Возможно, именно поэтому вчера мне стало известно о массовых самоубийствах магов всех мастей. Каким образом это происходит, я не знаю, но количество сведших счеты с жизнью волшебников исчисляется десятками.

Оплетала задумался и так же сухо неэмоционально выдал:

— Впрочем, магов много тысяч по всему миру, поэтому пока особенно беспокоиться на их счет не стоит. Вымирание вида откладывается.

— Интересно-интересно, — рассеянно пробормотал я, пытаясь найти связь. — Предпочту все же послушать о результатах ваших поисков.

Он кивнул, встал, разом увеличиваясь до такого размера, что едва не задел макушкой потолок и тут же сбавив в росте до более нормального. Подошел стелящимся шагом к шкафу и, порывшись там, выудил несколько листочков. Бросив на стол сел, и принялся читать, легко разбирая мелкую вязь символов в темноте:

— Тольяр. Рост четыре с половиной локтя. Худощавый. Один глаз закрыт повязкой. Получеловек, легко выдающий себя за человека. Бродяга с претензией на героизм. Личность с провалами и белыми пятнами в истории. Отец мелкий боярин из Сенского посада, на западе Царства. Ратибор Домыслович. Умер, когда парню было лет семь. Мать неизвестна, но, учитывая происхождение, вряд ли она была человеком. С семи аж до семнадцати лет про него ничего известно не было. Где был после смерти отца, выяснить не удалось — да и времени на это отведено маловато. Всплывает впервые в городе Мрежеве. Очутился среди заговорщиков. Как раз во время смуты против законного правителя царства — Борислава, папаши Яромирова. И против Семаргловых волхвов. Погуляли тогда славно, и когда дружина Борислава взяла мятежный город, оттуда мало кто живьем выбрался. Да и те преимущественно в колодках. Тольяр же ускользнул. С тем чтобы объявится через полгода в небольшом поселке со славным названием Хмельное. Село сгорело. Впоследствии на эту шумную личность немало озлился царский посадник и ближайшие два года прошли у Тольяра в догонялках. В которых — прошу заметить — он отличался небывалым везением. Везением попросту невероятным для такого щенка. Далее он снова исчезает года на полтора. По крайней мере, с территории Царства. Мелькает то в Восточном Эрце, то в Триградье. За сим пареньком тянется удивительно длинный след из мелких делишек — обманы, плутовство, шулерство. Своим особенным происхождением доставляет немало хлопот добропорядочной нечисти. Никого по счастью не истребляет, но возможности намять бока зазевавшемуся лешему не упускал. Потом снова исчезает уже на год.

— А что выследить исчезновения никак нельзя? — не утерпел я. — Странно слышать от такого профессионала стыдливые слова 'исчезает'. В мире ничего не исчезает бесследно.

— Дайте мне больше денег и времени, тогда ваш упрек потеряет смысл, — кажется Оплетала ухмыльнулся. Но тут же взял себя в руки и казенным голосом продолжил:

— Вынырнул Тольяр совсем недавно. В Царстве, где снова ввязался в какую-то темную историю, связанную с волхвами. Парню определенно неймется с волшебниками, нет, чтобы подыскать себе нормальную девушку, и остепениться, он снова бродяжит. Заглядывал вроде бы даже в Веселост.

— Это так называется проклятое заколдованное село? Опасное место, где правят бал чудовища?

— Оно самое. После этого целенаправленно двигался в Триградье. Участвовал в Черном Сходе, — Оплетала взглянул на меня. — Постоянных знакомств не поддерживает, общался с массой народу. Всегда в движении.

— Грустно.

— Еще как. Но куда более грустно складываются дела двух других особ, о которых вы желали узнать. Женщина по имени Астис, скорее всего, выдумана. Миф. Иллюзия. Нигде и никогда не проявляла себя. Людей знакомых с ней мы пока не обнаружили. Упреждая вопрос о вашей наложнице, также отвечу, что искать её следы, когда вокруг топчутся конные сотни Грейбриса и косо поглядывают осведомители бесполезно.

— Женщина по имени Астис миф? Значит, выходит, что я общался с мифом. И миф стоял на расстоянии от меня чуть более близком, нежели то, на котором находишься ты.

Оплетала, по-птичьи склонил голову на бок. Помолчал, раздумывая над моими словами. Я не торопил, слушая, как за окном заливается соловей.

— Возможно, мы проявили не достаточную тщательность, — вымолвил он, наконец. — Что-то упустили. В любом случае поиски продолжаются. Теперь касательно третьего лица. Каллиграф из Каллигрума. Такой человек есть. Но ведет образ жизни настолько уединенный, что узнать какие-то подробности пока не удается. Кроме двух. У него целая закрытая академия, в которой обучаются четыре десятка учеников. Вторая — он маг. Очень сильный, если учесть, что регулярно поддерживает отношения с правящими родами Эрца. Древняя кровь патриарха магического искусства.

Оплетала перевернул свои листы, и осторожно взяв один, протянул мне.

— Здесь примерная карта Восточного Эрца. С расположением Каллигрума, — я, принимая карту, старался не обращать внимания на руку существа. На обсидианово-черные когти. — То, что удалось сделать за предложенный гонорар.

Некоторое время рассматривал испещренную дорогими чернилами бумагу. Тщательная и качественная рисовка.

— Слушай, Оплетала, а как ты умудрился за неполные три недели собрать столько всего? Магия ведь не действует и быстрое сообщение отсутствует? Да и десятку-другому человек такое найти в короткий срок не реально. У тебя уже есть готовые на всех сведенья? Или ты все же используешь свои способности к прорицанию? В чем фокус?

Он посмотрел на меня холодом нечеловеческих глаз:

— Пусть это будет моей профессиональной тайной. И маленьким личным секретом.

— Любопытно во сколько ты оцениваешь этот секрет? — подчиняясь внутреннему голосу делового человека и в первую очередь Властелина, для которого нет тайн, спросил я.

Холод глаз Оплеталы стал более колючим:

— Едва ли, — мягко ответил он. — Едва ли у кого-либо станет денег купить мои секреты. Есть вещи, которые не продаются. Людям, к сожалению, такое понятие неведомо.

Я смутился. И едва сдержал рвущееся с губ едкое замечание про нелюдь. Все же стоит проявить к нему хоть какое-то уважение. Хотя бы как к профессионалу.

— Тогда сделай одолжение, скажи, во сколько мне обойдутся твои услуги в дальнейшем. Продолжение поисков Астис. И кое-что еще. Кое-что требующее более тщательного подхода.

По моему голосу и выражению лица он понял.

— Извините Великий Дракон. В большие дела я не вмешиваюсь. Особенно когда нет гарантии, что вмешательство пройдет для меня и моего дела даром. Поиски же людей или устранение мелких неприятностей, — он отчетливо выделил слово 'мелких', — обойдутся в полторы сотни балбарашских золотых дукатов.

М-даа. У меня этих денег нет. Зараза! Как может быть, чтобы у меня не было несчастных полторы сотни монет?!

— Я учту. И заплачу, столько сколько потребуется. Только доберусь до Хёргэ.

Оплетала, аккуратно вернул бумаги на место, оставив мне только карту. Потом только сказал:

— Делая скидку на ваше бедственное положение и наше долгое сотрудничество, я позволю себе сделать то, чего обычно не делаю. Дать вам совет, хотя это и перечит моим принципам беспристрастности.

— И какой же это совет? — чего я не ожидал от Оплеталы так это отступления от принципов.

— Не стоит вам сейчас ехать в Хёргэ. Совсем не стоит. Пока не уладите ваших дел, о природе которых я не знаю, однако ж, догадываюсь. Займитесь сначала ими. А Триградье потерпит. Подождет, хотя бы потому, что ему сейчас не до вас. У него сейчас много других забот.

— Я учту. Сможешь ли ты в случае чего выполнить одно маленькое поручение?

Он кивнул, поерзав на стуле. Под столом что-то клацнуло. Как будто когти ударились о паркетный пол.

— Если вдруг где-то неожиданно случится что-то явно магическое. Явно ненормальное. Сильно. Дай мне знать. Я заплачу.

— Не сомневаюсь.

'Не может быть чтобы, отняв у меня кольцо, она не использовала его силу'.

Уже собираясь уходить, я вдруг решился спросить:

— Оплетала?

— Да?

— Почему ты занимаешься этими делами? Я имею в виду, ты ведь не человек. И на людей ты смотришь... иначе. Так зачем же?

Он хмыкнул. И даже не раздумывая, выдавая тем самым свою готовность к моему вопросу, сказал:

— Я смотрю на людей так, как они во многом этого заслуживают. Я, как и вы наделен сознанием, но это вовсе не означает, что животные, которых вы поедаете, сознания не имеют. Вполне справедливо если вас тоже будет кто-то поедать для разнообразия. Однако ж сегодня я человеческим ребрышкам предпочту ребрышки бараньи. Наступает трудное время. А в трудное время, время насилия и убийств мы существа Ночи значительно уступаем вам людям в истреблении друг друга. Хм. Поэтому я сознательно занимаю нишу в вашем обществе. Место, которое вы уступили мне сами, скатываясь в агрессивную дикость. Не удивлюсь если скоро мы все, займём места предпринимателей и процентщиков. Раз уж вы не желаете отвлекаться на долговременное планирование, этим просто обязаны заняться мы. Природа не терпит пустоты, но одобряет обмен. Перемену мест.

— Рискованное это занятие. Ох, рискованное. Все же я думал, у тебя иное жизненное предназначение. Охотник. Убийца.

— А жизненное предназначение очень размытое понятие, Великий Дракон. Как я уже сказал приходиться подстраиваться. Я от своей природы не отказываюсь. Я адаптируюсь к современным условиям. Повороты фатума штука непредсказуемая, в чем вы уже убедились и убедитесь в дальнейшем не раз. Заранее сожалею, ибо процесс будет болезненным.

— Когда-то мне говорили, что твой народ славился умением прорицать грядущее. Кроме шуток — это твое мне предсказание?

— Нет. Это жизненный опыт. Загляните на первом этаже к моему кладовщику. Скажете, что я просил выдать вам и вашему воину одежду. И покормить.

Глава 10

'... все-таки здоровая подозрительность это ключ к вашему

выживанию. Опыт подсказывает в таких случаях, что некоторых

приспешников надо подвергать пыткам даже в превентивных целях.

Иногда один недопытанный слуга хуже десятка перепытанных!

Равно распределяйте свою ненависть к разным слоям населения — нечего плодить

мучеников и пророков из избранных групп...'

Темный Властелин Грай 'Дракон' Триградский

'Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом' (рукопись)

Несколько часов блуждал он по темному лесу, стараясь если не выйти на дорогу, то хотя бы определить куда попал. Знание верных примет связанных со мхом и повадками птиц нисколько не помогало.

Какой толк знать, где север, если не представляешь, что ждет тебя на юге? Конь сбежал, унеся с собой остатки провизии и деньги. 'Попутчики' сбежали следом за конем, унося на хвосте озверевший механизм смерти.

Таким образом, впервые за последние месяцы Тольяр оказался предоставлен сам себе. Чему он, говоря откровенно, ни сколько не опечалился. Слушая чириканье пичуг он пробирался чащей, вдоль спокойных лесных озер и чавкал мягким топляком окружающим мутные вонючие болотца.

Однажды издали видал заброшенное каменное урочище, теряющееся в глубоком котловане, но подходить, туда не решился. Особенно, после того как, поколебавшись, снял с уже привычно закрытого глаза повязку.

Тольяр никому не говорил о том, что второй глаз тоже зрячий. Но зрячий совершенно иначе, чем видят обычные глаза.

Серые тягучие полосы, похожие на облака дыма, удушливо нависали над заброшенным урочищем. Люди здесь не появлялись уже очень давно. Тому была причина, которую Тольяр не решился прояснять.

Он вымарался в грязи трясины и расцарапал руки до крови, но обошел котлован десятой дорогой. Глаз беспокойно зудел иногда против воли обращая внимание на теплокровных хищников бродящих неподалеку. Он же позволял видеть в траве истершиеся следы. Зверья Тольяр не боялся — попадавшиеся на пути волки и росомахи напряженно застывали, едва встретившись взглядом с алебастровой радужкой, окружающей вертикальный зрачок. Глаз охотника-хищника куда более крупного, чем любой шкодливый кот-переросток.

Так он довольно долго брел окружаемый жмущимися к земле подозрительно ворчащими животными, уповая на свою везучесть. И настал, наконец, момент, когда Тольяру показалось, что удача, наконец, продемонстрировала свой безупречный оскал.

Далеко впереди он увидел роскошное скопление багряных силуэтов. Люди. Без сомнения люди. Природная осторожность не позволила выскочить на встречу с радостными воплями — то-то смеху будет, если это бандиты или торговцы людьми. Поэтому Тольяр уже собирался притаиться за каким-нибудь камнем или деревом и, переждав двинуться к цивилизации.

Но оскал удачи померк — она нашла себе более интересных существ. Как и любая женщина, удача обрадовалась милым животным. Добродушным пушистым охотничьим псам с такими очаровательными вершковыми клыками.

Курвины охотнички захватили с собой целый выводок собачек. Быстроногих и агрессивных собачек, которые были обучены, презирая страх бросаться на все непонятное и потенциально опасное. Прямо как люди.

— Прочь от меня! А ну брысь отсюда! — живо загнанный на дерево Тольяр, ругаясь, быстро надевал повязку на глаз. Собаки теснили друг друга, лапами прыгая на древесный ствол, задирая лобастые головы и лаем призывая хозяев.

Те не заставили себя долго ждать. Под облюбованным Тольяром дубом собралось восемь коней с наездниками. Почти все прибывшие носили схожие куртки, имеющие лишь легкие цветовые отличия. Кое-кто бригантины. На головах красовались кожаные кабаты. Только главарь — необъятно широкоплечий был одет в лиловую котту30 поверх кольчуги и саладу с роскошным белым плюмажем. Подобные штуки носили наемники Заголосья. И еще высокородные из Ван. На последних теребящий колышек бороды мужчина не походил ни грамма.

Задумчиво сощурившись, он окинул взглядом уподобившегося лемуру Тольяра и негромко обратился к окружению:

— Отведите собак, — и уже самому Тольяру. — Кто будешь, мил человек? И что там делаешь?

— От ваших четвероногих друзей берегусь. Путник я мирный.

— А как в моих угодьях оказался?

— В твоих? — поразился Тольяр мучительно пытаясь вспомнить, видел ли он по пути какие-нибудь предупреждающие столбики или на худой конец лесничества.

— Я сиятельный Грейнор Ладравальд — правитель здешний! Все земли на пятнадцать верст окрест платят мне дань. Мои земли тянутся от Хромысла до самого Роврэна!

Тольяр немного помолчал, переваривая услышанное.

— Мы в Триградьи? — наконец осторожно справился он. Мужчина величаво кивнул.

— Ээээ... в Триградьи же вроде нет ленных владык. Тут вроде правит Дракон...

— Великий Дракон! — напыщенно поправил сиятельный Грейнор. — Его Драконство умеет ценить преданную службу! Эти земли были пожалованы мне в дар им еще шесть лет назад — за неоценимые услуги в воинском деле!

Тольяр удержался от дальнейших вопросов и замечаний. Чутье ему подсказывало, что некоторые сиятельные особы могут болезненно среагировать на уточнение 'услуг' и обстоятельств пожалования земель самим Драконом. Быть повешенным на дереве вверх ногами Тольяр не хотел.

— А что сиятельный Грейнор делает в этом диком неприветливом лесу?

— Грейнор Ладравальд! — грубо рявкнул один из 'челяди' сиятельного. Тольяр опечалился:

'Что ж все у кого хоть малость власти есть так это подчеркнуть-то стараются. Даже этот, прости Семаргл, 'сиятельный' выделиться пытается...'

— Я охочусь в исполнение своего обещания! — пояснил, явно красуясь сиятельный. Он и отвечал, похоже, только затем чтобы лишний раз показать своим обломам собственную величественность. — Истребляю проклятых тварей зла! Защищаю свою землю, как обещал самому Великому Дракону!

Тольяр вспомнил, как драпал Великий Дракон от упомянутой проклятой твари зла и, оценив результативность истребления, опечалился еще сильнее.

— Кстати. Путник, а не видал ли ты здесь страшное чудовище? Зверина огромная, что когда по земле идет, деревья дрожат, а от смрадного дыхания её трава на сорок шагов чернеет.

— Да нет, небо миловало. Неужто во владениях сиятельного завелась такая напасть?

Грейнор посмотрел в небо и скупо подтвердил:

— Вот уже двадцать три года водится в здешних лесах таинственное чудовище. И я, едва вступив в свои права, поклялся его извести. Но проклятая бестия хитра и избегает моих силков.

— Нет, сиятельный Грейнор Ладравальд, я не видел монстра. Тишь да гладь, царит в твоих владениях. Тяжело наверно самому.

— Это так, — скромно признал сиятельный. — Порядок нелегко держать в диком, полном злого колдовства краю, но я не унываю. Крепкий кулак, добрый меч да исполнительные помощники способны творить чудеса. Мои слуги охраняют лесной покой в лагерях и на засеках...

Тут сиятельному что-то шепнул на ухо детина с хитрыми бегающими глазами и Грейнор резко осекся. Посмотрел на Тольяра уже иным — цепким, оценивающим — взглядом.

— Как твое имя, путник?

— Ратислав.

— Хе, а что, Ратислав, ты меня все пытаешь, а сам молчишь? Откуда ты взялся здесь? Куда идешь? Зачем идешь?

— Дек, ты и не спрашивал.

— Зато теперь, спрашиваю. И хочу слышать ответ.

— Нет ничего проще. Я самый обычный путник. Гуляю по миру. Иду из села Златое, где живет мой сводный брат — трактир у него свой там. 'Под перевернутой телегой', может, слышали...

Сиятельный сильно выпятил вперед подбородок и положил руку на перевязь с мечом:

— 'Под перевернутой телегой', говоришь? Был я у твоего родича месяца полтора назад. Этот шельмец меня такой гадостью накормил, что два дня животом маялся! — откровенное раздражение в голосе сиятельного подсказало Тольяру, что зря он сильно прогадал с родством. — Все мне с тобой ясно! Брат у тебя тот еще прохвост, а ты бродяга! А может... может даже кто похуже. Не зря ж один глаз только целый. Жулик, дезертир, беглый бандит.

— Но подожди...

— Подождите, — сухо поправил Грейнор. — К властелину обращаешься, бродяга. Да и обращаться права не имеешь! А ну-ка мужики приготовьте для Ратислава веревку — отвезем его ко мне в бург, а там посмотрим, что за птица. Может на той самой веревке, и вздернем собаку, чтоб врать неповадно было.

— Эй, что за обращение! — возмутился Тольяр. — Я вам не кто подряд!

— Слезай давай, плут!

— Не слезу, раз так!

— Снять, — распорядился Грейнор. — И в путы!

При виде сильнейших аргументов в форме спутников сиятельного, проявивших положенное рвение и желание Тольяр обреченно согласился спуститься сам. Единственной мыслью беспокоившей его в тот момент, пока руки надежно пеленали за спиной грубоватые увальни, было желание плюнуть в наглую харю сиятельного. Тщательно удерживаемые за поводы собаки так же проявляли недюжинное желание оказаться поближе к чужаку.

— Что за привычка проявлять к ближнему такую неприязнь? Отчего такое желание опошлить стремления движущие другим? Мельчают люди, — грустно констатировал Тольяр.

— Ладно болтаешь, — подметил сиятельный, с интересом обозревая окрестности. — Жалостливо. Точно прощелыга.

— Что это такое? — удивленно воззрился Наместник Грейбриса на предложенный ему свиток.

Альбинос Корнелий Ассимур одобряюще улыбнулся, держа документ в протянутой руке. Резиденция Наместника располагалась поблизости от здания городской ратуши и суда. Изукрашенный эпическими барельефами и стоящими у черных ступеней статуями драконов лик резиденции повергал впечатлительных и творческих натур в трепет. Её фасад выходил на главную площадь города — по праздникам сюда выкатывали бесплатные бочки с пивом, а на обстоятельно сооруженных цирковых подмостках тешили публику яркие цветастые жонглеры, акробаты, метатели ножей.

В менее торжественное время здесь оглашались указы и приговоры. Эта площадь была любимым местом мелких бателеров31, песенников и прочих борцов за правду. Иным рифмачам даже тайком приплачивали за сочинение не очень обидных стишков в адрес городских верхов. Пускай народ веселится — главное, чтобы эта потеха не перерастала в нечто серьезное.

Карманников, побирушек и городских кликуш с площади старательно гнала суровая и неподкупная (в этом отношении) стража.

Подчас здесь проводились показательные казни особо опасных или зловредных преступников. Чаще же отсюда звучали народные обращения к Наместнику и прочим уважаемым гражданам. Поэтому помещения находившиеся в пользовании самого Эйстерлина располагались далеко в глубине здания — туда где назойливые выкрики толпы не смогут помешать сосредоточению мыслей. Окна личного зала Наместника выходили в небольшой отделенный от прочего внутреннего двора зеленый садик с фонтаном.

В солнечную погоду брызги воды оживляли своими играми обнаженные натуры, радующие формами глаз правителя великого города.

Сегодня в Грейбрисе снова прошло какое-то небольшое волнение и люди собрались на площади, слушая пафосные речи глашатаев. Наместник отсиживался в резиденции, занимаясь делами насущными. Политикой.

— Условие нашей помощи вам. Ничто в нашем несовершенном мире не делается безвозмездно.

Эйсерлин принял бумагу и, развернув ее, осведомился, прежде чем пробежать взглядом:

— А чего раньше не мог отдать? — посол дождался пока просмотревший недлинный список Наместник, поднимет разом поглупевшее лицо, и только после этого позволил себе объяснения:

— Как вы понимаете удивить нас золотом или какими-либо редкими товарами Триградье не в состоянии... по крайней мере не сегодня, в условиях постоянных волнений. Нам не нужны меха и пушнина. У нас есть все даже самые редкие представители животного и растительного мира — сады Харр сочетают в себе все великолепие подлунного мира. Открою секрет — некоторые растения и звери сегодня встречаются только на нашем острове. Богатства и драгоценные камни это также...

— Какого ляда? — Наместник снова метнул беглый взгляд в список и прочел: — Недлих Браско оружейник. Матиас Грениар астролог. Арис из Грейбриса книгочей. Даворка Борзун содержательница борделя. Это что еще такое? Люди? Вам нужны люди? Граждане моего города? Работорговля?

— Нисколько, — не дрогнувшим голосом опроверг альбинос. — Дело, как я уже говорил в том, что остров Харр не нуждается почти ни в чем. Единственным, что способно еще его заинтересовать является главное действующее лицо нашего мира — человек. Нам нужны указанные люди.

— И в чем же особенности указанных людей? — проницательно уставился в вишневые глаза Наместник. — Бери других. Я могу тебе хоть сотню отдать. Знаешь, сколько у меня этих действующих лиц по тюрьмам сидит? Тысячи сукиных детей. Вот их я тебе готов отдать сразу и без глупых измышлений.

— К сожалению сидящие в тюрьме, золотари, пастухи, проститутки и прочий безнадежный мусор человеческого рода нас не устроит, — непререкаемо отверг Корнелий столь заманчивое предложение. — Только указанные люди. Они являются своего рода диковинками. А Харр ценит все диковинки.

— Правда? Стало быть, и то не шутка, что ваши островитяне чуть ли не охотятся за 'особенными'? Талантами, э? — Наместник паскудно оскалился и встал со своего подобного трону сиденья, подходя к вытянувшемуся во весь рост послу. — Ну, а содержательница борделя-то вам зачем? Э? Иль трахать некого?

— Таланты бывают разные, — уже без улыбки ответил альбинос. — В вашем мире эти люди все равно скоро сгинут, не оставив памяти. Мы сохраним их. Или их наследие. Их науку.

— Не понимаю, — скривился Наместник. — Наука? Это что-то вроде колдовства? Вроде того, чем занимаются алхимики? Смешательство и чародейство? Заумная писанина?

— Это сложно объяснить, — ровно согласился, глядя перед собой Корнелий. — Вам достаточно будет услышанного. Все едино не поймете.

Пауза, повисшая после этих слов, была откровенно угрожающей. Наместник хмуро оглядел по-военному прямую осанку посла и исполненное достоинства лицо. Цыкнул зубом, комкая в кулачище бумагу и подошел в упор, заглядывая в розовые зрачки. Свирепо раздул ноздри, втянув чуть пахнущий цветами воздух.

— Ты меня оскорбить удумал, мышь бледная? А ежели я тебя сейчас прикажу четвертовать? Или лошадьми размыкнуть? Страшно?

Альбинос, не дрогнув, рассматривал жутковатое рыжебородое лицо. Рассматривал пока звериный взгляд не ушел в звериный же смех.

— Молоток, — загоготав, сильно хлопнул альбиноса по плечу Эйстерлин. — Не обоссался! Мужик! Не то, что большинство хлюпиков тут же начинающих на колени падать. Я уважаю храбрость! Да и нету мне дела до ваших мудреных выдумок. Мы народ простой.

Он смеялся довольно долго. Потом в одночасье посерьезнел и кратко подвел черту, легонько тряхнув посла:

— Я уважаю храбрость. Но в следующий раз, когда ты позволишь себе пренебрежение, я тебя четвертую. Или дам в руки меч и отдам команду своим орлам. Всем сразу. Потому как я правитель, пусть и небольшого покамест края. А ты посол. Пускай и сильного государства. Понял?

— Абсолютно.

— А теперь, по сути. Зачем вам все эти люди? Без лепета и бреда. Хотя конечно главным будет сперва сказать — что за помощь вы готовы предложить. Кроме своего присутствия и негласного покровительства.

— Конкретика заключается в достаточно простой истине. Наше государство держится на науке и мудрости поколений. Наше государство идеально. Но чтобы оставаться таким оно обязано предоставлять гражданство не по заслугам рода или крови, как это делаете вы. И не за умение потрясать оружием...

Наместник криво ухмыльнулся, явно вспомнив какой-то эпизод из своей жизни, но альбинос не обратил на это выражение никакого внимания.

— Наш интерес составляет обеспечение жизни и защиты тем, чей вклад в познание мира позволит сдвинуть мир с мертвой точки. Привнести в него нечто новое. Дать ему жизнь. Мы даем такую возможность талантам, а они развивают мир. В этом наша сила.

— Скучная у вас сила, — зевнул Эйстерлин. — Вот если б мудрилы всерьез, что-то могли. Ну, там луки сделать, чтоб били без промаху и на большом расстоянии. Или мечи, чтоб сами летали да дрались. А так? Наука. Все ж ты прав. Я не пойму, — глаза его маслянисто блеснули. — Но вполне оценю размер утраты для своего города. Особенно когда изучу ваш свиток тщательней.

— Как вам угодно, — кивнул Ассимур. — Я в свою очередь добавлю, что в обмен на вашу услугу мы готовы оказать вам помощь деньгами, своим прямым вмешательством в дела других государств на уровне дипломатии и гарантиями. Гарантиями вашей личной и вашего имущества безопасности. Несмотря на любые осложнения на вашем жизненном пути, наша гарантия, поддержанная мощью острова Харр, много стоит.

— Армия? Харр пришлет свою армию? — вопрос этот должен был означать на самом деле примерно следующее 'остров Харр имеет армию'?

— Нет. Прямых интервенций мы позволить себе не можем.

— Чего вы не можете себе позволить?

— Вмешиваться с помощью своей военной силы во внутренние дела других стран. Но как я уже сказал — гарантия. Наша гарантия нерушима. В старом мире.

— Что означает 'в старом мире'? — Наместник не слишком вникал в мудреные фразы, но чужие оговорки на грани лжи чуял легко. — В каком старом мире?

— В мире, каким он был до магического катаклизма, наша гарантия была нерушима, — альбинос позволил себе усмешку. И эта усмешка показалась Эйстерлину оскалом восставшего из могилы мертвеца. — Но сегодня мир уже стал иным. В нем зародились новые силы. И как знать, не станут ли они со временем равны мощи острова Харр? Но пока что время у нас есть.

— Только один вопрос, Ассимур, — после короткого раздумья проронил Эйстерлин. — Как быть если столь дорогие вашему сердцу люди не захотят отправляться на остров? Они ведь могут и не знать о вашем сказочном крае? И их семьи... как быть с семьями?

— Нас не интересуют другие люди. Закон Харр нерушим. Только достойные. Что же касается их нежелания выбраться на остров, я отвечу, что свобода воли человека нами не пресекается. В отличие от свободы тела.

— Ха! Так я и думал. В этом вы ничуть не отличаетесь от нас!

Угрюмого и злого на весь белый свет Тольяра доставили в составе почетного эскорта сиятельного Грейнора Ландравальда вместе с тушами добытых попутно кабанов на поджидавшей у кромки леса телеге в обитель сиятельного. Бургом Ландравальд с присущей ему скромностью назвал обнесенный частоколом хуторок с возвышающимся в его центре каменным одноэтажным строением, носящим гордое название 'палаты' — явно услышанное сиятельным от какого-то гостя из Брайдерийского Царства. На шибеницах перед въездом в бург висели какие-то порядком обезображенные временем и птицами тела.

— Ворье, — любезно разъяснил Грейнор. — Те, кто пытались покуситься на моё хозяйство. Имеешь возможность присоединиться к этой милой компашке.

Со своего не очень-то удобного насеста (жесткого кабаньего бока) Тольяр имел сомнительное удовольствие наблюдать внутренность бурга. А главное чувствовать внутреннее наполнение оного бурга буквально носом.

Запах был просто непередаваемый. Нечистоты само собой разумеющимся фактом обнаруживались не только в прокопанных канавах, но и посреди улицы. Копыта размеренно хлюпали в вонючей жиже. Местами на дороге попадались обыденным образом выброшенные местными обитателями потроха забитых животных, с удовольствием таскаемые собаками и некоторыми не слишком смышлеными детьми. Где-то на задворках мясницкого дома, резали свинью.

Телега продвигалась удручающе медленно. Рядом величественно покачивался в седле сиятельный соколиным взором обозревая владения. Занимающиеся своими делами жители привычным кивком воздавали почести правителю. Порядком отвыкшего от колоритных запахов глубинки цивилизации Тольяра уже начинало мутить. Особенно когда к уже упомянутым запахам домешались одновременно ароматы протухшей рыбы и множества немытых человеческих тел.

Возле палат их уже встречали приближенные сиятельного. Сиятельный слез с коня, бросив поводья мальчишке и тепло обнялся с не менее колоритным сородичем, стригшим волосы, судя по всему... никогда не стригшим. Потому на его лице можно было рассмотреть только выдающийся (во всех смыслах) нос, пораженный какой-то неприятной болезнью.

— Байрас! — растроганно хлюпнул носом сиятельный. — Вернулся, собака! Живой!

— Грейнор! — одобрительно рычал, тиская сиятельного в поистине медвежьих объятиях волосатый. — А кто ж меня грохнет-то! Не родился еще такой мужик, чтоб меня мог ухлопать! Не Сорк же? Только бабы норовят гадостью всякой наградить!

— Это точно ах-ха-ха! Как же я рад тебя видеть — когда ж ты успел приехать?! И главное как съездил-то? Должок забрал?

— Да мы разминулись с тобой немного — если б ты помедленней ехал, то встретились бы аккурат с утра. Я тоже немного задержался — долг Сорк платить не хотел, поэтому я взял с причитающейся мне долей. Башку Соркову привез, надо будет её на ворота приколотить.

— Разделал? Сорка разделял?

— А то, — приосанился волосатый. — И Сорка и его двоих побратимов. Герой блазенев! Ничего теперь не станет занимать, коль не уверен, что отдать сможет!

Челядь почтительно внимала пылкому разговору двух старых друзей. Тольяр уже сильно жалел, что сдался так просто. По всему выходило, что понятие честь для местных господ было весьма размытой штукой. Зато в жестокости они разбирались отменно. Истинные дети своего времени.

Наконец вдоволь наобнимавшись и насмеявшись, Байрас обратил внимание на добычу товарища:

— Кто этот одноглазый?

— Ратиславом зовется. Говорит, мол, путник он. Мирный. Но мы еще посмотрим, что он за путник. Где там Ольмарк? Он таких живо раскусывает. Башковитый мужик, аж самому страшно.

— Выехал куда-то. По девкам, должно быть, — сказал Байрас. — К ночи вернется.

— Вестимо по девкам. Кобелина, — Грейнор даже не глядя на Тольяра махнул рукой. — Отведите этого прохвоста в клеть да заприте.

Для себя он уже, похоже, решил судьбу Тольяра явно не в пользу последнего.

— Эй, сиятельный Грейнор! Вы делаете ошибку, обделяя меня доверием, — сделал Тольяр последнюю попытку оправдаться. — Я ведь не просто путник. В своих странствиях я исходил много троп и узнал много секретов. За обиду сторицей отомстят силы неведомые и неподвластные никому!

Неосознанно он попытался воспроизвести манеру поведения Дракона. Прямой жесткий взгляд, исполненный силы голос, даже позу постарался принять величественную. Люди вокруг стали переглядываться и перешептываться. Байрас, утер свой нос рукавом. Грейнор взглянул с интересом:

— Колдун?

В голосе почудился подвох.

— Нет. Но мне покровительствуют магические силы! Старый друид.... Нудд победитель сорока трех духов сам оказывал мне честь, принимая в своей пещере! И он же отрядил со мной воздушных охранителей! Незримые, но могущественные они только и ждут, чтобы показать свой гнев тем, кто несправедливо обидит мирного человека!

Люди пораженно отодвигались от телеги подальше. Многим почудился демонический огонек в глазу мрачного одноглазого парня. Кое-кто выразительно глянул на сиятельного. Тот тоже задумался, кажется впечатлившись выразительным голосом Ратислава. Тольяр сверлил глазом всех пытающихся на него смотреть. Люди, боясь сглаза, спешно опускали лица, отводили взгляды.

— Лучше всего отпустить меня. Так не будет ущерба твоему хозяйству. Так все останутся довольны.

На миг ему показалось, что сиятельный струхнув, в самом деле, отпустит его. Но Тольяр плохо знал Грейнора.

— В клеть, — сухо приказал он, стараясь не встречаться взглядом с парнем. — Осторожно. Без костоломства. Ольмарк приедет, разберется.

Почти все остававшиеся при нас гроши оказались в кармане стоявшего на воротах стражника. Нас почти не досматривали, что было удивительно, ибо даже я видел с дороги, высящиеся у горизонта деревянные драконьи головы кораблей островитян. Дым от их, горящих денно и нощно костров, черным облаком висел в небе. Тем не менее, у опускной решетки дежурили всего четверо одетых в легкие кирасы стражников, достаточно недобросовестно относившихся к своим обязанностям.

Город Хёргэ встретил меня звоном многочисленных бубенчиков и колокольчиков на дверях лавок, мастерских, пекарен, оружейных, прачечных, цирюлен, бань. Почти на каждой двери висел разных размеров и цветов колокольчики, обязательно украшенные рунами. Местные жители верили, что звон отгоняет нечистую силу. Со стороны порта приветливо повеял соленый морской ветерок. Все же в Хёргэ воздух куда приятней, на мой взгляд, чем в иных селах. Нет засушливости и вони — море скрадывает такие запахи. Словно тоже радуется мне.

Люди отнеслись к моему появлению куда менее радушно.

— Куда прешь!

— А ну в сторону!

— С дороги!

Я огрызался, зло толкал неповоротливые туши здоровой рукой. Реваз громко ругался, раздавая пинки и зуботычины. Горожане в ответ бранились, но связываться с могучего телосложения усачем боялись. Особенно меня раздражала здешняя привычка, есть на ходу — в руках мелькали куличи, печеные хлебцы с сыром, прожаренные мясные ломти на деревянных прутиках. Я тоже хотел, есть, но лишних денег не было. Приходилось вздыхать и усиленно отводить глаза, теша себя мыслями о скором обеде в замке Наместника.

Главной трудностью, как показало время, было попасть в этот самый замок. На широком каменном мосту, ведущем через глубокий наполненный зеленоватой водой ров, нам преградили путь скрещенные пики. От полутемной арки входа в замок на той стороне рва нас отделяли двое молодцев откровенно гнусного вида. Мне даже самому страшно стало, когда я узнал, что оказывается и такие служат в моем воинстве.

— Сюда нельзя, — буднично уведомил меня один из них. Тот, в чьих глазах я заметил зачатки разума.

— Я к Лису. Ну и к Вельдвальду здешнему Наместнику.

В глазах разумного стражника отразилось что-то такое, словно бы я сам того не ведая, брякнул несусветную глупость. Его товарищ пребывал в своем естественном состоянии. Без мыслей. Пики даже не пошевелились.

— Нельзя. Бродягам вход в замок запрещен.

В арке за спинами стражи мелькнула и пропала чья-то фигура. Я глубоко вздохнул.

— Я не бродяга. Передайте Лису, что пришел... мастер Грай, — ну не говорить же каким-то жлобам, что перед ними сам Дракон. — Он меня отлично знает.

— Нельзя, — уже порядком раздражающим меня голосом ответил стражник.

— Что нельзя? — скрипнул я зубами. — Я сказал, передай. И лучше бы тебе сделать это быстрее. В противном случае я не гарантирую тебе благополучия и сохранения места службы.

На мою угрозу ответ был уже классический.

— Нельзя, — стражник словно задумался на миг и выдал: — И шли бы вы отсюда. У меня приказ накалывать на копья любого, кто попытается пробиться в замок.

Это была последняя капля.

— Реваз! Освободи мне дорогу!

Седоусый Призрак, кажется, только этого и ждал. Его тоже порядком выбешовывала манера общения этих обезьян.

Я едва отошел в сторону, когда Реваз сильным пинком в грудь заставил одного стражника попятится, в то же время каким-то образом перецепил рукой другого, ловко выворачивая копье из мускулистых ручищ. Потерявший копье стражник отправился к бортику моста, попутно теряя сознание. Стражник, ведший разговор с нами достаточно ловко оборонился от Ревазова выпада и завопил во всю глотку:

— Тревоооога! — после чего он задохнулся, получив пяткой копья в горло. Реваз сбросил копье стражника в воду, и мы спешно двинулись к арке. А по замку уже разносился тягучий бас набата. Наблюдатель на надвратной башне соображал быстрее громил. По счастью, прежде чем первые лучники возникли в бойницах, мы уже были во внутреннем дворе. Выскочивший из караулки стражник получил по голове древком копья и отправился на руки товарищей, после чего дверь караулки оказалась подперта копьем, сыгравшим роль элементарного рычага.

Реваз двигался, стремительно размазываясь в пространстве. Оказавшегося поблизости стражника из караулки напротив подпертой он взял в залом, вывихнув тому руку. Я неспешно шел следом изо всех сил надеясь, что шум у входа привлечет внимание Лиса, прежде чем нас истыкают стрелами. Обычные горожане, по той или иной причине оказавшиеся внутри замка разбегались, вопя что-то про нападение островитян.

— Лиииис!!! — позвал я. Не думаю, что в воцарившемся гвалте адресат меня услышал.

Размахивающего отобранным у кого-то мечом Реваза теснили к моей спине сразу семеро стражников, наступающих полукругом. Сломалось копье, и горе охранники посыпались на свежий воздух подобно гороху.

— Лиииис!!! — у меня все равно не было желание вернуться. Во двор набегала суровая стража в таком количестве, точно замок подвергся атаке целого войска. Завидев же всего двоих вторженцев, один из которых в одиночку отгонял почти целый десяток, а второй прогулочным шагом двигался к ним на встречу при этом, выкрикивая известное всем имя, бойцы тормозили и, расходясь в стороны, плотно окружали нас, почему-то не решаясь, напасть.

— Мне нужен Лис! — крикнул я, глядя на стрельчатые окна над головами стражи. Реваз опустил бесполезное оружие. На нас со всех сторон смотрели клинки, топоры, пики, сулицы. Главное не паниковать. Страх сразу почувствуют. И разорвут в одночасье. Я прекрасно это понимал.

— Лис! — наша судьба висела на волоске. До первой команды. До одного единственного слова. Мы стояли в плотном кольце. Неожиданно впереди наметилось движение. Солдатня быстро расступалась, давая кому-то дорогу и не сводя с нас взгляда. Я же с превосходством встретил троих людей, целиком закованных в вороную броню. Драконьи Призраки, составляющие почетный эскорт Лиса на момент его бессрочно затянувшейся поездки. Я видел, как извечное безразличие в смотрящих из-за личин глазах быстро сменяется священным ужасом. А потом восторгом. При виде меня и Реваза Драконьи Призраки, склонив головы, опустились на одно колено. Плотные ряды стражи ошеломленно смотрели на черных воинов. Они могли не знать меня. Но жест признания власти сюзерена был знаком всем без исключения. Так же как и то, что у Драконьих Призраков всего один сюзерен.

Следом за первой троицей перед моим взором предстали еще одиннадцать Призраков. Они умело выстроились торжественным живым коридором и отсалютовали мне клинками. В абсолютной тишине. На глазах, у десятков забывших дышать стражников. Первая троица также присоединилась к коридору, открывая мне, путь в замок. Я же чувствуя ни с чем несравнимое блаженство, шел среди преданных телохранителей. Плевать, что у меня вид, словно бы я дрался во всех встреченных на пути корчмах. Плевать, что одет не в золото и зачарованную броню, а в крестьянские шмотки. Плевать, что моя Цитадель лежит в руинах. Все поправимо. Я снова чувствовал себя Великим Драконом. Реваз придирчиво оглядывал своих подопечных, силясь найти хоть один изъян в их внешнем виде или стойках. Но Драконьи Призраки всегда были безупречны. Под сенью каменных стен меня встретил сам Лис. Необычно постаревший, с сильно прорезавшей рыжину сединой он смотрел на меня почти с суеверным ужасом.

— Мой Дракон... вы живы.

Дверь в клеть растворилась и привязанный к деревянной балке Тольяр напрягся. Все его потуги перетереть веревку или выпутаться, оказались бессмысленными. Вязали на совесть, как и положено, вязать 'почти колдуна'. Крысы, шмыгающие под ногами сочувственно пищали, не забывая порой попытаться снять пробу с Тольяровых сапог. Снаружи то и дело доносился шум гулянки в честь приезда старого друга сиятельства. Пили, судя по всему все. И много.

Поэтому парень уже мысленно смирился, что у него впереди целая ночь. Вряд ли какой-то Ольмарк сунется к нему, не уважив господского друга. А уваживать придется долго. До падения с ног. К сожалению Тольяр ошибся. В проеме выросла массивная хоть и коренастая фигура.

— Ты стал быть, Ратислав? — осведомился, щуря глаза, молодчик.

— Я, — обреченно признал парень, все еще пытаясь снять с себя путы.

— Щас мы посмотрим, что ты за птица. Погодь, — Ольмарк принялся возиться с лучиной. Тольяр ждал.

— Ща, ща, ща... — увлеченно бормотал голос в темноте. Судя по всему, Ольмарк действительно был не вполне трезв. Когда же огонек появился главное доверенное лицо сиятельного поднесло лучину поближе к лицу Тольяра. Озадаченно присмотрелось. И взревело:

— Яр! Тольяр! Ты! Вот так штука! Не верю своим глазам!

— Оль? — парень тоже не поверил своим глазам и запоздало подумал, что голос вошедшего ему показался смутно знакомым.

Дело в том, что перед ним стоял один давний и хороший знакомый. Ольмарк, или просто Оль, в свое время был непоседой и перекати-полем почище самого Тольяра. Недоучка-волхв он никогда особенно сильно не верил в собственных богов, что не мешало часто разыгрывать впечатляющие представления, вешая доверчивой публике на уши так много глупостей, что последние очень охотно расставались с 'проклятыми' деньгами, бесплатно кормили 'великого волхва' и легко верили ему в долг.

Судьба в свое время свела двоих плутов друг с другом и после непродолжительной грызни они не раз вместе проворачивали самые разные делишки, став со временем если не друзьями, то уж точно добрыми приятелями.

— Каким ветром тебя сюда занесло, Яр? Я, понимаешь, приезжаю только с дороги, еще ни капли во рту не держал, а его сиятельство уже употребивший так, что чуть из ушей не льется, говорит — пойди, дескать, глянь, что за зверь там у нас сидит! Опасен ли? Или можно безбоязненно на виселице вздернуть. Я, понимаешь, иду, а тут ты! Как же это понимать?!

— Ты, Оль, не поверишь, как сильно я рад тебя видеть, — только и ответил Тольяр. — Этот ваш Грейнор меня всерьез повесить задумал!

— А что так?

— Да я представился родственником траванувшего его тухлятиной корчмаря.

— Хе-хе-хе! Это который 'Телегу' содержит? — залился фальцетом Ольмарк.

— А ты откуда знаешь? — поразился Тольяр. — Мысли что ли научился читать?

— Как же, как же. Просто я самолично его сиятельству к жаркому приправку подавал. Больно он воинственный был, вот я и подумал... хе-хе.

— Меня твоей милостью повесить хотели, — укоризненно покачал головой Тольяр.

— Пустяк. Как хотели, так и расхотят. С меня причитается.

— А Грейнор?

— Эйн? Да он мужик отходчивый! Меня слушает как отца родного!

— Эйн? — удивился Тольяр. — А почему не...

— Потому что Грейнор звучит благороднее, — перебил Ольмарк. — Я сам придумал. Эйн, что надо мужик, но с воображением у него туговато. Вот я и заполняю пробелы. Придумываю там подвиги всякие, чтоб поселяне его за героя считали! Вот он и соответствует.

— Зачем?

— Как зачем? Когда на твое село налетает шайка разбойников, ты их с топором встречаешь, чтоб хоть что-то сохранить из хозяйства и уберечь дочерей от насилия там. Так?

С улицы донесся взрыв хохота и пьяные голоса, орущие непристойную песню.

— Ну да, — вынужден был признать Тольяр.

— А когда к тебе в село приезжает герой со свитой? — увлеченно поделился своей грандиозной идеей Ольмарк. — Герой, про которого легенды сказывают. Тогда ты его с топором никак встретить не сможешь. Ну и что, что он не сдержанный, пьяный как сапожник и норовит все, что видит из твоего добра в карман потащить. Хе! Можно все списать на нервную работенку — поди, защити чернь от всех лих!

— Кажется, я начал понимать, — кивнул Тольяр. — Дочку ежели герой попользует, то это не насилие, а почти честь для селянина? Вроде как если б царь своего бастарда заделал?

— Соображаешь, — многозначительно подмигнул Ольмарк. — Вот я выбрал себе Эйна и придумываю значиться всякие поводы. Он многого не разумеет, но исполняет сходу! Хочет, хе-хе, легенды про себя слушать.

— Так это ты его снарядил в лесу зверя невиданного искать? Того, с которым он уже шесть лет борется?

— Три, — поправил Ольмарк. — Это для большинства шесть. На самом деле три. Но придумал не я. Чудо-то местное.

— Зверь-то этот, чем местным вредит? — поинтересовался Тольяр.

— В каком смысле вредит?

— Ну, там овец тягает. Девиц бесчестит. Или самих поселян с лесниками предпочитает насилить? Может воду портит?

— Да нет, — неуверенно ответил Ольмарк. — Ничего такого не слышал. Просто водится тут и все. Его даже и не видел почти никто.

— Тогда зачем же его убивать? Если оно безвредное.

— Эйн сам загорелся, — пожал плечами волхв-недоучка. — Хочу, говорит, быть победителем чудовища! Я ему на то ответил — сделай так, чтобы чудовище с концами пропало, а я уж кому надо за баллады приплачу. Вот он и носится.

— А-а-а. Ну, тогда понятно. Оль?

— Что, Яр?

— Неудобно тебя просить, но у меня затекли руки. Может, отвяжешь?

Я блаженно растянулся на мягкой кровати. Наконец-то баня и добрая пища! Наконец-то должное уважение! Лис, внимательно смотревший на меня все время, и сейчас украдкой разглядывал, словно все еще не веря, что видит меня живым.

— Смотришь, как будто приведенье увидал, — я сел на кровати, оглядывая предоставленную мне комнату. Дорогая мебель, инкрустированная топазами, изумрудами, рубинами и сапфирами. Мягкая просто воздушная перина. Вот все чего мне не хватало. Реваз перекусив на скорую руку, проводил время, что-то втолковывая Призракам.

— Для меня ваше появление по-прежнему остается неожиданностью, мой Дракон, — признал, нервно теребя пуговицу модного камзола Лис. — Слухи в основном недвусмысленны. Цитадель разрушена. А на ваше место претендует Эйстерлин.

— Борода еще ответит за свою жадность, — кивнул я, чувствуя, как разом портится настроение. — Лично буду присутствовать на его свежевании.

— Хм. Поведаете ли вы, мой Дракон, что случилось с вами за последнее время. Что послужило причиной раскола?

— Э-э нет, Лис, — рассмеялся я. — Теперь уж ты мне поведаешь. Например, что случилось с Наместником Хёргэ? Насколько я помню, Вельдвальд был крепким. В самом расцвете сил. Почему же не выдержало сердце сего достойного мужа?

Лис не ответ взгляда. Пригубил вина из золотой чаши.

— После слухов о вашей гибели Вельдвальд вел себя очень неосмотрительно. Начал искать связей с Эйстерлином. О чем-то пытался договориться с островитянами. Больше всего его потрясла неприятность, случившаяся с нашими магами. Вы в курсе о ней?

Я кивнул.

— Вельдвальд стал крайне ненадежным. И уже косо поглядывал на меня. Поэтому нет ничего удивительного в том, что его живущее в страхе сердце одной прекрасной ночью просто не выдержало груза.

— Понимаю. Что ж, как говорят крестьяне — Вельдвальд с возу кобыле легче. А что же с варварами?

Лис криво ухмыльнулся, заложив ногу на ногу и принявшись ею покачивать.

— Агрессивные. Злобные. Раздражительные. Но легковерные. Их было достаточно просто склонить на свою сторону. Мне стало известно, что Эйстерлин готовится выслать своё войско на Хёргэ. Даже не пытается договориться, потому что наперед знает ответ.

— Со мной ему не договорится, — согласился я. Лис как-то странно взглянул на меня, но ничего не сказал.

— Сколько здесь войск?

— Шесть с половиной тысяч. Кроме того, были посланы гонцы в Синетрию. Тамошний Каганат, скорее поддержит приближенных к Дракону, нежели явного предателя. Хотя Эйстерлин уже сегодня заявляет, что является вашим правопреемником.

— Ну-ну. Значит Синетрия скорее всего с нами. Крейган?

— Я послал ворона. Но пока что никакого ответа.

— Это притом, что Эйстерлин почти наверняка уже договорился с Яромиром, — задумчиво добавил я. — Придется требовать от островитян подкреплений. Жаль, что маги утратили силу.

Знал бы кто, как тяжело дались мне эти слова. Моё кольцо. Где же эта дрянь Астис?

— Мой Дракон. Я все-таки настаиваю, чтобы вы рассказали обо всем случившемся с вами, — неожиданно сказал Лис. Я недоуменно посмотрел ему в глаза:

— Что значит настаиваю?

— Я должен знать, — твердо ответил он. — Когда вас отравили.

— Что ты мелешь?!

Лис поднялся с кресла и холодно подтвердил:

— Когда сегодня утром ваше хладное тело окажется в спальне, я должен буду поддержать боевой дух воинов, объяснив, когда именно до вас добрались проклятые убийцы Эйстерлина.

Меня словно громом поразило. Я вскочил на ноги, но в дверь в спальню уже распахнулась. Как по команде передо мной возникли двое солдат, отгородивших Лиса от меня.

— Предательство? И ты? Ты тоже? — у меня вырвался истеричный смешок. Лис мерзко улыбнулся.

— Не совсем, мой... Грай.

— Я Дракон Триградья!

— Больше нет, Грай, — удрученно покачал головой Лис. — Ты был Драконом. Прости, что именно мне приходится разбивать твою последнюю иллюзию, но ты уже не Дракон.

— Стража! Взять этого негодяя! — я до последнего не верил, хоть и читал в их равнодушных глазах. Приговор. Я резко двинул коленом в пах одного из стражников и, оттолкнув второго, с рычанием бросился на Лиса. Но не дотянулся. Совсем чуть-чуть. Мне вцепились в ногу, у меня повисли на плечах, сбив на ковер к самым ногам моего бывшего советника. Задрав голову я с бессильным шипением смотрел на Лиса. А тот, снова пригубив вина, пустился в объяснения:

— Да Грай, ты больше не Дракон. Я всегда уважал твою волю к победе, твой недюжинный, хоть и явно больной разум. У меня бы никогда не вышло создать целое государство! Ты сплотил давних врагов под своим крылом, ты создал могущественную силу. Ты был близок к абсолютной власти — и я служил тебе, так же как остальные члены Совета. Потому что ты всех устраивал. Дракон был символом — символом непобедимости, так же как Его Цитадель была символом несокрушимости.

Мне в ухо дышали отвратительным чесночным запахом.

— Падаль! Тварь! Продажная мразь!

— Его даже сместить было нельзя, ибо Его командиры тут же вцепились бы в глотки, борясь за власть. Поэтому Ему все подчинялись — я так думаю. Он сумел запрячь в одну упряжку всех врагов. И пока Он был над нами, Он был непобедим. Но, — Лис с сожалением вздохнул, — символ рухнул. Дракон погиб в страшной магической буре. Его могила среди руин Цитадели. Ты же не Дракон, Грай. Не обманывай себя. Ты всего лишь еще один честолюбивый претендент на власть!

— Чушь! Я Дракон! Я приказываю!

— Ты больше никому не можешь приказывать, Грай. Уж точно не мне. Зря ты пришел в город. Особенно в преддверии войны. Тебе все равно ничего не светило. Но пользу ты еще принесешь — твое тело станет подтверждением, что я приемник Дракона. Тот, кто выслушал Его последнюю волю.

— Сука! Тебя вздернут мои телохранители!

— Нет, Грай. Драконьи Призраки готовые погибать за тебя уже погибли. Они действительно верили в твою непогрешимость. Поэтому ушли из мира вместе со своим Драконом. К сожалению, несколько из них задержались — тот же Реваз. Но думаю, его уже отправили к праотцам бывшие телохранители покойного Дракона. Не все так туго соображают, Грай. Эти парни профессионалы. И в новом мире они хотят найти свое место, а не быть почетной стражей могилы Дракона.

У меня отнялся голос. Я понял, что Лис не врет. Я один. Один в наводненной предателями крепости. И моя жизнь не стоит ломаного гроша. Оплетала был совершенно прав. Идиот! Мать моя Тьма, какой же я идиот!

— Успокоился, Грай? — с любопытством поинтересовался Лис. — Я знал, что так или иначе ты все верно поймешь. Ребята. Отведите Грая в его опочивальню. Здесь все-таки мои покои. А там уже... ну вы поняли.

Меня поставили на ноги. Лис, отвернувшись спиной, смотрел в окно. Вот и все. В коридоре меня встретили еще четверо стражников. Молча окружили и повели к будущему месту моей скорой смерти. Каменный коридор был пуст. Словно прислуга была предупреждена заранее.

Не могу поверить. Как же так. Ноги деревенели. Было очень холодно, но я даже и не подумал запахнуть расстегнутую на груди рубаху. Мне было практически все равно. Так, словно... словно я уже умер. Лица конвоиров ничего не выражали. Для них, как и для Лиса, я был мертв уже давно. Почему я не послушался Оплеталу?

Мы вошли в крыло, где располагалась моя опочивальня. По-прежнему пусто. Я умру, так и не увидев ни одного нормального лица? А может рвануть? Ударить вот этого идущего спереди и...

Куда мне бежать? Был бы белый день, можно было попробовать прыгнуть с карниза во внешний двор, хотя бы так привлечь внимание горожан. Но сейчас уже ночь. Не выйдет. Да и не приличествует это... во Тьму приличия! Я хочу жить!

Кольцо. Мне бы сейчас моё кольцо. Или.

'Мерх! Мерх! Если ты не поможешь мне сейчас, я умру! Серьезно — без твоей помощи у меня нет шансов'.

Только гул наших шагов, отражающийся от каменных сводов, был мне ответом. Все Грай. Это смерть.

Эхо шагов отразилось и вернулось к нам звуком чужих шагов. Навстречу шли двое закованных в вороную броню воителей. Мои бывшие телохранители. Поравнявшись с моими конвоирами, Призраки остановились. У меня вдруг вспыхнула отчаянная надежда, что это попытка меня выручить. Что слова Лиса вранье и Призраки на моей стороне.

— Чего надо? — развязано спросил стоящий передо мной у воинов.

— Мы хотим проститься, — глухо ответил один.

— Ох уж эта честь, — неодобрительно пробурчал один из стражников за моей спиной. Но смеяться или как-то иначе демонстрировать неуважение они не посмели. Призраки медленно сняли шлемы.

Я посмотрел в виноватые глаза и презрительно усмехнулся.

— Предавшие своего хозяина не заслуживают прощения. Мне с вами не о чем говорить, — изо всех сил стараясь говорить твердо, проронил я.

— Мы не просим прощения, Великий Дракон, — деликатно поправил один из воинов. — Нам на самом деле очень жаль. Мы не желаем исчезнуть в круговороте смутного времени.

Знакомые слова. Чувствуется ораторский запал Лиса. Этими словами он их и убеждал, должно быть. Я приосанился, собираясь потребовать конвоиров вести меня прочь.

— Не желаем умирать.

— Но поступить иначе, противно нашей природе, — закончил второй воин, салютуя мне мечом. Растерявшийся конвой вытаращил глаза. Погибая на месте.

Трое стражников спереди от меня умерли, прежде чем успели выхватить оружие. Остальные истошно заорав, бросились в бой. Заведомо гибельный. Я стоял и молча смотрел, а мне под ноги, словно жертвы божеству падали зарубленные люди. На лицо мне попала кровь. Последний стражник на неловко разъезжающихся ногах, держался за стену одной рукой, а другую прижимал к кровоточащей ране на животе. Резко запахло содержимым человеческих кишок. Я поморщился.

— Простите за то, что заставили сомневаться в себе, — почтительно сказал Призрак.

— Как ваши имена?

— Норлег.

— Урех. Но не стоит запоминать имена.

Стражник хлюпнул кровью изо рта и перестал держаться за стену.

— Почему?

— Потому что мы остаёмся, — вежливо пояснил Урех. — А вас ждут внизу, Великий Дракон.

— Я все равно запомню.

С благодарностью протянул руку, которую Призраки пожали и, не оглядываясь, быстро пошел к лестнице вниз. На широкой винтовой лестнице я встретил еще троих Призраков. Ступени были скользкими от крови. Их звали Рейан, Дольварс и Зерван.

Замок все еще был тих. Я переступил через тела стражи и пошел мимо расположенных внизу помещений прислуги. Все двери были заперты, а возле лестницы ведущей на первый этаж меня ждали еще трое. Арсеан, Дебрааг и Тримлет.

Все их имена были короткими. Как собачьи клички. Мой же собственный приказ — для удобства обращения все телохранители должны иметь простенькие имена.

На широком внутреннем дворе обнаружилось семеро Призраков. Во главе с Ревазом. И пять навьюченных коней. Четверо оседланных, один заводной. Прохаживающиеся по двору и на башнях стражники видимо были не в курсе событий, потому как поглядывали на воинов с легким любопытством, но и только.

— Наденьте это, — Реваз протянул мне темный плащ. — Мы выезжаем прямо сейчас. С нами поедут двое Мален и Келоан. Остальные останутся.

Я влез в седло. Сам, хоть рука и болела.

— Как ваши имена? — спросил я остающихся, пока прочие седлали коней. В замке кто-то тонко завизжал. Призраки переглянулись и с ухмылками напялили на головы шлемы.

— Вперед! Пока городские ворота для нас открыты! — рявкнул Реваз. К визгу добавились еще крики. — Хайа!

Наши кони сорвались с места и пронеслись по двору, оказавшись на мосту, прежде чем, стража догадалась связать вопли с нашим спешным отъездом и опустить решетку. Оглянувшись, я успел заметить, как сливающиеся с темнотой фигуры Призраков рубят сбегающуюся стражу. Мы скакали по тревожному ночному городу, а позади шумел, надрываясь, второй раз за день грозный замковый набат.

— Скорее-скорее! — подгонял, сквозь свист ветра Реваз. — Стража откроет нам ворота, если мы успеем, прежде чем поднимется гарнизон!

С затянутого тучами неба упали первые капли редкого этим летом дождя. И почти сразу полило как из ведра. Я набросил капюшон на голову, чувствуя, как стекают по лицу ледяные струи. На душе была тяжелая пустота. Кто же я теперь?

Глава 11

'Никогда не оставляйте приемников ваших врагов. По крайней мере

не оставляйте их без присмотра. Особенно детей, побежденных вами врагов.

Но и убить не пытайтесь очень уж активно.

Если одно два покушения в раннем детстве провалились,

прекращайте агрессию. Судьба недвусмысленно дает понять,

что все последующие попытки не просто обречены

на провал, но приведут, в конце концов, к торжеству справедливости.

Вы ведь понимаете о чем я? Потому лучше возьмите опеку

над таким ребенком. Развивайте все социальные стороны личности. Пусть он станет

бардом, альфонсом, художником, лекарем или займется чем-то безобидным для вас.

Профессия кузнеца опасна, ибо он в конечном итоге может отомстить

вам косвенно — выковать какой-нибудь особый меч.

Понимаете? Воинскому искусству обучать опасно до чрезвычайности. Но хуже всего, если он станет простым крестьянином. Это неприемлемо. Поверьте, селяне неуравновешенный народ. Он вам вспомнит

каждую вытоптанную вашими слугами грядку

даже если они просто будут мирно идти мимо его села...'

Темный Властелин Грай 'Дракон' Триградский

'Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом' (рукопись)

Письма, послания, перехваченные донесения, доносы — несколько поставленных впритык столов были попросту завалены бумагами. В комнате без окон со спертым, несвежим воздухом горели обычные масляные светильники, освещающие плоды труда не одного десятка человек. Плоды тщательной проверки на вшивость, работы целой канцелярии — отдельной стопкой высились 'случайно' добытые раскрытые донесения с дезинформацией от врагов. В другой — подлежащие утверждению перед распространением собственные послания, наполненные очевидной правдой искусно перемешанной со скрытой ложью. В третьей написанные канцелярией записки с приложениями, пояснениями и выводами. Роскошь читать это была уготована одному человеку. Лис долгие часы проводил в комнате, узнавая тайны врагов, комбинируя и утверждая то, что в скором времени точно попадет его противникам на столы. Он сам определял истину в последней инстанции.

