Проснулся я, как и всегда, когда сплю вне дома, сразу же, рывком, сам не поняв почему, и лишь спустя пару секунд понял, что послужило причиной, услышав: "Сандхья Заурви рады, что ты нашла время чтоб вернуться домой, твоя семья всегда желанные гости в нашей долине, позволь я провожу вас в твой дом". Говорил кто-то старый, и в данный момент скрытый от меня скалой, первой мыслью было почему я не проснулся раньше, услышав его шаги по галечной осыпи, ведь это единственная дорога ведущая на эту площадку, по ней невозможно пройти тихо, по любому под ногами галька оживёт, осыпаясь и издает характерный скрежет. А второй "Заурви" это фамилия, титул или же должность? Ответ Каришмы поставил лишь третий вопрос... "наставник", как интересно. И ещё — главное — почему я вообще понимаю о чём они говорят? Хоть и с трудом, не все слова, но тем не менее, это что видоизмененный санскрит?! Эх, опять убеждаюсь в правоте любимой с её вечным — "нет бесполезных знаний!", вон, даже владение мёртвым языком пригодилось. Кажется, тут становится интересно...
После "расшаркивания", дед разговаривал с нами на вполне хорошем английском, он повёл нас низ по тропе. Пять минут неторопливой ходьбы, и мы вышли к грунтовой дороге, где нас ждал микроавтобус. А ещё спустя полчаса мы въехали на территорию небольшой, наверное, это можно назвать усадьбой? Ну не знаю я как назвать это квадратное строение высотой ярдов в двенадцать с единственным входом, как чуть позже оказалось, все окна и галереи выходили во внутренний двор. Я никогда раньше не видел подобного, а вообще, это очень похоже на своеобразный форт. И наверняка, когда-то в давние времена, он был удобен для обороны. Каришма, когда Гермиона поинтересовалась у неё — "Что это такое?", назвала строение "караван сараем". Я вообще-то всегда считал, что это гостиницы так на востоке называют, а здесь целая крепость, хоть и небольшая, скорее — форт, только красиво украшенный барельефами. Этот дом оставлял странное впечатление очень — очень толстые внешние стены, в ярда четыре, наверное, толстые ворота, окованные железом, как в каком-нибудь старинном замке, вот, правда ими явно давно не пользовались, и небольшая калитка в них. Стены, насколько это видно под слоем вьющейся растительности, из обожженного кирпича (а здесь это редкость, в ходу, как я знаю, больше саман), изъедены ветром и временем. Зато как только мы зашли во внутренний двор, так девочки застыли в немом изумлении — во дворе был совсем маленький фруктовый сад (деревьев десять, наверное), а в самом центре маленький пруд с какими-то невероятно красивыми крупными рыбами. Во внутренний дворик выходили все галереи, которые поддерживались высокими колоннам в виде разнообразных статуй девушек в национальных индийских нарядах.
Тут же, во дворе, нас встретила девушка лет двадцати, она поклонилась и о чём-то заговорила с Каришмой. И вот её я совершенно не понял, она говорила на каком-то ином языке, в отличие от старого Ракеша. Я решил, что даже не смотря на вроде как дружественный к нам настрой, раскрывать перед местными моё знание санскрита я не буду. Ибо нефиг, как учит меня паранойя — "умеешь считать до десяти, остановись на пяти". А вообще, чисто по первым впечатлениям, мне здесь определённо пока нравится, и судя по ароматам, которые долетают до моего носа, нас уже ждёт разнообразный и вкусный обед, и главное — без этой идиотской и постоянной овсянки!
— Знакомьтесь это Мадхави, — представила нам девушку Каришма, — она старшая служанка этого дома, если что-то понадобится, обращайтесь к ней, она знает английский.
— Моё имя означает рожденная весной, для меня честь помочь господам удобно устроиться — произнесла с небольшим акцентом девушка, глубоко поклонившись.
Блин, и как с ней говорить? Я от такого её поведения даже несколько растерялся, никогда у меня не было слуг, а тем более служанок, и домовики не в счёт, они всё же не люди. Слава богам, что есть моя Гермиона, вот останемся одни, у неё и спрошу, как принято говорить со слугами...
