— Какого мракобеса? — хмуро спросил он, нависнув надо мной. — Вы ранены? — цепкий взгляд мигом засек кровавые пятна на одежде.
— Франц Врочек убит, — простонала я.
Весь порыв злости, словно остался там, за дверью, с остервенелыми ударами по шершавым доскам. Из глаз хлынули слезы и меня снова затрясло.
— Вы! Вы во всем виноваты! Если бы не ваша проклятая книга!.. Если бы я не привезла её к нему вчера вечером... Это все из-за вас, из-за меня!!!
Кажется, я кинулась на Вилька с кулаками. Пан чародей сгреб меня в охапку, прижав к себе, и держал, пока не перестала вырываться, а лишь громко всхлипывала, вцепившись пальцами в бинты. Дождавшись, пока я успокоюсь, Вильк провел меня на кухню, усадил за стол и молча протянул стакан с водой. Чуть растерянно повертел головой и скомандовал:
— Пронька, завари барышне мяты с мелиссой!
— Пронька то, Пронька сё... — недовольно донелось из-за печки. — Приперся додому как драный мракобес, весь в кровище, полкухни изгадил пока бинтовался, еле отмыл. Сейчас спать не даешь! Вот тебе твоя мята с мелиссой, — на стол сами собой бухнулись две жестянки с плотно притертыми крышечками, — от сердца отрываю, из личных запасов! Где чайник, поди, сам знаешь, Бальтазарушка, вроде как тоже здесь живешь! Плиту так и быть, разожгу.
За печкой что-то загрохотало и затихло, над широкой конфоркой затеплились языки пламени.
Вильк ругнулся сквозь зубы и полез за чайником.
— На кой куць мне такой домовой, — бормотал он. — Хуже злобной мачехи.
Пока он возился, я, нервно цокая зубами о стакан, выпила почти всю воду, лишь под конец распознав мерзкий вкус дистиллята. Впрочем, сейчас я бы и кислоты хлебнула, не задумываясь. Пан Бальтазар допил остатки воды из моего стакана, поморщился, убрал чайник с плиты и поставил передо мной надколотую глиняную кружку, исходящую мятным ароматом. Отошел к подоконнику и, распахнув форточку, раскурил трубку.
— Рассказывайте, — коротко бросил он.
Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи
Поездка по городу и качка в коляске не прошли даром. Присохшие к ранам бинты оторвались и покраснели от крови. Чувствовал я себя скверно. Казалось, что болит абсолютно всё. А из-за нехватки сил, энергия так и не восстановилась после вчерашней погони, тело била мелкая дрожь. Но самое худшее, что тень подозрения пала на моего лучшего друга, Габриэля Ремица. Этот удар пережить было труднее всего. И если бы я мог хоть немного шевелить ногами, непременно отправился бы в Школу Высших Искусств и спросил бы его, какого лешего он так замарался в этом деле?
Добравшись до дома, я кое-как поднялся в кухню и начал отмачивать бинты. Пронька бубнил, что теперь ему снова убираться и всё запачкано проклятущей чародейской кровью, но помогал. Я кривился, но менял повязки одну за другой. Терпению за последние годы я научился. Да и раны заживут, никуда не денутся — найти настоящих друзей намного сложнее.
Кое-как перебинтовавшись, я присел за стол и чуть не задремал, но снизу упрямо задолбили в дверь. Не иначе отряд обезумевших троллей брал мою берлогу штурмом.
— Ну, кто там ещё? — измученно простонал я.
— Опять та безумная панна, — проворчал домовой. — Я ей открывать не буду.
— Конечно, пусть полудохлый чародей тащится по ступеням.
Я с трудом поднялся из-за стола и, пошатываясь, затопал вниз. У моей нежданной гостьи, в отличие от меня, сил было хоть отбавляй, она так лупила в дверь, что мне начало казаться, будто она снесёт её с петель раньше, чем я спущусь.
— Какого мракобеса? — рыкнул я, открыв створку.
— Франц Врочек убит!
Три слова добили меня окончательно. Я ухватился за косяк, прижавшись плечом к стене. Почему в жизни всегда так? Пока беспокоишься об одном друге с другим происходит беда и ты уже никак не можешь помочь. Судьба что нарочно отвлекает, чтобы творить за спиной свои грязные делишки? В горле встал ком, а Алана уже вовсю ревела, бормоча что-то о том, что все мы виноваты и лупила меня кулаками. Едва прилаженные повязки снова сбились, а раны налились болевым жаром. Пришлось сгрести её в охапку и держать покрепче, чтобы не навредила нам обоим. А когда она успокоилась, тащить на кухню и отпаивать.
— Пронька, завари барышне мяты с мелиссой!
— Пронька то, Пронька сё.
Проклятущий домовой будто чувствовал охватившую меня беспомощность. Что может быть страшнее, чем потерять старого друга? Я даже не слушал его наглое ворчание. Оно казалось таким мелочным, незначительным и бессмысленным, что не стоило внимания. По сравнению со смертью всё остальное всегда кажется несущественным!
