Теоретик

— Игорь, мы знаем не намного больше тебя самого,— поморщился Грек. — На словах все просто. Сосредотачиваешься, сжимаешь в руке камень, и ждешь, когда он заполнится. Когда жадр будет полным, ты сразу это почувствуешь — он как будто током тебя ударит.

— Я не об этом.

— И о чем тогда?

— О том, что это все значит?

Для наглядности я шлепнул ладонью по каске, которая благодаря стараниям Славы успела оказаться на моей голове. А затем по бронежилету Яниса на груди. Все они как по команде переглянулись.

— Ну да: откуда ему знать? — Грек почему-то выглядел виноватым.

— Так чего именно я не знаю?

— Проф, у тебя язык подвешен, давай уж ты, — обратился к тому Грек.

— Понимаешь ли, в чем дело, Игорь... — не совсем охотно начал Слава. Как будто ему предстояло сказать что-то неприятное. Впрочем, так оно и оказалось. — В среде жадреитов очень жестокая конкуренция. Очень. Ты же сам видел, какая у Федора охрана.

— Видел, — и внутри и снаружи ее хватало с избытком.

— Так вот, каждый из этих жадреитов... — "эмоционалов", мысленно поправил я Славу, — спит и видит, что конкурентов у него нет. Представляешь, насколько в этом случае поднимется цена на его услуги? Остальное объяснять?

— Не надо.

— Да не волнуйся ты так, Теоретик! — воззвал ко мне Гудрон.— Все будет пучком: обеспечим тебе охрану! И новых людишек наймем, и место у меня на примете есть неплохое. Не хуже, чем у того же Отшельника. Давай-ка я лучше обрисую тебе перспективы. Видел, как у него жилище обставлено? Обещаю: в самом скором времени у тебя появится все не хуже. Так что, как говорится: будешь ты сыт, пьян, и нос в табаке. Люди станут приходить к тебе толпами, а тебе всего и останется, что подержать жадр в руке. А они за это будут отдавать тебе каждый пятый, которым ты начнешь распоряжаться по собственному усмотрению. Или платить полновесными пикселями.

— Каждый четвертый, — машинально поправил его я, вспомнив слова Грека.

— Это Федор берет каждый четвертый. Потому что он сильный. Сильных я одного только и знаю: этого самого Отшельника. Иначе, думаешь, зачем мы именно к нему поперлись? Но даже жадреитов среднего уровня по пальцам можно перечесть. Ну и как тебе перспективы? Безусловно, все будет только в том случае, если ты действительно жадреит, пусть даже весьма и весьма посредственный. Ведь даже этого достаточно.

— Игорь, ну давай уже, не тяни! — это был уже Сноуден, приплясывающий от нетерпения.

— Я тебе даже больше скажу, — продолжил Гудрон, видя, что я все еще колеблюсь. — Если ты действительно жадреит, у тебя и выбора-то особого нет. Как говорится, шила в мешке не утаишь, и вскоре о новом жадреита узнают все. И тогда или-или. Или ты заполняешь жадры в каком-нибудь комфортабельном местечке под надеждой охраной, старательно ублажаемый Элечкой, Юленькой и другими красавицами по твоему выбору. Или скрываешься, когда на тебя объявят охоту. Причем вознаграждение будет таким, что купится любой, а там уже вопрос времени. Да, есть еще и третий вариант. Возьмет тебя на привязь кто-нибудь тип наподобие Шаха, и станешь ты трудиться за малые крохи со стола, которые он тебе кинет. Верно я говорю, Грек? — обратился он к нему за поддержкой.

— Говоришь-то ты все верно. Но не мешало бы спросить у самого Теоретика.

— О чем спросить?

— Возможно, мы его не устраиваем, и у него совсем другие планы.

Нет у меня никаких планов. Вообще нет. Все свалилось на меня так неожиданно, что до сих пор не пойму: печалиться мне или радоваться? Избранный, мля.

— Игорь, чего молчишь?

— А сами-то вы как? Тут ведь не только во мне дело. Может, кто-то и не пожелает со мной связываться. Сами говорите — это не только выгода, но и в любой момент можно пулю словить за компанию.