— Человек не может знать всего, поэтому всегда поступает на основании того, что знает, — так он говорил своим подчиненным из канцелярии, своим шпикам, внедренным нюхачам, своим разведчикам. — Но если мы будем знать больше других, то всегда будем способны определять действия врага. Определению поддается все кроме идиотизма.

Лис читал новости, невзирая на позднее ночное время. Он спал три-четыре часа в день, вставая на рассвете. След так идиотски сбежавшего месяц назад Грая терялся где-то на юге от Хёргэ — не иначе бывший владыка Триградья пытался убраться в Эрц. Что ж, все равно сейчас не до него.

Лис развернул очередное письмо — на этот раз из Грейбриса. Обстановка в городе была накаленной.

Вот уже четыре недели миновало с того часа как на всех углах славного города Грейбриса и за его пределами протрубили новости, поразившие всех слышавших их людей. Война с Царством окончена, вещали глашатаи. Усилиями славного Наместника Эйстерлина Третьего подписан мирный договор о дружбе между Царством и Вольным Триградьем на долгие годы.

Конец странной войне, говорили на улицах удивленные горожане. Конец бессмысленным тратам, подушным налогам и военным сборам передавали друг другу торговцы. Конец вражде и постоянным грабежам, вздыхали с облегчением селяне. Конец сверхурочной работе светлели лицами оружейники и поставщики. Конец большому барышу вздыхали содержатели борделей, игорных и питейных домов, продавцы 'порошков блаженства'.

Но все эти ожидания оказались обманкой. Им не суждено было сбыться. Потому что конец одной войны...

— Все вооруженные отряды отказывающиеся сложить оружие и отбыть по месту указанному военными комендантами объявляются вне закона. Все вооруженные отряды, которые самовольно будут продолжать агрессию против мирных жителей или представителей власти объявляются врагами и подлежат истреблению. Все вооруженные отряды заключившего союз государства, не отбывающие за пределы Триградья в указанный срок, считаются дезертирами.

... означал начало войны другой.

— Великий Дракон Триградья пал! — эти слова вселяли ужас в сердца людей, для которых Дракон был не просто Темным Властелином, но символом их собственного благополучия. Символом их безопасности.

— Однако он успел оставить наследника! В последнем письме Дракона называется имя и это имя — Эйстерлин Третий. Наместник Грейбриса верой и правдой служивший Триградью оказался достоин, унаследовать дело Дракона!

Поэтому все воины обязаны были присягнуть на верность Наместнику. Всем командирам, имеющим отряды на просторах Триградья, вменялось явиться в Грейбрис для принятия присяги, как это уже сделали, уважая последнюю волю Дракона, предводители двух сильнейших воинств Цекут и Крейган.

Новый враг, воспользовавшись тревогами и гибелью Дракона, раскрыл свой лик. И этим врагом оказался бывший советник Дракона — Лис. Изменник подбил Хёргэ на смуту. Честолюбивый проходимец пытался узурпировать власть.

Теперь следовало проявить лишь достаточно жестокости, чтобы вернуть все на круги своя. И наступит новая эра. Эра благоденствия и счастья.

Так говорили глашатаи. Так говорили сплетники. Люди же украдкой судачили о другом. Все чаще появлялись возле городской черты странные и нелепые создания, опаленные вечным холодом. Персонажи страшных сказок и легенд, рассказываемых зимними вечерами — дикии и ифриты. На большаках изводили путников лидерки. В селах вечерами являлись аземы. Что-то изменилось в окружающем мире. Изменилось в худшую сторону, раз зимнее зло поднимало голову, все чаще вмешиваясь в людскую жизнь. Еще одним тревожным знаком была разом куда-то запропастившаяся обычная нечисть.

Приходилось приспосабливаться. Давать отпор. Без помощи магов, которые теперь были скорее ненужным грузом для городской казны. Недовольство чародеями только росло. Росло быстро подпитываемое народной молвой, завистью и откровенной ненавистью. Тем более что Окульты не были самыми главными героями страшноватых баек.

Нет, первенство здесь принадлежало иному. Говорили, беспокойным шепотом о странных женщинах, которые мелькали то тут то там. Они, эти женщины попадались обиженным и обманутым, предлагая нести возмездие обидчикам. И несли — слухи о загадочных смертях здорово нервировали начальника городской стражи.

Платой 'отпевальницы' всегда брали с человека странное обещание — отдать право на месть за проступок им. Безобидная просьба и ослепленные ненавистью часто соглашались на условие таинственных незнакомок. Что стояло за ним мало кто догадывался — но говорили — никто из отмщенных счастья потом не видел. Сплошные неприятности.

Опасности подстерегали суеверных людей на каждом шагу. Опасности и страхи имели разное обличье. Дезертиры, чудовища, воры, бандиты, 'отпевальницы' — все они ждали на улицах. Прятались в темных проулках, за щербатыми углами, заглядывали в окна ночною порой.

Часто, но не всегда. От некоторых страхов не спасали и теплые дома с крепкими стенами.

На улице шел дождь, барабанивший каплями по деревянным настилам, крышам и брусчатке. Шелестел под окнами, стекая разводами по стенам. Заполнял ямы, оставленные на ночь во дворах ведра, сточные канавы.

Элерни тихо пела, сидя на кровати сына. Её ребенок всегда засыпал, только слыша удивительно красивый для простой горожанки голос. Она пела сыну о дожде, омывающем землю и леса. Большие величественные леса с живыми деревьями и волшебными зверями. Старая детская сказка.

Внизу на первом этаже за своей конторкой возился её муж. Чудак, мечтающий перевернуть представления людей о мире. Многие её товарки втихомолку посмеивались над талантливым, но совершенно неприспособленным к жизни парнем. Но Элерни верила, что его мечта когда-то исполнится. Когда-нибудь благодаря его знаниям они вырвутся из нищенских трущоб. Она верила в своего мужа, поддерживая его в трудные минуты, бывавшие в их молодой семье чаще, чем минуты радости.

Он не спал ночами, по утрам не выспавшийся с красными воспаленными глазами отправляясь на работу. Вечно забывал поесть и если бы не она наверняка живший бы впроголодь.

Элерни пела, представляя, как он сейчас возится со своими бумагами и чертежами за залитым воском столом и вполголоса говорит сам с собой. Лился, омывая город дождь. Сын Элерни маленький, но бойкий мальчуган сонно посапывал в кровати. Набегавшись за день, он уже смотрел сны. Она тихо поправила лоскутное одеяло, задула свечу и, поднявшись, пошла к выходу.

Уже притворяя дверь, вдруг застыла, ощутив неясную тревогу. Екнуло, отдавая в груди холодком сердце. В размеренном шуме дождя послышалось конское ржание. В такие дождливые ночи иллюзии и призраки витают вокруг людей, нашептывая им свои страхи. Показалось.

Элерни стала спускаться по лестнице, все еще мурлыкая про себя колыбельную, когда в дверь внизу постучали, вернее нет — ударили. Резко и властно ударили. Так что хлипкий засов едва выдержал. Но не успела удивленная девушка сделать и трех шагов как тем, кто стоял за дверью, очевидно, надоело ждать. С сильным треском ломаемого запора дверь распахнулась, и по полу застучали шаги многочисленных ног. Шаги быстрые и уверенные.

В полутьме дома Элерни разглядела непрошенных гостей. И попятившись, не сдержала испуганного крика. Костюмы глухого покроя, маски и висящие на поясах говорили сами за себя. За стенкой встревожено заголосил что-то её муж. Гости встрепенулись, двое с ловкостью ласок скользнули к кабинету, а вторая пара, заскочив на лестницу, угрожающе нависла над сжавшейся в комок девушкой.

— Дорогая, что здесь... — он открыл дверь, увидел незнакомцев и, не раздумывая, бросился на них, услышав, как кричит жена. Только опыта у молодого ученого не было — поэтому его первый удар, не достиг цели и оказался единственным. Руки отнялись, стрельнув болью, тело согнулось в три погибели.

— Элерни! — закричал он, бессильно дергаясь в крепко держащих руках. Послышался звонкий шум пощечины и всхлипывания. Наверху, разбуженный шумом испуганно заплакал ребенок. — Пустите меня, мерзавцы! Пустите!

— К чему эти бесполезные метания, мастер? — услышал он вдруг над собой слащавый и спокойный голос. — Кулачные драки никогда не были вашей сильной стороной. В отличие от ума.

— Кто вы... такой, — скрипя зубами от боли в выворачиваемых суставах, простонал он. — Отпустите. Отпустите мою жену!

— Поверьте, интереса к ней мы не испытываем. Единственная причина, по которой в эту дождливую ночь мы вынужденно ворвались в этот дом — это вы. Я же всего лишь посланец благословенного всеми богами места. Места, которое вы так заинтересовали своим мышлением.

— Что вы хотите? Вы грабители?

— Я спишу вашу неспособность слышать мои слова на сильнейший шок. Еще бы — такая неожиданность. Обычно мы действуем совершенно иначе, поверьте, мне самому не слишком приятна такая спешка. Дело в том, что нам известна ваша идея. Также нам известно, что воплотить её в жизнь сами вы не сможете. Потратите полжизни, сопьетесь, но, увы. Поэтому было принято решение предложить вам помощь — защиту от грозного воздействия внешнего мира. И самые необычайные инструменты. Все, что вы должны будете делать, это заниматься любимым делом. Не зарабатывать гроши в вонючей конуре и трястись, портя зрение над свечой, а работать. В свое удовольствие и, не испытывая проблем.

— Вы... вы...

— Не перебивайте, прошу вас. Как я уже сказал, обычно мы действуем иначе — хотя бы спрашиваем согласия. Но в последнее время кое-что сильно изменилось. Нам приходится форсировать дипломатические приличия. Поэтому вы сейчас же, дабы не подвергать вашу драгоценную жизнь отправитесь с нами в небольшое путешествие. Вам очень понравится.

— Я никуда не поеду! Отпустите меня! Здесь моя семья!

— Сожалею, но на семью наше приглашение не распространяется. Господа, помогите мастеру выйти из дома. Вещи ему собирать не понадобится. К чему весь этот сентиментальный мусор и долгие расставания.

— Нет! Нет! Стойте! Элерни! Элерни! — орал, впадая в безумие утаскиваемый в дождливую ночь парень. — Люди! Люди!

Если соседи и слышали крики, то предпочли сделать вид, что крепко спят.

Рыдающая и бьющаяся в истерике Элерни увидела, как по лестнице неспешно поднимается человек. В строгой подогнанной по высокой фигуре одежде никогда прежде не виданного жительницей бедного района фасона. С изумительными белыми волосами, собранными в хвост за ушами. Страшный человек с белой неживой кожей и розовыми глазами злого духа. Он остановился рядом с силой удерживаемой на месте девушкой и, небрежно опершись на перила, сказал:

— Я вынужден разочаровать тебя, юная красавица. Обычно мы все же заботимся о семьях добровольно ушедших на остров Харр людей. Помогаем исподволь.

— Монстр! Монстр! — закричала она в вишневые глаза, не желая слушать сладкоголосую речь, исполненную изощренного цинизма.

— Я слышал это сотни раз, — укоризненно покачал головой белолицый. — Даже чаще чем собственное имя. Но ваша грубость все же облегчает дело, заставляя меня вспомнить, что я имею дело с неблагодарной и неотесанной простолюдинкой. Я хочу сказать только одну вещь — обычно мы все же ведем себя иначе. Можете считать это оправданием, если будет легче.

Он чуть поклонился и пошел прочь.

— Что вы сделаете с моим мужем?! — срываясь в рыдания, крикнула Элерни, чувствуя, как сковывает её руки непреодолимая сила чужой хватки.

— Поверьте, на вашем месте я бы задумался о собственной судьбе, — беззаботно ответил страшный человек, не соизволив хотя бы оглянуться. — Нам не нужны кликуши.

Соседи, в самом деле, привыкли к раздающимся в окрестностях крикам. Они спали сладко, не слыша, как проехал по пустой улице черный закрытый экипаж с зашторенными окнами. Дождь навевал приятные сны. Соседи спали пока колыбельную дождя не прервал шум разгоревшегося пламени. Когда они в исподнем выбегали из своих домов, размахивая руками и крича, дом молодого ученого чудака превратился в огромный погребальный костер.

И беспокоящихся за собственные крыши людей, несмотря на лицемерные оханья, меньше всего заботило, был ли кто живой в доме. Вероятно они бы все же немного успокоились, если б нашлась душа способная чуть приоткрыть завесу тайны. Нет, когда дом горел, живых в нем не было. Уже не было.

Только двое бездомных бродяг глухой ночью хоронящихся в тени улиц видали, как пролетела по трущобному району богатая карета.

— Опять проклятый показался, — хриплым срывающимся на одышку шепотом поведал старый молодому. — Утром быть беде, вот увидишь. Верный знак — как мелькнет заколдованная повозка проклятого обязательно, что-то случается.

— И откуда он взялся на наши головы, — расстроено спросил молодой. — Ведь никогда ж не было подобного до войны.

— Откуда-откуда, — проворчал старый. — Колдун он. Точно колдун. А колдуны они завсегда зло делали. Зажравшиеся сволочи считают себя лучше всех. А сейчас и вовсе задались — говорю, жди беды.

Лис задумчиво потер переносицу. Он уже знал, что Наместник договорился с Яромиром. Идущие на восток варвары должны были на всякий случай обезопасить Хёргэ от возможной атаки Эйстерлина, заняв несколько форпостов. Куда больше беспокоило появление в окружении Наместника неприятного типа по имени Корнелий Ассимур. Посол острова Харр. Харр определились со своими протеже в этой потехе. Харр. Всюду они стали совать нос, как пропал их защитный купол — чуют угрозу вот и мутят воду. Берегутся.

Как же не вовремя маги лишились своей силы. Лис отложил письмо в сторону и взялся за свиток, посвященный проблемам, связанным с магами. Вчитавшись, он сообразил, что проблемы теперь не создавались магами — они у них появлялись.

... Ночь утратила свое лицемерное спокойствие. Темнота, манерно скрывающая грязь улиц и грязь помыслов больше могла обманывать своих обитателей, видимостью покоя. И первыми это почувствовали самые приспособленные существа цивилизации. Те, кто больше других имел шансы к выживанию в созданных человеком условиях. Крысы. Серые зверьки, с извилистыми хвостами цепляясь коготками шуршали по битым кирпичам, разбухшим от влаги деревянным балкам и просмоленным бревнам. Крысы чуяли опасность и стремились загодя убраться из притягивающего чужую ненависть места. Далеко на разных концах города тоскливо, словно по покойнику завыли собаки. Их природное чутье было куда острее, чем у лишившихся чутья магического волхвов.

Бодрствующие волхвы из капища Валоха, проводили ночи в молениях к божеству. Покровитель живого мира и хранитель тайны жизни наверняка знал ответ, почему иссякла волшебная сила. Но Валох молчал и даже самые мудрые его жрецы не могли услышать обращения. Прочие божества так же оградились от людей и мира незримой стеной — ни единого намека, ни одного знака не оказывали они. Будто ушли в одночасье все разом.

А вместе с ними ушло из человеческих сердец и терпение. Брайдерийцы всегда славившиеся своим смирением перед ликом богов и почтением к их служителям все больше походили на злых детей. Если жителей погостов и деревень продолжали удерживать верность традициям, память предков и тяжелый постоянный труд вкупе с сопутствующими ему опасностями, то жители городов быстро менялись. Боги умолкли, и только крепкие стены да острые мечи будут защищать нас — так говорили они.

Раньше тихие, они насмехались над утратившими силы волхвами, обзывая обидными словами. По мановению невидимой руки в городах принялись распевать гнусного содержания песенки, обвиняющие волхвов в разных грехах. Только немногие горожане по-прежнему вели себя спокойно — какое-то массовое безумие затягивало людей, не упускавших теперь возможности исподтишка напакостить волхвам.

Волхвы сносили людские нападки молча и терпеливо, без запугиваний и напоминаний, что боги ушли не навсегда. Думали, что, пошумев, люди образумятся. Но люди только зверели сильнее, принимая терпение за слабость. Валили на волхвов все свои неприятности, сваливали на их плечи ответственность за промахи. Оставалось только диву даваться как одни и те же мысли почти одновременно приходят во множество голов. Словно их кто-то настойчиво нашептывает в доверчиво раскрытые уши.

Уже перестали пищать, разбежавшись крысы. Уже умолкли псы, поджав хвосты и спрятавшись в ветхие конуры. Уже сделался тише шепот возносящих молитвы волхвов. Тишина не наступила, сменившись низким, словно рокот прибоя, шумом. Город не спал. Темнота лживо улыбнулась спрятавшемуся за воротами капищу, и в самых черных уголках её поглотившей город улыбки вдруг зажегся тревожный огонь. На ведущих к тыну капища улочках разом появились огненные точки.

Люди с факелами быстро запрудили улочки, вытекли на площадь перед капищем, занимая её подобно заливающему берег песку. Подобный гулу пчелиного роя голос толпы звенел недовольством и откровенной злобой. То и дело проскакивали над головами подзуживающие выкрики:

— Пускай ответят! Пусть скажут нам, глупым!

— Где боги?! Почему они позволяют случаться всем несчастьям, сыплющимся на наши головы!

— Мы их кормить должны?! За свои кровно заработанные кормить этих задавак?

— А если завтра снова, какой враг придет, они же первыми продадут!

Слыша их люди, согласно кивали головами и негодующе высказывали, что думают сами своим ближайшим соседям, чуя своё единение с громадным людским собранием. Чуя свою силу.

Толпа осадила капище, вплотную подойдя к стенам и воротам. В свете многочисленных факелов повернутые к храму волхвов лица казались исполненными яростным внутренним огнем. Городской стражи видно не было. Только десятки и даже сотни еще не разъяренных, но уже порядком раззадоренных и злых горожан самых разных слоев. От тиунов и ремесленников до простых нищих, разящих дешевой выпивкой, щедро розданной им сегодня.

— Выходите! Покажитесь колдуны! — раздались голоса, тут же подхваченные толпой, подобно тому, как мелкие камни, срываясь, увлекают за собой все сметающую лавину.

— Колдуны!

— Обманщики!

— Проклятые трусы выходите!

С каждым новым возгласом многолюдство расходилось все сильнее, изощряясь в ругательствах. Особенно старались распаленные выпитым, подавая своим запалом пример всем прочим.

Глухо стукнув створки ворот, натужно распахнулись, заставляя ближайших к ним потеснится. Сотни взглядов обратились в сторону стоящего в проходе волхва. Лысый, но длиннобородый старик был каменно спокоен.

Волхв Путарь на своем долгом веку повидал такие буйства стихий, что буйство людей его, казалось, не впечатлило нисколько. Он шагнул вперед и, повинуясь незримо исходящему от его поджарой фигуры, одетой в зеленый балахон прислужника Валоха спокойствию передние ряды попытались отступить прочь. Но им не давали этого сделать налегавшие сзади.

— У всех вас, добрые люди, есть какая-то причина собраться в этом священном месте сейчас?

Сам голос его раскатами грома звучащий над площадью подействовал на некоторых собравшихся подобно ушату холодной воды. Взгляд выцветших от времени глаз ощутимо скользил по лицам, запоминая их обладателей, как будто навсегда.

— Есть у нас причина! — зло заорал кто-то из людской массы. — Есть, колдун! Почему мы должны терпеть ваш сброд!

— Колдуны! Мракоглядово отродье! — поддержал первого крикуна второй и люди воспрянув, загалдели, высказывая собственные обиды. А их накопилось немало. По мнению самих людей.

— И кто же говорит сейчас со мной устами собравшихся? — выразительно выгнул бровь старик. — Кто же идет скрытый от взглядов нас простых служителей, но не наших пращуров и богов?!

— Боги отвернулись от нас из-за вас! Вы осквернили имена богов своей колдовской мерзостью!

— Вы сидите на спинах у простых людей! Ничем нам не помогаете, заносчивые сволочи!

— У меня азема дочку сожрал, где ваша помощь волхвы! — истерично завыла какая-то женщина, заражая людей своей ненавистью.

Волхв миг, назад спокойно слушавший распаленный ор, вдруг заметил кого-то в толпе. И побледнел, изменяясь в лице.

— Люди! — урезонил он сборище, простирая руку в небо. — Опамятуйтесь! Вы все идете на поводу...

— Да что его слушать! Все они отпираются! — перекрыли его слова многоголосые крики.

— Точно! Бей его! Бей колдуна!

— Они виноваты в том, что пробудились слуги Мракогляда!

— Из-за них от нас отвернулись боги! Горе нам!

— Бей!

Из толпы полетели камни, застучав по тыну. Несколько попали в старика. Волхв болезненно вскрикнул, схватившись за разбитые губы. Пошатнувшаяся фигура и слабость, опьянили собравшихся еще сильнее. Многие уже забыли, что шли 'просто высказать наболевшее'. Высшая форма ненависти, ненависть человечья охватила толпу. И та качнулась вперед, забывая все и вся в блаженной жажде рвать того, кто виноват.

— Люуууууудииии! — волхв выпростал вперед руку, жестом которым некогда был способен унять волнующееся море. Но люди даже не заметили этого. Подскочили со всех сторон, завывая и хохоча, сбили старика с ног, принявшись пинать.

— Бей колдунов! — надрывался кто-то и, исполняя незримую волю, толпа бросилась в капище. Встревоженные шумом волхвы встретили их возле жертвенных камней. Попытались образумить, но толпа уже ничего не слышала. Толпа жаждала крови. У многих были с собой ножи и топоры. Они пошли в дело. Добравшиеся до беззащитных старцев пьяные собственной властью работяги с удовольствием били и топтали волхвов, ломая хрупкие кости. В святилище воцарился хаос. Жилища волхвов служили также пристанищем обиженных умом и юродивых. Досталось всем. Завывающие горожане, пользуясь подручными средствами, расправлялись с невнятно рыдающими юродивыми, остервенело, насаживая людей на деревянные колья, предусмотрительно захваченные вилы, рубя протянутые в мольбе руки топорами, раскалывая головы кузнецкими молотами. Кто-то из волхвов пытался оказать сопротивление, вырваться или отбиться — таких убивали с особым воодушевлением. Оружие было далеко не у всех, но люди легко возмещали этот промах своими природными данными. Душили, выцарапывали глаза, буквально разрывали на части.

Трехсаженная деревянная статуя Валоха с суровым равнодушием на челе взирала, как по деревянным брусам стекает кровь его верных служителей. Как кровь подпитывает жертвенники и молитвенные столбы. Группка волхвов заперлась в высоком тереме — горожане, быстро разобравшись в ситуации, принялись выбивать дверь вывороченным из земли столбом.

— Ломай! Пока не колдуют!

Отчаянно надрывался колокол в вырастающей над тыном бревенчатой башне. Звонарь звал на помощь, до тех пор, пока на площадку не ворвались какие-то одетые в рубище нищие. Они с гоготом вытолкнули мужчину прямо на заостренные верхушки городьбы. И стали, подчиняясь захватившему их ритму толпы, глумясь лупить в колокол.

Выломав дверь струйки захватчиков, ворвались в святая-святых капища. Там их встретили остатки волхвов — они до последнего тщились призвать себе на помощь силу стихий. Кого-то вышвырнули из окна прямо на камни жертвенников. Кого-то потехи ради осыпали раскаленными угольями из курильниц. Пахло горелой плотью, кровью, болью и ненавистью.

Некоторые особо ушлые не отрываясь от убийств умудрялись прикарманивать особо понравившиеся вещицы.

Вдали от безумствующей толпы среди мрака узкой, похожей на кишку улицы голодным золотом блестели кошачьи глаза. Невзрачный человек, совсем недавно зажигавший своими истеричными воплями толпу, слушал, склонив голову в попытке изобразить почтение. На самом деле он скрывал собственную боязнь.

— При встрече обязательно передайте Валу, что вахрасагэр очень доволен.

— Как пожелаете.

— Единственное замечание — на этом наш праздник закончиться тоже не должен. Напротив — святилище Валоха должно стать примером. Успех нужно закреплять.

— Всеми силами постараемся, — с готовностью отреагировал мужчина, глядя на то, как все новые и новые фигурки с факелами просачиваются во двор, похожего на разграбляемую крепость капища. Картина ему не очень нравилась — он смотрел только чтобы не глядеть в кошачьи глаза привлекательной женщины. Сам не понимая почему, он испытывал перед красоткой почти мистическую робость.

— Коль нам не станут мешать, все сделаем в лучшем виде. Людишки волнуются, их в таком состоянии проще пареной репы настропалить. Зажечь святилище Семаргла я не обещаю...

— Не обязательно. Святилище Семаргла в столице вас не касается. Можете даже не забивать головы невыполнимым.

— Как пожелаете, — он смотрел на безжизненно висящее тело звонаря.

— Ты не боишься? — вдруг пошевелилась до этого недвижимая женщина. — Гнева богов?

— Я из Балбараша, — хмыкнул человек. — Моя работа и есть мой бог.

— Удобная жизненная позиция, — согласилась женщина и, не прощаясь, тихо пошла во мрак улицы.

'Почему ж я так слабею перед этой... кошкой. — Мужчина попытался усмехнуться. — С каких пор я стал бояться кошек? Или дело в инстинкте — слишком долго пробыл Крысой...'

Разграбление и массовая резня в капище Валоха, в городе Мрежеве на северо-востоке Царства потрясло всех. По слухам даже самого Яромира. Да и вообще настроения в Царстве всяко были против волхвов.

— Что-то чересчур быстро стали пинать труп мертвого медведя, — обратился к кипе донесений Лис. — Прямо не Царство, а вероотступнический канцер32. Так не бывает, если только кто-то за этим не стоит. Кто?

Кипа мудро промолчала. Лис вздохнул, ловя себя на мысли, что с этой ночной работой все чаще начинает говорить сам с собой. Гонения на волхвов. Наместник вроде тоже не жалует пестунов покойного Саламандры — показательные казни бессильных магов, по мнению Эйстерлина только укрепляют его власть. У варваров-островитян тоже не бескровно — многие друиды впадают в безумие. Бросаются со скал. Приносят сами себя в жертву. Среди волшебничьего люда вообще сильно участились подобные самоубийства. Ну, последнее-то понять можно. Для магов всю сознательную жизнь манипулировавших силами и людьми потеря Дара это потеря всего. Что они могут? Что умеют? Ничего по большому счету. А ненавидят их многие.

Относительно спокойно себя могут чувствовать только алхимики. Спрос на их услуги даже возрос — нет конкуренции.

Если так пойдет дальше скоро неведомые разжигающие под магами старых традиций добьются своего — истерия захватит целые народы. Магов вырежут под корень. Достанется и алхимикам — не зря же особо дальновидные стремятся сейчас выехать из Триградья и Царства. Кто-то едет в Балбараш, где настроения пока более мирные. Особо ушлые нанимают суда, пытаясь добраться до Ванн или острова Харр. С последним, кстати, совершенно зря. Тамошние стражи неподкупны и беспощадны.

Волнения из-за магов к удивлению самого Лиса породили целый болезненный в своей неправдоподобности миф. Про некий орден женщин владеющих особым волшебством. Властью над разумами.

Судью здорово штормило. Несмотря на приличествующую сану серьезность должностное лицо раскачивалось на сиденье, точно идущий в атаку кавалерист, а на лице то и дело расплывалась похожая на каракатицу улыбка.

— Обвинение не подлежит обжалованию, — сурово известил законник, расходящимися в разные стороны, глазами шаря по рядам присутствующих.

— Приговор, — любезно поправили судью.

— Какая ядрена вошь разница? — справедливо уточнил тот. — Все равно... йик... не подлежит. Ибо закон.

— А какое обвинение-то? — Тольяр так и не услышал, в чем обвиняли связанного мужичонку.

— Кто ж знает? — шепнул Ольмарк. — Этот пьяный тетерев не может двух слов связать. В любом случае обвиняемый имеет здоровски паскудную рожу. В чем-то да виновен.

Тольяр уже почти месяц жил во владениях Грейнора Ладравальда, пользуясь приглашением Ольмарка и согласием самого сиятельного. Жизнь эта без обязательств и необходимостей была бальзамом на все раны.

С утра выпивши можно было целый день развлекаться от души, проникаясь весельем воинов Грейнора. Эти жили только сегодняшним днем — пили, играли в азартные игры, пили, развлекались с селянками, пили. Время от времени выезжали погонять мелкие разбойничьи шайки, тревожащие владения сиятельного или собрать плату с подданных. Чаще сопровождали сиятельного в его 'походах' — после двух таких поездок Тольяр признал, что обыкновенный бандюга Грейнор очень хотел славу героя. Он охотился на бродящих по лесу Окультов. Команда его разгильдяев на поверку оказалась весьма спаянной дружиной, в которой каждый знал свое место. За первую такую охоту Грейнор умудрился одолеть четверых дикиев, попутно набив малой и крупной дичи. За вторую троих дикиев и одного лидерку. В остальное время сиятельный вел себя как и подобает правителю, пускай даже маленького надела. Решал споры, пировал, не брезговал время от времени, пользуясь неразберихой большого мира пограбить торговцев на дорогах.

Еще Грейнор очень любил присутствовать на судилищах — Тольяр подозревал, что сиятельный чувствовал ни с чем несравнимое удовольствие, когда наблюдал, как судят других.

Он даже имел своего штатного судью — мужчину образованного для этого дикого края в самый раз. И очень любившего в силу собственного образования выпить. Поэтому, не помня приговоров судившего с исключительной беспощадностью.

— Слушай, а чего сиятельный-то сам не судит? — поглядывая на пафосного Грейнора, занявшего высоко стоящий на дощаном помосте стул, дал волю любопытству Тольяр. Их с Ольмарком тихих переговоров никто не слышал — верноподданные сиятельного исправно галдели, выражая согласие с буквой закона. В отведенном под судилище стойле царили оживление и запахи пота, опилок, прелого сена, мочи.

— Ему как-то давно гадалка нагадала, что смерть его настигнет из-за жертвы несправедливого суда, — тихо пояснил Ольмарк в перерывах между особо активным обсуждением вины осужденного. — Так-то Эйн очень любит чувствовать себя олицетворением власти. Тяжелая молодость сказывается.

Осужденный — невысокий старик с бородавчатым лицом, крючковатым носом и безумно всклокоченными седыми волосами с легким недоумением созерцал процедуру, мусоля в руках соломенную шляпу. Красные лучи закатного солнца проникали сквозь открытые ставни в многочисленные расположенные под потолочными балками прямоугольные оконца.

— Таким обрзм воля суда следующая... — судья склонил голову в задумчивости. И захрапел. Судейский охранник под громовой хохот невозмутимо пихнул чиновника в бок. Тот, выходя из глубоких раздумий, огласил приговор:

— За кражу и посягательство на урожай, попытку саботажа, явный шпионаж злодей повинен быть казнен. Казнь суд предоставляет выбрать самую легкую, на усмотрение мирного люда.

Мирный люд, довольно скалясь, размахивая оружием. Селянин побледнел и затрясся как осенний лист. Тольяр невольно ужаснулся:

— Да неужто этот старикашка способен сделать все, что ему приписали?

— Вряд ли, — отбирая у порядком набравшегося бородача глиняную бутыль с вонючим пойлом отозвался Ольмарк. — Скорее всего, дедка словили на том, что пытался утащить брюкву или свеклу. Или что-то в этом роде. А шпионаж пришили за то, что утаскивал ночью. Отсюда же вытекает и саботаж — как же добры молодцы Грейнора, обойдутся без свеклы?

Тольяр уже знал, что свеклу местные мастера приспосабливали для выгона того пойла, которым практически питалась дружина сиятельного.

— Казнить его необходимо?! — нахмурился парень. — Большей чепухи я в жизни не слышал!

Ольмарк философски пожал плечами.

— Какая разница? Все равно мужик явно не местный. Никто его не знает и плакать по нему не станут.

Дверь в судилище распахнулась. По стойлу пронесся вздох удивления. Зашуршало сено под ногами вошедших. Молодчики недоуменно переглядывались.

Грейнор строго рявкнул:

— Кто пустил сюда шлюх?!

Три женщины в одинаковых плащах с капюшонами, надетых поверх дорожных платьев скользили взглядами по занятым лавкам. Тольяр побелел как лист бумаги. Он знал подобный взгляд.

— Грейнор Ладравальд, — звучно сказала та, что стояла, уперев руки в бока в середине. — Три дня тому ты ограбил на большаке торговца.

— Вы кто такие?! — зарычал сиятельный. — Стражницы?!

— Когда торговец с горькими слезами на глазах попросил оставить ему хоть часть заработка чтобы купить подарки маленьким дочкам, ты повалил его на землю и стал насмехаться.

С каждым новым словом бандиты негодовали все громче. Лицо сиятельного опасно побагровело. Судья задремал. Осужденный старик медленно отходил за балки к стене.

— Насмехаясь, ты обвинил торговца в жадности. Ты уличил его в обманах. Уличил несправедливо и, осудив, ударил мечом. Разграбив повозку, ты оставил человека умирать. Но перед смертью он встретил нас. И подарил право отомстить.

— Довольно! — грозно выкрикнул, вскакивая с места Грейнор. — А ну, мужики! Заткните этим курвам рот!

Воины, с одобрением рыча, бросились к беспечно стоящей троице. Скопом, словно получившая дозволение хозяина свора. Тольяр с силой схватив дернувшегося Ольмарка за руку предостерег:

— Нет! Не стоит!

Женщины разом вскинули руки. И воцарилась поистине звенящая тишина. Тольяр почувствовал как у самого лица протянулся, чудом не зацепив неподвижного его, незримый глазом канат. Или скорее щупальце, в мгновение ока, протянувшееся сквозь источающие удаль и злобу тела. Бородатые и волосатые дружинники, походя на восковые фигуры, застыли в самых разных позах, сохранив лишь способность мычать и дергать глазами. Только оставшиеся на местах Тольяр и Ольмарк не попались под действие странной магии. Их просто не заметили в этом море агрессии, пропустили, как рассчитанная на крупную рыбу сеть шириной ячеек пропускает юркую мелочь. И еще Грейнор.

— Ведьмы! Посеку!!! — стрелой сорвавшись с места, он подобно дикому зверю прыгнул вперед, в воздухе занося над головой меч. Достойный вожака стаи прыжок на грани человеческих сил.

— Мы несем месть, — ладонь Средней буднично указала на Грейнора. И тот не долетев шага, рухнул на колени перед спокойно стоящими женщинами. Несмотря на болезненное падение из перекошенного рта не издалось ни звука. Кричали только широко распахнувшиеся глаза сиятельного.

Ольмарк снова дернулся, но Тольяр втайне радуясь, что их скрывают от Несущих Месть бандиты, превратившиеся в подвешенные на ниточках марионетки, шепнул товарищу:

— Не двигайся. Иначе конец, — Ольмарк не был дураком и знал, когда надо слушать. Моментально успокоился, словно находился в шаге от гадюки. Только смотрел дикими глазами вперед, едва разборчиво бормоча:

— Это магия? Что это за чары?

Тольяр молчал, обливаясь холодным потом и изображая, на всякий случай, подпавшего под поток Силы. Он знал точно, что эти были слабее Астис, а значит, шанс уцелеть был. Они не могли постоянно слушать мысли. Но на всякий случай парень избегал смотреть в их сторону. Только слушал. Чувствовал себя гостем, присутствующим на зловещем спектакле, где актеры играют взаправду.

— Бандит и убийца. Твоя расплата — справедливая смерть, — Левая сделала шаг вперед и поманила пальцем. Рука Грейнора протянула ей меч.

Тольяр забыл дышать. Он, заметив движение, случайно посмотрел в сторону противоположной стены. Туда где в уже сгущающейся полутьме виделся силуэт осужденного старика. Глаза. Люди так не смотрят.

'Проклятая судьба! Занесло же меня!'

Женщины слишком увлеклись процессом отмщения и потому не обращали внимания на спокойно скрывающегося у стены старика. Грейнор подчиняясь легким пассам Правой выгнул спину и откинул голову назад, раскрывая шею и грудь. Поза покорного животного, пасующего перед сильным. Левая хладнокровно прицелилась.

И с неженской силой вонзила меч. Удар, которым в старину победители лишали жизни побежденных, пронзая сердца. Полилась кровь. Несостоявшийся герой на глазах у парализованной свиты закатил глаза и, повалившись на разметанную по земле солому, умер. Солнце зашло, и конюшня окончательно погрузилась в бархатный полумрак.

Как только это случилось, глаза старика загорелись синеватым пламенем. Тольяр чувствуя как сумасшедше колотиться сердце видел начало движения существа, скрывавшегося под человечьей личиной. Вот остерегающе вскрикнула Правая, упираясь в воздух ладонью. Вот старое тело начинает с хрустом мяться. Поздно. Невообразимо широко раскрывается щербатый рот, и светящееся синим нечто, вырывается вперед. Неудержимое и беспощадное.

Азема. Бестелесное чудовище. Одна из наиболее редко встречающихся разновидностей окультов. Почти такая же редкая, как и моровики — смертные духи вечного холода. Чудовищная зараза, прячущаяся при свете дня в плоти, а после дуреющая от пролитой крови и пожирающая все живое. Тольяру разом стало ясно, зачем тот старик воровал брюкву, зная, что в случае поимки его ждет казнь. Казнь в окружении большого числа живого мяса.

Правая с душераздирающим криком бросилась, назад мелькая между парализованными телами и отчаянно размахивая руками. Азема, влепившись в лицо, с удовольствием переваривал женщину заживо — кожу, кости, кровь. Крохотные голубоватые щупальца через глаза и ноздри жертвы пытались добраться до мозга. Левая бессильно взмахивая руками, пыталась воздействовать на азему.

Бесполезно, ибо тварь не обладала ни телом в классическом его понимании, ни разумом. Ни жив, ни мертв, сидел Тольяр на своей скамье, рядом с обливающимся потом Ольмарком, видя из-за немощных фигур синеватые сполохи, слыша скребущие по ушам крики.

Средняя оказалась поумнее Левой. Пасс и марионеточно подергивая конечностями трое бандитов, двинулись на синюю заразу, паразитирующую на лице уже мертвой женщины. Мечи замололи воздух, до крови рассекая бездыханное тело. Бесполезно. Азему без оболочки возьмет только огонь. Или свет солнца.

Но Средняя об этом не знала, поэтому, когда азема поочередно убил троих её невольных помощников, настала очередь следующей тройки. И Тольяра, который решил, что с него хватит.

— На счет раз, — бросил Ольмарку когда шумящие оружием бандиты рубили воздух. Волхв-недоучка резко кивнул, несколько раз глубоко вздохнув. Левая 'оживила' еще двоих дружинников, явно не собираясь сдаваться.

— Бегом! — громко рявкнул Тольяр на полусогнутых рванув к выходу...

Женщины-маги? Лис, зевнув, потер глаза. Всякое может быть. Но не до такой же степени невероятное. Абсурд.

Нужно искать подтверждения. Позже, ибо сейчас перед Лисом лежали два важных решения. Впрочем, нет — одно.

— С Наместником нужно покончить, — сонно пробормотал Лис, хлопая себя по щекам. Сквозь закрытые двери донеслась ночная перекличка замковой стражи. — По крайней мере, попытка не пытка. Не зря же я так долго держал этого червяка в его окружении?

— Кто такой Оплетала? — уже в третий раз спросил Зебарий. Велари ничего, не говоря, кивнула на аккуратный двухэтажный домик с невысокой оградой и высаженными на дворе цветами. Пасторальная картинка располагалась примерно в полуверсте от загаженного человеческими усилиями городка Роврэн.

Они поднялись по ступенькам, и Велари постучала в дверь.

— Что бы ни взбрело в твою голову, ты будешь ждать внизу, — предупредила она уязвлено состроившего кислую мину советника.

— Я вас слушаю, — показавшийся на пороге мужчина в одежде слуги был вежлив. Манера поведения не очень вязалась с покрытым оспинами и шрамами лицом.

— У меня дело к хозяину этого дома, — так же продемонстрировала вежливость Велари. Мужчина с видимым огорчением покачал головой:

— К моему глубокому сожалению, мастер Харрок выехал по делам.

— Не очень сожалейте. У меня дело к мастеру Оплетале.

— Не знаю такого, — мужчина разом прекратил быть вежливым. Попытался закрыть дверь, но помешала предусмотрительно оставленная в проходе нога девушки.

— У меня нет времени на всю эту ерунду с уговорами, — поморщилась девушка и неуловимо быстрым движением ударила слугу кулаком в лицо. Навалилась, толкая его дверью, и наподдала коленом в пах. Попытку схватить спрятанный за поясом нож мужчина оплатил отдавшейся во всем теле болью и гулким падением на пол.

— Охраняй его и убереги от глупостей, — потребовала Велари, безошибочно выбирая коридор, ведущий к лестнице наверх. Зебарий, уже в который раз поражаясь манере её работы, только покачал головой, закрывая входную дверь на щеколду и приставляя собственный кинжал к беззащитному горлу лежащего человека.

— Ты уверена, что моя помощь не нужна?

— В доме сейчас только один человек, — донеслось издалека. — Ты мне не помощник.

— Что значит один?! Ты-то откуда знаешь?

Велари с раннего детства испытывала массу неудобств и неприятностей, недоступных простым людям. От природы девушка получила странный дар — очень острый нюх. Нюх в десятки раз более чуткий, чем у любого человека.

Человек, наслаждаясь цветком, слышал только один аромат, она же дурея от гаммы окружающих запахов, могла определить даже мелкие нюансы. Например, какой цветок последним опыляла сидящая на бутоне пчела. Мир Велари познавала долго. Сначала глазами и ушами. Слушая наставников. Потом по запахам. По тысячам, трудноуловимых компонентов разреженных в воздухе.

Всю юность, сколько себя помнила, Велари расплачивалась за 'вынюхивания' сильнейшей головной болью, а подчас и видениями. Запахи уводили в дурманящий болезненный бред. В её жизни был почти целый год, события которого столь тесно переплетались с видениями, что она по сей день не бралась угадывать, какие происшествия случились, а какие привиделись.

Долгое время она пыталась вылечиться. Избавиться от ненужных подарков судьбы. Но только отточила ненавидимую, хотя и драгоценную способность. Она научилась многому. Определять такие невозможные ароматы как запахи страха, слабости, угрозы. Разбираться в травах. Жить с головной болью, временами исчезающей, а порою накатывающей как морской вал. Боли в голове усиливались от теплых солнечного лучей — поэтому Велари всегда носила широкополую шляпу, позволяя себе похвастать шикарными волосами только в тени.

Много раз её пытались отравить — яды в пище она чувствовала, еще не увидев самого блюда. Прожив не так уж много по людским меркам, Велари почти десяток раз выживала исключительно благодаря своему нюху. Нюху прирожденной гончей.

Она не чуяла в доме людей, кроме избитого слуги. Зато хорошо чувствовала Оплеталу, очевидно не принадлежащего к роду людскому. Его неосязаемый дух напоминал о еловом боре в снежную зимнюю пору. Удивительно, но не слишком. Крадущейся лисьей походкой она перетекала с места, на место, минуя покои второго этажа. Шла зажмурившись. На запах. Недолго.

Деревянная с металлическими углами дверь выглядела вмурованной в стену. Оплетала был там. Велари прислушалась к царящему по ту сторону спокойствию. И невольно поправила выглядывающую из-за спины рукоять. Сегодня она не брезговала оружием.

Несколько секунд протекли в мучительных колебаниях. Стоит попробовать застать Оплеталу врасплох?

— Долго ты там будешь мяться? — вдруг поинтересовались из-за двери. — Можешь входить, раз уж явился.

Здешний хозяин не позволял застать себя врасплох. Велари подавила искушение обнажить оружие.

Добрая половина комнаты тонула в сумраке, только из высокого узкого окна падал на багряный ковер острый прямой луч света. Алые занавесы у окна были неподвижны.

Массивные забитые бумагами шкафы, поблескивая медными ручками, уходили темными абрисами в седую тень.

Велари увидела сидящее в тени существо, с трудом подавляя мимолетную дрожь.

— Дева? — нечеловеческие глаза смотрели с интересом. — Человечья самка? Или не совсем. Необычно.

— Оплетала, я полагаю? Представляла тебя иначе.

— Воображение ценное качество, — согласился сидящий в тени. — Враждебность и злоба всегда питаются воображением.

— Да ты философ, — подбоченилась Велари. — Наверное, в университетах учишь жизненной премудрости. Пестуешь будущих светил учености.

— Я тоже не люблю яркий свет. Можешь снять шляпу.

— Это еще зачем? — моментально насторожилась она. — Хитрость?

— Просто хочу тобой полюбоваться. Мне нравятся зеленые глаза.

— Хорошее начало разговора, — деланно расслабилась Велари. Ей очень хотелось верить, что Оплетала просто боится. Поэтому так вежлив.

В раскрытое окно залетел, всколыхнув занавесь, порыв ветра и у девушки пробежали по коже мурашки. Резко и сильно заныло в висках. Воздух был напоен горьким запахом приближающейся опасности. Опасности пахнущей конским потом и холодным расчетом наемных убийц.

Лис нервно прошелся по комнате. Союзников мало — каганы Синетрии не удостоили его даже ответом. Биргер демонстративно воздерживается от любых вмешательств, скрываясь в Танцевальне, точно улитка в своем домике. Врагов много. Даже слишком много для него одного. Кто бы мог подумать, что единственной возможностью победить в разгорающейся войне он будет обязан неожиданному предложению.

И от кого? От исконного врага. От неудачливого соперника Дракона Триградья. Однако так ли он неудачлив, если Дракон лишился всего, а Саламат только укрепляет свои позиции.

Алхимия единственное направление магии ни капли не утратившее от произошедшего катаклизма.

Бывший советник Дракона Триградья сел за стол и с выражением глубочайшего сомнения на лице придвинул к себе лист бумаги вместе с письменными принадлежностями. Пусть будет Саламат.

'Твое предложение весьма заманчиво. Следует поговорить о деталях. Называй место встречи. Л.' — старательно вывел он крупными буквами.

Глава 12

'Истинно грандиозный замысел по устранению противников

отличает одна особенно раздражающая черта. В его исполнении не принимает

участия сам создатель. Правильное распределение мотивов

позволяет издеваться и насмехаться над врагами в то

самое время как они, усердно вытаращив языки

пробиваются через непробиваемые заслоны, за которыми их ждет... ничего их

там не ждет. Там-то и должна находиться приманка. Она должна быть

абсолютно бесполезной, но окутанной ореолом тайны, для привлечения вашего

врага. Можете даже распустить слухи, что там есть вещь, в которой

таится ваша жизнь...'

Темный Властелин Грай 'Дракон' Триградский

'Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом' (рукопись)

— Времени мало, но ты еще успеешь мне сказать, где Дракон.

— Разговор не складывается, — по-своему истолковал настороженность и напряжение Велари нелюдь. — Ворвалась в мой дом, отдубасила слугу и теперь не желает даже говорить. Сразу за меч? Как это глупо. По геройски.

Девушка была не настроена, спорить с Оплеталой. Любезности она восприняла как отступление и решила, что темных дел мастер просто испугался натиска. И ждет подмоги. Действовать следовало как можно быстрее.

— Слушай сюда, — жестко рявкнула она, вплотную подходя к столу и вытаскивая меч. — Я сюда не глинтвейн пить пришла. Ты сейчас же скажешь мне, где Дракон и все что сказал ему. Тогда я прощу убийство одного моего агента и сохраню твою шкуру в целости.

— Иначе что? — все так же мягко спросил, блистая из тени глазами Оплетала.

— Предлагаю два исхода. В первом я порежу тебя этой вот острой штукой. Во втором просто развернусь и уйду. Но мой наниматель узнает о тебе много интересного. Можешь поверить, бежать тебе придется далеко.

— Есть еще один исход, нетерпеливая моя...

По дому пронесся звон бьющихся окон.

— Поймать меня вздумал? — она угрожающе подняла меч.

Существо понимающе промычало. И прыгнуло, через стол, в полете вытягиваясь словно змея. Под стул с шорохом осела пустая черная одежда. Велари, предвидя движение, ушла в сторону, попутно рубанув Оплеталу мечом. Острие встретило упругое, живое тело и в руке отдало болью, а меч, лязгнув, отлетел назад, давая дополнительную силу для быстрого оборота вокруг собственной оси и следующего удара. Снова достигшего цели и бессильно звякнувшего о живую броню.

Оплетала, не стал отбивать и последующего удара, давая девушке возможность оценить всю глубину своего опрометчивого нападения. Покрытая с ног до головы похожими на панцири жуков пластинками фигура не слишком походила на человеческую. Разве только двумя руками и ногами. Велари попятилась к стене, опуская меч и окидывая взглядом чуть покачивающуюся на широко расставленных ногах сущность. Согнутая спина антрацитово блестела ребрами бронированных пластинок в лучах садящегося за горизонт солнца. Руки низко свисали.

— Внушает уважение? — глумливо поинтересовался. Оплетала. И конечностью поймал следующий, направленный в раскрытое лицо выпад. Когтистые пальцы сжали сталь и легко потянули на себя, подтягивая не только меч, но и упершуюся изо всех сил девушку. В последний миг Велари выпустила клинок и от души ударила кулаком в лицо, метя в большой округлый, очень похожий на совиный, глаз. Глаз закрылся молниеносно сдвинувшейся со лба пластинкой, и девушка вскрикнула от боли, едва не выбив руку.

С топотом, выбив дверь, в кабинет ворвались какие-то незнакомые люди. Секунду они оторопело таращились на прижатую к стене девушку и худое длинное пластинчатое нечто.

— Это надо думать очередные визитеры собирающиеся меня прикончить, — проскрипел Оплетала. — Не мешай, девочка, с тобой мы договорим после.

Легко и даже деликатно сдвинув Велари в сторону, существо повернулось к вошедшим в ступор людям и сообщило:

— Вы тоже думали, что идете убивать человека?

Слова и послужили сигналом к нападению. То были бывалые и опытные мясники. Никаких воплей или подбадривающих криков. Никаких попыток взять наскоком и самостоятельно. Отточенная командная работа, сразу выдавала профессионалов не первый год промышляющих убийствами на заказ. Высококлассных специалистов по истреблению указанной живности — форма живности значения не имела. Шансов у неё не было.

Легко одетый в просторную красную рубаху с белым узором на воротнике, мужчина с черной кисточкой волос на затылке метнул топор в Оплеталу, одновременно хватаясь за рукоять броарда. Топор, ловко подкорректированный существом, отправился во второго нападающего. Но тонкоусый степняк с удивительными для крови его народа светлыми волосами, гибко изогнувшись, избегнул печальной участи. Татуированный с ног до головы круглощекий триградец лихо закрутил над головой луноподобные лезвия секиры.

Степняк, изгибаясь как плеть, закружился у самого носа Оплеталы, частя парными изогнутыми мечами. Несмотря на близость, он был неуловим как парящий у горизонта мираж.

Оплетала, парировал удары руками — как видно броня его была почти идеальна. Татуированный подскочив сбоку изо всей силы, рубанул существо в плечо. То лишь пошатнулось, пропустив бесполезный удар в грудь. Попробовало сграбастать степняка, но белобрысый выскользнул, давая возможность попытать счастья их предводителю. Броард выстрелил вперед, проносясь над кружащимся у пола степняком, и угодил в Оплеталу. Но не отскочил — угодил точно меж пластинками брони, словно в щель доспехов, жаля беззащитное нутро. Оплетала зашипел разъяренной коброй, отпрянув назад, соскальзывая с кончика броарда. И ударил сам, не размениваясь на дешевые фехтовальные ухватки. Когти с успехом пропахали по лицу триградца, высекая кровавые частицы, а мертвое тело грохнулось под окно.

Степняк с предводителем, не сговариваясь, отскочили в разные стороны и взяли Оплеталу в клещи, теперь уже метя исключительно в тонкие зазоры между не успевающими перемещаться по телу пластинами. На смерть собрата они не отреагировали. В отличие от еще одного забежавшего в кабинет убийцы. Кто бы не желал смерти темных дел мастера, он подготовился на отлично. Человек, обмотанный кожаными ремнями на голый торс, передвигался стремительными рывками оставляя позади в соревновании на скорость даже белобрысого. А еще у него была серая кожа и зеркальные глаза.

Ему принадлежало право смертельного удара — пока Оплетала был занят борьбой с пляшущими вокруг убийцами. Так привиделось Велари, за мгновение до того как она приняла окончательное решение и атаковала степняка изломанным ударом, проходящим под небрежно поставленный блок. Удар был отбит вторым искривленным клинком. Секундной задержки впрочем, более чем хватило Оплетале для того чтобы разорвать человеку грудную клетку и закрыться импровизированным щитом в виде обмякшего тела от подобного смерчу налета зеркальноглазого.

Затем кровавящее во многих местах тело отправилось в дальний угол комнаты, врезавшись в шкаф и оказавшись погребенным посыпавшимися с полок книгами. Оплетала сошелся с серым, а Велари привлекла внимание предводителя. Красная рубашка скользила перед глазами девушки серебрящимися пятнами выпадов. Броард используемый во всевозможных комбинациях парирований и попеременных атак к сводил на нет все усилия Велари, достать убийцу. В один момент ей показалось, что она победила — сбив шаг, он прижался к столу — но тут же окружив себя завесой махов, предводитель просто запрыгнул на стол, продолжая кажущийся таким длинным бой.

Наконец изловчившись, она вроде зацепила край рубахи и бок. И тут же преболезненно получила по кисти ударившим плашмя броардом. Развивая успех, предводитель сделал скачок на пол, со страшной силой ударяя по клинку, и просто-напросто выбил его из рук Велари.

Замер, в полушаге тяжело дыша и, осклабившись самолюбиво, спросил:

— Что ж ты теперь будешь делать без оружия, куколка?

Самолюбие и гордыня его погубили.

— С чего ты взял, что мне нужен меч для убийства? — она цепко перехватила руку с мечом и подобным змеиному укусу ударом ребром ладони перебила незащищенное горло, попутно ловким нырком под руку врага выкручивая тому кисть и перенимая меч в свою руку. Движение завершилось секущим ударом по шее павшего на колено и безудержно кашляющего предводителя.

Тем временем Оплетала методично свежевал своего врага. Очевидно, несколько болезненных уколов сквозь броню всерьез его рассердили — теперь нелюдь менялся, буквально на ходу перестраивая не только пластинки, но, словно бы перетекая в разные формы, точно под необычайным доспехом было не тело, а жидкость. Зеркальноглазый не выказывая ни боли, ни страха, ни усталости бился до последнего. Пока внезапно противоестественно удлинившаяся рука Оплеталы не вонзилась когтями в глаза, пробивая голову насквозь.

— Саламатово отродье, — осматривая бьющееся в конвульсиях тело заметил Оплетала. И добавил с нескрываемой досадой: — Значит, я все же был прав.

Велари смотрела ему в спину, устало сидя на письменном столе и упираясь кончиком броарда в пол. Её мутило от сильнейшего запаха крови и смерти. Кроме того, сейчас она великолепно видела уязвимое место в броне существа, но напасть не решалась. После увиденного она вообще не была уверена, что у неё есть шансы. Потому ограничилась вопросом:

— В чем?

— Зря я взялся искать людей, которые вроде бы бесследно исчезли. Которых вроде и не существовало никогда. Теперь ниточки ведут к... к сильному мира сего. И все очень пахнет большой политикой, в которую я не вмешиваюсь принципиально. Теперь вмешался, проявив недальновидность. Вот последствия.

Велари вдруг вспомнила об оставшемся внизу Зебарии. Уже спрыгнула со стола, думая спустится вниз, но была остановлена Оплеталой:

— Живы. Оба живы и твой, и мой, — проницательно подсказал он. — Убийцам заплатили только за меня. Прочих они просто оглушили. Ну, кроме тебя — ты слишком много увидела. Да и вела себя опрометчиво. Будь ты чуть более неуклюжей, пощады ждать бы не пришлось.

Он подчеркнуто медленно повернулся к окну и зашторил то, окончательно погружая комнату в темноту. Велари напряглась. Оплетала не напал — прошел мимо. С удивительной легкостью и грацией крупного хищника. Впрочем, комплекция как она успела убедиться, была лишь видимостью. Уселся на своё место, бережно хранимый темнотой он вежливо спросил:

— Начнем сначала? Как твое имя?

— Велари, — ответила девушка, снимая шляпу. — И я бы хотела поговорить.

— Не имею ничего против разговора двух цивилизованных... гм, почти людей.

— Господин. Обоз с хлебом сегодня подвергся нападению, — быстро докладывал растрепанный слуга. — Охрана отбилась, но несколько повозок осталось нападавшим. Сейчас подсчитываем убытки.

Наместник выглядел невозмутимым. Он кормил с руки любимого бойцовского пса. Свирепая мускулистая тварь, к которой боялись приближаться почти все псари, признавая старшинство двуногого вожака, осторожно брала мясо, щелкая крепкими клыками. И раздраженно ворчала, стоило слуге хоть одним движением привлечь её внимание.

— Кто напал? — гладя пышный мех на собачьей шее размеренно спросил Эй стерлин. Слуга задрожал. Он служил у Наместника не первый день и был в курсе насколько опасен этот вкрадчивый голос. Особенно когда рядом с Эйстерлином неуравновешенная и лютая бестия, ждущая одного только сигнала, набросится на сыть. Или хотя бы того, что пес захочет считать таковым сигналом.

— Ватага Дубаря. Бандиты из крестьянского сброда, — смиренно разъяснил слуга, боясь взглянуть в желто-зеленые глаза упрямо пялящегося на него пса. — Называют себя 'отколовшимися'. Не подчиняются никому — как сами говорят. Смею добавить, что нападают уже в третий раз. Наглые скоты. Особенно их предводитель.

— Где они?

— В Алом Взгорье.

Собака просяще тявкнула, припадая на передние лапы. У слуги похолодело внизу живота.

— Спокойно Коготь, — утихомирил зверя Наместник своим подозрительно спокойным голосом. — Ни к чему тебе его рвать. У тебя сейчас появилась возможность полакомиться куда более бесполезным мясом.

Чувствующий как рубаха подмышками становится влажной, слуга был полностью согласен со словами Наместника. Он считал себя полезным мясом.

— Передашь начальнику городского гарнизона, чтобы готовил своих солдат. Беломордому харранцу скажешь, что я приглашаю его на увеселительный досуг. Посмотрим, что скажет утонченный паршивец, глядя на местный колорит.

Пользуясь занятостью всех потенциальных врагов Тольяр и Ольмарк, практически без проблем выбрались из превратившегося в место кровавого столкновения стойла — благо двери были распахнуты и, слыша позади хрипы и крики умирающих дружинников покойного Грейнора, бросились прочь.

Тольяр очень боялся, что его старый знакомец начнет нести всякую чушь про необходимость поджечь сарай, собрать многолюдство или утвердиться на месте убиенного Ладравальда.

Ольмарк однако, умел соображать очень быстро в чрезвычайных условиях. И не разочаровал товарища.

— Эх, Эйн-Эйн! Барды, певцы и менестрели уже воспевали его деяния. Он стоял в самом начале великого пути и подавал огромные надежды. Мог стать со временем очень и очень известной личностью. Личностью, а не жабьим пузырем! Я так надеялся на него... но во Тьму сожаления. Цел, здоров и на том спасибо. Найду другого желающего попасть в летописи, сегодня это не проблема, — вслух раздумывал он, когда позаимствованные из-за разгильдяйства сбежавшего подальше сторожа лошади уже несли их прочь от бурга.

— Нужно отъехать куда подальше, пока еще не стемнело окончательно и лошади не плутают. Здесь оставаться небезопасно. Если кто выживет нам несдобровать. Если никто не выживет, то здесь будет царить хаос и паника. За ножи схватятся все кому не лень.

Ольмарк был вполне согласен, сожалея только о некоторой доле своих закопанных сбережений.

— Впрочем, — рассудил он, ежеминутно оглядываясь на уже исчезнувший из виду частокол. — Если что вернусь позже, когда тут снова станет спокойно. В крайнем случае, если здесь все будет, так цивилизовано как я думаю — вернусь на оставшееся пожарище.

Ночевали они в поле, не рискуя жечь костра, хотя где-то вдали явно выли волки. Тронулись в путь вместе с рассветом.

Проехав заросшим лугом между оранжевыми россыпями ноготков, растущими вперемешку с дягилем и зеленоватыми клубочками приворотня, они выбрались на дорогу, уводящую на северо-восток. Ехали, преимущественно молча, перебрасываясь короткими ничего не значащими фразами. Больше думая. Первое время тракт был пуст, но вот показались встречные — ехали, громыхая повозками с бочками, сеном, тюками, мешками дельцы. За ними конный, по виду гонец. Еще двое с мечами, в кожаной одежде — бандиты или наемники, что, в сущности, не слишком отлично. Еще одна телега везла вилы, топоры, серпы и трех веселых молодых девушек в компании одного парня на борту. Парень, судя по внешнему виду и лютне в руках, был жуликом или менестрелем. Скорее всего, и то и другое. Следом тащился потрепанный и выцветший фургон, явно принадлежавший цирковым актерам. Все проезжавшие ехали на небольшом расстоянии друг от друга и выглядели в разной степени возбужденными. По обрывкам разговоров стало понятно, что люди были свидетелями чего-то необыкновенного. За конными двигались с узелками и суммами пешие. Бродяги, гадалки, идущие поступать на службу в Хёргэ молодые селяне...

Сами же они никого не догоняли. За все время пути их самих обогнал только один одетый, несмотря на духоту, в черное лысый громила с запасным конем. Он явно торопился, горяча своего массивного скакуна. Второй конь покорно жался следом, везя в сумках припасы.

— Ну и морда, — с отвращением констатировал Ольмарк. Тольяр проводил удаляющуюся фигуру задумчивым взглядом. Где-то он уже видел этого здоровяка с ужасными шрамами на лице.

