Теоретик

Представление имею. Помню, в детстве, играя на стройке, нашли мы точно такую же. Детский ум непосредственный, и потому нам пришло в голову испытать ее на прочность. Чем мы только не пытались ее расколоть!.. Тщетно. Кроме царапин никакого другого результата так и не добились.

— А как же... — ткнул я пальцем в ее оранжевый свод.

— Также как и другие. Подойдешь к Янису, он тебе клею даст, у него должно остаться. У меня где-то кусок штанины от "комка" завалялся. Клеем смажешь, тканью обтянешь, и все дела. Да, изнутри тоже не забудь. А пока кинь ее куда-нибудь в угол, и пошли уже!

— Пошли.

Глава 4

По сравнению с тем, что я видел здесь раньше, интерьер "Кафе-Шантана" выглядел действительно впечатляюще. Он напоминал интерьеры полуторавековой, а то и больше, давности. Множество круглых столиков, покрытых спадающими до самой земли зелеными скатертями. Керосиновая лампа в центре каждого из них. И деревянные, ажурные стулья. Нет, электричество тоже было, и с потолка заведения свисали несколько люстр. В самом поселке я наблюдал достаточное количество столбов с проводами. По крайней мере, на центральной улице Фартового. Именно так поселение и называлось.

Леха Воробей еще днем пояснил, что тепловая электростанция устроена из обычного паровоза, который работает от дров.

— А тех здесь хватает, — заметил он.

С ним трудно было не согласиться. Фартовый располагался на возвышенности, и, куда не кинь взгляд за огороженный частоколом периметр, лес был повсюду. Но, судя по лампам на столах, перебои с электричеством все же случались.

"Пол паркетный, стены забраны тканью, — крутил я головой по сторонам, на миг задержавшись у входа. — В углу немалых размеров эстрада. А без нее какой же это шантан? Интересно, кордебалет будет?".

С таким интерьером посетители должны были выглядеть иначе. Господа в черных смокингах и белоснежных манишках, с обязательными цилиндрами на головах и моноклями на носу. И соответствующие им дамы. В шляпках, перетянутых яркими лентами в талии платьях, длина подола которых не позволяет увидеть: какого же цвета у них туфли?

Но нет, публика выглядела весьма демократично. Безусловно, с учетом местных реалий. Джинсы, рубахи всех цветов и фасонов, футболки и точно такие же, как и на мне, камуфляжные брюки и куртки.

Хватало и женщин. Прав Леха Воробей: симпатичных девушек в Фартовом немало. Вот у них наряды были куда ярче и разнообразнее. От тех же джинсов с блузками до настоящих вечерних платьев.

— Сноуден! — окликнули Гришу откуда-то из глубины зала. — Что застыл, давай сюда!

Стол, за которым сидел Грек со своими людьми, тоже был круглым. Но даже с беглого взгляда нетрудно было понять, кто за ним главный.

— Штрафную! — едва мы только уселись, сказал тот самый, с наколками, который пугал меня тем, что берут как "бычка".

— Не откажусь, — и Гриша пододвинул к нему поближе свой стакан.

Обычный, граненный. Другой рукой он накладывал себе на тарелку жареное мясо с огромного, явно местного изготовления глиняного блюда, которое занимало весь центр столешницы. Посуда вообще резко диссонировала с интерьером заведения. Она была разномастной. Только за нашим столом имелись и рюмки, и стаканы, и кружки, в том числе и алюминиевая. Не лучше дело обстояло и на других. И лишь единственный стол, за которым никто сидел, был сервирован, как и положено. Салфетками, хрустальными бокалами, ножами-вилками, и всем остальным прочим.

— Теоретику тоже налей, — сказал Сноуден, переставлял к себе поближе уже заполненный до краев какой-то мутной жидкостью стакан. Явно самогоном — запах у него специфический.

— Кому?

— Вот ему, — и он указал на меня пальцем.

— Это ты его уже так окрестил? — поинтересовался Янис.

— Ага. Теоретизировать любит, — улыбнулся Гриша.

