— Это что — магия? — крикнул Коттин дракону.
— Значит, тут была не местная, — пожал плечами Горыныч.
— Какая ещё не местная? Кто тут был?
— Кроме моей жены, тут бывать некому, — заявил Змей.
— Куда она увела Стефана? — закричал Коттин. — Ты что, своей женой не управляешь?
— Да ты не бойся! — успокоила бывшего Кота правая голова, осипшая и простуженная. — Никуда он не денется! Она ж не знала, что вы гости! Думала, вы поработать приехали... гастарбайтеры!
— Значит, она тебя не слушается, — фыркнул Коттин.
— А у тебя была когда-нибудь жена-богиня? — обиделся Горыныч. — У меня жён было немало! Я-то уж знаю! Одна была даже родственницей этой... как её... Девы Марии! Умаялся я с ней, пришлось съесть.
— Может соплеменницей? — засомневался Коттин.
— Они там все родственники, — отмахнулся Змей.
— Ой, у меня тоже был случай с одной принцессой, — засмущался Коттин.
— Сожрал? — оскалили в усмешке зубы головы Горыныча.
— Так... пошли мы гулять в лес... там я её обаял, объял, обаюнил... да, сожрал! А что? Хватит уже болтать, словно купцы на Карфагенском рынке! — закричал вдруг Коттин. — Полетели за Стефаном!
— А девушка? — кивнул головами Змей.
— Поспит, отойдёт, — заявил странник, забираясь на спину.
Змей тяжело, виляя толстым задом с коротким хвостиком, разбежался, взмахнул крыльями, Коттина окатил порыв ветра. Потом, вроде бы уже поднявшись под потолок, Змей рухнул вниз, желудок бывшего Кота чуть не выпрыгнул наружу. Наконец, часто замахав крыльями, дракон полетел вперёд, минуя зал за залом, в последний миг, находя нужную арку. Перед изумлённым взором Коттина мелькали баснословные подземные богатства. Стены были изукрашены переливающимися самоцветами, красный зал, отделанный рубинами, сменился залом с топазами, тот — прекрасными залом с картинами из малахита, повсюду висели сталактиты, с потолка росли розетки горного хрусталя. Во многих залах просматривались до огромных глубин прозрачные озёра, кое-где текли ручьи. Один такой хрустальный ледяной ручей обрывался звенящим водопадом. Из воды выглядывали слепые рыбы, открывая безмолвные рты, они провожали неслышный полёт Змея. На дне озёр плавали неведомые животные, бледно-телесные, похожие на червей, голубые крабы, с многочисленными лапками-клешнями. Один зал светился багровым сиянием, другой золотистой зарёй, третий зеленоватым успокаивающим светом. Всё отражалось в кристаллах, дробилось в мириадах граней, создавало нереальное, сказочное ощущение.
— Что это светится? — крикнул Коттин, и эхо метнулось от стены к стене, из зала в зал, повторяясь тысячу раз, удаляясь всё дальше и постепенно затухая.
— Прилетим, увидишь. Ничего необычного не замечаешь? Гмуров не видишь?
— Нет никого!
— Странно, обычно они тут всё время мельтешат. Редкие камни ищут, красивые самоцветы.
— А эти, на стенах, не редкие? — задохнулся от возмущения Коттин.
Горыныч резко спикировал вниз, нырнул в тёмную и узкую нору. Коттин поневоле прижался к спине Змея, крепко обхватил руками чёрный кожистый лепесток, росший посреди хребта. Когда бывший Кот открыл глаза, то поразился залом, намного превосходившим всё виденное до этого, и размерами и великолепием. Посреди зала стоял трон, высеченный из цельного столба малахита, на нём сидела молодая красавица, в царских одеждах из меди и пирита, с зелёными малахитовыми цветами, в плаще цвета медного купороса, накинутого поверх тяжёлого платья.
Зал был полон красивейшими и редчайшими предметами, высеченными из полудрагоценных камней — чашами и вазами из яшмы и оникса. Тут же стояли зеркала из чёрного полированного обсидиана, украшенные неотличимыми от живых, ягодами из красных рубинов, листочками из зеленоватой, в патине, меди, тёплыми аквамаринами. Над столиком из розового, живого гранита трудилась пара старых мастеров, поглядывающих на Хозяйку влюблёнными глазами, рядом с ними, прикованный за ногу цепочкой, стоял Стефан.
