Теперь мы двигались совсем по-другому — молча, сторожко, курсанты нам, «суровым и опытным спецам», буквально в рот заглядывали, так что скорость движения заметно повысилась — и это при том, что от бега практически отказались! А заодно теперь многие встречающиеся попутно растения или зверьё сопровождались комментариями моими, бойцов или лейта (неплохо ребята вызубрили то, что я рассказывал, да и из своего опыта понакидали кой-чего!). Теперь нас слушали! А через некоторое время начали даже спрашивать! И к предполагаемому месту ночёвки мы подходили уже почти как надо — аккуратно, внимательно и со стволами, торчащими куда положено.
— Товарищ сержант, а почему мы вокруг этой рощи идем? Вы же сказали, что там хорошее место для стоянки, и вы даже его недавно проверяли… — это кто у нас такой любопытный? А, вижу, Сомова, «тихая мышка», но вопрос правильный:
— А вот и попробуйте ответить самостоятельно, курсант Сомова. — я старался каждую минуту использовать для обучения, и, кажется, это даже начали ценить.
— Ну-у-у… не знаю, товарищ сержант. Осмотреть округу ещё раз?
— В том числе — да, конечно. Но не это самое главное. Кто-нибудь может объяснить — инструкторов не спрашиваю, естественно (на всякий случай — а вдруг ляпнут чего-то не того)? — а в ответ тишина… Хотя, конечно, я особо и не рассчитывал…
— Ответ прост, курсант Сомова. Мы не всю рощу будем обходить, а только до того момента, когда… догадаетесь? Что изменится с… хм, другой стороны… от данной растительности?
Девушка явно задумалась, но через минуту призналась:
— Не могу знать, товарищ сержант! Солнце светить будет удобнее?
Я согласно кивнул — в общем-то, частично девушка угадала, просто нет у неё пока, как и у любого среднестатистического человека, в привычках использования сразу всех доступных органов чувств, до девяноста пяти процентов информации человек получает исключительно зрением:
— И это тоже, но не столь важно. Хотя вы почти угадали. Не столько солнце, хотя и оно тоже, сколько воздух, точнее ветер, направление. Сейчас мы выйдем на подветренную сторону, и попробуем уточнить, не завелись ли в роще во время нашего отсутствия — а мы здесь уже бывали, когда гуляли в ознакомительных целях —какие-нибудь новые жильцы — из тех, что с большими зубами и крепкими когтями. Запах зверя трудно скрыть, а многие хищники даже и не стараются, полагаясь больше на умение подобраться к добыче, опять же с подветренной стороны, чем на собственную чистоплотность (раздалось несколько нервных смешков). Однажды, кстати, нам всем — инструкторам, я имею в виду — именно умение чувствовать запах спасло жизни, так что не стоит легкомысленно отказываться даже от такого слабого обоняния, каковое имеется у человека… Хорошо, собственно, пришли — вечерний бриз уже вполне устойчиво тянет.
Я принюхался и сам — не то чтобы ожидал неприятностей, но уже привычка… и — схватился за автомат! Из рощи устойчиво воняло гиеной! Вот это влипли! Откуда?! Хотя, конечно, откуда угодно — это ж саванна… Весло, подобравшись ко мне, переспросил:
— Следопыт, тоже её чуешь? Чего делать будем — бьём или отступаем?
— Да хрен его знает. — честно ответил я. — Времени уже не то чтоб много осталось, идти на резервную точку как-то лень… И запах какой-то… неправильный.