Мало-помалу они доехали до развилки с обязательным, окруженным подорожниками и поросшим мхом, придорожным камнем. Рядом высился, подтверждая своим присутствием ревностное исполнение некогда отданного Драконом Триградья указа об обязательном присутствии указателей направлений столбик. Все таблички с названиями важных ближайших пунктов были любовно сбиты чьей-то заботливой рукой.

— Гм. Ты ездил этой дорогой? — поинтересовался, обозревая пустынные окрестности Ольмарк. — Я-то ей-богу не ездил. Трезвый, по меньшей мере. Ибо в пьяном виде я успел побывать в таких дальних далях, что иной раз сам диву даюсь, откуда меня могут знать там, где я вроде и не был-то. А оказывается я у них на прошлый праздник, с мельником подрался. Или чегой похуже выкинул.

— Страшно живешь.

— А то. Бывает очень неприятные коллизии случаются. Приезжаешь к понравившейся женщине, а она тебе горшки на голову, — закручинился Ольмарк. — Думаешь-гадаешь с чего такая любовь, а потом узнаешь... всякое.

— Это когда ты пьяный голышом приехал в любви признаваться, да только дом перепутал?

— Знаешь уже? — неприятно удивился плут. Поправил пояс с кинжалом и безнадежно узнал: — Я что ль сболтнул по пьяному делу?

— Об этом твоем подвиге все слуги Грейноровы только и трепались. Но это все ерунда. Я точно ездил этой дорогой. Правда, лет пять назад. По-моему налево, — Тольяр указал рукой в сторону треугольников гор, — должно быть через пару часов ущелье, а за ним городок... запамятовал название. Там сможем если что...

— Городок называется Виденс, — кусты за камнем стали трястись, и из них с кряхтением выбрался прятавшийся там все время разговора бродяга. Ольмарк хмыкнул. Тольяр внимательно присмотрелся к неожиданно проявившему себя собеседнику.

Одетый в простую испачканную смолой дерюгу обросший многодневной щетиной бродяга выглядел вполне типично. Даже дорожный посох, походящий на обыкновенную дубину, был вполне обыденной деталью образа.

— Только не встретите вы больше того городка, молодой господин. Подчистую его сожгли недалече как три седмицы назад, — вздохнул бродяга. — Только пепелище найдете вы. Руины и человеческое горе.

— Кто сжег, — машинально спросил Тольяр. — Разбойники?

— Да кто ж их разберет, — пожал плечами бродяга. — Может разбойники. Может солдаты. А может и нечистые эти. Окульты.

При последнем слове Ольмарк недоуменно нахмурился и бродяга, заметив это, пояснил:

— Дикии с ифритами. Они сейчас как с цепи сорвались. Чем дальше, тем их больше. Как магов не стало, а в Триградьи смута началась так и прут. Где-то люди отбиваются, а где-то и нет.

— Раз так то куда ж нам теперь? — удерживая коня на месте, растерянно почесал затылок Ольмарк. Бродяга выразительно поднял глаза к синему небу. Настолько выразительно, что Тольяр понял, кто посшибал таблички-указатели.

Волхв-недоучка, мигом смекнув откуда ветер дует, полезши в кошель, бросил мелкую монетку. Сверкнув, та окончила свой путь в грязной ладони с обломанными ногтями, перед самым носом бродяги.

— Прямо молодые государи ехать не стоит. Там сейчас многолюдно и шумно. Солдаты, присягнувшие Хёргэ, изволят отдыхать. Заодно проводят среди честных триградцев разъяснительную работу.

— Под разъяснительной работой надо думать имеются в виду грабеж и убийства всех сомнительных?

— Есть маленько. Они ж нас от врага защищают, значит, имеют право. У вас господа по виду, какие-никакие сбережения есть. Да и лошадки, — взглядом профессионального оценщика окинул их бродяга. — Не самый дешевый товар. Стало быть, в глазах честных воинов вы легко можете попасть в категорию сомнительных.

— Ясно, — кивнул Тольяр. — А что у нас на правой дороге?

— Там должно быть спокойнее всего. Часа два назад в нескольких верстах западнее солдаты истребили малое количество Окультов. Дорогу освободили и обезопасили. Часа за три как раз к закату доберетесь до лимана, если сворачивать не будете. Там же и жильё есть. И питье сыщется. Ежели свернете — а поворот там только один то выедете у горняцкого поселка Черномыс. Там тоже накормят и напоят неплохо, были б деньги. Только погрязнее будет.

— Что накормят это хорошо, — повеселел Ольмарк. — Спасибо тебе, добрый человек, за прояснение.

— Завсегда, пожалуйста, особенно если без куска хлеба не оставите, — вторая монета оказалась в руке бродяги, и он степенно кивнув, с удобством устроился на камне, явно не настроенный больше разговаривать.

И все же уже отъезжая Тольяр сказал помедлив:

— Не думал, что встречу здесь человека, не имеющего лишней пары башмаков, но говорящего так складно и знающего, судя по всему тоже немало.

— Не думал, что когда-нибудь я останусь без лишней пары башмаков. А со мной будет только лишь одно умение складно говорить и бесполезные уже знания, — глядя на свои грязные руки, тихо ответил нищий.

Наместник уверенно вошел в огромное помещение поселкового совета, больше похожее сейчас на разбойничье логово. И пользуясь воцарившейся тишиной, бухнулся на первый попавшийся пустующий табурет. На него во все глаза пялились отвратительные хари, не переставая жевать, глотать, чавкать и рыгать.

У новых господ Алого Взгорья как раз была трапеза.

— Кто из вас Дубарь? — достаточно спокойно спросил Эйстерлин.

— Ты кто такой?! — не удосужившись утереть вымазанный в жир подбородок над ним встал большущего роста широкоплечий мужлан. Залихватская одежда украшенная десятками металлических колец выглядела грязной и явно забрызганной кровью. — А?

Он почитал себя невыразимо свирепым и уже привык к покорности в чужих глазах. Наместник брезгливо скривился. Не из-за внешности лба. Отнюдь не из-за манер.

— Ты Дубарь?

— Я Било! — громко проговорил мужчина, явно желая произвести какое-то впечатление.

— Значит не Дубарь. Пригласи-ка его на пару слов, — видя выражение Билового лица, Наместник добавил: — Скажи, пришел Наместник Грейбриса.

Лица сидящих вокруг резко вытянулись. Некоторые побледнели. У иных сошло с лиц выражение сытой вседозволенности, так злящее краснобородого. Било оглянулся на сидящего возле закрытой двери в другую комнату громилу, с дубиной на руках. Громила постучал и, просунув голову в приоткрывшуюся дверь, что-то сказал.

Когда Дубарь с высокомерно поднятой головой вошел в зал, разбойники почтительно встали. Одет он был, как и подобает разбойничьему вожаку — с дикой непонятно откуда взятой роскошью. Вышитая бисером алая рубаха необычного фасона достойная Балбарашских модников имела вид давно нестиранной и небрежно носимой, неоднократно загрязненной пищей и пылью. Дорогущий пояс с золотыми застежками и золотое кольцо в носу, золотые перстни наверняка снятые с купцов украшали почти все пальцы.

Символом власти ему служила необычайно дорогая сабля с безвкусной золотой рукоятью и вставленными в гарду рубинами.

— Так-так! Кто же это пришел? — громко осведомился он, работая на своих порядком перетрухнувших бандитов. — Неужто сам знаменитый, Эстерл из Грейбриса?! Красная борода?

Чувствуя уверенность вожака, остальная шайка одобрительно заворчала, стукая кулаками по замусоленным столам, явно некогда предназначавшимся для ведения за ними советов. Эйстерлин с видимым спокойствием стерпел коверканье собственного имени. Он молчал, дожидаясь пока Дубарь присядет напротив. Дебиловатый Било тихо отошел. Разбойники деланно увлеклись трапезой. В помещении повисла неестественно спокойная атмосфера.

— Я слушаю, — с царским великодушием бросил, ставя саблю между широко расставленными ногами Дубарь.

— Нет, любезный мой, это я тебя слушаю. Внимательно слушаю, — прошипел, хмурясь Эйстерлин. — Твои оправдания и твои извинения.

— Какие такие извинения? — насмешливо выгнул бровь Дубарь. Они смотрели друг другу в глаза как два хищника перед боем. Наместник казался мощным ястребом способным клювом сломать хребет. Дубарь выглядел молодым черным волком.

— Что ты себе позволяешь, гаденыш? Ты три раза нападал на мои обозы, ты убивал моих людей, ты грабил моих селян! И живешь ты за мой счет, за мои деньги, — негромко, но разъяренно рычал Эйстерлин.

— Твоих? Ха-ха, папаша, проснись! Эти крестьяне теперь будут платить мне! И села подчиняются мне! — дерзко ответил Дубарь. — Не кому-нибудь, а мне. За защиту и покровительство.

— Да ты кто такой?! — повысил голос Эйстерлин. — Откуда ты выкопался, щенок! Я правитель Грейбриса, а скоро и всего Триградья! Как ты смеешь мне дерзить!

— Смею, папаша, смею, — хихикнул, чувствуя бешенство Эйстерлина Дубарь. — Ты правитель Грейбриса? Вот и отлично, занимайся своим Грейбрисом. Я на него не претендую. Но села мои. И грабить я буду, кого посчитаю нужным, папаша.

— Я тебе не папаша, щенок!

— Как сказать, как сказать, — хитро ухмыльнулся Дубарь и Эйстерлин с видимым удивлением отметил, что у парня красные волосы. Да и черты лица явно имеют какое-то сходство. Молодой вожак разбойников ухмыльнулся, видя понимание в глазах Наместника.

Вот оно что. Теперь понятно как обычный выходец из крестьян сумел сколотить из молодняка такую большую ватагу. Понятно и то, почему его так слушают, и так бояться. Кровь говорит.

— Даже если я двадцать лет назад облагодетельствовал какую-то бабу, это не делает тебя моим сыном. Ясно? Сын у меня только тот, кого я признаю. Моим словом! Поэтому ты никто! Дерзкий щенок, претендующий на...

— На власть, папаша? — понимающе подхватил разбойник. — Нет-нет. Власть мне не нужна. Это ваши забавы. Я хочу только денег. Не гнуть же мне спину при таком отце?

А ведь он все просчитал. Даже эту встречу. Нападал явно специально. Жалил, рассчитывая привлечь внимание. Вызвать на встречу. Прилюдно. И не важно, что это все видят только его собственные битюги. Эйстерлин уже жалел, что пришел сам.

— Я, папаша, хочу тебе заметить еще одну маленькую несущественную по твоему мнению деталь. Ты не просто пришел сюда ко мне. Ты сделал это сам. Один. Тогда как у меня есть четыре десятка дюжих молодцев. Смекаешь?

— То есть ты не собираешься убираться из моих владений?

— Конечно же, нет, папаша. Более того, я хочу прямо сейчас раз уж выпала такая возможность обсудить наши семейные дела. Мое положение в роду.

И тут Эйстерлин вдруг сделал то, чего от него меньше всего приходилось ждать. Расхохотался. Громко, словно услыхав отличную шутку. Разбойники, прекратив жрать, смотрели на своего главаря. А тот недоуменно взирал на человека, которого считал своим отцом.

Следуя совету нищего бродяги, они после некоторых колебаний, все же свернули на той единственной развилке, не решившись ехать к лиману. Лошади порядком утомились, да и у путников не было желания встречать закат на лоне природы.

Поселок горняков встретил их черной пылью и ядреным запахом выпивки. Последнее мигом повысило настроение Ольмарка.

— Кабак есть, значит, можем выпить. Помянем сиятельного, павшего в сражении с коварными ведьмами. Что это, кстати, за ведьмы ты мне так и не рассказал. А ведь знаешь, наверняка знаешь.

— Не обязательно знаю. Просто слышал о них, — уклонился от ответа Тольяр. Любое напоминание об этих ученицах, тут же заставляло его холодеть при мысли об их наставнице.

Пройдясь по поселку и покрасовавшись перед местными они вошли в переполненное заведение под названием 'Острая кирка', оставив лошадей на заднем дворе. Где к их удивлению уже встретилось несколько скакунов, среди которых был и знакомый жеребец, принадлежавший лысому здоровяку, обогнавшему их на большаке.

Свободное место в постройке найти оказалось не так просто. Чистое — невозможно. Обретавшиеся здесь люди суровой внешности приходили в себя после нешуточно тяжелой работы, пропивая кровно заработанное.

— Ты посмотри кто сидит, — многозначительно кивнул, топя в густой пивной пене подбородок Ольмарк. Тольяр уже и сам заметил обладателя незабываемой усмешки, в одиночку занимающего целый столик. В окружении здоровых горняков он не казался таким уж великаном, хотя некоторое преимущество в росте и плечах по-прежнему имел. Ну и конечно, он явственно выглядел воином, в отличие от неряшливых, брюхастых шумящих мужиков, во всю рассказывающих друг другу о выработках, хитростях ремесла и качествах выпиваемого пойла.

— Одними тропами ездим, — подметил Тольяр. — Я его где-то видел раньше.

— Угу, — наспех жуя только что принесенную яичницу, пробурчал Ольмарк. — Байку слыхал про то, что в Триградьи все не привязанные к родовым гнездам бродяги друг друга через кого-то знают? Сплетни они по дорогам разносятся быстро — мог ты его и не видеть, а просто слышать где-то про такого запоминающегося типа. Ты лучше расскажи про ведьм. Кто это такие и что они там трепались про месть?

— Да, что ты привязался ко мне с этими ведьмами. Не знаю я, только слышал кое-что. Сплетни.

— Слышал, — возбужденно взмахнул рукой с зажатой в ней краюхой хлеба Ольмарк. — Я тоже хочу послушать! Это ж диво дивное! Маги потеряли силу, а тут бабы-ведьмы р-раз!

— Желаете послушать про женщин с магической силой? — раздалось над самым ухом. Повернув головы, приятели обнаружили мужчину среднего возраста в аккуратной, хотя и явно поношенной одежде. Обвисшая на подбородке кожа и мешки под глазами говорили, что он переживает не лучшие свои времена.

— Меня зовут Гел и за миску похлебки с кружкой кваса я расскажу вам про женщин владеющих необычайным даром магии.

Тольяр хотел прогнать неожиданного знакомца, но Ольмарк явно заинтересовался. Сделав знак оказавшейся рядом разносчице, он пригласил мужчину за свой стол и в ожидании исполнения заказа занял себя беседой с ним. Тольяр молчал, поглядывая туда, где сидел в гордом одиночестве лысый. Воин, не обращая на окружающих никакого внимания, молча надирался. Он пил почти без перерыва, отвлекаясь на бессмысленное разглядывание ближайших соседей. Задиристые горняки в непосредственной близости от ужасной улыбки делались удивительно тихими вне зависимости от настроения и количества выпитого. Ну, просто образцами добропорядочности.

'Где же я его видел?'

К своему собственному изумлению Тольяр заметил, что не ему одному интересна монументальная фигура. Опытный путник, он безошибочно заметил через какой-то промежуток времени, что за несколькими столами сидят личности, исподволь косящие на здоровяка. Не скрывая своей заинтересованности. Все они выглядели неместными, хотя умели не бросаться в глаза. Выпивший воин их не замечал.

— ... но давай уже развлеки нас своей байкой, — миска с похлебкой опустела наполовину, и Ольмарк счел задаток выплаченным в полной мере. — Только знай, что если мне сказка не понравится эта баланда живо отправится тебе за шиворот. Не обессудь.

— Как я могу разочаровать, господин Ольмарк? Самую правдивую правду вам расскажу как на духу.

— Начинай уже.

Гел оглядел соседей по столу с видом человека готового доверить проверенным людям страшную тайну и принялся сказывать:

— Давным-давно в некотором царстве жила-была красавица. С белым лицом, вишневыми губами, гордыми бровями и пышными черными волосами. С гибким станом и крутыми бедрами. Говорят, что не было ей равных в красоте среди всех жен того царства.

— Ооо, начало-то мне уже нравится, — осклабился, подмигнув Гелу Ольмарк. — Поди, не первый раз рассказываешь? Токмо не сильно со смакованием подробностей затягивай, ибо я красавиц видел больше, чем ты за свою жизнь кружек пива выпил. А некоторых не только видел хе-хе. К сути переходи.

— Была та красавица, как и положено заносчивой. Очень своенравной и гордой была девушка. Сущее наказание для пылающих от любви молодых людей. Многих женихов отвергла она, и сердце её было свободно от привязанностей. Знатные предлагали ей положение и всевозможные блага в обмен на одно лишь согласие стать их женой. Богатые предлагали золото и драгоценности.

— Дикари, одно слово, — пожал плечами Ольмарк. — Нынешние знатные в последнюю очередь бы интересовались каким-то формальным согласием. Бабы они завсегда согласные, хе-хе.

— Сколько было сражений за её сердце, сколько молодых людей сложили буйные головушки не счесть. Все было в угоду бессердечной красавице. Смеясь, она говорила, что станет женой тому, кто сможет исполнить три её желания. Убить злое чудовище и принести ей старинную книгу монстра. И еще найти таящее загадочную силу кольцо.

— Ага. Типичный набор капризной бабенки, которая использует мужиков, чтобы злоумышлять. Небось, кольцо и в самом деле было непростым?

— Она жаждала только силы — силы, которую женщины отроду не имели, — сделал таинственное лицо Гел. — Силы, которой владели только маги. Глупая затея — пытаться обмануть богов. Но все же однажды нашелся молодой герой, достаточно сильный, чтобы исполнить эти подвиги ради красивых глаз. Он одолел страшную тварь и принес книгу, в которой содержалось много рецептов таинств по призыву сил страшных. Он же нашел кольцо. Только это кольцо принадлежало вовсе не обыкновенной смертной. Его хозяйкой была хитрая и коварная ведьма, обманувшая в свое время саму Смерть. Герой сумел договориться с ведьмой, подменив кольцо. И отдал его своей возлюбленной.

— Зря, — решил Ольмарк, кивая Тольяру. — Зуб даю, что зря. Кстати, любезный, а чего это ты говоришь без названия имен? Они-то, поди, отзывались, ну хотя бы на прозвища — Дубок там или Зяблик? Иль придумать, пока не успел?

Гел не дал себя поймать и задумался вспоминая.

— Героя звали Ратибор, а красавицу Ясена...

— Ясмина, — неожиданно поправил Тольяр. — Правильно Ясмина.

Гел и Ольмарк поглядели на него с одинаковым удивлением:

— Да ты уже слышал эту историю?

— Нет. Просто так звали мою мать, — недрогнувшим голосом пояснил парень. — Это имя расхожее среди женщин в Царстве.

— Ааа... — неопределенно протянул Ольмарк. — Ну и что там дальше было то? Или может они поженились, и жили долго и счастливо. Народили дочек, а дочки уже при стервозной мамаше постигли магию?

— О нет, господин Ольмарк, конечно же, нет. Девица Ясмина оказалась куда более сведуща в тайных науках. Не имея силы, она, тем не менее, имела живой ум. И придумала один секрет. Как обмануть законы богов. Придумала, как с помощью кольца стать сильной магичкой. Наравне с сильнейшими магами мужчинами. Молодой герой, взявший её в жены, всегда был для неё всего лишь щитом, прикрывающим от невзгод, он даже не догадывался, чем занимается его любимая. Даже скорое рождение ребенка нисколько не занимало честолюбивую гордячку — напротив она как никогда была близка к обретению могущества. И возможно обрела бы его, если бы старая ведьма не раскусила подделку. Разгневавшись, она явилась в дом Ратибора и потребовала вернуть кольцо. Но Ясмина потребовала от мужа выгнать старую дуру из дома. Вышвырнуть прочь. Или снова обмануть.

— Зря, — догадался Ольмарк. — Лучше б сразу отрубил ей башку.

— Зря, — согласно сказал Гел, прикладываясь к посудине уже не с квасом, а с пивом. — Потому что ведьма была хитра и прекрасно поняла, на что надеялась Ясмина.

'Зря, — угрюмо думал Тольяр, не в силах поднять глаз от столешницы, чувствуя, как сильно бьется сердце и, надеясь, что волнение никто не видит. — Ведь то была вовсе не старая ведьма. Ту гадину звали Астис. И она, живо разгадав, на что надеялась Ясмина, решила использовать обстоятельства. Обернуть все с пользой для себя. Равнодушно порушив человеческие жизни...'

— В ярости она прокляла Ясмину и не рожденного ребенка, сказав...

'Забирайте себе кольцо. Если оно вам важнее человечности, то в уплату сейчас я возьму за него именно то, что вам не нужно. Пользуйтесь до поры, но знайте, что вместо счастья оно принесет вам горе. Вместо могущества слабость. Вместо жизни — смерть. Таково моё обещание...'

— ... и ушла сама, оставив в испуганного Ратибора с супругой...

'Если бы ушла. Она сделала вид. Затаилась, как змея в камнях, точно зная теперь, как ей использовать чужую жадность'.

— ... в назначенный срок у Ратибора родился сын, — понизил голос Гел. — Но он не был человеком. Проклятье превратило его в ужасное чудовище. Отвратительное страшилище. Ратибор обезумел от горя, поседев за несколько часов. Ясмина, чье сердце при взгляде на родившегося мальчика стало каменным, в ту же ночь ушла из дому. Так исполнялось проклятье старой ведьмы. В ту самую ночь она получила от кольца могущество, но оставила его по уговору в колыбели. И исчезла. Вот с тех пор-то и появляются слухи, да сплетни про женщин с каменными сердцами, в чьей власти останавливать сердца человеческие. Эти женщины ученицы бессердечной Ясмины и мстят они всему живому, ибо меняют свою человечность на знания. Только лишь ненависть к живому движет ими. Потому много зла приносят они, но главное зло еще только впереди.

— И что ж то за зло?

— Не спрашивайте меня, господин Ольмарк. Откуда могу я знать, что придет в голову злой Ясмине, если только жива она, по сей день?

— Гм, добрая сказка, — покрутил головой Ольмарк. — Пожалуй, ты заработал свою похлебку. Что скажешь, Яр?

— Брехня, — с видимым равнодушием пожал плечами парень. Лицо его горело, но в скудном освещении трактира это было плохо заметно. — Обыкновенная байка, которыми кормятся бродяги.

Гел оторвался от похлебки и неодобрительно посмотрел на одноглазого. Видно было, что мужчине не нравится слово 'бродяга'. Тольяр отвернулся. Рассказа вызывал желание спорить и доказывать, что там полным-полно вранья. Ну не использовала Ясмина своего мужа! Любила она его. И ребенка любила. Любила бы, если б не хитрая Астис.

Тольяра жгла несправедливость этой вульгарной байки, которую вот так рассказывают в придорожных корчмах. Даже не подозревая...

Он увидел, как пьяно покачивающийся лысый выходит во двор. Его знакомое лицо вызывало сильнейшее желание хлопнуть себя по лбу, чтобы все стало на свои места.

'Где же я все-таки его видел до этого?'

Неожиданно от одной из горняцких компаний отделился чумазый с залысиной мужик и подошел к их столу, встав за спиной Гела.

— Что, колдунчик, только байки теперь и можешь рассказывать? Ушла твоя сила?

Ольмарк непонимающе глянул на горняка. Гел поджал губы и тихо ответил:

— Какое тебе дело до этого, Сарринг? Чего ты никак не успокоишься?

— Забыл, как наслал тот ураган? — горняк был не совсем трезв и поэтому казался отчаянно решительным. У Тольяра засосало под ложечкой в предчувствии драки. — Раньше ты был куда жестче на слова и дела, — подавшись вперед, он, положил руку на плечо замершего Гела, насмешливо обещая: — Я тебе башку еще сворочу, падла.

— Шел бы ты старичок, пока есть куда идти, — посоветовал Ольмарк. — Разумеешь?

Горняк впервые посмотрел на остальных сидящих за столом и заиграл скулами:

— Угрожаешь?! Мне угрожаешь, ты...

— Осторожно, — предупредил плут. — Одно грубое слово и я отправлю тебя туда, откуда ты появился. На этой земле.

Гел, неожиданно резко развернулся и, встав, притянул опешившего горняка поближе. Шепнул с угрозой:

— А я, если не уймешься сию минуту, использую те крохи сил, что у меня остались на ураган, в котором тебя и твою халупу сметет в пропасть!

Врал, ясное дело. Не было больше сил ни у одного мага. Но ведь простой горный рабочий этого знать не мог. Потому и подался назад, бормоча что-то невразумительное. Его выпившие дружки взирали на происходящее без особого любопытства. Обычное дело — мужик захотел выпустить немного пару, но в последний момент передумал.

— Так ты маг? — спросил Ольмарк, когда задира вернулся за свой столик, опасливо поглядывая на них.

— Извините, — попросил Гел. — В прошлом я здесь немало дров наломал. Совсем не сладко им приходилось. Теперь расплачиваюсь.

— Тебе повезло, что были мы и, что твой друг был недостаточно пьян. Иначе просто озверел бы от угроз.

— Он бы не бросился, — убежденно махнул рукой Гел. — Может я и пал, но они ведь не поднялись. Так и остались злобным забитым сбродом. Потому хоть и злобствуют, но втихую. Бояться по привычке.

— Это пока нет вожака. И ненависть не стала сильнее страха.

— А плевать.

— Ну-ну. Яр ты куда?

— До ветру схожу, — объяснил, подхватывая с лавки меч Тольяр. Он заметил, как несколько человек из-за разных столов встали и одновременно пошли на выход. Те самые, что поглядывали на лысого, пока он был в заведении. Их было слишком много чтобы то, что сейчас назревало, выглядело справедливым соотношением сил.

Раскинувшийся возле самой дамбы поселок выглядел абсолютно непримечательным на фоне сотен таких же поселков. Те же беленные (у тех, кто побогаче) или деревянные (у большинства), мазанные во множестве здесь доступной глиной стены с растущими во дворах вербами, яблонями и грушами. Те же крутобокие крыши. Даже старенький весь укрытый выросшей до колен буквицей и бледно-лиловыми цветами вербены погост ничем не отличался. Качественно.

У воды возились со снастью перемазанные илом и тиной рыбаки в подкаченных до колен штанах. Где-то на пастбище мычали, лениво отмахиваясь хвостами от зло гудящих оводов и слепней коровы.

Все как везде. Кроме одного — на улице в дневную пору почти не было людей. Летом такого быть просто не могло. Нигде не стучали молотки, не звенели цепи, не ругались косари. Ставни домов были закрыты наглухо. Рыбаки у воды казались подавленными и отчаянно тихими. Причиной тому были, время от времени прохаживающиеся с хозяйским видом молодцы. Вооруженные. В центре поселка перед домом совета стояли нагруженные разной утварью и добром две повозки, охраняемые пятком разбойников. Откуп.

Алое Взгорье притихло, точно кошка в высокой траве, завидев злую собаку. Авось пронесет.

— Слыхал, что к Дубарю гость знатный пожаловал? — жуя травинку, спросил у своего товарища сидящий под раскидистой вербой Хмырь.

— Кто таков? — лениво зевнул, нагоняя сон Соловей. — От купцов, небось? Договариваться?

Соловей был в ватаге Дубаря с самого начала и считался старожилом. Знал многое из хитрого промысла лихих людей и был образцом для подражания многих пришедших позже. Его слово значило многое. И прозвище у него было замечательное. Гордое.

— Говорят от самого Грейбриса, — спешно выложил Хмырь. — Очень знатный человек. Сам. Один приехал. А конь у него...

Бандит мечтательно закрыл глаза. Он, увидев скакуна посланца, теперь страстно желал заполучить такого замечательного жеребца.

— Золотом мер пятнадцать стоит. Как три таких вот Взгорья! И главное грива у него, как тот огонь. Едва ли не пышет. А глаз, какой! Эх, конь! Всем коням конь!

За спиной хрустнула веточка. Должно быть, пошевелившийся с другой стороны вербы Соловей задел локтем.

— А посланец сам человек тоже не бедный. Я не видал, как он зашел, но Плуг говорит, что спина прямая, взгляд господский. Платье на нем золотом вышитое. Богатый. Вот ты Соловей можешь себе позволить кафтан золотом вышитый? Э?

Соловей смолчал, должно быть все-таки задремав. Мозолистая крепкая ладонь зажала Хмырю рот, прижимая к дереву и резко, но очень аккуратно провела кинжалом по тощей глотке.

Высокую озаренную солнцем траву пригнули подошвы высоких сапог. Один за одним почти незаметные в игре света и тени шли через село несколько вооруженных человек. Почти беззвучно. Они ловко прятались, завидев или услышав расслабленно гуляющих бандитов. И били в спины. Били. Резали. Тихо, придерживая падающие тела. В воздухе уже давно пролетели стрелы, пригвоздившие стоящую на околице охрану к заборам и сараям. Беспечных разбойников могли бы предупредить сельские собаки, но все они были убиты, когда поселок только-только заняли. Постоянное гавканье раздражало. Теперь его отсутствие стало для мздоимцев смертельным.

Когда заметивший торчащие из-за плетени ноги разбойник успел перед смертью в виде фатально блеснувшего перед лицом кинжала вскрикнуть, разбойники все равно были обречены.

На краях селений маячили черные стяги с алой каймой одежды почетной свиты самого Наместника. Почетной свитой считали самых отчаянных рубак Грейбриса. Матерясь и брызжа слюной, разбойники выступили против себе подобных, но куда более опытных, и отлично защищенных врагов. Стенка на стенку. Столкнулись мечи, взрываясь агрессией отчаянного боя.

Самые невезучие спотыкались, толкая под локти товарищей и получая короткие, но беспощадные удары. Натолкнувшись на плотный строй, разбойники откатились, назад оставляя на земле раненных и убитых. Фронт столкновения тут же сместился вперед, отжимая бандитов.

Их товарищей точно так же теснили с противоположного края села к центру. Там строем рубак предводительствовал нагоняющий своей невозмутимостью жуть белоликий. Узнав о приглашении Наместника, он не только не отказался, но и вызвался идти во главе строя.

С ног до шеи закованный в необычайные, никогда не виданные в этих землях, хитро подогнанные, гибкие в сочленениях доспехи Харр. Альбинос пренебрег шлемом и шел, возвышаясь среди коренастых воинов, подобно демону гибели. Его невозмутимое источающее кремниевое спокойствие лицо на фоне бранящихся и азартно покрикивающих воинов внушали суеверным разбойникам мистический ужас. Особенно страшными казались светящиеся в солнечном свете вишневые глаза.

Шагая в строю, он не сцеплялся с разбойниками, медленно тесня их назад, а ловкими почти незаметными взмахами убивал горе-воителей, переступая дергающиеся тела и очередным неуловимо смертоносным движением полосуя следующего врага. Пожалуй, если бы не необходимость держать строй он, наверное, смог бы вот так спокойно гулять среди мрущих как мухи разбойников, пробивая их защитные порядки, как игла прошивает тонкую материю...

Он стоял, глядя в окрашенное розовым небо и насвистывая какой-то фальшивый мотивчик, на поросшем чахлой растительностью краю пустого карьера, на дне которого виднелись в глине многочисленные камни. Карьер распологался прямо на задворках здешнего кабака. Кроме камней внизу виднелся всякий мусор и отходы. Туда же хозяева выливали помои. И мочились при надобности. Воин был пьяный и беспечный до безобразия. Должно быть, именно поэтому первый нападавший — бивший в спину — уже коротко крикнув, ударился хрустнувшим позвоночником о камни, а остальные только-только разобрались, в чем дело.

— Коли! — противно гаркнул измазанный в угольной пыли типчик. И первым захлебнулся кровью — лысый легко отнял шило, прикрываясь напавшим от ударов остальных, и всадил то прямиком в глаз убийцы, да так, что окровавленный конец показался из затылка.

Перехватив руку следующего напавшего, громила, взял чужой подбородок и с нечеловеческой силой рванул в сторону. Хруст позвонков возвестил прочих, что их осталось трое.

Именно в эту секунду сзади на них напал Тольяр. Налетел, как весенний вихрь, убивая вооруженных ножами и стилетами дилетантов. Только один из всей компании оказался способен держать удар. Странные глаза зеркального цвета. И отвратительно быстрая реакция. Длинные ножи со сдвоенными лезвиями так и мелькали перед глазами, с чудовищной точностью подставляемые под удары меча.

Клац! Тольяру показалось, что у него вылетела половина зубов. Голову запрокинуло назад — в солнечное сплетение последовал тычок костяшками пальцев, уронивший его на спину. Но добивающего удара не последовало — лысый, воспользовавшись шансом, обхватил врага сзади за шею. Сила у него была просто поразительная — зеркальноглазый просто затрещал. Лысый, рыча давил медвежьей хваткой и тряся врага, как соломенную куклу. Зеркальноглазый, точно и не испытывая боли, методично старался выкрутиться, отчаянно дергая руками с оружием. Недолго.

— Не любят тебя, приятель, — откашливаясь, подметил Тольяр, не без труда поднимаясь на ноги. Массируя ушибленный участок. Лысый взял чуть дышащего зеркальноглазого и, подтащив за воротник к краю, просто скинул в карьер. Следом отправились его сообщники.

— Наверно есть за что... Гуно. Тебя ведь зовут Гуно?

— Наверно, — Весельчак глядел на неожиданного помощника без особенной приязни. — Это был простой привет.

— В таком случае у тебя не слишком хорошие друзья.

— Какие есть, — здоровяк, не поблагодарив, прошел мимо Тольяра и направился к кабаку. Не очень-то вежлив он был.

— Эй, хоть спасибо скажешь?

— Я не просил помогать. Спасибо тебе скажут другие их подельники, идущие за мной следом.

Начавшаяся суматоха и шум застали разбойников врасплох. Они, сжимая оружие и напряженно вслушиваясь в шум, ожидающе глядели на вожака. Как и Наместник, имеющий необычайно довольный вид.

Дубарь надо отдать ему должное не растерялся. Грянул кулаком и рявкнул:

— На улицу бегом! Живо!

Когда зал опустел, вожак разбойников молчал, слушая звуки боя.

— Быдло, — тихо сказал, подпирая подбородок кулаком Наместник. — Крестьянский скот. Вы что себе возомнили? Вчера втихаря дергали овощи с чужих огородов, а сегодня решили, что можете грабить моих людей? Допустили в свои дырявые чурбаны мысли о господском столе?

— Неожиданно, — признал Дубарь. — Хотя если задуматься то вполне закономерно.

— Все же вряд ли ты мой сын. Много думаешь, — говоря это, Наместник ловко откинулся назад, переворачивая табурет и уходя за пределы досягаемости сабли. Дубарь разъяренно крича, прыгнул на стол и, оттолкнувшись башмаком от края, напал. Наместник встретил его подхваченным с другого стола тесаком для резки мяса. Блокировал, подходя так близко, чтобы не дать возможности сделать второй замах.

Рука Дубаря скользнула за пояс, вынимая из раззолоченных ножен инкрустированных рубинами кинжал с листовидным лезвием. Рукоятью сабли он двинул Наместника в плечо, рассчитывая отбросить — тот лишь крякнул и ответил кулаком в грудь. Клинок полетел на пол, на него наступила нога Эйстерлина. Согнув руки с ножами в локтях, они бились в отмашку короткими экономными движениями. Более опытный Наместник почти тут же подловил Дубаря и глубоко прорезал ему кисть. Главарь разбойников с криком отпрянул, чтобы, потеряв рассудок от ярости, метнуться прямо, завертевшись волчком в попытке вернуть себе саблю. Роняя на пол кровь. Молодости свойственна самонадеянность. Удар, сцепка, удар, удар, блок, сцепка. Неожиданно пол дрогнул и прянул вверх, властно притягивая к себе отяжелевшее тело разбойника с вбитым повыше колена ножом.

Сабля ультимативно уперлась в незащищенную шею.

— Щенок, — сплевывая на пол, выругался Эйстерлин. — Наглый самоуверенный гаденыш! Мало держать в руках нож, им еще надо уметь пользоваться. А не только хлеб резать.

В дверь вошел незнакомый Дубарю человек в забрызганной кровью кольчуге. Он прижимал к потному лицу тряпку, обмакивая кровь из пореза на лбу.

— Алое Взгорье наше, — доложил он, преданно глядя на Наместника.

— Как посол? — небрежно поинтересовался, не сводя с лежащего на полу человека глаз, Наместник. — Блюет поди?

— Никак нет. С вашего позволения... он вел один из атакующих отрядов. И убил человек двенадцать сам, даже не поранившись. Толковый вояка. Да и доспех у него, охранительским усопшего Дракона не уступит. Редкая штучная работа.

— Кто бы мог подумать. Альбинос, надо думать тоже штучная работа.

— Папаша, может, встать позволишь, раз уж все, по-твоему? Мне неудобно, эта железяка в ноге мешает. Больно.

— Заткнись, щенок.

— У нас там семь человек пленных. Недобитки. Что делать прикажете? В колодки и на рудник? Или показательная казнь?

Наместник заговорщицки подмигнул Дубарю:

— Как мне поступить с крестьянами, вышедшими на большак грабить? Э, щенок? Как бы ты поступил?

— Папаша, поцелуй меня в... — острие вжалось в кадык, прерывая очередную дерзкую фразу. Наместник же склонив голову на бок, с видимым удовольствием обозревал, как бравада оставляет Дубаря.

— Взявши оружие, щенок, эти крестьяне посягнули на мой лен. Голозадые решили, что могут оспорить мое право. Бросили мне вызов. Стали, стало быть, преступниками. А с преступниками закон повелевает поступать жестоко — чтоб другим крестьянам было неповадно.

— Я так и понял, папаша, что на людишек тебе плевать, — выдавил из себя Дубарь, боясь пошевелить головой. Наместник засмеялся:

— Причем здесь людишки? Их место у сохи, ибо такими рождены. Травоядная сыть. Но вы... Варден, что с моими псами?

— Как вы и требовали. Доставлены. Не кормлены.

— Пленные мне ни к чему. Я обещал Когтю славную поживу. Захваченная чернь подойдет в самый раз. Исполняйте и позвольте нам с обнаружившимся бастардом договорить.

— Все ясно, — служивый удалился, а Наместник снова обратил внимание на Дубаря:

— Собственно я мог бы дождаться пока мои любимые песики начнут рвать это быдло, чтобы ты послушал, но думаю это напрасная блажь.

— Неужели... ты убьешь собственного сына?! Я ведь просто хотел обратить твое внимание... не прозябать в гнилом селе, отец.

— Обратил, — хмыкнул Наместник. — Доволен? Не хотел прозябать, говоришь? Тогда какого же блазеня, ты щенок, бросил мне вызов?! Сам выбрал свою судьбу и нечего теперь пенять!

— Отец! — отчаянно воскликнул красноволосый разбойник. — Я же хотел только...

— Повторяю, щенок. Мой сын это тот, кого я признаю, а не всякий плод моего семени. Кроме того, я не люблю, когда моё имя треплют чужие языки, всячески к нему подмазываясь и рассказывая каждому встречному поперечному о своём родстве. Запомни это на будущее... которого у тебя нет.

Не слушая испуганных оправданий, Наместник рубанул Дубаря по шее, отделив голову от тела одним ударом. Довольно осмотрелся, выискивая, нет ли где на одежде кровавых пятен. Улицу огласил собачий лай и нетерпеливое ворчание зверей.

— Обойдусь без очередного наследника. Пущай солдаты полюбуются, — с этими словами Наместник поднял за волосы голову, мельком заглянув в оскаленное лицо и бросив саблю рядом с трупом, пошел наружу.

... Уже слушая восторженные вопли своих воинов, высоко вздымая трофей, Наместник вдруг заметил странный взгляд, брошенный на него молча стоящим в стороне альбиносом. Посланец острова Харр глядел с недоверием, точно до последнего не верил, что Эйстерлин решиться на... он будто знал. Недоверие мешалось с появившейся на бледных губах змеиной улыбкой.

После всего, когда пленников уже отдали на растерзание псам на глазах у согнанных со всего поселенья жителей, к Наместнику подошел Варден. Воин был не на шутку встревожен.

— Господин. У нас огромная неприятность. Опасность.

— Что такое?

— Возле поселка дозорные заметили огромный отряд чудовищ. Тех, что зовутся слугами Мракогляда.

Величие акведуков и белых фонтанов, исполненных в форме сказочных существ и полулюдей, притягивало восторженный взгляд не меньше величественных храмовых портиков, колоннад и периптеров воздвигнутых в честь грозных богов Эрца. Белый цвет фасадов зданий и сооружений, стесненных полуколоннами, эркерами и кариатидами, только подчеркивался яркими цветастыми накидками местных жителей.

Здешняя мода предлагала носить особого пошива тоги — впрочем, достопочтенные граждане Эрца позволяли себе и самые обычные рубахи или просто оголенные торсы. Начало осени здесь было очень жарким. Здешние мужчины с бронзовой от загара кожей, преимущественно коротко стриженные носили на головах обручи и обувались в сандалии. В общем, нисколько не походили на бородатых крепышей Царства или мало опрятных островитян.

Напротив, удивительной для меня оказалась щепетильность местных в области личной чистоты и внешности. Каждый достойный гражданин Эрца готовился к хлопотному дню так, как у нас к парадам не все готовятся. Омовения, втирание масел, сияющая чистотой одежда. Мужчины следили за собой не меньше женщин, а в чем-то даже и больше.

Реваз при виде прохаживающихся по мостовым атлетов скрежетал зубами и искал, куда бы плюнуть. Следящая за порядком стража содержала город в полнейшей чистоте.

— Подумать только, а ведь Каллигрум не входит даже в пятерку крупнейших городов Эрца. Что же там? — дивился я.

— С вашего позволения я выскажу, что думаю. Там, небось, уже мужика от бабы не отличишь, — вмешался мой охранник. — Вы поглядите только на этих вот... как они себя ведут. Мужчина, а тем более воин не должен так собой заниматься.

— Зато здесь почти все мужчины воины.

— А еще умеют читать, писать, умно говорить и выглядят как придворные куртизанки. Э нет Великий Дракон, они могут себя считать воинами, но только сдается мне, и тренируются они только затем, чтоб мышцами друг перед другом хвастать.

— К твоему сведенью эрцовы пехотинцы мечники и копейщики считаются лучшими знатоками группового боя. Они знают десятки построений и вымуштрованы, так как не снилось даже империи Ван. А эта их внешность является залогом того, что чужаки сразу становятся видны.

Наша четверка, в самом деле, бросалась в глаза. И не только своей грубой льняной и кожаной одеждой (я не соглашусь примерить их тоги даже за половину сокровищ Эрца). Не вписывались мы в плеяду здешних культурных гениев, обрывки чьих разговоров достигавшие моего слуха повергали в дикую тоску.

— Позавчера Агрий выиграл соревнования лучников, его удостоили...

— ... лиловые побеги редчайшее произведение искусства, чья прелесть недоступна...

— ... отбили его лик в мраморе на Плитах Величия...

— ... с Треножной улицы, добавил в городскую коллекцию новую скульптуру, весьма...

Каждое слово звучало с достоинством. Каждый жест они старались делать показательно, на публику. Здешняя норма поведения меня ужасала. Наверное, они даже своих шлюх чем-нибудь награждают, чего-то там удостаивают и где-то там вылепливают из глины. О войнах они говорили, чуть ли не как об искусстве.

— Я не представляю себе этих красоток в хитонах с оружием на поле брани, — кисло добавлял Реваз. — У них, наверное, есть площадки для битв? Эдакие обнесенные стенами мраморные поля, куда собираются армии, чтоб не дай их боги не запачкаться. Зато теперь ясно отчего эти вояки никогда не ходят в завоевательные походы — везде кроме их Эрца все слишком грязно и вонюче. Бояться запачкаться или задохнуться. Или стать похожими на нас.

По счастью вся эта странная манера жизни в основном относилась к старшему поколению Эрца. Молодежь, как и везде, позволяла себе привносить в скучно-напыщенный уклад жизни толику вздора. Дети шумели, кидаясь в прохожих камешками, молодежь веселилась.

— Кто у них убирает на улицах? Кто метет? — продолжал глумиться Реваз. — Метла ведь вредна для их тонких нежных пальчиков!

— У них, между прочим, узаконена работорговля. К рабам все эти прелести культуры не относятся. Да и чужаки, которых здесь живет достаточно, с удовольствием работают на их благо. Иногда они, кстати, воюют — как правило, между своими городами. Победившая сторона забирает пленников проигравшей и заставляет платить выкуп или отрабатывать.

Реваз загоготал, привлекая недоуменные взгляды местных жителей.

— Ага, стало быть, воюют только чтоб найти тех, кто будет убирать их отходы?!

Плетущиеся позади Драконьи Призраки Мален и Келоан довольно ухмыльнулись. Мозолили местным глаза мы уже четвертый день. Каллигрум принял нас с помпезным великодушием, солидно облегчив кошели. Каллиграф нашелся в первый же день — его не пришлось долго искать, и уже третий спрошенный обладатель белого хитона с удовольствием объяснил, где найти 'академию'. Так называлась школа, где Каллиграф учил своих последователей магии и философии.

Кажется, мой маленький просчет, лишивший весь мир магии, никак не сказался на распорядке занятий в этом странном заведении. Не факт, что они заметили за своими длинными умными беседами, что не могут больше практически ничего. Должно быть сильно влияла философия.

Узнав о моем приходе, Каллиграф сразу согласился меня принять. Но сперва, прислал ученика, который сообщил, что его наставник освободиться только через три дня. Конечно, я был недоволен. Конечно, я начал прикидывать смогут ли три Драконьих призрака взять академию штурмом или хотя бы под покровом ночи приволочь мне этого великого мага с мешком на голове. Да только вовремя одумался.

Теперь вот гулял по городу, любуясь видами, и втайне весь дрожал от нетерпения. К счастью всему когда-то приходит конец. С минуты на минуту нас должен был встретить посланник Каллиграфа.

— Тоска у них здесь зеленая, — разглядывая мраморные дворцы, пробормотал я. — Как они живут? Взять им, что ли поджечь что-нибудь.

Последнее я сказал в шутку, но по лицам Призраков понял, что они были готовы сию секунду исполнить указанное. Им ведь тоже скучно.

— Взять штурмом городские бани и поставить город на колени в два дня, — предложил Реваз. — Я готов рискнуть, Великий Дракон.

На счастье к нам вдруг подошел молодой парень лет пятнадцати с необычайно серьезным лицом:

— Ваше имя Грай?

— Иногда, — почти беззлобно отреагировал я на принижение своего достоинства. Хотя какое это принижение, если я сам с каждым днем все сильнее утверждался в мысли, что Дракон Триградья все-таки погиб. Чем еще объяснить весь происходящий в Триградье бардак.

— Наставник просил меня сопроводить вас. Он освободился и теперь ждет.

— Замечательно, — вздохнул я. — Мален, Келоан. Возвращайтесь к дому. Там и ждите пока, а мы с Ревазом пройдемся в гости к мастеру Каллиграфу.

От меня не укрылось, как дернулся уголок рта мальчишки, когда я назвал его наставника 'Каллиграфом'. Запомним на всякий случай, что ученики этого прозвания не любят. Хоть я и не понимаю, что в нем такого.

Драконьи Призраки молча отошли. Мы с Ревазом проследовали за прытким проводником. Улицы Каллигрума меня почти пугали — никто не толкает, не орет, не браниться. Некому плюнуть в рожу. Люди не смотрят с раздражением, как будто обвиняют во всех своих неприятностях одного тебя. Жуть. И как они здесь живут? Схожего мнения придерживался и Реваз, чья решимость наступить на длинный подол чьей-нибудь тоги витала в воздухе перед нами так густо, что граждане невзначай обходили нас стороной. Или им просто не нравился исходящий от нас запах. Ученик великого мага привел нас к одноэтажному домику с тонкой оградой и зеленым садиком.

Туда где возле входа стоял истуканом тощий привратник в черном хитоне, а в саду сидели полукругом молодые люди, живо обсуждая непонятные для меня вещи. Перед домом вьюнош остановился и попросил Реваза ждать, мне же указал на вход:

— Наставник готов говорить с вами, но помните, что этот разговор опасен. В первую очередь для вас, ибо, чем бы он ни окончился, вы уже не станете прежним. Вы не станете смотреть на свою беду как прежде.

Ха! Что ты знаешь о моих бедах, пацаненок, пытающийся выглядеть мудрым не по годам. Философия видимо тлетворно влияет на неокрепшие умы.

Что ж. Шагнем в неведомое.

— Добрый день, — сказал я, входя в пустую комнату, где на плетеной циновке меня ждал в расслабленной позе молодой мужчина. По виду лет семнадцати. Ну-у чего-то такого я и ожидал.

— Каллиграф?

Мужчина нервно улыбнулся и сделал приглашающий садиться жест. Напротив него располагалась такая же циновка. Ох, ты ж мать моя Тьма! К чему весь этот официоз, прикрытый аскетической простотой?

Принимая правила игры, я разулся и умостился на циновку в точности, хотя и не без труда копируя позу собеседника. Тяжелее всего было сложить ноги.

— Великий Дракон Триградья? — спросил он загадочным чуть дрогнувшим баритоном.

— О, можешь называть меня просто, Грай, — тоном долженствующим означать 'не вздумай' разрешил я.

— Ты пришел, чтобы узнать мучающий тебя ответ. Узнать с чем ты столкнулся. Что за сила в одночасье перевернула твои представления о мире и заставила скитаться в поисках ответа. Так?

— Давай прекратим это занудство. Я пришел, потому что кое-кто подставил меня кое-кому, благодаря чему мне едва не оторвала голову одна милая дамочка, которой теперь хочу оторвать голову я. Свои сакраментальные ответы оставь для пацанов.

— Ладно. Как скажешь, Грай. В таком случае ты ведь не откажешься узнать, что за 'милая дамочка' тебя проведывала?

— С удовольствием.

— Это будет долгая история, — интригующе пообещал великий маг, выглядящий как обычный отрок. Я настроился на худшее.

Глава 13

'... отправляясь на долговременный покой никогда

не оставляйте четко определенного наследника. Расплодите

множество противоречивых легенд, исчезните неожиданно. Оставьте претендентов

в недоумении. Пускай начинают возню и грызню. Поверьте, лучше

хаос в Ваших владениях, чем яд в Вашем завтраке. Единственный наследник

быстро разберется во всех минусах Вашего существования.

А целая рать наследников только передерется и позволит Вам

вернуться с отдыха в ореоле героя-освободителя...'

Темный Властелин Грай 'Дракон' Триградский

'Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом' (рукопись)

На подоконнике стояла деревянная кормушка. Там возились и барахтались, борясь за зерна несколько пернатых. В комнату глядели ветви оливы и сочная зелень дворового садика. Среди царства цвета с мудрыми минами восседали на камнях молодые люди в светлых одинаковых хитонах. Речь шла о судьбе мироздания.

Я же слушал сейчас нечто сильно похожее на свою собственную версию оной судьбы. Излагал Каллиграф, который при ближайшем рассмотрении уже не казался юношей. Свежесть лица и крепкие мышцы играли злую шутку с восприятием в не меньшей мере, чем не утратившие черный цвет волосы. Уже сейчас я бы дал магу не меньше тридцати зим. Понимая, что сильно ошибаюсь.

— Люди не всегда были такими, какими ты знаешь их, Грай. Жители Эрца некогда были светлокожими и беловолосыми, как островитяне Севера сегодня. Брайдеряне, не слишком привычное слово? Более привычно звучит 'брайдерийцы', но поверь мне 'брайдеряне' правильней. Так вот они достигали в высоту больше полутора саженей! Можешь ли поверить, но когда-то на месте Триградья были грандиозные леса, а Республика Балбараш почти вся находилась под водой. В те далекие времена еще не было культур и цивилизаций. Еще не перевелись на земле драконы и древние племена существ, еще не превратились в миф. Древнейшие народы людей, которых было тогда не двенадцать — как сегодня, а целых двадцать, только-только оставили свою колыбель. В те времена сами Боги были юны и ходили по земле, подобно простым смертным не осознавая собственного предначертания.

Он, говоря, улыбался, глядя куда-то вдаль и представляя себе те старинные часы. Это меня задело.

— Ты обещал рассказ о моем враге, а вовсе не историю древнего мира. Ограничь, будь добр, свое желание блеснуть познаниями, о великий маг.

Как ни странно философ не обиделся, а только покачал головой, назидательно говоря:

— Без знания прошлого нельзя понять собственного настоящего. Мне жаль, но это не мудрость, а отображение текущего положения вещей. Поэтому будь добр, наберись терпения.

— Ладушки. Только постарайся щадить моё время и мой разум. Умственные перегрузки до добра не доводят, — поерзал я, разминая ноющие ноги.

— Постараюсь не перегружать тебя, — очень серьезно присягнул он. — Так вот, древние времена отличаются от нынешних не только лишь изменениями, коснувшимися человека. Все намного шире, чем ты можешь себе представить, мой друг. Дело в том, что в древности люди совсем не владели... магией.

— А еще не умели пить до скотского состояния, лицемерить и грешить с существами одного пола. Дальше что?

Он укоризненно молчал. Я ждал, не собираясь ни за что извиняться.

— Магии в то далекое время просто не было. В её нынешнем понимании. Люди практически не умели говорить, передавая смыслы через мысленное общение. Вся речь, все существование древних людей, которых еще и людьми-то назвать было нельзя, вращалось вокруг умения передавать свои мысли. И даже более того. В тот мире неважно было, какой силы твои мышцы и можешь ли ты ломать деревья голыми руками. Не было тогда героев. Не важно было твое умение швырять копье или бить зверя. Защищать и добывать. Потому что самым сильным и почетным был дар не передавать свои смыслы, а навязывать их прочим, — он поглядел на меня, явно ожидая какой-то бурной реакции. Я поёрзал, что можно было посчитать нетерпением — на самом деле мне было неудобно сидеть. — Навязать своё желание. Внушить и принудить к его исполнению. Ничего не имело значения в мире, где одни совершали все под влиянием других. Были живыми марионетками на поводках.

— Что ж изменилось-то? — хмыкнул я, перебивая даруемое откровение. — Сегодня то же самое. Сильный завоёвывает, а умный склоняет. Притворство. Политика.

— Нынешние короли-завоеватели дети в сравнении с повелителями древнего мира, — жестко ответил Каллиграф. — Они только учатся возводить замки из песка, там, где их предшественники возводили Цитадели.

Я невольно вздрогнул. Дети? Подобное обращение было и у Астис.

— Как злые самовлюбленные дети они грозят оружием, ломая все, что только могут, из-за одних лишь капризов. Политика притворна, но притворство можно разгадать. Можно что-то изменить. А в том мире ничего разгадать было нельзя. Нельзя было быть уверенным, что твои стремления принадлежат тебе. Изменить что-то было нельзя тем более. Владыки того мира зорко следили за всем, что приходило в головы их рабам. Дерзкие и свободолюбивые карались смертью.

— Прям все-все? Что-то не верится... сколько же было этих владык древнего мира?

— А сколько людей в мире современном? — он торжествующе выдохнул: — Два пола. Мужчины и женщины. Властвовали более сильные, способные не только передавать свои смыслы, но и внушать их. Женщины. Все.

— Ни хрена себе у вас представления о мире, — вырвалось у меня. Каллиграф грубость проигнорировал, продолжив:

— Ничто не вечно. Мир не мог вечно стоять на одном месте, пребывая в ледяном оцепенении. Однажды мудрейшие из мужчин создали Речь. Слова, которые позволяли защищать себя, сбивать с толку привыкших к вечной тишине владычиц. Слова, которые несли совершенно иные смыслы. Они несли силу магии, дополняемой жестом и силой самого мира. Слова позволяющие повелевать стихиями и заклинать духов. Так в мир вошли воплощения Богов. И началась война. Война огня и льда. Война женщин-владычиц и мужчин-магов. Кровопролитная и жуткая сеча, в которой победили маги, — он замолчал, размышляя над чем-то потаённым. Я мельком взглянул в окно. Ученики уже завершили диспут и куда-то расходились, оставляя садик в ведение бабочек и шмелей.

— Астис, — вернул моё внимание достаточно безжалостным способом опомнившийся маг. Астис. Так зовут мою головную боль. Мозоль на правой ноге, отзывается на имя Астис. 'Астис' — шепчет мне растянутая связка. — Это имя принадлежало, как ты верно уже догадался одной из владычиц древнего мира. Дело в том, что большая часть женщин в конечном итоге утратили свои силы, и даже я не могу сказать, почему все случилось так, а не иначе. Они стали учиться говорить речью. Но только речью обычной — в их устах не рождались чары. Оставались, тем не менее, сильнейшие из владычиц.

— Верховные?

— Не совсем так. В том мире не было иерархии в привычном понимании. Просто сильнейшие. Они не лишились сил и не раскаялись. Боролись до последнего. Точнее до последней, ибо все они погибли, в конечном счете. Астис и есть последняя владычица древнего мира.

— Неплохо она выглядит для столь почтенного возраста, — едко ввернул я. Образ женщины с большими черными глазами и ласковой, возможно чуть безумной улыбкой, не вязался у меня с образом тысячелетней карги.

— Сколько лет мне? — вопросом на вопрос ответил Каллиграф. — Семнадцать? Или тридцать семь, как ты подумал, вероятно. Больше. Намного больше. Хотя, — он тут же поспешил развеять все подозрения, — я и близко не стою рядом с Астис.

— Допустим. И чем же я помешал этой великой владычице в таком случае? — я даже не сомневался, что он знает о моих проблемах. — Что же сделал я скромный Темный Властелин такого, что она попыталась меня угробить?

Каллиграф тонко улыбнулся:

— Ошибка. Она не разменивается на попытки. Если Астис вмешивается она идет до конца. Хотела бы смерти... убила бы.

Я вспомнил, как становились Драконьи Призраки на колени. Как кипела кровь в момент, когда я лишился власти над телом. Вспомнил и признал про себя правоту мага. Но только про себя.

— Ерунда. Я же уцелел. И уцелел, потому что она меня недооценила, за что и поплатится сполна.

— О да. Теперь ясно. Понятно от начала и до конца.

— Что тебе понятно?

— Почему она выбрала именно тебя. Такое самомнение и честолюбие большая редкость в нашем несовершенном мире.

— Что ты мелешь?

— Всего лишь то, что ты послужил ширмой. Изначальным оружием для её целей. Кольцо было у парня по имени Тольяр, но она не отбирала его. Так же как и ты, он думал, что все из-за его проворности. А еще Тольяр верил, что в кольце заключена сила способная победить Астис. Очень уж хотелось ему отомстить. Все же я сразу понял, что он обманывает сам себя — кольцо было у него только потому, что Астис этого хотела. Она изначальна, рассчитывала на... нас всех. И на меня в том числе.

— Так ты с самого начала все знал? Ах ты, паскуда! — странно, но после стольких дней ярость моя была приглушенной. Желание придушить Каллиграфа было. Но не такое сильное, как если бы я узнал про все месяца два назад.

И маг все-таки сумел удивить меня. Он явно понимал мои чувства.

— Не все. Я не мог знать всего. Но сразу понял, что являюсь деталью в её плане. Если парень пришел ко мне, значит, она этого хотела. Хотела, чтобы я направил его к человеку одержимому страстной мечтой подчинить себе посредством магии силы всего мира. Твои посланцы, искавшие кольцо по всему континенту достаточно четко подтверждали мою догадку. И я сделал то единственное на что был способен.

— Сдал меня с потрохами, — ярость стала сильней. Интересно чем я смогу расколотить тупую башку в конце разговора? Для меня сомнений не оставалось — Каллиграфа я порешу, едва узнаю все необходимое.

— Не сдал. Ты все еще не понимаешь. Если знаки указывали на тебя, стало быть, и ты был в её плане. Ты мог сделать то, чего не могла она. Уж не знаю почему, но... так что с самого начала ты ходил под её присмотром.

Мне вспомнилась Гвини с её кошачьими золотыми глазами. Надо ж было так попасться на красоту!

— Я люблю Астис не больше твоего, — продолжал Каллиграф. — Слишком хорошо понимаю, чего она добивается. Но боюсь, никому из нас не тягаться с ней в искусстве плести интриги и использовать людей. На такое могли быть способны только сами Боги.

— Значит, ты решил переложить свои проблемы на меня?!

— Нисколько. Повторяю — это и твои проблемы. И были твоими с самого начала, твоего многотрудного пути. Ты просто об этом не знал. Запомни, Грай, если бы она видела в тебе хоть крупицу опасности своим планам, ты бы уже умер.

— Имел все шансы неоднократно исполнить твое предположение. Но ведь выжил же.

— Что лишний раз доказывает мое предположение, — улыбнулся маг. — После того как она отняла у тебя кольцо, ты просто перестал быть ей интересен. Вообще. Возможно, она уже не помнит о твоем существовании. То, что для тебя означало главное поражение в твоей жизни, для неё было все равно, что сорвать приглянувшийся фрукт с ветки дерева.

— Но...

— Никаких 'но'. Ей совершенно плевать на тебя как на противника. Она тебя таковым даже не восприняла. Просто у тебя была нужная ей вещь. Ни больше и ни меньше. Пойми это. Потому что это единственный наш шанс.

Он внушительно смотрел мне в глаза. А я был совершенно растерян. Полные пренебрежения слова буквально выбивали у меня из-под ног почву. Я думал, что мне повезло, что я спасся, что я вот-вот настигну её. Что... Все это время я был жив только потому что меня не воспринимали всерьез. Меня вообще никак не воспринимали.

— Ваш шанс? Шанс на что?

— Шанс одолеть Астис. Не дать ей воплотить в жизнь свою давнюю мечту.

— Какую еще мечту.

— А какая может быть мечта у тысячелетнего чудовища некогда почти лишенного сил и лишившегося власти? Вернуть 'свое'. Отомстить. Ты, верно, сталкивался уже с её ученицами? Это женщины, в которых уже проснулась древняя мощь. Они ходят по земле и с огромным удовольствием истребляют бывших магов. Вернее не только их.

— ... и что же ты предлагаешь?

— У меня есть мысль. Это самое кольцо. Если оно так могущественно, что закрыло мир от магии, то вероятно сила его обладателя будет равняться силе Бога.

Я ответил горьким смешком. Еще бы.

— Значит, силы в нем должно стать на победу.