— Стефан! Мы здесь! Сейчас мы тебя спасём! — закричал Коттин, прижимаясь к спине Горыныча.
— Кто ты? Зачем меня спасать? — вялым монотонным голосом ответил Стефан, сразу же потеряв интерес к страннику, и опустив взгляд к столешнице, которую полировал бархоткой.
— Тебя ждёт Мишна! — крикнул Коттин, выхватывая меч Индры, вспыхнувший в присутствии богини ярким светом, тёмные жучки божественных значков побежали по его лезвию быстрее, веселее.
— Это мой мастер! — глубоким красивым голосом произнесла богиня, — Здесь, в Азов-горе, всё моё! — Табити широким жестом обвела сверкающий зал.
— Да, это дом моей королевы, — шепнул на ухо Коттину Горыныч левой головой.
— И ты, конечно, поругаться с ней можешь, но биться за нашего человека не станешь? — Коттин помахал сияющим мечом.
— Глупый кошак, — прошипел Змей правой головой, — она ж богиня! Куда ты лезешь? Посмотри...
Коттин оглянулся: по углам копошились гмуры, они злобно смотрели на бывшего Кота, показывая ему короткие дротики, явно ожидая приказа о нападении на незваного гостя. Коттин принялся чрезвычайно быстро переписывать сценарий общения с Хозяйкой.
Он небрежным жестом закинул меч за плечо, в ножны, сделал несколько шагов в сторону, наклонился над чудесным кустиком, внимательно разглядывая филигранную работу неведомых мастеров. На тонких чёрных веточках кустика, среди медных, зеленоватых листиков, нежно, чуть слышно звенели золотые цветочки. От них шло слабое золотистое свечение, наполнявшее огромный зал, в силу их неисчислимого количества. Маленькие колокольчики гроздями усыпали кусты, кое-где вместо цветочков висели соплодия круглых белых ягод, сотворённых из жемчуга, от них шёл трепещущий свет.
— У тебя, благородная Хозяйка, и по золоту есть мастера? — притворно масленым голосом промолвил странник. — Правда ли, что золото — это не только серый песок в лесных ручьях, но и сияющие жужелки в кварце?
— Здесь, в пещере нет золотой жилы, — оттаяла чуть-чуть Табити. — Ты видел огромные муравейники там, наверху, на Азов-горе? Мои муравьи ищёт крупицы золота, и несут вглубь земли, в пещеру.
— Как же они проходят сквозь грань миров?
— Здесь сохранилась маленькая норка, как раз кролик пролезет.
— Твои муравьи размером с собаку? — Коттин показал руками размеры маленького пса.
— Ну, зачем ты это спрашиваешь, Коттин? — вдруг забеспокоился Горыныч. — Неужели ты не знаешь, что муравьи вырастают в пути, вместе с золотой крупинкой на лапке?
— А Змей золото копит, да трясётся над ним, — довольно хихикнула Хозяйка.
— Настоящий дракон должен корпеть над золотом! — авторитетно заявил бывший Кот. — И не только над муравьиным, но и над отнятым у всяких там королей, императоров, султанов, падишахов...
При этих словах Горыныч забеспокоился ещё больше, он начал судорожно озираться по сторонам, толстые зелёные губы на средней голове мелко задрожали.
— Где эти противные гмуры? — наконец, закричал Горыныч. — Куда они подевались? Только что были здесь и вдруг исчезли! Пригрела тут всякое подземное отродье!
— Не смей порочить моих слуг! — гневно закричала Табити, сверкая зелёными изумрудами глаз.
— Да они, никак, отправились воровать моё золото! Это что, спецоперация?
— Тебе, значит можно воровать принцесс и золото, а моим слугам нельзя? Негодяй! — Табити окуталась языками пламени, показывая свою изначальную, огненную природу.
