После обеда народ стал выгружаться и обустраивать временные жилища: сооружали длинные курени, где стены и кровля укрывались камышом. Вслед за некомбатантами, жить на дромоне категорически отказались кавалеристы.

— Ха! Нам будет легче дышать, — посмеивались моряки.

А я призвал своих рабов и каждому выдал заблаговременно придуманное задание.

— Елисей, — обратился к иудею-портному, — сегодня ты единственный, не востребованный специалист, поэтому пойдёшь помощником к гончару Гуралу. Мне нужен кирпич и черепица. Понятно?

— Слушаюсь, досточтимый господин, — низко поклонился довольно светлокожий, лишь слегка смуглый мавр, — глину и песок я уже посмотрел. Материал хороший, нам подойдёт.

Заметив несчастную морду лица Елисея, улыбнулся и вытащил из ящика стола ножницы из нержавейки и две больших упаковки иголок: больших цыганских и обыкновенных. Нужно было видеть, как менялось выражение его глаз.

— Если будешь хорошо работать и помогать гончару, то с наступлением холодов всё это подарю тебе, — при этом, пощёлкал ножницами и повертел перед его носом наборами.

— Буду стараться, досточтимый господин, — он трижды низко поклонился, алчно поблескивая глазами.

— Это всех касается: будете хорошо работать, помогу неплохо обустроиться. Через год разрешу выбрать в жёны одну из рабынь, а их у меня будет. И если в течение пяти лет с моей стороны не будет нареканий, то освобожу из рабства и помогу стать богатыми.

— Спасибо, спасибо, досточтимый господин, — кланялись они.

— Теперь вы двое, Дидар и Бирс, — посмотрел вначале в глаза второго мавра — плотника-судостроителя, затем на карфагенянина-краснодеревщика, — Мне нужна доска и брус. Сейчас выдам инструменты, но разрешаю резать только тополя, здесь много сухих. Помощников дам через два дня, а сейчас пошли в трюм, получите топоры, пилы, лопаты и вначале построите времянку, чтобы было где спать.

Выпроводив народ вкалывать, озаботил Андробала, своего раба-прораба. Вытащив наброски форта, выполненные мною на шести листах ватмана, мы с ним часа два разбирались за столом, а потом до самого вечера ходили с мерилом по площадке и делали разбивку. В общем, этот античный карфагенянин в вопросах строительства оказался на порядок грамотнее меня.

— Досточтимый господин...

— Называй меня просто — господин, — перебил его.

— Благодарю, господин, это большая честь для раба — почтительно поклонился он и продолжил, — Господин, я и городские стены строил, и два дворца в Тунисе, а эту деревню, — небрежно ткнул пальцем в схему будущего городка, — до холодов закончу, так как зимой с глиной работать нельзя. Для этого мне нужны инструменты и две сотни людей, можно третью часть женщин, будут глину топтать.

— Через два дня будет тебе две сотни работников, — пообещал ему.

На следующий день, благодаря заботам Дорсии и её помощниц, обязанность которых выполняли девчонки-гувернантки, завтрак был готов к рассвету, поэтому народ не засиживался, а сразу же стал заниматься делами. Чтобы войска не расслаблялись, распределил их по рабочим местам, за исключением караульной смены. И вскоре в округе слышались стуки топора и визг пил.

С лопатами я сильно промахнулся, в наличии их оказалось всего пять штук: две штыковых, две подборных и одна американская. Кузнец, который собирался делать закладку на отжиг древесного угля, получил от Ареса пять помощников и срочное задание побыстрее разворачивать кузницу. Несколько мешков угля у него было с собой, так что лопаты — прежде всего.

А мы вдвоём с Андробалом осмотрели окрестности будущего форта и посетили ещё один небольшой, но высокий холм, расположенный в километре, на берегу ручья, где определили место для возведения ветряной мельницы. Затем вернулись обратно и отступив от краёв будущего рва на сто пятьдесят метров, разметили границу крестьянского посёлка, который будет развиваться вокруг крепости. Не откладывая дела в длинный ящик, вызвал обоих арендаторов и отмерял им по два югера земли для строительства усадеб и организации сада-огорода. Правда, мой югер получился на 18,2 кв.м меньше римского, зато получилось привычные пониманию четверть гектара.

