О бедном монахе замолвите слово

Руководствуясь пояснениями духа, я выломал несколько кирпичей из стены в углу разоренной библиотеки. Пошарил рукой в проломе, и нащупал огромный ком пыли, каковой и содержал в себе завернутое в расползающуюся мешковину главное сокровище этих мест, которым оказалась книга. Ее я поспешил предъявить учителю.

Высотой около полутора чи, и шириной около одного чи, толстенный том был зашит в переплет из грубой красной кожи, не слишком похожей ни на коровью, ни на свиную.

— Учитель, это то самое? Ну, что ты чувствовал, когда попал в ту... эээ... кучу лошадиных неприятностей?

"Именно то самое. Впрочем, не буду лгать, этот старик ожидал увидеть несколько иное".

Даже так? Ну, что ж. И на старуху, как говориться, бывает всякое. Но все же книга выглядит непростой. Вдруг там могучая техника?

— Старик, что это? — разочарованно спросил я учителя, нетерпеливо перелистывая страницы, и выхватывая кусками текст. — Какие-то поучения... Наставления... А это что еще такое? Притчи?

"Всего лишь еще один путь, который, к тому же, неизвестно куда приведет, и приведет ли вообще", — отозвался учитель, не испытывавший к текстам никакого интереса. — "Ты же пытаешься идти по пути боевых искусств. Вот и не хватайся за все подряд".

— Ну, и зачем мне тогда читать эту книгу, если она бесполезна?

"Читать не за чем. Но знал бы ты, из чьей шкуры сделан переплет!", — с непонятной мне усмешкой произнес в ответ учитель. — "Глупый Шао, я знал его. Паренек выучил технику Обращения в Саламандру, и довел ее до совершенства, настолько, что она стала частью его сути. Глупец в форме саламандры даже спать ложился в большой костер, так у него Ци быстрее восстанавливалось и раны заживали на глазах. Ну, и на баб действовало безотказно. Таракан, знаешь, куда ему засунули копье, когда пришли убивать, с учетом того, что глаза у него закрывались костяными щитками, ноздри он прикрывал лапой, а времени было лишь на один удар"?

— Избавь меня от подробностей, старик, — угрюмо буркнул я в ответ.

Вот это все, что пришлось этому старику затерпеть, все пинки и зуботычины, страхи и ужасы, преодоленные этим стариком — вот для чего это все? Чтобы почитать чьи-то полурелигиозные бредни, а один чертов старикашка смог вспомнить молодость?

"Утешься тем, что кожа Шао практически неуязвима к огню, и очень стойкая к силе грома".

Ну, да. Идти в бой, с метлой в одной руке, и книгой в другой?

Хотя, ауру праведности этого старика такая вещь, без сомнения, усилит.

В крайнем случае, продам старьевщику, вместе с барахлом мастера Фэн Шуй.

В город Дунху мы прибыли без особых приключений, если не считать за таковые потуги старого Фанг Йи обучить меня второй стадии техники Божественного Восприятия, от чего моя собственная голова временами начинала напоминать мне самому забродивший арбуз. Я старательно практиковал технику Алмазного Тела, не забывал и Вечную Весну, хотя последняя и была для меня вторичной, и непреклонно укреплял свои основы, двигаясь по тернистому пути самосовершенствования. Дед говорил мне, что на стадии Накопления Ци я долго не задержусь, разумеется, если буду следовать наставлениям своего мудрого учителя, так что, все шло путем. На мой взгляд, разумеется.

На взгляд деда — живи я в старые времена, мести мне двор до скончания дней.

Не привыкшая к долгим путешествиям Ванкси страдала, но стойко переносила лишения, и лишь во время вечерних привалов давала выход накопившимся за день эмоциям. Но ее жалкие попытки выесть мне мозг пропадали впустую: стоило ей только приступить к поискам повода для легкого скандала, как я открывал добытую книгу, садился поудобнее и с одухотворенным видом начинал просвещать ее и окружающих (если у нас были спутники) на предмет следования по пути добродетелей.