И когда бы я успел? Но возражать не стал. Да и какой смысл? Клички прилипают к нам помимо нашего желания, и Теоретик — не самая плохая из них. В ней даже что-то есть. И уж, по крайней мере, не какой-нибудь там Хмырь.

— Ну, Теоретик, так Теоретик. Теоретик, сколько тебе налить? — поинтересовался тот, с наколками, чьего имени или даже клички, а она непременно должна быть, я до сих пор не знал. Впрочем, как и у еще одного. Рослого худощавого парня, старше меня лет на семь-восемь, усатого и с небольшой бородой. Он показался мне самым интеллигентным из всех, и я решил, что он и есть тот самый Слава Проф. Как выяснилось через несколько минут, решил правильно.

— Наливай как всем.

— Тогда полный.

Полный, так полный. Сколько бы ни налили — это совсем не значит, что я должен опорожнить стакан залпом. Вон, перед Греком тоже полный стакан, но готов поклясться, что он из него даже не пригубил. Грек вообще сидел с таким видом, как будто отбывал скучную повинность, и мыслями далеко от всего этого гама, взрывов хохота, а иной раз и женского визга.

И все же немного выпить явно не повредит. Как бы там ни было, алкоголь является неплохим антидепрессантом. А то, что я видел вокруг, могло подвергнуть в депрессию любого. Даже человека видевшего и испытавшего куда больше чем я.

— У всех налито? — осмотрел стол тип с наколками. — Ну, тогда вздрогнем! — и тут же. — Теоретик, напьешься, веди себя прилично, — а когда я недоуменно на него посмотрел (то, что происходит вокруг нас, весь этот шум, ор и прочее — это и называется приличием?!) он пояснил.— Даже не вздумай за ствол хвататься! Или драку затеять. Все разборки на заднем дворе. Иначе окажешься там с лишней дыркой в башке. Заведение принадлежит Шаху, чтоб ты знал. Слышал о нем?

— Слышал.

— Ну тогда: чтобы у нас всё было, а нам за это ничего не было!

Не самый мудреный тост, но после него выпили все. Кроме Грека, который легонько прикоснулся к своему стакану кончиками пальцев: мол, я тоже вместе со всеми. Это действительно оказался самогон. Наверное, далеко не самого плохого качества, но тут мне судить было трудно.

"К нему отлично бы подошел студень из лошадиных мозгов", — усмехнулся я, вспомнив сцену из фильма, которая происходила в столичном ресторане в голодные двадцатые прошлого века. Но студня не было, зато имелось отличное мясо, тушеное с овощами и чем-то еще.

— Хорошего работника за столом видно, — гоготнул Гриша, завидя, как я его уплетаю.

— Потому что он больше нигде и не бывает, — ухмыльнулся все тот же с наколками.

— Гриша, — отрываясь от еды, негромко обратился я к Сноудену. — Ты хотя бы сказал мне, кого как зовут.

— Да без проблем! Грека ты уже знаешь. Впрочем, как и Яниса. Справа от Грека — Боря Аксентьев, можешь называть его Гудрон. Ну и Слава Ступин или Профессор. Но его так редко кто называет, слишком длинно. Куда короче Проф. Вот и вся наша компания. Как говорится, прошу любить и жаловать.

— А на базе что за дед остался?

— Сан Саныч? Он за порядком следит.

"Ну хоть один без клички остался", — успел подумать я, когда услышал:

— Дед Пихто стар уже вместе с другими по лесам бегать, но человек он хозяйственный. И если тебе что-то понадобится, прямиком к нему.

На базе Дед Пихто прошлепал мимо меня, что-то бормоча себе под нос. Выглядел Сан Саныч на все семьдесят. Весь заросший, до самых глаз. Вероятно, Грек его только из-за жалости и держит. Или из-за хозяйственности, как утверждает Гриша.

— Ты не смотри, что он старой развалиной выглядит. Был у нас один случай.

— Какой именно?

Вокруг стола, который был сервирован лучше других, и который до сих пор оставался свободным, вдруг забегала пара официанток в на удивление белоснежных передничках, отделанных кружевами. А учитывая, что длина юбок у девушек была такова, что спускалась ниже передников всего-то на пару пальцев, почти полностью открывая стройные ножки, неудивительно, что слушал я Гришу вполуха.