— Только строиться нужно не как попало, а как скажет Андробал, — предупредил их, — Посёлок должен выглядеть аккуратно и красиво.

— Досточтимый господин, — с поклоном обратился один из них, сравнительно высокий и крепкий парень, — а почему не поставить усадьбу прямо в поле на своём участке?

— Здесь дикие места, а не цивилизованный Рим, это всё равно, что оставить вас без защиты. Понятно? А теперь пошли в поле, будем нарезать земельные участки.

— Досточтимый господин, — спросил другой, пониже ростом, — арендная плата будет такая же, как в империи?

— Вдвое меньше.

— Досточтимый господин, а какая в этом году будет приёмная цена на зерно? — спросил тот же повеселевший голос.

— Двенадцать фолис буду платить за пять модий пшеницы и столько же за семь модий любого другого зерна, — озвучил ту же цену что и готам, прекрасно зная, что в империи сборщики за пшеницу платили не более восьми фолис. И это в лучшие годы, но обычно шесть-семь.

Поля рядом с посёлком оказались не лежалой целиной, а некогда, много лет назад, являлись паханными нивами. На правах самых первых арендаторов, они это место и застолбили. Затем, ходили за мной с молотком и вешками, разбивая поле на участки, размером двести пятьдесят метров на шестьсот, то есть, по пятнадцать гектаров. Наделов, размеченных на старых пашнях получилось двадцать три. И ладно, на лежалой тысячелетия целине урожай предполагается ещё лучше, правда, её первоначальная обработка будет намного тяжелее.

Крестьяне о чём-то между собой болтали, шугали зайцев и куропаток, радовались чистой (без щебня), жирной и мягкой земле, растирая её в руках, но когда узнали, что один такой участок предназначен не трём арендаторам, а одному, то встали в ступор. Высокий мужик сразу запричитал:

— Досточтимый господин, мы столько не обработаем! Мы столько не сможем оплатить!

— Сможете, я вас научу, — тихо ему возразил и кивнул на поле, — И ещё научу, как выращивать хороший! урожай.

Своим заявлением я их ввёл в ещё больший ступор. Дело в том, что для гражданина Рима, не говоря уже об аристократии, личное занятие сельским хозяйством, ремеслом или мелкой торговлей считалось делом подлым. Им занимались рабы, вольные арендаторы, плебеи и иноземцы. Мало того, если всадникам ещё позволялось вести оптовую торговлю, то сенаторам сие было категорически запрещено. Потому-то такая реакция.

— Это моя земля! И я здесь единовластный владетель и хочу, чтобы мои подданные стали богатыми и счастливыми, — заявил строго, прекрасно понимая, о чём они думают, — Законы Рима для меня не указ! А сейчас разбейте каждое своё поле на пять участков, это пять раз по пятьдесят махов мерилом с передней и задней части поля. И точно так же поставьте вешки. На каждом из них будем сеять разное зерно.

До полудня, пока Дорсия не позвала к обеду, я взял трёх воинов Тимона, бывших крестьянских детей, и вытащил все три плуга, бороны, сеялку, кольчатый каток и три комплекта двуконной упряжи. Были отловлены две пары вьючных лошадок, которые покрупнее.

После обеда абсолютно все присутствующие выбрались на поле посмотреть на чудеса. Мало того, что вызвали интерес цельнометаллические плуги — изделия мало постижимые для понимания, так смутила ещё и вспашка поля лошадьми. В мире такого не знали, подобной конной упряжи до сих пор не существовало. Лошадь даже в богатом крестьянском хозяйстве была явлением редчайшим и могла служить лишь средством передвижения, а пахали исключительно волами.

Подвели лошадей и я заставил крестьян одевать сбрую, при этом лично подсказывал и перепроверял. К счастью, лошадки стояли смирно. Отрегулировал и подтянул вожжи, как научил когда-то тесть, а край завернул на рукоять плуга.

