Путь хранителя@последний из рода .1 часть

Не хотел я в то ранее утро никуда идти, а он настоял и нас вместе с сестрой в лес по ягоды отправил, а брата моего с собой оставил. Мы из деревни выйти не успели, как в нашу избу прямым ходом странные людишки в красивых чёрных одёжах завернули, а за главного у них маленький старикашка был, а позади него три безголосые, по-моему, и безмозглые дылды прошли. По селу их божьими людьми звали, да на наш дом указали, как на местных знахарей, чем большое любопытство и вызвали. После того у меня душа всю дорогу не на месте страдала, а сестру пугать не хотелось. Уж больно беззаботна и весела она была, не досталось ей родительского дара не в силу не в полсилы. Вот и пришлось по быстрому ей в коробок берёзовый ягод набрать, да только тогда домой и отвести. Нам в ту пору чуть поболе твоего стукнуло. Мне пятнадцатый шёл, брату четырнадцатый, а малышке нашей всего двенадцать. Вот и пришли мы домой, на сколько это можно быстро, а в доме окромя родителей никого. Кинулся я Игната звать, да соседи сказали, что ушёл он с этими гостями. Лишь напоследок сказал, что мол пускай об нём родня не мается, хочет по сердцу жить, а не ложному велению. Да так родителей обгадил, что по народу слух разом нехороший прошёлся. Вроде божьи люди молитвой гадость и колдовство в нашем доме вытравить пытались от того и отец с матерью разом слегли. Все стали ждать — выживут или нет после такого посещения кузнец с женой. А они на третий день после их "благочестивых" молитв и скончались. Если бы я тогда столько мог, сколь сегодня могу, то враз на ноги поставил, и не пришлось бы неприкаянным по земле мотаться. Да видно у каждого своя судьба, да своя дорога предначертана. После этого как меня только не клеймили, как только не называли. И ведьминым отродьем и колдуном, даже проклятым из рода в род. Всё пережил, да в лесу себе местечко и обжил. Подальше от людского гомона, да быстрого на расправу языка. Так что не стесняйся Ванюша про мальчишеские тумаки говорить тому, кто на себе мужицкие и бабьи кулаки, да палки попробовал. А старик тот — охальник чёрный, к нам в дом ещё приходил, да всё меня разыскивать пытался. Так по моему следу и шёл, до меня не добираясь. А я прятался и выжидал, страхом переполненный. И только теперь понял, что зря прятался, зря выжидал. Да видимо на всё своё время имеется, даже на такое простое понятие.

— Деда, ты словно про меня рассказывал. — Сказал мальчик, во все глаза смотревший на благородного старца. — Будто про мою сиротскую долюшку.

— Да не кляни и не жалоби ты свою долюшку. Она тебе не ради этого дадена. Учись, милок, на моих ошибках и борись с такими лиходеями, которых ты в глаза видел. Пусть теперича они тебя боятся, а не ты их, как я когда-то.

— А чего же сам в лес забрался?

— Во даёт! — Удивился размякший от воспоминаний старик. — Мал ещё старших судить-то.

— Во-во, как жрать так мал, а как пахать, так самый возраст вышел.

— Да ты гляжу, сильно остёр на язык-то.

— Не только на язык, но и на дела скор. Только не отказывайся обучить меня, а я уж взгрызусь в науку, чтобы не было таких, которые чужими бедами питаются.

— Твоё рвение не только забавно, но и завидно для моего возраста.

— Да не наговаривай на себя. Гляжу не один год ты в лесу жил, а там не еда, а так баловство одно. Ты же, смотри какой сильный, у меня уж язык на плече, а тебе всё нипочём. Поди, ещё столько же пройти сможешь. — Поглядев искоса на старика и, смерив его оценивающим взглядом, сделал вывод Ванюша.

— С того и живу, чем Бог пошлёт.

— Это как?

— Молитвой и лесными дарами. Правда, ещё греча у меня славная родиться. Больше ничего и не надо.