Марат согласно кивнул:
— Точно. Гиена, без сомнений, только еще она какая-то… больная, наверное. Совсем уж гнильем тянет, даже для этой твари перебор, она ж не стервятник…
— Ого, вот это нюх! — восхитился я, — Я таких подробностей не различаю. Только чую, что она какая-то не такая, а что именно — без понятия. Ладно, попробуем выманить или выгнать. — на что согласно кивнувший (у подопечных глаза на лбы полезли — напасть на гиену в открытом поле!) Весло вытащил шумовую гранату и с криком «бойся!», примерившись, швырнул ее в сторону рощи. После «подрыва» из зарослей выметнулось тело зверюги, но не успело даже толком разогнаться — уже на третьем прыжке в хищника ударили пули как наши, «инструкторские», так и курсантов. Я, как и Весло, спалил всего пару патронов, Марат и огня не открывал — зверюшке хватило и без нас! Её так славно издырявили, что один мой точный выстрел (вторым промазал) в ногу решающим быть никак не мог… Жаль, конечно — я рассчитывал просто шугануть хищника, но, кажется, животное было не совсем… адекватным. Возможно, бешенство — такие хоть и очень редко попадались, но и совсем уж исключениями не были (не только гиены — хори, свинки, часто виверны, даже рогачи, по слухам, бывали). Да и гнильём тянуло не просто так — на лопатке гиены виднелась нехорошая рана, не заживающая, а именно гниющая. Похоже, ей и без нашего участия недолго оставалось… А вот приказ — взять тушу убитого хищника и отволочь подальше — вызвал у курсантов поначалу ступор!
— Так, товарищ сержант… Зачем?!
Объяснял Весло, он же опытным путем установил, что «детсад» ухитрился отправиться в саванну, имея аж две веревки (одна из них — едва отличается от капроновой нитки), по десятку метров, на всех! Короче, пришлось свои запасы использовать, но вот тащили — эти! Ничего сложного, в общем-то — и гиена была из мелких (недоросль, да еще и какая-то болезненная), и народу хватало… отволокли метров на четыреста, там и бросили.
Разбивку стоянки тоже совместили с лекцией на животрепещущую тему — как правильно и сравнительно безопасно пережить ночь в буше. Вид крохотного ручейка в, казалось бы, совершенно «сухой» местности, вызвал почти восторг, особенно когда Акула указал на выдающие наличие близкой воды деревья — в отличие от большинства местных «колючколистых», у этого подобия Земной ивы листики, пусть и узенькие, всё же могли так называться без всяких оговорок. Оказалось, примету эту знали аж четверо из «раз-разов», однако на вопрос, почему не просветили товарищей, все четверо недоуменно пожимали плечами — «не подумали», как говорится… Процесс приготовления ужина тоже затянулся, но часам к двадцати семи-восьми взвод утихомирился и, в основном, задрых…
Чтобы проснуться от дикого вопля! Голосила Навейко — русоволосая смуглая (или загорелая, не присматривался) девчонка, обычно молчаливая и сосредоточенная. Сейчас она каталась по земле, стиснув ладонями левое бедро, и орала от боли. Я оказался не самым шустрым — первыми к месту происшествия добрались Золин и Марат, они же указали мне на раздавленную «махровую» тысяченожку — судя по всему, источник неприятностей. Насекомое размером всего в десяток сантиметров, но крайне опасное — за счет сильного яда в жвалах. Выглядит похожей на разожравшуюся гусеницу «гикори», только чёрная, и, естественно, к гусеницам не имеет ни малейшего отношения. Яд для человека… смертелен условно (то есть — далеко не всегда, тут скорее от состояния здоровья зависит, вот язву неслабую в месте укуса без своевременной медпомощи вызывает гарантированно), да и сыворотка известная и вполне распространенная; последствия же укуса становятся необратимыми часа через полтора-два (то есть — или образование долговременной и болезненной язвы, или оно же, но уже со смертельным исходом); вот только всё время в месте укуса будто угли тлеют, и боль не притупляется ни на секунду… М-да, могут меня за такое и… а пофиг, хочешь научить плавать — кидай в воду!
— Внимание взводу! Ваша соратница укушена… кто может сказать, кем? Вот убитое насекомое. Определите, какое, как называется и насколько опасно?! И быстрее, на счету каждая минута.
