— Ура! — крикнул Дитрикс.
"Ура" было подхвачено. Лорд Дитмар с улыбкой сказал растерянному Джиму:
— Это только шутка, дитя моё. Пусть гости веселятся.
Джим с беспокойством искал глазами Фалкона. Тот сидел на диване с Далленом, и они о чём-то разговаривали, держа в руках бокалы тёмно-красного куоршевого вина. Даллен, белокожий, с густыми ресницами, обладал более тонкими чертами лица, чем его старший брат Дитрикс, и был гораздо более хрупкого сложения. С Фалконом он разговаривал, редко взглядывая на него и теребя в руках ветку маркуады. Он производил впечатление крайне замкнутой личности.
Гости прибывали. Некоторые, услышав о "помолвке" лорда Дитмара, начинали его всерьёз поздравлять, и ему приходилось каждый раз объяснять, что это новогодняя шутка. Джиму было не по себе не только из-за этого, но ещё и потому, что Фалкон от него отдалился. Даллен, по-видимому, был не большим охотником до светских тусовок и всем остальным гостям предпочитал общество Фалкона, который также почти ни с кем не общался и был скромен в угощениях. Между тем на столах было множество блюд с куоршем: фруктовые салаты, запеканка, пирог, мясо под куоршевым соусом, варенье, пирожные, разнообразные десерты, нечто вроде вареников, а из напитков — куоршевый сок, компот, пунш и куоршевое вино всех сортов. Стояли на столах и блюда просто со свежими ягодами. Голубой куорш был мелкий, как черника: это был настоящий куорш, от которого произошли все остальные сорта. Его ягоды группировались в небольшие грозди по пятнадцать — двадцать штук, обладали тёмно-синей кожицей и красной мякотью, а на вкус походили на смесь малины и вишни. Белый куорш был не совсем белый, а чуть зеленоватый, как виноград, и по размеру его ягоды приближались к винограду. Его грозди были крупнее, одна умещалась в ладони, а вкус его был кисловатым и слегка вяжущим, но в целом приятным. Розовый куорш был размером с вишню, с ярко-красным соком и также рос гроздьями, но более мелкими, по десять-двенадцать ягод, а вкусом обладал сладким, как спелая земляника. Этот куорш понравился Джиму больше всего. Был ещё чёрный куорш, жёлтый куорш без косточек и пурпурный куорш. Взяв порцию мороженого, Джим украсил её всеми сортами этой ягоды.
За пять минут до наступления праздника было разлито по бокалам шипучее вино из белого куорша, весьма похожее на шампанское, и лорд Дитмар произнёс новогодний тост, а ровно в полночь все гости с криками "ура" осушили свои бокалы. Все поздравляли друг друга с Новым годом, обнимались и целовались, а потом всей толпой высыпали смотреть новогодний фейерверк. Трудно сказать, сколько пиротехники было взорвано по всей Альтерии в новогоднюю ночь, но можно сказать без преувеличения, что всё альтерианское небо сверкало и грохотало, переливалось и искрилось. Джим снова стоял, разинув рот от восторга, и снова его плечи обняла рука лорда Дитмара, и Джим, на миг забыв альтерианский язык, прошептал:
— Wow...
Собственный фейерверк лорда Дитмара грохотал на фоне дальнего городского, и вместе это было захватывающе красивое зрелище. Он затянулся довольно надолго, и Джим немного замёрз в лёгком плаще. Он закутался, как мог, но это мало помогло.
— Вам холодно, Джим? — спросил лорд Дитмар, стараясь перекричать грохот в небе. — Идите ко мне!
Он укутал Джима полами своего плаща; Джим не мог сказать, что ему стало намного теплее, но внутри у него разлилось спокойствие и уют. Руки Печального Лорда были сильные и очень добрые, добро и тепло струились по ним прямо в сердце Джима. Удивительно, но чем-то их объятия напоминали Джиму объятия мамы, оставшейся очень далеко, на Земле. Их сила сочеталась с почти материнской мягкостью и лаской, и Джиму отчего-то захотелось плакать. Он улыбался, а в его глазах всё плыло от слёз. Он действительно согрелся, но не снаружи, а изнутри — в сердце.