Терпения девушке хватало, обычно, минут на десять.

Если же учитель начинал слишком уж задалбывать этого мастера сказаниями о славных древних временах, то я не ленился почитать из книги и ему.

Старик был упорен, но я упорнее.

Старик был крепок, но я крепче.

И никто, включая вышеперечисленных, не может похвастаться тем, что смог переорать этого благочестивого Дао, когда он рассказывает всем вокруг о пути духовной чистоты и праведности!

Должно быть, общество бродячих проповедников потеряло в моем лице, возможно, самого достойного своего члена. Одна девушка, медленно, но верно вырабатывавшая в себе рефлекс на любые проповеди в виде стойкой мигрени, и один ругающийся и скрипящий зубами старик были со мной в этом, безусловно, согласны. Еще я призывал Свинью, чтобы улучшить взаимопонимание с ним, а также, чтобы он быстрее привыкал к нашему миру, и, чтобы никому не было обидно, читал из книги и ему.

Никогда раньше не подозревал, что свиньи умеют выть.

Сам по себе город Дунху нам был не интересен, а припасы можно было бы пополнить и в деревнях вдоль тракта, но тут уперлась Ванкси — дескать, невмочь никакой уважающей себя юной деве без купальни. Это некоторые лысые обмороки пусть моются в бочке. Или в речке. Или в болотной луже. А ей надо бы привести себя в порядок. Я особенно не сопротивлялся — направлялись мы в Ланьхоу, а Дунху все равно был по пути. Неплохо было бы еще перекусить, но с этим были некоторые проблемы. Мой кошелек вопил от малокровия, и я отправился на местный рынок, дабы продать нажитое. Немного листьев Цзинь Инцзы ушло практикующему алхимику по неплохой цене, и на очереди оказались инструменты мастера Фэн Шуй, те, что я отобрал у нечестивых призраков, убивших славного дедушку. И я нашел, было, прилавок торговца, торговавшего амулетами, но он выставил мне совершенно смехотворную цену, в виде полутора десятков бронзовых цяней, и был мною послан.

Рядом ошивался местный страж, следивший за порядком, и он докопался до меня с целью наживы, и был послан тоже, потому сам Будда ничего не смог бы получить с этого старого праведника, кроме пары затычек в ухо и доброго пинка в задницу.

В это время меня и нашла милая сестрица Ванкси. Ее чуть влажные волосы падали на плечи густой волной; ясные глаза смотрели прямо и дерзко из-под тонких прямых бровей, а на лице блуждала легкая улыбка. Источая тонкие ароматы духов, она остановилась возле меня, и тысячей серебряных колокольчиков, побеспокоенных легким порывом утреннего ветерка с озера Дяньшань, в воздухе прозвенел ее голос.

— Что тут происходит?

Я сумрачно покосился на обступившую нас городскую публику, жаждавшую халявных развлечений в виде легкого скандала, и показал на стража — хапугу.

Сей грозный страж сказал мне грубо:

"Плати мне, старый Дао, мзду!"

Ответ мой краток был, и в рифму,

(но тут ее не напишу).

Да, я становлюсь чертовски лиричен, особенно, когда с утра не жрамши.

Что-то ответить мне не успел ни обруганный мною стражник, ни прекрасная Ванкси, потому что на этого старика из толпы коршуном налетел некий странный субъект, и попытался вцепиться мне в плечи, и лишь воля всех богов, бесконечная удача этого странного существа, а также гранитное самообладание этого твердокаменного старика удержало его от превращения из "странного" в "сильно побитого".

Халат нездорово-желтого цвета еще и на пару размеров больше, чем нужно, висел, как мешок на пугале, на довольно тощем молодом человеке. Обильно нарумяненные щеки, красиво подведенные глаза, выщипанные в ниточку брови и безжалостно накрашенные губы. Волосы, завязанные в высокий узел, заколотый длинной серебряной спицей с маленьким колокольчиком, и кокетливый бант на серебряной ленте, украшавшей шею, но съехавший на плечи и не скрывавший то, что должен был, видимо, скрывать.