Навейко выдохлась, и теперь только хрипло скулила. Золин сверлил во мне глазами дырки, но пока сдерживался, только желваки бегали по скулам. Акула с индифферентным видом отошел в тень — надеюсь, правильно понял и сейчас разводит сыворотку… Курсанты паниковали! Я постоял пару минут, потом рявкнул:
— Отставить! Вы, козлы малолетние (я напрочь в этот момент забыл, что и сам-то, внешне, такой же!), собираетесь спасать боевую подругу?! Или так и будете кудахтать, пока она не умрёт от интоксикации?! Я рассказывал вам, какие насекомые и чем опасны?! Что это вообще такое? Вот ты, герой-мачо, Хараев, тебя спрашиваю — что это за дрянь? Ты что — когда вокруг Навейко увивался, был готов на любые подвиги, а сейчас, когда ей реально необходим спаситель — обосрался?! Хоть кто-нибудь за те три дня занятий, на которых я глотку сорвал, что-то полезное запомнил, или все задницами слушали?
— Та-та-тав-рищ с-с-сержант… ку-урсант Глебова… я-а, к-к-кажется, знаю-у!
— Ну наконец-то, хоть кто-то. Громче, курсант! Что ужалило рядовую Навейко? — я вытащил к огню маленькую, тощую девку килограмм сорок-сорокпять весом, и с забавной косичкой на макушке.
— Это… это ма-махровая т-тысяченожка, товарищ сержант! — все еще клацая зубами отрапортовала Глебова, вытянувшись во все свои метр пятьдесят.
— Вы уверены, курсант? — я видел, что Акула всё понял правильно и сыворотка в течении пяти минут будет готова к применению, но — где тогда воспитательный момент? Поэтому стоит использовать ситуацию полностью, до самого отказа…
— Я-я-а… ну-у… — так, надо подбодрить.
— Кто не согласен с курсантом Глебовой?!
— Товарищ сержант, курсант Маранок, я… согласен с Танькой… курсантом Глебовой! Это махровая тысяченога, яд… смертелен… — на последних словах Маранок чуть запнулся.
— Еще есть мнения?
— Точно, «махровая», товарищ сержант! — это уже Сомова подает голос. Я даю еще несколько секунд подумать, потом пожимаю плечами:
— Допустим, пока что соглашусь… Тогда скажите — есть ли противоядие от укуса этой гадости, и какое именно? Да побыстрее думайте, иначе можем не успеть ввести!
— Т-так т-точно, с-с-сыворотка н-номер ч-ч-четыре, в к-количестве о-о-одного к-кубика, н-не поз-зже часа от у-укуса, т-товарищ сержант! — это опять Глебова, надо же, а всегда такая тихоня была…
— Еще есть мнения? Не слышу! — я продолжаю «давить» на курсантов, но остальные или кивают неуверенно, или тупо смотрят на остальных.
— Ну, если вы уверены в своих знаниях — то приступайте, курсант Глебова, время не ждет. — командую я, вводя девочку в дрожь.
— К-к-к ч-ч-чем-м-му-у!? — распахивает она свои серые (ночью не видно, я просто помню), огромные как у стрекозы глаза.
— Как — к чему? Вводите лекарство, конечно! Кто, по-вашему, должен это делать? И не стойте столбом — время идёт, кто-то засёк, когда раздался первый вопль? Нет? Ну вы и… бойцы, сборище тупых и шайка убогих… От… хм, первого вопля, прошло семь минут. Время идёт, Глебова!
— А-а я не о-ошиблась?! — на лице паника, в глазах ужас, спина согнулась... Я понимаю, что слишком жесток, наверное — но лучше сейчас и здесь, чем под пулями и в бою.