Так в мелких событиях прошёл весь день, из их череды, на мой взгляд, выпало лишь заявление Каришмы, она сообщила, что в ближайшие несколько дней она с мужем будет отсутствовать. Им надо заняться устройством на лечение Парвати. И она предложила нам эти дни посвятить тренировкам под руководством её наставника: "Прашант Ракеш по моей просьбе согласился дать вам основы искусства воинов ночи, он уже сорок лет обучает детей нашего клана. И мне кажется, — с улыбкой произнесла тогда Каришма, — он найдёт чему можно и нужно научить каждого из вас, в первую очередь учтя ваши таланты".
В пять утра я с Гермионой, спрыгнув со стены, сделали пробежку вокруг дома-крепости, то, что мы в Индии и как бы на отдыхе, вовсе не значит, что можно забрасывать занятия. Поэтому за пробежкой последовала разминка, медитация, спарринг без магии, но в полную силу, ну, в общем, всё как обычно. В семь, уже после рассвета, к нам присоединилась и Луна, и пусть занятия магией, впрочем так же как и стрельба, здесь слегка неуместны, во всяком случае до тех пор, пока не подберём подходящее скрытое от случайных свидетелей место. Но вот тренировать боевое предвидение можно и просто отклоняясь от летящих в тебя предметов. Помимо этого, Луна тренировала телекинез, уже манипулирует тремя предметами разом! Он, на наш взгляд, не совсем магия, хотя, сила и та же. Но в основном мы учили её управлять потоками магии напрямую без костыля в виде палочки, как мы, строить конструкт и наполнять его силой. И пусть пока кроме простейшего (всего один узкий быстрый поток) слабого секо у неё ничего не выходит, но у неё всё ещё впереди, она и учится то этому всего-то четвёртый месяц. У Гермионы, правда, давно, ещё летом, появилась идея как нам и самим пойти дальше: попробовать научиться заклинаниям, которые инстинктивно у нас получаются во время эмоционального срыва. Это конечно соблазнительно — сознательно получать её зеленый туман или волну разрушения. Но даже как подступиться к освоению этих заклинаний мы пока не знаем. Ясно только одно, что ключ к их использованию — наши эмоции, а как это получить сознательно и в спокойном состоянии, совершенно не ясно. Именно это, втроём сидя на большом обломке скалы, мы и обсуждали после утренней тренировки, когда услышали хриплый старческий голос:
— Доброе утро молодые люди.
От неожиданности мы подскочили. Опять! Он опять совершенно бесшумно подошёл к нам! Как?! Как старый Ракеш смог к нам подойти почти вплотную, да так, что никто из нас его не заметил?!
— Заурви просила меня вам помочь в вашем нелёгком пути, — он помолчал с десяток секунд, пожевал губы, и вздохнув, продолжил, — выполнить её просьбу я согласился, но кажется, что зря согласился! Вы все слишком стары, вы уже полноценные маги, а в древних текстах сказано учить хотя бы основам до первого обретения магии в одиннадцать лет, коль Кали подарит клану счастье и появится одарённый ребёнок. — Старик опять замолчал, на этот раз больше чем на минуту, буравя нас хмурым взглядом из под седых густых бровей.
— А вы двое, — ткнул он в меня и Гермиону сухим костлявым пальцем, — вдобавок, слишком привыкли полагаться на грубую силу и скорость! — Он пристально поглядел на меня с Гермионой. — Вы не воины ночи, вы Кшатрии. — вздохнул. — Но старый Ракеш знает, чему, а главное, как каждого из вас надо учить, не зря всё утро за вами следил.
— Тебя, — он подошёл к Луне, — буду учить правильно двигаться, умению скрыться в тени и "отвести взгляд", а уж силу и скорость тебе помогут обрести только они. — Движением головы указал в нашу сторону.