После фейерверка все пошли в дом, и лорд Дитмар под аккомпанемент живого оркестра исполнил новогодний гимн. У него был сильный и звучный голос с поразительно широким диапазоном: он мог звучать и глубоким бархатным басом, а мог подниматься и почти до женских высот. Он звучал через усилитель и господствовал над голосами гостей, которые с удовольствием подпевали, кто как умел. Джим не знал слов и поэтому просто слушал, восхищаясь. Ему бы петь в опере, а не копаться в чужих мозгах, подумалось Джиму. Отзвучав, гимн сменился громкой и продолжительной овацией, которой гости наградили исполнителя. Лорд Дитмар смущённо улыбался, как будто не ожидал услышать столь бурного выражения восхищения его скромным талантом. Пару раз он что-то пытался сказать, но шум овации заглушал его голос. Наконец он сказал в микрофон:
— Друзья мои, благодарю вас... Право, не стоит.
И своей тяжеловатой, немного медвежьей походкой он спустился с возвышения. Но отсутствие лёгкости и грации в движениях с лихвой восполняли его светлые, сияющие глаза.
После были танцы под аккомпанемент того же оркестра. Сойдя с возвышения, на котором он пел, лорд Дитмар подошёл к Джиму.
— В прошлый раз вы пригласили меня, дитя моё, а сегодня позвольте это сделать мне. Не откажите мне в удовольствии танцевать с вами.
Джим не мог ему отказать. Он почти не чувствовал под собой ног, утопая в грустной нежности взгляда Печального Лорда, и они куда-то мчались, кружась и скользя. Потом Джима приглашали многие, в том числе Дитрикс, Раданайт и лорд Райвенн. Фалкон не танцевал: они с Далленом сидели у стены, держа на коленях тарелки с кусками куоршевого пирога. Джим подошёл к ним.
— Фалкон, почему ты не танцуешь? Это так здорово! Пойдём!
Фалкон ответил не сразу. Его опередил Даллен, устремив на Джима холодный взгляд из-под ресниц.
— Не знаю, кто вас учил хорошим манерам, но он не слишком-то преуспел. Разве так приглашают на танец?
Джим не ожидал от него такой враждебности — и это притом, что они совсем не были знакомы. Ему стало так неприятно и обидно, что его искренний порыв встретил и осадил кто-то посторонний, что удержаться от резкого ответа он не смог.
— Я прошу прощения, — сказал Джим с убийственной вежливостью, — но смею с вами не согласиться. Мы с Фалконом знакомы, поэтому я могу обращаться к нему более фамильярно, чем к незнакомому человеку. А вам, прежде чем критиковать чьи-то манеры, следовало бы самому ещё немного поучиться.
И, круто повернувшись, Джим пошёл от них прочь. Фалкон не поддержал его, не догнал, не остановил, и Джиму вдруг стало так горько и тошно, что захотелось убежать отсюда. Но убежать было нельзя: они с Фалконом, Раданайтом и лордом Райвенном прибыли сюда в одном флаере, и взять его Джим не мог. Вдруг кто-то поймал его за руку.
— Джим, куда это вы мчитесь сломя голову? На вас просто лица нет! Вас кто-то обидел?
Это его остановил Дитрикс. Остановившись, Джим ценой невероятного усилия вернул своему лицу безмятежное выражение и сказал:
— Нет, всё в порядке. Не могли бы вы угостить меня вином?
— А вам не рановато его пить, мой юный друг? — улыбнулся Дитрикс.
— Я уже пробовал, — сказал Джим. — Отец мне разрешает.
— Ну, если так, то с удовольствием, — сказал Дитрикс.
В сверкающий хрустальный бокал хлынула золотая струя. Посмотрев вино на свет и понюхав, с видом знатока Дитрикс сказал:
— Это из смеси жёлтого и белого куорша.
Вино было терпковато-сладкое и согревало горло. Джим выпил бокал и кивнул, когда Дитрикс с вопросительным взглядом снова поднёс к его бокалу горлышко бутылки.
— Выпьем за то, чтобы в новом году у вас сбылись все мечты, — сказал Дитрикс, поднимая свой бокал.