— Да такой. Дед один на базе оставался, когда туда пятеро придурков полезли. Так вот, из пятерых Сан Саныч троих сделал, а у самого хоть бы царапина! Оставшихся двух Грек по возвращению разыскал и в лесу за тестикулы подвесил, чтобы другим было неповадно. Это надо же такое придумать: к нам на базу полезть?! Ну да ладно, пора бы уже и выпить. Гудрон, наливай!

Тот не заставил себя долго ждать, снова налив всем до краев. Кроме Грека, который к своему стакану так и не прикоснулся. И меня, поскольку моя посудина оставалась полной на две трети.

— Теоретик, а ты чего отлыниваешь? — спросил Гриша. — Буен во хмелю? Нет? Ну тогда вливайся в коллектив в прямом смысле этого слова!

И я послушно сделал глоток. Несмотря на довольно мутный вид, продукт местного винокурения был не так уж и плох. По крайней мере, та его часть, которая успела попасть внутрь, проситься назад даже не думала. После чего плотно навалился на еду.

Утверждают, что у наших предков, всего-то несколько столетий назад, метаболизм был несколько иным. Они ели много, впрок, когда была такая возможность. И быстро набирали вес. Но также легко его и сбрасывали, когда жить приходилось впроголодь. Это сейчас люди мучают себя всевозможными диетами, которые помогают мало, а кому-то не помогают вообще. И все дело именно в изменившемся метаболизме.

— Жаль, — неожиданно вздохнул Гриша, заставив меня задержать вилку на полпути ко рту.

— Чего именно тебе жаль? Мяса что ли? Или того, что мало пью?

— Да причем здесь мясо?! Ешь, сколько влезет. Надо будет, еще закажем. Ты здесь вообще не причем. Элеонора одна, без Шаха, а значит, увидеть ее танец нам сегодня не судьба. А я так надеялся!

Проследив за его взглядом, сразу понял, о ком именно идет речь. К свободному столу шла девушка. Шла не одна, в компании двух подруг. Тоже симпатичные, тем не менее, никакого сравнения с Элеонорой они не выдерживали. Девушка была настоящей красавицей. Стройной, пластичной, с водопадом свободно распущенных волос, которые достигали ей талии. С большими темно-голубыми глазами, в обрамлении длинных ресниц, и с губами, которым какой-то недоумок дал название — чувственные. Красиво очерченные, так и манящие впиться в них долгим поцелуем. Но почему чувственные?!

— Теоретик, — толкнул меня Гриша локтем в бок.— Сильно-то не заглядывайся: Шах махом рога тебе обломает! — следуя логике, Элеонора его жена. Или просто любовница. — Хотя пялься, чего уж там, — разрешая, он милостиво махнул рукой. — Глазами-то мы уже все ее по многу раз. Если бы Шах был настолько ревнив, чтобы убивать за одни лишь взгляды, вряд ли он позволял бы ей крутиться вокруг шеста. Когда из одежды на ней лишь трусики. Да и то громко сказано.

— А что, она крутится?

— Еще как! Засмотришься! — посреди эстрады действительно блестел металлом пилон. — Я потому и пожалел, что сам Шах не заявился, а без него она не танцует. Фигурка у нее!..

Вижу. Легкое, пусть и до пят платье, совершенно ее не скрывает. Еще и спина практически полностью обнажена. Само платье держалось на тончайших бретельках, которые так и хотелось смахнуть с плеч. После чего впиться в ее, черт бы с ними — чувственные губы, подхватить на руки и опустить на широченное ложе. Или любое другое, лишь бы оно оказалось поблизости.

Пока Элеонора шествовала к своему столу, в зале на некоторое время наступила тишина. Умолкли все, в том числе и женщины, которые смотрелись теперь на ее фоне блеклыми мотыльками рядом с яркой тропической бабочкой.

— Давай выпьем, — предложил я Грише. — Что-то настроения совсем нет.