Не знаю уж почему, но нравился сей юный мастер мне все меньше и меньше. Возможно, где-то в глубине души он хороший человек, но проверяет эти глубины пусть кто-нибудь другой.

— Здравствуйте, почтенный мастер! — с прямо-таки вселенским счастьем проорало это существо, хватая меня за рукав и вцепляясь в него мертвой хваткой.

— И ты здравствуй, дитя порока. Что тебе надо от этого старика?

— Вы тот, кто, безусловно, сможет мне помочь!

— Я тот, кто, безусловно, не сможет тебе помочь! — ответил я, отдирая его клешни от своей рубахи. — Понимаешь, этот старик предпочитает женщин. Он предпочитал их, когда был молод, и предпочитает их, когда стар. В небесах и под землей, в хижине бедняка и в императорском дворце этот старый Дао будет предпочитать женщин. Не искушай меня, это бесполезно.

— Нет, почтеннейший, вы не поняли! — не обратил внимания на мои настойчивые попытки от него отвязаться этот странный незнакомец. — Я и некоторые молодые мастера состязаемся за внимание прекраснейшей дочери семьи Ло — несравненной Ло Шуань...

— Счастья да удачи! — пожелал ему я, и отправился, было, восвояси, в поисках лавки старьевщика или ломбарда. — Не забудь сменить одежду, иначе не видать тебе успеха. И макияж у тебя неудачный

Уйти мне не дали.

— Учитель! Но то, что вы видите перед собой, и есть результат моего поражения в первом состязании! И теперь мне нужны ваши наставления!

— Я всего лишь жалкий старик, немного понимающий в алхимии...

— И Фэн Шуй! — горячо добавил паренек, — Я видел ваши инструменты.

— И Фэн Шуй, — согласился я. — Но, видишь ли, я слишком стар, чтобы тратить время на развлечения, которым предается беззаботная молодежь. Этот старикашка слишком устал. Видишь? — я показал ему тыкву Ху-Лу, — Я собирался продать инструменты и уйти на покой. У меня уже нет времени и сил заниматься даже делом всей моей жизни, и я вряд ли смогу...

— Я угощу вас обедом! — в отчаянии крикнул парень. — Моя семья владеет рестораном, я угощу вас лучшими блюдами!

— ... Пройти мимо явной несправедливости. Там, где сильные обижают слабого — там будет этот старик. Там, где творится зло — там буду и я! Не знаю, известно ли тебе об этом, но этот старый Дао Ли никогда не сходил с пути праведности и благочестия!

Ванкси, слушая мои патетические речи, закатила глаза, видимо, пребывая в восхищении от небесной способности этого старого мудреца Дао переобуваться в прыжке.

— Говоришь, ты сражался один против многих и проиграл? — я оглядел его поносного цвета халат и ужасное лицо. — В этом нет позора. Но не бойся получить удар, бойся не ответить! Тебе нужен совет? Ты его получишь. Мы с моей внучкой рады будем дать тебе наставления. Пойдем скорее в твой ресторан. Но, предупреждаю: этот старик не будет сдерживаться!

"Когда это ты сдерживался, если дело доходило до еды...", — несколько обреченно напутствовал меня учитель.

Ресторан был, и правда, шикарен. По крайней мере, раньше мне в подобных заведениях бывать не удавалось. А странный парнишка, который, не знаю уж, почему, нравился мне все больше и больше — в хорошем смысле, ибо нечасто можно встретить таких прямых и искренних людей — действительно оказался персоналу знаком и весьма уважаем. Нас провели на второй этаж и устроили в отдельную комнату, весьма богато и щедро обставленную.

Во время трапезы парень не проявлял рвения к прекрасным блюдам местной кухни и сидел, как на иголках.

Ванкси изящно орудовала палочками, пробуя то одно великолепное блюдо, то другое, еще более ароматное.

