О бедном монахе замолвите слово

Да и спутники их тоже обижены на меня. Одному я вставил рукоять швабры прямо в улыбку, а второй, после могучего пинка в развилку, в ближайший месяц не сможет натянуть даже носок.

Однако если взглянуть с другой стороны, даже из побоев можно извлечь пользу! Для сестер поражение должно дать дополнительный толчок к совершенствованию их боевого искусства, они могут извлечь урок и стать сильнее. А для их друзей... Ну, один из них, по крайней мере, перестанет отвлекаться на трех красавиц и сосредоточится на культивации, что, безусловно, принесет ему много пользы. Если он будет достаточно мудр, то поймет это, и не станет на меня обижаться. А осознав свою выгоду от уменьшения соблазнов на пути боевых искусств, он может без страха придти ко мне, и я, молодой мастер Дао Ли, что искусен и мудр не по годам, и вдобавок, удивительно добросердечен, совсем за небольшую плату, а то и вовсе бесплатно, безусловно, помогу ему снова. Ну а его другу будет очень удобно держать во рту всякие вещи. В один зубной промежуток можно вставить трубку, в другой — пару зубочисток, а через третий можно будет очень ловко и метко плеваться, и все это разом, да не прекращая грозно улыбаться!

Да и, в конце-то концов, пусть соберет то, что выпало, возьмет еще шелковую нить и сделает ожерелье или четки. Много кто из воинов и практиков делает украшения из клыков чудовищ и монстров, но никто не может похвастаться ожерельем из собственных зубов! Репутация бесстрашного бойца будет ему наградой, а улыбка его (особенно если при этом не выпускать изо рта трубку и зубочистки, да еще и плюнуть при этом) будет повергать в ужас сильнейших противников. Даже сам зверь Цилинь, я уверен, поостережется связываться с таким бойцом, и, поджав свой хвост, несомненно, сдастся на милость грозного практика.

Впрочем, да и боги с ними, как сказано в пословице — "мудрый исправит ошибки, глупец не признает недостатки".

Мой путь не изобиловал приключениями, если не считать за таковые переползание завалов или поиск обходных путей, если путь был основательно перегорожен. Встречались мне и провалы в полу, заполненные водой, накапавшей с потолка, и вброд через них я идти брезговал, потому как знал, что там могло сверху натечь. И вот так, перешагивая лужи и обходя окаменевшие дерьмовые сталагмиты, я добирался к цели, остановившись лишь раз для быстрого перекуса, состоявшего из куска хлеба и луковицы, сопровождаемых в последний путь глотком дешевого рисового вина.

А цель, надо сказать, вела себя странно. Вроде бы и ощущалась, но я никак не мог с точностью определить, где именно, поэтому уже довольно долгое время блуждал кругами и делал петли, и это начало меня порядком утомлять. Техника Улыбки Солнечного Тигра давала достаточно света, чтобы видеть отсутствие любых опознавательных знаков — все те же бесконечные темные, мрачные и вонючие туннели из древнего кирпича, поросшего мохнатой плесенью, в которой привольно резвились всякие мокрицы с многоножками. Может быть, где-то под плесневым покрывалом и скрывался ход к месту, где достойного ждет сокровище, или надпись, где его искать, или рукоять, открывающая тайник, или еще что-то, что может помочь в поисках — но на прощупывание или простукивание стен, не говоря уж об обдирании противного ковра с них, ушла бы целая жизнь.

А живут культиваторы долго.

Ну, а раз ничего интересного тут нет, то разве не следует отправиться к выходу? А обществом мокриц и окаменевших фекалий пусть наслаждаются те, кто пойдет по моим следам, благо, следов я тут наоставлял предостаточно, и петлять они будут долго. Я метким плевком сбил на пол особо наглую многоножку, силившуюся перебраться со стены ко мне на одежду, и, пребывая в досаде на бездарно потраченное время, врезал сапогом по этой самой стене. И даже предвкушать уже начал дальнейшую дорогу к выходу, которая обещала быть долгой и унылой, так как топать надо будет далеко, а ночевать в говностоках паршиво и неохота.