— Я с такой еды, давно бы ноги протянул.

— А ты хоть раз пробовал?

— Нет.

— Чего же тогда лапочешь?

За разговором они не заметили исчезнувшей собаки и спохватились только тогда, когда стали разводить костёр на берегу реки. Дед Митрофан со свойственным возрастным занудством заставил-таки помыться Ваню, который оказался довольно приятным на вид белобрысым мальчишкой. Если износившиеся штаны ещё можно было одеть после лёгкой стирки, то рубаха расползлась прямо в руках, вызвав тем самым заунывное нытьё о вреде стирки для вещей. Чтобы хоть как-то успокоить своего ученика, учителю пришлось отдать свою запасную рубаху, которая оказалась ему ниже колен, но это нисколько не огорчило, а даже наоборот, осчастливило мальчика. Появившаяся как нельзя вовремя собака притащила здоровенного русака и подтолкнув его в сторону старика, легла в ожидании еды.

— Гляди добытчица, какая! Боится, как бы ты силы не растерял.

— Да у нее, поди, у самой живот подвело. Вот что б с голоду лапы не протянуть и притащила. — Не оставляя противоречивость, Ванюша ласково гладил кормилицу. Вся работа по приготовлению еды досталась опытному старику. Сумерки спускались быстро, превращаясь в непроглядную темноту. Сухие ветки наготовил быстрый и ловкий мальчик так много, что их бы хватило на всю короткую летнюю ночь. Заяц готовился очень долго из-за навалившегося как-то разом голода, наверное, оттого, что за весь день они так и не удосужились сделать остановку на отдых, чтобы хотя бы немного перекусить. На сей раз, зайца поделили на три части — самую большую отдав собаке, а самую малую взял дед Митрофан. Мясо заедали хлебом и запивали чистой колодезной водой, испытывая при этом навалившуюся усталость от пережитого. Хоть и в полной тишине, но не изменив старой привычке, старик очертил охоронный круг и улёгся лишь после того, как умная собака устроилась рядом с мальчиком то ли для охраны, от ли для того чтобы он не замёрз прохладной ночью. Последние летние ночи особенным теплом не отличались. Уже начинало чувствоваться прохладное дыхание приближающей осени. Небо, сквозь набегавшие облака, смотрело на путников множеством маленьких туманных звёзд. Спокойствие за эту ночёвку окутало, давая уставшим людям отдохнуть, словно для серьёзных испытаний. Если бы не предрассветные крики Ванюши, который метался от мучившего сна, то отдохнуть всё-таки удалось. Умная собака, заботливо прижималась к мечущемуся мальчику и тем на некоторое время успокаивала его страхи. Как ни жаль старику, будить разметавшегося, но ещё ребёнка, времени на разлёживание почти не оставалось. Потому эту неприятную работу он поручил верному животному.

— Буди, а то и до ночи к стоянке не поспеем. Не хорошо заставлять себя ждать, готовым прийти на помощь друзьям. — На что собака тяжело вздохнув, стала лизать мальчика прямо в лицо, и этого оказалось более чем достаточно.

— А? Что? Пора уже, да? — Со сна вскочив на колени залопотал Ванятка.

— Пора, милый, пора. — Отозвался дед. — Возьми вот хлебушка пожуй, да и кострище-то засыпь, что б у других особенного любопытства не вызывать.

— Кому же сюда в голову придёт забраться? — Удивился мальчик, но сделал всё, как о том просил старик.

— Кому надо, тот и не сюда забраться сможет. Так что нам с тобой этот след не к чему.

— Ты что-то почувствовал?

— А ты разве нет?

— Да не знаю, что это. Понять не могу, кому я это спонадобился.

— Ты же сам про старика рассказывал, забыл? Может, это он тебя искать затеялся. Не спокойно на душе, вроде гонится за нами кто-то, не давая времени на раздумья

— Так ведь вся деревня вымерла. Кто же ему мог обо мне сказать?