Я, судя по недоуменным взглядам присутствующих, выглядел не столь деликатно. Девушка даже что-то недовольно буркнула себе под нос, что-то вроде "дедушка всех крокодилов" ... Видимо, в восхищении от прекрасного аппетита этого мастера. Я не стал брюзжать и ругаться, а просто продолжил отведывать новые блюда. Но пора было и честь знать. Не в том смысле, что оторваться от стола, а хотя бы выслушать паренька.

— Понимаете, почтенный учитель, мы, молодые мастера Дунху, давно спорим за внимание юной звезды нашего города, да и, наверное, всей провинции — прекраснейшей Ло Шуань. И мы, четверо лучших, договорились о состязаниях. Всего состязаний должно было быть три, и первое, как видите, я проиграл.

— А, вы собираетесь бороться? Что ж. Этот старик покажет тебе пару хороших ударов. Пути Пинка и Кулака хорошо знакомы этому старому хрычу! — подбодрил парня я. — Когда следующая битва?

— Сегодня в полдень, — уныло сообщил мне он.

— Тогда у меня для тебя есть рецепт отличной мази от побоев!

Парень лишь покачал головой.

— Нет, почтеннейший. Мы все, юные мастера Дунху, должны состязаться в том, что так любит прелестная Ло Шуань. — он многозначительно выдержал паузу. — Искусство!

— А что было первым состязанием? — приняла участие в беседе Ванкси.

— Прекрасная Шуань захотела народных песен. Я не смог спеть ни одной, ведь этот Линь Кэ не певец... — понурилась жертва непрофильного образования. — Народные песни о женской красоте...

— Народные песни? — с недоумением переспросила девушка.

— А я ведь знаю парочку, — ударился в воспоминания я. — Помнится, мой отец, как дорвется до выпивки, так и горланил их. Как там было...

Девчонка Сяокэнь,

Красоткою слыла,

И утром выходя во двор,

Там сиськами трясла!

Трясла ими в окно,

И с крыши иногда...

— Заткнись, дедуля!!! — прорычала мне покрасневшая Ванкси. — Вот скажи, почему, когда гадости и глупости происходят с тобой, то стыдно за это все становится мне?!

— Так я ж такого и не пою. Это все отец. А угомонить его, когда выпьет, могла только мать.

— Святая, должно быть, женщина. Сколько страданий ей пришлось пережить в вашей семье чудовищ? — негодовала девушка. — Какой подвиг совершил твой отец, что такая женщина согласилась выйти замуж в ваш терновый куст?

— Подвиг? — я призадумался. — Насколько я припоминаю семейные предания, отец просто подглядел, как она купается. Ну, и как честный человек, рассказал об этом всем соседям. У родителей моей матери другого выхода не было, как отдать ее за отца, раз уж он и так видел все, и немного больше.

— Яблочко от яблони, как погляжу, далеко не укатилось... — смогла выдавить из себя моя спутница.

— Кхм-кхм, — привлек наше внимание наш гостеприимный, теперь уже, знакомец. — Как жаль, что я не встретил вас раньше. Но, боюсь, что и в следующем состязании мне не видать победы. Ведь истинное призвание и талант этого никчемного Линь Кэ в том, что я — художник.

— И ты хочешь, чтобы я помог тебе нарисовать картину? — переспросил я.

Я много в чем бездарен, скажу, не тая, но особенно я не умею рисовать. Я пробовал, конечно, но вот не мое. Не ложатся в руки ни кисть, ни мел, ни уголь. Хотя, в секте я над этим работал, со всем трудолюбием и упорством настоящего практика! Правда рисунки получались несколько однообразные: один продолговатый изогнутый овал, пара окружностей да несколько линий, прямых, и не очень. А что делать, чем заняться, когда в очередной раз безвинно и бессудно посажен в яму, а практиковать не хочется и огурцы уже украдены? Только рисовать. На полу, на стенах, на части потолка — куда возможно дотянуться. Однообразные рисунки (с непременной поясняющей подписью, кто это такой, будь то учитель Ван, или Ван Чжи Хан, к примеру) вскоре покрыли всю доступную площадь моего узилища, которое в среде практиков нашей секты вскоре получило неофициальное прозвище "Мужская Комната".