Успел еще испугаться, что идти мне в одном сапоге, потому, что нога провалилась в мох и в чем-то застряла.

А потом понял, что бояться-то нечего: ведь никуда идти не придется ни в одном сапоге, ни вовсе без оных, потому как меня с великой силой всосало в стену. В глазах потемнело, уши заложило, нос забило пылью.

Задницу ушибло и ободрало — это из-за приземления на жесткую, но ровную, гладкую и наклонную поверхность, по которой я уверенно и непреклонно начал съезжать вниз. Затормозить ногами не получилось, перевернулся на живот, и вдоволь наелся пыли, опоры для рук не нашел тоже, и развернулся обратно. Откуда-то снизу раздался металлический лязг — это метла успела вниз раньше меня, но я ее уверенно настигал. Поверхность под задницей неожиданно кончилась, на мгновение поездка сменилась полетом, я уверенно приземлился на ноги — ведь непросто вывести из равновесия практика тайчи и знатока стиля Скользкой Железной Метлы!

Как по ощущениям — правым сапогом, вроде как, попал во что-то мягкое, и тут же ослеп от голубоватой вспышки. Разряд неведомой энергии прошелся по мне от ног до макушки, долгое мгновение мою тушу сотрясали судороги, а волосы, абсолютно во всех местах, где они были, встали дыбом. Откуда-то доносился замогильный вой, я подумал, что это все местные упыри проснулись и скоро придут сюда, но скоро понял, что это эхо, и на миг устыдился.

Кхм, да. Недостойно, всего лишь попавшись в мелкую ловушку, завывать, как благонравная теща, которой веселый зять, шутки ради, просовывает сквозь дырку в заборе... всякое, ей, в общем-то, в силу возраста уже и не нужное.

Ноге было горячо, и, вдобавок, пахло паленым сапогом.

Я возблагодарил свою предусмотрительность, что сегодня надел короткие кожаные сапоги на толстой подошве для походов в леса, поля, и ползанья по говнам, а не тряпочные туфли, в которых обычно рассекал по городу. Будь я в них, полагаю, пахло бы не паленой кожей подметки, а жареной пяткой.

Техника Улыбки Солнечного Тигра погасла, и я использовал ее снова, дабы осмотреться, куда ныне завела меня дорога приключений, и смотреть оказалось не на что. Пустой зал, пол, покрытый пылью.

Превозмогая судороги, то и дело потряхивавшие мой усталый и побитый организм, нашел и подобрал свою метлу, валявшуюся у стены. Посмотрел на ловушку, в которую умудрился вляпаться, едва появившись — и смотреть отказалось тоже не на что: кровавый блин с хвостиком, по которому то и дело пробегали голубые искорки. Уж не детеныш ли это громового зверя? Если такие водятся тут, то мне, безусловно, следует быть осторожным, потому что опаснее громовых зверей могут быть только звери духовного типа, демоны, драконы, нечестивые призраки, восставшие мертвецы и много кто еще. Если я попадусь к кому-то из них в лапы, то, как смогу защититься и сохранить свою жизнь?

Но если я буду достаточно осторожен, то, безусловно, не попаду в неприятности, и, возможно, найду то, из чего можно будет извлечь пользу.

С такими мыслями я и отправился в один из нескольких одинаково темных и пыльных коридоров, что вели прочь из зала.

Я несколько потерялся во времени, пока шлялся по коридорам, и не знал, день теперь, или ночь. Сильно хотелось спать, но я крепился — мудро будет узнать, куда же я попал, прежде чем устраиваться на ночлег. Да и любой практик культивации Ци может не спать очень долго, другое дело, что удовольствия от излишнего бодрствования не получит никто.

Отметки на стенах делать не получалось — царапины на странном материале, из которого они были сложены, затягивались сами собой. Рисовать мне было нечем, так что я просто шел прямо, никуда не сворачивал, запоминал путь, и считал шаги. И уже на четвертой тысяче шагов встретил первую находку.