— Правильно мыслишь. Проф? — Грек начал опрос со Славы.

— Ничего не имею против. Риск, конечно, ни в какое сравнение, но, по крайней мере, не придется по долинам и по взгорьям дни напролет вышагивать.

— Янис?

— Вообще-то я почти женатый человек. А семейная жизнь подразумевает оседлость.

— Сноуден?

— Я тут из вас самый старый. И потому предыдущих ораторов поддерживаю полностью.

— Борис? Хотя, судя по тому, что мы только что от тебя услышали, можно и не спрашивать.

— Все верно. Грек, а сам ты, что обо всем этом думаешь?

— Мне слова Профа понравились, и я с ними согласен.

— Так! — оживленно потер ладони одну о другую Гудрон. — Дело почти на мази! Теоретик, ты даже не сомневайся! Все будет пучком. Обеспечим тебе такую охрану, что и мышь не проскочит! Я устав караульной службы до сих пор назубок помню. Как и противодиверсионной, и все остальные прочие. А Грек в этом смысле вообще нос мне утрет. Кстати, и опыт охраны жадреита у меня, пусть и небольшой, но есть.

— А что, тебе уже приходилось с ними дело иметь? — удивился Гриша.

— Приходилось. Помните Черемшанкина? Подле него был. Правда, всего три месяца. И, тем не менее, все эти тонкости изнутри знаю — что, да как.

— Не самый удачный пример ты привел, — ехидно заметил Янис.

— Это почему еще?

— Да потому что завалили твоего Черемшанкина. Мог бы и промолчать. Мы тут, понимаешь ли, Теоретика уламываем, а он такое! — несмотря на свои слова, Янис улыбался.

— Ну, это уже после меня было.

— А ушел-то почему? Сам говоришь, место хлебное, и с какой стороны не посмотри, одни выгоды. Риск, конечно же, огромный, но где его в этом мире намного меньше?

— Гнилой он был человек. И до того как жадреитом стал, а после и вовсе его понесло. Как говорится: за копейку покойника в задницу поцелует. Теоретик у нас не такой. Его разве что бабы интересуют. Игорь, они к тебе рекой потекут, будь уверен! — теперь улыбался Гудрон.

Не надо мне ни рекой, ни озером, и проливом, ни даже морем. Мне одной хватит. Но такой, чтобы на всю жизнь.

— Так, куда-то мы в сторону укатились,— вернул всех к действительности Грек. — Вначале нам необходимо убедиться, что Теоретик действительно тот, за которого его принял Федор. Остальное, как я теперь понимаю — частности.

И снова все посмотрели на меня ожиданием. Мне только и оставалось, что кивнуть: пробую. Хотя ни малейшим образом не представлял, как заполнить эмоциями этот проклятый жадр. Вернее, сама техника никаких вопросов не вызывала. Настроился должным образом, сжал его в руке, и все, жди, когда он заполненный, отреагирует. Но как настраиваться-то, а? Как я понимал, эмоция должна быть чистой. Не разбавленной никакими другими. В случае с гневом, все понятно. Эмоция настолько сильная, что никаким другим места нет. Или противоположная ему — страх. Если со страхом могут возникнуть проблемы, то охватиться гневом несложно, достаточно себя накрутить. Но от меня ждут другого. Чтобы взял кто-нибудь жадр в руки, и почувствовал умиротворение. Или беспричинную радость, безудержный смех, чувство удовлетворения, наконец. Такое, например, которое наступает после качественно выполненной работы.

Или вот еще. Не знаю, как у других, но случается со мной иногда такая штука. Как будто бы и причин особых не было, но вдруг приходит мысль, что этот день — самый лучший в моей жизни. Тоже ведь приятная эмоция. Словом, необходимо что-то положительное. Или даже не совсем положительное, но нужное. Тогда, когда мы шли ущельем, все, кроме меня, сжимали в руке жадр, чтобы избавиться от навязчивого чувства страха. А временами ярости. И ведь помогло же! Но как себя вогнать в любое из этих состояний?

