О бедном монахе замолвите слово

Я мужественно собрал в кулак всю скупо отпущенную мне природой кротость.

— Бабуля! — со всей вежливостью прервал я речи старухи. — Еще пять минут, и ты сгодишься.

Бабка призадумалась.

Потом шаловливо облизнула губы.

— Ну, если этот старый мастер настаивает, то эта старушка вспомнит молодость! Когда-то эта старая Дэйю могла задать жару! Не пора ли нам с вами, почтенный мастер, вспомнить славные деньки молодости?

В том, что бабуля еще ого-го, я не сомневался, но антиквариат следует хранить в музеях и прилежно вытирать с него пыль, а не вытворять с ним разные стыдные вещи.

— Я пошутил. Так ты пустишь меня в это прекрасное заведение?

— Уже передумал? Напрасно, — продолжила убеждать меня старушка. — В этом доме Странных Ароматов нет никого, кто был бы опытнее!

Я чувствовал, что простыня, в которую я был вынужден замотаться, вот-вот порвется, и не волшебные чары сушеной красотки с истекшим сроком годности были тому причиной, ведь этот Дао Ли уважал старость. Все дело было в проклятой пилюле Ванкси.

— Пусти меня, бабка!

— Какая я тебе бабка?! — возмутилась старушка, — Мне всего восемьдесят четыре!

— О, почтеннейшая! — сменил я тактику, и доверительно положил ей ладони на плечи, — Я бы вам столько не дал. Максимум, семьдесят два. Ну, семьдесят три, но не больше.

— Этот мастер знает толк в жизни, — согласилась заулыбавшаяся бабуля, -Даже персику надо вдоволь побыть на солнце, чтобы вкусивший смог насладиться его сладостью! И разве старое вино не крепче едва забродившего сока?

Потерявшую бдительность бабку я вежливо переставил в клумбу по соседству с крыльцом. Потому что этот Дао Ли предпочитает пиво и не любит сухофрукты.

Скоро страданиям этого беспечного практика, так неосмотрительно доверившегося словам одного мертвого негодяя, придет конец! И в восторженном состоянии разума, я взошел в сей дом утех и оказался доволен, тем, что открылось раскосым и жадным глазам этого старого Дао!

Девы!

Много дев!

Все очень хороши, изящны и милы. Прямо глаза разбегаются. Кто-то при моем появлении целомудренно запахнул на груди халат, лукаво блеснув глазами, а кто-то наоборот, подался чуть вперед, выпятив свои неоспоримые достоинства. Кто-то потупил глазки в притворной скромности, а кто-то изящно изогнулся, демонстрируя совершенство форм и размеров. Кто-то же продемонстрировал нарочитую холодность, жестоко не обратив внимания на этого старика, а кто-то прожег насквозь горячим взглядом.

В дверь, которую я предусмотрительно придерживал рукой, забарабанили, — это похотливая старушка, лелея прах погибших надежд, неосмотрительно взращенных этим небрежным старым Дао, тщетно пыталась ворваться и таки вспомнить молодость (неважно, буду я при этом согласен, или нет), но я не обращал внимания. Ведь что может быть лучше для взора усталого практика, измученного культивацией, чем прекрасный сад, что я наблюдал перед собой?

— У нас новый гость! — радостно поприветствовала меня одна из красавиц, выглядевшая слегка постарше, чем остальной контингент, и одетая в ином стиле и гораздо скромнее, — Поприветствуем же почтенного мастера, который мудро решил посетить нас столь холодной и темной ночью! Поведайте же нам, старейший, чем мы можем угодить вам? Я обещаю, что любое ваше желание будет тотчас исполнено, и любая из наших красавиц будет рада составить вам компанию! — С этими словами она взмахнула рукавом, обводя рукой помещение, — Кого бы вы предпочли? Желаете ли вы погрузиться в жар, подобный тому, что в жерле вулкана, или предпочитаете холодную скромность? А, может быть, старый мастер...