Находка сидела на полу, прислонившись к стене и скорбно уткнувшись головой в согнутые колени. Умер гость сих гостеприимных мест, судя по иссушенности трупика и толстому слою пыли на нем, задолго до моего рождения, был он когда-то практиком или воином немалых рангов: я сделал такой вывод по его богатой одежде и наличию пространственного кольца на костлявом пальце. Я забрал кольцо себе, нашел в нем прекрасно сохранившиеся травы, пилюли и даны высокого качества. Часть из них я смог опознать, часть осталась неизвестной.

Ни воды, ни еды у трупа не было, равно, как не было на нем и внешних повреждений. Оставалось только гадать, что его убило: голод или жажда, отравление ядом, ментальная атака, повреждение внутренних органов или еще что-то. А может страх и отчаяние.

С тела безвестного практика я снял еще и шелковый пояс с красивой серебряной пряжкой. Мои штаны во время путешествия сюда протерлись и порвались на заднице, но раздевать мертвеца я далее не стал — ибо следует уважать покой усопших.

Да и по размеру бы не подошли, ибо по комплекции тот оказался мелковат.

Я все время оставался начеку, и вылезшего из стены призрака встретил бодрым ударом метлы прямо по роже, и это ему не понравилось. А что поделать — никакому призраку, будь это даже призрак Древнего Божественного Императора, не понравится получить по лицу прутьями духовного орешника, что некогда был благословлен всеми богами.

Что может быть лучше для изгнания злого духа, чем веник из духовного орешника? Я собственными руками сделал его из лучшего в монастырском саду куста, самого старого и раскидистого. Этому кусту было более двух сотен лет, и учитель старший Ван очень этот куст любил и тщательно за ним ухаживал.

Нельзя сказать, что я не знал об этом, когда обдирал с него прутья для метлы.

Выхвативший метлой по прозрачной своей морде, призрак большей части головы лишился — духовный орешник способен развеивать слабых призраков — но этот явно слабым не был, и медленно восстанавливал полученный ущерб. Нападать он не спешил, наверное, опасаясь метлы, и лишь шипел и пытался скрежетать зубами.

— Ублюдок бессердечный! — поведал мне он, когда более-менее восстановился — Ты знаешь, как это больно? Тебя никто не учил уважать старших? Если так, то этот старый мастер, хоть и давно умер, поучит тебя манерам!

Я оглядел его: при жизни это был умудренный сединами старик, с длинной ухоженной бородой и остатками волос на лысине, с мудрым взглядом и покрытым морщинами лицом.

— Прости за то, что ударил тебя, но ты меня очень испугал. Кто ты, почтеннейший? — спросил я со всей вежливостью.

— Я твой дедуля! — возопил старец, и ладони его угрожающе засветились, — Дерьма ты коровьего тухлый ломтик, метлой меня бить удумал? Я тебя научу уважению, проклятый сопляк. Ну-ка быстро падай на колени и кланяйся, невежливый...

Сопляк? Ублюдок?

Чего-то там Ломтик?

Нет, хватит. Я всегда вежлив с друзьями и почтителен со старшими, но разве не разумно ждать такого же отношения и от них?

Надо сказать, что это лишь в алхимии и путях культивации я был бесталанным новичком. Ведь богами дан кому-то талант, а кому-то, соответственно, не дан. И тот, кому не отломилось, останется серой посредственностью, которой останется лишь завидовать восходящим звездам юных гениев. Но, пускай мой путь в культивации Ци лишь начат, в искусстве проклятий, ругани, оскорблений и матерщины я воистину достиг небесного мастерства. Братьев по секте я ругал, как торговец, а торговцев ругал, как монах. Портовых обрыганов я ругал, как бывалый моряк, а моряков — как обитатель городского дна. И да — я родился и вырос в деревне, поэтому до любого оппонента мог донести свою точку зрения о нем и его мамаше, ругая его, как крестьянин.