"Хорошо артистам, — размышлял я. — В силу роли им приходится изображать все что угодно. От непреклонной решимости до паники. И, чтобы в нее вжиться, они должны испытывать именно эти эмоции. Так, говорят, есть и обратная связь. Например, если насильно заставлять себя улыбаться, настроение улучшится. Может, это и есть ключ?".

— Теоретик, ты куда? — видя, что я поднялся на ноги, и пошел прочь от остальных, спросил Гриша.

— Не мешай ему! — строго сказал Грек.

Отойдя на пару десятков метров, я уселся на камень спиной ко всем. Чтобы никто не смог увидеть мою вымученную улыбку, если дело действительно дойдет до этого.

— Теоретик, пока полностью не настроишься, жадр в руке не сжимай. Чтобы наводки не было, — услышал я в спину совет Гудрона.

— Хорошо.

— Игорь, может, ты все-таки вначале поешь? Или даже выпьешь? — предложил Слава.

— Спасибо.

Хотя поесть точно не помешало бы. Плотно так поесть, чтобы неудержимо потянуло на сон. Чем не подходящая эмоция то приятное чувство, когда борешься с послеобеденной дремотой? Но хотелось закончить все как можно скорее.

Я посидел некоторое время, положив жадр на соседний камень, тщетно пытаясь заставить себя почувствовать хоть что-то приятное. Затем осторожно скосил глаза на остальных. Все как один, они смотрели на меня, негромко о чем-то переговариваясь. Послушал пение птахи в небесах. Понаблюдал за тем, как ее пытается съесть другая птица, куда более крупная, и с хищно загнутым клювом. Порадовался за певунью, когда та, ловко уклонившись от атаки, спикировала вниз, чтобы спрятаться в густой кроне одиноко растущего на крутом склоне горы дерева. Попробовал вспомнить: на Земле такие деревья есть? Не получилось.

Пора было что-то предпринимать. Но что именно? Приложил обе ладони к щекам, как будто массируя виски, но на самом деле пряча растянутые в натужной улыбке губы: может, этот шаг хоть что-нибудь даст? Не помогло: на душе от этого нисколько веселее не стало. Плюнув на всё, решил пойти по наилегчайшему пути — охватить себя гневом. В конце концов, мне всего-то необходимо заполнить жадр. Так сказать, тестовый вариант. И какая к черту разница, чем именно он будет заполнен?! С гневом почти получилось, но затем в животе заурчало, и на смену моему пока еще совсем слабенькому гневу пришло сильное чувство голода. Мысль о том, что попробовав таким образом заполненный жадр, все начнут судорожно рыться в рюкзаках, чтобы немедленно что-нибудь съесть, вызвала нервный смешок.

— Ладно, пусть это будет голод, — пришло ко мне решение.

И я решительно взял жадр в руки. Заодно мысленно представив, что изнутри меня в него что-то вливается. Подождав некоторое время, но так и не дождавшись, что жадр каким-то образом отреагирует, поднялся на ноги и решительно зашагал к остальным.

— Вот.

— Ну-ка, ну-ка! — первым взял камень Гудрон

— Стоп! — Янис хлопнул ему по руке.

— Ты чего? — с недоумением посмотрел тот.

— Бумагу приготовил? И штаны на всякий пожарный расстегни.

Сначала Борис его не понял. Затем, вспомнив о моем предложении, усмехнулся. Сжав камень, он застыл, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям.

— Ну как? — некоторое время спустя спросил его Гриша.

— Не пойму. Как будто и есть что-то, но такое слабое, что едва чувствую. А может, мне просто кажется.

Следом за ним жадр взял Янис. Он был категоричен.

— Либо первый блин комом, либо...

"Либо Федор ошибся", — продолжил за него я.

Потом был Слава. Он не сказал ничего, лишь отрицательно мотнул головой. Грек даже пробовать не стал. Итоги подвел Гриша.

— Даже я смогу заполнить жадр куда лучше. Нет, однозначно Федя ошибся. Что, в общем-то, немудрено в его состоянии. Теоретик, ну и чему ты радуешься? Ты, можно сказать, всех нас шанса на счастливую жизнь лишил, — буркнул он.