— Что касается вас двоих, — он обернулся к нам, — то свами всё гораздо сложнее, усилить вас я, наверное, не в состоянии, вы дети богини... вам само время подвластно, ваши движения Ракеш даже не видит. А чему, если не видишь, можно учить? — Он хитро прищурился. — Вас я буду учить самому главному — правильно думать! Из вас троих умеет правильно думать только она! — И он ткнул пальцем в Луну. — Вы двое в бою прямолинейны словно копьё, а вам нужна гибкость. Иначе вас просто элементарно заманят в любую ловушку. Сейчас идите завтракать, а через три часа я жду вас во-о-он у той скалы, — махнул он рукой в стороны высокой отдельно отстоящей от основных скал, скале, — конечно если вы заниматься хотите...
Гермиона девять часов вечера обрабатывая руки обезболивающей мазью
Наконец-то этот садист отстал от нас. К концу этого занятия мне казалось, что у меня мозги от возмущения просто взорвутся! Повторю, Ракеш — САДИСТ, и это никакая не метафора! Это констатация факта! Нет, возможно, кто-то и сможет из десяти коробок выбрать одну, в которой муравьи не очень больно кусаются, и посчитают это нормальным, но, на мой взгляд, они везде больно кусаются! Он точно садист! В самом начале занятий муравьи меня сильно искусали, пока я от боли и бешенства не заморозила их всех на хрен! И тут же услышала: "Ну разве сложно вначале подумать, а потом руки совать"? ... Убила-бы садюгу! А его ответ на моё справедливое возмущение? Он просто повторил своё задание:
— В этих десяти коробках муравьи, в девяти из них они очень сильно жалят, надо засунуть в отверстие обнаженную руку и собрать десять монет лежащих в коробке. Я разве запрещал муравьёв убить магией? А то, что ты решила, что в одной из них муравьи безобидные и надо выбрать её, так это твой собственный вывод!
И в подобном ключе он из меня с Михаилом выбивал "стереотипы мышления" почти целый день с перерывами лишь на обед с ужином, ну и чтобы погонять Луну, конечно. Правда в итоге она уже перед обедом от усталости просто встать не смогла... а после всех наших мучений, перед тем как нас отпустить, он своим каркающим голосом сообщил, что завтра с утра продолжим. Чует моё сердце, что подобное нас ждёт на протяжении всех двух недель. Конечно, мы занимались не только этим, но и основам аналитической работы, а конкретней — "основам анализа связей и выявления ключевых звеньев вражеской организации на основе внешнего наблюдения и других косвенных данных", и "построению графов и поиску скрытых связей в ворохе отрывочных сведений". Поэтому-то у меня сейчас такое впечатление, что скоро из ушей мозги потекут от их перенапряжения.
Вообще, не понимаю, если сам старик нам заявил, что — "Конечно, для вас пока эти умения и знания излишни, но я уверен пройдёт десять, ну может быть двадцать лет, как вы все, включая и отсутствующею сейчас здесь Парвати, будете заниматься исключительно анализом данных, что вам добудут подчинённые. Если доживете, конечно, хе-хех, до этого времени, а моя нынешняя цель как раз и состоит в этом. Что бы вам понадобилось то, что я вам даю". Видимо увидев наши удивлённые лица, он вновь рассмеявшись своим каркающим смехом, и сказал. — А вы что, считали, что я простой ветеран боевик? Я Кембридж закончил тридцать пять лет назад, чтобы учить наших оболтусов так, чтоб потом не пришлось разжигать погребальных костров! Знаний древних традиций и методик, давно недостаточно, мы не маги и живём в основном в большом мире, а поэтому точно также, как скажем китайский Белый Лотос триады, вынуждены идти в ногу со временем". Вот такой, как оказалось интересный наставник обучает детей "Восхваляющих Кали"!