— Сестра твоя невежливая,

* * *

ее кормовым веслом! — поведал я злому старику. — Быстро говори, где лежат твои кости! Я найду твой череп и

* * *

в него, а из позвоночника сделаю бусы и надену их на самую дешевую и страшную шлюху, а остальное закопаю в свином хлеву! Ты старый кусок...

— Хватит! — примирительно поднял ладонь вверх старец — Довольно.

А я ведь только начал.

Но, тем не менее, согласился.

— Так значит, еще один бездарный мелкий парш... Гхм... Молодой мастер? Возомнил о себе, что великий талант, и сможешь пройти испытания и завладеть моими сокровищами?

Вообще-то хотелось бы. Это я про сокровища, если что. А про испытания — не очень. Судя по найденному скелету, на этих испытаниях складывались парни посильнее меня. Можно, конечно, уповать на удачу, но не в этот раз, ведь меня ждет встреча с отцом. А как было бы возможно мне с ним встретиться, если и мой скелет присядет тут возле стеночки?

— Уважаемый предок, я, это, вообще-то мимо проходил, — искренне поведал я старцу.

Он, почему-то не поверил.

— Нет, ты лжешь. Ты здесь из-за сокровищ. Сюда все приходят из-за сокровищ. Можешь говорить, все что угодно, но это так. Но получить их не так-то просто, лишь достойный может обладать ими! И первым испытанием для тебя будет этот барьер.

С этими словами он взмахнул рукой, и в стене прямо возле унылого скелета открылась арка прохода, закрытая прозрачным пологом, светившимся мягким голубоватым светом.

— Ничто не пройдет сквозь этот барьер, и ничто не выйдет...

— Но ты же вышел? — прервал я говорливого призрака.

— А ты думаешь, я тут прямо весь перед тобой? — сварливо отозвался старец — Это не мое тело, а лишь проекция Ци, техника Фантома Западного Облака! Скверно учат нынешнюю молодежь, раз уж ты не отличаешь фантом от духа. Так вот, ничто не пройдет сквозь барьер, и не выйдет, даже Я! Никогда! А ключом к барьеру может быть Громовая Мышь! Темна, как ночь, быстра, как молния, и может стать невидимой она. Поймай ее, сопля... — старец осекся — Молодой мастер, и принеси, и сила Громовой Мыши будет ключом. Но будь осторожен, ибо сила Грома и Молнии заточена в этой мыши, будь ловок и аккуратен, ведь если просто ее схватить, то поражен силой Молнии будешь тот час же. Иди, и лови ее, она где-то в туннелях, не теряй времени, а то мне тоже надоело тут сидеть. А иначе здесь и останешься, — как-то совсем по-будничному закончил он меня просвещать.

Я согнул ногу в колене и посмотрел на обгоревшую подошву. К ней прилипло несколько шерстинок, по одной из них пробежала едва заметная искорка.

— Знаешь, старик, похоже, у меня для тебя плохие новости.

Призрачный старец неверяще опустил очи и узрел.

— Это... Это что? Это... Она?! Это ведь не может быть она?! Да как же так... То есть, мне что, теперь тут вечно быть? Вечность ждать перерождения?

Я ободряюще похлопал фантома по плечу. Ну, попытался, по крайней мере.

— Ты не переживай так, может, еще есть? Ты не знаешь, эти Громовые Мыши, они размножаются?

Ладонь старца беззвучно прилипла к его лицу, и в силу бесплотности и того и другого, провалилась внутрь.

Отвратительное зрелище.

— Я! Убивавший драконов и чудовищ! Я! Повергавший царства во прах! Я! Постигший небесные тайны! — бубнил старец — Я! Превосходящий пути демонов! Я! Культивирующий Небесный Огонь! Я!..

Я смотрел на эту руку, застрявшую в голове.

— Как насчет "Вызывающий Омерзение"?

Старик поднял голову и посмотрел на меня, как на грибковое заболевание.

— Вот скажи мне, проклятый ты сопляк, ну вот за что мне это все?