Они выпили, а потом попробовали другой сорт, из чёрного, голубого и розового куорша. Это вино было, по-видимому, сухое: оно кислило. Этот сорт не очень понравился Джиму.
— Вам более по вкусу сладкие сорта, я вижу, — сказал Дитрикс. — Тогда отведайте вот это, из пурпурного и розового куорша. И, ради всего святого, что-нибудь съешьте, а то вас развезёт! Вот, прекрасное мясо под куоршевым соусом, очень хорошо идёт к этому вину.
Дитрикс выглядел превосходным знатоком всего, что касалось выпивки и еды: его лицо так и сияло жизнелюбием. Он до колик в животе смешил Джима анекдотами и забавными случаями из своей жизни и жизни своих сослуживцев, а во время танца нашёптывал ему комплименты. Опьянённый вином и обходительностью Дитрикса, Джим уже совсем повис на его плечах, а тот поддерживал его своей сильной рукой.
— Вы меня уморите, — простонал Джим, в изнеможении опускаясь на стул и обмахивая разгорячённое лицо рукой. — Не смешите меня больше, дайте мне хоть немного вздохнуть!
— Вы так очаровательны, когда смеётесь, — проговорил Дитрикс томно, нежно пожимая пальцы Джима. — Вы чудо, Джим.
Джим пил не по полному бокалу, а по трети и даже четверти, но скоро почувствовал, что с ним случилось то, против чего Дитрикс его и предостерегал: его развозило.
— Пожалуй, мне хватит, — пробормотал он.
— Мне так тоже кажется, — согласился Дитрикс. — С непривычки вы можете охмелеть весьма неприятно. Для такого юного и нежного создания, как вы, той дозы, что вы уже выпили, будет даже многовато.
— Да нет, кажется, ничего...
Джим встал, но пол тут же поплыл из-под его ног. Дитрикс подхватил его и усадил к себе на колени.
— Не спешите, осторожно, — сказал он. — Вы уже перебрали, мой ангел. Посидите немного. Головка не кружится?
Джим мотнул головой. Дитрикс сказал, беря его под руки:
— Давайте-ка я провожу вас. Вам нужно часок отдохнуть. Ночь ещё только начинается, не годится свалиться в самом начале и пропустить всё веселье.
Он провёл Джима по пустым коридорам, и они оказались в большой спальне с готическим окном. Широкая мягкая кровать с пурпурным бархатным балдахином, украшенным золотыми кистями, высоким резным изголовьем и тёмно-красным покрывалом выглядела роскошно.
— Вот здесь вам будет удобно, — сказал Дитрикс. — Отдохнёте по-королевски.
Джим пробормотал какую-то нелепицу, показавшуюся ему самому верхом остроумия, и весьма легкомысленно засмеялся. Взгляд Дитрикса снова стал томным, его рука крепко обхватила талию Джима.
— Джим, вы ангел, — проговорил он. — Я люблю вас!
— Не говорите ерунды, я вам не верю! — засмеялся Джим, откидываясь назад на его сильной руке. — Дитрикс, я вам скажу, кто вы! Вы гадкий пошляк, вы ветреный обманщик и сердцеед! Вы ловелас и плут...
— Да, мой ангел, говорите, — томно процедил Дитрикс. — Ругайте меня: ваши ругательства звучат как благословения!
— Вы... вы сластолюбивый повеса, — выговорил Джим.
Губы Дитрикса вдруг горячо обхватили его рот. Джим застучал кулаками по его плечам, но Дитрикс не обратил на это внимания. Руки Джима повисли плетями, и он обмяк, проваливаясь в бесчувственность — Дитрикс едва успел его подхватить. Он был и сам изрядно навеселе, и ему потребовалась пара секунд, чтобы сообразить, что делать с отключившимся Джимом. Приняв решение уложить его на кровать, он бережно опустил его на красное покрывало и ещё немного полюбовался им. Он мог бы воспользоваться его состоянием, но чувствовал, что это было бы отвратительной подлостью по отношению к юному существу в зелёно-золотом костюме маркуады, с маленькими ножками и сложной причёской с драгоценными шпильками. Особенно умиляли Дитрикса эти ножки — крошечные, почти детские, в зелёных сапожках с золотыми кисточками. Дитрикс заботливо развязал шнуровку и разул Джима. Разутые ножки в белых, безупречно чистых шёлковых чулках казались ещё меньше, они просто умиляли своим размером и белизной на фоне красного покрывала. Поражённый в самое сердце, Дитрикс выпрямился. Он презирал себя за грязные мысли, которыми он осквернил это чудо. Не зная, как выразить охватившие его чувства, он поцеловал одну из ножек в пяточку, встал по стойке "смирно", образцово повернулся кругом и чётким, несмотря на изрядное количество выпитого вина, шагом вышел из комнаты.
