Частица невероятности - Мс

— Мне надо до места травмы добраться. Попробую полечить.

Дракон со стуком захлопнул пасть и подавился собственными искрами. Не считая глухого и одновременно глубокого стука сердца громадины, на несколько секунд воцарилась тишина.

— Полечить? — неуверенно, почти на сто процентов считая, что он ослышался, уточнил ящер.

— Да, — подтвердила Мария, принимаясь рассуждать вслух. — Только мне не взобраться тебе на спину — слишком высоко и чешуя либо порежет кожу, либо я с нее соскользну. Надо что-то придумать.

— Так подойдет? — сверкнула сапфирово-стальная вспышка, и на месте дракона встал мужчина, босой, одетый лишь в узкие серые штаны до колен. Запах немытого тела, засохшей крови и нехороших ран ударил девушке в нос.

Золотой свет, который раньше излучали глаза дракона, перешел на кожу его человеческого тела, давая превосходную видимость. Мария подбежала к медленно поворачивающемуся к ней пациенту. Вместо ровной кожи спина дракона являла собой месиво из глубоких багровых, гноящихся и едва зарубцевавшихся ран. Все еще продолжавших местами сочиться сукровицей. Как же ему было больно все это время!

Ослепительный бело-золотой свет рванул из ладоней девушки навстречу этой боли и муке, руки сами легли на горячую бугристую поверхность. Дракон выгнулся дугой и завопил. Сияние затопило все пространство пещеры, ослепив Машу до слез. Руки жгло, будто опущенные в чан с кипятком, но Сазонова терпела и держала, чувствуя: все правильно, так надо. Даром и с удовольствием даже для доктора такое сделать не получится!

Когда зрение вернулось и Маша утерла рукавом глаза, она разглядела лежащего на камнях мужчину с совершенно целой спиной. Бугристые незаживающие шрамы сменила гладкая кожа хорошего золотистого оттенка.

— Получилось! — довольно улыбнулась Сазонова и снова перехватила ручку временно отставленного в сторону мусорного ведра.

— Ты вылечила... Не убила, — кажется, пациент никак не мог поверить в случившееся чудо. Поворачиваясь к девушке спиной, он почти верил в неминуемую смерть и ждал, почти жаждал ее, как конца мук. Вместо этого получил исцеление.

Маша только тряхнула челкой, подтверждая положение дел. Дескать, все так и есть.

— Я снова буду парить меж мирами! Выбери себе награду! — велел дракон, широким жестом указывая на груды сокровищ.

— Не надо, — почти испугалась девушка, понятия не имеющая, что делать с этими громоздкими драгоценными штуковинам. Украшений, не считая собственных поделок из бисера, Маша никогда не носила — мешали спортом заниматься, а взять что-то, чтобы где-то продать... Одна мысль о сердито нахмурившемся дедушке, перед которым внучка вздумала бы похвастаться наградой, сразу отсекала всякое желание прибарахлиться.

— Тогда каково твое желание, человек? — сурово свел густые брови исцеленный дракон и потребовал ответа: — Закон воздаяния обязывает внести плату! Говори!

— Я шла мусор выносить. Ты его сжечь сможешь? — осенила Машу неожиданная идея и девушка кивнула на ведро. Даже поставила его на камни и отступила на шаг-другой, открывая клиенту фронт работы.

— Сжечь мусор? — переспросил озадаченный дракон, не ведавший о потенциальных трудностях и коварстве содержимого невинного на вид ведра с черным мешком внутри, и гордо ответил:

— Могу!

Дело у благодарного пациента с мыслью не расходилось. Даже не обращаясь в ящера, он хлопнул в ладони, призывая драконий огонь. Бедный мусор аннигилировал заодно с ведром, оставив лишь призрак запаха горелой пластмассы.

— Так? — ради проформы уточнил довольный исполнитель.

— Почти, — вздохнула Маша. — Только пакет из ведра надо было вынуть. Ведро бы еще пригодилось. Оно многоразовое.

— Ведро? — сконфуженно принахмурился дракон.