Я полез за чайником и чуть не опалился об вспыхнувшую конфорку.
— На кой куць мне такой домовой, хуже злобной мачехи.
Пришлось самому возиться с мятой, отмерять пропорции. Даже такие незначительные расчёты, как количество ложек сухой травы, отвлекали от неприятных мыслей. Я перемешал мяту с другими успокаивающими травами, а когда над чайником поднялся пар, долил кипятка.
Алана нервно глотала мой дистиллят, отбивая по стакану дробь зубами. Я забрал у неё свою 'мёртвую воду' и подсунул кружку. Она вся тряслась, но ждать уже невыносимо, я должен знать какая тварь осмелилась поднять руку на безобидного старика. Стоило успокоить её, погладить по голове, прошептать успокаивающие слова, но у меня так всё зачерствело внутри, что выдавить из себя ничего не получилось. Я даже протянул руку, но отдёрнул её и, обругав себя последними словами, отошел к подоконнику. Дернул створку форточки и вытащил кисет с табаком.
— Рассказывайте! — бросил я, ненавидя себя за резкий тон.
Но она даже не заметила. Плотина прорвалась и на меня обрушился поток безсвязных предложений. Насколько мог, я направлял её рассказ в нужное русло, но узнал не так много. Кто-то пробрался в лавку, обошёл древесов, прошмыгнул мимо призрака и нанёс Врочеку единственный, но оказавшийся смертельным удар. Хотелось немедленно броситься в лавку, собрать все, что мог оставить убийца, приготовить припой, нырнуть в чужую память, опознать убийцу, найти и покарать.
Я выдохнул горький дым. Вряд ли я сейчас сложу даже простенькое заклятье, а если и смогу, то позорно рухну в обморок. Почему же всё так не вовремя? Не гоняйся я за проклятой смешливицей, сейчас бы уже во весь опор мчался в книжную лавку, но судьба-злодейка решила по-своему.
Алана уже выдохлась и рассказ превратился в безсвязное бормотание, а потом в глухое сопение.
От обнаглевшего домового помощи ждать не приходилось, поэтому я поднял её на руки и понёс в кабинет. Почему-то, казалось, что отнести в спальню будет неловко. Пристроив Алану на кушетку, я сел за письменный стол. Усталость всё еще мучила мое измотанное тело, но для сна места в нём не осталось. Старик успел спрятать трактат. Значит ли, что убийца приходил за ним или это совпадение? Я вспомнил доклад Марека: 'К книжной лавке подъехала подозрительная карета с цветной заплаткой на задках кожаного салона, из которой вышел завкафедры алхимии Габриэль Ремиц'. Они разговаривали с Врочеком на пороге, упоминали меня и Алану де Керси'.
Неужели всё связано? Как же не хочется подозревать одного своего друга в убийстве другого. Если Габриэль замешан, мне навсегда придётся покинуть Кипеллен. Жить в этом городе после всего произошедшего, я уже не смогу.
Из рассказа Аланы де Керси, младшего книгопродавца книжной лавки 'У Моста'
Я даже не заметила, как провалилась в липкий омут белесой сонной мути. Не сна, а дурной липкой дремы из которой не вырваться. Измотанный организм требовал передышки, пусть даже такой паршивой. Видения на грани полусна-полуяви безжалостно выворачивали мозг. Снилось, что я вычерпываю воду в таверне Румпеля. Но как бы ни старалась, вода все прибывала. Болели руки и согнутая спина. Становилось всё тяжелее. От усталости и переутомления в горле встал твёрдый ком и подступила тошнота. От тёмной воды расходился приторно-сладкий запах, и я не сдержавшись, подняла липкие пальцы к лицу. Чуть притронулась к губам и оторопела — солёная. Я вскрикнула, забарахтавшись в кровавой жиже, и оказалась посреди улицы над умирающим Францем Врочеком. Стояла на коленях и иступленно чертила, чертила, чертила, уже не углем, а окровавленными пальцами. Пискнула от боли, и мы с паном Францем провалились в заброшенный сад. За коваными воротами клубилась первозданная тьма. Моё чудовище дожидалось своего часа и плотоядно зарычало, обрадованное нашим появлением. Рык разнёсся по саду, пригибая ветви деревьев, жухлую траву и пожелтевшие цветы. Тело Врочека начало погружаться в мягкий дерн, а я отбрасывала его пластами, не давая поглотить книгопродавца. Тварь за воротами издевательски хохотала, цепляясь за ржавые прутья. От каждого её скачка сотрясался забор и вздымался клоками тёмный туман, прячущийся у корней деревьев. Пан Франц проваливался всё глубже, но я не сдавалась, упиралась как могла и тянула его обратно в сад. Холодное негнущееся тело выскальзывало из рук, но я цеплялась. Тварь ревела всё сильнее и травяные стебли рванулись вверх, изрезав мне руки. Я отпустила Врочека. Он мгновенно исчез под землёй и потянул меня за собой. Чудище довольно заухало, снова и снова кидаясь на ворота, а меня засасывало в душную пустоту...