Змей плюнул в жену тонкой сияющей струёй огня, отступил на шаг, чтобы набрать в могучую грудь воздух, плюнул огненным смерчем уже из трёх голов. Табити закружилась, поднялась в воздух, пламя вокруг её фигуры окрасилось в желтоватый цвет, в нём замелькали красные саламандры, ящерки метались вверх и вниз, все до единой в крошечных золотых коронах, с длинными огненными хвостами. Платье медного цвета с зелёными малахитовыми цветами превратилось в крутящийся колокол, в огненный вихрь. На мгновение в этом мельтешении ящерок бывший Кот увидел, а может быть, ему показалось, что и сама Хозяйка медной горы превратилась в зеленоватую ящерицу. Странник перевёл взгляд на Горыныча, и отступил на шаг — огромный рыцарь в чёрном и красном, с резкими чертами лица, стоял и смотрел на Табити, придерживая рукой в перчатке чёрный меч немыслимых размеров. Бывший Кот зажмурил глаза, а когда открыл — перед ним по-прежнему плевался огнём трёхголовый Змей.
Коттин прилёг на зелёный, отполированный до блеска столик, с огромным удовольствием наблюдая семейные трения королевской четы. Когда пыл страстей вокруг него пошёл на убыль, план дальнейших действий вполне созрел в голове бывшего Кота.
— О, королева! Хозяйка горы! Богиня! — завопил Коттин, подскакивая к медленно остывающей в буквальном смысле красавице.
— Что ты хочешь, мошенник? — несколько раздражённо спросила та.
— У вас вот тут... ручка... и тут — пятнышко на накидке, — Коттин подхватил нежную ручку богини, указывая ей на пятно копоти.
— Вот, ведь, пекельное царство. Два часа оттирать, — проворчала Табити.
— Что вы, что вы! У меня в мешке есть Нечто! Вам понравится! — хитрый оборотень залез рукой в свой заплечный мешок, долго там шарил, наконец, вытащил на свет, чудно благоухающий шарик розового цвета.
— Что ты там припас, хитрый Кот? — надменно спросила богиня, протягивая руку к предмету.
— Это мыльный шарик. Причём не из мыльного корня, из которого варили мыло доблестные скифы, — заявил Коттин красавице, наблюдая, как Горыныч перекусывает правой головой цепочку на ноге Стефана, совершенно обалдевшего от увиденного. Прочие же мастера попрятались за каменные заготовки, и лишь изредка выглядывали, чтобы посмотреть, чем занимаются небожители.
— Покажи, — потребовала Табити, сойдя с престола к прозрачному ручейку и набрав в ладони воды. Коттин подскочил к Хозяйке, и, когда она плеснула воду на руки, подал ей мыло.
— Этот шарик изготовлен по рецептам египтян, которые варили мыло ещё до твоего прихода в Мидгард, — поведал Коттин. — Они собирали по берегам пустынных озёр щелочные соли, смешивали с жиром, нагревали смесь до получения мыльного раствора. Это новшество переняли шумеры, они смешивали древесную золу с кипящей водой, вливали туда бараний жир или пальмовое масло, и также получали мыльную массу.
— Те народы — не арии, они полуденной крови, — Табити, забыв свою огненную природу, плескалась в мыльной воде, отмывая копоть и накипь.
— Римляне мыло называли сапо, по имени горы, на которой совершались жертвоприношения богам. Смесь из растопленного бараньего жира и древесной золы жертвенного костра смывало дождем в глинистый грунт Тибра. Женщины, стиравшие белье, обратили внимание, что благодаря этой смеси одежда отстирывается значительно лучше. Они стали использовать "дар богов" не только для стирки одежды, но и для мытья тела, — Коттин посмотрел на Горыныча, тот заталкивал головами плохо соображающего Стефана на спину.
— Тоже мне, чистюли, — хмыкнула Хозяйка. — Люди могут подумать, что до твоих римлян все ходили грязными, как свиньи.
— Что ты, великая, — замахал руками, бывший Кот. — Все народы Мидгарда любят мыться! Правда, моются они, используя щёлок, а кто-то обходился бобовой мукой, клеем, пемзой, ячменной закваской или глиной.
— Глиной! — ещё более развеселилась Табити. — Да скифские женщины делали моющий порошок из древесины кипариса и кедра, а не из какой-то закваски! Они смешивали его с водой и ладаном. Полученной нежной мазью, имевшей тонкий аромат, натирали тело. Затем удаляли раствор скребками, и кожа становилась чистой и гладкой.