— Сударь! Сударь, вам плохо?
Кто-то тормошил Джима — кто-то круглоголовый и в чём-то зелёном. Джим застонал и открыл глаза пошире. Субъект с лысой головой и в зелёной жилетке склонился над ним.
— Какой негодник так напоил вас? Эй, сударь! Деточка! Вы меня слышите?
— Угу, — промычал Джим.
— Кажется, я вас видел с господином Дитриксом, — сказал лысый тип, качая головой. — Ох уж этот господин Дитрикс! За ним лучше не пытаться угнаться: он всех перепьёт. А вы, видно, таки попытались? Ай-ай-ай...
Джим опять куда-то провалился. Лысый субъект исчез за мутной пеленой. Когда она понемногу рассеялась, в спальне никого не было. На экране в декоративном камине плясали языки пламени, наполняя комнату приглушённым янтарным светом, на потолке лежали цветные световые пятна от оконного витража, в доме слышалась музыка, голоса, смех: ночь ещё не кончилась, как видно. Джим сел на кровати. Выпил он как будто не так уж много, а как его сильно развезло! Он чувствовал себя немного лучше, поспав, но полностью трезв ещё не был. Кажется, это Дитрикс его так напоил, вспомнил Джим. Мало того что напоил, так ещё и отпускал плоские шуточки, говорил всякие пошлости, да ещё и, кажется, поцеловал... "Надеюсь, он не сделал ничего дурного?" — обеспокоился Джим, осматривая себя. Одежда оказалась в порядке, только сапоги были сняты с его ног и аккуратно поставлены возле кровати. Джим встал, обулся и прошёлся по комнате, подошёл к зеркалу над туалетным столиком; причёска его почти не пострадала, нужно было только пришпилить парочку выбившихся прядей, что Джим и сделал. Его не шатало, но в голове было ещё мутно. Чтобы взбодриться и протрезветь, он решил немного подышать воздухом.
Зябко кутаясь в тонкий плащ, он стоял на балконе, глядя на заснеженный сад, освещённый фонарями. Взяв с перил щепотку снега, он протёр ею лоб и щёки. Тая, снег заструился по его лицу водой.
— Вот вы где, дитя моё, — услышал Джим за спиной немного усталый, меланхолично-мягкий голос, и на его плечо опустилась большая тёплая рука. — А я беспокоился, куда вы пропали, искал вас...
Лорд Дитмар встал рядом с Джимом, подняв лицо и вдыхая воздух новогодней ночи. Кажется, он тоже был уже слегка навеселе: Джим это понял каким-то шестым чувством, едва взглянув на него. Лорд Дитмар сутулился несколько больше обычного и стоял, широко расставив ноги.
— Вы устали, Джим? — спросил он.
— Немного, — ответил Джим, удивившись, что его голос прозвучал вполне трезво.
— Я тоже, признаться, уже слегка утомлён. И немного отяжелел. — Лорд Дитмар усмехнулся, повернувшись к Джиму лицом. — Но покинуть гостей не могу, я хозяин и должен оставаться на ногах до последнего... Мне ещё всех провожать, представляете? Не знаю, как я смогу продержаться, но знаю, что должен.
У Джима немного звенело в голове. А может, это звенело тёмное небо и белый снег, искрящийся в свете садовых фонарей, или же звон издавали размытые цветные лучи света, проникавшего сквозь высокие витражные окна. Дом походил на припорошенный снегом готический собор, величественный и строгий снаружи, но уютный внутри. Лорд Дитмар, поднеся руку к глазам и заслонив их, негромко засмеялся. Его смех прозвучал глубоко, мелодично и мягко, а оборвался так же внезапно, как разразился.