— Кому что надо узнать, тот всегда этого добиться сможет. Даже ты со своими малыми знаниями.

— Деда, а ты меня не бросишь, если они меня потребуют?

— Да чего ты удумал? Кто бы тебя ни стребовал, отпор не только от меня, но и от неё получит. — Указывая на собаку, старик пытался успокоить, вдруг, разволновавшегося мальчика. Жгучая скупая слеза, показывая слабость, скатилась по щеке вихрастого Ванятки. Он, пытаясь скрыть свои чувства, уткнулся лицом в мягкую собачью шерсть, стараясь выразить или ощутить своё не такое уж одинокое существование в этом мире. Собака водила глазами, не зная как отреагировать на такие проникновенные поступки мальчика.

— Послушай, деда, давай ей имя дадим, а то не по-людски получается. — Переводя мысли в другое русло, постарался отвлечься парнишка.

— Давай, только у неё спросить не забудь. Захочет ли? — Поддержал дед Митрофан.

— Ну, как, не против того, чтобы мы тебе имя придумали? — Спросил он у внимательно наблюдавшей за ними собаки. На что та едва заметно вильнула хвостом.

— Хочет, деда, хочет! — Воскликнул обрадованный мальчик.

— Даже она понимает, что уж орать-то совсем не к чему. — Тут же ворчливо отозвался старик. — Видишь, как всю округу растревожил? Всех птиц на крыло поднял.

— Не буду больше. — Шмыгнул носом Ванятка и, взяв свой, немного облегченный мешок, дал понять, что готов продолжать путь. — Только не знаю даже, как таких собак вообще можно назвать.

— Думай, а она тебе сама ответит, по нраву имя придётся или нет.

— Долгое время Ваня лишь шевелил губами, стараясь напряжённо думать, но всё, что приходило ему в голову, видно не подходило для его любимицы. Потому он махал головой и снова начинал напряжённо думать, морща при этом свой и без того небольшой лоб. — А как тебе такое имя придётся вроде, Гашка? — Обратился он к собаке после долгого раздумья.

— Почему так? — Не удержался Митрофан от вопроса.

— Просто в голову пришло. Ну, скажи, мохнатая, нравится такое имя тебе или нет.

Собака и впрямь остановилась, создавая задумчивость, после чего подошла и лизнула мальчику руку.

— Нравиться, значит, быть тебе отныне Гашкой до конца дней твоих. — Торжественно произнёс Ваня.

— Вот хватанул! А если она дольше тебя прожить ухитриться?

— Собаки так долго не живут.

— Ты таких собак когда-нибудь видел? А она вот есть.

— Тогда постараюсь, чтоб о ней другие узнали и только так называли.

— Если так решил, тогда конечно, так и нужно будет сделать. — Ухмыльнулся старик на порывы своего подопечного.

Дальше шли долгое время молча, и каждый погрузился в свои мысли. Старик погрузился в свои воспоминания, которые захватили его целиком, потом переключился на думы о мальчике, которому податься после таких событий было просто некуда. Он понимал, что оставалось лишь одно — взять его своим учеником и сделать приемником своих накопленных знаний. Старик усматривал в этом высший Божий промысел, а потому пытался осмыслить свою дальнейшую жизнь и принять всем сердцем уготованный Богом дальнейший путь.

Идя берегом реки, они увидели прекрасную картину вечерней воды, отдающей своё тепло вроде легкого тумана прохладному вечернему воздуху. С наступлением сумерек туман усиливался, вываливаясь белыми клоками на берег. Гашка, такая всегда чинная и спокойная стала метаться от старика к мальчику и наоборот. Она явно что-то чувствовала и старалась дать понять обоим путникам о чём-то, что она считала важным. Старик за время своего путешествия стал доверять этому умному животному, потому не торопясь, стал оглядываться по сторонам. На небольшом выступе, недалеко от воды едва проглядывались из-за сильного тумана две фигуры людей, которые так же старались разглядеть путников, приближавшихся в долгих летних сумерках к их стоянке. Вдруг, один из них стал махать рукой и призывно кричать. Дед Митрофан, взяв Ванюшу за руку, изо всех сил стал стараться как можно скорее приблизиться к этим людям. Ванюша, не понимавший такого возбуждения старика, постарался идти с ним в ногу, но не выпускать из виду полюбившуюся ему Гашку, которая сама в свою очередь, прижавшись боком к мальчику, старалась от него не отстать.