Старый мастер испытал сегодня слишком много невзгод, чтобы второй раз выслушивать вот это все.

— Вы можете выбрать любууууууу... — и лишь слабое эхо слов красотки, молниеносно уволакиваемой этим стариком на второй этаж, где, по опыту этого старого мудрого Дао Ли обычно располагаются комнаты для проведения досуга, донеслось до онемевших дев и, наконец, вломившейся старушки.

Вообще-то от профессионалки я ожидал большего. Хотя бы, чтобы выдыхалась не так быстро. Впрочем, и так неплохо. По крайней мере, эффекты проклятой пилюли начали проходить. Зато, в краткие минуты отдыха, причем, из-за чертовой пилюли отдых требовался не мне, девушка усладила мой слух рассказами об истории сего заведения. Да, этот великолепный Дом Странных Ароматов так называется не потому, что местные дамы горизонтального промысла не моются после клиентов; название заведению дали, по большому счету, местные жители. А происходило все, вкратце, так: семья основательницы заведения, довольно богатая и знатная, в своем родном городе подверглась нещадным гонениям, с, как это водится, истреблением всех, от мала до велика. Совсем юной девушке, дочери этой семьи, каким-то чудом удалось спастись из разоряемого поместья и покинуть ставший негостеприимным родной город. Наличных средств хватило, чтобы забраться в нашу глушь, а вот на что-то другое уже нет. Везение не оставляло ее и дальше: девушку не употребили по дороге, не ограбили и не продали в дешевый дом терпимости, и вот, проевшую остатки средств и изрядно пообносившуюся девчушку на улице подобрал старый чиновник — верный слуга семьи Цзюнь — и не просто подобрал, а, размякнув сердцем, женился. Приятная внешность, изящные манеры, умение петь, танцевать, играть на цитре, да заваривать чай — вот, в общем-то, и все ее достоинства, но что-то из этого пленило сердце старика, и он, в целом, был доволен своей юной женой. И она хранила ему верность и изо всех сил пыталась этой самой хорошей женой быть. А чем должна усладить хорошая жена своего усталого мужа, вернувшегося из дальней поездки, кроме приятной внешности, изящных манер, пения, танцев, игры на цитре, чая и кое-чего еще? Конечно же, славной едой! Но, как может хорошая жена доверить яства для своего мужа какой-то там кухарке? Ведь лучшее блюдо — блюдо, сделанное с любовью!

После первого такого обеда усталый муж, вернувшийся из дальней поездки, заперся в комнате для раздумий, и, под нежную мелодию цитры, угрюмо вонял оттуда, словно недельной давности покойник.

Но разве может называть себя истинно мудрым тот, кто не учится на ошибках? Лучше, разумеется, на чужих, но подойдут и свои.

И плоды следующих блюд, сделанных с любовью, были предусмотрительно опробованы на менее ценных членах общества, а именно, на слуге. Слуга обещал уволиться, если его еще раз попробуют отравить, и блюда, сделанные с любовью, достались уличным котам.

Любви было, видимо, слишком много и уличных котов всю ночь тошнило. В благодарность они не замедлили выразить свое восхищение кулинарными навыками столь благовоспитанной дамы на крыльцо их дома, на все подоконники и даже крышу, а попутно объели цветы с клумб. Но больше всего пострадало крыльцо. За ночь и утро следы кошачьего восторга успели впитаться в древесину, и, как бы ни старались слуги, оттереть их не получилось. А уж когда солнце стало пригревать... До приезда мужа оставались считанные часы, и хозяйка поместья не нашла ничего лучше, чем попытаться перебить запах, залив все духами и ароматной водой.

В общем, к вечеру букет ароматов мог свалить с ног неподготовленного человека.

Больше блюд с любовью она не готовила, но осадочек, как говориться, остался.

Что там было дальше, я слушать не стал, потому что у рассказчицы настал очередной сеанс любования потолком.