— Одни предположения, но ты по-прежнему знаешь многое. Знаешь вещи, в которых наверняка сломали голову мои нынешние недруги. Как же это так вышло, маг? Ведь ты тоже утратил силу.

— Я не просто маг. Я Каллиграф. Ученик магов учившихся у тех, кто одолел древних повелительниц. У меня свои пути.

Я досадливо стукнул по полу. Почему выходит, что все вокруг оказываются стократ более знающими, чем я в годы своего сидения на черном троне? Оплетала, Лис, Астис. Теперь этот вот Каллиграф.

— Осталась одна... нет две маленькие загвоздки в твоих предположениях. Первая и главная — как же мне найти Астис и снять с её пальца кольцо? Немного сложно это сделать в свете вышеописанного.

— Понимаю, что сейчас прозвучит нечто банальное, — с некоторым стыдом признался Каллиграф, — но в моих руках находится дар, принятый из рук наставников. Вещь сотворенная Богами. Она делает носителя неуязвимым для ментальной силы. По крайней мере, на достаточно длинный промежуток времени. Единственный её нынешний недостаток в том, что без подпитки из магических потоков окружающей среды она начинает терять свои силы при использовании.

— Ха-ха-ха-ха! Значит, ты, будучи преисполненным сил и обладая такой замечательной штукой не решился связываться с Астис, а меня подбиваешь?! Однако в находчивости тебе не откажешь!

— Кольцо, — суховато напомнил Каллиграф. Внезапно я заметил, что даже внешне ему больше тридцати семи лет. Морщины под глазами и внезапно открывшаяся сухость кистей говорили о годах сорока пяти. — Без кольца у меня все равно не было шанса её побить. А сейчас есть.

— Вот как? А не врешь ли ты мне, маг? Потому что, говоря о первой загвоздке я пропустил вторую. Махонькую, но немного не стыкующуюся с твоими излияниями. Я был ей так сильно дорог пока не получил кольцо? А как насчет того, что она уже пыталась меня убить? Прямиком в тронном зале, во время праздника. Отдать весьма необычный подарочек. Плащик. Закавыка выходит, не находишь?

Внешне маг не смутился.

— О плаще мне ничего не известно. Я же не всезнающ.

— Ну, если это единственное, что тебе не известно то теперь можешь претендовать на титул всезнающего, — нагло заверил его я. — То, что ты просто трусил связываться с Астис мне ясно как белый день. Но вот и с её ко мне отношением ты тоже немного просчитался, великий маг.

— Может быть. Я же не всезнающ, — натянуто улыбнулся ставший неестественно спокойным Каллиграф. — Могу в чем-то ошибиться. Но суть всегда верна.

— И после этих слов я самовлюбленный?!

— Не буду я с тобой спорить. Просто скажи, ты хочешь, вернуть кольцо или нет?

— Эй-эй, не увиливай от ответа!

— Хочешь или нет?

— Я говорю, что ты слишком высокого о себе мнения! Попроще!

— Может тебе дать пару дней подумать?

— Хочу. Давай свою безделку, — я решил, что с этим болваном спорить бесполезно и протянул руку. Маг отрицательно покачал головой:

— В кормушке для птиц.

— Ты хранишь древний реликтовый артефакт в кормушке? Среди пшена и птичьей слюны? Нет слов.

С наслаждением выпрямившись, я подошел к окну, отмечая как за время нашей неспешной беседы, переменилось положение солнца. Не без брезгливости запустил руку в кормушку, вороша остатки птичьего обеда. Ну и гадость! Больная фантазия у этого мага, ничего не скажешь.

Пальцы поскребли по деревянному донцу и наткнулись на округлый предмет. Кольцо!

На миг у меня сердце ухнуло в пятки. Но, спешно извлекши колечко, я обнаружил, что оно имеет весьма ограниченное сходство с тем другим. Серебристо-молочное по цвету, оно тянуло по своему телу слабо различимую вязь символов.

— Первые слова Речи, — пояснил, вставая рядом, Каллиграф. — Оберег.

— И где же я могу найти Астис?

— Есть одно место. Вне зависимости от своих планов она появится там. Когда-то там произошло событие, навсегда изменившее историю нашего мира. Сейчас там всего-навсего старый обветшалый замок. Замок Боллеран.

Вернувшись под пристальным взором Ольмарка за стол Тольяр, не скрывая напряжения, бросил:

— Нужно убираться отсюда. И побыстрее.

Он оглянулся назад. Гуно Весельчак так и не появился в кабаке. Должно быть, уже мчал прочь из Черномыса.

— Что случилось?

— Гел, будь добр свали отсюда, — не терпящим возражений голосом потребовал Тольяр. Мужчина попался вполне сообразительный. Подхватив недопитую кружку, он, не прощаясь, вымелся из-за стола.

— Я только что ввязался в очень скверную историю. И нажил врагов, — парень очень коротко рассказал произошедшее. Ольмарк изменился в лице.

— Чем ты думал, Яр? — досадливо спросил он. — Какого ляда ты полез?! Мы бежали из лап этих чокнутых баб, только для того чтобы ты вот так подставлял?

— Прости.

— Прости? О Боги! Накрылся весь отдых. Ты опасен для окружающих, парень.

Ольмарк плюнув под стол, встал и двинул на улицу. Тольяр последовал за ним, только сейчас начиная осознавать последствия своего непродуманного поступка.

... Выехав на дорогу, они направились в сторону лимана, рассудив, что возвращение на перекресток ничего кроме лишней проблемы дать не сможет. Нельзя ведь поручиться, что в ту самую секунду, когда кони неохотно несут их под сенью старых изогнутых дубов, разговорчивый бродяга не рассказывает о двух путниках каким-нибудь милым и очень щедрым господам. Пустые зеркальные гляделки, заглядывающие под кожу.

'Из-под чьего ножа вышло такое творение? — прижимаясь к теплой гривастой шее, думал Тольяр. — Ведь ясно же, что это искусственное создание. Дело рук магов? Да нет, ведь маги лишились сил... впрочем, это как раз не важно. Нет, скорее алхимика. Они любят работать с человеком. Желание убить Гуно — во что я ввязался, наивно полагая... что? Что он отблагодарит? Какое мне было до него дело, кроме взыгравшего чувства справедливости. Кроме того, что мне тошно, когда на одного нападает десяток — добро бы этот один был подлец, а другие блистательные посланники Небес. Но те ведь по одному лишь своему виду раза в два хуже самого Весельчака. Добро, зло. Меня тошнит от идиотских сказок, рассчитанных на то чтобы вырастить слабовольных идеалистов продолжающих верить в такие сказки уже взрослыми'.

— Обманул паршивец. И где же обещанный ровный прямой тракт? — вдруг пробормотал Ольмарк, поднимая руку и тормозя своего скакуна. Они оказались на развилке. Одна дорога, петляя за ежевичными зарослями, уходила в заросли крыжовника. Вторая дорога открытая и прямая шла по видимости к людскому жилью.

— Скорее всего, на лиман, — решил Тольяр вслух.

— Замечательно.

— Гм... знаешь, Оль. Не думаю, что лучший выход ехать сейчас к людскому жилью. Особенно, после того как я...

Ольмарк вздохнул. И полез в кошель.

— Знаешь, Яр, — он вытряс на ладонь несколько золотых. — К моему сожалению, ты прав. Понимаешь, какая штука. Ты ввязался в дурное дело. Глупо и безрассудно рискнул жизнью ради того чтобы хвастануть своей бравурностью. Просто не узнаю тебя. Но думаю так. Рискнул-то ты. Сам-то я из любой передряги выберусь, но...

При этих словах Ольмарк более чем выразительно уставился на товарища.

Тольяр все понял. Ободряюще улыбнулся.

— Ясно. Все ясно, дружище.

Ольмарк протянул ему монеты:

— Возьми. По честному делю. По-братски.

— Спасибо.

Тольяр принял дар. И крепко пожал руку Ольмарка.

— Я все понимаю. Мне не стоило глупить. Встретимся в другой раз. Куда ты сейчас?

— К лиману, дружище. Хочу отдохнуть. Удачи тебе.

И не говоря больше ни слова, они направились в разные стороны. Доставшаяся Тольяру дорога едва ли была способна обрадовать нормального человека. Задичавший, поросший быльем пейзаж, навевал тяжелую тоску и смутную тревогу. Растущие среди колючих зарослей деревья как на подбор изгибались в самых причудливых формах. Корявые ветки с редкими листьями вызывали в уме не лучшие воспоминания. Несмотря на то, что осень только-только вступила в свои права, траву и дорогу здесь уже устилал ковер из желто-красной листвы с вкраплениями лиловых и пурпурных тонов.

Лошадь неохотно шла, вороша листву. Под копытами похрустывал сухой валежник. Время от времени приходилось пригибать голову из-за особенно низко склонившихся над дорогой сучьев. В зарослях копошились мелкие зверьки, агрессивно шипели змеи. Зудели неподвижно висящие в воздухе облачка мошки. Кусачая комарня норовила обсесть руки и плечи, залезть под рубаху.

Пару раз за древесными венцами мелькали серые камни руин. Тольяр не обращал на них внимания — разрушены такие сооружения не вчера и никакой опасности не несут случайному мимолетному путнику. Если он не станет совать свой нос, куда не следует. А он не станет. Хватило одного раза.

Конь с трудом миновал балку — пришлось спешиться и идти рядом в надежде, что дальше дорога исправится, хоть и была эта надежда довольно призрачна. Уж больно тропа напоминала ведущий к какому-нибудь дольмену ход. Уж больно высоким и непроглядным становился ощетинившийся колючками 'лесной коридор', а воздух все сильнее отдавал плесенью и затхлостью дряхлого подвала. Необычно для леса.

Тольяр опамятовавшись, сорвал с лица повязку, щуря свой 'нормальный' глаз. Он уже так привык к повязке, что и сам себя считал одноглазым. Но человеком. Может поэтому, последнее время он вел себя исключительно по-человечьи — не носился с идеей мест и горькими переживаниями прошлого, а... жил? Жил как живут сотни тесанных жизнью подорожников-бродяг. Спал, где придется, жил с кем придется. Но свободный. Лишенный обязательств и нелепых фантазий. Для себя.

'А ведь я мог бы и остепенится. Осесть в одном месте, там, где меня никто не знает. Показать, что я на самом деле обычный человек и не тянуться ко мне жадные лапы чужих ошибок. Попробовать хотя бы' — подумал он, вдруг разглядывая льдисто-молочную кисею, витающую среди деревьев. — 'Выращивать пшеницу, пахать землю? И ждать пока придут солдаты и растопчут урожай? Платить пошлину тем, кого я слишком хорошо знаю, чтобы питать беспочвенные иллюзии по поводу их благородства. Жить как кто? Да и ради кого. Её мне уже не вернуть. Смерть нельзя умолить. Вечная любовь? Какая чушь, просто во всем этом измельчавшем мирке настолько пафосном в своих пороках, что здесь просто невозможно быть серьезным до конца, не было человека ближе. Не в любви дело. Просто она была мне близка. А была ли она человеком? В конце концов — человек ли я, чтобы судить об этом? Да и какая разница. Все равно все сгорело. Уничтожено. Разрушено. Астис славно постаралась. Никогда она не остановится. Всегда с самого моего рождения бьет там, где больнее всего. Как будто боится, что я забуду о ней...'

Белесый похожий на облака тумана фон пробирающийся сквозь деревья, украшенные вилками омелы. Тольяр вдруг понял, что это такое. Раньше здесь, на этой тропе наверняка было множество нечисти — мелких лесных духов всех типажей. Но сейчас — белый туман это пустота, оставшаяся, после того как мир магии вывернуло наизнанку.

'Интересно, почему же тогда слуги Мракогляда не исчезли? Наоборот словно второе дыхание у них открылось... человечность. Цель. Странные мысли навевает на меня эта дорога. Как будто еду сквозь собственные думы. Те что никогда не вызывали сомнения. А теперь вдруг начавшие вызывать, словно этот полный отголосков волшебства туман пьянит меня'.

Сзади очень не кстати послышалось конское ржание. Совсем недалеко. Отвлечение как рукой сняло. Кто-то нагонял его. Тольяр оглянулся и дал коню шпор, принуждая ленивую скотину ускориться. Глаз выделил среди застывших живых стен леса красные пятна. Семь красных пятен, едущих следом.

— Чтоб тебя! — выругался парень и, спрыгнув, попытался, напрягая руки затащить животное в колючие кусты. Бесполезно — густое скопление веток, помноженное на упорство скотины, исключило любую возможность схорониться.

— Пошел-пошел! Дав-вай же тварь! — пятна позади неумолимо приближались. Дорога, ставшая издевательски узенькой тропкой упорно не желала расширяться или хотя бы двоиться.

— Вон он! — любые надежды Тольяра, что за ним следует группа конных грибников, развеялись одновременно с первым возгласом. Голос у грибника был пронизывающий своею лютостью. — Стой! Стоять!

И тут Тольяр увидел. Сначала увидел, а через миг ощутил, как конь под ним нежданно-негаданно ускорился. Пошел куда энергичнее. Похожая на ложбину дорожка кончалась, обращаясь сносной поляной.

— Хайя! — завопил парень, чувствуя, как стремительно набирает скорость конь. Сзади начали ругаться и угрожать, но беглец успел отгородиться редколесьем, врываясь сквозь чащу и вересковые заросли в заполоненный высокорослыми древами бор.

Сзади шумел, отражаясь от смолистых стволов, голос погони. Крики. Конский топот. Лихой свист.

Конь под Тольяром начал хрипеть, задыхаясь. Недвусмысленно давая понять, что особо разгуляться не получится. Преследователи не отставали. И тогда парень решился, понимая, что если его до сих пор не продырявили арбалетами, шанс все еще есть. Спрятал повязку за пазуху, рассматривая такой причудливый мир обоими глазами.

Встав на стременах, он резко развернул коня и, быстро выхватив меч, сошелся с немного выбившимся вперед первым врагом. Отточенное лезвие распороло лоскутную куртку, а захлебнувшийся криком преследователь сверзился вниз головой. Тольяр даже не успел рассмотреть его лица. Остальные, лицезрев печальную участь товарища, стали выравнивать строй. В руках кроме мечей и рогатин парень рассмотрел ловчие арканы. Убегать не получалось. Защититься так же. Приходилось отдавать себя шалому безумию схватки, бросаясь в атаку загнанного в угол зверя.

Не успев затормозить импозантный мужчина с благородными сединами на висках, напоролся на меч. Широко открытым в затяжном ругательстве ртом. Тольяр оказавшись позади убогого строя, разворачивал скакуна. Уловил краем нормального глаза движение. Стрела вонзилась в мощную конскую грудь и, животное на ходу рухнуло, сбрасывая Тольяра на землю. От удара из глаз посыпались искры, и перехватило дух. Пытаясь встать, он поднял голову и встретился взглядом со стрелком. Зеркальные глаза. Конь под наездником делает шаг, и мир резко гаснет под звук лютого голоса:

— Не каждой Крысе эта пташка как видно по зубам. Но к счастью у вас есть еще и я...

Утро выдалось пасмурным и вполне осенним. Листья кедров и кленов дрожали на ветру. Некоторые, уже тронутые золотисто-красным дыханием осени, парили в воздухе или плыли по расходящейся кругами воде болотистого озерка, частично скрытого зеленью кувшинок. На крышах трех самых богатых домов Алого Взгорья во всю крутились жестяные флюгера. Низко летали, предвещая дождь, птицы.

Третья дочь плотника Исфера пятнадцатилетняя Айлен поставила коромысло, чуть расплескав на стылой земле прозрачные капли, и поддернула коричневую юбку. Колодца плотник не имел, поэтому его дочерям приходилось по нескольку раз в день ходить к деревянной кринице возле выгонов за капустными грядками старого Бифара. Сегодня была очередь Айлен.

Желания у молодки не было. Ведь по дороге она могла встретить семнадцатилетнего Кирдэна пастуха. Только два дня назад, после того как страшных разбойников выбили не менее страшные солдаты, они повздорили. И теперь Айлен видеть не хотела этого болвана.

Однако ж придется, так как вода нужна скотине и птице. Никуда не денешься. На удачу долговязого, вечно пахнущего своими козами и коровами, Кирдэна поблизости криницы не было. Были только бестолково тычущиеся в деревянные зубья изгородей бычки. И то хорошо.

Набрав полные ведра, Айлен привычно примерила коромысло и легко пошла по извилистой дороге к поселку. Раньше её сопровождал в подобных походах Калач — веселый белый пес с хвостом, напоминающим изделие имени себя. Но когда разбойники пришли в село Калач, как и другие псы яростно бросались на них. За это всех собак согнали в большой амбар и подожгли. Айлен любила пса и очень плакала, когда услышала доносящийся из горящего амбара жалобный вой. Собаки, защищавшие своих хозяев до последнего просили о защите сами, но так её и не дождались. Страх был в людях куда сильнее ответственности.

Теперь Айлен ходила одна. Если не считать вечно липнущего противного Кирдэна. Старый полоумный Бифар сердито выглянул из своего окна, когда услышал как кто-то проходит рядом с его домом и погрозил ей кулаком. Он думал, что все село втайне мечтает потоптать его капусту, поэтому не раз гонялся с палкой за деревенской ребятней. Тех кто постарше, дед терпел, но всегда показывал свое отношение.

Утренний морозец прошелся под легкой блузой и девушка невольно поежилась, пытаясь идти быстрее, чтобы хоть как-то разогнать кровь. Первые же дни осени были неприветливыми настолько, что сельское старичье с сомнением глядело в небо и качало головой, в ожидании обещающей быть холодной зимы. Позади зашумел колокольчик и недоуменно замычал какой-то бычок. Ну вот. Наверняка её увидел Кирдэн. Теперь ни за что не отвяжется, вздохнула девушка.

Нарочно не оборачиваясь, она участила шаг, уже увидев мелькнувшую за домами реку, когда вдруг резко и сильно содрогнулась земля. Протяжно замычал все тот же рогатый бычок и через мгновение, следуя ему, заволновались остальные. Земля вздрогнула снова.

Айлен испуганно застыла на месте — это землетрясение? Пару раз такое случалось на Алом Взгорье и это было поистине страшно, глядеть, как крыши домов проседают, распадаются стены, а по земле бегут трещины. Говорили, что в середине земли живет какое-то чудище, прикованное богами к подземным скалам. И что когда чудовище особенно свирепствует, оно пытается разорвать цепи, вгрызаясь в скалы, которые служат опорами земной тверди. Тогда случается землетрясение.

Обернувшись, она увидела, как мечутся бестолково тыкаясь рогами животные. Истошно заревев, один из быков двинул башкой в изгородь, пытаясь её сломать. Земля вздрогнула еще раз. В стаде началось настоящее безумие — животные кидались на трещащее заграждение и друг друга. Кому-то досталось рогами. Айлен испуганно смотрела на неожиданно поразившую зверей панику. Смотрела, пока взгляд её не привлекла причина. Заграждение подалось и роющие землю быки рванулись в разные стороны. Но не к поселку. Потому что...

Айлен закричала и, бросив ведра, побежала наутек. Дикий шагал от раскрывшейся в земле черной ямы посреди разбегающегося в стороны черно-коричневого потока, раздавая быкам оплеухи и пинки. Разбрасывал огромных животных в стороны. А следом поднимался еще один. И еще. И еще.

Железные чудовища отлично чуяли живых людей. Особенно пытающуюся удрать девушку, которая поневоле оказалась ближе всех. Она и привлекла внимание одного дикия. Чудовище с шага перешло на бег, снося прочь скотину, и в пару прыжков оказалось прямо на капустных грядках топча землю. Старый Бифар воздержался от замечаний, чуть выглядывая из-под своего окна.

— Аааааа! Помогите! — завизжала девушка, обращаясь к находящимся на улице людям. Но взгорьевцы только услышав треск земли, невольно подались назад. В отличие от появившихся при первых криках на улице солдат Наместника.

И Кирдэна, который, едва завидев путающуюся в юбке девушку, опрометью кинулся к ней, на ходу доставая тесак. Как будто жалкая железка могла защитить их от взбесившегося Окульта.

— Кирдэээээн!

Железное чудище было на расстоянии одного прыжка. А воины куда дальше.

— Кирдээээн! — она запнулась, полетев на землю. Перед Айлен раздвинув и без того широкие плечи стоял дикий, в перемазанных речной тиной доспехах. Огромная лапища протянулась к ней...

Перед глазами блеснула сталь клинка. Девушку заслонил высокий черный силуэт. Белые волосы спадали по спине.

— Кирдэн, — прошептала Айлен, теряя сознание от ужаса. Альбинос же не растерялся встав лицом к лицу с железным страхом. Он не суетился и не дрожал. От загребущих лап его отделял собственный меч.

Корнелий Ассимур отгородился клинком от очередного выпада дикия, врезав лезвием по кончикам бронированных пальцев. Дальнейшее произошло в считанные мгновения. Слишком быстро чтобы уловившие движения широко раскрытые человеческие глаза успели передать разуму, что же они увидели. На глазах у остолбеневших воинов Наместника альбинос бесстрашно шагнул впритык к дикию, позволяя второй конечности твари лечь на свой наплечник. Чудище довольно загудело, вытягивая шею вперед, как если бы хотело рассмотреть альбиноса лучше. Но сдавить плечо, мешая своей смертельной хваткой металл покореженного доспеха, лопнувшую плоть и хрустящие кости дикий не успел. Харранец упал на одно колено, точно оказывая чудовищу рыцарские почести, идеально прямым выпадом вверх вогнал клинок под шлем, при этом снова распрямляясь и отскакивая назад к ногам лежащей без сознания молодой селянки.

Дикий же замер. Не было конвульсивных последних взмахов или утробного рычания. Зависшие в воздухе руки опустились вниз. Наклонившаяся вперед туша медленно стала приближаться к земле. Марионетка с обрубленными веревочками. Воин, не дожидаясь пока дикий упадет на него, подхватил девушку на руки, отпрыгнув в сторону. Потом Корнелий передал спасенную на руки разинувшего рот парня и повернулся к топчущимся на месте солдатам. Можно было не сомневаться — сегодня вечером все выжившие будут знать о его поступке.

— Рекомендую вам присоединиться к остальным. Если нарушите установленный Наместником порядок атаки, то ваша участь будет крайне незавидной, — несмотря на утонченность речи, бравые вояки ухватили самую суть. И побежали к выгонам, где Наместник планировал дать бой окультам.

Селяне торопливо вбегали в дома, хлопая дверями и ставнями.

Корнелий Ассимур подошел к недвижимой бронированной туше и напрягаясь перевалил ту на спину. Уперся сапогом в край шлема и рывком вытащил испачканное в черной, как деготь, крови оружие.

Небо разорвал потревоживший соек и ласточек тонкий, глушащий человеческий слух, вой. Альбинос обернулся, сощуриваясь в легком удивлении. Именно так визжали баньши. Одинокие духи смерти, хоть и входящие в ряды окультов, но никогда не принимавшие боя. Раньше не принимавшие. Баньши в первой половине осени?

Розовые глаза без труда рассмотрели, как над зелено-золотым полем среди пугал появились бледные очертания худой женщины в трепещущих лохмотьях. Прижав руки ко рту, она издала леденящий душу визг. Страх и ужас. С неба стала падать мертвая птица. Воробьи, сойки, сороки, ласточки. Их маленькие сердца не выдерживали беспощадного оружия смерти. Люди не умрут, но страх начнет сковывать их члены. А в бою с дикиями может спасти только скорость.

Корнелий побежал с пригорка. Если бы кто-то из увлеченных рубкой с гудящими железными монстрами людей увидел этот бег, то точно уверился бы что альбинос не человек. Пружинящее скачкообразное движение нисколько не стесненного доспехом тела не было чем-то трудноуловимым для глаза, но поражало грацией и связанностью. Плетень, поленница, собачья конура, огород, еще одна плетень. Преграды не являлись таковыми для альбиноса, позволяя ему использовать себя для ускорения.

Тем временем восемь дикиев не признавая боевых порядков и каких-то правил методично работали кулачищами, обрушивая те на головы людей, ломая в щепу щиты, дробя кости, разбивая мечи. Люди огрызались яростными ударами, медленно, но верно, пробивая защиту монстров. Альбинос запрыгнул на крышу сарая и, обнаружив внизу фигуру в просмоленном саване, глядящую своими смертоносными очами на дерущихся людей, упал сверху — рассекши ифрита с головы до груди. Отпихнул окончательно мертвое тело и ворвался в рожь. Два белесых призрака заметили его, нетерпеливо прянув на встречу. Харранец знал, что баньши не только внушают ужас. Их холодное касание, проходя сквозь одежду, останавливает сердце.

Но и сами они гибнут от соприкосновения с оружием. Вернее не гибнут, а на долгое время рассеиваются. Нужно только попасть. Подавшись на встречу призраку он за миг до касания скользнул в сторону. Гулкий всхлип и меч проходит угасающее белое марево. Альбинос резко развернулся среди ржи роняющей колосья на землю и ударил еще одну баньши. Вторая сущность оказалась куда проворнее. Она протянулась вперед и за мгновение до поражения дотянулась до кованого нагрудника. Всхлип. Касание разбилось о доспех, оказавшийся необычным во всех смыслах.

Корнелий тяжело сел посреди поля. Его больше не занимала бойня как участника. Он пытался отдышаться, превратившись в стороннего зрителя. Ор возле выгонов не утихал, но вот уже пять бронированных фигур в разных позах лежали на земле.

— Должно быть, нелегко осознавать свою беспомощность, — сказал, положив меч на колени Ассимур. Сказал, похоже, обращаясь к Окультам. — Но что поделать, если ваше появление оказалось столь... преждевременным.

— Убил дикия, ифрита и двух баньши? — Наместник, восседающий за сменившим не одного хозяина столом поселкового совета выглядел до смешного глупым. А таким он бывал, только будучи чем-то невероятно удивлен. — В одиночку? Зело силен сукин сын. Кто бы мог подумать, я то думал мне царедворца прислали и лизоблюда, а этот Ассимур вояка хоть куда. Да на такие подвиги по слухам горазды единицы. Гуно Весельчак, Еригей Леший, Борвик из Полумерок. Вилоус, Биргер. Реваз, главный охранник Дракона Триградья, ежели жив, вроде тоже мог что-то такое. Ежели, правда.

Варден стоически переносил восхищение своего начальника. На самом деле у него было сломано ребро и лицо, вскользь задетое громадной клешней дикия, выглядело не лучшим образом. Но он не подавал виду.

— Ну ладно, блазень с ним этим послом. Победил и победил. Вас эти курвы тоже здорово расчесали. И откуда они берутся-то? Не напрягайся, на этот вопрос отвечать не надо, — Наместник встал из-за стола и Варден вытянулся как по струне. — Вы все молодцы. Все кто жив остался. Я награждаю каждого сорока золотыми дукатами и возможностью в три дня их прогулять. По возвращению в Грейбрис. Все выжившие объявляются десятниками. Ты Варден за старания готовься принять золотой меч будущего предводителя объединенной армии.

Честь была сомнительной, ибо опасностей сулила больше чем выгод. Но Варден был преданным командиру до костей воином. Он обрадовался.

— Служу Триградью, господин! — брызгая кровью из разбитых губ, проорал он. Наместник сделал пальцами жест, означающий конец аудиенции. Эйстерлин мечтал поскорее окончить с почестями и вернуться в Грейбрис.

— Давай зови следующего отличившегося...

— Давай зови на помощь, — весело обратился Цекут к мужчине, прибитому за плечи двумя копьями к внешней стороне избы. — Кричи.

— Не знаю, кто ты, но ты очень сильно пожалеешь об этом, — мужчина от боли давился словами, сглатывал горькую слюну. Но не кричал. — Это земля Биргера Риттрэнского.

— Это земля Триградья, — поправил Цекут. — Риттрэнец забыл, что у земли может быть только один правитель. Следует принять как данность имя этого правителя. Эйстерлин.

— Тебе и твоим бандитам конец. Будете висеть как украшение Танцевальни.

Цекут какое-то время молча разглядывал, как его Косари волокут за ноги тела убитых. Копать для мертвецов яму посчитали за напрасный труд, поэтому мертвых сносили в одну кучу в арсенал острога.

В захваченном укреплении вовсю кипела работа. Выносились мертвые, выставлялись караулы, распределялась провизия. Согнанных пленников посадили под замок. Уставшие после долгого боя Косари латали раны посредством нескольких отпущенных с отрядом лекарей. Лазурное небо было усеяно черными точками ворон.

Отряд Цекута выполнял ответственное поручение самого Наместника. В отличие от Крейгана или предводителя наёмников Вилоуса, спешно продвигающих свои воинства по направлению к Хёргэ, Цекут работал в ином направлении. Он отбивал охоту у мятежных поселений уклоняться от власти Эйстерлина. И заодно припугивал тех, кто позволял себе усомниться в охвате этой власти.

Спрыгнув с коня, Цекут хрустнул суставами и подошел к истекающему кровью мужчине. Сняв кожаную перчатку, он с силой сжал щетинистый подбородок пленника и потянул голову на себя.

— У меня за спиной след из пожарищ и крови. Чаще чем другие слышат благоухание я слышу запах гари, сладковатый запах смерти. Смерти таких вот предателей как ты. Бесполезный подлый кусок дерьма, вот кто ты такой. Думаешь испугать меня россказнями о Танцевальне? Дни твоего Биргера сочтены. Что он может противопоставить мощи целого государства? Своих Паяцов? Не густо.

Мужчина плюнул Цекуту прямо в лицо, попав плевком на переносицу. Глава Косарей несколько раз без замаха ударил пленника в лицо, после чего тщательно обтер слюну и вытер её о кровавящее плечо врага.

— Славно. Не теряешь присутствие духа? Это правильно ведь нет ничего хуже, чем ползающий на коленях кусок дерьма. А знаешь я думаю, тебе будет легче подохнуть, осознавая, какая судьба ждет твоих подопечных. Я имею в виду села, которые ты должен был защищать. Поверишь ли, мои молодцы уже месяц не видели баб? Ни одной самой захудалой бабенки, блазень тебя возьми. И очень нервная работенка — постоянно жечь и резать это так... злит. Они очень злы. Просто невероятно. Друг другу в глотки не цепляются только потому, что не имеют на это времени. Но скоро они славно развлекутся. Богатая весь, смазливые бабы — что еще надо. Смекаешь? Поэтому сдыхай с чувством выполненного долга!

— Висеть тебе на суку, гадина...

— Самое поразительное это то, что вы поможете во всем, о чем я говорю. Ваши доспехи, ваше оружие, ваши вымпелы. Все это позволит нам спокойно занимать поселки от имени Биргера. Замечательно.

Сердито заиграл горн. Упиваясь беспомощностью врага, Цекут не сразу обратил внимание на то, что выглядящее суетливым, но, тем не менее, отлаженное и четкое движение воинов в остроге прекратилось. Воины бросали свои дела, привлеченные сигналами с вышек и настороженно переглядываясь, брали в руки оружие, натягивали байданы33, цепляли на головы кабассеты и шишаки, щелкая лямками поясов.

— Что за... — Цекут отошел, оставив умирающего в покое и пошел к раскрытым воротам, куда уже потянулись остальные. Рог заиграл вторично. Звук донесся из-за пределов острога.

— Господин Цекут! — панически закричал кто-то. — Господин!

Распихивая воинов толчками и зуботычинами предводитель, матерясь сквозь зубы, бросился вперед. Стоящие у раскрытых ворот караульные обратили на него полные ужаса глаза, указывая пальцами на пригорки. У Цекута при взгляде туда задергалось веко.

Под звуки неумолимого рога пригорки начинали дрожать. Потом на них показались всадники. Много. Очень много всадников. Щуря глаза от яркого солнца, словно в насмешку висящего за спинами наездников Цекут увидел штандарты. Ему разом стало очень-очень душно. Проклятый воздух стал просто-таки давить на грудь. Череп в шутовском колпаке. Тощие Паяцы.

— Сколько их, — тихо спросил он обводя глазами стройные ряды заполонившие округу. Стоящий на воротах солдат растерянно пожал плечами.

— Нам край, — сказали сзади. — Это все.

— Ничего не все! — бешено заорал, брызгая слюной Цекут. Обернувшись, он схватил ближайшего солдата с испуганным лицом и проорал прямо туда: — Все? Ежели все то бросай меч и иди, вешайся!

Не давая никому опомниться, он заорал еще сильнее, демонстрируя непререкаемость собственной воли:

— Ворота закрыть! Бегом на позиции! Тощие Паяцы?! Ха! Да клал я на них на всех! И вы покладете! Можете хоть в штаны навалять, то мои приказы исполнять будете!

И тут же подтверждая слова начал раздавать затрещины, безбожно ругаясь. В душе он не верил в победу, но твердо знал — предводитель не имеет права показывать сомнение перед подчиненными. Это закон.

Привычка делал свое дело и солдаты бледные, перепуганные, но уверенные в силе командира ринулись исполнять скандируемые требования.

— Эй, господин, глядите! — кто-то робко тронул его за плечо и Цекут снова взглянул на пригорки уже готовый увидеть, как безудержная лавина конницы срывается вниз. Вместо этого он увидел, как к ним приближаются всего пять наездников.

— Переговоры? — с надеждой спросил караульный. И вопросительно посмотрел на Цекута. Тот не был склонен питать напрасных надежд. Особенно когда всадники остановились в нескольких саженях от запрудивших ворота солдат. Четверо держали наизготовку 'волчьи метлы'34 — капризное оружие, требующее настоящего мастерства. Караульные на вышках неуверенно взялись за луки. Выехавший чуть вперед наездник был одет в ламинарный доспех с красной пекторалью на груди. Серебристый плащ струился с плеч на конский круп. Всадник медленно снял глухой шлем с изображением ухмыляющейся личины безумца. Цекут ощутил, как сзади на него накатывают удушающие волны чужого страха. И впервые в жизни начал чувствовать что-то подобное. Он, как и многие воины знал в лицо этого седого, но мощного старика с цепким леденящим кровь взглядом мертвеца. Бледные глаза разведенного нездоровой зеленью синего цвета, принадлежали самому страшному палачу покойного Дракона Триградья.

— Рад лицезреть тебя, Цекут, — исполненным собственного достоинства голосом поздоровался Биргер Риттрэнский. — Похоже, что ты в добром здравии? Это ничего. Мы это поправим.

— Ты спустился под самые стрелы моих людей только для того чтобы сказать это? Старик, да ты сошел с ума!

— Отнюдь, — Биргер распрямился в седле и гордо обвел взглядом всех смотрящих на него солдат: — Я обращаюсь к тем, кто способен считаться с окружающим миром. Так вышло, что я потерял много своих верных слуг. Что ж, это война я не в претензии. У меня есть хорошее предложение для вас. Все вы прекрасно осознаете, что за своё подлое нападение шансов выйти отсюда живыми не имеете. В лучшем случае в качестве пленников, которых я торжественно вздерну возле Танцевальни. Но! Никто не говорит, что у вас нет другого выхода. Я не привык терять солдат, поэтому предлагаю вам Косари, не последним в своём умении убивать, присоединиться ко мне.

— Что?! — не поверил своим ушам Цекут. Он оглянулся на стоящих позади воинов. И с ужасом понял, что они всерьез задумались.

— Вы просите нас предать господина? — неуверенно спросил один. Биргер покровительственно усмехнулся.

— Кому вы присягали? Цекуту? Или Эйстерлину? Изначально — кому вы присягали?

— Великому Дракону, — помолчав, ответил тот же воин.

— Вот! Никто не просит вас предавать своего господина. Отнюдь. Вы напротив поступите, мудро приняв мое предложение. Потому как я единственный на просторах Триградья, исполняю его волю. Ибо говорю вам, что Великий Дракон Триградья по-прежнему жив.

Услышав такое Косари растерялись окончательно. Цекут скрипнул зубами:

— Не думал я, что ты старик опустишься до лжи!

Биргер не ответил. Он перестал замечать Цекута и ждал решения ставших активно перешептываться воинов.

— У меня есть доказательства собственной правоты, — он оглянулся. — Моя свита состоит из Драконьих Призраков. Которые уцелели после вероломного нападения Эйстерлина. А вместе с ними уцелел и Великий Дракон. Присоединившись ко мне, вы имеете все шансы его увидеть. Отказавшись — будете сучить ножками в последнем своем танце.

Наконец воины перестали совещаться. Они подошли к Цекуту, сгрудившись вокруг.

— Ха! Вот тебе старик! — обрадовано закричал Цекут. Но тут ближайший солдат бросил свой меч на землю. Молча. Так же молча стали бросать оружие остальные. Один за другим. Биргер Риттрэнский опершись руками о луку седла, наблюдал. Вместе с ним бесстрастно наблюдали Тощие Паяцы.

Разоружившись, воины отходили в сторону от ворот, строясь правильными шеренгами. Их предводитель, онемев, смотрел на растущие у ног груды мечей, топоров, палашей, лабрисов, палиц, кордов, щитов. Все происходило в абсолютной тишине. Недавно кружившие в небе вороны, обсев частокол строго следили за процедурой.

— Ну-с. Вот мы и закончили, — подвел итог старик. — Что скажешь, Цекут?

Предводитель Косарей растерянно перевел взгляд с предавших его воинов на старого богатыря, и лицо его резко окрысилось:

— Да иди ты, я перед тобой на коленки вставать не буду!

— А я и не прошу. Зачем мне в помощниках такая тварь? — старик пожал плечами. — Я лишь вежливо интересуюсь, каким будет твое последнее слово. Пожелание или просьба? Может что-нибудь передать при встрече Эйстерлину?

— Передать? — Цекут обреченно улыбнулся. И подхватив первый попавшийся под руку меч, побежал на Биргера. Быстро. Так, что некоторым даже показалось, что он сейчас подскочит к старику и рубанет того. Но этого не случилось. Пешего человека встретил сорвавшийся в галоп всадник из свиты Биргера. С силой брошенная 'волчья метла' пробила панцирь и с сухим треском вошла в грудь бывшего предводителя Косарей. Видевшие это воины пораженно охнули. Человек споткнулся и упал на колени, надежно подпертый упершимся в землю древком. По стальным 'листьям' наконечника и подбородку побежала похожая на росу кровь.

Старик, тронув коня ногами, неспешно подъехал ближе, заинтересованно оглядывая рану.

— Давай зови на помощь, — теряя остатки благодушия, обратился Биргер к немому от боли Цекуту. — Кричи. Сообщи этому миру о том, что его покидает очередной сукин сын. И жди остальную компашку, которую я при первой же возможности отправлю к тебе на свидание.

— Давно не виделись, — достаточно радостно поприветствовал вошедшего в каземат советника Наместник. Его Величие изволил задержать собственное возвращение в Грейбрис. Вместо этого он подался еще дальше на запад, опасно приближаясь к негласной границе фронта. Именно здесь в форте Драблаг должна была разместиться командная ставка в сражении с войсками Хёргэ. Расположенный на реке форт имел не просто стратегическое значение — он был последней серьезной линией обороны перед Грейбрисом. Сюда со дня на день должны были подойти войска Крейгана. Сюда же двигался с севера Вилоус во главе наёмников Заголосья. Уже было отправлено письмо к Яромиру требующее от царя обещанной поддержки. Следовало устранить угрозу с юга. Танцевальня превратилась в неприступный оплот 'стариков', которые не просто игнорировали любые попытки Эйстерлина завязать отношения, но отвечали кровавыми набегами на заставы. Подчеркнуто не трогали села и веси — поэтому Эйстерлину пришлось отрядить нескольких командиров, чтобы те создали соответствующие настроения, поджигая поселки в облачении Тощих Паяцев.

Хуже всего было то, что Синетрия как бы самоустранилась от политики. Каганы вели себя подозрительно тихо, не поддерживая никого. Опасаясь 'конных змей' Эйстерлин был вынужден разделять войска. Гарнизон Грейбриса был в резерве на случай атаки степняков.

Совсем отвратительно дела шли на фронте войны идеологической. Лис, куда более опытный в провокациях ежедневно устраивал такие выходки, что командиры застав, коменданты городков и лояльные Эйстерлину градоправители брались за головы. Одновременно Эйстерлину костью в горле были собственные горожане, подогреваемые самыми разными байками со стороны неизвестных. Префект Грейбриса писал уже третье письмо, в котором сообщал о растущих беспорядках среди жителей бедных районов города. Эйстерлин терзал бороду и страстно желал развешать наглеющую чернь по всем столбам, но сделать ничего не мог. Он ведь не Дракон, чтобы, одним словом заставлять целые города падать ниц. Если сейчас учинить резню это очень плохо скажется на его образе в глазах народа. Того самого народа рекруты из числа, которого сейчас ему очень нужны.

Вот после победы...

— Есть что сказать? — насупив изгиб бровей, сразу же строго спросил Наместник, складывая руки на столе. Зебарий взглянул сначала на тенью стоящего за спиной Эйстерлина альбиноса, потом на самого Наместника.

— Можешь говорить. Ассимур в курсе, — разрешил бородач, заметив неуверенность советника.

'Кто такой этот Ассимур?' — угрюмо удивился Зебарий. — 'Что я пропустил?'

— Мы нашли Дракона, господин. Точнее его след. Отправленный на поиск специалист в более чем полной мере отработал свой гонорар как это не удивительно ведь...

— Ведь она баба? Надо смотреть на вещи реально, Зеб. Есть бабы, которые запихнут малохольных мужиков в такую задницу, что не сразу и рассмотришь.

— Я хотел сказать иное, — выкрутился Утрихт, неловко чувствуя себя под взглядом альбиноса. — Хотел сказать 'ведь условия очень затруднены'. Дракон пользовался любой возможностью сбить след и запутать нас. Но специалист сумел отыскать ниточку — некий Оплетала к услугам которого обращался Дракон. Живет почти в пригороде Хёргэ поэтому сыскать его было весьма сложно. Но я... мы справились. Дракон покинул Триградье, мой господин. Предположительно он отправился в местечко Каллигрум. Эрц. Наши люди уже отправлены — и предупреждены, что при встрече их обязанность всего лишь дать нам знать. Не ввязываться в передряги — Дракона охраняют. Вчера мы получили письмо, в котором сообщают, что Дракон, в самом деле, был в Каллигруме. Но уже покинул его и двигается на северо-восток. Предположительно возвращается в Триградье. Наши люди его ведут. Мы же вместе со специалистом вернулись в ваше распоряжение для дальнейших указаний.

— Вполне закономерно. Стало быть, вам нужны дальнейшие указания? — хохотнул Наместник. — Есть у меня одно. Вы получаете еще нескольких 'специалистов'. И Дракон таки отправится во Тьму. Ассимур, справишься?

Альбинос все так же невозмутимо кивнул и добавил необычным голосом:

— Все же я считаю, что моё место поблизости вас.

— А это уж пока оставь решать мне.

— Как скажете, — смиренно склонил голову альбинос. Смирение не очень-то вязалось с его обликом.

— Занимайтесь, — потеряв всякий интерес, буркнул Наместник.

— Что прямо сейчас? — вырвалось у Зебария. — Мы ведь только что прибыли. Можно нам хоть немного отдохнуть?

— Прямо сейчас, — спокойно подтвердил Эйстерлин. — Отдыхать станете, когда Дракон умрет. Мне дышать станет чуть легче. Собирайтесь и выезжайте.

Альбинос ровно пошел к выходу. Ему кажется, было все равно. Зебарий же впал в панику.

'Он отсылает нас. Больше шансов не будет. — Перед глазами встал текст недавно полученной записки. — Сейчас или никогда. Иначе я пропал окончательно'.

Зебарий низко поклонился, слыша, как отворяется дверь и Ассимур выходит. Дентайр35 плавно скользнул в руку. Нет времени думать. Зато есть возможность сбежать. Время для советника замедлило свой бег. Вот ничего не понимающий бородач только-только открывает рот, чтобы подогнать медлительного Утрихта. Вот он уже наваливается на стол, видя перед собой бесконечное удивление в расширяющихся глазах. Нож летит в незащищенную шею. Касается кожи. Почти касается ибо необоримая сила сметает Зебария в сторону как пушинку отклоняя выпад. Острие лишь касается Наместника, но даже не оцарапывает его.

Рука взрывается болью и немеет, щека больно ударяется о холодный пол. В спину с нечеловеческой силой, почти ломая позвонки, упирается острое колено.

— Ну вот. А вы сомневались в моей полезности, — рассмеялся, надежно блокируя движения распластавшегося на полу Утрихта альбинос, снисходительно глядя на даже не шелохнувшегося Наместника. Эйстерлин с величайшим недоверием потрогал шею, рассчитывая нащупать кровь.

— Быстрый. Я и не думал, Ассимур, что ты такой быстрый, — только и сказал он. Секунду помолчал, глядя на валяющийся возле ножки стула дентайр. Мысль о промахнувшейся на пол ногтя смерти только сейчас дошла до бородача.

— Охрана! Сюда!

Когда одетые в кирасы охранники ворвались в помещение и обнаружили странную картину, их ждало только одно, необычайно сдержанное требование:

— Этого предателя во двор.

... Во дворе Зебарию связали за спиной руки. Тщательно и осторожно. Никто его не бил и странно спокойный Наместник раздавал свои указания:

— Веревку привяжите к 'грифу', — грифом Эйстерлин называл 'Т' образное деревянное сооружение возле каземата. Оно было вкопано специально по его требованию. Миг и руки Зебария оказались задранными. К ногам его быстро повязали мешок с чем-то тяжелым. Советник все еще не верил, что промахнулся и бессмысленно смотрел в лица людей. Переброшенный через перекладину конец веревки повязали связке из двух пригнанных меланхоличных мулов. Двор был полон людьми, но все они чем-то занимались не обращая на происходящее почти никакого внимания.

— Понимаешь, Зеб, — вдруг обратился к Утрихту Наместник. — Ты должно быть ждешь от меня истерик, но мне такое нелепое расточительство собственных сил кажется преступлением. Так же как глупые уговоры покаяться. Ты друг мой, находишься сейчас в глубочайшей заднице. И диктовать условия не можешь по определению. Эхо будет мешать.

— Я все скажу, — тихо прошептал Зебарий. — Не надо пыток. Не надо этого.

Наместник подошел к нему, поигрывая дентайром.

— Эээ, да ты не понял. Ты все мне скажешь в любом случае. Но если я стану сейчас играть во всякие безделки вроде банального избиения, у тебя появится соблазн утаить часть правды. Или солгать. Ты ж понимаешь, что после содеянного ты уже труп?

— Да, — все так же тихо сказал, опуская глаза Утрихт.

— Это ты головой понимаешь. Мозгами. Но не телом. Тело твое еще находится в полете через мой стол. Оно не верит в поражение. А значит, будет подсказывать тебе заведомо неверные вещи. Что я должен сделать, чтоб ты сразу сказал мне правду, лишаясь последних иллюзий? Тряпку мне!

Найденный кусок ткани Наместник собственноручно затолкал в рот советника и махнул рукой.

— Трогайте!

Охранники хлопнули мулов палками, и животные медленно пошли вперед, таща веревку. Выворачивая руки над головой. Поднимая тело Зебария вверх. Глаза несчастного полезли из орбит. Вытянувшееся как на дыбе тело задергалось, стало, бешено извиваться.

— Останавливайте! — остановить мулов было не так-то просто. Еще некоторое время упирающихся животных пришлось возвращать на место.

Наместник снова подошел к обмякшему телу с неестественно вытаращенными глазными яблоками и искаженным лицом. Сказал:

— В следующий раз я их останавливать не буду. Животные дойдут до края площадки и встанут. Ты повиснешь в воздухе. Но это отнюдь не самое худшее. Вместе с тобой в воздухе повиснет вот этот мешок, — он пнул упомянутый мешок ногой. — Что будет дальше, ты понять можешь. Именно поэтому сейчас я опишу тебе две возможности. Ты выберешь. Первая. Ты провисишь так до ночи. Пока мне не надоест, и я не придумаю еще что-нибудь. И вторая. Я сейчас вытяну кляп. Ты без криков и плача выкладываешь мне всю правду-матку. Только чтоб я в ней не усомнился. Тогда я дарю тебе быструю смерть. Идет?

Зебарий согласно закивал головой, поводя глазами из стороны в сторону. Наместник любезно вытащил кляп.

— Я...на Лиса... по его поручению.

Наместник понимающе поглядел на него. Даже с каким-то сочувствием:

— Как давно?

— Всегхда...

— И выдавал ему все, что я тебе поручал?

— Да...

— И про Дракона?

— Да...

— Люди, выслеживающие Дракона тоже продажные?

— Нхет...

— Это Лис приказал меня убить?

— Да.

Эйстерлин ударил ножом в солнечное сплетение и провернул лезвие. Зебарий содрогнулся.

— Паскуда, — ровно сказал бородач и отошел прочь. Утрихт забился в путах, корчась от боли. Захрипел. Вырвал кровью залив себе грудь и шею. И умер.

Наместник обвел глазами всех, на кого произвела впечатление казнь, и громко изрек:

— Это чтобы никто не сомневался. Рано или поздно каждый получит то, что заслужил! А эту падаль бросьте в болото.

Неожиданно среди людей он увидел Велари. Девушка потрясенно глядела на покачивающийся труп бывшего напарника. Эйстерлин ждал, что ей станет плохо, но зеленоглазая оказалась крепкой. Только зажала нос руками.

Обернувшись к подпирающему дверной косяк каземата альбиносу, Наместник бросил, указывая на Велари:

— Познакомься с моим специалистом. Придется тебе с ней поработать на пару, раз уж мой человек оказался такой тварью.

Альбинос проследил за рукой и... в первый раз Наместник различил на бесстрастной белой физиономии удивление. Безграничное. Просто безбрежное удивление.

Велари не обратив на него внимания, отвернулась и скрылась в толпе.

— Ты же не оставишь меня в покое. Ведь так? — бормотал, разглядывая свой сад, Каллиграф. Ученики ушли на прогулку в город. Комната была скована темнотой. Не горел ни единый светильник. Древний маг стоял у окна, напряженно опираясь руками на подоконник. Он был один, и ему не приходилось теперь скрывать свой страх. Единственной свидетельницей была темнота. Но она молчала.

Каллиграф стоял, спиной чувствуя, как темнота смотрит. Стоял и боялся оглянуться. Боялся, что увидит сейчас за своей спиной женский силуэт. Но еще больше боялся, что не увидит этого силуэта. Мага трясло. От ужаса мышцы живота сводило судорогой.

— Конечно ты меня не оставишь в покое. Ты ведь так близка к тому, чтобы опрокинуть мир. Вывернуть его наизнанку. А я даже сейчас после стольких лет не знаю, чего же тебе не хватает. Почему поступаешь так, а не иначе. Ведь ты чудовище.

Он глядел в свой любимый сад, на долгие годы ставший для него единственным местом прогулок. Древний маг никогда не признавался ученикам, но он боялся мира. Он боялся глядеть на изменения в мире, который возможно менялся по воле этого древнего монстра. Предпочитал учить, не высовывая носа за ограждения. Теперь, когда он лишился своего последнего защитного артефакта, прошло только два дня. И за эти два дня он поседел от страха.

Этот мир менялся все стремительней, пускай даже Эрц внешне выглядит все так же. Каллиграф чувствовал, что Эрц скоро перестанет существовать вообще. Месть. Страшная месть ждет все живое.

Его трясло от страха. Потому маг исповедовался темноте. Та молча слушала. Лишь иногда до его обострившегося слуха доносилось тихое дыхание той, что сейчас стояла за спиной. Маг говорил с темнотой, выкладывая все свои мысли долгие годы, не дававшие покоя.

— Но ты не отпустишь меня? Да? Ты же знаешь, что я последний их ученик, поэтому меня ждет что-то особенное верно? — темнота снова вздохнула и задрожавший в отчаянии маг понял что угадал.

— Я не хочу, — одними губами прошептал он, чувствуя, как раздирает внутренности страх. — Слышишь? Я не хочу. И не стану ждать твоей казни. Пусть молодые дураки борются с тобой. Вернее думают, что борются. Ты же все продумала? Все-все.

Темнота молчала. А магу казалось, что она не видит лежащего перед ним на подоконнике ритуального ножа.

— Не хочу.

Нож очень удобно лег в руку. Каллиграф прикрывал его собой, надеясь, что Стоящая Позади не видит этого робкого движения. Маг услышал какой-то шорох. Заметила?!

— Я не стану ждать твоей казни. С меня хватит, — он быстро и твердо провел по запястьям лезвием.

Кровь из вен плеснула с неожиданной силой. Брызнула на подоконник, на неизменную деревянную кормушку для птиц. И унесла с собой страх. Подарила спокойствие. Посмертно.

Маг обернулся, победно улыбаясь, чтобы в последний раз увидеть её глаза. Но в комнате была только темнота.

Он увидел её на поварне за многочисленными котлами, источающими облака белого пара и миллионы запахов. Среди суетящейся толпы одетых в мятые передники и колпаки кухарей и поварят. Скрывшись за завесой дыма и вырывающихся из очагов языков пламени, она, придержав рукой шляпу, вошла в низкую закопченную дверцу. Расталкивая подворачивающихся под руку обладателей толкучек, кочерег, ложек, вил он последовал за ней. Тихо проскочил в полумрак длинного погреба, где среди сухости на полках хранились связки овощей, душистые травы, мясные окорока, бочки с элем, пивом и вином. Черной молнией его тень скользнула по рядам. Беззвучная, как подбирающийся к жертве тигр-охотник.

По всей видимости, она решила срезать через погреб здоровый крюк до внутреннего двора. Альбинос выскочил из тени. Быстро. Непредсказуемо. Играючи отбил рефлекторно нанесенный против несущего угрозу движения удар и прижал её к стене, зажимая руку в рычаг. От столкновения со стеной шляпа слетела с её головы, и волосы рассыпались по плечам. Сильно уперся плечом в грудь, с демонической усмешкой поднимая свое лицо. Давая напуганным зеленым глазам рассмотреть себя. Позволяя страху в глазах смениться безбрежным удивлением. И, наконец перемешанной с испугом злобой.

— Ты! — задушено вскрикнула Велари, делая еще одну попытку вырваться.

— Напрасный труд, детка, — вперив в красивое лицо свой жадный взгляд, предупредил альбинос. — Или ты забыла — там, где ты училась, я имел обыкновение преподавать? Забыла? Зря, дорогуша. Потому что, память о тех славных деньках по сей день греет мою душу.

Он зарылся носом в её пышные волосы, с удовольствием вдыхая слабо различимый в этом пиршестве запахов аромат герани.

— Стоило догадаться сразу же. В первый миг, едва только увидела. Не почувствовать заранее я могла только того кто не имеет запаха. Ведь ты его не имеешь, — процедила она, сверкая гневом в глазах. — Урод. Выродок.

Лицо Ассимура дернулось как от удара:

— Ооо я предпочитаю считать себя героем. Любой герой в той или иной степени и есть урод. Умственный или физический урод. Реликт. Зато по первым твоим словам, детка, я вижу как ты рада нашей нежданной встрече.

— Рада? Ну, тогда ты еще более безумен, чем я всегда считала, — она уже не вырывалась, понимая всю бесполезность этих действий. Но в голосе явно слышались презрительные нотки. И они били по меняющемуся в лице харранцу сильнее, чем любые выпады:

— Все так же кружишься на полях боев и питаешься падалью, коршун? Все так же лебезишь перед своим проклятым островом в обмен на подачки с барского стола? Надеешься на то, что хозяйская рука приголубит? — насмешничала она.

— При такой мордашке как у тебя, детка, тебе не помешало б немного ума, — не скрывая ненависти, жарко прошептал он, наклоняясь к самому её уху. — Или ты злишься, оттого что давно ни с кем не спала? Исправим?

— Иди в Тьму. А еще лучше иди в свой Харр, который стократ горше Тьмы!

— Какая злость! А ведь когда-то ты сама была готова руки целовать, за то чтобы хозяйская рука немного тебя приголубила. И с удовольствием эти ласки принимала, детка. Но можешь не сверкать на меня своими глазками. Я пришел только затем чтобы поздороваться. Давно ведь не виделись. Но теперь мы встретились и очень долго будем рядом. Общее дело. Как в старые добрые деньки. Ты рада?

— Иди в Тьму, белый выродок, — она почти плевалась этим словом, зная что именно оно способно доставить ему боль. Одно из немногих слов, которые Корнелий так и не научился сносить равнодушно. — Мне плевать, что ты делаешь здесь, но я уеду отсюда при первой же возможности. Понял самоуверенный сукин сын?

Его лицо выражало ненависть и веселье, почти умиление. Харранец резко отпустил Велари и галантно поклонившись, поднял с досок шляпу, подавая ей со словами:

— Нет, дорогуша. Судьбе угодно чтобы мы уехали вместе. После гибели того предателя, мне поручено заняться вашим Драконом. И если всего час назад я сомневался в том, что поступил правильно, согласившись, то теперь я уверен. От нашего маленького путешествия я получу непередаваемое удовольствие. Я очень соскучился по тебе, детка.

Она вырвала шляпу из протянутой руки и скрипнула зубами.

— С каких пор ты работаешь на Эйстерлина? Сменил хозяина? В это я не верю.

— На Эйстерлина? — в тон ей ответил альбинос, криво усмехнувшись. — Ты никогда не обращала внимание, Велари Ассимур, что только королей и слуг в приличном обществе постоянно называют по именам? Видимо это две крайние ступени общественной лестницы. Но ты права я не меняю хозяина. И тебе, раз уж мы снова встретились, не позволю. Понимаешь меня, Велари... Ассимур.

— Иди в Тьму, — в третий раз повторила она. — Я тебе никогда не принадлежала. И можешь оставить себе все свое.

— Посмотрим.

Глава 14

'Вообще же, если серьезно оценить весь опыт борьбы Темных

Властелинов с их светлыми противниками то наиболее опасным врагом

для любого представителя нашего цеха всегда являлась — кроме шуток — случайность.

Побери меня Тьма, если я вру. Везение испокон веков играет против Нас.

Пока Вы создаете свои армии, Вам особенно ничего не угрожает, но стоит

осесть...начинается. То древнее зло пробудиться и начнет взимать

с Вас проценты. То герои нароют Священный Артефакт____

(сами представьте какой). То у Вас все солдаты разом станут косорукими.

Полный список особо гадких примеров вражеского везения смотрите в приложении 5.

В общем, даже если Вы учтете все советы моего трактата Вам все равно

не избежать глупых случайностей. Кстати на этот случай в конце предусмотрены

несколько страниц под Ваши собственные примечания. Если успеете

записать, чтоб потомки на всякий случай учли...'

Темный Властелин Грай 'Дракон' Триградский

'Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом' (рукопись)

— Пришел в себя, — констатировал низкий с хрипотцой голос, подтверждая свою догадку сильными хлопками по щекам. Ясное дело не по своим. Тольяр мысленно досчитал до пяти и открыл глаза, чувствуя как ломит в затылке, а к горлу подступает дурнота. Картина, открывшаяся взгляду была настолько паскудной, что парень предпочел тут же зажмуриться. Небритая рожа, щерящая свои желтые зубы в чем-то напоминающем приветственный оскал. Стягивающая соломенные волосы на лбу зеленая повязка была откровенно замусоленной. Но хуже всего выглядели глаза. Зеркальные омуты, отражающие сбитое в кровь лицо. Особенно гадко они выглядели для второго Тольярова глаза. Пустые впадины, покрытые серой коркой коросты.

— Что голубь, плохо? — участливо поинтересовался зеркальноглазый. — Качает? Тошнит? Руки затекли? Терпи. Уже не долго осталось.

— Мы куда-то едем? — теперь Тольяр сообразил, что укачивает его не только из-за падения с лошади. Они были в повозке.

— Едем-едем, — зеркальноглазый сел и с удовольствием вытянул ноги. — Приехали почти. Ты глаза-то закрытыми не держи. Не поможет.

— Помогает, — возразил Тольяр, украдкой пытаясь нащупать пальцами стянувшие запястья узлы.

— На совесть вязали, можешь не волноваться, — беззлобно заверил его собеседник. — Ты приятель, не нервничай. Самое большее, что мы с тобой сделаем, так это шкуру спустим. Если придется.

— Вот спасибо, — тошнота от качки вызывала нездоровое томление в груди. То самое что бывает перед спазмами рвоты.

— Дыши, — посоветовал зеркальноглазый и обратился к кому-то кого Тольяр пока не видел: — Крыс, ты б подал нашему другу водички. Вишь как ему плохо.

Тольяр осторожно открыл один глаз.

— Плохо? — с нескрываемой ненавистью переспросил, сидящий на краю повозки силуэт. — Да он Палю и Сивого пришил! А ты с ним панькаешься, может еще фазанов ему подать?

— Скажу — подашь, — усмехнулся зеркальноглазый. — Ты б, Крыс, поменьше задавался вопросами тебя не касающимися. Оно ведь вредно для пищеварения. В том смысле, что пищеварение твое может запросто прекратиться. Пресечься вместе с дыханием.

Крыс неохотно встал и, сняв с пояса бурдюк, придвинулся к лежащему на животе Тольяру. Ткнул горлышко под самый нос и не удержался от зубовного скрежета пока парень пил.

— Как тебя зовут? — спросил, напившись Тольяр, глубоко вздохнув ртом. Зеркальноглазый кажется, немного удивился:

— Баллардо.

— Спасибо, Баллардо. Что дальше?

— А дальше... — телега, конвульсивно дернувшись, встала. Крыс, словив взгляд старшего перемахнув бортик куда-то помчался. — Мы приехали. Сейчас тебя будут спрашивать, а ты станешь отвечать. Перед тем как врать или злить того, кто будет спрашивать помни, пожалуйста, что тебя охраняют четыре человека. Эта четверка в простонародье именуется Крысами. Знаешь кто они?

— Грабители, мародеры, убийцы, разбойники.

— И еще насильники время от времени, — подхватил Баллардо. — То есть личности очень проблемные и весьма неуравновешенные. По своему даже сентиментальные. Так вот — ты, не подумавши, убил до смерти двух их товарищей. Наверное, любимых все той же сентиментальною братскою любовью. Как только ты начнешь крутить носом и строить из себя девочку, ты сразу перестанешь быть интересен нам. Мы просто развернемся и уедем. А Крысы останутся. Разумеешь?

— Еще бы, — невыразительно булькнул Тольяр.