— Так, вот это уже по-нашему! — обрадовался он.— Теоретик, ты, если что, не стесняйся. Есть желание — наберись до соплей, ничего страшного в этом нет. Донесем до базы, здесь не бросим. И в обиду никому не дадим: ты же теперь ни кто-нибудь, а человек Грека! Нас здесь уважают, будь уверен! Так что вперед! Помнится мне, когда я только сюда попал, неделю в себя прийти не мог. Только это и помогло, — и он звонко щелкнул ногтем по стакану.

Затем, не обращаясь уже к ничьей помощи, наполнил его сам, на этот раз примерно до половины. Тем временем Элеонора с подругами уселась за стол, и в зале снова стало шумно: каждый продолжил делать то, для чего он, собственно, сюда и заявился.

Я оглядел наш стол. Гудрон о чем-то рассказывал Греку, и тот ему внимательно внимал. Слава Проф и Янис тоже нашли тему для разговора.

— А как Гудрон к Греку попал? — поинтересовался я у Гриши. Все-таки тип довольно специфичный.

— Ты не смотри, что он весь в наколках. Гудрон тоже из бывших вояк, — пояснил он. — И тоже из спецуры. Когда-то он был при погонах со звездочками.

— А потом что, в криминалитет подался?

— Ну, не совсем чтобы так... Жизнь — она сложная штука, — произнес Сноуден ту сентенцию, с которой невозможно не согласиться. — Там другая история получилась. Короче, полез он на улице какую-то девушку от абреков защищать. И закончилось дело увечьями, а один из них даже зажмурился. Вот за это ему срок и дали. Причем на полную катушку по статье. Ну а в тюрьме жизнь своя. В чужой монастырь со своим уставом не ходят, и потому пришлось ему принять местный. Это только в кино все так просто. Ну а по какой причине он здесь оказался, ты у него уже сам спрашивай. Только лучше не надо: не любят тут, когда им в душу лезут.

— Ну а сам ты раньше чем занимался?

— В одном оружейном конструкторском бюро работал. Слесарем. Ты бы только знал, сколько через мои руки образцов оружия со всего мира прошло! Так что я всем этим инженерам-конструкторам еще и фору дам! Правда, не в том смысле, чтобы что-то новое придумать, а в устройствах. Они, бывало, ко мне за консультациями очередями собирались.

Гришу наконец-то одолел хмель, и язык у него начал заплетаться.

— А Слава Проф? Что-то он слишком молод для профессора.

— А он и не профессор. Это его так прозвали за то, что он любую вещь объяснить может. Особенно, как устроено здесь, — Гриша похлопал себя ладонью по голове. — Слава аспирантуру то ли закончил, то ли вот-вот закончить ее должен был, но угодил сюда.

Слово "аспирантура" далось ему с огромным трудом, за два раза. Но когда наша компания дружно встала, чтобы покурить на свежем воздухе, он пошел вслед за всеми, даже не пошатываясь. Еще и умудрился рассказать мне по дороге, что Шах не выносит запаха табачного дыма. И потому даже в его отсутствии в "Кафе Шантане" курить никто и пытается. Или пытается, но тут же оказывается на улице.

Место для курения находилось на заднем дворе. Большая беседка с расположенными по периметру скамьями, струганная древесина которых не успела еще потемнеть. Кровля, поддерживаемая несколькими резными столбами, закрывала ее полностью на случай дождя. Словом, все было сделано для того чтобы посетители могли чувствовать себя уютно и здесь.

На улице практически стемнело. В этих местах, как успел поведать еще Воробей, день примерно равен ночи, причем круглый год.

Как выяснилось, Грек вышел вместе со всеми лишь для того чтобы покинуть и "Кафе Шантан" и нашу компанию. Он выразительно посмотрел на Гришу, кивнул, и ушел в одиночестве.

— На, держи, — Гриша сунул мне в руки смятую пачку сигарет, когда мы уселись.

Чтобы долго не объяснять, что такой привычки не имею, а поплелся вместе со всеми за компанию — не хотелось оставаться за столом в одиночестве, я все же вынул одну из них. И даже прикурил. Не обязательно при этом затягиваться. А отношение к табачному дыму, в отличие от того же Шаха, у меня вполне терпимое.