Интересный факт, вроде я в Индии уже почти трое суток, но даже окрестности не осмотрела толком пока. Весь день плотно забит обучением так, что буквально вздохнуть нет времени, а после занятий уже ни на что нет сил. Мы с милым сегодня только и смогли, что выползти на крышу этого странного здания, лечь рядом с друг другом и молча взявшись за руки, глядеть на звезды. Сил не было даже на то, чтобы заснуть, не то, что поцеловаться. А спустя пару часов когда мы чуть-чуть отдохнули, прежде всего наши бедные мозги, и смогли расползтись по своим комнатам, я просто упала в кровать. А утром, как стало уже обычным явлением в последнее время, нашла Луну спящей в моей постели, и она опять во сне прижалась и обняла меня. Не спорю, такая близость и доверие со стороны моей маленькой ученицы мне даже приятна, но может быть это всё же не правильно? Почему Луна позволяет себе подобное? Конечно, я её понимаю, ей не хватает семейного тепла, отец у неё слишком уж ... странный и немного безответственный, но всё же — почему? А ... к Моране всё! Не хочу лишать её и себя небольшого удовольствия от нашей утренней мм... близости, она просто нуждается в поддержке "старшей сестры".
Решив так, я, осторожно вылезая из постели, стараясь не разбудить её, она ещё целый час может поспать. А мне надо идти, у меня с Мишей есть всего час, когда мы одни и не устали настолько, что уже не способны даже на простой разговор, мне он сейчас очень нужен. Если говорить откровенно, то я, кажется, как и в начале последних летних каникул, снова на грани. Я хочу хоть иногда, хотя бы всего лишь на час, быть просто обыкновенной девчонкой, обычной влюблённой и любимой девчонкой! О боги, разве я так уж многого хочу?! Зачем мне всё это? Зачем мне сила и мощь, зачем счёт в банке? Зачем?!! Если я не могу даже на какой-то жалкий час за целые сутки просто чувствовать, что он меня любит?! Нет, я это знаю! Я в Мише, безусловно, уверена. Но я хочу это чувствовать! Не когда-то потом, а сейчас! Я боюсь что — потом — для нас никогда не настанет. Что он погибнет, а следом за ним исчезну я, растворюсь в своём горе и забудусь в кровавом тумане. Ну или я сама первой уйду в след за вечно прекраснейшей леди. Потом... завтра... да нет у меня этого завтра!!! ЕГО ПРОСТО НЕТ!!! Я не верю в него. А всё, что у меня есть — это одна только повседневная усталость, едва сдерживаемая ярость, да постоянная боль...
Я понимаю, что это просто очередная депрессия, ну, может даже небольшая истерика. Но я не могу больше ждать! Я хочу хоть каплю счастья, капельку, пусть самую маленькую, но прямо сейчас! Шептала я сквозь слёзы, сидя на каменном бордюре у пруда. Конечно, мне бы стоило сейчас собраться, не распускать нюни, а смыв следы слёз стать, как всегда, гордой и злой Гермионой, какой меня все, кроме наверное моего любимого Миши и знают, но честно, я сейчас не могла, я просто была не в состоянии успокоиться.
Неожиданно, со спины меня обнял мой Мишенька, я его даже и не заметила. Почувствовала только тогда, когда он меня прижали к своей груди своими нежными, но такими сильными руками. Отчаяние, которое ещё минуту назад было просто огромным и неподъёмным, съёжилось и отступило перед волной его заботы и нежности, что захлестнула меня. Вообще-то, такая истерика, наверное в моём состоянии почти нормально, раз в месяц такое бывает. Но причина ведь в том, что наша жизнь "на пределе" меня уже просто достала. Я сильнее прижалась к нему и застыла, мне так хотелось раствориться в тепле и нежности его рук.
Чуть позже, когда я успокоилась, осторожно повернулась к нему и поцеловала его в такие желанные губы, потом повторила ещё и ещё... Как мне всё-таки горько из-за того, что за наслаждение, что дарят мне его почти невинные ласки, всегда следует быстрая расплата. Вспышкой, пока безадресной ярости, прозвучал "первый звоночек". Мне пора исчезать, пока ярость не обрела цель в любимом и родном Мише. И ещё, платой является горечь от того, что опять пришлось разрывать нежность его крепких объятий, и сладость его поцелуев. Ему же тоже от этого не менее горько, чем мне.