В этот момент ему в голову пришло, что весь этот его потасканный неопрятный облик бывалого грабителя совершенно не вяжется с грамотной речью интеллектуала. Из чего выходило, что тип еще опасней, чем кажется — рубака с мозгами всегда опасней.

— Что-то ты не весел, голубь. Зря. Надо жизненные трудности с радостной улыбочкой воспринимать, — зеркальноглазый подал пример. Заметил состояние парня и встревожено спросил: — Совсем худо?

— Ага... — ответил Тольяр и скорчился в сильнейшем рвотном спазме. Баллардо едва успел отскочить, почти не запачкав башмаков. Помолчал, глядя на содрогающегося парня, извергающего на дно телеги свой обед.

— Телега тоже принадлежит Крысам. Имей это в виду.

— Я понял. Уже не впервой.

Тут их разговор прервался — подскочил взъерошенный Крыс, вцепившийся пальцами в доски:

— Едет!

— Ну, раз так то выгружайте хлопца.

— Подаааааайте на пропитание! Подаааайте на пропитание!

В моей жизни за последнее время произошло множество перемен. Нежеланных и негаданных. Меня предавали и унижали. Меня били и игнорировали. Подумать только. Меня! Носившего имя Великого Дракона Триградья.

Сегодня я уже почти привык к обращению 'мастер Грай'. Даже сопровождающие меня Драконьи Призраки — люди верные до последнего вздоха — на людях все чаще обращаются ко мне так. Пафосное 'Великий Дракон' кануло в лету.

Вместе с ним исчезли моя сытая уверенность в себе и вера в безукоризненное исполнение всех замыслов. Каждый день бросает вызовы — мне приходится думать не только о себе, но и обо все тех же Призраках.

А еще... нет, это положительно невозможно! С одной стороны надрывается этот грязный нищий оборванец, с другой...

Жуууух. Жууууууух.

— Что это ты делаешь? — спросил я у неброско одетого паренька, который с остервенелым упорством пытался нанести орнамент на деревянный брус. Вернее это он так считал. — Не говори. Я уже и сам понял. Ты издеваешься.

— Вы о чем?!

— Кто так делает?

Моё сердце тонкого ценителя древесных дел обливалась кровью, глядя на корявое безобразие выходящее из рук пацана. Он же, не ожидавший обращения от совершенно незнакомого человека, сперва оторопел. Потом в ответ попытался огрызнуться:

— Если такой умный сам попробуй!

— Легко, — ответил я, определившись, что если не дождусь посыльного от Оплеталы то хоть потешу сердце своей излюбленной забавой. — Дай сюда, неумеха!

Отняв инструмент у вконец опустившего руки парня, я оглядел результат возни и пренебрежительно хмыкнул. Ну да, ну еще бы. Заготовка испорчена. С одной стороны точно. Ладно, есть ведь и другая. Перевернув неудачливым изображением полевых цветов вниз, я с удовольствием примерился к бруску.

— Смотри сюда. Вот так надо, — руки привычно начали стесывать, срезая тонкие дужки стружки. — Не прямыми, а косыми. И нежнее.

Давно не бравшись за это развлечение, я с удивлением понял, что долгий перерыв где-то даже пошел мне на пользу. По крайней мере, в руках неожиданно появилась зудящая легкость, ускоряющая движения.

— Подааааайте на пропитание! — снова подал голос нищий. Эта прохиндейская скотина уселась возле городской стены почти час назад и теперь дерет горло. Судя по равнодушно гуляющей мимо страже, положенную мзду замарашка уже успел сунуть. Ох уж это взяточничество. Казалось бы, город, который находится на границе между Эрцом и Триградьем и должен впитывать в себя больше культуры Эрца.

— Э-э, я понял, мастер. Можно я продолжу? — уже с куда большим почтением попросил пацан. Ага, сейчас!

— Подожди. Если уж взялся делать что-то сам, делай до конца. Или не берись совсем, — увлеченно обтесывая, отмахнулся я, поделившись житейской мудростью.

На глазах у подмастерья столяра или кем там был этот парень, в моих руках рождался не просто узор. Я создавал вытканное на гладкой древесине полотно. Барельеф. Достойное занятие покуда Призраки заняты поиском средств к дальнейшему существованию.

— Вот так вот, — пробормотал я, подув на вышедшее из рук изделие. — Учись, простенько конечно, но на скорую руку сойдет.

— Эт-то что еще такое?! — из лавки рядом вышел сухопарый загорелый резчик. Отдавший нерадивому ученику простенькое задание он появился, чтобы посмотреть на исполнение. И что же он увидел? Незнакомого мужика с мрачновато-небритым лицом и испещренной резьбой дощечкой.

Я молча протянул ту резчику, демонстрируя свой скромный труд. Резчик рефлекторно взял. Быстро глянул. И у него при одном лишь взгляде на изображение удивленно вытянулось лицо. Ну да, многого я сделать, просто не успел. Так очертания.

Резчик недоверчиво прощупал узор пальцами. Оглядел со всех сторон, неопределенно цокнув языком. Его ученик, уже изготовившись к брани, обиженно вякнул:

— Мастер Энкель, я как раз делал эдельвейс, когда этот господин...

— У кого вы учились? — вертя в руках брусок, с уважением спросил резчик, не обращая на парня никакого внимания. — Оч-чень интересная манера. Дайте-ка подумать Бварвин из Грейбриса? Похоже. Или Достамар из местечка Квирр? Нет? Странно, глядя на исполнение, я мог бы... та же привычка быстрого 'набора', ну вы понимаете. Пожалуй, это Лесосвет из Полумьяного. Чувствуется мастерство. Что нет?

Он взглянул мне в глаза, усиленно вспоминая. Никогда не думал, что похвала обычного ремесленника будет приятна мне, Властелину! Не от того ли, что она была искренней.

— Вы ошибаетесь, мастер Энкель. Меня никто не учил. Это следствие детских увлечений.

— Самоучка? — еще сильнее удивился резчик. — Невероятно, — он бросил еще один взгляд на узор. — У вас талант! Кстати как вас зовут?

— Эээ, Грай. Мастер Грай.

— Замечательные способности, мастер Грай. Вам бы немного отшлифовать кое-какие моменты и... ну и характер резьбы сделать другой.

Он улыбнулся, добавив:

— Уж чересчур все... гротескно.

Я недоуменно посмотрел на очертания огромного дракона сжигающего в пламени несколько человеческих фигурок. У одной — чья голова по замыслу еще не была поглощена огнем — была пышная борода и впечатляющий ястребиный нос.

— Нормально, по-моему.

— Паааааадааааааайте на прааааапиииитаааааниииие! — на новый лад завел свою отвратительную песенку попрошайка, прицепившись к какому-то умудренному жизнью старцу с лицом мудреца. Мудрец ответил вздорной бранью, продемонстрировав окружающим замечательную мудрость житейского характера.

— О, этот стиль чересчур помпезный, — с видом взрослого что-то втолковывающего малышу принялся пояснять мне резчик. — Ну, где вы сейчас встретите горожанина, который пожелает украшать свой дом такими вот мрачными поделками? А этот глупый дракон!

Я тупо уставился на драконью морду.

— Нормальная драконья физиономия.

— Вы видели драконов? — с веселой подначкой установил резчик, помахивая брусом.

— Сам был, — скромно признался я.

— Ха-а-ха-ха! Шутите? Ну так вот — дракон сейчас уже не интересен. Тогда уж лучше под заказ голых баб резать на шкафах. Некоторые платят за такое вот искусство более чем достаточно. Сами ведь понимаете особенности времени — женскую задницу многим видеть интереснее, чем драконью морду.

— Да вы что? — неприятно поразился я известной истине.

— А то, как же. Вы, судя по неопытности в области гм... репертуара, не ремесленник в полном смысле слова. Чем-то занимаетесь?

— Охочусь за всемогуществом, знаете ли, — я решил, что врать такому милому человеку не стоит. Тем более что подслушивать здесь вроде некому. Да и кто станет подслушивать в этом раздолбайском приграничном городке, где даже шпионы наверняка не знают, кому служат.

— Маги есть зло и скверна! То, что они лишились сил кара небесная! — неподалеку от нас, видимо на соседней улице шумел, надрываясь, проповедник какой-то новой религии. — Велика их гордыня! Не хотят они смириться с уготованной участью и строят козни простым людям! Слушайте все! В городах и весях, в деревнях и на погостах маги сеют лихо! Они приносят в жертву детей и пьют кровь, надеясь вернуть себе могущество!

— Что там такое? — удивился я, обратив внимание, что некоторые горожане, услышав патетические возгласы, сворачивают на звуки голоса. Резчик зевнул:

— Какая-то из новых религий. Будоражат народ, поднимают против магов. Говорят, маги тайком убивают людей, приносят в жертву. Вроде бы уже в нескольких городах случались стычки.

— Ясно, — ничего удивительного для себя я не услышал. — Люди-то как реагируют?

— По-разному, — резчик посерьезнел. — У нас на прошлой седмице двоих ребятишек лет пяти в колодце утопили. Кто это мог сделать?

— Да кто угодно.

Мастер многозначительно хмыкнул:

— Вот именно. А маги... ну да ладно, — он почему-то не захотел продолжать и вернулся к старой теме. — Стало быть, вы мастер Грай, наверное, поэт или менестрель. Сказки, песни?

— Где-то так.

Энкель щелкнул пальцами и взял меня за руку:

— Вы ведь, поди, утомились здесь стоять на мои вопросы отвечать. Как бы вы отнеслись к приглашению скромного ремесленника разделить трапезу? Поговорить о тонкостях вашего увлечения?

Согласиться? Послушать про особенности резьбы, полюбоваться работами этого Энкеля, заодно расширить познания в области репертуара. Предложение неплохое.

И тут я увидел, как в начале улицы мелькнули знакомые лица. Взял ремесленника за плечо и с самой большой благодарностью в голосе, на которую только был способен, принялся объяснить:

— С огромным удовольствием, мастер Энкель, я бы принял ваше предложение. Вы хороший человек. Мне, в самом деле, интересно узнать побольше о ремесле, которым я занимаюсь скорее из любопытства. Особенно меня занимают вопросы канонического изображения гротескных персонажей — здесь как вы, верно, заметили, есть отпечаток моей профессии. Дело в том, что как раз в эту минуту сюда направляются мои спутники. Они где-то полчаса назад наведались к местному барахольщику по прозвищу Дукат — за страсть к этой денежной единице. Однажды я проявил неслыханную щедрость и занял Дукату и еще трем десяткам подобных ему ловкачей большую сумму денег на аферу. Смысл этой аферы пусть останется между ними и мной, но так уж вышло, что долг у Дуката я в свое время забирать не стал. Деньги должны работать. Сейчас мне деньги нужны. Но в связи с тем, что Дукат жадный сквалыга и всегда норовил уйти от кредиторов я могу предсказать, что моим спутникам пришлось разгромить его лавку лицами его охранников. Возможно, даже сломать ему пальцы на левой руке. Он левша. А еще у него по слухам половина этого городка с ладошки ест. И он вполне может в духе собственного подлого характера натравить на нас своих прихлебателей. Начиная от стражи и заканчивая старьевщиками. А это значит, что я вынужден отклонить ваше щедрое предложение. Но замечу, что если мы встретимся в более спокойной обстановке я с удовольствием с вами выпью.

— Подаааайте на пропитание! — исчезнувший с глаз долой попрошайка снова напомнил о своем присутствии где-то поблизости.

Оставив позади растерявшихся мастера и ученика я с независимым видом пошел прочь, не оглядываясь. Быстро. Драконьи Призраки, тем временем лавируя в людском потоке и обходя лужи помоев, приближались. Вперед, как диктовала нескончаемая толпа прущего в поисках удовлетворения инстинктов народу, я не пошел. Проигнорировал манящую в душной атмосфере прохладу проулка — свернул направо. Возле утлой деревянной будки с заколоченными дверьми при стене, за которой сейчас, сжавшись в грязный комок, прятался нищий, я остановился. Городская стена в этом месте удивительно сильно воняла мочой. Поискал мелочь, но к своему удивлению нашел только полновесный золотой за подкладкой. Забыл про него.

При виде вожделенного блеска глаза нищего увеличились раза в два, а рот открылся готовый породить оглушительный рев борющегося за добычу леопарда.

— Не разменяешь? — спросил я. — Подкопил мелочишки за день?

Глаза нищего превратились в две щелочки, и он дрожащим фальцетом выдал:

— Подааайте бедному калеке.

— Знаешь, что тебя выдало? Переигрываешь больно. И глаза чистые. Нет в них вселенской скорби. Дальше будешь притворяться или поговорим?

— Я ждал пока вы изволите обратить на меня внимание, — с достоинством которое было бы сложно заподозрить в пропойце и кабацкой голи пояснил нищий. — Не я один, между прочим. С утра за вами таскаюсь, и успел кое-кого заприметить.

— Хм. Очень интересно. Кого?

— Это не входит в стоимость моих услуг, — хитро улыбнулся нищий.

— Золотого хватит?

— Разве только на пару предположений.

Я без сожалений 'скормил' последний золотой бродяге, предварительно оглянувшись. Призраки прошли в пяти шагах под аркой превращающей улицу в длинную извилистую змею. Меня они, как и положено 'не заметили'. Я тоже 'не заметил' увесистой сумки на плече Малена.

— Пасут вас, Великий Дракон. Пасут, как я понял давно. Скользкие типы. И много, что достаточно тревожно. Из тех, что чаще всего вокруг вас ошивается, могу вам смело назвать сапожника, с которым вы сегодня лбами столкнулись. Сейчас вас тоже ждут. Но ждут, думая, что вы отошли отлить, — бродяга рассказывал это, занимаясь самым естественным для себя занятием. Ловлей блох на грязной одежде.

Я вспомнил самого обычного неуклюжего выпившего мужика наступившего мне на ногу и получившего заслуженный пинок, но нисколько не обидевшегося. Как назло вспомнилось все — манеры, голос, одежда. Но не лицо.

— Ладно. Что-то еще?

— Золото ваше, — бродяга взял монету на ладонь и сделал хитрый жест, окончившийся исчезновением дуката. — Кончилось, золотишко. Еще подкинете?

— Извини.

— Извините и вы. Теперь о деле, — попрошайка украдкой огляделся по сторонам. Единственными подозреваемыми в этом закутке, находящемся в пяти шагах от оживленного скопления людей были воробьи. — Оплетала передает привет. И тоже просит извинения. За вами уже приходила одна молодая особа, по имени Велари. Она намекала на покровительство Эйстерлина. Ему пришлось вас выдать.

— Вот как? — я постарался не давать воли эмоциям. — Просит извинения, подставив под нож?

— На сей счет Оплетала просил передать, что вы первый нарушили уговор. Он предупреждал — никакой большой политики. Вы не послушали — теперь у него хватает своих проблем.

— Большая политика? — я скривился. — Что за манеры. Я просил найти двух женщин, причем здесь политика?

Нищий ухмыльнулся.

— Там где женщина всегда есть политика. По поводу женщины по имени Гвини ничего не известно.

— Отлично. Даже и не сомневался.

— Зато, — не смутившись, продолжил проходимец, засучив по грязи босыми ногами. — Нашлась другая женщина. Красивая и опасная. Обольстительная и таинственная. Очень разная. В самых разных местах встречалась она самым разным людям. Разная настолько, что можно было бы подумать — речь идет о разных женщинах. Но у неё всегда два одинаковых атрибута. Предметы гордости надо полагать. Золотые глаза, — я скрыл дрожь, давя в себе эмоции, просыпающиеся при одном лишь упоминании о таких знакомых глазах необычайного цвета. Нищий, видно почувствовав что-то, немного помолчал, давая мне прийти в себя. — И имя. Её имя...

— ... Ива Блаженова, — надменно представилась приятная девушка, окидывая наметанным взглядом пошатывающегося Тольяра. Парню взгляд не понравился совершенно. Уж больно часто он видел такое выражение глаз у поистине гнусных созданий. Так оценивающе смотрят только опытные работорговцы, прикидывая, сколько можно выручить за эту добычу. Или того хуже — сколько добыча протянет на... скажем, каменоломне. Отвратительно. Особенно когда твои руки находятся за спиной связанные крепкой веревкой.

А в затылок смрадно дышит ненавидящий тебя лично бандит, любовно тискающий свой буздыган. А сбоку маячит, сочувственно улыбаясь некий Баллардо. Тип, про которого, как подсказывает не ко времени острая память, уже доводилось слышать. И слышать только плохое. Бандит, проходимец, сущий висельник. Эпитеты вполне подходящие, хотя и не такие уж редкие. Но к Баллардо были применимы еще два слова, выделяющие его из безликой, но вполне омерзительной армии ему подобных. Меч Саламата. Выдающийся слуга не менее выдающегося хозяина.

И присутствие здесь на поляне хвойного леса этой особы свидетельствовало о том, что сам того не ведая, Тольяр недавно расставшийся с одним Темным Властелином перебежал дорогу другому. Во многих смыслах другому. У Саламата было куда меньше пафоса и пиетета перед людьми — казнил он пореже того же Дракона. Люди для него были обычным расходным материалом.

— Ты, стало быть, и есть, добрый молодец, что так не вовремя полез удаль показывать?

— Ага... добрый...я, — согласился щурясь от огня факелов Тольяр. Девица с сомнением крутила локон черных волос на пальце.

— Зовут тебя, Тольяр.

— Да... госпожа, — он сделал усилие над собой и одними губами прошептал имя: — Гвини.

Баллардо насмешливо поглядел на девушку, выразительно выгнув бровь. Впрочем, стоило ей мельком оглянуться, как на лице зеркальноглазого снова было выражение невозмутимости.

— Знаешь меня? — голос которым это было сказано не оставил у Тольяра сомнений. Он в очередной раз сделал большую глупость. — Откуда ты знаешь это имя?

— Вы изменились. Но у меня хорошая память на голоса. И глаза.

— Постой-ка, — она потерла лоб, вспоминая. — Это... это ведь ты принес кольцо Граю? Ведь ты, да?

Он подтвердил кивком век.

— Неожиданная встреча, — признала девушка, совершенно по-новому взглянув на связанного парня. — Но я все больше утверждаюсь в мысли, что не случайная. Итак, ты намеренно помешал этим милым господам побеседовать с Гуно Весельчаком. После чего пытался удрать, чинил всяческие препоны и даже убил пару не причинивших тебе никакого ущерба. На редкость непродуманное поведение.

— Полностью согласен. Знал бы, трижды подумал, прежде чем связываться...

— Ах, оставь это лживое раскаянье. Знал бы, не знал бы. Меня сейчас интересуют не твои душевные терзания, отнюдь, — Ива-Гвини подступилась к нему, вплотную опаляя блеском своих нечеловеческих глаз. — Только одна вещь способна сейчас сохранить тебе жизнь, добрый молодец. Один правдивый и честный ответ.

Баллардо достал из-за пояса нож и, отломав у молодой елки лапу, принялся состругивать зеленые иголки. Ему очевидно совсем не интересно было, что же ответит Тольяр. Крыс за спиной, напротив аж подобрался — парню показалось, что он слышит, как разбойник мысленно просит дать хоть один повод для вмешательства.

По вечернему небу пролетела стайка соек. Наверное, поблизости было болото, ибо во всю квакали лягушки. Слышался стрекот цикад и сверчков.

— Где сейчас Гуно Весельчак. Куда он подевался? — Ива шарила глазами по распухшему от синяков лицу Тольяра, то и дело норовящему опустится на грудь. Рука с тонкими ухоженными пальцами взяла его за волосы и откинула голову назад. — Скажи где Гуно и я отпущу тебя. Поверь, мой дорогой собрат, только так у тебя есть шанс спастись. Я вообще убиваю очень неохотно. Особенно почти родственников. Ты ведь тоже не совсем человек?

Баллардо методично превращал ветку в колышек. Крытая телега с запряженной тройкой лошадей перегораживала большую часть обзора. На козлах сидел мужчина с расчесанной в две косы рудой бородой и мясистым носом. Он с аппетитом жевал добытую из-за пазухи грушу.

— Думаю, ты не отпустишь меня, почти родственница. И дело вовсе не в твоем ко мне отношении. Все ты врешь. Да я не совсем человек, но рожден таким... а ты и твой дружок с серебристыми плошками вместо глаз... вы из другого теста. Сами перестали быть людьми. Потому что в душе никогда ими не были.

Говоря, он ждал, что сейчас получит пощечину или удар, но Ива даже не смутилась от такой откровенной речи. Баллардо хохотнул, качнув головой. Гвини только улыбнулась, оценив попытку:

— Какой ты беспечный, добрый молодец. Тебе обязательно нужно попытаться достать, спровоцировать, вынудить? Это твое любимое занятие? Развлекаешься, проверяя, убьют тебя в этот раз или только поколотят? Но глазастый, этого не отнять — интересно узнать, какой ты видишь меня этим своим чудесным глазиком? Что тебе открывается?

— Достаточно много... мерзкого, — глаза закрывались, но Тольяр упорно держал их открытыми, хотя все расплывалось перед взором. — И в тебе и в нем. Вы сами пошли... под нож мясника. Не хотелось быть людьми? Слишком высокого мнения о себе? Смертоносности хотелось? Безупречности? Поздравляю... вы смертоносные и безупречные. Нелюди.

— Восхитительно, — проворковала Ива, потрепав его второй рукой по щеке и не забыв вытереть ладонь о запятнанную кровью рубаху. — Такая необычайная шутка этого мира. Нечеловеческий ублюдок рассуждающий о человечности. Причем вот так сразу вдруг. В ситуации, которая подобных разговоров не предусматривает в принципе! Я в восхищении. Но поверь, сейчас ты своей догадливостью себе нисколько не помогаешь. Напротив. Можешь представить себе со всей изворотливостью фантазии, что тебя ожидает в скором времени?

— Догадываюсь. Но, к сожалению, не знаю, где Гуно. Я бы сказал, что вмешался совершенно случайно, но вы не поверите.

— Почему не поверю? — она поддернула плечиком. — Ты только что разразился короткой, но трогающей мою романтичную душу речью о человечности. Надо думать тебе просто не хотелось видеть, как десяток нападает на одного. Ты ведь так благороден в своих порывах — прямо-таки герой легенд. Просто душка, я млею.

— Да хоть блей, я ничего не знаю про Весельчака.

— Хамишь? — подведенные тенями глаза многообещающе изогнулись. — Вот так запросто хамишь бедной девушке? Видно все же у тебя есть определенные проблемы с воображением. Неудивительно — мужчины вообще народ немного тупой. Какие-то общие родовые корни с баранами просматриваются.

— Будете резать?

— Не мели ерунды, — она пренебрежительно отмахнулась, к явному сожалению Крыса. — Такого как ты? Возможно единственного в своем роде? Я лучше отдам тебя одному близкому мне человеку. И вы с ним побеседуете о человечности.

— Это ты о нем? — в затылок впились две раскаленные иглы, но Тольяр все же кивнул на Баллардо.

— Из глупостей ты бросаешься в банальности. Нет, конечно. Если тебе интересно то человек, которому я тебя отдам...

... Итак, Саламат оказался намного дальновиднее меня. Это ж надо было исхитриться подсунуть мне в постель собственную сестру!

Это ж надо было мне быть таким идиотом! Почему я ничего не проверил? Почему мне никто ничего не сказал! Тот же Саламандра со своими магами — эта Гвини ведь не человек. Тогда кто она? Оборотень? Женщина способная к изменению внешности. Игрушка Саламата? Скорее всего, да. Творение вышедшее из его рук — он еще более безумная сволочь, чем я даже предполагал.

Я, кивнув, прошел мимо стойки, за которой сидел, с удовольствием уплетающий квашеную капусту, мужик с торчащими из-за ушей островками волос на лысой голове. Содержатель постоялого двора 'У Кота-обжоры' был занят проверкой кулинарных возможностей своего кухаря. Хотя вечер был в самом разгаре, в зале сидело не больше восьми человек.

В голове медленно с жалобным и явно неохотным скрипом вставали на свои места детальки чужого замысла. Подумать не мог, что вокруг меня крутится столько чужих интересов. Саламат, очумевшая за века жизни баба-богиня, своих предателей хоть лопатой выметай. Ну что за сволочи! Почему стоило мне согласиться с общественной молвой, называвшей меня Темным Властелином под моим крылом тут же собралась разношерстая компашка живодеров-предателей норовящих перегрызть глотку друг другу или подсидеть меня! Мне следовало тщательнее проводить набор помощников — хоть турнир объявляй!

Как ни странно, но мысль о турнире на лучшую куртизанку Темного Властелина, или лучшего планировщика гадостей немного подняла мне настроение.

Похоже, что Саламат с самого начала был связан с Астис. Подсунув мне Гвини, они ждали... Тьма ничего не получается! Все вопросы упираются в то, почему именно я? Да и откуда она могла знать о моем замысле с кольцом — мало ли зачем оно мне понадобилось. Может на полочку положить. Что-то не так. Не сходиться. Как и с подброшенным мне плащом. Или плащ это все же был подарочком от острова Харр?

Почти поднявшись на третий этаж по изогнутым, местами прогнившим ступенькам я вдруг услышал внизу какой-то шум. Хлопнула входная дверь, послышались голоса. Деловые голоса. Что-то сказал трактирщик. Шаги на лестнице внизу, перемешались с испуганным возгласом и гулким шумом переворачиваемого стола. Эхом отозвались взволнованные голоса.

Дальше я ждать не стал. Бросился наверх, оттолкнул с дороги зазевавшегося служку, взлетел на этаж. В коридоре расположились трое стражников с ног до головы увешанных оружием. Вечерняя проверка? У меня ёкнуло сердце. Но в следующий миг, поймав бдительный взгляд из-под козырька шлема и поняв, что если побегу, то за мной погоняться в силу привычки — я ринулся прямо к стражам порядка. Не раздумывая и не давая им этого делать.

— Там... там бандиты! Напали на трактирщика! — без лишнего труда изображая на лице испуг, завопил я, панически тыкая рукой в сторону лестниц. — Скорее! С оружием!

Уж не знаю, было ли у них оружие, но сыграть обычного горожанина у меня получилось на ура.

— Скорее, господа, они поднимаются сюда!

— Фальк, посмотри, что там еще такое, — резко приказал стоящий посередине прохода стражник. Напарник быстро направился в указанном направлении. Смерив меня взглядом, стражник спросил:

— Вы кто такой?

— Здешний постоялец. Глава союза процентщиков, — я ляпнул первое, что на ум пришло. Стражник немного нахмурился и положил руку в кольчужной перчатке на оголовье меча.

— Как ваше имя?

Похоже, я ошибся, и Дукат разобрался со своими переломами намного быстрее, чем ожидалось.

— Гацборн Иеремейскай, — презрительно процедил я. — В свою очередь хочу знать с кем имею честь?

Спина прямая, осанка гордая, взгляд в глаза. Большой палец оттягивает пояс, одна нога чуть вперед. Голос уверенный, исполненный солидности.

Разительная перемена в манере держаться слегка сбила простых парней с толку. Но оба, как выяснилось, сами были тертыми сухарями и не единожды вступали в перепалку с начальственными особами.

— Облан. Начальствующий звена. Где вы живете, господин Гацборн?

— Здесь остановился, — легкомысленно бросил я. — На пару дней, а что я разве не имею таких прав?

Стражники переглянулись. Облан вежливо заверил:

— Обо что вы, что вы. Конечно, господин Гайборн Иеремайскай имеет такое право. Господин, вне всякого сомнения, может останавливаться где угодно.

Еще пара таких двусмысленностей и мне не останется ничего кроме как двинуть стражника в морду и бросится к комнате, молясь Тьме, чтобы охранники уже там находились. По-моему этот паршивец меня раскусил. Или этот хитрый взгляд обычный итог многолетней работы? Главное не выказывать своего мандража. Вон как стали — аккурат чтобы в случае чего...

— Но может, вы все-таки соизволите назвать нам в какой комнате вы остановились?

Тьма! Точно по мою душу. Я добродушно улыбнулся, про себя прикидывая, смогу ли сбить грузное тело с ног и открыл рот:

— Конечно, что здесь та... — на лестнице зазвучали громкие голоса. Потом их перекрыл короткий вопль стражника Фалька. Облан сразу потерял ко мне интерес, и едва не сбив меня самого своим широким плечом, ринулся вперед. За ним бросился уже выхвативший оружие напарник. Я же на негнущихся ногах прошел по коридору, поминая про себя Тьму, и стукнул в дверь. О том, что моя охрана, быть может, задержалась в городе, думать не хотелось.

Но сегодня Тьма вопреки всем моим потайным ожиданиям все же прислушалась. Дверь открыл Келоан, человек с вечно унылым и каким-то рыбьим лицом. Сейчас я был готов простить ему это выражение.

Мален восседал за столом, аккуратно отрезая от головки сыра тонкие пластинки и отправляя их в рот. Полное расслабленное умиротворение. Под столом я разглядел ту самую сумку.

Реваз вполне естественно дремал на лежаке. До той поры пока я не вошел в комнату. Глава Драконьих Призраков, уже щегольнув воинской выправкой, ждал указаний.

— Внизу какие-то хамы, настроенные недружелюбно. Дукатовы стражники уже с ними общаются. И еще за нами следят люди Наместника.

Меньше десяти секунд понадобилось Призраку, чтобы выдать мне ответ. Неожиданный.

— Выходить обратно бессмысленно. В любом случае придется прорубаться через общий зал, — он бросил взгляд на окно. Я тоже. И не преминул удивиться. Грязная и тягучая городская ночь отступила перед рыжим заревом.

— Что там такое? — мы с Ревазом одновременно бросились к окну, выглядывая наружу. Тьма побери! Нам в глаза ударило пламя многочисленных факелов. По похожей на канаву улице решительно двигалась толпа горожан.

— Крооовь! На их руках кроооовь! — кликушествовал кто-то. — Убийцыыы!

Среди освещенных факелами лиц во главе потока я разглядел кричащего. Знакомый голос — проповедник, что еще несколько часов назад раззадоривал людей на борьбу с магами.

Мы с Ревазом переглянулись. И тут в дверь комнаты с размаху ударили.

— Быстро в окно! — скомандовал Реваз, пихая меня в плечо. Третий этаж. Высоковато! Нацелившись, я выбрался наружу, цепко держась за раму и ощупывая ногой карниз. Неширокий — ладони полторы, но и на том спасибо. В дверь ударили снова, теперь уже намного сильнее, сопровождая удар отборным сквернословием. Келоан с сумкой уже был в оконном проеме. За ним маячил Реваз, что-то быстро втолковывая меланхолично жующему сыр Малену. Какого... они телятся?

Я хотел, было озвучить свой вопрос, но ненароком глянул вниз на проплывающие под ногами головы и сглотнул слюну. Прыгать вниз? Как? На людей? Есть выход получше — на счастье карниз трактира шел до самого угла здания, заворачивая чуть повыше соединяющей кабак с соседним зданием арки. За аркой начинался темный переулок. Пластаясь руками по стене, я пополз в сторону арки. Сделав шага три обнаружив, как на карниз ловко впрыгивает Келоан, с сумкой за спиной. Подозреваю, что вес у неё был очень не маленький, но рыболицый Призрак двигался с поразительной легкостью.

— Уже четвертое дитя отправлено в бездну, колдунами! Мы честные граждане, больше не можем терпеть! — голос главного заводилы подхватывался другими, и речь лилась над головами, которые ни один из честных граждан поднять не удосужился.

Дверь сорвалась с одной петли, впуская внутрь плечистого молодца с шипастой дубиной в руке. Мален отправил в рот еще одну желтую соленую пластинку и молниеносно сменив, хват на ноже, отправил тот в полет, усиливая движение за счет кисти. Острие порвало вену на шее здоровяка и чуть покосившись, вошло в стену. Мален ловко подавшись назад, швырнул в панически зажимающего кровоточащую рану молодчика табурет и, крутнувшись, выпрыгнул в окно...

... Спускаясь по кирпичам на дрожащих руках, обдирая пальцы, я достаточно ловко спрыгнул на землю — пролетев почти два этажа и ничего себе не сломав, оказался в тени арки. Рядом со мной обиженно зазвенев монетами, приземлилась сумка. Следом по-звериному грациозно Келоан.

'Дукат сквалыга не мог расписку написать. Таскайся теперь с этим добром' — успел подумать я, поднимая глаза вверх. Реваз уже изготовился к прыжку, и в этот самый миг из окна нашей комнаты вылетело тело. Мален прыгнул, разворачиваясь спиной вперед и цепляясь пальцами за подоконник. Красиво, словно акробат. Прыжок наверняка отработанный не один раз. Отработанный до автоматизма. Получающийся даже на легком подпитии или с закрытыми глазами. Но только не с торчащим из загривка топором. Движение сломалось, и дернувшиеся руки безнадежно схватили воздух, а Призрак, извиваясь, рухнул с третьего этажа. Прямо в толпу.

Упал, повалив людей и вызвав подобие волны — натыкаясь друг на друга люди падали, наступали на ноги, барахтались на земле. Несколько факелов упали на мостовую и оказались придавлены грузом тел своих носителей. Пара человек завизжала, подхватывая крик друг друга. Человеческая змея, сделав еще сколько-то шагов, остановилась, подрагивая в некоем подобии мышечных спазмов.

Притаившись у канализационной решетки, мы тихо смотрели как пляшет, извиваясь в пламени факелов дух страха. Толкая друг друга и выпрыгивая на плечи впереди стоящих люди пытались получше рассмотреть мертвое тело Малена. Те же, кто видел его вблизи, молчали.

— Колдуныыыы! Человека убилиииии! — под звук этих воплей люди стали задирать головы наверх. На свою беду из окна выглянул кто-то из наших преследователей. И его заметили.

— Убийцыыыыы!

Сориентировавшись пылающий гневом народ, стал бросать камни в окна постоялого двора.

— Уходим, — тихо сказал Реваз, кладя руку мне на плечо. — Что бы здесь не случилось, это уже началось. Незачем смотреть. Сегодня ночью люди утопят свою человечность в крови тех, кому не повезет. Так же как не повезло Малену. Полная золота сумка в обмен на жизнь преданного слуги. Равноценный обмен?

— Везение это очень переменчивая штука. Как думаешь, детка? — посол острова Харр выглядел довольным. От него восседающего на черном как ночь коне с серебряной гривой просто веяло каким-то противоестественным сытым довольством. Как от уже вцепившегося в мышь кота, чуть приспустившего когти, чтобы дать жертве надежду вырваться.

Они стояли на высоком пригорке, наблюдая за извилистой дорогой ныряющей меж лесистых островков. Тракт соединял форт Драблаг и город Эктобар. Сам Эктобар был приграничным городом с более чем мирным Эрцом и нисколько не походил на аванпосты Царства. Именно от него сейчас по направлению к Драблагу двигался крупный отряд солдат. Определить кому на помощь спешили бойцы — Лису из Хёргэ или Эйстерлину из Грейбриса было весьма проблематично. Поэтому крохотный отряд из пяти человек, возглавляемый самим господином Корнелием Ассимуром, дальновидно не спешил показываться браво марширующим пехотинцам, с заброшенными за спины округлыми (по моде Эрца!) щитами, на глаза.

— Везение очень любит притворяться. Изменчивый идол, которому поклоняются слабые и больные умом.

Велари неоднозначно взглянула на беловолосого философа.

— Что-то ты стал больно разговорчив. Стареешь?

— К сожалению, нет, — ровно ответил альбинос, подставляя лицо набежавшему ветерку. — Просто вышло так, что из всей этой отряженной со мной шайки ты являешься наиболее приятной собеседницей. И пока они шарят по округе, выискивая нам обходной путь, было бы глупо молчать.

— Врешь, — убежденно заявила Велари, поглаживая мощную шею своего скакуна. — Врешь... белый ворон. Ты говоришь только когда хочешь сказать. Когда что-то преследуешь или выполняешь волю своего драгоценного Харр. Так как Харр вряд ли может интересоваться мной... слишком я хорошо знаю, какие желания ты можешь преследовать в моем отношении.

Ветру надоело играть с их волосами, и он поднялся выше, тревожа кроны деревьев. И хорошо. Слишком ощутим, был запах мужского пота рассеянный в нем. Во всяком случае, для девушки. Альбинос внезапно оглянулся и холодно поглядел на Велари:

— Слабо представляешь. Очень слабо. Ты очень мне дорога и поверь, наше предыдущее спонтанное расставание доставило мне немало неприятных переживаний. Некоторое время я даже думал, что ты так и не оправилась. Что течение тебя не вынесло, и река приняла твое прекрасное тело. Мне было очень больно. И сейчас видя тебя, я просто невообразимо рад. Наши отношения...

— Оставь себе, — Велари спустилась с коня, не желая продолжать разговор, и пошла прочь с пригорка. Но язвительно-сочувственный вопрос, ударил в спину не хуже молота:

— Вспомнила своего старого дружка? Удивительная верность для девушки так часто и пылко изменявшей его памяти. Несчастный...

— Заткни свою пасть, — Велари развернулась, будто ужаленная. От ярости в её голосе конь под альбиносом нервно затоптался. Седок напротив. Любезно улыбался, принимая все ярость как комплимент. — Не смей вспоминать его! Слышишь, ты! Ублюдок! Хозяйский пес, вся радость которого только в исполнении приказов. Ну как, разрешили тебе после стольких лет лизания пяток поставить свою убогую конуру на острове? Может, какая другая подачка досталась от тех чудовищ, что заправляют Харр? Ты же все с благодарностью примешь!

Общение двух старых знакомых проходило по каким-то одним им известным правилам. После этой тирады нарочито расслабленная поза Ассимура показалась бы неестественной даже для стороннего человека. А уж любезная улыбка и вовсе превратилась в гипсовый слепок.

'Достала. Я его достала. Как и он меня' — подумала, испытывая к собеседнику вспыхнувшую с новой силой ненависть Велари.

— Я всегда знал, что рано нам ставить точку. И думаю, наше путешествие...

— Когда мы прикончим Дракона оно окончиться. А если будешь распускать свой поганый язык оно закончиться еще раньше! — свирепо пообещала Велари.

— Не думаю, — мышцы лица, сведенные судорогой, постепенно отпускало и Корнелий малость повеселел. — Неужели бросишь все из-за одного меня? И сбежишь как в прошлый раз? Эйстерлин не поймет.

— С ним я как-нибудь договорюсь, — огрызнулась Велари, убирая лезущие в глаза пряди волос. Альбинос пожал плечами и снова вернулся к созерцанию уже порядочно отдалившегося по дороге воинства. За пехотой шли обозные, катились телеги. Сегодня нечего было даже и думать, чтобы пользоваться трактом. Все кто пренебрег данным правилом, уже кормили ворон. Глаз альбиноса отметил висящие на краях некоторых лесных скоплений тела.

— Не думаю, что получится. Наместник великолепен. Убийца. Двуногий зверь. Видела бы ты его лицо, когда тот парень бросился с ножом, — альбинос восхищенно цокнул языком, не обращая на девушку никакого внимания. — Спокойствие. Полное спокойствие. Он ведь был готов к смерти. Взаправду. Хищник. Но все это перестанет иметь значение очень скоро.

Он замолчал, любуясь природой. Надолго. Будто вообще забыв про существование Велари. Как делал всегда.

Солнце клонилось к закату, рождая удлиняющиеся тени.

— Почему? — не выдержала Велари, чувствуя, что идет на поводу. Альбинос молча улыбался, щуря глаза на свет. Нагло игнорируя вопрос.

— Зима скоро, — наконец сказал он.

— И что? — окончательно теряя терпение, спросила девушка. — Осень, зима, весна, лето.

— Нет, детка. Ты, кажется, не поняла. Определенно пребывание среди этих варваров не пошло тебе на пользу. А ведь все вокруг только и шепчет об этом. Весь окружающий мир. Близится зима. Последняя зима.

Сказанные простым будничным голосом слова поразили девушку как гром.

— Так вот почему... все эти твари. Дикии, баньши, ифриты. Вот почему они лезут...

— Главное впереди, детка. Я расскажу тебе, что произойдет дальше. Те, что проснуться с наступлением холодов уже не будут иметь ничего общего с безмозглыми бронированными чушками. Настоящие духи Смерти. Так назовут их закованные в лед рати защитники этой земли. Когда у этой земли еще будут защитники. А их останется не так много, учитывая запал этих самозваных князьков. Месяц. Самое большее два. И все кончится. Триградье. Острова. Царство. Их судьба уже предрешена. Метель. Смертная метель заметет города, и кровавый снег ляжет под железные ноги. Духи Смерти выметут эту глупую бессмысленную жизнь и укроют землю морозом на годы. Пока не наступит черед Обновления. Пора избранному народу разжечь новую жизнь в бесконечных белых полях. Маги очень вовремя лишились своих сил. Я не знаю, кого благодарить за этот подарок, но все случилось очень кстати.

Велари слушала его вдохновленную речь, видела, как высоко в небо поднимается белая рука, точно вестник описываемого ужаса. И не могла поверить своим ушам.

— Последняя зима. Пробуждение всей дремлющей мощи острова. Снятие всех печатей и запретов с вашего собственного оружия. Оживление десятков тысяч Окультов. Значит, правящие острова Харр действительно сошли с ума, — покачала она головой. — Вот зачем прислали тебя, белый ворон. Проконтролировать процесс?

— Не совсем. Я должен помочь самым талантливым покинуть заведомо гибельные места. Даже если они того сделать не захотят. На острове им все объяснят. Кроме того, я помогу Эйстерлину. Его царствие продержится столько, сколько он сумеет сам удержать. Они не падут от атак духов Смерти. Продержаться до самой кульминации — когда на острове Харр наконец откроет свои ворота Сад Пустоты. Смерть и Обновление.

— Смерть и Обновление, говоришь? — девушку начало трясти. Не от страха. От бешенства. — Вот зачем ты затеял этот разговор. Нравится мучить меня? Какой же ты... пес. Я уже слышала все эти ваши сказки. Избранная раса? Народ достойный вершить судьбу целого мира? Да вы все чокнутые — прикрываете своими зелеными полями и красотами гниль. Черную гниль порожденную собственными мозгами. Сад Пустоты... сердце острова Харр. Ледяное, мертвое сердце, которому вы в откуп приносите жертвы. Собственных мертвецов. Все недостойное. Если бы люди во всем мире узнали, чего стоит легендарный остров Харр они бы смели ваш порядок с лица земли. Особенно сейчас, когда ваш купол наверняка пал. Смерть и Обновление...

— Это естественный порядок вещей, — мягко подтвердил альбинос. — Не понимаю, что здесь такого необычайно отвратительного. Куда более природный порядок, чем тот, в котором детей продают магам на опыты. Чем тот, когда слабые гнут спины перед сильными, а сами готовы грызть еще более слабых. Это ли люди? Ничтожества, черные и черствые. Они сами готовы топтать все непонятное. Готовы сжигать талантливых себе в угоду, пируя на костях. Ты считаешь меня псом? Отлично. Меня часто так называют. Но многие из тех, кого я вывез против воли из этого кошмара, сами благодарят потом. Позже. Я не обижаюсь на ненависть, привык к ней. Потому что знаю, ради чего совершаю свои поступки. Кстати старшие волхвы культов Царства, несколько алхимиков в Балбараше, еще кое-кто знают о Саде Пустоты. Вот только те же волхвы его панически бояться, считая обителью Мракогляда. Почти как ты. Но он не жертвенник...

— Я прекрасно знаю, что это за место! — звенящим голосом перебила Велари. — Я все видела своими глазами. Я прекрасно знаю цену мощи Харр, его открытий... и его народа. Трупоеды и труподелы. А ваши бестии шляющиеся почти по всему миру?

— Велари, ну, сколько можно, — поморщился альбинос. — Ты споришь о несущественных вещах. Наш порядок веками доказывал свою эффективность. Мы не кланяемся богам. Мы не жертвуем людьми. Да и сама ты своими поступками поддерживаешь порядок. Убийство Великого Дракона это последний шажок к окончательному изменению мира. Кроме того, у него есть должок перед островом — жизнь одного нашего гражданина. Видишь? Ты помогаешь правосудию Харр и...

— Прежде чем продолжишь, — сказала, снова взбираясь в седло Велари. — Вспомни судьбу собственных покойных родителей, отправленных в Сад. Вспомни, как они пытались заботиться о тебе, но ведь закон Харр ясно гласит, что гениальные родители не обеспечат гениальных детей. Вспомни, что тебе пришлось пережить, прежде чем ты, повзрослев, приполз на коленях к куполу и просил взять тебя. Ты всю свою жизнь доказываешь собственную лучшесть, ощущая неполноценность. Всю жизнь показываешь Харр, которые для тебя мерило идеала, чего ты достоин. Пес. И ты ненавидишь. Ненавидишь всех и вся, скрываясь за умными словами. Ненавидишь своих умерших родителей за их гениальность, послужившую возможно причиной того, что ты таким родился. Ненавидишь их за свою собачью долю. Наверное, ты даже желал им участи стать нежитью. Ты ненавидишь меня за все пережитое. Ненавидишь за мои нынешние слова. Ненавидишь за то, что столько времени потратив, не сумел сломать меня и превратить в такую же, как сам. Мы с тобой оба нелюди. И ты, думая, что ненависть качество нелюдей охотно научил меня ненавидеть. Но ненавижу я только одного тебя. И твой людоедский порядок.

С этими словами девушка пришпорила коня и сорвавшись с места поскакала вниз по пригорку, туда где было назначено место для встречи их отряда. Не желая ничего слушать и вступать в споры.

Альбинос на нетерпеливо танцующем воронке слепо смотрел ей в след. Если бы Велари обернулась, то она обязательно сумела бы рассмотреть странный блеск в его глазах. Блеск, который с равным успехом можно было бы принять за безумие. И за слезы.

Прайнорк Лем известный среди знающего его люда под ёмким прозвищем Вилоус был занят созерцанием собственного сапога. Казалось, грязные пятна глины на носках заботят его куда больше чем торчащие из земли в полушаге оперенья стрел. Он единственный из своего окружения не дрогнул и не отступил назад, когда пять лучников, поприветствовали появившихся в поле зрения врагов.

— Хреново стреляют, — заявил он, покончив с осмотром громким сморканием прямо в оставшуюся после короткого дождя лужу. — Не иначе как пьяные.

Подняв глаза к небу и найдя глазами стоящее в зените солнце, он крутанул свой знаменитый ус и глубокомысленно пожаловался:

— Парит к дождю. Снова дождь. Осень только недавно началась, а уже трава желтеть стала. Дурацкая погода. По такой духоте да после пива уссаться можно.

Восседающий на коне рядом первый помощник Айлан Джаррамарви только согласно выругался. Выходец из какой-то маленькой южной страны лежащей далеко за Балбарашем смуглый чернявый Айлан общался исключительно бранно. Но удивительно доходчиво, за что и был, ценим предводителем наемников. Так же как и за свое выдающееся бесстрашие — он даже шлема в бою не надевал, уповая на волю какого-то своего воинственного божка.

Оглянувшись на стоящих поблизости воинов, явно не разделяющих его простого отношения к жизни Вилоус ободряюще крякнул:

— Но это ведь ерунда. Главное сейчас терпите, хоть на узел завязывайте. А в бою нормально все будет. Обещаю мужики, многие из вас просто не успеют. Ну, а тем, кому не повезет сильнее всех, будет уже нечем! Ах-ха-ха-ха! — он загоготал, подняв лицо к небу и не замечая как воины помоложе бледнеют от его слов.

Зазвучал горн, командующий наступление. Длинные темные ряды зашевелились. Начали приближаться. Обманчиво медленно, двигаться по равнине.

— Готоовсь! — взбираясь на коня, тут же прокричал Вилоус. Надел шлем, поправив ременную петлю. Легендарный наемник не признавал глухих 'ведер', его любимым типом шлема была простая солдатская ерихонка.

Команда предводителя была подхвачена сотниками. Особенно надрывались двое сотников лучников, чьи правильные группки стояли по флангам наемницкой рати. Под вой рога варвары, ведомые большой группой всадников в серых туниках поверх доспехов, медленно приближались. До Вилоуса и строя наемников за его спиной начали доноситься жутковатый яростный рев, исторгаемый потрясающими оружием варварами:

— Баррааааа! Баааарррррааааа!!!

— Вот же засранцы, — покрутил ус Прайнорк. — Совсем за детей нас держат, раз вздумали пугать.

Айлан сообщил примерно тоже самое, но куда более бранным образом.

Постепенно всадники в сером начали ускоряться, уходя в отрыв от основной массы идущих желто-зеленым полем варваров и формируя единый ударный кулак, направленный в сердце строя неприятеля. Окутанная пыльным ореолом конница стремительно рвалась вперед. И в этот момент, обернувшийся назад Вилоус страшным голосом прокричал:

— Держать строй! Кто побежит — смерть! Лучникииии! — засунув в рот два пальца он лихо свистнул. Айлан приставив к губам небольшой рог, подал сигнал. И две сотни опытных закаленных сражениями лучников спустили тетивы. Две или три секунды варвары продолжали бодро двигаться по равнине. Потом начали падать, получив смертельное жало в грудь или лицо. Одновременно с этим лучники сделали второй залп. Косой ливень стрел рухнул, сверху встречая подставленные на ходу щиты. Кое-кто из варваров замешкался и оказался убит или ранен. Упавших немилосердно топтали. Варвары не переставали издавать свой вселяющий в сердца страх клич. Строй наемников сомкнулся, блеснув башенными щитами. Зашелестели, выдвигаясь копья, удерживаемые сразу несколькими пехотинцами.

У молодняка при виде приближающейся конницы начинали трястись губы, и кровь отливала от лиц. Ветераны затянули песню. Поставленные в парах с молодыми, они удерживали неопытных воинов от дезертирства или других роковых ошибок.

— Стоять! Стоять, сукины дети! Вспоминайте золото, которое нам щедро отсыплет за эту победу Наместник!

— Мама... — простонал новобранец с редкой щеткой усиков под носом. — Мамочки.

Лучники дали третий залп, засыпав стрелами уже порядочно приблизившихся варваров. Те ответили демоническим ревом и, держа щиты над головой, перешли на бег, разделяясь на две большие группы, атакующие фланги. В этот самый миг конница, наконец, поравнялась со строем копейщиков. Миг, когда борьба воль переросла в борьбу тел. Миг, когда злобная удаль водопадом обрушилась на холодный расчет. Безумный миг.

Кони столкнулись с остриями пик и стали падать. Заваливаться вместе с всадниками прямиком на щиты, давя людей и агонически ударяя копытами. Некоторые, загнанные болью от вонзенных шпор прямо нанизывали себя на копья и проминали строй, создавая прорехи. Конница также преимущественно пользовалась копьями, нещадно жаля ими раскрывшихся наемников в головы. Крик. Страшный, безумный человеческий крик, провисая, потянулся вдоль передней шеренги. Копейщики, в общем порыве став единым целым, поднимали свои пики вверх, вышибая из седел конников, вздымая пробитые тела в воздух, падая на землю от разящих ударов.

Прорехи в строю моментально заполнялись свежими силами, воздвигающими за баррикадой тел, новую баррикаду щитов. Сказывался опыт неумолкающих командиров. Впрочем, некоторые из них уже не могли кричать — только тихо хрипеть, стискивая руками пробитые горла.

Снова заиграл ненавистный сигнал. Снова просунулись копья в проёмы между щитами. Варвары уже были близко от строя сдерживающего ставший бессмысленным рывок своей конницы. И в этот момент по краям шеренг пикейщики начали спешно сдвигаться в стороны, образуя живые коридоры. По ним уже спешили заготовленные именно для этой минуты всадники на конях.

— Вперед, смертничкииии! Сечааааа!!! — орал, встав на стременах Вилоус, увлекая за собой массы. Взбешенные болью и запахом крови кони ворвались в ряды варваров, снося пехоту с ног. Заработали мечи. Ответно заблестели топоры и секиры. Лучники, повинуясь очередному сигналу, дали новый залп, поражая и своих, и чужих. Тела без счета сыпались на землю как спелые ягоды. Варвары отчаянно противились попыткам рассеять их, сбиваясь спинами и рубя без разбору людей-коней. На глазах самого Вилоуса расписанный синевой татуировок громила сбил всадника, а потом одним ударом секиры не просто прорезал шлем, но снес вместе с железной 'плошкой' верхнюю часть черепа несчастного.

— Здоров бродяга. Туп, но здоров. Среди наших тех, кто так сможет я на пальцах одной руки пересчитаю, — пробормотал наемник, рубанув татуированного по затылку. Все люди и животные вокруг смешались в единое живое существо убивающее самое себя. В общей мешанине тел как в калейдоскопе мелькали разрубленные головы, получившие увечья с воем катающиеся по земле, зубрящиеся острия секир и мечей, упрямые оскалы на полных решимости лицах варваров.

Сам Вилоус стал плотью от плоти этого небывалого чудовища, подобно мифическому змею пожирающего свой хвост. Он рубил и колол, бил и сбивал с ног, парировал и нападал. Рядом так же бился, бранясь за десятерых Айлан. И еще несколько сотен человек убивающих и умирающих, не замечая своих собственных кончин. Над зелено-желтой равниной в прозрачной выси плясала, кривляясь, Смерть. Играючи она тыкала худым пальцем в людей и те тотчас валились с ног. От её хохота рождаемого предсмертными воплями многие глохли, а торжественное сияние бездонных глаз, слепило сильнее солнца. От жара, что исходил от её тела, казалось, начинала испаряться сама кровь.

— Сюда бы магов! — проорал в пылу боя Вилоус Айлану. Но тот, прижимая к голове окровавленную руку, не услышал, потому что скользнувший впритирку топор отрезал ему ухо.

— Говорю сюда бы магов! Поджарить этих засранцев! — Вилоус заметил рану своего первого советника и дико захохотал, попутно нанизывая кого-то на свой меч. — Говорил тебе идиоту, носи шлем! Будешь теперь, что головешка!

И тут же без перехода заорал, перекрикивая шум схватки:

— Жми их, смертнички!!! Даваааай!

Смерть улыбалась ему из вышины, щеря свои поразительно белые зубы. Она видела, что наемники сполна отработали свой заработок. Они победили. Отсекли подкрепление идущее к основному войску Лиса. Впереди их ждало другое сражение. Решающий бой.

— Эх, зря ты меня не послушал, — посочувствовал Баллардо, воровато взглянув по сторонам, когда оседлавшая коня Ива вместе с двумя закутанными в темно-синие балахоны телохранителями скрылась в вечернем лесу. Ни единому слову Тольяра разочарованная дамочка не поверила.

Оставила его связанного наедине с Баллардо и Крысами. Тольяру при виде лиц разбойников стало страшно. Так страшно, что захотелось кричать и просить кого-нибудь о снисхождении. Но пересохли губы. Парень молчал.

— Помнишь, что я тебе пообещал? — Баллардо сокрушенно покачал головой. — Вот почему ты и тебе подобные живчики всегда такие упертые?

— Наверное это... у нас в крови, — предположил Тольяр, которому уже смертельно надоела угрожающая ситуация.

Смерклось и поляну начал затапливать по-осеннему промозглый туман. Проступающие сквозь пелену ели казались сказочными моховыми троллями, не без плотоядного любопытства разглядывающих людей. Теплое живое мясо.

— В крови? — переспросил, упирая себе в лоб кончик ножа Баллардо. — Ты знаешь приятель, может даже ты и прав. Все дело в крови. Вернее в её количестве. Когда её много ты несешь всякий абсурд, но!

Кончик ножа направился к самому глазу Тольяра.

— Если нам выпустить тебе чуть-чуть этой самой крови? Сделать её количество меньшим, чтоб тебе проще дышалось? Э?

Крысы, прислушивающиеся к разговору, заржали. Этот звук в вечернем лесу, прозвучал неубедительно. Откровенно натянуто.

— Не боитесь призраков? — тяжело дыша, спросил парень, безуспешно осматривая лес своим нечеловеческим глазом. Несмотря на то, что никакой нечисти и близко не показывалось чувства внушаемые ельником были откровенно гнетущими.

— Призраков? — Баллардо насмешливо выгнул бровь. — Нечистых духов, шиликунов, умрунов? В последние годы эти создания занимают последние места в моем личном списке опасностей. Голубь, люди намного опасней любого шиликуна. Шиликун в жизни из своих гор носа не покажет, а человек снует всюду. Такая он тварь. Ты вот тут удивлялся, что я, мол, перестал быть человеком? Да и слава всем Силам! Я лучше буду погонщиком человеков — их ночным кошмаром! Как та же Ива!

— Так же как и эта женщина? Нет, Баллардо. Таким тебе не быть, — парень попробовал дернуть руками, но ничего не вышло. — Она единственная в своем роде. Слепленная с любовью. Коловерша36, как назвали бы её волхвы. Ты же... просто урод. Даже не представляю, каким тебе видится этот мир, через эти твои гляделки.

— Знаток, — похвалил Баллардо. И без замаха врезал Тольяру под дых. Парень закашлялся едва, не выплюнув собственные легкие. — Начнем, пожалуй, наше маленькое представление.

— Господин Баллардо, — вдруг позвал стоящий возле повозки Крыс. — Гляньте.

Зеркальноглазый обернулся и проследил взглядом в направлении указанном тощагой. Лицо его приобрело задумчивое выражение:

— Возвращаются? Какого ляда они возвращаются.

— Быстро-то как, — удивленно подхватил Крыс, щурясь в темноте. — Случилось что?

— Постой-ка, — сказал другой бандит, осторожно выходя навстречу ездокам. — А разве...

Черное копье, брошенное с нечеловеческой силой, пробило тело насквозь и перевернуло человека на бок.

— К оружию! — заверещал тощий Крыс, суматошно бросаясь к козлам. Баллардо стрельнув глазами по сторонам схватил положенные на землю ножны. Тольяр борясь со слабостью, смотрел, как на поляну сливаясь с мрачным пейзажем, вылетел огромный черный конь, тащащий на своей спине не меньшего великана-всадника. Крыс ухвативший чекан вместо того чтобы нападать, завидев гигантский силуэт, завизжал от страха и сломя голову бросился бежать. Конь был быстрее. А моргенштерн в руке всадника превратил череп тощего Крыса в кашу.

Гигант спрыгнул со своего скакуна и столкнулся с ободряющим себя криком разбойником. Баллардо выругавшись на непонятном языке, присоединился к своему товарищу, рассчитывая взять гиганта в клешни. Не вышло. Тот не собирался защищаться и вовсе не был медлителен, как можно было предполагать, глядя на его комплекцию. У Тольяра очень кружилась голова, да и сумерки делали свое дело. Весь бой он воспринимал в основном по звукам и возгласам. Движения расплывались перед глазами. Он мог понять только, что основной бой течет между здоровяком и Баллардо, которые вроде бы примерно равны по силам. Так ему казалось.

Парень просто не видел, какого труда стоит зеркальноглазому увертываться от вроде бы неуклюжего моргенштерна. Как он крутится волчком и прыгает, на доли пространства разминаясь со свистящим шаром.

Зато крики Тольяр слышал прекрасно. Сначала Крыс-разбойник взвизгнул, точно клейменный раскаленным железом. Спустя какое-то время Баллардо охнул и странно захрипел, почему-то перебирая ногами в траве.

Секунду или две, а может чуть дольше, стояла тишина. Потом прозвучал знакомый голос:

— Мы квиты, парень. Вот теперь мы квиты, хотя ты и не помог мне достать эту кошку.

У Тольяра не было сил даже удивиться тому, что голос принадлежал человеку, на помощь которого он не надеялся вовсе. Это был Гуно Весельчак.

Вершина черной как смоль горы не самое лучшее место для ночного времяпрепровождения. Роскошные виды, поддернутые белесой дымкой далеко внизу не способны меня вдохновить. Особенно когда я не могу вспомнить, чтобы забирался на эту блазеневу гору.

Сделав несколько шагов по ровной не избалованной лунным светом площадке, я сделал еще один неприятный вывод. Спуска с горы попросту не существовало. Как если бы меня занесло сюда ветром. Который кстати здесь должен быть мощным.

— Растерялся, малыш? — голос, раздавшийся позади меня, был неожиданным. Настолько неожиданным, что я едва не совершил попытку оценить силу здешних воздушных потоков отпрыгнув к самому краю площадки.

На противоположном краю стоял... нет стояла женщина. Высокая и красивая, что было заметно даже в темноте. Исполненная царственного достоинства и в тоже время озаренная таинственным светом какой-то загадочной простоты. Кудрявые волосы, восторженно глядящие на мир черные глаза. Астис!

Я опустил глаза на её руки. Кольца не было. Сам я не преминул ощупать подарок Каллиграфа.

— Это ты меня сюда забросила? — хрипло спросил я. — Твоих рук дело?

— Нет, с чего бы, — удивилась Астис. — Это ты очень хотел меня увидеть. Вот и видишь.

— Сон, — озарило меня. — Я сплю.

— Спишь, — подтвердила она. — Вдобавок порядочно закрыт от моего взгляда своей безделицей.

Взгляд, которым было удостоено кольцо, убедил меня, что оно является чем угодно только не безделицей. Ночное видение сделало легкий шажок назад и зависнув над бездонной пропастью предположило:

— Наверное, ты не знаешь, что это за гора?

— Понятия не имею, — подтвердил я, не спуская глаз с изящного силуэта.

— Присмотрись, пожалуйста, к камням под ногами, — попросила Астис. Странно. Это ведь сон? Наверное поэтому я практически не испытывал ожидаемой лютой злости. И может, поэтому безропотно исполнил просьбу. Не без удивления отметив, что камни покрыты липкой грязью, чуть блестящей в темноте. Осторожно прикоснувшись, я поднес испачканный палец к глазам.

— Кровь?! — вся верхушка башни была покрыта кровавым налетом. — Что за Тьма! Почему здесь все в крови?

— Потому что гора кровоточит, — задумчиво кутаясь в шаль, ответила Астис, взглянув на меня. — Что это такое как ты думаешь, малыш?

— Слушай, старуха, у меня нет ни малейшего желания играть в загадки! Верни мне мое кольцо, и будем считать, что я о тебе забыл!

— Боюсь это не возможно, мальчик мой. Кольца у меня нет. Здесь, — поправилась она, чувствуя на себе мой давящий взгляд. — Это ведь не место.