Мне действительно не удалось удержаться от улыбки. Я такой же, как все, и разве это не замечательно? Теперь никто не станет за мною охотиться, чтобы убрать конкурента, а самому не придется пыжиться, заставляя себя что-то испытать. Проживу и без этого, другие же каким-то образом существуют? Надоест бродить, вскидывая оружие на каждый подозрительный шорох, возможно, действительно пойду работать в шахту. А там, глядишь, и действительно повезет: нарвусь на богатую жилу. Или придумаю что-нибудь еще. Я — молод, с головой как будто бы все в порядке, руки тоже не из заднего места растут. В общем, не пропаду.

— Так!.. — протянул вдруг Гудрон тоном, от которого все невольно посмотрели на него. — Жадр-то с изъяном! Как раньше не увидели? Ослепли все разом?!

— Как-как, не слишком-то мы его и рассматривали, — сказал Гриша, вертя его в своих руках. — А ведь верно, Боря, говоришь: донышко у него мутное. Через нормальный жадр как через стекло смотреть можно! И когда он заполненный, и когда пустой — без разницы.

— А это значит, что Теоретик совсем не причем: бракованный жадр попался. Так что не все еще потеряно, — чуть ли не торжественно заключил Гудрон. — Ну что, вторая попытка?

Второй жадр я взял без малейших колебаний, надоело. Подержал какие-то секунды, и вдруг он чувствительно кольнул ладонь. На электрический разряд это было не похоже. Впрочем, и на то, как будто меня укололи иглой. Что-то непонятное, но от этого не менее болезненное. Причем настолько, что едва его не уронил.

— Вот, — без лишних слов сунул я жадр обратно Гудрону.

И полез в рюкзак, где на самом верху, в бумажном пакете, лежал завернутый в тонкую лепешку ломоть жареного мяса с зеленью. Чтобы немедленно в него вгрызться, прожевать, и запить водой из фляжки. Снова кус, и еще глоток. Кус и глоток. Кус и глоток, не обращая ни малейшего внимания на остальных. И так до последней крошки, которую пришлось снять с ладони губами.

— Игорь, как ты себя чувствуешь? — осторожно спросил Гудрон.

— Нормально.

Особенно после того как перекусил. Конечно же, не мешало бы и полноценно пообедать, но теперь уже точно до него дотерплю.

— Голова не кружится? Не тошнит? В сон не клонит?

— Нет.

— Проф, на всякий случай пульс ему проверь.

Тот без лишних церемоний ухватил меня за запястье.

— Нормальный у него пульс. Глубокой наполненности. В общем, как у космонавта, — сказал он, явно не дождавшись положенных десяти секунд.

— Чего пялитесь? — не выдержал я.

— Вообще-то ты должен сейчас лежать в отключке, — пояснил мне Гудрон.

— Это почему еще?

— Нет, он еще спрашивает! — обратился он к остальным, картинно всплеснув руками. — Да потому что мы уже минут пятнадцать вчетвером пытаемся оставить этот жадр пустым, а он хотя бы немного стал слабее!

— Вы думаете, мне это хоть о чем-нибудь говорит? — я начинал злиться.

— Ну тогда я тебе на примере поясню. Федор — сильнейший жадреит из всех известных. И он был совершенно прав, когда сказал, что по сравнению с тобой — щенок, цуцик! Теперь до тебя дошло?!

Глава заключительная. И оттого самая короткая.

Гриша смотрел так, как будто пытался понять: что же отличает меня от него самого, Грека, Яниса и остальных? Я и сам хотел бы это знать. Гудрон же продолжал восторгаться.

— А эмоции от него какие! "Борис, все у тебя будет хорошо, даже отлично. И нет в такой в жизни ничего такого, за что должно быть по-настоящему стыдно — это ты сам себя каждый раз накручиваешь". Игорь, сделаешь еще один такой же? Сделаешь?

Гудрон смотрел на меня с такой надеждой, что я невольно кивнул. Проблема другом: смогу ли все повторить? Черт его знает, что думал и чувствовал, когда заполнял этот жадр. Вероятней всего; да отвяжитесь вы от меня, наконец! Или что-то другое, чего уже не вспомнить.