— Ну, вам виднее… Я не очень хороший энтомолог, так, почитал справочники… так что вам решать! Ну, или пусть ваша подруга умрёт — слышите, голос совсем хриплый? Зато вы всегда сможете сослаться на собственную неготовность…
Девчонка вдруг выпрямилась как пружина и почти крикнула:
— Нет! Маранок — доставай флакон, тот, с дистиллированной водой! Сомова — спирт и шприц сюда! Лосиков — света больше, у тебя фонарь есть, я видела! Медведь — держи Вальку, чтобы не корчилась, сейчас будет легче… — на последних словах она снова начала мандражировать, но названные ею курсанты уже выполняли отданные распоряжения. Еще через пять-семь минут клацающая от страха зубами Глебова воткнула в голый зад над местом укуса, сантиметрах в десяти (правильно!), подвывающей от боли и страха (слышала-то она всё сказанное прекрасно, яд на слух не влияет) Навейко, иглу наполненного желтоватой жидкостью шприца, и выдавила всё содержимое. После еще три укола, вокруг подпухшей раны… И будто воздух из неё разом выпустили — обмякла и замерла, глядя на только сейчас задрожавшие руки. Я за плечи поднял её и чуть тряхнул:
— Молодец, курсант Глебова. Всё правильно, ты сделала нужный укол и вовремя, теперь минут пять подождём, и ваша Валька, точнее курсант Навейко, почувствует облегчение. Завтра, правда, ходить ещё не сможет, разве что к вечеру…
Девушка в моих руках вдруг всхлипнула, а потом заревела в три ручья! Сомова ринулась её утешать, а вот несколько стоящих в отдалении парней, в основном из компании трущихся вокруг Хараева, хотя вроде и не из собственно его группы, насмешливо заухмылялись. Я хотел было провести разъяснительную работу среди оборзевших сопляков, но вмешался Золин — он коварно дождался, пока один из них что-нибудь ляпнет, и когда услышал обращенные к приятелю слова «…эта мелкая пи…да Глебова вечно ноет, плакса тощая; как её ещё терпит начальство!», скомандовал:
— Взвод! Встать! Смирно! Рядовой Шамсудин, объясните мне, что именно вам показалось смешным и вызвало настолько… широкую улыбку на вашем лице? Мало этого, не вам одному, так как товарищи, с которыми вы поделились настигшей вас радостью, тоже буквально излучают счастье?!
Курсант, на удивление, достаточно бодро ответил:
— Так, товарищ лейтенант… Танька опять ревёт! Она всегда ревёт, при любом подходящем случае, тоже мне — вояка! И сама вообще — курица курицей, клуша сельская… — последнюю фразу прищуривший узковатые глазки парень выдал неожиданно злобно, как будто личная злоба к девке вышла наружу. Я, как-то на автопилоте, схватился за свой компакт, и только потом осознал, что я делаю и где нахожусь. Самое интересное, что после сказанных в запале (а курсант явно ляпнул лишнего, проговорился) слов Шамсудина взвод как-то сгрудился вокруг, и притом четко поделился на две группы — похоже, «хараевские» успели хорошо достать большую часть подразделения. Группа вокруг Шамсудина состояла из пяти человек — кроме Хараева, там еще были Кашаев, Гаркуш, Мошка и Исмаилов. Крепенькие такие ребятки, за исключением Кашаева и Исмаилова, хотя последний брал жилистостью. Рядом, вроде как не с ними, но и не с их «противниками», Темирова пристроилась и ее подружайка, Куммер, откровенно некрасивая, с выкаченными глазами и скошенной нижней челюстью, но весьма разбитная кобыла…
— То есть, рядовой, вы считаете себя вправе оскорбить сослуживца только потому, что она ревет? — голос лейта стал каким-то вкрадчивым, я лихорадочно вспоминал устав — что же такого ляпнул Шамсудин, что Золин только что не облизывается. Кажется… нет, не помню.
— Так, товарищ лейтенант… я ж не оскорбляю, факт на лице! — стоящие вокруг прихлебаи захихикали, я же мысленно дал себе по лбу. Неужели разучился статусы людей определять?! Вот же «теневой кардинал», он этой кагалой рулит, а остальные, включая Хараева — так, «быки» при «бригадире», на «пахана» этот хмырь не тянет. А Шамсудин продолжает:
— Я и вообще раньше ей помочь хотел, по-товарищески, так сказать… Она же меня послала, грубо и несправедливо! А так сами же видите — хилая и трусливая, только и способна сопли размазывать. Тоже мне, сослуживец… сослуживица, блин!