— Ага, — улыбнулась девушка и беспечно махнула рукой: — Ладно, другое куплю.

— Не надо, — сурово свел густые брови помощник и, оглядев хозяйским взглядом пещеру, повелительно простер длань. Со звоном и шорохом из левого дальнего холма несусветных богатств вылетело нечто, похожее на большую напольную вазу или высокую чашу с дивным орнаментом. Серебристо-серый цвет посудины очень походил оттенком на пластик погибшего ведра. Под взглядом и пламенем, полившимся с двух рук, чаша с растительным узором в считанные мгновенья приняла форму и вид, неотличимый от скончавшегося ведерка. Дракон дыхнул на нее, остужая, и презентовал девушке с гордым полупоклоном и пояснением:

— Это мифраиль. Послужит тебе вечность!

— Спасибо, — Маша приняла ведро, не зная, как объяснить несопоставимость подарка и его предназначения, но отчетливо понимая: откажется — обидит гордого ящера насмерть. Возможно, и скорее всего, на свою.

Хотя... Ну мифраиль, так мифраиль, какая, собственно, разница, в чем мусор выносить? На вид обычное металлическое ведро, только легонькое, легче алюминия и, наверное, прочное. Потому Маша еще раз и уже более оптимистично повторила слова благодарности. Не важно, из какого материала ведро, если на взгляд землянина это не определить, а если ему сноса не будет — вообще здорово. Пластик-то уже надоело покупать. Ведро не выдерживало нагрузки и трескалось раз в полгода-год, или ручка отваливалась в самый неподходящий момент.

— Я Карриграшрай-а-раг-о-рир, разреши узнать имя моей спасительницы, — преисполнившись торжественной гордости, обратился к девушке дракон, преподнесший невиданно щедрый дар. Вероятно, переходил к следующему ритуальному благодарственному этапу.

— Маша, — просто отозвалась девушка.

— Маша? — возмущение, унижение, непонимание смешалось в вопросе-возгласе исцеленного.

'Ой, он ведь, наверное, свое полное имя назвал, а я в ответ так, по-простому. Обидела! Надо срочно исправиться', — снова тряхнула челкой Сазонова и представилась уже по всем правилам:

— Мария Валерьевна Сазонова.

— Двадцать пять звуков, больше, чем у меня, — довольно оскалился ящер и едва заметно склонил голову; сальные грязные пряди длинных волос упали, закрывая лицо. — Твой род воистину древен. Ты — достойная спасительница! Я удовлетворен!

— Будь иначе, пришлось бы меня убить, смывая позор? — пошутила Маша, а странный ящер ответил ей самой искренней согласной улыбкой и коротким словом:

— Воистину!

'Вот попала... вернее, попала и чуть не пропала', — подумала девушка и осторожно уточнила, не зная, в какой форме еще выразить сакраментальное 'Дорогие хозяева, а не надоели ли вам гости?':

— Теперь, когда у тебя снова есть крылья, вернешься туда, где ты был хранителем и защитником?

— Пора, — задумчиво согласился странный собеседник с непроизносимым именем и альтернативной логикой, сочтя вопрос закрытым.

Он окинул взглядом свои сокровища, и под действием его взгляда груды несметных богатств то ли спрессовались, то ли трансформировались в обычный темно-синий кулон. Его дракон повесил себе на шею с самодовольной улыбкой. Обратившись в гигантского ящера, дракон по имени Кар... и дальше много букв взлетел. Нет, не в громадной пещере, а в открытое прямо в ней большое окно то ли пространства то ли, возможно, даже времени.

На сетчатке, прежде, чем портал схлопнулся, запечатлелось видение: парящий между бесчисленного множества миров прекрасный ящер, распростерший серебряно-синие крылья. Странный, грозный, несомненно опасный, но удивительно восхитительный!

'Ну... — поразмыслив, заключила справедливая Мария, — если ты настолько могущественен, то имеешь право на чуточку самодовольства. Или не на чуточку... А мне домой пора. Надеюсь, получится, как в лесу эльфов.'