Через несколько часов, когда я, усталый и довольный, вернулся в гостиницу, меня упреками и суровой критикой встретила заиндевелая Ванкси. Она закуталась в три одеяла, и пила уже, наверное, с десятую чашку горячего чая.

А причиной было то, что, пока я полночи преодолевал силу трения, она приняла пилюлю. Так вот, лучше бы, по ее словам, этот плешивый мерзавец Ли, и впрямь, повстречался с орангутангом!

Да если бы она знала, что от пилюли будут такие побочные эффекты!

Да если бы этот лысый негодяй хоть немного разбирался в алхимии!

Да если бы он еще и был воспитанным молодым мастером, а не неотесанной деревенщиной, бросившей несчастную девушку травиться проклятой пилюлей в одиночестве, а сам неотесанный деревенщина — тут она, прервала свою обличительную речь, и, пошмыгав носом, принюхалась, — отправился развлекаться с продажными девками, а ее оставил тут погибать...

Я, внимательно ее слушал, и, как мог, старался выразить сочувствие и покорно при этом молчал: замороженная Ванкси манерой речи сильно напоминала суриката, поэтому вероятность неприлично заржать, едва открою рот, была весьма велика. Но этот несчастный старый Дао все же не выдержал. Бессонная ночь, наполненная погонями и побегами, прыжками и прочими упражнениями, которой обеспечила меня все та же сестрица Ванкси, начинала сказываться — и душераздирающий зевок в моем исполнении заново возжег приутихшее было пламя праведной ярости в душе девушки.

— Ты! Ты! Собачье отродье, да ты надо мной издеваешься! Ты! Да в тебе есть ли хоть капелька сочувствия?! — она попыталось, было, в гневе зарычать, но на выходе получились звуки, напоминающие вопли удушаемого поросёнка. — Нет же, о чем это я! Сочувствие и мерзавец Дао Ли — вещи несовместимые! Совесть и сочувствие? А ты и слов таких не знаешь! Да если тебе ногу отпилить, то на срезе будут годовые кольца, чурбан ты осиновый! Видеть тебя сегодня не хочу, плохих тебе снов, сосновый Ли!

Я, руками придерживая норовившую отвалиться в еще более могучем зевке челюсть, изо всех сил старался показать раскаяние, но доверия к этому старому усталому сонному Ли уже не было: девушка оскорбленно замолчала, собралась с силами и медленно, но непреклонно встала с кровати, на которой до этой минуты сидела и замерзала. С трудом разогнулась, и с достоинством отодрала от себя примерзшее одеяло. По ее прекрасному лицу было видно, что она очень хочет мне дать затрещину, но не даст. Потому, что не позволяет воспитание девушки из благородной и знатной семьи, а еще потому, что руки плохо двигаются. И вот так, оставив этого Дао лицом в подушке осознавать недостатки своего дурного воспитания, она медленно и величаво удалилась, задумчиво передвигая ножки и освежая суховатый гостиничный воздух своим свежим морозным дыханием.

"Безмозглая девчонка обиделась, хотя, должны бы почтительно поблагодарить, за то, что стала гораздо сильнее, чем была до встречи с тобой" — уже сквозь сон донеслись до меня слова учителя. — "Эффекты пилюли идеально подходят для нее, хотя, ее техника культивации и несовершенна. Надеюсь, ее куцего умишка хватит, чтобы это понять. А если она окажется не в состоянии понять, что для нее хорошо, а что плохо — то пускай и дальше остается бесполезным мусором".

Ответить я ничего не успел, потому что вырубился.

Утро встретило меня назойливыми солнечными зайчиками, заставившими расчихаться, практикой техники Алмазного Тела, и новостями, как хорошими, так и не очень, что было вполне ожидаемо.

Прошлым вечером этот Дао Ли таки прорвался, причем не только в сводки "Их разыскивает стража города Цзегу"! Ступень Заложения Основ стала покорна мне, причем, по уверениям учителя, я находился приблизительно на средней стадии, миновав начальную.