Я проснулась от невнятного грохота. Села возле кушетки, запуталась ногами в пледе и ошарашено оглядывалась. Кажется, во сне, свалилась на пол... Я с силой потерла виски, пытаясь понять, где нахожусь. Не до конца проснувшийся мозг подсовывал мертвое тело Врочека и мою истерику в дверях Бальтазара Вилька.
Вильк! Всплыло в моём сонном мозгу. Я у него дома. Неужели уснула прямо на кухне? И сколько я проспала? Судя по рассветной сери за окном, немного. Час, может, два от силы. Из прихожей доносилась неразборчивая ругань и возня. Кое-как заставив затекшее тело повиноваться, я поковыляла в прихожую. Там, набычившись, как две бойцовые саламандры, кружили Бальтазар Вильк и Румпель. А этот-то что здесь делает? Хотя, что я спрашиваю! И так ясно... Под глазом у тролля наливался темный синяк, а Вильк, наращивая на ладони лиловое пламя, даже не пытался остановить идущую носом кровь. Я только выругалась сквозь зубы. В отличие от Адели мне никогда не хотелось, чтобы мужчины дрались из-за моей скромной персоны.
— Хватит! — крикнула я, спеша вклиниться между разъяренными противниками.
Голос звучал глухо и сипло. Неужели все-таки простудилась?
— Пан Вильк, что вы не поделили со смотрителем моста? Румпель, что ты здесь делаешь?!
Они замерли и уставились на меня, словно на говорящую мебель.
— Алана? Ну слава Первопредку! Я думал он тебя прикончил! — воскликнул тролль.
— Угу, — прогнусавил Вильк, впитав лиловые языки пламени в ладонь и тщетно пытаясь остановить идущую носом кровь. — А тело порубил, в бочку засолил, и в море утопил.
— А солить зачем? — не поняла я, — да и неудобно в бочку совать. Проще в канализацию сбросить крысюкам на корм или магией испепелить.
— Рано я списал вас со счетов, де Керси, вы прирожденная злодейка, — иронично протянул Вильк.
— Так, марш на кухню оба! — я начала раздражаться. — Помогу, чем смогу, а то ваши рожи, как грязная палитра. Заодно объясните, что за трясца происходит, и почему я опять крайняя.
Нет, все-таки мастерство не пропьешь. Зря я что ли старостой последние три года учёбы была?! Одногруппников гоняла в хвост и в гриву. Вот и пригодился отработанный командный голос.
— Вообще-то, вы в моём доме, — возмутился Вильк.
— Хотите пойти ко мне? — я заломила белобрысую бровь. — Боюсь, пани Флося не поймёт, если я приведу в ее дом двух подбитых забулдыг на которых вы похожи.
Я подтолкнула драчунов к кухне.
— Вильк, где у вас зелья, или чем вы там пользуетесь, когда нужно?
— Лед в холодильном шкафу, — буркнул пан чародей, тяжело опускаясь на стул.
Я застыла посреди кухни. Хорошо, что в шкафу, но где он сам? А лед ещё нужно куда-то положить. Ха! Знаю! Присев у печки, постучала по заслонке и громко позвала:
— Хозяин домовой, помощь нужна!
— Чего надыть? — ворчливо донеслось из-за печки.
— Да пан Вильк тут... повздорил с другим паном. Лед нужен. Ты уж не обессудь, уважь просьбу.
— Ишь ты, какая ученая, — домовой высунул мохнатую мордочку. — Учись, Бальтазарушка, девка в доме и суток не пробыла, а уже кумекает, что к чему.
— Пронька! — взвыл пан чародей, явно ища, чем бы таким тяжелым швырнуть в домового, но тот показал язык и скрылся за печкой, а на столе появилось блюдо колотого льда.
— Выгоню, зараза лохматая. Под забором жить будешь! — пригрозил Вильк.
— Так что между вами произошло? — я повернулась к виновникам драки.
Пан Бальтазар прижал два куска льда к распухшему носу, а тролль неспешно катал ледяной обломок по всему лицу. Хорошо, что у его народа такая противомагическая 'толстокожесть', иначе недавняя драка могла закончиться совсем плохо.
Никто из них не спешил отвечать. Да и друг на друга они не смотрели, надувшись словно сычи. А Вильк, по-моему, вообще может молчать часами. Поэтому я обратила взгляд на тролля.
— Румпель?
— Я был в лавке, — неохотно произнес он, — уже после того, как ты унеслась, словно тебя куць за мягкое место щипнул. Приехала следовательница, гхм, внушительная такая дама, явно соплеменники мои из горного клана в роду отметились...
— Люсинда Бряк, — пояснил пан Бальтазар, не отрывая кусочков льда от носа, из-за чего вышло гнусаво.
-...угу, и с ней ещё копатели, ну кто там у вас в страже следы всякие раскапывает. Им свидетели понадобились, а тебя, как на зло, не было уже, — тролль с укоризной посмотрел на меня. — Так я вызвался. Врочек и мне был не чужой.