Нагнувшись, Маша ухватила ручку нового ведра и, никаких величественных порталов не открывая, просто захотела домой и исчезла в золотисто-красной вспышке. У нее она приняла форму то ли двери, то ли гигантского ключа, ставшего дверью.

Вернувшись в квартиру, девушка поместила в ведерко свежий пакет для мусора и нахлобучила сверху старую крышку. Пригляделась и заключила: со стороны и не скажешь, что ведерко не пластик, а какой-то вечный мифраиль. Ведро как ведро.

Маша еще раз поправила крышку и занялась другими делами. Лечить драконов — это интересно, но котлетки сами собой не пожарятся и макарошки не сварятся.

Глава 4. Заколдованный замок или Маша против фобий

Через пару деньков в гости заглянул дедушка. Новое ведерко для мусора заметил не сразу. А когда заприметил, лишь уточнил, что случилось со старым. На что внучка честно ответила: совсем сломалось.

Правда, вопреки своей выдающейся честности, рассказывать, кем и где сломалось ведерко до состояния аннигиляции, не стала. Дедушка уже пожилой, в сказки не верит, не понял бы внучку. А если бы вдруг понял, то мог и разволноваться не по-хорошему.

Зато практичность внучки по части выбора металлического ведерка Федор оценил. И даже малость огорчился, что такое ведерко было одно, и себе прикупить не получится.

День за днем снова потекли учебные деньки, Маша исправно ездила в университет, бегала в бассейн, жила обычной жизнью, в которую теперь, как строчка 'подвиг' в расписании у Мюнхгаузена из старого фильма, вписались неожиданные перемещения в иные реальности.

Пугаться этих чудес Маша, особа спокойная, как просветленный йог, и практичная до мозга костей, даже не думала. Приняла их как данность и разновидность не то учебы, не то работы. Уверенность 'Все правильно, так надо!' — прочно угнездилась в сознании девушки где-то между таблицей умножения и правилами грамматики. Может, так на нее подействовал ключ, ставший частью самой девушки?

'Надо, значит, надо', — приняла Сазонова изменившиеся обстоятельства и постаралась действовать добросовестно без лишней горячности, спешки или восторженного фанатизма.

Она не Витька, и свои перемещения и действия в иных мирах как сказку не воспринимала, больше как математическую или логическую задачу, к которой надо подобрать верный ответ. Почему? Может, потому, что не очень любила читать или смотреть фантастические фильмы и восторженной верой в сказки и жаждой чуда не горела.

Лучшим отдыхом для Маши были пробежки или плавание. Хотя к пробежкам, да и к любому выходу из дома, в последнее время Сазонова стала готовиться, как к многодневному походу, потому что ключ-врата, вшитые в нее с той поры, как в руки угодил ржавый ключ бабы Нюты, могли сработать в любой момент. Не всегда удобный или подходящий конкретно для нее. Зато, весьма вероятно, подходящий для ситуации или мира, куда ее забрасывало в качестве этого самого 'гармонизатора, прАвила и правИла'. Закономерностей процесса Сазонова пока просчитать не могла. Может, ее вообще не было, или ключ срабатывал каждый раз, как в нем накапливался некий магический заряд? Ну... значит, так надо, и нечего переживать по пустякам.

Так что в жизни Маши лишь немного откорректировалось расписание. Вот и все!

Пробежку по парковой тропинке — если было можно, Маша предпочитала бегать именно по тропинкам, а не по асфальтовым дорожкам — прервала золотисто-красная вспышка. И ноги девушки ступили на длинные серые плиты очень старой дороги. В стыках когда-то, видимо, очень плотно пригнанных друг к другу плит пробивались редкие куртинки травы. Вокруг стоял мрачноватый лес, больше хвойный, чем смешанный или лиственный. А прямо перед девушкой дорога упиралась в стену густого, высокого и очень колючего кустарника, порядком превышающего человеческий рост. Вроде листья его напоминали шиповник, но были куда темнее. Ни ягод, ни цветов на ветвях не имелось. Зато наличествовали иссиня-черные пауки. Крупные, с Машин кулак, дремлющие пауки без паутины.