— А что же? — язвительно уточнил я, притопнув для наглядности по камню.

— Это венец современности, — обескураживающе объяснила женщина. — Вершина всего, что создано человеком. Всего, что должно быть создано. Эта гора — Вершина Мечтаний.

— И с чего бы ей кровоточить? — мне все происходящее казалось жутко подозрительным. Подозрительным и жутким одновременно.

— С того, мальчик, что она начала расти в озере крови. Невинной крови, — загадочно пояснила Астис. — И теперь вся насквозь пропитана кровью. Весь мир пропитан ею. Несправедливостью. Лживостью. Злобой. Теми чувствами, что лежат в самом начале. В нашем далеком прошлом.

Неожиданно она обернулась и протянула свои руки над необъятными просторами, что были далеко внизу. А я, осторожно приблизившись, и глянув вниз, вздрогнул. Над миром у подножия горы простирались две темные исполинские длани.

— Смотри, малыш. Скоро может пригодиться, — серебристо засмеялся мой главный враг, наверно наслаждаясь собственной неуязвимостью. — Гармония удивительно неприятная штука. Если в неё не вписываешься. Ты это уже прочувствовал, верно?

Я встал за её плечом, чувствуя живое тепло, и стал смотреть. В самом деле, какой смысл в моей агрессии? Сомневаюсь, что если я её вытолкну, то ей станет от этого хоть чуточку хуже. Она играет, показывая на что способна. Что ж оценим.

Тем временем мой обретший орлиную остроту взор стал проникать вниз, сквозь рассеивающуюся дымку. Туда к подножию горы. Туда где располагались зеленеющие травой и блестящие росой в свете дня земли. Города и деревеньки казались мне игрушечными. Я видел десятки поселений, вместе с наводняющими улицы крохотными людьми. Самыми обычными людьми живущими повседневной жизнью. Не замечающими как огромная тень от призрачной ладони ложиться на землю и крыши зданий. Накрывает башни и купола.

А потом из этой серой ладони от самого здешнего безоблачного неба начали тянуться к земле серебристые нити. Тончайшая пряжа. Заметный только моему взору блеск сотен и тысяч нитей. Разветвляющихся и напротив переплетающихся. Все они коснулись земли разом. Одновременно начали тянуться, как змеи, к ничего не подозревающим людям. Миг за мигом эти нити незримо опутывали руки и ноги человечков. Подстраиваясь к движениям, накидывались, опутывая. Впивались в поджилки, прорастали в головы.

Во мне проснулось отвращение. Я уже понял, что вижу, но все еще не мог поверить в такую возможность. Нити меж тем уже оплели всех, втягиваясь даже в колыбели. И вот моему всевидящему, почти божественному взору открылась картина притягательная и омерзительная одновременно. Целый мир марионеток. Живые куклы, расхаживающие и со смешной важностью занимающиеся своими делами, на самом деле были уже полностью под контролем серебряных нитей из ладони. Стоило кому-нибудь сделать что-то нечестное — обмануть, украсть, убить — как нити на нем натягивались, и человечек пища повисал в воздухе. Больше он не владел своим телом. Продолжая двигаться, он теперь полностью принадлежал двигающим его нитям. Более того. На крохотном лице больше не значились эмоции. Оно деревенело. На шеях некоторых особо ретивых нити вовсе затягивали петлю, и кукла безвольно обмякала. Вертеп величиной в целый мир.

— Что это за гадость? — услышал я собственный голос.

— Идеальный мир, — в тон мне ответила Астис. Почему-то мне показалось, что в её собственном голосе отвращения было не меньше чем в моем. А потом я обнаружил себя стоящим рядом с женщиной. Она уже убрала свои руки от края и теперь смотрела на меня. Молча.

— Что же ты хочешь мне сказать? — независимо спросил я.

— Уже скоро, мальчик мой, — пообещала она. — Идеальный мир наступит уже скоро. Кто-нибудь обязательно его построит. Желающих много. Ты тоже хочешь попробовать свои силы?

— Для начала я хочу вернуть свое кольцо! — зарычал я, протягивая вперед руку... и проснулся. Чуть курился в предрассветной тиши наш костерок.

Реваз спал, положив руку на меч. Похрипывали наши чудом сохраненные продажной стражей лошади, звякая в темноте уздечками. Келоан привалившись к дереву спиной прищурившись, смотрел в даль. Мы были неподалеку от городской черты. Среди волков и медведей. В месте куда более безопасном, чем город Эктобар. Сегодня ночью там будет не до сна. Сегодня там погром и головы лишившихся сил магов нещадно раскалывают о брусчатку. По крайней мере, тех, кого люди считают магами. Я потерял еще одного помощника на пути к своей цели, разменяв на деньги. Никто не скажет мне упрека, но почему я чувствую себя так гнусно? Меня же никогда не интересовали чужие судьбы.

Чего добивается Астис? Если бы мне еще разок поговорить с Тольяром, ведь ясно же, что в первый раз он мне соврал, даже не испугавшись пыток. Он много знает об Астис, их связывает что-то очень важное...

Я перевернулся на спину. И вздрогнул, задышав часто-часто. В темно-сером небе блеснула серебряная нить, протянувшаяся через все небо к невидимому мне сейчас Эктобару. Лишь через несколько мгновений, услышав громовой раскат, я понял, что это была обыкновенная молния.

Пергамент, небрежно комкаемый в волосатом кулаке, неохотно превратился в мятый комок и отправился в пыхающий дымом очаг.

— Эге-эге, — довольно потёр руки Эйстерлин, подсев поближе к похожей на жерло вулкана утробе очага. Ястребиный нос наморщился, ловя вкусный запах поджаривающегося на огне мяса.

— Вина, — придав мальчишке-поваренку бодрящую оплеуху, Наместник Грейбриса жестом повелел накрывать на стол. Подобострастные в своей невозмутимости слуги запрудили окружающее пространство, расставляя миски, блюда, плошки над которыми распространялся ароматный, радующий желудок усталого путника дух. Утка с яблоками, фаршированные куропатки, каплун в вине, лосось, суп со шкварками, нарезанные аппетитными ломтями овощи. Все мясо было щедро приправлено редкими южными специями, которые в последнее время очень подорожали из-за перебоев в торговле. Купцы не хотели неприятностей и после того как летучие разбойничьи шайки разграбили несколько караванов торговые пути медленно, но верно стали сужаться.

По хорошему, всю эту мразь следовало прижать к ногтю, но у Эйстерлина не было ни времени, ни лишних воинов. Приходилось терпеть подорожания. Куда хуже было то, что обеспокоенные постоянными набегами всех подряд молодые хуторяне начали сниматься с насиженных мест и потихоньку перебираться в сторону границы. Даже солдатские кордоны не пугали цепочки беженцев. Люди хотели жить в спокойствии. Война была неприятна, привыкшему к мирному существованию под защитой сильного крыла, Триградью.

— Угощайтесь, — бросил через плечо, грея руки Наместник. Мальчишка, прибежавший с бутылью, был награжден одобрительным ворчанием.

Сидящие за столом мужчины не заставили себя долго упрашивать, налегши на роскошные яства, так словно голодали дня два. Впрочем, они могли себе это позволить. Вернувшиеся из одного боя и готовящиеся к другому командиры доказали свою полезность делами.

Эйстерлин взболтнул вино и сделал шикарный глоток. Зажмурился, обсасывая во рту остатки красного, неосознанно пытаясь подражать снобам, наслаждающимся оттенками вкуса. Ничего не вышло, ибо вкус Наместника возводил в одну категорию и дешевую сивуху, и белое балбарашское, и красное клановое, и все остальные напитки.

Подумав, Эйстерлин откинул голову, опрокинув в себя за один присест полбутыли. В голове роились мысли.

'Девчонка молодец. Знать бы еще какой ей со всего этого прок. Но зато теперь ясно, что нужно в моих владениях острову Харр. Они меня сохранят до той поры, пока взбесившиеся от колдовства, люди сами не перегрызут друг другу глотки. Ну-ну. Выходит не вся магия пропала — Харр свою сохранил и теперь спешит пользоваться, пока можно. Хотят устроить нам всем вечную зиму?'

Он обернулся, подставляя жару широкую спину, и обозрел всех сидящих за столом. А они в свою очередь, почувствовав на себе взгляд бородача, прекратили жрать, распрямляя плечи и кося друг на друга.

'Варден, Вилоус, Хайа, Биснет. Это не хитрозадые чиновники. С этими проще!'

— Ну, вояки, — прислушавшись к повисшей в комнате тишине заговорил Эйстерлин. — Я поздравляю нас с первой победой!

И под дружный рев луженых глоток поднял вверх бутыль с перехлестнувшим через горлышко прямо на руку вином.

— Пьем!!! — в чары полилось вино и, поднимаясь над головами, они опрокинулись в раскрытые рты.

— За Наместника! — медвежьи проревел Хайа.

— За Грейбрис! — басисто поддержал Биснет.

— За Триградье! — добавил Варден.

Сделав пару глотков, Эйстерлин заговорил снова:

— Но вы не мальцы. Должны понимать, что эта драчка была простой разминкой. Так, чтобы кровь не застаивалась. Настоящее дело впереди. Дело славное и внушительное, чтобы о нем слагали песни! — глаза бородача хищно сузились. — Лис с его шайкой вонючих варваров!

— Разорвем их, как кутят! — грянул Биснет. Его поддержали практически все, выдав громогласный клич, встряхнувший крышу. Снова застучали чары, затопали ноги под столами. Прайнорк Вилоус с сомнением посмотрел на кряжистого яйцеголового с проседью в волосах. Наемник был несколько иного мнения о схожести кутят и северных островитян, но оставил свои мысли при себе.

— Без сомнения! Сокрушим! — согласился Наместник. — Но вам мои приближенные воины и командиры я могу открыть больше чем остальным! После победы над Лисом нас ждет еще одно дело. Куда большее, чем драчка с северянами и поджоги собственных земель!

— Дело? — удивился Вилоус. — Еще одно дело? Чем же оно славно?

— В первую очередь добычей, — совершенно по-разбойничьи оскалился Наместник. — Я решил, что нам следует немного пересмотреть наш мирный договор с островом Харр.

Все как один умолкли, потрясенно взирая на рыжебородого вождя.

— Мы получим такую добычу, что не снилась еще ни одному конунгу, князю, барону, дюку, королю или кому другому из нашей братии!

'Но для начала я получу белобрысого паршивца и вволю наслушаюсь лживых обещаний'.

Глава 15

'Приступая к прикладной части, подробнее рассмотрим такую

важную составляющую в нашей профессии вещь, как личные

качества. Требуя чего-то от своих подчиненных, Вы сами

должны обладать необходимыми чертами характера (уж простите за

ученый оборот). Уточним для ясности — мы уже

упоминали о таком важном качестве как подозрительность. Темный

Властелин обязан подозревать всех, всегда и во всем. Советников, стражников,

кухарок, куртизанок. Тяжело? Никто и не говорил, что быть Темным

Властелином просто. Это работа нервная и ответственная. Еще

Он должен отличаться творческим складом ума

ибо согласитесь, зацикливаться на всего одном Зловещем Замысле

это старомодно. А уж подвергать всех провинившихся одной и

той же зрелищной казни вообще пошло. Безвкусица. Не спорю, первый раз стираемый

с лица земли огненным валом город выглядит впечатляюще. Но прежде чем

прибегнуть к этому трюку в десятый раз подумайте — зачем

оно вам надо. Вы хотите иметь коронный прием? Это

банально. Не надо себя ограничивать в каверзных фантазиях.

На худой конец если у вас с этим совсем туго, возможности Властелина

Вам достались от отца или другого родственника то можете

учредить при себе на должность советника по гадким замыслам взяв на неё

отъявленного подлеца с больным богатым воображением...'

Темный Властелин Грай 'Дракон' Триградский

'Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом' (рукопись)

Строясь плотными рядами войска, уходили на запад. Наместник, гордо выпрямившись в седле, возвышался с вершины холма над салютующими приветствие воинами. Так кстати начавшийся ветер зрелищно трепал складки черного с алым плаща. Схожим образом струились рябью черные плащи на высеребренных доспехах всадников с пышными плюмажами на шлемах.

Драблаг с его величественной архитектурой таинственным призраком виднелся позади, окутанным идущим от реки туманом.

— Пять с половиной сотен конных мечников из Грейбриса... — говорил Варден, пальцем указывая на отряды. Насечки знаменитых мастеров покрывали накладки их лат. — Все что мы смогли взять, не оголяя тыл перед каганатом.

— Здесь ты прав. Узкоглазые могут предать в любой момент.

Следом за кавалерией столицы тянулась вьющаяся разношерстная колонна, напевающая на свой лад какую-то глумливую песню, выполненную в похожей на традиционные боевые гимны манере. Сперва конные, затем пешие — алебардщики в высоких сапогах, кирасах и кабассетах, пикейщики, лучники, мечники.

— Наемники, числом две тысячи триста воинов, под руководством Прайнорка Лема, — Вилоус, словно почуяв, что говорят о нем, поднял голову и, вскинув кулак в небо, проорал что-то приветственное.

— Жаль, что не шесть тысяч, — денег на наём всех отрядов Заголосья Наместнику было жалко. Вдобавок часть наёмников, еще с прошлого своего вторжения разбойничала на необъятных просторах Триградья. С ними еще придется разбираться.

— Семь сотен пехотинцев и триста двадцать лучников, предводительст... предводитель у них Крейган, — отряд последнего за последнее время поиздержался, съежившись из-за схваток сначала с наемниками, а потом с прущими от Хёргэ отрядами варваров. Но и сам он, проезжающий под холмом на породистом чистокровном жеребце в блистающих грозным великолепием доспехах, и его лучники с пехотинцами в мрачно-темных бронях держались молодцами. Не завоеватели, а освободители своих западных братьев от власти узурпатора.

— По южному тракту двигаются оговоренные с царем Яромиром четыре сотни гридней...

— Жадная тварь, он, а не царь, спасибо хоть за то, что с наемниками отношения наладить помог, — Наместник весьма болезненно среагировал на размер помощи Яромира. Хотя честно признавал, что сам бы и столько вероятно не прислал. Тем более, что двигающийся по южному тракту насчитывал не четыре сотни, а малость поменьше. Биргер скотина, не признавал перемирья с Брайдерией и тоже весьма болезненно среагировал на посланную ему дружескую просьбу Эйстерлина 'не чинить преград воинам царя, ради благополучия Триградья'. Ответ писцы зачитывать очень не хотели. Тем более, что сказано там было, в общем-то, не так много... по делу. И очень много про самого Эйстерлина, и отношение Биргера к 'дружеским просьбам'.

— Так же запаздывают восемь сотен 'степных змей', — продолжал свой добровольный отчет Варден. Синетрийские каганы пособачившись между собой, решили слегка поддержать более приятного им претендента. Тем более, что, обладая войском почти в десять тысяч они ничего не теряли, даже в случае поражения Эйстерлина.

Впрочем, о подобном исходе, глядящий на кажущееся неисчислимым человеческое воинство, Наместник не думал совершенно. Ветер трепал его бороду, придавая сходство с легендарными богами седой древности, голову венчала золотая тиара, а весь мир приветствовал очередного претендента на величие.

— Проклятые птицы, — тихо пробормотал Варден, поглядывая в небо, где кружились десятки ворон. Чуют скорую поживу.

Но даже остроглазому воителю не было дано углядеть, что не одни только вороны вьются черными точками над марширующей армией. Зеркальные глаза чудовищных крылатых созданий, парящих среди каркающих пернатых, так же были прикованы к людям. По причине отличной от намерений воронья.

Заимка представляла собой шалаш, построенный умелыми руками прямо в лесу. Сливающийся с лиственным ковром он казался большим валуном или попросту кучей валежника стащенного зачем-то в одно место лешим. Перед лазом в шалаш располагалось выложенное мелкими камешками кострище с заготовленным заранее запасом дров.

— Располагайся, — бросил Гуно, опуская Тольяра на землю. Парень с благодарностью кивнул, ощущая, как ноет тело и с трудом заставил себя не рухнуть на землю, а с достоинством опустится на неё. Затрещал, разгораясь, костер. От его света вокруг стало словно бы темнее. Парень ненадолго зажмурился, позволяя глазам привыкнуть.

Появившийся из темноты Весельчак, встав у костра на колени, сыпанул в огонь каких-то перемешанных с порошком трав. Полыхнуло так, что Тольяр едва не отпрянул, выругавшись от неожиданности. На какое-то мгновение пламя стало многоцветным — зеленым, сапфирово-синим, желто-багряным. Потом успокоилось, зато густо пошел дым. Сухой и неожиданно прохладный.

— Сиди тихо, — низким сильным голосом приказал Гуно. — Не возись. Дым полезный, от него только полегчает. Постепенно. Это именно то, что надо.

И, видя замешательство не успевшего шевельнуться Тольяра, добавил:

— Я разбираюсь в травах, поэтому знаю, о чем говорю. Ушибы и ссадины сойдут со временем сами. Золотой яростник и двигуша, смешанные с можжевельником помогают внутренностям. И на вот, — он отцепил от пояса бурдюк, протягивая его парню: — Выпей. Отрава что надо.

Попробовавший сделать глоток Тольяр сумел в полной мере оценить правдивость слов громилы. В зобу сперло, на глазах проступили слезы, а первый же вдох обернулся затяжным кашлем.

— Погоди, — сказал Гуно, снова удаляясь в темноту. В этот раз надолго. Судя по звукам, он кормил коня, после чего отлучался к недальнему ручью. Тольяр еще пару раз испытал на себе действие содержимого бурдюка, находя его вполне приемлемым. Гуно вернулся, легко таща большой котелок, в котором что-то плескало.

— Уха, — коротко проинформировал он парня, ставя котел на импровизированные подставки над костром. — Заранее готовил. Только отварить осталось. Штука что надо.

— Я не очень хочу, есть, — неуверенно отказался Тольяр. Гуно только пожал плечами:

— Да я тебе и не предлагаю. Себе готовил.

— Спасибо, что не оставил меня.

— Я же уже говорил. Мы почти квиты. Ты выручил меня. Причем дважды. Я тебя один.

Весельчак сидел возле котелка, даже не соизволив снять пахнущую кровавым боем куртку, тихо помешивая медленно греющуюся жижу. Рядом грудкой высились всевозможные мешочки со специями, солью и травами.

— Дважды? Когда я выручил тебя во второй раз? — поразмыслив над словами воина, спросил Тольяр.

— Они вцепились в тебя как блохи в бродячую собаку. Позволили себе расслабиться. Этот сын шлюхи Баллардо, еще не обладая стеклышками вместо глаз мне решительно не нравился. А уж обзаведясь ими, порядочно помотал мне нервы. Так что, я почти рад.

— А какие у тебя счеты с этой Ивой? — вспомнив неприязненную гримасу на лице девушки при упоминании о Гуно, поинтересовался Тольяр.

— Характерами не сошлись, — осклабился, став страшным до дрожи воин.

— Ну, вообще-то я выручил тебя дважды, — напомнил Тольяр.

— И за это я накормлю тебя ухой. Если захочешь.

— Лучше я выпью еще этого твоего яду.

— На здоровье.

Разговор не клеился. Уха варилась. Лес притих, как перед дождем. Небо играло в хмурь.

— Я ведь её тоже знаю. Она была наложницей Дракона. А оказалась...

— Сестрой Саламата, — спокойно продолжил гигант. — Знаменитого вахрасагэра, как его называют.

— Что это означает?

— Блазень его знает. Я лично с Саламатом не знаком. Да и сомневаюсь, что среди его тех, кто видел Черного, наберется два десятка человек. Этот свихнувшийся Властелин полностью погружен в свои опыты, — Гуно позволил себе еще одну улыбку. В этот раз только глазами. — Не уверен, что он вообще в курсе своей известности по всему миру. Может до сих пор считает себя средней руки алхимиком. Зато его сестренка с удовольствием вкушает все плоды могущества. Пускается на всевозможные авантюры и заключает странные альянсы.

— А ты, как я погляжу, в курсе дел этой шальной семейки, — тонко подметил Тольяр. То ли выпивка подействовала, то ли дым, но ему становилось значительно легче. Боль смягчалась, превращаясь во вполне сносное нытье мускулов. Одновременно подал голос желудок — уж больно притягательный вклад вносил побулькивающий котелок в соцветие запахов. — Не иначе как имеешь с ними давнее знакомство.

— Давнее это точно, — не смотря на угрюмый вид молчуна, Гуно оказался вполне сносным и словоохотливым собеседником. — Охота за людьми работенка не пыльная. Особенно если охотится только за достойными себя, чтобы не потерять хватки. Занятие что надо.

'Охотник за головами?' — мысленно вздрогнул парень. Но внешне виду не подал — этот лысый почему-то не показался ему особенно опасным, даже, несмотря на всю свою очень и очень скверную славу. Сейчас, по крайней мере.

— Наверное, однажды ты сработал хуже, чем ожидалось? — предположил он.

Гуно попробовал варево и причмокнул.

— Играешь в прозорливость, парень? Или оправдываешь людскую молву о себе?

Тольяру стало интересно:

— И что же говорит молва?

— Что у тебя крупные неприятности. Ты безумен, — растолковал Гуно. — Ты гоняешься за каким-то призраком, но гибнут из-за этого живые люди. Куда бы ты не подался, тихо сидеть ты не умеешь. Везде начинаешь становиться причиной нарождающегося сумасшествия. Вроде добрый, да людям помогать пытаешься, но редко кому от твоей помощи удача придется. Если правдива история о призраке, то я скажу, что хренового призрака для охоты выбрал.

— Правду говорят, — не смутившись, подтвердил Тольяр. — Охочусь я. А ты и впрямь много знаешь.

— Слушать умею. И молчать. А что до нашего разговора, так отчего бы двум изгоям не поболтать?

— В самом деле...

— Тем более что я кое-что знаю о твоем призраке. О женщине с черными глазами и весьма необычным имечком.

— Астис? — Тольяру стало смешно. — Удивительно. Столько времени мне казалось, что до всего этого никому нет дела, а тут вдруг узнаешь, что имеешь возможность прославиться.

— Ну, про всех нас, так или иначе, слагают песни.

— О моей истории пусть лучше даже и не пробуют, — с вздохом признал Тольяр. — Вот про этот самый момент в частности.

— Почему? — подсолил уху Гуно. — Скоро будет готова.

'Говорить? Да какого демона я должен молчать сейчас? Что плохого в разговоре двух изгоев у которых нет друг к другу счетов' — пронеслось в голове Тольяра прежде чем он ответил:

— Герой находится на распутье и думает, как ему поступить. Он думает, что все его замыслы оказались глупым мальчишеством, а вся его жизнь это бессмысленная беготня. Что скоро ему уже не понадобится собственное имя, потому что... — Тольяр задумался, выбирая подходящее выражение. Выручил Гуно:

— Потому что, скоро этого героя совсем некому будет позвать по имени. Он никому не будет нужен со своим героизмом, кроме своего призрака.

— Точно. Вот об этом герой и думает. А меж тем в его уме все сильнее утверждается простенькая такая мыслишка. Что если прервать всю эту досужую глупость? Перестать искать тонкие подходы, покрепче взять меч и пойти прямым путем. На встречу с призраком. И пусть меч будет бесполезен. По крайней мере, вся эта до смерти надоевшая герою история получит честный конец. Печальный, как и положено хорошей трагедии. Что думаешь?

— Готова. Уха-то.

... Когда вкусное содержимое котелка по большей части переместилось в желудке, ложки заскребли по донышку, а Тольяр возмечтал о парочке глотков чего-нибудь получше побулькивающего в бурдюке зелья (бурдюк совместными усилиями практически опустел), разговор возобновился. На этот раз заговорил Гуно, философски облизывающий ложку:

— Ушица что надо. Думается мне не самый худший выход для героя. Чем существовать долгие годы, превращаясь в собственную тень, не лучше ли пожить хотя бы недельку. Пожить в полной мере.

'Ответит — нет? Спросить или лучше не лезть? Какого демона, это ж разговор двух бродяг спокойно жующий уху в ночном лесу, а не утонченный обмен сведеньями слуг разных господ'.

— Ты действуешь сходным образом?

Гигант снял, наконец, с себя кожаную куртку, расстелив её на земле и откинувшись на спину, задумался. Думал он долго, как будто решая, имеет ли смысл отвечать вовсе. Костер постреливал искрами, а в очистившемся от туч небе виднелись высокие холодные звезды, время от времени развлекающиеся падением с вышины. Ночной лес ожил голосами и звуками.

От огня исходило приятное тепло, а не менее приятная сытость сделала свое дело и Тольяр начал дремать, уткнувшись носом в кулак.

— Не люблю, когда меня пытаются подставить, а уж потом, осознав, что не вышло и, поступая в манере капризной баронессочки убить, — заговорил, разбивая голосом сладкое марево сна, Весельчак.

— Говоря по-простому, ты отказался за кем-то охотиться и поэтому вызвал гнев этой Ивы Саламатовны? — подавляя зевок, уточнил Тольяр. — Если не секрет, кого ж ты не стал убивать?

— Не секрет, — усмехнулся Гуно. — Особу сегодня столь незначительную, что о ней в большом мире просто забыли. Великого Дракона Триградья.

И увидев реакцию мгновенно трезвеющего Тольяра со значением продолжил:

— На прошлом Черном Сходе я должен был его убить. Ворваться среди ночи в шатер, прикончив охрану, под прикрытием нескольких алхимиков и уродов вроде покойного Баллардо. И усечь Дракона ровно на одну голову. Оплата достойная. Даже более чем достойная.

— Но ты этого не сделал. Не потому ли, что Дракон в ту самую ночь отбыл в свою Цитадель?

— Отчасти. Но по большей части из-за того, что передумал. Понимаешь, — Гуно сграбастал бурдюк с выпивкой и опустошил окончательно тремя глотками. — У меня есть принцип. Я никогда не беру деньги или заказы у того, кого могу в будущем прикончить. Это чересчур... ну ты понимаешь?

Тольяр отрывисто кивнул.

— Вот только в тот раз мне показалось, что я сделал ошибку. Нарушил свой принцип. Во-первых, я понял, что в данном случае не у той стороны взял деньги. Не мне рассуждать о морали, но быть подстилкой у Дракона и пытаться его прикончить это по-женски. Но выступать орудием в этих самых руках это... это... плохо во всех смыслах. В какой-то мере это насмешка над традицией убийства Темных Властелинов. И уж больно все по геройски. Аж тошно.

— Не хочешь быть героем? — смекнул парень, окидывая громадную могучую фигуру взглядом.

— Не хочу, — Гуно почему-то прикоснулся к шрамам в уголках рта. — Хватит с меня героизма. Но и терпеть бабий гонор я не собирался.

— Что еще за бабий гонор?

— Попытка нашинковать меня стрелами, что это если не бабий гонор? — пьяновато ухмыльнулся Гуно. — Уж лучше бы наняла десяток-другой таких же охотников за головами. То-то я бы развлекся.

— Она попыталась тебя убить, но у неё не вышло?

— Где-то так. И пытается до сих пор, опасаясь, что я могу ей навредить. Так достала, что я уже всерьез над этим подумываю. Девчонке надо преподать хороший урок.

— Порка? — с ехидцей предположил Тольяр. Картинка порки Ивы проскользнувшая перед глазами имела весьма фривольный характер.

— Думаю, свернуть ей шею урок что надо.

— А-а-а.

— Секунду, — гигант снова поднялся и скрылся в шалаше. Повозившись там минуту-другую, он вынырнул с большой бутылью в руках. Бутыль тут же была опробована знакомцами и опустошена где-то до половины. Для смягчения темы общения.

— Я вот думаю... какая между ними связь?

— Между кем? — нахмурился начавший терять нить разговора Тольяр.

— Ну, между Саламотовой сестрой... и этой... твоей... что ты ей кстати должен?

— Месть, — ни секунды не колеблясь, ответил герой. — Я должен ей отомстить. За свою семью. За свою жизнь.

— Ясно, — пристойно помолчав, сказал Гуно. — Ну, я думаю, не ты один сделать хочешь. Очень многие имеют зуб на того, кто выпустил в свет целую армию одержимых ведьм. А это, скорее всего её рук дело.

— Много же ты знаешь, — в который раз удивился Тольяр.

— Есть хороший знакомый, очень прилично ориен...разбирающийся во всей этой кутерьме. Вот он и рассказывал, хотя меня интересовала в первую очередь Ива.

— Ива. Астис. И откуда они такие только берутся?

— Тьма их знает, — скривился гигант. — Зато нам хорошо известно как от таких избавляться. Эти вот ведьмы, про которых я говорю, очень рьяно взялись за свое дело — мстят. Мстят всем и за все.

— Ну, их цели мне в общих чертах известны. Да и в деле я их уже увидел. Можешь не рассказывать. Ты вот лучше скажи, как можно с ними бороться?

— Меч и конь вот два лучших средства. Слыхал я, что Биргер Риттрэнский в последнее время им всем бой объявил. Пока остальные за корону Триградья воюют, этот ведьм вешает.

— Ну и молодец, — Тольяр задумался, формируя мысль. Как ни странно, но прояснивший сознание алкоголь очень плохо отразился на способности выражаться. — Слушай. А он, что действительно так серьезен?

— Более чем. Чем-то они здорово насолили старику, так он поклялся всех до последней извести.

— А где он обретается, этот Биргер?

— Риттрэнец? В Танцевальне его вотчина, там и обр... живет.

В этот раз Тольяр задумался еще серьезнее. Как ни крути, но целое войско, преследующее почти ту же цель, что и он сам...

— Можешь мне рассказать, как добраться туда? — осторожно спросил он.

— Заинтересовало? — страшно ухмыльнулся Гуно. — Могу показать, потому как туда я в принципе и направляюсь. Туда сейчас очень многие подались. После падения Дракона у Триградья появились три проблемы. Первая — новый правитель. Вторая — распоясавшиеся дикии. Ну и третья — эти ведьмы, косящие людей как сама смерть. Ни тебе черных магов безумных, ни нечисти. Вот и выходит, что очень многие сорвиголовы подались под крыло Биргера, не желая сдохнуть на войне. Уж лучше на ведьм охотиться.

— Никогда бы не подумал, что в Триградьи есть герои.

— Зря. Тем более что ведьмы действительно достали.

— Плут и развратник. Справедливое отмщение для тебя — усекновение. Лишившись своих мужских признаков, ты понесешь достаточное наказание, — отчеканила женщина в темно-зеленом плаще с накинутым на голову капюшоном. Две её товарки — стоящие оплечь в точно таких же плащах, под которыми просматривались изумрудно-зеленые платья, опоясанные серебряными поясками, молча глядели в лица парализованных людей.

Пожилой возница Бриас с ужасом осознал, что стиснувшие вожжи руки отказались ему служить. Напарник Оти, пытавшийся при первом сигнале опасности сбежать, вовсе застыл как огородное чучело. То же самое случилось и с двумя остальными возами. Их обитатели, пытавшиеся сбежать, замерли на месте.

Никто из небольшого каравана перевозящего беженцев к южным границам Триградья не мог и помыслить, что три женщины вышедшие навстречу из темного изрытого торчащими корнями деревьев ущелья могут нести опасность. Сам Бриас за последнее время повидал множество необычных путешественников. Буквально три дня назад проезжая через пущу, он подвозил самого настоящего лешего — немногословного мужика с кожей напоминающей дубовую кору. Леший оказался куда порядочней многих людей, хотя и заплатил еловыми шишками. Зато рассказал много интересного и угостил доброй яблочной бражкой.

А тут какие-то женщины. Странницы, селянки, шлюхи — да мало ли кто. Но стоило им поравняться, как путницы встали посреди дороги, и одна из них заговорила, звуками своего голоса разбудив дремавший в людях страх.

Но следом за голосом их всех накрыла другая волна. Волна неосязаемой слабости вошедшей в мышцы и подчинившей тела.

Только когда подчинившиеся приказу женщины беженцы вылезли из возов, сбиваясь в кучу, напоминающую овечью отару, возчик, точно прибитый к козлам, вдруг вспомнил — он уже слышал истории о странных ведьмах забирающих власть над человеческими телами. Эта мысль выступила потом на лице Бриаса. Колдуньи назвали имя какого-то Дариса Острослова — из числа беженцев выбрался один. Опрятно одетый молодой мужчина с приятным лицом. Он подошел к женщинам и выслушал их обвинения. Обвинения в оскорблении чести невинных дев, которые подарили право мстить.

— Дарис, ты сам покараешь себя собственной рукой, — с пробившимся сквозь пафос звучной речи мстительным удовольствием уведомила парня женщина. — Это будет вполне справедливо.

В пыль дороги полетел тонкий и, как понял Бриас, отчаянно острый стилет. Неверным движением Дарис наклонился и принялся шарить по земле, загребая пальцами грунт. Словно слепой. А возница про себя обрадовался, что парень стоит спиной и нельзя сейчас увидеть его лица.

— Смотрите все! — вдруг звучно крикнула та, что стояла слева. — Все вы, люди! Вершится правосудие! Честное и неподкупное! Месть! Смотрите и запоминайте! Каждый получит по заслугам! Убийца лишиться жизни! Вор — рук!

Бриас не мог совладать с шеей, чтобы посмотреть на жмущихся друг к другу мужчин и женщин, но чувствовал, что многие из них дорого бы отдали только бы не видеть такого правосудия. К собственному ужасу они не могли даже пошевелиться. Дарис одеревеневшей рукой сжимая нож, сонно возился с пряжкой штанов.

— Вот оно рождается новое время! Все пусть знают, — распалившись, Левая прошла мимо воза и стала обходить парализованных людей, заглядывая в их сведенные марионеточной судорогой глаза. — Те, кто не хочет жить по новым законам, пусть сдохнет в вонючей куче отбросов! Пусть кликуша останется без языка, а насильник без...

Бриас не видел, почему женщина замолчала, но прекрасно расслышал тонкий свист рассекающей ветер стрелы. Онемение в шее прошло. А в уши ударил воющий протяжный свист. Из ущелья.

Правая женщина вполголоса ахнула и, содрогнувшись складками плаща, взмахнула рукой, точно сея что-то невидимое в воздухе. Но вылетевший из ущелья верхом на мчащейся галопом лошади стрелок оказался быстрее — ярко оперенная стрела саадака показала свою острую морду из шеи женщины в капюшоне. Она жалобно по-детски всхлипнула, пьяно повелась в сторону и упала, обмякшей рукой коснувшись колена замершего Дариса. Со своего места Бриас отлично рассмотрел каштановые локоны, выбившиеся из-под капюшона. Паралич почти прошел — Оти на подогнувшихся ногах скатился с козел. Люди заорали, завопили разными голосами. Те, что были покрепче побежали с гримасами на лицах, преодолевая сопротивление сводимых судорогами мышц. Другие — в основном женщины, без сил опускались на землю, принимаясь жалостливо голосить.

Оставшаяся в одиночестве ведьма в зеленом плаще наотмашь ударила ладонью воздух и стрелка — триградского степняка — пушинкой вымело из седла. Но скачущая следом за ним пара явно оказалась мстительнице не по зубам. Она сумела заставить замереть как вкопанного, скакуна под старцем с воинственно развевающейся бородой в обтрепанном камзоле мага. Но третий конник в натянутом на лице палаческом колпаке спрыгнул со своего зверя прямо на ходу. Текучий и вертлявый как ртуть в алхимическом тигле он ловко приземлился в одном шаге от обмершей ведьмы, и распрямляясь, боевым гребнем в руке ударил её. Как только не хрустнули шейные позвонки. Потом рыча от напряжения повалил хрупкую женщину на землю, не переставая бить по голове. До тех пор пока Бриас не ощутил, как тело снова полностью ему подчиняется.

— Тяжеленько с ними справляться, с дрянями! — отряхивая колени, пропыхтел степняк.

— Все равно, что с дикиями, — заметил в ответ Палаческий Колпак. — А по виду ведь и не скажешь.

Он сдернул с лица ничком лежащей женщины капюшон и удовлетворенно оглядел скуластое, хотя и изуродованное ударами, но по-прежнему миловидное лицо молодой девушки.

— Эти-то вроде послабее были, чем предыдущие, — расслышал Бриас, тихое бормотание Колпака. — Эх, и где же старая добрая нечисть. Тем же каракоджалам морду бить намного приятней чем...

— Не ворчи, — одернул его с кряхтением слезающий с коня старик. — Такая твоя геройская доля. Биться с чудовищами. Вот и бейся ты все равно своего не потерял. Руки, ноги... не то, что я. Хорошо хоть в алхимии разбираюсь сносно.

— Да, Бельгроф, — понимающе кивнул степняк, совершенно геройски обшаривая на глазах людей труп женщины. — Раньше ты б, какой-никакой молнией пропарил бы и дело в шляпе. А с твоих эликсиров толку-то поменьше.

Колпак согласно кивнул, на что маг (а старик точно был магом) ответил непристойностью. Потом развернулся к еще не разбежавшимся до конца беженцам и, откашлявшись, разразился хорошо отрепетированной речью:

— Дорогие люди. Вам больше нечего опасаться этих отвратительных... — он покосился на бледное личико, виднеющееся из капюшона, и продолжил: — Коварных ведьм. Я и мои товарищи, насколько вы поняли, являемся доблестными героями. Мы не позволили свершиться злодейству и спасли жизнь невинного... э? А где невинный-то?

Последний вопрос был обращен к геройскому отряду. Колпак, пряча за пазуху золотой браслет с нежной руки, указал себе за спину. Дарис тонко завывая, как раз скрылся в ущелье. Старый маг сделал значительное лицо.

— Ну, в общем невинный цел, чудовища покараны. Поэтому вы можете собираться и ехать восвояси. Проваливайте короче.

Бриас заглянул под возок где, накрыв голову руками, лежал трус Оти:

— Слыхал, что господин герой кажет? Поехали, дрозд! — высунувшись, он повторил для беженцев, которых перед возом оставалась где-то половина от начального количества:

— Дорога свободна! Не знаю как чудовища, а я ждать не стану! Живо в воз, а то уеду сам!

'Тем более, — хотел добавить он, — что все вы уже заплатили за проезд'.

Украдкой рассматривая не манкирующих легким мародерством и бранящихся друг с другом героев люди стали поспешно забираться в возы. Маг удовлетворенно кивнул и повернулся к Колпаку со степняком, как раз недобрым словом поминающих расплодившихся ведьм.

Немного погодя возы, тронувшись, медленно поехали к ущелью. Троица героев задержалась на месте подвига.

— Хоть бы поблагодарили, — вздохнул, снимая с лица свою маску, Палаческий Колпак. Степняк пристроился возле его плеча и посмотрел на удаляющийся зад последней повозки. На них оттуда поглядывала какая-то вполне привлекательная крестьянка.

— Жди, — пробормотал степняк. — Наша благодарность это то, что с тел стащим. Вот ведь зараза, что за время настало уже и не поймешь герой ты или обычный бандит с большой дороги.

— Вам-то, что, — назидательно прогудел старый маг. — Я вообще без силы сижу. Если б не алхимия, то чем мне заниматься? В бродяги на старости лет?

— Дерьмовое время, — покачал головой Колпак. — Хреново когда не ясно кто твой враг и есть ли различия между вами.

'Враг? — голос, прозвучавший в их головах одновременно, казался голосом ласковой матери, обращающейся к своим детям. — Мальчишки любят играть в войну. Вы заигрываетесь, детки. По-хорошему вас троих стоило бы наказать. Но я не стану этого делать сейчас. И вообще не буду, если вы возьмете на себя в дальнейшем будущем труд думать, прежде чем делать. Нужно же хоть кому-то в этом сумасшествии начать думать...'

Все трое ощутили беглое касание какой-то Силы. Да такой, что по коже побежали мурашки. Степняк и Колпак воззрились на бледного мага:

— Ты это слышал?

— Что это было?

Старик как-то комично сморщился. Так, что оба подумали — дед шутки думает шутить. Но Бельгроф неожиданно схватился за сердце и покачнулся. Он обязательно бы упал, если бы не руки подскочивших парней:

— Эй-эй, что с тобой случилось, Бель?!

— Это... это предупреждение, — потрясенно прошептал, бессильно повисший маг.

... Возок весело катился по ущелью меж двух хмурых громад. Женщина лет тридцати со светлыми завитками волос и обжигающими черными глазами улыбнулась своим мыслям. На заботливо замотанной тряпицей руке случайно выбившись на миг, сверкнул изумрудным огнем необычайный перстень. Но занятые дележом впечатлений люди в возу даже не заметили этого поистине волшебного блеска.

Прямой дороги от Эктобара до Танцевальни не существовало. Горный массив, скрывающий в своем чреве Волчью Пасть, заворачивая к юго-западу, создавал на возможном пути поистине непреодолимую преграду в виде острых хребтов, которые высотой своей уступали, пожалуй, только небезызвестной Горной Пади. Попасть к самому зловещему из фортов Триградья можно было либо, проехав прямым трактом до форта Драблаг — укрепления на середине пути между Грейбрисом и Хёргэ — а оттуда до Лейтны. Где-то семь дней пути. Хорошего, торного — очень любимого в мирное время купцами. Сейчас дорога наверняка была заполонена войсками. Второй путь предполагал заворот в густые вечнозеленые леса и проезд через Виденс. Вот его бы я выбрал, скорее всего, но существовали две проблемы. Первой были вездесущие разбойники, первыми смекнувшие выгоду леса как укрытия. Они сейчас буквально наводнили леса, опасаясь регулярных войск противоборствующих сторон.

Но главной причиной были, конечно же, запрудившие юг Триградья слухи. А они все утверждали одно и тоже. Виденса более не существовало. Любимый город Купеческой Гильдии Триградья был сметен до основания. Как и кем, это был уже другой вопрос. И здесь мнений была тьма.

Поэтому для своей поездки я избрал третий путь. Тем более, что интересовала меня отнюдь не Танцевальня.

Все дороги были забиты беженцами из северных краев и тому были уже не две, а целая масса причин. Окульты. Лис. Наместник. Грабители. Наемники, приглашенные сдуру Эйстерлином и теперь чувствующие себя в Триградье как у себя дома. И масса, просто неисчислимое количество страшилок, которые с пеной у рта пересказывали все встречные поперечные.

Честное слово у меня даже закралось подозрение, что слухам люди обязаны Канцелярии Лиса. Профессиональные паникеры, провокаторы, врали и шпики — вот кого сейчас в любом встречном потоке людей было не меньше чем шлюх.

— А, что делать, — развел руками Келоан. Он, как выяснилось за время пути, был неплохим собеседником. Весьма нетипичным для простого охранника, если только Драконьих Призраков можно было считать типичными. — Людям надо оплачивать себе дорогую нынче дорогу. А как отрабатывать еду, если у тебя мало денег, а впереди неизвестность? Здесь помогают естественные надобности. Точнее необходимость их удовлетворения.

Помнится 'необходимостью удовлетворения надобностей' он называл находчивость мужа оплачивающего проезд прелестями жены — только позавчера мы встретились с таким вот случаем прямо на придорожной стоянке. Там было что-то вроде лагеря, где собралось великое множество людей. Попадались и такие.

Сейчас же мы сидели во вполне пристойной, хотя и безбожно дорогой корчме забитой до отказа народом. Дороговизна заведения была обусловлена и тем, что корчма располагалась в четырех часах пути от перекрестка дорог ведущих к Этобару, Драблагу и собственно Танцевальне. Не лучший, но самый короткий путь.

Мяса в трактире не подавали — цены на остальную пищу взлетели до небес. Сказать по правде, полная золота сумка была тяжелой. Но расходилась с восхитительной скоростью.

Миска похлебки с луковой стружкой золотой дукат или три серебряных царских гривны! Стоимость двух полноценных обедов во время моего правления. Кружка ячменного пива с неопределенным вкусом пол дуката. Цена на овес для лошадей вообще вызывала мой зубной скрежет и легкое поглаживание рукоятки кинжала со стороны Реваза.

На входе в трактир висел зашарпанный листок изображающий зверского вида черного рыцаря с мечом, занесенным над головой беспомощно лежащей на земле женщины, пытающейся прикрыть младенца. Надпись была недвусмысленной — 'ВСТАНЬ И ЗАЩИТИ СВОЮ РОДНЮ ОТ КРОВАВЫХ РУК НАЙМИТОВ УЗУРПАТОРА ЭЙСТЕРЛИНА'. Чуть пониже приписка корявыми буквами, сделанная сразу на двух языках: 'Достойная оплата и земельный надел в награду. Обращайся к вербовщику или в военную комендатуру'. А еще пониже, от самого плаката убого выцарапанные прямо на двери слова 'Бойбель — стукач Лиса'. Бойбелем звали хозяина трактира.

Я задержал взгляд на творении вышедшей из рук Канцелярии Лиса. Могу поспорить такие плакаты висят по всему Триградью, даже по той его части, что вроде как подмята Эйстерлином. И не только плакаты — в деле ведения такой борьбы Лис даст Эйстерлину фору в пять очков. Только вот подписи сделаны зря — читать умеют далеко не все в этой глуши. Да и плакат явно вышел из рук какого-то неумехи, поэтому повешен вдали от центра Триградья. Рыцарь выглядит монстром, но только и у женщины глаза не на месте, а в раскрытом рту проглядывает что-то похожее на клыки. Внешность тоже... та еще. Особенно страхолюдно смотрится зеленоватый младенец. Не думаю, что славные идущие добровольцами крестьяне (мы ж не в Балбараше, где простой люд на войну чуть ли не палками впереди господ гонят) представляют свои семьи вот так.

— Иногда, кажется, что милосерднее всего война обходится с теми, кто умирает на поле брани, — услышал я слова пожилого однорукого мужика в домотканой сорочке хуторянина. — Господа затевают войну, чтобы схватить побольше золота. А на простом люде свою злобу вымещают все кому не лень.

— Тише-тише, — занервничал, кося глазом на нас, мужчина, поддерживающий калеку под руку и похожий на него, так как сын может походить на отца.

— Боишься? Да кому мы все нужны — шкура моя драная!

— Напрасно он хорохорится, — безоблачным голосом доложил Реваз. — Я вижу двоих, которые прислушиваются более чем заинтересованно. Еще один поглядывает в нашу сторону.

На мой взгляд, хоть мельком, но в нашу сторону поглядывали значительно больше одного. Трое незнакомцев, один из которых держится чересчур гордо, а двое других выглядят как воины и носят оружие. Кинжалы легко прятались под стеганые куртки, но вот мечи девать было не куда. Только я путешествовал налегке, без пристойного оружия.

— Мастер Грай, — Келоан дождался пока на столе появятся три миски с дымящейся бобовой похлебкой, хлеб, разбавленное пиво и нарубленные ломтиками зажаренные овощи, только потом позволил себе заговорить: — До Танцевальни путь не так легок, как нам бы хотелось. Мы движемся против течения всей этой массы людей — а они тоже бегут не просто так. Мы идем в горнило, в жерло вулкана, в пасть дракона...

— С последним полегче.

— Простите, — чуть смутился Келоан, но тут же продолжил: — Мы движемся в лапы опасности. Биргер... он примет нас, но что дальше? Триградье ждет война и я совсем не удивлюсь если выяснится, что победителей в этой войне не будет вовсе. Я решил идти до конца за вами, ведь Призраки не могут иначе, но я лишь хочу знать, зачем это все?

Он сидел передо мной, этот нескладный с унылым лицом и глазами на выкате Призрак. Неглупый и, что еще более очевидно — верный. Верный, даже когда отвернулись все остальные. Я подумал, что за все время моего затяжного бега, за все эти месяцы... все кто был возле меня, те, кто помогал мне, часто ценой собственной жизни как тот парень Галур, они все это время ничего не знали о моих целях.

— Что ждет нас в конце пути?

Я двигался так, словно стал безумцем — метался, хватаясь за ломающиеся соломинки возможностей. Даже Реваз почти ничего не знал ни о случившемся в Цитадели, ни о имеющей виды на мое кольцо Астис, ни... ни о чем.

Но они не отвернулись и следовали. Терпеливо сносили моё хамское, пренебрежительное поведение, мои... почему?

Верили в то, что я король без королевства? Но где тогда мои подданные? Верили в скрытую силу? Я сам в неё не верю. И сейчас, что мне ответить им? Этому сметливому Келоану, желающему знать за кем он идет, и ради кого отдали жизни его друзья. И замершему с ложкой у рта Ревазу — человеку, который в своей жизни видел раза в два больше меня.

— Считаешь себя в праве задавать мне такие вопросы? — губы привычно изогнулись в недоброй кривой усмешке. Я был готов рассказать все и даже больше. Но тело отказывалось 'ломать спину'. Голова сама собой откинулась в гордом жесте властелина, а во взгляде промелькнуло что-то такое, что все кто смотрели в нашу сторону разом попрятали глаза.

Реваз встревожился. Келоан нет.

— Да, мастер Грай. Я думаю, что сейчас мы все находимся в равных условиях. Мы все можем умереть уже завтра, и никто даже не узнает об этом. Мы уже не в Цитадели, в злом реальном мире, где правит сейчас то, что вы взрастили за время своего правления. Побывав в Эрце мы снова вернулись в Триградье. Зачем? Воевать... умирать... за-чем, мой Дракон?

Он обратился ко мне, используя титул. Но сделал это так, как раньше могли себе позволить сделать только самые приближенные — без эпитета 'Великий'. От проснувшейся неуверенности у меня ослабели руки. Я понял, что Келоан прав. Они с Ревазом сейчас мои ближайшие помощники. И сейчас этот парень задает тот вопрос, который Реваз не может задать из-за верности своим принципам. Раньше я только засмеялся бы в лицо хама, но не теперь. Дело было вовсе не в страхе. После всех этих смертей и после того как я выдернутый из Цитадели, втоптанный в грязь, как нищий бродяга, сам видел ломающиеся из-за меня судьбы людей, внутри, будто что-то надломилось. Старею. Начинаю чувствовать... жалость? Уважение?

— Ты прав. Прав Келоан. После всего пережитого ты имеешь право задать мне этот вопрос. И даже больше. Ты можешь получить на него ответ. Помнится в лагере, который мы проезжали позавчера мы стали свидетелями занятного зрелища. Когда толпа этих завшивевших бедных беженцев, плачущих о несправедливости жизни, этих замученных и несчастных людей с удовольствием, с радостью избили и закололи нескольких пойманных ими магов. Бродяг не менее жалких, чем они сами. Обвиненных даже в том, чего сделать не могли вовсе. Рядом с нами тогда оказались какие-то путешественники. Также ищущие что-то очень важное в разверзнувшемся хаосе. Помнишь, что сказал один из них — старик, тоже имевший к магии какое-то отношение — когда жертвы толпы пытались отбиться?.

— Очередная сцена борьбы добра и зла, — вспомнил Келоан.

— Именно это он и сказал. А когда у него спросили, кого он считает добром, старик сказал 'у кого в руках вилы'. Очень правильно сказал. Ведь никто из нас, видевших эту сцену и не помешавших ей не имел права именоваться добрым или злым. Мы просто смотрели, как озверевшая толпа забила до смерти несколько человек. Не самых лучших, но все же. Значит, эта обиженная до колик толпа людей и была добром. Ты удивишься, где же мой ответ? — я подался вперед и сказал так, чтобы никто больше, кроме нас троих, как бы сильно он не прислушивался, не сумел услышать. — Совсем недавно я понял, что Темного Властелина больше нет. Точнее Темные Властелины есть, конечно, только на нашем континенте кроме себя я слышал о троих. Нет Великого Дракона. Великий тиран, в самом деле, умер. А я жив. Но это не значит, что я стал хоть на йоту добрее. Потому что меня тошнит от такой доброты. Ты спрашиваешь, не собираюсь ли я биться за власть по новой? С самого начала? О нет. Ни к чему это все. Слишком много я повидал на своем веку, хоть и утратил множество навыков сидя в бездействии в Цитадели. Повторять ошибок прошлого не стану. Я придумал кое-что поинтереснее. Но для начала мне нужно ни много, ни мало — одолеть богиню. Самую настоящую древнюю богиню, забравшую кое-что важное. Мы едем не совсем в Танцевальню. А в брошенную крепость Боллеран, что в двух днях пути от ...

Слова застряли в глотке. Я замер глядя мимо Келоана, мимо сидящих по соседству крестьян, мимо всех бросающихся в глаза людей — наконец-то почувствовав. А бледный до белизны тип, что вместе со своей компанией пришел совсем недавно, тут же заняв один из столов, рассматривал меня. Совсем не так как это делали мелкие доносчики. Острый как кромка стального лезвия взгляд человека, который нашел. Нашел того, кого искал. Взгляд опытного убийцы.

Расстояние в два стола. Проёмы между ними были заполонены жующими, спорящими, отрыгивающими, ругающимися людьми. Множеством людей, из-за которых даже в нежаркий осенний день в таверне стояла парная духота.

— Рев, — одними губами сказал я. Очень выразительно сказал. Драконий Призрак оторвался от похлебки и как будто бы невзначай скользнул глазами по соседним столам. Практически точно так же как это сделала незнакомая мне девушка с изумительными зелеными глазами за столом с белолицым. А вот трое олухов-мордоворотов на нас внимания пока что не обращали.

— По наши головы, — возвращаясь к похлебке известил Реваз, по-бычьи подняв плечи.

— Что нам делать? Неужели попробуют задержать здесь?

— Здесь вряд ли. Но бежать придется, — сосредоточено ответил Келоан. Он незаметно опустил руку под стол. К перевязи с мечом. Белый улыбнулся и заговорил со своей спутницей. Какая прелесть.

— Сейчас мы отвлечем их, а вы на выход. Поднимется суматоха, вам надо к стойлам.

Девушка сняла со стола шляпу и взгромоздила её на голову, став похожей на сказочную ведьму. Белолицый схожим с Келоановым движением опустил руку под стол. Наши взгляды снова встретились. И вся эта шумная пропахшая отвратительным человеческим духом корчма отодвинулась, уйдя на второй план. Куда-то за вишневые радужки глаз.

'Пришел убивать? Твое право и все ж для начала придется достать меня'.

Дальше неприлично затянувшаяся игра в гляделки закончилась, и мы начали двигаться. Да еще как! Я, тараня скопище людей, бросился к выходу. Белый рванул за мной, расшвыривая людей. Реваз с Келоаном сгруппировавшись, ринулись ему наперерез. Началась свалка.

Мордовороты, последними сообразив, в чем дело вытащили оружие и не долго думая, пустили его в ход, расчищая себе дорогу среди людей. Напрасно, ибо в дверях и окнах тут же началась давка.

Беломордый тоже не испытывая перед двуногими пиетета стал рубить людей. Да так что вверх забили кровавые струи, а крики паники стали перемешиваться с тошнотворным чавканьем и свистом меча. Некоторые стали сопротивляться, но все было бесполезно. Замахнувшемуся на него табуретом коробейнику — детине по виду решительному и не гнушающемуся молодецкой драки — белый с издевательской точностью отрубил кисть руки, а потом, сбив с ног, просто перемахнул. Добил несчастного коробейника один из мордоворотов.

Наверное, мне следовало испугаться решительного натиска не считающихся с жизнями убийц... но мне было не до этого — затиснули со всех сторон, сдавили и безбожно комкая, потащили на выход. Тяжелее всего было не двигаться, а устоять на ногах среди отчаянных толчков.

Один из мордоворотов, понапористей остальных был уже в нескольких шагах от меня пробивая поток тел своими руками с жутковатым ревом. Тупое лицо источало агрессию.

— Да скорее же! — завопил я, предвидя спасительный выход. Белый схлестнулся с Ревазом. Все его показное спокойствие слетело, стоило недооцененному им Призраку парировать быстрый удар и отвлекши обманными финтами прорезать на груди белого длинную кровоточащую полосу. На этом, однако, удача Реваза окончилась, ибо противник ему достался опасный до чрезвычайности.

Келоан уклонившись от брошенного девицей ножа, оказался прямо перед бритоголовым спутником белого.

Догоняющий меня убийца схватил за плечо очередную жертву, намереваясь откинуть как щенка, но человек с ловкостью куницы обернулся и мордоворот, испуганно захрипев, осел на пол. Из солнечного сплетения торчала тонкая острая спица. В этот миг меня как пробку из пивного бочонка вышибло из прохода на улицу, где царила полная неразбериха. Впавшие в крайность люди метались со своими вещами, хватали все, что могло сойти за оружие и под шумок тащили все, что плохо лежит. Сил им добавил звук сигнального рога и крики:

— Стража! — ничего хорошего от приближающегося к охваченной боем корчме разъезда стражи ждать не приходилось.

Я толкнул кого-то в спину, пробиваясь к стойлу. Увернулся от чьего-то кулака. И вытащив нож, без колебаний принялся им размахивать. Главное чтобы эти сволочи не утащили лошадей, а на все остальное плевать. Пусть мародерствуют, пусть воруют у своих же мне какое дело?

Неожиданно затылок взорвался болью, а сам я полетел на землю. Застонав, перевернулся. Надо мной стоял какой-то мужик с озверевшим лицом одетый как обыкновенный гончар. Его рука жадно хватанула мой кошелек, а второй кулак врезался в переносицу. От боли потемнело в глазах, а сам я с мстительным удовольствием всадил грабителю в горло свой нож, мараясь в полившейся густой крови. Быстро вскочил и побежал дальше, чувствуя, как кровоточит разбитый нос. Не останавливаться — я уверен, что Реваз с Келоаном присоединяться при первой же возможности.

...Река, делая заворот на вышине, с пенным грохотом срывалась с каменных порогов, разбиваясь брызгами об вылизанную до идеальной гладкости гальку. Рев воды усиливался базальтовыми глыбами каменных нагромождений по обе стороны реки. На мелководье весело барахталась слетевшаяся на водопой птица. Растущие у воды ольхи низко клонили свои усеянные 'шишками' ветки. Вдоль берега вперемешку росли высокие белые березки и краснеющие калины.

В небе, курлыча, летел журавлиный ключ. Над рекой вилась тонкая как шелковая лента в локонах красавицы мелодия. Грустная и легкая как порхающий на свет пламени мотылек. Напоенная неповторимой тоской и щемящей сердце грустью. Удивительная музыка, вписывающаяся в создаваемую природой картину как финальный штрих. Последний красочный мазок для серебристых ольх и прозрачной воды со шныряющей в глубине форелью.

Её играл сидя на нагромождении нечаянно белых камней, похожих на мраморные глыбы, альбинос. Харранец сидел с закрытыми глазами, подогнув одну ногу, и держал в руках... свирель. Рядом на камнях лежал изящный одноручный меч посла.

Велари невольно заслушалась, опираясь на скрывающий её ствол березы. Оставленные на попечение другого 'менее значимого' члена отряда кони сейчас подвергались чистке. Погоня провалилась. Глупо и бездарно. По вине этих поднявших шум людей, этой сволочной стражи. По вине обстоятельств. А значит по их собственной вине.

— Ты чего-то ждешь? — спросил, неожиданно прекратив играть, альбинос. Удивительно было как сидя спиной, он сумел почувствовать её присутствие. Велари вздохнула.

— Мы все ждем. Раз уж не справились первоначальным числом нужно ждать подкрепления.

— Глупости, — они так и располагались спинами друг к другу. Он, сидя, она, опершись о дерево. — Нелепая ошибка. Встреча произошла спонтанно. Мы не были готовы.

— Они тоже, — возразила Велари, вдыхая аромат пахнущих осенью деревьев. — Но ошибки не допустили. Пробились, отгородившись толпой, вырвались как ловкачи.

— Кто же знал, что парочка, опекающая Дракона, окажется бойцами. Толковыми бойцами. Неожиданность. Впрочем, старого, будь он один, я бы все равно сделал. Но теперь они будут еще осторожнее. Наверняка будут пытаться запутать следы и оторваться. На нашей же стороне сила и выносливость лучших лошадей. До Танцевальни не так уже и близко, а двигаются они именно туда. И по направлению, и потому что больше им некуда податься в ваших землях.

— Нельзя было их недооценивать... — разговор затих. Шумела речка. Альбинос вертел между пальцами свирель. Девушка следила за медленным полетом опадающей листвы. 'Зима в этом году действительно будет ранняя'.

— Я не знала, что ты умеешь так играть, — через какой-то промежуток времени сказала Велари.

— Я вообще много чего умею, — в тон ей тихо ответил альбинос. — Не только убивать.

— Странно.

— Нет. Ничего странного. Просто, — он как будто бы поежился. Словно открывал своими словами некую тайну. Говорил о чем-то очень личном. — Просто разве есть кому-то дело до моих умений? Да и какие это умения... баловство одно. Никому не нужное. Здесь не нужное.

Больше он ничего не сказал. Но девушка поняла молчание лучше всякого красноречия.

'Черствый сухарь и такое чудовище, даже он имеет что-то в душе. Неужели надеется, что попадет на свой Харр и там сможет жить по-другому? Дурак. Никому не нужный дурак. Всю свою жизнь надеется...Странно, — подумала Велари. — Я ненавижу его за все что он сделал. Ненавижу и за то, что сделать собирался. Желаю ему только плохого, да он это и так знает... а сейчас мне его жалко. Почти жалко, этого никому не нужного выродка с самого рождения оставленного наедине со всей злобой наших земель'.

— Едут, — услышала она и повернулась. Альбинос отложил свирель и с легким интересом смотрел в сторону речной поймы. Шум бурного речного вала скрывал все звуки, но они и не скрывались. Десять человек в облегченных доспехах с выгравированными на них изображениями короны стиснутой драконьей лапой — воины из отряда Наместника Грейбриса. Им не требовалось стягов и хоругвей, чтобы быть узнанными.

'Едут' — подумала Велари, ощущая как разбавляют чистый аэр кислые запахи пота и пива. Чувствуя, как начинает вибрировать под ногами каменистая земля.

... Предводитель небольшого, но впечатляющего отряда назвался типично триградским именем — Садлар. Садлар Одноглазый. При виде его черной, похожей на пиратскую, повязки Велари, неожиданно для себя, почувствовала странный трепет. Воспоминания. Наверное, все дело было в воспоминаниях.

Предводитель не обратил внимания на ухаживающего за лошадьми с недовольной миной поимщика. Все внимание привлекли только Велари и по-прежнему невозмутимо сидящий на камне возле воды альбинос.