— Берёшь левую лошадь за уздечку и идёшь прямо по краю вешек до конца участка, — сказал крестьянину, который повыше, затем взялся за рукояти плуга и попытался вспомнить ощущения давно минувших лет, — Самое главное, пройти первую борозду, а там лошади сами научатся. Но-о!

Хлестнув каждую из них хлыстом из пучка ивы (батожка-то нет), направил нож отвала в грунт на глубину фиксатора. Как только прошли первые метры, тягловое усилие стало резко уменьшаться. Всё-таки они привыкли носить, а не тащить. Ничего, научим!

— Резвей пошёл! — крикнул крестьянину, а каждую лошадку пару раз больно хлестнул по крупу.

Наука даром не прошла, теперь они тащили плуг, весело помахивая хвостами, но как только забывались, то получали порцию напоминания. При глубочайшем молчании толпы было слышно лишь шуршание ножа, который взрезал грунт, как масло, и отваливал его на сторону. Вот так, под весеннее посвистывание и пение мелких птиц, я прошёл на клине в три гектара четыре борозды, дав лошадям два десятиминутных роздыха, а потом поставил крестьян работать самостоятельно.

— Чего стоите?! Бегом работать! — крикнул на толпу ротозеев, сам же ещё полтора часа провёл рядом с мужиками, помогая и подсказывая.

Когда вернулся дромон, мне пришлось уйти и заниматься раненными. Слава Богу, так называемые безнадёжные, благодаря антибиотикам выжили и будут жить, а пятнадцать бойцов можно ставить в строй уже через неделю. Потом захлестнула текучка. После раненных отправился на лесоповал, где стволы огромных сухих тополей уже распиливали поперёк, а брёвна — вдоль на брус. Сделав в уме заметку, что пни нужно обязательно выкорчевать, а рядом посадить новое деревцо, подошёл к клубившейся дымом яме, где помощники кузнеца заложили на отжиг древесный уголь. На берегу ручья гончар с командой тоже готовили обжиговую яму, теперь уже для кирпича. Оттуда направился в чащу на стук молотков, где в развёрнутой под открытым небом кузнице ковали шанцевый инструмент. Лопаты делали не из сырого железа, а из цементируемой стали, поэтому, кузнец получил указание сунуть готовые поковки в яму с новой закладкой под древесный уголь и, таким образом, произвести простейшую термообработку.

Ближе к вечеру, наконец, прямо на квартердеке дромона собрал офицеров по вопросу подготовки к завтрашнему набегу на кочевников. Актеон всё же выпросился с нами в поход, поэтому, старшим на корабле оставляли Париса, а на суше Феодоро.

За этой беготнёй о крестьянах забыл совершенно, вспомнил лишь к закату солнца, когда те уставшие вернулись с поля. За полдня они вспахали, как минимум, по гектару земли, а это в четыре раза больше, чем парой волов за целый день. Глядя на них, я сразу понял, что парни поверили и в себя, и в открывшиеся возможности. Теперь, это мой авангард в крестьянской среде и в сельскохозяйственном прогрессе.

Сейчас я вспомнил, что с самого утра меня подспудно грыз червячок: "А может, не нужно всего этого? А может, просто жить в своё удовольствие?" Когда плуг взрезал первый метр борозды, а лошади вдруг стали останавливаться, а я их решительно отхлестал и погнал вперёд, все сомнения пропали и забылись. Я убил этого червячка ивовыми прутьями о крупы лошадей.

И сейчас, вместе с нагло взятой под себя огромной территорией, вдруг ощутил на плечах не менее огромную ответственность за этих ковыряющихся в земле людей. Ведь подчинение старшим и высшим властителям у них в крови; сейчас они мне доверяются слепо, как котята, и молча делают всё, чтобы ни сказал. Нельзя их бросать.