Вот это хорошо! Вот такой способ культивации мне по душе!

Я не замедлил поделиться своими соображениями обо всех преимуществах такого способа культивации с учителем, но он, как и стоило от него ожидать, не замедлил обгадить мои светлые мечты возвыситься, не покидая борделя.

"Запомни, похотливый таракан, процесс твоего возвышения подобен возведению здания. На скале из гранита ты построишь дворец, но что способно удержать основание, сделанное из дерьма и соломы?"

Ну, тут уж учителю виднее, хотя, получилось, безусловно, неплохо.

"Твое "неплохо" продлится максимум до Земного уровня, и это при самом благоприятном развитии событий — без травм, и с медициной высшего качества. А, скорее всего, ты не прорвешься даже и на этот уровень, так и застрянешь на Духовном. Но пилюли эти тебе все равно пригодятся, хотя и не спеши их использовать".

В подтверждение своих слов старик рассказал поучительную историю из своей молодости, о своем соученике, который решил избрать легкий путь, наподобие того, на который едва не ступил и я. Так тот применил всю подобную медицину, которую смог получить, купить, украсть, отнять, в сравнительно короткие сроки добравшись, таким образом до Духовного уровня; истощил свое тело, обзавелся кучей врагов и застрял в узком месте Духовного уровня, от чего, вкупе с побочными эффектами возбуждающих пилюль начал сходить с ума, и, до кучи, схлопотал сильную зависимость от афродизиаков. Был он небеден, но быстро обнищал, а последние свои средства потратил на заказ и срочную доставку возбуждающих пилюль из секты алхимиков, что располагалась в соседней провинции. Гонец с целой сумкой подобного добра оседлал самую быструю виверну, и помчался к заказчику, но тупая и злобная скотина, которыми являются все виверны (даже дрессированные) скинула его над горным хребтом Яньшань. А внизу до несчастного гонца добралась Бронзовая Горилла, животное, которое смогло сконденсировать духовное ядро. Она годами наводила ужас на окрестности, нападая на путешественников, и несчастного гонца сожрала вместе с сумкой, полной мощнейших афродизиаков.

Что интересно, людей она после этого больше не ела, но бояться ее стали стократно сильнее.

А парень — любитель афродизиаков, сошел с ума и окончательно опустился, — поучительно закончил учитель свой рассказ.

Также обнаружилось подтверждение слов учителя и относительно метлы: она ощутимо подсасывала Ци. На стадии Накопления Ци это было практически незаметно, ввиду малого количества энергии в организме, но теперь ощущалось вполне себе неприятно. Старый Фанг с этим помочь не мог уже никак: метла успела настроиться на меня, и все, на что хватало усилий учителя, было лишь некоторое ограничение аппетитов артефакта. А именно: я мог, к примеру, заниматься алхимией, не опасаясь, что духовные растения в моих руках превратятся в бесполезное сено, годное, разве что, на подстилку для скота. Впрочем, на фоне приятных ощущений от перехода на новую ступень культивации, подворовывающий энергию артефакт воспринимался снисходительно, тем более что, по большому счету, поделать с этим было ничего нельзя.

Так что, этот благочестивый Дао Ли воспринял очередное суровое испытание судьбы с присущим ему смирением.

Следующей пачкой новостей ближе к полудню меня снабдила неугомонная Ванкси, словно черт к монаху ввалившаяся в мою комнатушку.

Она некоторое время молчала, посматривая на меня как-то недовольно, свирепо и в то же время грустно и с недоумением, но вскоре сменила гнев на милость, и решила меня все же простить. Видимо, учитель оказался прав. Девушка, в отличие от "этого дурно воспитанного мошенника Ли" встала спозаранку, позавтракала, заскучала в своей комнате, потом попробовала меня разбудить и не смогла, заскучала еще раз, и уже успела прошвырнуться по городу.