— Я от Наместника, — они все как по команде спешились, но приблизились только четверо во главе с Садларом. Встали так чтобы видеть и стоящую под березой девушку и альбиноса с интересом обозревающего меченосцев.

— Ну, это уже понятно. Вы прибыли, чтобы помочь нам в погоне? — свысока взглянул на одноглазого командира Корнелий. — У Наместника, как я посмотрю, своеобразное чувство юмора. Там где нужны борзые, он использует буйволов.

— Его мнение единственно важное, — холодно напомнил, выглядывая из кольчужного капюшона Садлар. — Нам нельзя задерживаться или медлить.

— Это понятно, — насмешливо блеснул зубами харранец, слезая с 'трона'. В одной руке он небрежно сжимал меч, в другой держал свирель. — Вот прямо сейчас сорвемся с места и ринемся через реку в поисках беглецов.

Садлар задрав голову, сплюнул, целясь в реку. Не достал чуть-чуть. Мечники, из-за его спины двинувшись полукругом, обошли Ассимура с разных сторон, словно беря под стражу. Шестеро солдат, приглядывающих за лошадьми, вопросительно поглядели на командира.

— Кроме всего прочего, Ассимур, приказом Его Величия Наместника вы должны вернуться в форт Драблаг, — будто только сейчас вспомнив, сказал одноглазый. Альбинос удивился:

— С чего бы это? Я должен возглавлять погоню.

— Нет надобности. Этим займусь я, — небрежно уверил Садлар. — Вы обязаны вернуться в форт.

— Почему?

— Приказ Наместника.

Велари во все глаза смотрела на окруженного с четырех сторон белого и незаметно впилась ногтями в ладони, подавляя желание уйти.

— Я не спросил причину вашего здесь присутствия, — спокойно пояснил альбинос, поглядывая в сторону лошадей. — Мне нужна причина, по которой я должен буду вернуться пред светлы очи Наместника.

— Это вопрос дипломатии, — грубо обрубил командир. — Отношений между Триградьем и островом Харр.

— Дипломатия, значит? — мило улыбнулся альбинос. И повернув голову, в упор взглянул на Велари. Так, что она моментально взопрела.

— Пойдемте, — махнул рукой Садлар. Посол острова Харр оглянулся по сторонам, изучив молчаливую решимость меченосцев. И засмеялся:

— Вот как дикари понимают дипломатию? Дипломатия, мой любезный одноглазый командир, это верность раз данному слову вне зависимости от тех обстоятельств, которые впоследствии станут известны благодаря... чьим-то длинным языкам, — он подарил девушке еще один понимающий взгляд и продолжил: — С другой стороны все это благостная наивность. Если одна сторона считает себя в праве нарушать соглашения, то почему им должна следовать другая? Я не собираюсь ехать в форт, командир.

Мечи моментально оказались в руках окруживших посла солдат. К троим, присоединились и прочие шестеро, опоясывая альбиноса плотным кольцом в центре, которого оказался он сам и еще Садлар.

Командир упер руки в бока и оценивающе глянул на харранца:

— Слышали мы, господин хороший, что мастак ты с мечом плясать. И потому нас не трое, а десятеро. Даже больше. С минуты на минуту здесь будут еще полтора десятка — отстали на переправе. А ты один. И без своих расчудесных доспехов. В плотном кольце. Про право наше пытаешь, Ассимур? Я тебе расскажу, по какому праву ты с нами пойдешь — по праву сильного. По праву меча. Потому как если сам сейчас не пойдешь, мы тебя на аркане потащим.

Его правильная речь не произвела на харранца никакого впечатления. В её продолжение тот смотрел себе под ноги. И лишь когда командир умолк Ассимур соизволил глянуть на левую руку.

— Право силы? — чуть урчащим голосом спросил он, изучая ногти. — Это хорошее право. Честное в мире, где не действуют другие права. И право же требовать от меня соблюдать эти права противоправно.

— Завернул, — хмыкнул командир таким тоном, будто еле-еле сдерживал себя. И протянул руку, сжав запястье альбиноса: — Пошли.

— Как скажешь, — вздохнул альбинос. Он смотрел только на девушку. А она слишком хорошо знала это странное ни на что не похожее безразличное выражение глаз. У любого другого оно означало, что человек сдался на милость Судьбы.

Велари хотела предупредить об опасности, но вместо этого повинуясь так не кстати проснувшемуся страху завизжала как последняя девчонка увидевшая мышь. И визг, звонко отразившись от каменных колоссов, оказался подхвачен многоголосым эхом.

Десятник Садлар истошно орал катясь по земле и зажимая рукой струи крови, бьющие из обрубка чуть повыше локтя. Все, что было ниже, в данный момент находилось в центре разбитого кольца воинов. Похожая на чешую водяного кольчуга не защитила обладателя, оказавшись разрубленной с одного удара. Как спрятанный в ножнах меч, зажатый в руке альбиноса, оказался обнаженным не понял никто из десятка. И уж тем более никто не понял когда только-только бывший на расстоянии удара Корнелий, умудрился обзавестись вторым мечом, подхваченным из расслабившейся руки обезглавленного им солдата.

Он двигался так, словно выпадал из обыкновенного потока времени на кратчайшие доли мгновений, пропадая с траектории ударов и появляясь в 'мертвых зонах' за секунду до разворота врагов. Уже после боя всем кто имел счастье его пережить покажется невероятным, что человек был способен так изворачиваться на отведенном ему крохотном пяточке пространства.

И бить. Резать, как режет коровьи туши заправской мясник. Двигаться в веере кровавых брызг, изгибаясь среди рвущегося из глоток вместе с жилами надсадного крика. Он не был одет в свои магические доспехи, но значило это лишь то, что он не был ограничен в движении. В длинном, сложном неритмичном, но вместе с тем ужасно, просто до смерти завораживающем движении.

Велари стояла, бессильно опираясь рукой о березу, и наблюдала за дракой. Все же это не походило на бойню — десятеро это очень много. Даже если их противник Мастер. Альбинос расшвыривал нападающих, пинал ногами, безжалостно убивал, ранил. И был ранен сам. Один раз. Другой. Третий. На плече расцвел темный кровавый цветок. Одна рука с мечом больше не казалась смертоносным щупальцем — движения ею, очевидно, давались харранцу через силу. На испачканные кровью камни закапала и его собственная кровь.

Шестеро безнадежно мертвых трупов. Еще двое, включая ревущего белугой десятника Садлара, жестоко покалечены и не добиты только потому, что успели вовремя отползти подальше. Пораненный украшенный своей и чужой кровью харранец на равных бился с двумя самыми стойкими солдатами — один уже был несколько раз легко задет. Звук рожка ударил по ушам. Велари зачарованно следившая за подходящим к концу боем перевела взгляд и увидела неподалеку скачущих во весь опор всадников. Запоздавшее подкрепление.

Его увидели все. И с опаской следивший за боем мордоворот — один из троицы уцелевший после неудачной попытки поймать Дракона в том кабаке. И дерущиеся за свою жизнь солдаты. И харранец.

Его окровавленное лицо вытянулось. Страшно выругавшись, он подловил раненного противника, вонзив ему под нагрудник меч. Отбил голоменью37 своего меча размашистый выпад последнего стоящего на ногах врага и бросился в воду, вздымая целые облака брызг. Кричащие что-то непонятное и на скаку расчехляющие арбалеты конники были уже совсем близко. Альбинос, войдя в воду по грудь, быстро обернулся и снова посмотрел на Велари. Она затрепетала от этого взгляда, говорящего столь много, что не хватило бы, наверное, и сотни слов, чтобы выразить все это речью.

Их встреча была случайностью. И эта случайность перечеркнула разом очень многое. Например, изначальную жажду поразить повелителей Харр.

'Нет. Теперь после твоего предательства. После твоей попытки избавится от меня, я не отступлюсь. Даже Харр сможет подождать, пока я сделаю кое-что для успокоения своей души'.

Первые болты угодили в воду, там, где только что мелькал Ассимур. Но он уже нырнул, отдавая себя на милость быстрого течения. Осталась только кровавая пена, почти сразу же снесенная потоком. Щелкали арбалеты, бороздя реку, ругался незнакомый командир, тихо подвывали раненные, ошалело смотрел на мертвых товарищей единственный уцелевший из десятка солдат.

Велари стиснула зубы.

— Теперь все, — сказала она очень тихо с непередаваемой усталостью. — Вот мы и объяснились от первого до последнего слова. Остановить готовящуюся к восстанию армаду контролируемой Харр нежити мне не под силу. Но и спокойно смотреть на это я не хочу.

— Все готово, — войдя в башню, заявил заместитель командующего. — Армия построена и готова. Разведка сообщает о том, что противник двигается в глубь наших земель. Нам на встречу.

— Хорошо. Вы свободны, но если что будете докладывать при малейших изменениях в картине.

Лис задумчиво взглянул в окно. Одинокая башня с обвалившейся крышей очень удачно оказалась временно превращена в их ставку. Отсюда открывался великолепный вид на окрестности. На нервничающих и жмущихся друг к другу добровольцев с пиками и дрянным оружием. Не заслужили они еще ничего другого. Три недели усиленной муштры едва ли способны из этих крестьян сделать толковых вояк. Но внимание на себя они оттянут.

Слева от добровольцев, полукружьем расположились колотящие в щиты и завывающие перед боем варвары в рогатых шлемах. Еще поодаль четыре сотни конницы — преимущественно лучники. Войско расположилось сразу за грядой, на которой и стояла башня, окруженная кольцом телохранителей. На другом конце поле прорезала громадная котловина оставшаяся от высохшего озера. Справа от котловины росла густая дубрава — само же поле переходило в закрытую от ветра уютную лощину. Слева струился ручей. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться какая армия имела более выигрышную позицию.

— Он рассчитывал взять нас наскоком, — ухмыльнулся Лис, умастившись задом на заваленный бумагами стол. — Не стал дожидаться даже степняков. Думал занять позицию под Уголищами. Вот только туда еще полтора дня пути. Неужели он рассчитывал, что его солдаты, позавчера рванувшие в сторону Хёргэ, не будут замечены?

— Решение самому навязать бой очень удачно, — раздался из плетеного кресла слева жеманный голосок. — Вот только как его исполнить, не имея помощи вахрасагэра?

— О да, — Лис скрывая недовольство в уголках глаз, развернулся к вальяжно раскинувшейся в кресле красавице с кошачьими глазами. Она была одета в мужскую охотничью одежду, но хитро подогнанную портными под фигуру. Да и мягкие нежные ткани, использованные в костюме, явно не были случайными. С распахнутой корсетообразной курточки, небрежно распахнутой на пышной груди, Лису игриво подмигнул халцедон. Ива Блаженова любила подчеркнуть свою женственность, вызывая тем самым мысли определенного характера.

— Ваши услуги неоценимы, — вдохновлено принялся он расписывать свою благодарность. — Разведка просто отличная. Но я надеюсь, и другие ваши слуги окажутся на высоте.

— Вне всякого сомнения, — подтвердила посланница Саламата. — Эта победа очень важна для всех нас. Для вас это возможность примерить на себя корону. Для Саламата — получить в своё распоряжение Цитадель и все, подчеркиваю, все, что имело отношение к магии. Ну и все прочее, по договору.

— Золото и пленные, — понимающе кивнул Лис. — Можете считать их своими, если мы выиграем.

— Саламат предпочтет не считать, а обладать, — в небе на горизонте появились черные точки. Множество черных точек.

— Что это? — сощурился Лис, подходя к окну.

Зрачок Ивы вытянулся еще сильнее, превращаясь в едва заметную полоску.

— Наша разведка, — от общей вереницы точек отделилось несколько, и стали стремительно по воздуху приближаться к башне. — Минут через пятнадцать будут здесь.

... Но отвратительные чучела с крыльями летучих мышей управились намного быстрее. Лис даже поморщился, испытывая чувство брезгливости, когда одна такая тварь, распространяя в комнате сильный запах падали пронзительно вереща, зависла прямо перед лицом Ивы. Писк и похожие на хрюканье звуки натолкнули его на мысль, что противоестественная дрянь умеет говорить. А посланница Саламата понимает все эти неприятные звуки.

— Как там дела? — спросил Лис, когда трепещущая крыльями гадость покинула комнату, оставив на память о себе только смрад.

— Идут. Одна тысяча двести воинов едут по южному тракту. И почти четыре тысячи по северному. Насколько я понимаю на этом поле, — небрежный жест в сторону окна. — Они собираются объединиться. Про расположившуюся на поле армию они уже знают.

— Замечательно, — хлопнул в ладоши Лис. — Я думаю, они знают не про всю армию.

Вместо ответа девушка поднялась с кресла и подошла к столу, на котором стоял золотой сосуд и два кубка.

— Подарок Саламата, — разливая отлично пахнущую темно-бордовую жидкость по чарам, сказала она. — Лучшее вино с виноградников вахрасагэра.

Она передала один кубок Лису, второй грациозно взяла пальчиками сама.

— За победу, — обольстительно улыбнулась Ива, прикасаясь своим кубком к кубку будущего правителя Тригралья.

— За победу, — сказал Лис. Им не пришлось долго стоять возле окна, чтобы, наконец, увидеть, как на противоположном конце поля появляются враги. Запели горны. Зашумела дубрава. Цветастые хоругви отрядов встретились лицом к лицу.

— Это будет... познавательно, — кладя свою руку на нежное плечо Ивы, проговорил Лис. Только сейчас он почувствовал, что её тело источает слабый аромат базилика. Девушка заглянула в его лицо и загадочно улыбнулась.

— Это будет непередаваемо.

'Базилик, — подумал Лис, щуря глаза и рассматривая построение войск. — Я слышал, что базилик притупляет волю'.

И вот, наконец, две армии двинулись на встречу друг к другу. Правильные строи качнулись, превращаясь подобиями волн или сметающих все на своем пути человеческих лавин. В этот самый миг далеко на востоке в небо ударил луч изумрудного пламени, раскрасивший мир в мертвенно-зеленые цвета...

Погоня была близка. Не помогла река, не помогли буковины и орешники. Заливные луга и серо-зеленые поля, чередуясь светлыми и темными клетками на теле земли, не скрыли нас троих от зоркого глаза. Горы и предгорья, коричневые глинистые утесы и илистые затоны не могли спрятать нас. Ветер хлестал в наши лица, а подчас начинающий брызгать мелкий 'слепой' дождь мочил головы и плечи, мыльные шеи коней.

Мы мчались как безумные, загоняя коней до смерти, не останавливаясь, не глядя в лица встречаемых людей. А на пятки нам наступали убийцы Эйстерлина. Мы оставили позади заросшую сорняками и крапивой долину, где раньше располагалась какая-то деревушка, а сейчас остались безлюдные руины.

На дороге мы неожиданно увидели двух всадников, выглядящих так, словно они кого-то поджидают.

— Там впереди! — закричал, осаждая коня Реваз. — Кто это?

Всадники заметили нас и, переглянувшись, стали о чем-то говорить. Я оглянулся и увидел, как мелькают позади фигуры наших преследователей.

— Вперед! Некогда думать!

— Что за Тьма! — охнул я, почувствовав, как заволновался подо мной конь. В воздухе резко пахнуло морозцем, хотя небо было почти чистым, а по земле прошлась чуть слышная дрожь. Отголосок подземного толчка. Кони без всякой команды бросились вперед, понесши нас к двум всадникам, один из которых при ближайшем рассмотрении казался сущим гигантом. Он козырьком поднес руку ко лбу, разглядывая нас. И тут весь мир залила бледная зелень. Все яркие цвета дня померкли и потускнели, как будто само солнце вдруг угасло. Глухо грянул поднебесный гром.

— Что это? — испуганно воскликнул Келоан, на присаживающейся от страза лошади, указывая рукой в небо. Я вскинул голову и на миг забыл обо всем на свете. Солнце не угасало, око богов по-прежнему глядело на нас с вышины. Но его свет не способен был равняться по силе с огромным столбом елово-изумрудного пламени поднявшегося до облаков. В месте, где он коснулся лазури неба, стала шириться, разрастаясь огромная, поражающая воображение черная воронка.

Потрясенно глядя на то, как зеленый огонь пожирает небо, я проследил взглядом до его основания. Он упирался в землю, скрываясь за конусообразной вершиной горы. Даже не видя, откуда бьет огонь, я мог назвать это место абсолютно точно. Замок Боллеран. И источник огня я тоже мог назвать.

— Не останавливаемся! — взревел я, почувствовав, как бесцельно проходит в стороне от меня ставшее драгоценным время. Ударил ногами в конские бока и понесся вперед. А наши преследователи, кажется, совсем не удивившиеся невероятному зрелищу висели на наших плечах.

Великаном на коне, оказался сам Гуно Весельчак. А его спутником бы... я почувствовал, что скоро совсем утрачу способность удивляться. Щеголяя изрядно поцарапанной и сбитой физиономией на меня пялился человечьим глазом Тольяр. С немалой толикой изумления и клянусь Тьмой, парень не знал чему удивляться сильнее — зеленому огню, охватывающему небо или мне.

— Вы живы и снова от кого-то спасаетесь, — на удивление тонко подметил Гуно.

— Это мы развлекаемся так, — огрызнулся я.

— Не одни вы, — кивнул громила в небо. — Говорили, что магия исчезла, но если это не результат заклятия то я сельдерей.

Тольяр хлопнул себя по лбу и стащил с лица повязку — ею выступал кусок ткани, по виду отрезанный от рубахи. Келоан и Реваз на конях невольно подались назад — в темно-зеленом свете дня алебастровый глаз парня светился молочно-белым светом. А мне сразу вспомнились собаки, чьи глаза блестят в темноте.

Нечеловеческий глаз, вероятно, светится схожим образом в темноте магической.

— Невероятно... — он весь задрожал как осиновый лист. — Это что-то...

— С нами сейчас тоже случится что-то невероятное, — тревожно оглянулся назад Реваз. — И с вами, раз уж вы попались на нашем пути тоже. Вряд ли убийцы станут разбираться кто тут с кем заодно.

— Это правда, — кивнул Гуно. — Мы выбрали не самое удачное место для встречи с Биргеровскими солдатами. Те, кстати, тоже не торопятся появляться.

Я хотел спросить с чего бы здесь быть солдатам Биргера и какие у них интересы с Гуно.

— У них есть арбалеты, — прозорливо заметил Гуно. — Вряд ли если мы будем стоять на месте, нам позволят хоть слово сказать.

Поворотив коня, я рассмотрел, как солдаты в панцирях с выгравированным на них символом Грейбриса принялись на ходу расчехлять арбалеты. За их строем мелькнула уже знакомая шляпа.

— Убегать бессмысленно. Биться опасно — их пятнадцать человек и все они знают, с какого конца браться за меч, — продолжал рассуждать Гуно. — Нас пятеро. Но биться, пожалуй, смогут лишь четверо.

У меня покраснели уши от такого определения. Весельчак поглядел на своего спутника и изрек:

— Даже, наверное, трое. Значит... Хайа! — рявкнул он так, что подогнал не только свою лошадь, но и заставил поволноваться наших и, пришпорив, помчался на встречу строю. Чуть промедлив за ним, поскакали оба Призрака.

Я вопросительно взглянул на Тольяра, но парню явно было не по себе. Странно всегда думал, что он приличный боец. Хотя плут он конечно более толковый.

— Я виделся с Каллиграфом.

Солдаты увидели Гуно и, бросив никчемную возню с арбалетами, подались на встречу.

— Он сказал вам, как можно победить Астис?

Моргенштерн расколол шлем и череп первого подвернувшегося солдата, и труп откинувшись на спину скакуна, выбыл из боя. Второй попытался объехать Гуно с боку, но встретился с мечом Реваза. Келоан защищая Гуно с другой стороны перецепился мечами с еще одним солдатом.

— Не совсем. Он убедил меня в её непобедимости. Но подсказал толковую идею.

Солдаты, группируясь, стали брать троих дерзких противников в кольцо. Ценой тому были еще двое выпавшие из седел с переломанными костями. Моргенштерн Весельчака разил с ужасной силой.

— Этот огонь вызван ею. Я не совсем понимаю, что это, но вижу безумный хаос внутри пламени... эй, что это они задумали?

Последний возглас относился к солдату и девице, аккуратно объехавшим завязавшуюся бойню, и двинувшим в нашу сторону. Я схватился за пояс. Тьма — даже меча нет! Только нож. Тольяр, перехватив мой взгляд, потащил из-за спины меч. Реваз без сомнения увидел этот маневр, но вырваться из плотного окружения осторожничающих из-за натиска Гуно врагов, не мог.

Тольяр объехал меня и погнал коня на встречу звенящей оружием троице. Я остался один, бессильно наблюдая за сражением. Голос в глубине души прошептал, что, быть может, безопаснее всего было бы скрыться сейчас. Я не послушал. Наверное, мой внутренний слух за последние месяцы здорово притупился. В отличие от слуха обычного — я уже слышал, как тонко поет рог...

... Её напарник не успел и охнуть когда выехавший им на встречу парень разразившись штормовой атакой убил его, пробив панцирь. Велари, не растерялась. Мечи скрестились, породив багровые в необычном свете искры. Кони разошлись и снова столкнулись, подчиняясь наездникам. Не слишком любящая оружие Велари тем не менее была достойным противником, умея выстраивать целые фехтовальные комбинации основанные не на силе, как у мужчин противников, а на гибкости и ловкости.

Вот только на коне она чувствовала себя весьма ограниченной в движении, ибо пользоваться приходилось только руками. Противник попался толковый и медленно, но верно отжимал её назад. Но Велари не очень переживала, давая врагу вымотаться и подрастерять боевой задор. Главной целью был Дракон — мужчина с худыми запавшими щеками и бесстрашным взглядом. А это так. Временная преграда, которую можно будет сломать разными способами.

Например, вот так! Спина отклонилась, назад позволяя мечу врага унестись вверх, рука зацепилась за луку седла, а нога, описав быструю дугу, врезалась в ребра опешившего врага, сбрасывая его с коня и позволяя воспользоваться остаточной инерцией, перебрасывая тренированное тело в полет. Перекат по земле — больно ударившись плечом и спиной о жесткую землю, Велари вскочила на ноги. Шляпа слетела, покатившись меж чахлой растительности. Враг, надо отдать ему должное, сумел подняться после куда более жесткого падения. Видно было, как нелегко ему удержаться на ногах, как течет кровь из разбитого носа, а рука так и норовит прижаться к боку.

Следовало добить. И закрутив над головой 'мельницу' девушка врезала мечом по голове парня — тот в последний миг сумел поставить блок. Ушей достигнул звук сигнального рога, на мгновение, заглянув за спину врага Велари увидела, как Дракона со всех сторон окружают подъехавшие всадники в черных латах. На конских попонах отчетливо виднелись серебристые шутовские колпаки, больше похожие на короны.

Дракон стал что-то говорить, весьма убедительно показывая в их сторону. Демоны Харр!

Её и парня взгляды перекрестились не хуже клинков, и пелена ярости внезапно спала с глаз девушки. Сердце её остановилось, а рука дрогнула. Он! Это был он! Всадники уже мчались к ним, но какое это имело значение если...

— Яр?! — не веря самой себе, вскрикнула девушка. Но Тольяр, если это был он, её не узнал. Или не вспомнил. Страшный по силе удар хлестнул её по лицу. Что-то врезало под колени, и девушка повалилась на землю.

— Яр... — задыхаясь, прошептала она, лежа на земле. Черный силуэт на фоне темно-зеленого неба, с превратившимся в слабую звезду солнцем, занес меч. Она ошиблась? Перепутала? Или он не захотел её узнавать.

Земля под спиной затряслась от стука проносящихся копыт. Девушка безнадежно закрыла глаза. Но добивающего удара не последовало. Вместо него, послышался его сердитый голос, останавливающий кого-то ретивого:

— Нет. Живая она еще может пригодиться. К тому же девчонка полностью безопасна.

Черные всадники слишком поздно оказались замечены кружащими вокруг отчаянной троицы бойцов солдатами. Конечно, те пытались сопротивляться и отбиваться. Конечно, они попытались удрать, когда поняли тщету обороны. Конечно, их судьба была предрешена погнавшими и рассеявшими их черными всадниками, не ведающими пощады.

А человек на дороге о чем-то говорил с командиром черных всадников. О чем? Кто знает. Зато все кто в ту секунду смотрели в их сторону, видели как командир, спешившись с лошади, встает на одно колено и с нешуточным почтением кланяется Дракону Триградья.

Всего за пару часов нас доставили к небольшому обнесенному плотным частоколом лагерю. К этому времени зеленое пламя, породившее в небе черную воронку уже угасло, но сам небесный купол оказался закрыт сплошным покрывалом черно-фиолетовых грозовых туч. То и дело сверкали золотые молнии, гремел сердитый гром, но дождя не было. Зато была тревога, незримо льющаяся с этого страшного неба на землю.

Командир отряда Мертводелов, Гуно, Реваз, израненный Келоан и смертельно уставший Тольяр остались позади. Кому-то следовало позаботиться о захваченных в плен убийцах. Всего трое из них выжили — предводитель солдат, один из его подчиненных и странная зеленоглазая девушка. Та самая, которую вырубил Тольяр. Замкнувшись в себе, она молчала, застывшим взглядом глядя перед собой. Представляла дальнейшую судьбу, наверно.

Меня узнали не сразу, но когда я, спешившись, уже шел к огромному пестрому шатру воины в черных латах стали опускаться на одно колено, склоняя головы.

— Дракон! Дракон! Великий Дракон Триградья! Великий Дракон! — сквозь шелест доспехов слышалось отовсюду. Оглядываясь по сторонам, я видел только склоненные макушки. И понял, что совершенно не готов к пафосной речи.

— Встаньте воины! Я вернулся и совсем скоро все Триградье снова окажется под нашей властью! Я вернулся и скоро наши враги зарыдают! Встаньте с колен, ибо сейчас не время для поклонения! Острите мечи, и готовьте стрелы, воины! Настает час отмщения!

Дождавшись положенного восторженного рева, я вдруг подумал, что фразу про 'час отмщения' явно стащил из какой-то исторической летописи.

Возле шатра меня и встретил Биргер. Одетый в черное с серебром мощный старый богатырь, не колеблясь, встал на одно колено, будто обновляя вассальную клятву. Старик долго не мог поверить глазам, увидев меня живым и в добром здравии, порывался устроить какие-то торжества. Вдохновлено принялся голосить о последних достижениях, но я только устало оборвал его.

— Потом, дружище, все потом. Для начала мне придется тебе многое рассказать. Чтобы не было недомолвок.

Расположившись в его шатре, я стал рассказывать Риттрэнцу все свои злоключения, опуская все ненужные ему подробности. Рассказывал о предательстве Эйстерлина. Лиса. О своих скитаниях. И об Астис. Биргер слушал внимательно и мрачнел все сильнее.

— Боюсь, старый друг у нас нет времени, — закончил я. — Эта женщина обладает почти безграничным могуществом и легко способна обратить его на такие вещи, которые другому бы и в голову не пришли. Зеленое пламя, это её рук дело, я в этом не сомневаюсь. Что бы она не делала, ничего хорошего ждать не придется.

— Я понимаю, — Биргер стал расхаживать по шатру, по своему обыкновению заложив руки за спину. — Теперь я понимаю. В последнее время очень много появилось так называемых ведьм. Они появляются по трое и убивают тех, кого хотят. Точнее они называют это отмщением. У меня тоже пытались вершить свое правосудие. Но как выяснилось, стрелы они останавливать взглядом не умеют, в отличие от людей.

— Вероятно эти ведьмы всего лишь её ученицы. Покончить с ними не удастся ни какими силами, пока не пришьем Астис, — добавил я. Биргер кивнул:

— Я понимаю. Замок Боллеран — обитель проклятых душ, — он сел, крепко задумавшись. Я же видел, что моя идея почему-то не вызывает у старика особого воодушевления.

— В чем дело?

— Вы должно быть удивлены, что встретили меня так далеко от Танцевальни, Великий Дракон?

— Оставь это дружище. Можешь называть меня Грай. Я уже привык.

— Нет, Великий Дракон, — упрямо замотал головой Биргер. — Мне проще так.

— Ну ладно как хочешь. Но ты прав, я действительно не ожидал вас здесь увидеть. Так ведь я и сам не ожидал, что окажусь здесь.

В шатре было очень темно, поэтому слуги зажгли всевозможные светильники. Огоньки горели неровно и подрагивали то и дело, начиная коптить. Сильно пахло воском.

— Я и сам не думал, что придется забраться так далеко, — признался начальник Танцевальни. — Но дело плохо. Почти все люди покинули эти земли. Вы должно быть видели разрушенные деревни?

— Пару штук проезжали. А в чем дело? Мародеры или чьи-то солдаты?

— Я тоже подумал так сначала. Потому и взял с собой три сотни человек. А зря, — с каким-то недобрым предвкушением вздохнул он. — Эти земли обезлюдели не по вине людей. Окульты. Огромная орда бронированных тварей, хозяйничает здесь и я не уверен, что у моих людей хватит сил с ними справиться. Я видел предгорья, превратившиеся в кладбища — их уже пытались остановить. Зрелище страшное. А запах — он куда хуже. Сотни мужчин, в основном селяне. Устраивали засады на окультов.

— Сколько их? — моя тревога все усиливалась. Биргер смотрел с плохо скрываемой беспомощностью. Огоньки светильников горел все хуже, точно пугаясь грома. Тьма мягко, но властно окутывала шатер.

— Армия, — чуть слышно пробормотал он, наконец. — Я думаю, что здесь собираются дикии со всего Триградья. Целая армия. И ведут они себя, не как безмозглые трупы. Петляют, кружат, прячутся. Как будто заманивают нас. Как будто...

Он замолчал, не решаясь озвучить мысль настолько крамольную, что любой маг, услышав ее, засмеялся бы предводителю Тощих Паяцев в лицо. За него это сделал я:

— Как будто они обрели разум?

Биргер кивнул.

— Боллеран. Их всех притягивает то, что скрыто в замке Боллеран.

Глава Последняя

'И, наконец, мой юный или не очень претендент на звание Темного Властелина

настал нам черед прощаться. Ты уже знаешь, как строить свою Крепость и

как отбирать в неё помощников. Имеешь представление о каверзах Судьбы

и готов отражать бесконечные нападки героев. Эти и

многие другие знания пригодятся Тебе на щедро сдобренном злодействами

пути. Но в самом конце позволь дать Тебе один совет — возможно

он окажется бесполезен для Тебя. Или покажется бессмысленным. Пусть так.

Просто запомни раз и навсегда — никогда не связывайся с Богами.

Если даже посчитаешь себя обманутым, не связывайся. Поверь, Ты просто

легко отделался...'

Темный Властелин Грай 'Дракон' Триградский

'Владыка Тьмы. Секреты мастерства — шаг за шагом' (рукопись)

Свет дня иссяк. В отличие от человеческой ярости, сжигающей все до самого основания.

— Бееееееей!!!!! Колиииииии!!! Убиваааааай!!!

Первыми устремились вперед пешие мечники Наместника. Не признавая хитростей или маневров, им на встречу выдвинулись одетые в кожу, шкуры и боевые плащи варвары. Добровольцы за их спинами сплотили ряды и, слушая команды десятников, выстроили шеренги. Зеленое пламя в небе бликовало на доспехах сумрачных фигур, рвущихся друг к другу как бешеные псы.

Но быстрее бегущих людей как всегда оказалась конница. Сильные руки растягивали тетивы, жаля отряд вооруженных булавами пехотинцев стрелами. Кожаные доспехи лишь кое-где усиленные бронированными пластинками не выдерживали рвущего натиска гонцов смерти. Хуже всего приходилось тем, кого стрелы не убивали, а только ранили. Потому что как раз в тот момент, когда булавоносцы теряя своих группировались против неожиданной угрозы в их ряды с ревом вломились северяне, разнося ослабленные построения в пух и прах. Но отступить булавоносцы не могли, ибо их подпирали в спину мечники. Все смешалось в диком торжестве высвобожденной людской ненависти. Взбесившись, то один то другой, позабыв про всякую защиту, принимались булавоносцы крушить чужие черепа, не считаясь с собственной жизнью. Забывая про свою смерть. Люди вокруг падали, точно быки на бойне.

Наместник, предусмотрительно наблюдавший за боем издали, отвел глаза от высокой дозорной башни за линией поля боя. Лис наверняка отсиживался там. Эх, сюда бы парочку катапульт...

Вокруг у спешно разбитого шатра суетились десятки людей — гонцы с фронта, командиры подкреплений, помощники. Даже охранники выглядели беспокойными.

Эйстерлин перевел чуть рассеянный взгляд на поле брани. Из-за неудобной позиции и плохого света почти ничего не было видно. Клубящаяся пыль упорно покрывала место столкновения его конницы и пешего строя варваров при поддержке малого числа конницы неприятеля. Первое столкновение ничего не решило, лишь оставив на земле несколько дюжин тел и теперь отряды 'бодались'.

— Почему задерживаются гридни? — спросил у военного советника. — Они же должны уже пройти долину!

Советник суетливо дернул нагрудную цепь.

— Мы отправили к ним на встречу несколько вестовых. Но пока глухо. Нужно принять во внимание слабую из-за небесного явления видимость.

— И никаких следов Синетрийской помощи, — добавил второй советник. — Как в воду канули вместе с нашими наблюдателями.

'Предательство?' — от такого предположения бородача бросило в холодный пот. Могли ли узкоглазые за спиной договорится с Лисом и сейчас готовить удар в спину? Кто вообще поручится, что они пошли дальше Драблага?

Прискакал вестовой от Крейгана, чьи молодчики прикрывали ударный отряд наемников и готовились потеснить варваров к ручью.

— Мечникам нужно прикрытие от конных лучников. Крейган просит вас послать на помощь кавалерию, — звеня бронированными кольцами выпалил гонец. Наместник повернул лицо к командиру резервной сотни конницы:

— Хайа. Подмогни пешим.

Лысый степняк с бесстрастным лицом надел шлем и быстро побежал к своему коню, готовясь выехать на позицию.

Наместник же повернулся к первому советнику и сказал:

— Отдайте приказ Вардену ударить по копейному строю в центре. Пускай бьют, но не пытаются прорвать, нам нужно посеять панику.

— Но господин, — стал возражать советник. — Как же так? Это обернется непредвиденными потерями.

— Делать что говорю! — рявкнул Наместник. — Я сам вижу, чем оборачивается кутерьма на поле! Поганые Лисовы конники застопорили Крейгановских молодцев, а наемники хоть продвигаются, но все же медленно. Где же эти драные гридни, хотел бы я знать!

— Видимость...

— Видимость? Да они так весь бой пропустят! — кипятился Наместник. — А мне нужны результаты! Я хочу увидеть, как во-он те прохлаждающиеся сукины дети наложат в штаны и побегут прочь! Видимость это их боевитость — на самом деле копейный строй состоит из деревенских сосунков, половина из которых дезертирует при одном виде Варденовых молодцев! Исполнять!

Неся обильные потери под обстрелом лучников пешие мечники умудрялись не просто идти, они постепенно начинали теснить неистовствующих берсерков. Вид оскаленных морд кусающих собственные щиты и исторгающих из ртов пену не трогал опытных дерзких рубак, а щиты отлично защищали от секир. Отчасти на их стороне было умение держать строй, тогда как варвары, хоть и сильные хоть и быстрые — нападали беспорядочной толпой. Расплатой за это были размашистые часто смертельные тычки прямыми мечами. С конными лучниками противника дело было не в пример хуже, ведь щиты и облегченные латы далеко не всегда спасали от стрел; остатки булавоносцев оправившись от потрясения принимали активное участие в натиске на островитян. Булавы и топоры взмывали под темно-зеленое, уже набухающее фиолетовым небо с тем, чтобы обрушиться на головы или плечи имевших несчастье оказаться рядом. Некоторым раненным везло и их вытаскивали с поля боя товарищи. Другим не везло и их первыми находили враги.

За спинами меченосцев прогудел горн и земля начала подрагивать уже сзади. Это шла конная сотня Хайи, встречаемая радостными криками меченосцев. Конные лучники, мгновенно оценив угрозу тоже привнесли свой вклад во встречу конницы. Стрелами. Не дожидаясь каких-либо команд, всадники подняли рондаши38 принявшие на себя большую часть подарка. Кое-что досталось самим ездокам. Кое-что взбесившимся коням.

А потом наступил черед расплаты — лучники Лиса спешно вешали луки обратно и вытаскивали кривые легкие сабли.

— Пикииии-ать! — резко крикнул, проехав перед пешим строем, командир. Вчерашние селяне мялись, но подгоняемые поставленными с ними в строй настоящими воинами, довольно быстро разобрались в форме исполнения. Первая линия добровольцев присела на землю, разворачивая острия копий под углом вверх, чтобы встретить ездоков. Вторая линия подалась вперед, выставляя длинные пики вперед прямо над плечами товарищей. Специально для коней.

Командир, осматривая качающиеся оголовья копий, громко выругался:

— У кого-то мать его, руки дрожат? Крепче держать! И помнить про сигнал! И не в небо пялиться, а перед собой! У вас, что в небе голые бабы скачут? Морды к земле, придурки!

Странное если не сказать страшное небесное явление сильно поубавило духу у трусоватых новобранцев, некоторые из которых пытались, бросив оружие помолиться на поле боя. Таких били и затыкали.

Вообще-то в подобном построении предполагалось, что дополнительную защиту обеспечат башенные щиты, но при должном размышлении эта статья расходов была вычеркнута. Тратить деньги еще и на защиту для этого мяса?

Из пылящегося облака мглы показался стремительно летящий на их позиции строй всадников, возглавляемый Золотым Мечом Армии Варденом. Правда в полутьме и всеобщем хаосе этого никто не знал.

Чем ближе они были, тем сильнее дрожала земля, и — командир знал это точно — поджилки людей.

— Стояяяяяять! — и вот уже они совсем близко. Копья в мокрых руках мелко подрагивали от страха.

— Я же говорил, — довольно хмыкнул Наместник, слушая очередное донесение. — Щенки не выдержат. Нет, я говорил?

Военный советник торопливо закивал, про себя задавая вопрос к чему было рисковать резервом, если добровольцы наверняка не последняя линия обороны их противника. Но Эйстерлин пребывал в повышенном настроение духа.

— Эх, сейчас бы туда! В сечу! — на мгновение замечтался Его Величие, сладко закатывая глаза. — Чтоб кишки мечом! Чтоб топтать этих бегущих в панике, бросающих казенное оружие босяков! Гуляет же сейчас там Варден! Лис-сучонок не ждал, небось!

Конный отряд под руководством Вардена имел все основания гордиться своей работой. Все было выполнено в лучшем виде — враг постыдно бежал с поля боя, теряя людей десятками, без всякой надежды на возвращение. Их командиру Варден лично распорол грудь. Башня, из которой наблюдал за ходом сражения узурпатор, была видна отсюда как на ладони. Победа близка!

— Мы сделали это! — не пытаясь сдерживать эмоций, крикнул один из всадников Вардену. — Что теперь, развернемся и ударим в тыл варварам?

Золотой Меч смерил такую близкую башню взглядом:

— Нет. Принесем победу нашему господину! Возьмем штурмом оплот неприятеля!

Но когда конница, построившись клином, по трупам направилась вглубь вражеского тыла — их ожидало потрясение. В лице приближающегося от башни огромного многосотенного отряда трясущих бородами варваров.

— Откуда они здесь?! — отчаянно закричал Варден. — Почему разведка ничего об этом не сказала?

Понятное дело, его вопрос остался без вразумительного ответа.

Одного только взгляда на воинство хватило, чтобы понять всю незавидность их собственной участи.

— Назад! — поспешно взревел Варден. — Отступаем! Это ловушка!

По странному стечению обстоятельств не он один кричал в тот момент эти судьбоносные слова. Но кто ж разберет пророческие возгласы в стоящем до небес бранном гвалте?

— Отступаем! — ревел, бешено рубя напирающих варваров Вилоус. — Засада! Здесь за...

Верный помощник Айлан, наугад отмахиваясь от чьих-то цепляющихся за стремя рук, внезапно захрипел и, перегнувшись через седло, повалился наземь. Прямо под топоры.

— Паскуда!!! — Вилоус при виде кончины боевого товарища озверел еще сильнее, заворачивая коня. Вокруг, повсюду были враги. Меч так и порхал, разрубая лица и головы. Под конские копыта люди валились как снопы спелой пшеницы под косой жнеца. В зеленоватой полумгле тяжело было разобрать, где свой, а где чужой. И наемник не разбирал. С неба сыпались стрелы — это отчаянно отстреливались от черного вала наседающих существ лучники. Передние ряды видели цель, зорко отличая людей от вытянутых когтистых тварей с угрожающе поблескивающими глазами. Все прочие высоко закинув луки стреляли навесом, лихорадочно опустошая колчаны. Твари рвущиеся плотной ордой из долины откуда наемники ждали подкрепления достигли отступающих людей и методично принялись истреблять людей.

— Да отступайте же! Где горн?! — но наемники уже сами сообразили, в чем дело. Они, сбиваясь в кучу огрызались короткими выпадами и отступали. Но сделать это находясь в клещах между впавшими в боевое безумие варварами и алхимическими чудовищами было не так просто. Хуже всего приходилось всадникам — прыгучие бестии свое внимание больше всего уделяли именно ездокам, сбивая их со спин скакунов.

Неразбериха и кровавое пиршество чудовищ моментально охватили весь левый фланг войска Наместника.

Вилоус размахнувшись, рубанул сплеча какого-то сгорбленного урода оказавшегося рядом со стременем, послал коня в галоп, заставляя скакать по людским телам и продолжал, не переставая кричать:

— Отступайте, курвины сыновья! Быстро! Быстро!

Вытянув шею, он попытался рассмотреть хоть какие-то признаки свободного пространства поблизости. Везде шла отчаянная борьба. Буквально на каждом клочке земли. Он инстинктивно почувствовал опасность, резко разворачиваясь в седле и вскидывая меч для защиты. Острие на несколько вершков вошло в грудь прыгнувшей на наемника твари. Но громадная туша продолжила движение и врезалась в тело Прайнорка, угодив ему в неприкрытое лицо своими длинными изогнутыми когтями. Прямо в глаза, раскраивая череп.

Вилоус умер, еще до того как его тело повалилось наземь под истеричные звуки трубящего к отступлению горна.

— Победа! — воодушевленно закричал Лис, неотрывно глядя на панораму сражения. Зеленое пламя, сжигающее небо интересовало его, захваченного битвой куда меньше разбегающихся под натиском не знающих удержу варваров наемников. С другой стороны, ворвавшись с фланга чудовища, тайком размещенные в лощине, рвали на куски отряды пехотинцев подчиняющихся Крейгану. Черные в мрачном свете зеленого пламени они походили на орду, вырвавшихся из неведомо какой Тьмы демонов. Подарок Саламата оказался очень кстати — одно выведенное в бестиарии вахрасагера чудовище стоило шести-семи обычных людей. Они действовали с такой жестокостью, что даже закаленные в битвах сердца не выдерживали и люди обращались в бегство. По центру, прикрытый с боков небольшими отрядами конных лучников наступал большой отряд оставленных в резерве островитян. Лис мог бы гордиться собой — ни в одной даже самой мало-мальски распространенной сплетни про число прибывших к Хёргэ островитян не прозвучала правда. Он сумел утаить её от всех соглядатаев. А меж тем северян в распоряжении повелителя Хёргэ было на одну тысячу больше, чем думал Наместник. На одну решающую тысячу.

— Это победа! — снова воскликнул он, потрясая воздетым к небу кулаком. — Клянусь башнями Хергэ! Я победил!

— О да, властолюбец. Ты совершенно прав, — проворковала Ива. — Победа принадлежит тебе. Также как и все остальное.

Резкий спазм в груди заставил правителя западного Триградья согнуться от рвущей нутро боли. Опершись о подоконник, он напрягся всем телом, пытаясь бороться с накатившей волной выворачивающей внутренности рези.

— Ты меня... — только и смог сказать он, прежде чем лицо свело судорогой.

— Отравила? Верно, седой дуралей. Мужчины так снисходительно относятся к женщинам, что позволяют себе делать непростительные ошибки, — приближающийся стук каблуков отозвался в голове. Лис хотел закричать, но в груди не хватало воздуха. Хотел повернуться, но ощутил, как дрожат покрывшиеся испариной руки, как ноги становятся тряпичными и понял, что, сделав хоть одно движение, просто упадет.

Не проявлявшийся до сих пор яд действовал быстро. Так быстро, как только может это делать сильная отрава.

— Ты тоже пила, — выдавил из себя Лис, обмерев, глядя перед собой. Губы и веки начало немилосердно печь. Дрожь все усиливалась. — Это ведь было в вине?

— Да, — ободряющим голосом подтвердила Ива. Миниатюрная рука легла на сведенное от напряжения плечо. — Вино и было ядом. Сильным, особенным ядом. Этот яд начинает действовать только когда в кровь выделяются разные присущие эмоциональным состояниям вещества. Когда радуешься, пугаешься, злишься или грустишь. Замечательная вещь. Для того чтобы он не действовал, годами накапливаясь в крови нужно просто перестать быть человеком. Или перестать чувствовать. На меня же он не подействовал, потому что на меня вообще не действуют яды.

Заметив его попытку разогнуться, девушка мягко обняла Лиса, прижимаясь к спине своим телом. Ладошка аккуратно легла сверху на дернувшуюся было руку и легко прижала её к подоконнику.

— Салам-мат...

— Если тебе будет легче, — сказала она, поднося алые полные губы к его уху, — я расскажу тебе одну интересную вещь. Нет, нет, не пытайся шевелиться, боли только усилятся. Вдобавок у тебя уже наверняка начался паралич конечностей. Этот яд хорош тем, что едва он начал действовать тебя уже ничего не спасет. А дерготня лишь усилит муку, но ничего не даст. Умрешь, сжавшись в комок.

— Гадина, ты подлая га... — он не договорил из-за усилившихся в животе колик. Только состояние полной недвижимости делало муку хоть немного терпимой.

— Саламат не смог бы отравить тебя. Даже если бы очень захотел, — Ива озаботилась обнаружившимся на бархатистом рукаве крохотным пятнышком, попытавшись осторожно оттереть его краем ногтя. — Моему любезному братцу ни до чего нет дела. И не было с самого начала. Он сидит сиднем в своем бестиарии и занимается исследованиями, — она хихикнула. — Его совершенно не заботят дела большого мира. Все эти хитросплетения политики... он никогда ею не интересовался. Так что Саламата как ты его себе представлял, не существует. Зато есть я.

Красное. Красное зарево слепило глаза, а в ушах слышался шум прибоя. Или это был победоносный рев его войск? Лиса били озноб и жар одновременно. Но он держался, хотя и не понимал зачем. Проиграть так глупо, так безнадежно. И кому? Девице играющей в повелителя Тьмы.

— Чего ты добиваешься? — слабеющим голосом прошептал он. — Я выполнил бы сделку... играешь заодно с Наместником? Хочешь его победы?

Ее, похоже, позабавило такое предположение.

— Это напрашивается само по себе. Нет. К Наместнику я равнодушна. Да и вообще... с чего ты взял, что я хочу хоть чьей-нибудь победы в этих ваших мужских играх?

Наконец руки не выдержали и с ноющей болью подломились, уронив Лиса грудью на подоконник, откуда он сполз на пол. Он погружался в алую бездну раскрывающуюся перед глазами все глубже, под безграничный в своей злой радости победный рев войска и сладкий голос своей отравительницы:

— Слабая женщина пытающаяся играть против злых мужчин на их поле для начала должна озаботиться уравнением сил. Кровь — не вода, ею нельзя умываться постоянно. Очень скоро люди захотят передышки, и сами её попросят, согласившись на условия того, кто сможет обеспечить спокойствие...

Разгром. Полный и бесповоротный. Степняки из Синетрии так и не прибыли на поле боя. Гридни Яромира, похоже, остались в долине тепло встреченные чудовищами, которые как оказалось, служили Лису. Его собственные воины постыдно бежали с поля боя, при виде страшной участи постигшей их товарищей. Ни варвары, ни чудовища, пленных не брали. Почерневшее небо исторгало молнии, точно Боги за что-то гневались на своенравных детей.

Никогда еще в жизни Эйстерлину не было так плохо. У него бесславно едущего впереди небольшого авангарда истрепанного воинства болело сердце. А рядом не было ни верного Вардена, ни Вилоуса... никого. Кроме лишившегося почти всех преданных ему людей Крейгана впавшего в какую-то черную прострацию.

— Но ведь это еще не конец? — шептал он сам себе, чувствуя, что вот-вот и сознание от огорчения помутится. — Я еще поборюсь. Еще достану глотку этого подлого сукина сына. Всех их. Или... или хотя бы сохраню своё.

У него из рук выбили меч, разом покончив со многими мечтами. Но оставалось еще одно оружие, к сожалению не такое безупречное — политика.

Наместник, погруженный в свои думы, не видел, с какой ненавистью смотрит на него Крейган. Между тем рука в темной латной перчатке сомкнулась на рукояти маленького отточенного лучше всякой бритвы кинжала.

— Боров. Безмозглый боров, уничтоживший все с таким трудом созданное некогда Драконом, — едва слышно шевельнулись губы Крейгана.

Наводненный готовыми к бою, нервными из-за непонятного небесного явления солдатами лагерь больше походил на осажденную крепость. Проверялись доспехи, острилось оружие, что-то мастерил кузнец, поились кони. Черные переговаривались, скупо делясь мыслями и обмениваясь мнениями. Тем не менее, внешне все выглядело очень естественно.

Но чем еще как не нервозностью объяснить отсутствие всяких разговоров о появлении Дракона? Да не одного, а с компанией под стать себе. Седой жилистый, но не старый мужчина, в котором сразу узнали Реваза — начальника Драконьих Призраков. Лысый здоровяк с порезанным лицом — никто иной как сам Гуно Весельчак, слухи о деяниях которого опережали друг друга.

Даже о них было сказано не больше пары слов. Что уж говорить о шедших с ними пленниках. Какие такие пленники? Баба да мужик. Кто такие? Да не все ли равно. Тем более после того как их отправили в яму, за мужиком явились тут же. С ним желал поговорить сам Биргер Риттрэнский. Ну, бабу оставили. Бабенка хоть и симпатичная, а выглядит как чокнутая.

Велари сидела в кромешной темноте в мокрой пахнущей нечистотами яме и, задрав голову смотрела как темно-фиолетовая туча рождает беззвучные золотые и мертвенно-серые стрелы молний. В этих озаряющих мир вспышках ей виднелись тени. Может это были тени ходящих поблизости солдат. А там кто знает, может еще чьи-то. Она сидела ничего не слыша и только лишь думая о том, кто захватил её в плен.

'Тольяр? Был ли это он, или в этом неверном свете, мне снова начали являться видения? Было темно, но даже так я хорошо видела его лицо. Он или нет. Нет, потому что если это был он, то он не мог меня не узнать. Это чушь. Если это был он, то... лучше не думать. Дракон — зря я согласилась на это дело. С самого начала оно плохо пахло. Что теперь, когда он обрел 'крылья'? Правда, что теперь, когда я так глупо попалась этим извергам? Виселица. Смерть под темным небом в эту страшную неприродную грозу, как это глупо'.

Сидеть в яме ей пришлось очень долго. Туча все висела, бросаясь россыпями перунов, а в воздухе витал слабо ощутимый запах дождя. Но дождь не шел. Так же как не шли к ней. Мысли скользили, не задерживаясь в голове, только две возвращались раз за разом с каким-то ехидным упорством.

Был ли тот парень Тольяром и если да, то почему он не узнал её. И еще Велари думала, как ей выбраться. Незаметно даже для себя она обшаривала взглядом землистые края ямы и высокую металлическую решетку (неужто с собой тащили из самой крепости?). Бессмысленно даже пытаться пробить железо голой рукой под силу единицам. Тем самым полумифическим героям, живущим в сказках о добром волшебстве и справедливых правителях.

Нет, решила она. Просто сидеть на месте и ждать своей участи глупость. Преступление вот так смириться из-за минутной слабости.

'Я еще посмеюсь над собственными мыслями', — твердо пообещала себе Велари. — 'Сидя где-нибудь в теплом веселом месте за кружкой эля. Обязательно посмеюсь, а потом брошу монетку музыкантам, пускай сыграют 'Дочку Пирата', буду танцевать пока не упаду'.

Ей связали руки, но ловкая и гибкая от природы девушка, повозившись, сумела вывернуть левую кисть, предварительно исцарапав её чуть не до крови. Дальше было легче. Разминая затекшие руки, Велари примеривалась, дивясь глубине своей вынужденной обители.

Глубоко вздохнула и на выдохе вцепилась пальцами в твердую почву. С усилием подтянулась, кое-как находя опору для ног. Вцепилась уже выше. Подтянулась. Еще раз. Небольшой выступ в земле показавшийся ей надежным на поверку оказался предательски коварным. Рука, вырвав камень, соскочила и Велари вместе с небольшой осыпью сорвалась вниз.

— Проклятье! — вырвалось у неё. Пальцы с непривычки болели. Девушка зло саданула в землю кулаком и, немного успокоившись, снова полезла вверх. Это было непросто, руки болели и начинали неметь. Ей даже стало казаться, что из-под ногтей начала сочиться кровь. Стиснув зубы и перечисляя про себя все известные ругательства, она упорно ползла вверх. До тех пор пока дрожащая от напряжения рука не коснулась кованой решетки. Ячейки были слишком узки, чтобы даже помыслить о забрасывании в них ног. Каблуками пришлось упираться в мягкую здесь наверху землю. Припав глазом к решетке, Велари сумела заметить, что поблизости вроде никого нет. Но выбраться наружу все равно было бы очень непросто — мешали металлические щеколды снаружи.

'Ну да, конечно, глупостью с моей стороны было бы поверить, что все так просто' — стараясь думать спокойно, чтобы разочарование не стало отчаяньем, рассудила Велари. Одна нога то и дело соскальзывала. — 'Что же делать?!'

Вися, таким образом, на высоте нескольких человеческих ростов Велари могла ощутить всю тщетность своей попытки. Вдруг она расслышала приближающиеся шаги. К яме украдкой двигался какой-то человек. Запах! Он пах так...

Разжав руки, Велари приземлилась вниз, едва не вывихнув себе ногу при соприкосновении с землей. Зашипев как рассерженная кошка, она села, принявшись растирать голень.

Наверху загремели щеколды. Крышка откинулась и на черном фоне появился силуэт чьей-то головы. Вниз к самому носу Велари упала веревка.

— Вылезай скорее! — знакомым голосом поторопил её человек. В свете вспышки стал виден его нечеловеческий глаз.

Недоверчиво взглянув на веревку, Велари помедлила. И позабыв о боли, вскарабкалась наверх.

— Это ты, Яр! Все-таки ты! И ты пришел за мной, — почувствовав на плечах его руки, с придыханием сказала она.

— Разве я мог поступить иначе? — улыбнулся он. — Я сразу узнал тебя, Вел.

— Почему же не показал этого? — она впилась глазами в его лицо, все еще сомневаясь, что видит не призрака.

— Хех! На глазах у нескольких десятков солдат? Кто бы вытаскивал нас из ямы, Вел? — она уже могла стоять, но Тольяр не убрал своих рук, переместив с плеч на талию. Кажется, он тоже не совсем верил себе и украдкой пытался убедиться в материальности её тела.

Огнистая плеть хлестнула через все небо, осветив весь лагерь разом. Возле ямы не было видно ни одного человека.

— Где они? — принюхиваясь, спросила девушка. Сильный очень сильный запах человеческих тел. Запах стали. И запах чего-то такого, что, наверное, стоило бы назвать решимостью. — Почему так тихо?

— Все собрались на площади в центре лагеря. Слушают речь Дракона, — пояснил Тольяр, сбрасывая размотанную веревку вниз и прикрывая крышку. — Ты разве не слышишь голоса? Там сейчас все, а ты, Вел, по счастью не такая важная для них птица.

Прислушавшись, девушка поняла, что он прав — сюда доносился некоторый ропот.

— Все, — заканчивая с маскировкой побега, объявил Тольяр. — Пошли отсюда быстрее. Нам надо отсюда выбираться и поскорее.

По какому-то невероятному счастливому случаю все складывалось удачно. Настолько удачно, что ни один из гуляющих между шатрами и импровизированными казармами — продолговатыми деревянными строениями — стражей не заметил две ловкие тени пробирающиеся через темноту.

Все шло так просто, что в какой-то момент у девушки начало появляться сомнение уж не подстроен ли этот побег.

— Скажи, Яр, — потянула она парня за рукав, как раз когда они прятались за углом одной из казарм, глядя на сторожащих коней караульных. — Ты приехал сюда специально?

— Да. Но не ради тебя, — шепотом ответил он. — Если бы я знал, что ты жива, то обязательно разыскал раньше. Однако я не знал. И ехал сюда по другой причине.

Караульщики уходить даже не думали.

— По какой? — все допытывалась девушка. Парень обернулся, посылая ей спокойный уверенный взгляд:

— Поверь, когда я увидел тебя здесь, та причина утратила для меня всякое значение. Очень надолго.

С этими словами он, решившись, встал в полный рост и быстро пошел к дежурным.

— Здорово, служивые!

Воины переглянулись. Они видели Тольяра в компании Дракона, но знать его статуса не могли. Так же как не могли определить своего к нему отношения.

— Чего стоите здесь? — копируя походку выпившего человека приближался Тольяр. — Так всех...ик... всех собирают. Великий... и-ик... Дракон говорит, а вы здесь стоите.

— Мы в карауле, — снизошел до ответа один из воинов, щуря глаза в свете молнии. — Нам не положено.

Тольяра такой ответ изумил. Покачнувшись, он принялся оглядываться по сторонам. С преувеличенной внимательностью.

— Не-е, служивые. Никого здесь нет. Вра...ик...гов. Если хотите, я пока могу тут подремать, а вы сходите да послушаете что и как.

— Обойдемся, — отказался воин. — Да и вы, господин хороший, стояли бы, где поодаль. Все-таки мы здесь в карауле стоим.

— И-ех! Служивые да вы чего? Да я ж свой! — возмущенно заколотил себя в грудь Тольяр. Лицо у воина подернулось маской брезгливости. Он собрался высказать пьянчуге свое мнение о таких вот своих, подрывающих всякую дисциплину и заслуживающих наказания. С этой целью он даже подался вперед, придвигаясь вплотную к парню. Но прежде чем до воина дошло, что от пьяницы совсем не пахнет выпивкой Тольяр прекратил ломать комедию. Локтем заехал в лицо караульного и, оказываясь сбоку, вырубил воина следующим точным ударом, разворачиваясь для защиты от второго нападающего. Он не учел одного — второй караульный не собирался нападать. Напротив, он имел весьма четкие инструкции. Рожок уже был в его руках.

Но прилетевший из темноты булыжник угодил служивому прямо в лоб, отправив его в длительное забытье. Тольяр перевел дух и обернулся:

— Спасибо, Вел. Если бы не ты...

— А это и не она, — откликнулась темнота с другой стороны казармы. Гуно Весельчак вышел на свет, позволяя рассмотреть себя: — Я все гадал, когда ж ты пойдешь вытаскивать девчонку?

Рука Тольяра медленно легла на пояс. Велари покосившись на него, стала осторожно подходить к великану с другой стороны.

— Не будьте идиотами, — поморщился Гуно. — Вам вдвоем со мной не справиться при всем желании, а наша возня привлечет внимание. Мне и так пришлось потрудиться, чтобы вас не заметили. Пять караульных пока еще отдыхают, но скоро оклемаются. И учтите это все ваших рук дело.

Тольяр озадаченно смотрел в уродливое лицо. Он не мог понять, о чем толкует Весельчак. Велари оказалась сообразительней.

— Спасибо вам, — почтительно поклонилась она. — Я не знаю вашего...

— Меня зовут Гуно, — представился здоровяк. — А тебя Велари? Это не ты ли ворвалась в покои к моему старинному знакомцу и принялась там размахивать мечом?

— К знакомому?

— К Оплетале. Старину развеселить отнюдь не так легко, но тебе, отчаянная девушка это удалось в полной мере.

— А-а-а...

Великан махнул рукой и поторопил их:

— Двигайте отсюда побыстрее. И еще, — он нырнул в темноту и вышел с двумя тюками в руках. — Как и любой ослепленный романтикой ты Тольяр, совсем позабыл о насущном. Здесь еда, одежда и...

К ногам Велари полетела сабля с широкой закрывающей кисть гардой.

— Оружие, — закончил гигант, укладывая тюки на землю.

— Спасибо, — растерянно и даже ошарашено выдал Тольяр. Он не знал как себя вести в подобной ситуации. — Но... зачем ты нам помогаешь?

— Затем, парень, что ты сумел меня тогда удивить, — серьезно пояснил Гуно. — Тот твой поступок. Я никогда в своей жизни не видел людей способных хоть что-то сделать бескорыстно. Ты удивил меня. Можешь считать это отплатой.

— Я твой должник, — парень по прежнему не находил слов, но его захлестнула волна благодарности к этому мрачному человеку, так неожиданно пришедшему на помощь там, где ждать её не приходилось.

— И я тоже, — добавила девушка.

— Запомню это, — Гуно приблизился и крепко потиснул руку Тольяра. Уважительно кивнул Велари. — Скачите скорей. И подальше. Здесь скоро будет очень жарко, Дракон желает выступать к какому-то замку и хочет, чтобы отряд обезопасил его от стальной гадости.

... Они беспрепятственно выехали из лагеря, пользуясь тем, что караульные на воротах были оглушены Гуно и ринулись прямиком в разверзнувшуюся среди бела дня ночь. Туча, не изливаясь дождем, медленно редела и серела, но делала это так, словно впитывалась в небесный купол.

Молча ехали они через руины села, где кони копытами разгребали золу и пепел. Через неширокий ручей, пахнущий смертью. Через запустелую поросшую крапивой долину, где встретились. Кони шли рядом, так что едва не касались друг друга боками. А они ехали молча, так будто ожидая, кто же, наконец, скажет первое слово. И у каждого было много что сказать. Но они молчали, ценя даже не слова, но простую близость друг к другу.