Глава 4

Трофейные верховые кони почти все оказались меринами, было лишь девять молодых и норовистых жеребцов. Их конституция выглядела более интересной, чем у обычных лохматых "степняков", между тем, до наших иберийских строевых сильно не дотягивали, но при этом зарекомендовали себя вполне крепкими и боевыми. К новым хозяевам некоторые из них выражали далеко не дружелюбный норов, но мои парни прошли школу верховой езды, так что сладили. Издали кони походили на кабардинцев-адыгэш, но находясь рядом, становилось понятно, что для прекрасной горской породы, которую я помню из прошлой жизни, они несколько мелковаты.

Мы никуда не спешили. Утром спокойно проснулись, плотно позавтракали, взяли дорожный паёк: по две лепёшки, по две сушёных ставриды и разбавленное вино. А выданные каждому бойцу из ранее заложенных лесами ящиков латунная литровая фляга, миска, ложка и чашка, вызвали настоящий фурор. Там же оказались наборы лески и рыбацких крючков, несколько штук из которых я вложил в свой походный набор. Кстати, спиннинги, о которых совершенно забыл, оказались целы и невредимы.

На всех лошадей надели усовершенствованную сбрую и переделанные сёдла со стременами. Лично себе, имея сравнительно крупное телосложение, да и вес доспеха того требовал, кроме боевого коня взял и дорожного. Сейчас моя кавалерия, находясь при полном вооружении, с пиками в том числе, являлась настоящим боевым подразделением, способным поспорить с любой современной конницей удвоенной силы.

Между тем, едущие рядом двадцать морских пехотинцев выглядели бедными родственниками, да и сидели верхом, как на корове. Я бы их не брал, кавалерия бы и сама справилась, тем более, что самое боевое крыло кочевья полегло. Проблема в другом, нас слишком мало, чтобы съесть весь пирог.

Кочевье изначально отправило в поход сотню воинов, среди которых половина — молодёжь. Таким образом, сейчас в племени должно остаться не более пяти сотен человек: около полусотни подростков с боевыми навыками, около полусотни стариков, оружие и доспехи которых, по сравнению с нашим, ничтожно. Остальные — женщины и дети.

Когда мы заканчивали завтракать, караульный с дромона заметил приближающуюся лодку, в которой сидел рулевой и усердно пыхтело четверо гребцов. Мне не был нужен даже бинокль, я и так почувствовал, что в гости пожаловал старый вождь готов, почему-то на два дня раньше ожидаемого срока. И действительно, вскоре на берег ступил седой воин в "волчьем" шлеме и вооружённый подаренным мною мечом.

— Желаю здравия, герцог Александр, — с достоинством поклонился он.

— И тебе желаю здравия, вождь Вульфилий. Что привело тебя к нам столь рано? — спросил у него, тогда как ответ уже знал.

— Возьми меня с собой, и людей моих. Не можем высидеть дома, а вдруг кто из наших ещё жив?!

— Не возражаю, но выдержишь ли ты целый день верхом?

— К седлу мы не так привычны, как кочевники, но лошади у нас есть и верхом умеет ездить каждый мальчишка. Не переживай за нас, герцог, выдержим и не подведём.

Нужно отметить, что держались готы в седле неплохо, ненамного хуже моих всадников, но гораздо лучше пехотинцев. Четверо молодых прибыли к нам, фактически без доспехов, но мы их снарядили неплохо, подобрав хорошие кожаные кирасы и шлемы. Все парни были при ножах, с луками и короткими копьями. Очень радовались, увидев "безнадёжных" односельчан живыми и выздоравливающими, а старый вождь этому, как мне показалось, даже не удивился.

Неспешное путешествие до брода заняло пять часов. Если мерить расстояние по берегу реки, то мы действительно, прошли километров тридцать. Можно было пойти напрямую и сократить расстояние километров на пять, я по памяти представлял эту водную петлю, но по полям бродило множество зверья, направление и темп перемещения которого очень значимы для стороннего наблюдателя. Если бы мы поторопились, то могли выйти к кочевью и его атаковать ещё в светлое время суток, но решили отложить до завтра; провести после боя ночь на вражеской территории не хотелось категорически.