— А в Европе и вовсе не моются, — вдруг громко сказал Стефан, сидя на спине Горыныча. Все повернулись в его сторону, по лицу Табити пробежало раздражение. — Грешную плоть мыть незачем! — продолжал говорить в полусонном состоянии юноша. — Если, только — господам дворянам, да и то раз в год. Мне мой отец, Никон, рассказывал...
— Лови их! — закричала в гневе богиня своим мастерам и немногочисленным гмурам, но опоздала. Её крик ударил в спину невероятно быстро убегающего Коттина. Когда Табити сделала шаг, бывший Кот, уже вцепился в ремни на спине Змея, и хитрый Горыныч взмахнул огромными зелёными крыльями.
Древний дракон с запретным именем скользил по залам, нырял в низкие арки, едва не задевая крыльями огромные каменные сосульки. Коттин затянул ремни на поясе Стефана, вцепился в чёрный плавник на спине Горыныча. От ветра трепетали белые волосы, слезились глаза.
— Куда спешим? — заорал он в сторону вытянутых шей дракона, — Пожар на палубе?
Одна голова повернулась назад, прошипела, плюясь, — Там спрятано моё золото. Проклятые гмуры давно охотятся за ним!
— Не стыдно тебе, земноводный! Там наша Мишна, не мужчина, если ты заметил, а молодая девушка! Она пребывает в шоке от встречи с твоей супругой! А ты всё про золото, да про золото!
— Заметил! — огрызнулся Змей. — Но от встречи с Табити все пребывают в шоке, — голова снова повернулась вперёд.
Нырнув особо низко, едва не пропахав брюхом каменный пол, (Коттин понял, что они прилетели), Горыныч ворвался в свой жилой зал, где он пел хором, сидя на камне у прозрачного озера. Через секунду Коттин уже отвязывал Стефана, ругаясь на своём древнем наречии, наконец, плюнул, выхватил из-за пазухи драгоценный кинжал, перерезал ремни. Стефан сполз на землю, потом поднялся, постоял на ногах, шатаясь, и сел на камень. Коттин бегло взглянул на лицо — ему показалось, что парень постепенно приходит в себя. Ну и славно.
Вдруг раздался пронзительный визг, все одновременно посмотрели в сумрак возле дальней стены — там кто-то копошился, дрался, вернее, лягался и дёргался.
— Проклятые карлики нашли вход в тайник! — заорал Горыныч, расправляя крылья.
— Они украли Мишну! — вторили ему в два голоса Коттин и пришедший в себя Стефан.
В тот момент, когда Змей сделал первый взмах, в обрывки болтающихся по бокам ремней вцепился Коттин, за его ноги схватился Стефан и в мгновение ока они поднялись в воздух. Однако их полёт длился лишь несколько мгновений, которых, впрочем, хватило, чтобы Горыныч перелетел озеро и свалился всей своей массой на отряд гмуров, ощетинившихся короткими дротиками. Когда ноги Стефана потащились по земле, Коттин отцепился от ремня, и они покатились в толпу карликов, трое из которых пытались связать лягающуюся и орущую девушку. Коттин, не успев встать, побежал на четвереньках, выхватывая на ходу меч, и гмуры, побросав дротики и верёвки, в ужасе расступились перед ним. Вслед за странником бежал Стефан, озирая пол на предмет чего-нибудь тяжёлого. Какой-то старый гмур с седой бородой, в красном вязаном колпаке, громко закричал, маленькие люди остановились, потом неохотно пошли в атаку. Началась свалка с маханием острыми предметами. Мишна, оставленная карликами, освобождалась от верёвок острыми зубами. Порвав последнюю верёвку, девушка наклонилась и что-то подобрала.
За её спиной толпа гмуров, огромной оглоблей, непонятно откуда притащенной, пыталась отвалить от стены камень.
Горыныч, увидев, что его древние враги, маленькие охотники за золотом, нашли вход в потайную пещеру, закричал всеми глотками, растопырил крылья и, оскалив зубы, бросился на гмуров.