Каждое мгновение их затянувшейся нечаянной встречи. Ничто и никто в этой опустевшей несчастной земле не нарушало странного гармоничного молчания, и даже одичавшие псы, чьи шайки несколько раз виднелись среди деревьев, не дерзали приближаться, точно подыгрывая им. Тольяр и Велари ехали рядом, словно заново переживая каждый миг своего некогда прерванного знакомства. Всю ту долгую историю связавшую их жизни прочнее нитей Судьбы. Слов было много, но в них не было нужды. Сейчас был черед тишины, в которой каждый из них будто бы говорил все несказанное раньше.

И только на очередной росстани, где разом сходилось шесть дорог, а кони замерли у придорожного камня, ожидая решения, тишине пришлось отступить. Велари смотрела на руны обозначающие какие-то направления, когда почувствовала как её руки касается его теплая ладонь. Просто и непринужденно. Услышала голос:

— Долгая дорога позади.

— Нет. Ты не прав. Долгая дорога впереди. И... Яр, мне надо многое тебе рассказать.

— Знаю, — помедлив, ответил он. — Я должен рассказать не меньше.

На дороге, по которой они приехали, раздался стук подков.

— Погоня? — оглянулась девушка.

— Нет. Это скачет кто-то один, — повязки на глазу Тольяра не было, но он не спешил скрывать свой глаз. — Один человек. Он торопится.

— Подождем? — предложила Велари.

— Разве нам нужны попутчики?

— Узнаем кто он. В этом краю не так много живых. Слишком силен запах злой смерти.

— Не знаю, — задумчиво изрек Тольяр. — Ждать на росстани какого-то путника... а впрочем, как пожелаешь.

Им не пришлось ждать очень долго, потому что всадник торопился. Очень торопился, нахлестывая бедного коня что было сил. И когда он, наконец, приблизился так, что стало можно различить лицо, Велари охнула и вцепилась в руку Тольяра, будто неосознанно ища защиты.

— Какая радующая мое сердце картина! — издевательски воскликнул всадник, привставая на стременах. — Воистину фортуна переменчива. Не так ли?

Корнелий Ассимур посол острова Харр немигающим тяжелым взглядом смотрел на похолодевшую от страха Велари.

Ну, Тольяр! Ну сволочь! Что за игры в этот раз? Когда мне сообщили, что несколько караульных были оглушены, а пленница исчезла, я был удивлен. Стоило же мне узнать, кто исчез вместе с ней... я только рукой махнул.

В самом деле, что мне за ними погоню отряжать? Зачем? Пусть бегут — главное пускай не путаются под ногами. Уж если парню так хочется выслужиться перед Наместником, то пусть не рассчитывает на снисхождение при следующей встрече.

Растянувшись где-то на полмили, три сотни всадников ехали широкой холмистой грядой, до замка Боллеран. Безрадостный пустынный край, прореженный неправильной формы озерцами и многочисленными норами всякого мелкого зверья. Живут здесь только отшельники и малые общины. Впрочем, на нашем пути люди не встречались вовсе. Причина выяснилась быстро. Дважды мы с вышины видели груды мертвых тел лежащих вперемешку с едва поблескивающими серыми гигантами. Дикиев было куда меньше чем мертвых людей. Воины переговаривались между собой, освежаясь водой или чуть разбавленным вином. На удачу здесь не так давно прошел дождь и земля не успела высохнуть окончательно, поэтому пыли не было. Временами из-под конских копыт стремительно вырывались серые комочки полевых мышей да в ковыле порскали змеи. Я ехал в окружении Реваза и Биргера, преимущественно помалкивая. Не то чтобы мне не о чем было говорить, просто иногда из нечаянных чужих разговоров можно узнать больше, чем из какого-нибудь доклада. Небо куда с опаской косились многие всадники, постепенно светлело, превращаясь из ночного в некое подобие утреннего. Из-за пасмурности было прохладно, и я кутался в выданный Биргером теплый подбитый куной плащ.

— Что-то дозоры долго не возвращаются, — услышал я досадливое замечание Биргера. — Окульты неподалеку, я даже могу примерно сказать где. Но вот, сколько их и в каком направлении двигаются...

— Если они идут к Боллерану, как и мы, то дело худо, — ответил Реваз. — Я вообще не понимаю, что могло согнать этих чуд в большой отряд. Они ж всегда были безмозглыми.

— Но они никогда не просыпались летом, — возразил Биргер. — А сейчас чем холоднее, тем их больше и тем они злее. Что ж будет зимой? Да и вообще, откуда они берутся? Сколько лет мои люди летом прочесывают овраги, пещеры, ямы, скиты, брошенные дома... десятка четыре за все лето сыщется. А как зима, они толпами появляются. Маги только руками разводят, а ничего вразумительного ответить не могут.

— Раньше они хоть были маги, — к нам приблизился услышавший разговор Гуно. — Плохие или хорошие, но они били эту гадость. Да и нечисть её не жаловала. А сейчас магов нет, да и нечисть почти вся как сквозь землю провалилась. Единицы остались.

— Неспроста, — согласился Биргер. — Ясно, что неспроста так же как и все, что сейчас творится... слыхали, Наместник на Лиса войной пошел?

Я встрепенулся и глянул на Риттрэнца с легкой укоризной:

— Ты мне не говорил об этом.

— Так и разговор у нас о том не шел, мой Дракон, — при упоминании титула Гуно украдкой ухмыльнулся, а мне сделалось неприятно. И почему-то стыдно, как если бы я присвоил что-то чужое. Присутствие Весельчака, не подчиняющегося мне, но следующего на равных с Биргером сбивало с толку. Я не мог приказывать или говорить свысока с человеком дважды спасавшем мою жизнь и ничего не спрашивающем взамен. Я терялся, не зная как с ним говорить.

— Наместник выставил больше пяти тысяч, да еще помощь из Синетрии и от Яромира. Ну, у Лиса-то поменьше... да и вряд ли он был готов к нападению. Так что по всему выходит, что Эйстерлин победит.

— Если ты знаешь о вторжении, то поверь, Лис знает о нем уже давно, — я не смог сдержать комментарий, потому что слишком хорошо знал умения своего бывшего советника. — Он в любом случае успеет подготовиться.

Биргер вместо ответа посмотрел мне за спину. То же сделали Гуно и Реваз. Четыре всадника появившись из расположенного на низине бора, скакали к нам.

— Вот и дозорные. Посмотрим, что нам скажут.

... Вести принесенные наездниками оказались скверными. Отвратительными, если честно говорить.

— Прут! — прополоскав рот водой, заверил главный дозорный, рыжий бутуз с косящим направо глазом. — Сами видели, своими глазами. Еле кони вынесли. Через лес идут, да так что просеки оставляют. А вонища от них! — он зажал нос, демонстративно разгоняя воздух. — Как раз от Вашенок прут, там-то, небось, уже закончили.

У меня данное соображение вызвало приступ бессильной злости. Вот ведь твари! Реваз скрипнул зубами. Биргер невозмутимо спросил:

— Сколько их?

— Больше шестисот. Огромная толпища.

Я почувствовал на себе взгляды всех, кто услышал эту страшную цифру. Больше шестисот дикиев. Действительно толпища. И против них вышли три сотни солдат? Здесь нужно не меньше полутора тысяч! А лучше две с лишком.

— Не станем задерживаться, — сказал я, указывая рукой на юг. — Вперед.

За очередным 'позвонком' гряды нашим глазам открылось какое-то горное село. Дом пастухов и травниц. Обитель традиций. Оно выглядело заброшенным, но глазастый Реваз мигом заметил какое-то движение, указав на него пальцем.

— До замка уже рукой подать. А село раньше принадлежало к владениям его хозяина. Дорогу видите, — обратил мое внимание на тропу Биргер. — Прямо через него пролегает.

— Что ж, — решил я. — Заедем да посмотрим, раз пролегает.

Село, в самом деле, оказалось небольшим. Дворов двадцать. В глаза бросалась полнейшая бедность здешних жителей, которые не знали иного способа пропитания кроме рыбалки и скотоводства. Я даже и подумать не мог, что в Триградьи еще оставались такие забытые Тьмой места.

Но поражало не это. Поразила меня реакция жителей. Сперва не показывавшие никаких признаков жизни, они, заслышав конское ржание и людские голоса, высыпали из хат и лачуг, бросаясь к опешившим воинам. Все они были женщинами. Но рядом отиралась, цепляясь за подолы, чумазая перепуганная ребятня.

В суетливом шуме голосящих, заламывающих рук селянок я сумел разобрать, что они просят нас остаться. Не проезжать. Видя, как косят в сторону ревущих женщин едущие селом воины, я подумал, что у многих есть матери, жены. А у некоторых уже дочери. И останавливая гордо вышагивающего коня, приказал Биргеру:

— Узнайте в чем здесь дело.

— Сию минуту, — старый вояка остановил строй и выехав вперед, глядя на собравшуюся вдоль улочки толпу спросил:

— Где ваши мужчины?

Ответом ему стали безутешные рыдания и причитания старых баб:

— Побили... как есть всех побили!

— Кто? — твердо крикнул Биргер, перекрывая вой.

— Нечистые побили... защитите нас! Слуги Мракогляда всех-всех... помогите, оборонители! Защитники!

Биргер вопросительно оглянулся на меня. Я кивком разрешил продолжить, про себя уже понимая, что здесь случилось.

Дикии ходят по округе уже не первый день. Наверняка все мужчины села решили, что смогут справиться с чудовищами, как делали это каждую зиму. Но где ж им знать, что чудовищ не десять и не двадцать. Они ушли все от мала до велика — стариков здесь не водилось — забрав с собой все, что могло хоть как-то сойти за оружие. Ушли. И пропали. Не их ли мужчин мы видели с гряды?

Слушая сбивчивые объяснения, рев и истеричные завывания, я видел, как сжимаются кулаки Мертводелов. Как играют скулы на лицах, снявших свои шлемы. И как они переглядываются меж собой.

— Мой Дракон, — пряча глаза, сказал Реваз. — Дозвольте нам встретить их здесь. Дети.

— Вы не сможете защитить их всех, — сказал я. Сказал, только для того чтобы сказать хоть что-нибудь. Мой главный защитник и помощник. Тот кто не один раз спасал мою жизнь и без которого я давно был бы мертв. Он избегал сейчас смотреть на меня. И просил оставить их здесь. Я взглянул за его спину. Черные ряды были недвижимы. Но все они ждали моего ответа. И Мертводелы. И остатки Драконьих Призраков. И старик Биргер. И несчастные селянки, одетые не лучше нищенок промышляющих в городах. И их ревущие дети, большинство из которых проведет здесь всю свою жизнь. Только Гуно не ждал ответа. Он не подчинялся мне, но решил все для себя. Он оставался.

— Дикиев слишком много. Вы сами это знаете.

— Пусть даже так. Мой Дракон, позвольте нам остаться. Ведь мы воины, а не сброд разбойников. Может это и не правильно, но мы должны остаться.

Понятно. Вот оно что. Дело чести. Я сам поощрял в них честь. Гордость настоящих воинов, а не продажных бандитов с мечами. Сейчас в моих собственных руках было решение кем им себя считать. Кем остаться мне в их глазах — подлинным Темным Властелином или простым атаманом бандитов. Я не Наместник. И не Лис.

— Это просьба всех вас?! — чувствуя, как образовывается в душе сосущая пустота, громко выкрикнул я. Молчание. Стало быть, да. Что ж.

— Хорошо. Хорошо! Будь так, как вы просите. Оставайтесь здесь и дайте бой дикиям, защищая жительниц Триградья!

Это слова, которых от меня все ждали. Они взревели, потрясая кулаками. Над селом заметались перепуганные воробьи и скворцы.

— Но у вас почти нет шансов, — тихо сказал я одному лишь Ревазу. Воин кивнул:

— Я понимаю. Зато шансы появятся у этих женщин и их детей. Шансы выжить. Если мы поедем к замку то столкнемся с дикиями позже, а прежде они от села камня на камне не оставят, разыскивая живых. Если же их встретим мы... Вы ведь знаете, что дикии дуреют от запаха человеческой крови, — он виновато улыбнулся. — Мы им дадим бой. Здесь будет много крови и если бабы попрячутся в подполы, то железные болваны никого не сыщут. Не смогут почуять разницу между пролитой кровью и кровью струящейся в венах.

— Будь, по-вашему, — пустота в душе заполнилась предгрозовой тяжестью. Появилось предчувствие, что все эти ликующие великодушию Дракона воины и преданный Реваз, и даже Гуно... что всех их я вижу в последний раз.

— У меня будет только одна просьба к тебе.

— Все что пожелаете, — привычно отозвался воин, обозревая ряды конников заполонивших околицу. Воины все пребывали и пребывали, однако не было сомнения, что теперь уже никто из них не захочет уехать отсюда. Общая судьба.

— Дай мне свой меч.

Альбинос спрыгнул с коня и шутовски поклонился Тольяру:

— Новый избранник, этой прелестной особы?

— Кто ты такой? — твердо спросил парень, обращая внимание на содрогнувшуюся Велари. Не укрылось это и от харранца.

— Я? Прелесть, неужели ты не рассказывала этому доброму молодцу об увлечениях своей молодости? Пускай бы в полной мере оценил размах твоей фантазии — мы ведь немало пережили. Столько сладких моментовэ

Под весельем скрывалась ярость.

'Нельзя злить его еще больше, — до боли закусив губу, подумала Велари. — Он и так в бешенстве. Еще бы, после того, что с ним попытались сделать'.

Несмотря на бодрый вид Корнелий щеголял повязкой на запястье и одеждой явно с чужого плеча. Волшебные доспехи стали добычей солдат, в свою очередь полегших от рук Мертводелов. Только меч на бедре Ассимура был прежним.

— Очень своевременная у нас выходит встреча, — продолжал изгаляться Корнелий, прогуливаясь из одного конца дороги в другой. — После твоего небольшого предательства, радость моя, я просто жаждал увидеться еще разок. Поболтать по душам.

— Прекрати это, — потребовала девушка. — Чего тебе надо?

Харранец застыл, не донеся ногу до земли. Развернулся и, прищурившись, спросил:

— Парень, не знаю, как тебя зовут, но прямо сейчас ты можешь развернуть коня и уехать. Езжай и никто не назовет тебя трусом, поверь мне, это будет правильное решение.

— Меня зовут Тольяр, — спрыгивая с коня, представился парень. Велари не оставалось ничего другого кроме как последовать за ним.

Ветер шуршал в высохшей траве и о чем-то шептался с роняющими красные листья кленами. Корнелий Ассимур потупив взор в муравейник, расположившийся прямо у дороги вздохнул с неподдельным сожалением:

— Вот оно значит как. Нашла, — его взгляд снова уперся в лицо парня, но теперь там уже не было ни ехидства, ни издевки. — Ты и есть Тольяр? Серьезно? Жаль, что не выпала удача познакомится раньше. Думаю, что ты не уедешь.

— Правильно думаешь, — обняв Велари, кивнул Тольяр. — Не знаю, кто ты и что вас связывало в прошлом, и не хочу этого знать. Мне все равно. Я не брошу её. Советую тебе, оставить нас в покое. Садись на коня и езжай прочь.

— Покой? А что вы в нем делать будете? Скоро наступит зима и ваш покой превратится в вечный сон. Недолго осталось этому дикому погрязшему в грязном варварстве мирку. Но если ты так хочешь... — волна воздуха ударила в их лица, за миг до того как мечи Тольяра и Ассимура соприкоснулись. Альбинос был вне себя от ярости. Тольяр — спокоен.

Зашелестели мечи, сталкиваясь на граничной для человеческих возможностей скорости, а их носители, вторя клинкам, закружились друг перед другом, как подхваченные ветром листочки.

Они выглядели одинаково ловкими этот жилистый парень получеловек с насыщенным гневом алебастрово-белым глазом и бледный, как снега северных островов, альбинос с горящими демоническим пламенем глазами. Один всю свою жизнь то сражался с довлеющим над его родом проклятьем, то бежал от него. Действовал то мечом, то хитростью. Другой был выращен в ненависти, как цепной пес. Он умел многое, ибо всю жизнь доказывал всем, что лучший, но все время был нужен лишь для двух вещей. Для политики и для насилия.

Такие разные в своих намереньях, в своем видении мира они сошлись в бою на перекрестке, из которого существовал путь только для одного. Тольяр отказался от того, что долго считал делом своей жизни, ради чего-то другого. Другой жизни, может быть. Ассимур впервые делал что-то, чего не требовали его добрые воспитанники. Он дрался с ожесточенным сердцем ради... ради чего? Из ненависти? Или вопреки ней?

Каждый что-то отстаивал и каждый почитал себя правым. Но как всегда в подобных случаях окончательной могла быть признана правота того, чей меч оказывался острее. Быстрота ударов и гибкость противников не могла не поражать — легкие с виду касания на самом деле были исполнены крушащей силы.

В какой-то момент могло показаться, что Тольяр поймал альбиноса, заставив его вложиться в рубящий удар сверху вниз, а сам, обернувшись против собственной оси и изворачиваясь дальше, ткнул в яремную вену снизу вверх. Взревев от бешенства или напряжения, Корнелий сам закружился, подставляя ладонь, чтобы не упасть на землю спиной и изменив, за счет инерции, траекторию удара, мазнул по груди и плечу Тольяра. Вольный разбег одного лезвия оказался преломлен другим. Парень, морщась от боли поворачивал кисть, отклоняя клинок Ассимура в сторону. Харранец не стал давить, а напротив отскочил и тут же вернулся назад, рассчитывая разрубить ключицу своего врага. Но вместо того сам едва-едва сумел остановить контратаку. Вновь они оказались лицом к лицу.

— Приятно видеть, что некоторые дикари все же работают над собой, — прохаживаясь на небольшом отдалении, сказал альбинос. — Ты второй кто хоть немного сумел развлечь меня своей техникой.

— Мой меч удивит тебя еще сильнее, когда вы встретитесь поближе, — пообещал Тольяр, перебрасывая оружие из одной руки в другую.

Харранец деликатно указал кончиком меча на правую руку парня. Вдоль запястья почти до локтя набухла красная полоса. Парень поморщился — теперь он чувствовал, как начинает печь глубокий порез. Он не обманывал сам себя — противник ему достался тяжелый. Почти непобедимый. А он слишком давно дрался всерьез.

Велари молча смотрела на бой со стороны, словно боясь даже пошевелиться. Впрочем, так оно и было. Она действительно боялась. Боялась дикого пламенного блеска в глазах прирожденного убийцы.

— В первый раз тебе повезло, Толь-яр! — насмешливо растягивая имя парня, проговорил альбинос. — Во второй я отрублю тебе руку. Уйди с моего пути, потому что ты мне не соперник. Ты заноза.

— Выкуси! — еще только выговаривая оскорбление, парень взмыл высоко вверх, кувыркаясь через голову и набирая силу для страшного удара. Красивый, очень зрелищный, а главное быстрый и опасный прием. Рассчитанный на медлительного врага или неумеху. Харранец не был ни тем, ни другим; альбинос не стал испытывать свой клинок на прочность. Вместо этого он, явно развлекаясь, отскочил в сторону и едва только ноги Тольяра коснулись земли, сделал ловкую подсечку. Парень покатился по земле, обдирая плечи, а Корнелий как ловящая лягушку цапля ринулся следом. Длинный 'клюв' коснулся 'лягушиного' живота. И чертя очередную царапину улетел далеко в сторону от сильного тычка сабли, с филигранной точностью врезавшейся острием в плоскую стальную поверхность. Сама же 'цапля', запрокинув голову от удара кулака, отшатнулась в сторону.

Девушка попыталась добить обескураженного неожиданным нападением Корнелия, но тот, к сожалению уже оправился и легко отбил игольный выпад, отпихивая Велари. Пинок получился знатным, и охнувшая девушка едва удержалась на ногах, прижимая свободную руку к животу.

— Рано, прелесть моя, — прошипел, облизывая разбитую губу, альбинос. — Потерпи чуточку...

Обменявшись взглядами, Велари и Тольяр атаковали одновременно с разных сторон. Альбинос, переменившись в лице начал отступать, парируя удары уже без всякого шутовства или показной ленцы. Он все-таки не был так уж полон сил, как хотел показать.

Чтобы не быть зажатым, ему пришлось покрутиться, играя сразу на две стороны и напрягаясь куда сильнее прежнего. Все чаще кончики клинков задевали его одежду, лишь чуть-чуть не доставая до снежно-белого тела. Альбиносу полагалось уже десять раз оказаться с разорванными боками, пробитой грудью и перерезанным горлом.

Он был быстрее. Дрался с такой скоростью, что, наверное, и стрелы смог бы отбивать — упругие волны воздуха расходящиеся в разные стороны от его прыжков касались прохладными пальцами парня и девушки. Пружиня от земли, он нападал сам, заставляя их обоих уходить в глухую оборону, россыпью даря удары нанесенные из самых неожиданных позиций. Дважды ему удавалось расшвырять их в разные стороны; один раз Велари даже не сумела устоять на ногах, покатившись по земле через многострадальный муравейник прямиком в желто-серую сухую траву. Но альбиноса занимал, как казалось, только Тольяр. Его крови харранец хотел в первую очередь.

Девушка, тихо застонав от боли в мышцах, заставила себя подняться с жесткой земли, измазанная в пыль с налипшей на куртку и штаны травой. С ритмом этого бешеного выродка тяжело было сладить.

Все громче в её сознании подавал голос страх. Она не в первый раз бросала вызов альбиносу и помнила, что каждая такая выходка заканчивалась настоящим унижением. Он был одним из лучших Мастеров на острове Харр, давно превзойдя многих своих наставников. Не зря же Харр чаще всего использовал именно его в делах требующих 'варварского' решения. Корнелий не умел проигрывать. Не потому ли он до сих пор так и не попал в число жителей своего вожделенного острова. Слишком хороший боец чтобы быть принятым в число тех, кто никогда не берет в руки меча.

Не давая страху стать ужасом и мешать движениям, она закричала, прыгнув на альбиноса в тот миг, когда он повернулся спиной. Предательски? Возможно.

Но правила чести не действуют с теми кто, будучи непобедимым использует свою силу для удовлетворения пороков.

Она летела, вытянувшись параллельно земле и вместе с ней летел клинок, опускаясь на беловолосую голову. Лезвие падало, падало, падало...

Слишком медленно, для него. Уже в воздухе девушка поняла, что не успеет. Но было поздно. Куда он делся из-под удара, она ослепленная болью не увидела. Вместо мягкого приземления её ждали твердые как гранит, объятия земли. И свист чужого меча приближающегося к шее. И отчаянный, но такой далекий крик Тольяра.

На бесконечно долгий миг их глаза встретились. Жизнь девушки была полностью в руках этого ненавидящего её человека. И жизни этой оставался ровно один миг; клинок, сжимаемый белой рукой, тянулся и тянулся к ней. Как в страшном сне. Как будто время остановилось, когда они взглянули в души друг друга.

Меч так и не коснулся её. В последнюю терцию мига, альбинос изменил направление удара. Смазал, превращая его в косой выпад, предназначенный Тольяру. Глупый удар, оставляющий самого харранца беззащитным. И показалось ли, девушке, но в это мгновение альбинос позволил себе скупую едва заметную улыбку, непохожую на его прежние гримасы. Настоящую.

Недооценил ли он своего противника, или напротив, ожидал именно такого окончания боя? Этому суждено стать загадкой, ибо клинок Тольяра с тошнотворным звуком вонзился прямо в солнечное сплетение, пробивая внутренние органы, рассекая позвонки и показался прямо из спины Ассимура. Но и его собственное оружие, превратившись в тонкую стальную нить, не узнало промаха. Размазавшись в воздухе, оно чиркнуло грудь парня наискосок и, выпав из ослабевшей руки, зазвенело по земле. Велари закричала.

Альбинос душераздирающе застонал и качнулся, прижимая ладони к обильно кровоточащей ране. Пальцы мгновенно окрасились алым. Мучительно закидывая голову назад, словно проигравший пес, подставляющий победителю горло, Ассимур повернулся к поднимающейся на ноги девушке.

— Моя Вел-л-ла... — он попытался протянуть к ней руку, но ноги неловко подвернулись и беловолосый харранец упал в пыль дороги рядом со своим мечом. Рядом со своим врагом. Перед вишневыми глазами стремительно промелькнули ноги девушки, она бросилась к болезненно скорчившемуся Тольяру.

— Хорошо... что я не сдохну к-как пес... Харр... — прошептал слабеющими губами Корнелий. И затих. Посол острова Харр Корнелий Ассимур, сын своих талантливых родителей, гениальный выродок, убийца, чудовище в облике человека, пес всю жизнь служивший своим хозяевам в ожидании подачки, умер. Умер свободным, отнюдь не в погоне за исполнением воли Харр, а потому что возможно сам захотел этого.

— Яр, Яр, все хорошо, Яр, — девушка упала на колени, в ужасе глядя на кровь текущую из раны дорогого ей человека. Даже прикоснуться к ней означало облечь его на дополнительные мучения.

— Вел... — негромко позвал парень. — Ты в порядке?

— Да в порядке я, в порядке! — в сердцах вскрикнула она. — Ты... ты же...

— Ничего, — слабо улыбнулся Тольяр. — Это того стоило.

Он как-то странно завозился на земле:

— Жестко. Ты... ты что плачешь? Глупая...

— Яр, — прошептала она, не замечая слез текущих по щекам. Осторожно, как величайшую ценность в мире взяла его голову и положила на свои колени. — Яр. Мы же только встретились...

— Но мы не расстаемся, — он говорил все тише, экономя силы. — Знаешь, что я подумал, Вел? Я больше никому не хочу мстить. Не хочу играть по чьим-то правилам. Это не важно. Значение имеешь только... ты.

Где-то в сером небе, будто по воле божества сквозь плотный покров туч пробился луч золотого света.

Небо было очень похоже на серо-синее стеклянное море, застывшее в момент шторма. Кручи и буруны вздымались к земле, походя на водные валы, а редкие белые облачка виделись барашками пены. Я был один.

Замок Боллеран висел прямо над моей головой, своим видом совершенно не претендуя на эпичность. Обычный старый замок с высохшим рвом, пришедшим в негодность подъемным мостом и порушенным от времени бергфридом. В темных арках окон царила непроглядная тьма. В глубокой арке входа я едва не наступил на чей-то потрепанный временем скелет. Выцветший плащ явно принадлежал магу.

— Тоже за чем-то своим приходил? — спросил я у сардонически скалящегося черепа. Тот таинственно промолчал.

Зайдя во внутренний двор, я нашел его запустелым и одичавшим. Сквозь плиты проросла крапива и бурьян, повсюду валялись какие-то деревянные обломки и разных размеров камни — остатки от частично рухнувшей стены приземистого строения. Почему-то пахло шалфеем и мятой. На лестницах ведущих к зубцам стен я заметил неподвижные фигуры. Одна, две, пять, восемь. Восемь женщин в зеленых плащах молчаливо взирали на меня из тени своих капюшонов. Палец едва ощутимо кольнуло и кольцо запульсировало белым светом. Отлично. Я победно оглядел их всех и вытащил меч.

— Ваша сила на меня не подействует. Вы можете сказать мне, где ваша госпожа Астис или...

Пальцы указали на гостеприимно распахнутые ворота, прежде чем я закончил свое предложение. Наполненные болезненно сыростью своды встретили меня темным холлом, едва-едва освещенным несколькими чадящими факелами на стенах. Выжженной черной дырой смотрелся холодный забитый золой камин с рухнувшей внутрь решеткой. Где-то на пол капала вода.

Винтовая лестница с разбитыми ступеньками уводила меня высоко на вершину главной башни замка. Все встреченные на пути двери были заколочены досками. Кое-где гвозди уже проржавели настолько, что едва-едва держали на себе заслон, но желания заглядывать туда у меня не было. Боллеран мертв, пусть и впредь остается таким.

И вот он последний этаж башни. Дверей нет вовсе, вместо них поеденный молью и еще Тьма знает чем, полог. А за ним комната с выходом наружу. Туда где тихо поет ветер и плачет небо.

Резкий серый свет заполняет пространство, безжизненно освещая каждый клочок комнаты, каждую валяющуюся щепку, каждую шерстинку на подгнившей медвежьей шкуре устилающей пол. На стенах ржавое оружие и морды лисов, волков, медведей. Единственный сохранившийся предмет округлое зеркало в витиеватой золотой раме. Странно, неужели хозяин жил здесь в холодной выси?

— Здравствуй, Грай, — говорит мне Астис, отрывая свой странный взгляд от скрытых снежным одеялом сонных верхушек гор. — Ты не задержался. Я как раз закончила.

Она внимательно осматривает меня с ног до головы и довольно кивает, задержав глаза на сияющем белым кольце. Я щурю глаза, потому что серый свет распространяется от самой Астис. Её тело, чьи очертания видны сквозь легкую серебристую накидку, источает сияние.

— Принес колечко.

— Да. И на меня не подействуют твои чары, богиня, — меч был в моей руке, но я все еще не торопился пускать его в ход. — Я свободен от твоей силы. И пришел за своим.

— И конечно отомстить?

— Конечно.

Мы стоим друг напротив друга. И я жду. Жду, когда же кольцо на пальце подскажет мне, что она напала. Жду, когда содрогнется комната и в меня ударит сноп зеленого пламени, или что-то вроде того. Но она не нападает. Она дарит мне свою безумную, завораживающую улыбку.

— Знаешь, за столько веков единственное чему можно научится по-настоящему, это терпение. Ожидание. Ты напряжен и все ждешь, где же начало. Когда начнется бой с древним монстром, — губы её скривились. — Легендарное сражение. Подвиг.

Кончик меча в моей руке осторожно касается медвежьей шкуры.

— Ты так сильно хочешь вот это? Могущество? — она вытянула вперед кулак и перстень на её руке исторг зеленые петли, протянувшиеся по стенам, сводам, полу, будто заключая нас в магическую клетку. Я и моргнуть не успел. — Ну, так забирай.

Сняв перстень с пальца, она бросила его мне. А я так растерялся, что даже не словил и бесценный артефакт заключающий в себе власть над магией мира, зазвенев, поскакал в угол. Зеленое мерцание в комнате угасло так же быстро как появилось.

— Что это? — недоумевая, спросил я.

— Твое кольцо. Ты же так его хотел. Забирай, оно мне больше не нужно. Бери-бери, — она несколько демонстративно скрестила руки на груди.

'Ловушка?!' — мелькнуло в мыслях, когда я, не спуская с неё глаз, отошел в угол и присев на корточки взял искрящий зеленым огнем перстень. Крепко сжал его в кулаке и почувствовал теплое живое покалывание.

— В чем дело? Почему ты вот так легко отдаешь его? — сказать честно, я даже и не знал, что спросить. В голове не укладывался этот странный поступок, наверняка содержащий в себе незаметный подвох. Но какой?

— Потому что оно мне больше не надо. Все что нужно уже свершилось, — она значительно закатила глаза. — Сверх этого не нужно ничего. Ни мне от мира, ни миру от меня.

— О чем это ты? — я вспомнил зеленое пламя. — Что ты сделала?

— Отомстила, малыш, — пояснила она. — Всего лишь отомстила.

Что-то страшное послышалось мне в этих простых речах. Месть богини свершилась. Я не знал, как выглядит эта месть, но сердце мое замерло. Что могла за сотни лет измыслить обиженная и оскорбленная богиня. Хитроумная женщина.

— Меня зовут Грай! И не смей называть меня иначе!

— А ведь имею право, — усмехнулась женщина. — Разве не имеет права творец считать своим сотворенное им детище? Ну, хоть самую чуточку?

Видя в моих глазах непонимание, она улыбнулась еще шире:

— Ты мое детище Грай. Точнее Темный Властелин, которым ты был. Сколько в тебе самом было взлелеяно мною? Сквозь болезненную гордыню, сквозь упрямство, сквозь твою злость. Ты как дерево был выращен мною, ради одного-единственного плода. Отданного мне в срок.

— Болтаешь? Ну болтай-болтай! Все это я уже слышал от молодящегося старичка Каллиграфа.

— Нет, малыш. Великий Дракон Триградья появился благодаря моей помощи. Все время пока ты создавал Цитадель и ковал мечи для своей армии я опекала тебя. Я всегда была ближе, чем ты думаешь. Я помогала тебе. Ты талантлив, малыш и многого достиг сам, но везде где ты видел счастливые случайности, на самом деле была моя тебе помощь. Ты не знаешь о десятках покушений на тебя. Ты не знаешь о сотнях предательств.

Она говорила и говорила спокойно, с легкой улыбкой рассказывала мне вещи, о которых знать не могла. Вещи, о которых не все знал даже я. Как без применения магии ломался разум тех, кто бросал мне вызов. Она знала все тонкости человеческой души и умела превратить храбреца в последнего труса и идиота. Без магии. Мои соперники, многие из них были уничтожены не без помощи стоящей сейчас передо мной женщины. Моего врага. Моего творца.

Она же и никто другой прикрыла меня силой кольца в разрушающейся Цитадели, когда я был обречен. Спасла мне жизнь, обрекая на долгий путь.

— Мой Замысел принадлежал лишь одному мне, что бы ты не говорила!

В её глазах мелькнули ироничные искры:

— Тебе. Но не тебе одному. Неужто ты думаешь, что талантливому парню в двадцать пять лет придет в голову то, что не может прийти в голову мне за весь срок жизни? Или забыл рукопись Магических Столпов, которая и натолкнула тебя на необходимые мысли?

— Скажешь, что подбросила её мне? — с растущим недоверием спросил я.

— Не совсем. Я её написала, — просто ответила она. — Слабые места в магическом насыщении мира давно интересовали меня.

После этих слов у меня все поплыло перед глазами. Это не была магия, ибо Белое Кольцо молчало. Это были сложившиеся за годы убеждения, разрушающиеся сейчас в прах. Темный Властелин... кукла?

— Я один такой?

Безнадежно. Все безнадежно. В другое время эти признания не тронули бы меня, но сейчас, когда я так долго был лишен всего, когда уже и сам поверил, что Дракон погиб в Цитадели. Эти слова похоронили остатки моих надежд на то, что я смогу сделать все как было.

— Нет. Есть еще один. Одна.

— Гвини, — догадался я.

— Можешь называть её так, но сама она привыкла к другому имени. Она и есть Саламат.

— Еще одна кукла?

— Она знала обо мне с самого начала, — качнула кудрями Астис. — Женщины легче, чем мужчины приспосабливаются. Она даже стала играть в свою игру. Плащ был её подарком тебе.

Это был удар. Хотя и не такой сильный как прежние. Напротив он даже вызвал в душе какое-то подобие ярости некогда бушевавшей во мне:

— Почему же ты не помогла мне в тот раз? А если бы меня убили, что было бы с твоей местью?

— Ничего, — просто ответила богиня. — Ты же не думаешь, что моя месть прямая как стрела? Все прошло бы чуть иначе. Но... тебе было бы полегче.

— Чего?! Умереть было бы...

— Тебе не пришлось бы пережить крушение последней иллюзии, — довольно жестко перебила меня Астис. — Тебе не пришлось бы меняться, а ведь меняться для людей всегда было тяжело. Кто ты сейчас, по-твоему? Ты уже не Темный Властелин, ты изменился, малыш. Сильно изменился.

— Зачем же ты всё это говоришь мне сейчас? — я не мог взять в толк, какую игру ведет Астис. Она хочет снисхождения?

Богиня торжествующе усмехнулась:

— Я хочу, чтобы ты целиком и полностью представил себе последствия своего выбора. Любого. Сейчас в этот самый миг ты оружие. Мое оружие возмездия.

— Месть. И кому же ты хочешь отомстить теперь, богиня? Не ты ли только что сказала, что месть твоя закончилась.

— Закончилась месть, — подтвердила богиня. — Но не возмездие. То, которое заслужила я сама, за все сделанное. Моя гибель от твоей руки может быть достойным возмездием.

Стало очень тихо. Тишина — итог любого разговора. Мне же начало казаться, что я слышу крики моих воинов вбивающих в окровавленную землю стальных чудовищ и валящихся туда же следом. Только казаться. Слишком далеко шло сражение.

... Дикий скрежеща, ударил кулаком, опрокидывая лошадь вместе с седоком. Обернулся, дребезжа броней — моргенштерн смял шлем и практически оторвал голову чудовища. Тело грузно осело на конский труп. Одно из чудовищ прыжком проломило кровлю сельской хаты — перекрытия не выдержали, завалившиеся стены по плечи завалили дикия. Заминкой монстра воспользовался один из оказавшихся поблизости Тощих Паяцев. 'Волчья метла' пробила броню и застряла в голове, навек упокоив существо.

Поодаль рухнувшей хаты шло такое отчаянное сражение десятка конников и шестерых дикиев, что от поднявшейся пыли нельзя было рассмотреть ничего кроме отдельных деталей. То и дело в облаках пыли мелькали черные латы, конские морды, острия копий и части бронированных тел монстров. Дрожала, лопаясь трещинами, земля.

Весельчак, разгоняя скакуна наклонившись выдрал из недвижимого дикия чье-то копье и бросился на подмогу, боковым зрением замечая идущую на окраине села борьбу. Неожиданно перед самым носом коня рухнуло тело в смятых доспехах; вслед за ним приземлился эдаким кузнечиком дикий, с торчащим из-под наплечника изогнутым и отточенным как бритва скимниром, оставленным кем-то из прежних противников твари на память. К сожалению, короткое оружие против дикиев не годилось вне зависимости от мастерства его носителя. Приземлился, качнулся и грянулся оземь — Гуно, не теряя времени, пристроил копьё прямиком в смотровое отверстие шлема, слегка расширив его края. Повсюду царил хаос. Все рушилось и валилось, звенело, скрежетало, дребезжало. Булавы воинов опускались на бронированные лапы плюща их в лепешки, а сами воины вместе с конями падали под напором наваливающихся весом туш. Копья входили в сочленения между сегментов 'шкур' дикиев, уменьшая подвижность тех. Взамен трещали ломаемые кости и кровь, как вода текла на землю.

Огромных размеров валун угодил прямо в спину коня и тот, завизжав, рванул вперед на подгибающихся задних лапах. А потом и вовсе рухнул, не выдержав веса наездника, и суча передними копытами, в то время как задние бессильно волочились по земле. Удар сломал скакуну хребет. Гуно встал на ноги и оказался лицом к лицу с обидчиком. Дикием уже где-то лишившемся одной конечности, но в другой решительно сжимающим еще один увесистый обломок стены. Он просвистел над самой головой Гуно врезавшись в другого дикия упавшего от удара на одно колено и тут же добитого Драконьим Призраком. Весельчак, взревев от душащей его ненависти, вмазал дикию по голове, но тот в последний момент подставил смявшуюся и странно хрустнувшую руку. А самого Гуно достал еще один подскочивший сбоку окульт измаранный в чьей-то крови. Оплеуха, которая стоила бы любому воину жизни, для Весельчака обернулась несколькими футами срытой спиною земли и кровавыми 'зайчиками' в глазах. Прежде чем он, мотая головой, пришел в себя над ним уже вырос чудовищный силуэт, замахиваясь пятерней для добивающего удара. И тогда Гуно ударил сам. Ударил ногами напрягая все жилы, вливая в этот удар все отпущенные природой силы. И отшвырнул дикия назад на его однорукого дружка, вставая на ноги сам. Перед глазами все плыло и качалось. Дышать было тяжело, будто обруч стиснул грудь, а в боку немилосердно кололо. Значит, сломаны ребра.

В это время над дикиями вырос всадник по виду не менее могучий, чем сам Гуно и, орудуя двуручным альшписом, отрубил головы окультов.

— Живой? — крикнул он Гуно из-под шутовской личины. Весельчак харкнул смешанной со слюной кровью и слабо улыбнулся:

— Да что мне станется, Биргер! — оглянувшись по сторонам, он заметил, что дикиев почти не осталось. Под свирепым натиском защищающих свое людей они, нет, не отступили, ибо не умели этого, но были разбиты. Кулаки стальной и человечий сшиблись. И стальной разлетелся кусками покореженного метала. Жалкие остатки, утробно порыкивая, как раз добивались конниками.

— Дрянной враг, — снова сплюнул Гуно. — Совсем себя не бережет. С таким не очень-то просто.

— А то! — поднимая 'шутовское' забрало ответил Биргер, поглаживая гриву своего скакуна и удерживая альшпис другой рукой. — Но ничего. Держимся пока.

Поле перед селом было устлано трупами людей и обломками чудовищ. Царящий над ним дух был вовсе неописуем.

Гуно тяжело ступая, подошел к своему скакуну. Животное уже не дергалось и не вздрагивало, слепо глядя своим глазом на хозяина. Весельчак осторожно коснулся морды и расстегнул уздечку:

— Прощай, дружище. Спасибо, что верно помогал мне все это время...

... Победители. Потрепанные и окровавленные, некоторые из них стали калеками, но все держались ровно. Все выглядели браво.

— Выживших девяносто три человека, — сказал Биргеру его второй помощник. Второй потому что первый помощник неудачно подвернулся под кулак дикия. — Монстров много. Около полутора сотен.

Биргер обвел глазами запыленных и уставших вояк, составляющих некое подобие ровного строя. Многие, лишившиеся коней стояли с трудом.

— Молодцы! Вы все сражались отлично и с честью! Никто не посрамил имени Великого Дракона!

— Замечательная речь, — хмыкнул в полголоса Гуно, умывая лицо из чьей-то фляги. Грудь не переставала болеть, а плечо слегка онемело. Он сидел на склоне за сельскими хатами и поглядывал в бесконечно серое небо. Здесь легче дышалось, ибо ветерок относил прочь запахи смерти.

Подошел седой воин, по имени Реваз и сел на землю, стаскивая кольчугу:

— Какая разница. Эта речь быть может и не самая великолепная, зато она искренняя. А что еще надо сейчас для воинов исполняющих долг?

— Лекарства. Вино. И приятную девицу для массажа, — перечислил Гуно, загибая пальцы. Потом подумал и сел на траву рядом с Ревазом, принявшись смотреть на горные склоны.

— На девицу у нас времени не станет, — пробормотал Реваз, вытирая щеки. — На подходе остальные живчики. Их с полтысячи наберется точно. Долг...

— Это долг для вас?

— А для тебя? Почему ты остался?

Гуно ничего не сказал, только коснулся шрамов на лице, что-то вспоминая. Да и что здесь говорить. Осталось совсем немного. Весельчак смотрел в высокое серое небо и видел как тянется на юг длинный клин гусей.

— Холодная в этом году осень.

На далеком-далеком холме гряды появилась темная устрашающая фигурка. Следом еще одна...

— Каллиграф тебе говорил? Говорил, как сам видел. Жестокие кукловоды. Кошки правящие миром. Да среди нас были и такие, я не отрицаю. Мы были неправы. Но подумай, раз уж он не взял на себя труд думать. Если люди были так ограничены, откуда же пошла пресловутая магия? Как могла зародиться речь, если мы контролировали все и вся? Нет, малыш. Каллиграф обманул тебя, потому что сам обманывался. Вся эта магия и все её школы родились под нашими началами. Мы почувствовали, что в мужчинах прорастает нечто... непостижимое. Некая компенсация нашей силы. И не стали её пресекать, думая, что так мы погубим то, что сами созидали. Весь свой мир. Мы лишь подрезали некоторые побеги, контролировали рождение речи, появление магии. Не все — только высшие из нас были вовлечены в процесс. Большинство не было еще развито до нужной степени. Были слишком примитивны. В идеале мы хотели сделать вас мужчин равными нам. Но, увы, вы тоже были чересчур примитивны. Видели только угрозу. И реагировали соответственно. Думали, что заполучили в свои руки оружие против нас. Что испугали нас. И стали вырываться из-под нашей власти. Власти, которая во многом так же была выдумана вами, ибо те из нас, что уже развились, не вмешивались в вашу жизнь. Манипулировали вами только слабые или глупые. Или безумные по натуре. Но когда новая сила нашла свои Истоки, тех, кто в последствии стал зваться богами... они не ведали пощады. А мы были слишком поражены жестокостью. Чем больше знаешь, тем тяжелее дается решение. Мы знали очень много. И не успели ответить. Были сметены. Сломлены и растоптаны. Потом, захватив многих в плен, честолюбивые маги требовали склониться перед ними. Некоторые... склонились. Им отвели место в нынешних пантеонах. Сделали добрыми волшебницами и богинями. А мы не склонились. И с нами поступили соответственно.

Я словно во сне видел все, о чем она говорила своими глазами. Видел, как выходящие из дикости люди ведут жестокую упорную борьбу друг с другом. Как сильные охотники падают ниц перед одним лишь взглядом тех, кого Астис назвала 'слабыми или глупыми'. Видел неодобрение в глазах богинь, которые ничего не предпринимали из своего милосердия.

Моим глазам представали картины как все чаще, мужчины-воины огрызаются власти ведьм. Исподтишка, исподволь пытаются оспаривать решение. Рвут на себе невидимые кандалы, большую часть которых придумали сами же. Видел как ведьмы злясь, наказывают непокорных. И как в подготовленную почву недовольства падает золотое зерно знаний. Речь. Новая сила, чье имя магия входит в мир встречаемая богинями.

Огонь в руках бородатого мужчины со злым вполне осмысленным взглядом так не похожим на сонные глаза вереницы таких же, идущих перед лицами женщины с надменным лицом повелевающей ими как скотом.

Одно зло породило другое зло. Богини мерили все чувства по себе. Они слишком высокого мнения были об уме мужчин и своих младших сестер. Они ошиблись. И я увидел страх в зеленых глазах женщины-повелительницы. Услышал первую речь больше похожую на рев хищника. Таким был самый первый бой. Сила мысли против ярости высвобожденного пламени. Повелительница, против новорожденного Бога Огня. Обугленное тонкое тело летит на песок и знаменует конец эпохи.

Начало нового порядка. Потом много чего было. Молнии рвущие на части надеющихся на свою мощь повелительниц. Прямые ряды мужчин с сонными глазами сражающихся против орды ведомых первыми магами и Богами дикарей. Кто ты — игрушка или дикое необузданное животное? Побеждали животные, ибо они знали ненависть. Самое сильное оружие. Молнии рвали плоть, огонь сжигал дочерна, вода титаническими валами накатывалась на каменные святилища богинь, снося их. Мир изменился и наполнился необузданной силой стихий.

Я видел лица богинь. Их было восемь. Они впервые за своё существование почувствовали беспокойство. Они не поняли что против ненависти и дикой жажды свободы, нет оружия. Храмы рушились, кровь лилась не реками, а океанами. Открывались ворота, тянущиеся из самих глубин земли — оттуда выходило нечто таящееся в мире от самого его основания. Дух Времени. Его тащили на своих плечах полные свирепой ярости Боги. Он парил над ними, расправив пернатые крылья во время их встречи с Богинями. И вот уже магия сталкивается с магией. Богини опомнились и без жалости вырывают знания речи и Силы из слабых диких умов. Огонь начинает биться с огнем. Страшная бойня, в которой горит все живое. Горит, корчится... и рождается заново. Видел, как младшие сестры богинь гибнут, а сами богини склоняют головы, вставая на колени. Становятся на сторону победителей, обеспечивая себе места в храмах и молитвах.

Я смотрел на все это, и сердце мое почему-то разрывалось от горечи.

— Ваши боги победили, — сказала Астис. — Они принесли магию, которой мы так и не успели овладеть в полной мере. Силу слов и жестов. Победили исконную силу этого мира. Нас. И поступили с нами так, как стали потом поступать все победители с побежденными. Я помню, как жгли в Ивняках39 — Мудрость и Справедливость. Жгли прямо здесь. На том самом месте, где спустя тысячелетие воздвигнут этот покинутый замок. Я — Месть. И моя месть завершена там же где некогда и была начата.

Победившие люди воздвигали на местах упокоения богинь и ведьм курганы. Рушили остатки древней цивилизации, скатываясь в дикость. Начиная жить заново, отчитывая время по-новому.

— В чем она, твоя месть? — спросил я, все еще видя перед внутренним взором, как песок заметает пустые храмы и богини-ренегаты помогают воплощениям Магии составлять новый Пантеон. Как Астис оставшись одна, идет в сердце безлюдных гор, чтобы осесть там на века. Чтобы стать чудовищем, чьим именем станут пугать детей, а через века просто забудут. — Ты уничтожила всех магов? Лишила силы, моими руками и уничтожила?

Может это покажется странным. Я по-прежнему был зол на Астис. Я ненавидел её за все проделанное со мной. Но я стал её понимать.

— Это ни к чему, — пожала плечами она. — Я хотела это сделать в первые три сотни лет. Но потом поняла бессмысленность такого занятия. Нет, малыш. Моя месть это щелчок по носу тех Сил, что уже спят беспробудным сном. Теперь Дух Времени снова рвется из земли, потому что приходит конец эпохи. А значит конец всем старым Силам. Боги уйдут так же как ушли Богини. Останутся только люди. Зеленое пламя, жгущее небо, пробудило истоки силы сродни моим, в тысячах женщин по всему миру. Пока они разберутся, что к чему прольется немало крови, но это необходимо. Необходимо как те преступления, которые будут совершены, прежде чем люди усовершенствуют механизм наказания. Главное, чтобы они развивались, искали новые пути жизни в этом мире. Потом через десятки, а может и сотни лет мои дочери займут положенное место в мире. Так же как и маги. Их гибель была необходимостью. Те, что остались тоже начнут все сначала. И будут воспринимать моих дочерей не как вызов своей власти, а как своих сородичей. Со временем.

Так вот оно что. Теперь я понял, что названное богиней местью на самом деле было чем-то вроде попытки установить равновесие. Уравнять все силы в новом времени.

— Сила магов угасла, — напомнил я. Астис указала на перстень в моем кулаке:

— Ты вернешь им её. Может не сейчас. И не завтра. Но рано или поздно вернешь. Я сделала бы это сама, если б ты погиб где-то, но раз ты дошел... кольцо твое.

Нет, она не человек. И мышление у неё жестокое нечеловечески. Тут мне вспомнились люди. Наместник. Лис. Дукат. Другие. А какое мышление у них?

— А если бы я передумал идти к тебе? Совсем бросил это дело, как было бы с возмездием? — мне стало интересно действительно ли богиня настолько предусмотрительна.

— Ты не один питаешь ко мне ненависть. Вообще таких множество. Девочки, с которыми я поделилась своими знаниями, слишком буквально восприняли идею мести, принявшись мстить всем подряд. Месть всем.

— Хочешь сказать, что ты не руководишь этими ведьмами? — вскинул я брови.

— Нет. Да и зачем. Они считают, что исполняют мою волю, а на самом деле даже не удосужились её узнать. Думаю, все они рано или поздно погибнут. Но свою задачу выполнят. Люди уже будут знать о появлении среди магов женщин. И поймут, что Дар следует воспитывать. Со временем.

Она была безумна. Совершенно точно. Слишком многими жертвовала, слишком во многое беззаветно верила, уповая на всемогущее время. Верила, что когда-нибудь в будущем родится гармония между мужчинами-магами и магами-женщинами. Что они станут просто людьми.

— Вторым человеком хотевшим отомстить мне так же как ты был один твой знакомый. Тольяр.

— В этом я не сомневаюсь. Ты выковала для себя аж два меча? И чем же ты вдохновила его?

— Пусть это останется между мной и им. Скажу лишь, что хотя он и не знает этого, но между нами есть связи родства. Главное что он не пришел. Или погиб, или нашел для себя что-то важнее мести. Уже не важно. Важен только твой выбор.

— Ты уже во второй раз говоришь о выборе. И между чем же я должен выбирать?

— Теперь в этом мире две злых силы. Я. И та сила, что кажется доброй, прячась за идеалами. Харр. Для тебя ведь не станет шоком, если я скажу, что все окульты дело рук жителей Харр. Они тоже засуетились, чувствуя благоприятное время. Они тоже хотят переделать мир — обрушить цивилизацию в объятья вечной зимы, из которой только они сами выйдут целыми. То, что находится на острове Харр — страшная угроза всему живущему. Так или иначе, мы заслуживаем возмездия. А ты моё достойное дитя. Ты пришел ради этого мига. Мига всемогущества. Я предсказала многое. Почти все. Кроме твоего последнего выбора. Кто должен пасть? Сила в перстне велика, но она не бесконечна. Ты выбираешь меня, и я принимаю этот приговор. Разом рассчитаешься за все обиды и даже больше. Получишь часть моей силы, достойный дар. Власть, которую ты жаждал с самого начала. Но если выберешь Харр, то спасешь множество людей, в том числе и тех, кто сейчас умирает в стальных объятиях дикиев. Объявишь войну острову Харр или сокрушишь меня? Если это будет Харр, то твой приговор даст мне право на жизнь. Выбирай.

Она замолчала, позволяя мне подумать. Хитрая. Нет. Мудрая как само время. Выбор. Что же мне выбрать — личную месть и увеличение силы или дать отпор проклятой нежити, сломать стальную броню и добраться до сердца Харр. Что же это за сердце, исполненное такой ненависти к жизни, раз возвращает из смерти?

Астис. Я тебя ненавижу. Ты слишком многое отняла у меня. Но и дала не меньше. Я больше не Темный Властелин. Я могу стать большим, чем властолюбец.

Перстень оказался на пальце. И тут же в меня точно молнией ударило. Сила! Грандиозная мощь! Величие Бога! Совсем как в прошлый раз, но теперь мою волю охраняло кольцо, горящее белым пламенем.

Я почувствовал пьянящую легкость во всем теле и, взглянув вниз, обнаружил что парю. Вокруг тела сформировался зеленоватый ореол, и я понял, что стал почти всемогущим. Кто-то шептал на ухо, что я могу в одночасье сокрушить армию или разрушить город. А могу утопить целый остров. Или вырвать из груди божественное сердце. Я простер руку к сводам и лишь пожелал, как в тот же миг камни растворились в сером воздухе. Верхушка замка просто испарилась, осыпаясь на землю полупрозрачными осколками! Поднявшись высоко в небо, я посмотрел на землю далеко внизу и издал ликующий крик, захохотав от переполняющего счастья. Внизу крохотная Астис, сев на медвежью шкуру с любопытством следила за зеленой звездой, которой я сейчас казался.

Живые, мертвые и не рожденные! Сейчас я стал самым настоящим Пантократором! Повелителем мира!

Серые тучи расступились повинуясь власти кольца и на землю упали лучи солнца, лаская одевшиеся в золото деревья. Какое же это чувство! Нет нужды в заклятиях и призывах! Мои Слова стали Законом! Невероятно! Я могу все!

И я заслужил это. Пусть это всего лишь власть перстня, пусть я остался прежним, но я заслужил право выбирать. Чтобы я сейчас не выбрал, мир изменится. Я изменюсь. Получу больше силы, но стану ли владыкой мира. Защищу свою землю и прочие королевства, но что же это даст мне?

Посмотрев на запад, стократ обострившимся зрением я увидел, как стальная лавина несется, дробя черные доспехи и оставляя за собой ряды мертвых тел. А несется она туда, где спина к спине бьется небольшой отряд воинов, возглавляемый троицей героев. Я видел орудующего альшписом Биргера. И Гуно Весельчака плюющегося кровью. И Реваза, одна рука которого висела согнутая под неестественным углом, а лицо превратилось в оскал боли и ярости. Вокруг них валялись уже мертвые окончательно механизмы Смерти. Вокруг них из последних сил бились еще живые. А в подвалах сидели, трясясь от страха селянки со своими маленькими детьми.

Что же будет в конце пути, спросил меня Келоан не так давно.

Я видел его в том небольшом отряде. Окровавленного, но живого. Пока живого. Люди жертвовали ради меня жизнью, что они получили взамен? А что рассчитывали?

Просто они хотели сохранить свой мир, который олицетворял я. Так ли это?

В один миг я висящий в стремительно очищающемся от туч небе увидел всех, с кем пересекался мой путь. Многие из них уже были мертвы. Другие живы. А некоторые...

Моим глазам предстала картина — возле перекрестка дорог лежит тело того белого пытавшегося убить меня. Теперь он сам мертв. Рядом в пыли Тольяр. У него страшная рана и он умирает. Ему очень больно, но он улыбается. Счастливо, потому что его голову держит на своих коленях всхлипывающая девушка с раскрасневшимся лицом, бережно гладя дрожащими руками. Они о чем-то говорят. Я могу услышать о чем, но не хочу этого делать. А еще я понимаю, что в моих силах задержать парня на этом свете. Это не так-то просто сделать, но я чувствую, что смогу.

Бурлящее вокруг пространство казалось таким податливым, что так и хотелось сделать что-нибудь... невозможное. Просто так. Поиграть всем, что оказалось в моем распоряжении. Сначала выбор. Мой долг перед всеми и самим собой.

Солнце светило тепло и приветливо. Я взглянул еще раз. Сначала на крохотную фигурку, смиренно ждущую своей участи. Лицо Астис было полностью умиротворенным. Она научилась ожидать за свою долгую жизнь. Потом перевел взгляд на безликую армаду закованных в доспехи мертвецов.

Время словно бы замедлилось. И... показалось ли мне, но я услышал за своей спиной хлопанье пернатых крыльев. Все ждало моего решения.

Я протянул руку, сея над землей порывистый штормовой ветер. И сделал свой выбор. Принял, может быть, самое главное в своей жизни решение. Старая эпоха ушла окончательно.

Мир изменился.

КОНЕЦ

1 Блазень — мелкий шкодливый дух, отличающийся сварливым характером.

2 Декада — период в десять дней.

3 Эрц — государство 'культурный эталон', состоящее из большого количество независимых городов.

4 Смарагдовое Небо — жители острова Харр имеют свою религию отличную от тех пантеонов, в которые верят другие народы. Так одним из моментов является деление неба на несколько слоев. Из них высочайшим 'небом духов' называют смарагдовое небо, под которым расположен великий город усопших.

5 Игоша — невидимый дух умершего младенца

6 Любимое занятие караконджалов словить ночью человека и до утра кататься на нем верхом, при этом глумясь и пародируя конскую езду.

7 Малефик — чернокнижник. Одна из должностей среди магов, возглавляемых Саламандрой

8 Мракогляд Серый Всадник — божество из пантеона Волхвов, что бытует в Царстве Яромира. Считается олицетворением пустоты и подлинного зла, пробуждающегося в лютые зимы.

9 'Драконья' грамота — специальная подорожная являющаяся неофициальным приглашением на Черный Сход. Бывают трех видов — торговая, мастеровая и большая. Большие рассылаются непосредственным участникам Сборов вместе с Драконьими Воронами — посланниками Дасунь-крепости.

10 Зарничий перевал — второй по величине аванпост Царства на границе с Триградьем. Всего таких аванпостов четыре — Стояровы Ворота на северо-востоке, Зарничий перевал возле Северных Кантонов (строго на север), Волчья пасть и Солнцево Знамя.

11 Айван — терраса или галерея с плоским балочным перекрытием на столбах или колоннах.

12 Гнетка — особый тип домашнего духа, давящий по ночам спящих людей

13 Ярха — божество полей и зверей в Пантеоне Царства. Водит годовой круг по земле до зимы, помогая Солнцу. Младший брат Семаргла — живого пламени.

14 Лейтна — высохшая река, бравшая начало из источника в Горной Пади (высочайшие горы мира) Эрца. В старину считалась живой цепью, связывавшей все земли, по которым протекала.

15 Драконьими крыльями в Триградье называют войска Темного Властелина, обитающие непосредственно в Цитадели. Пять основных отрядов — Львы Смерти (Костяки), Косари, Тощие Паяцы, Мертводелы, Драконьи Призраки

16 'Экран' — боевое заклятье разной конфигурации от ограничивающего силу противника, до запирающего в пределах определенного расстояния или просто отрезающего от всего мира. Выведено магами Саламандры во время исследования защитной магии, бытующей в традиции государства Эрц.

17 Хёргэ — крупный город с одним из наибольших морских портов на всем северном побережье. Этот город признает власть Дракона и платит оброк в казну Темного Властелина.

18 Неостихийное колдовство — весьма условное обозначение попыток слуг Темного Властелина, создать свой стиль магии на основании традиции волхвов.

19 Танцевальня — укрепленный замок к югу от Дасунь-крепости. Расположен в степи Каганата, для защиты подступов к Грейбрису со стороны Волчьей Пасти и Солнцевого Знамени. Названием обязан обычаю вешать всех плененных в ходе войны — без права выкупа.

20 Тьма — позаимствованное из лексикона степных кочевников обозначение числа воинов в десять тысяч

21 Конные змеи — так в Вольной Республике Балбараш называют конницу степняков за свистяще-шипящий язык последних

22 Считается, что магия поиска и отслеживания наилучшим образом развита в традиции друидов.

23 Юшман — кольчуга сплетенная из крупных пластин

24 Чаша Трех — одна из высших неуничтожимых реликвий в религии Царства. Чаша является даром, впитавшим в себя силу и благословение трех огней. Огонь Небесный, Огонь Земной и Огонь Подземный. Она считается связующим три мира звеном и права на чашу имеет только верховный жрец Капища Семаргла.

25 Кафтан с короткими рукавами. Использовался преимущественно для верховой езды

26 Шиликун — горный демон, чья кровь по поверьям приносит удачу

27 Вечная Ночь и Бледный Жнец — мифические сущности пантеона богов Царства. Злые Боги, приближающие Вечную Зиму и борющиеся с Ночным Всадником Месяцем на небосводе.

28 Кобылица — укрепление, против кавалерии состоящее из сколоченных кольев.

29 Шаперон — разновидность плаща с капюшоном

30 Разновидность накидки, одеваемой поверх доспехов

31 Бателер — низший ранг в цирковой иерархии обозначающий шутовство

32 Канцер — нарыв

33 Байдана — разновидность кольчуги имеющая вид рубахи

34 'Волчья метла' — копье с длинным наконечником острия которого имеют форму листьев на ветке

35 Дентайр — нож с особыми зазубринами мешающими извлекать лезвие из раны.

36 Коловерша — редкий оборотень, являющийся близким почти незаменимым помощником колдуна.

37 Голомень — плоская сторона клинка

38 Рондаш — округлый деревянный щит конников.

39 Ивняк — огромных размеров плетеная кукла в которую помещался человек чтобы быть ритуально сожженным.