Нет, арахнофобией Сазонова не страдала, но эти животные выглядели отнюдь не безобидно. Подходить к ним близко, не то что касаться, даже пальцем, не хотелось категорически. И пока Маша не могла определить причину своего прибытия в этот неприятный лес.

Чуть нахмурившись, девушка прислушалась. Левее, за кустами, у деревьев, пусть мрачных, но не усыпанных пауками, раздавались какие-то несвойственные природе звуки. Если говорить точнее, там кто-то, судя по голосу, мужского пола, не то причитал, не то взахлеб плакал.

Что ж, в беду мог попасть любой. Для этого вовсе не обязательно быть хрупкой девой или ребенком. Маша тряхнула челкой и пошла на звук.

Обняв за шею здоровенного белого коня с пышной искристо-снежной гривой, от души рыдал длинноволосый юноша. Черт лица его Маша не видела, зато в подробностях разглядела роскошный жемчужно-белый плащ с вышивкой в виде восходящего солнца на спине. Вместе с глухими рыданиями с губ блондина вырывались слова:

— Не могу... не могу... Кальвин, я не могу...

— Здравствуй, — обратилась Маша к огорченному юноше. — Тебе нужна помощь?

— Мне никто не в силах помочь, прекрасная дева, — горько посетовал нежданный собеседник, обернув к вопрошающей заплаканное лицо с удивительно тонкими чертами. — Если только ты не снизошедшая с небес аватара светозарной Маирель.

— Наверное, нет, я бы знала, — на миг-другой призадумавшись, рационально объявила Маша. — Но, может быть, тоже помогу. В чём проблема-то?

— Мне никогда не стать рыцарем Ордена Зари и уже тем более королем Зеварда! — горько поведал причину душевных переживаний собеседник, даже не задумавшись над тем, что делает в чаще леса незнакомка.

— Почему? — прямо спросила девушка.

— Рыцарем Зари становится лишь тот отважный воин, кто способен пройти по тропе ужаса к заколдованному замку и принести цветущую ветвь шиповника из сада, — юноша махнул в сторону стоящих стеной кустов с шипами и неподвижно застывшими в сплетении ветвей пауками.

— М-да, невозможно. Если только прийти с лесорубами в защитных костюмах или с огнеметами, — нахмурившись, согласилась Сазонова.

— Заросли раздвигают ветви перед претендентом, — внес вялое уточнение юный не-рыцарь, нервно перебирая поводья. — Но я трус! Я боюсь пауков, а как подумаю, что хоть один из чщидаров пробудится и укусит меня, ноги каменеют, не могу сделать и шага.

— Они сильно ядовитые? — практично уточнила девушка.

— Укус чщидара смертелен, — содрогнулся всем телом собеседник.

— Тогда ты не трус, а нормальный человек, — пожала плечами рационалистка Маша. — Кто ж в здравом уме к ядовитым тварям полезет без страховки?

— Чщидары спят зачарованным сном и пробуждаются лишь, если смертная длань заденет хоть лист древа, на коих они пребывают вечными стражами.

— Хм, при таких вводных, пожалуй, можно попробовать, — рассудительно заметила Сазонова. — У тебя, наверное, фобия, ну... неконтролируемый разумом страх перед пауками. Так? Поэтому опасаешься?

— Д-да, — подтвердил юноша, почему-то перестав рыдать и теперь лишь изредка хлюпая носом с покрасневшим кончиком.

Милая рыжеволосая дева, стриженая, как паж, его не осуждала, не смотрела с презрением или жалостью, а вела мирную беседу. И от излучаемой ею уверенности и умиротворения почему-то самому становилось немного спокойнее на душе.

— Тогда выход есть. Если ты не будешь видеть пауков, идти сможешь?

— Если я не буду их видеть, то я и дороги не увижу, — резонно возразил собеседник. — И тогда точно сразу задену ветви с чщидарами.