— Отец Митрофан, ну и заждались мы тебя. Иди, скорее, погрейся, да расскажи, чего случилось. — Два довольно пожилых человека, одетых на манер Митрофана, добродушно радовались встрече, рассеивая даже у проникновенной собаки всяческие подозрения. На вид они выглядели моложе и сильнее старика. Совершенно белые длинные волосы, но с короткими такими же белыми бородами, могли ввести в заблуждение кого угодно. Если бы не крепкие и могучие плечи, развёрнутые работой и не широкие мускулистые ладони, которые наверняка могли многое, да и по всему видно не гнушавшиеся любым подвернувшимся занятием, то вид этих молодцов будто кто-то специально постарался замаскировать под старческую, с не по возрасту прямой и молодецкой осанкой.

— Это ещё кто такие? — Занервничал мальчик.

— Добрые люди, Ванюша, добрые и сильные. Нам их помощь сейчас как нельзя, кстати, понадобиться может. — Произнёс старик и радостно побратался с ними.

— Мы уже целый день вас здесь поджидаем. Что-то случилось? — Стали расспрашивать новые знакомцы.

— Случилось. А иначе стал бы я вас беспокоить? Давайте присядем, да поговорим ладком, а там глядишь, и горе не беда окажется. — Дед Митрофан присел около небольшого костра и с нескрываемой радостью любовался своими товарищами. — Прокоп, Никитушка — только сейчас понимаю, сколь долго мы не виделись. Вы вон, какие молодцы вымахали. Да и силушку прибавили, поди, и умением обзавелись нешутошным. Я аж не поверил как легко и быстро смог до вас докричаться.

Тот, кого старик назвал Никитой встал и очертил охоронный круг, а Прокоп посыпал его какой-то сыпучей смесью из потаённого мешочка. Обрызгивая всё святой водой, они дружно нашёптывали молитвы. Радость встречи давно не видавшихся друзей не выбила их из колеи, и пока все приготовления не были завершены, они не присели, чтобы насладиться беседой. На редкость чувствительная Гашка, по своему собачьему разумению, наверное, стараясь помочь, создавала только помехи и являлась сама довольно внушительным препятствием, путаясь и мешаясь под ногами. Мальчик в нерешительности как остановился возле костра, так и остался стоять не знала, куда ему деться в создавшейся ситуации. Дед Митрофан, заметя его растерянность, указал на место рядом с собой. Мешок с едой, который так и не выпускал из рук Ваня, заметно облегчённый, он передал старику, чтобы они смогли все вместе поужинать и утолить довольно сильно наваливающийся голод. Собака, поняв свою временную ненужность, подошла к мальчику и легла у его ног. Все совместные хлопоты закончились довольно быстро и компания уселась у костра по кругу, ожидая объяснений мудрого деда Митрофана. Он же, в свою очередь не особенно торопился, раздавая каждому свою долю из куска сала и почти чёрствого хлеба. В котелке над костром закипала вкусно пахнущая похлёбка. Все без слов молча жевали и выжидательно поглядывали на старика. Подоспевшая похлёбка оказалась на редкость вкусной и сытной после полуголодного пути. Мальчик с жадностью ел, стараясь, однако, оставить и остальным насытиться пшенной кашей с куском свинины, от души приправленной репчатым луком.

Через густой туман с реки проступала едва заметная луна. Она, хоть и была совершенно полной, но света не давала. Уплотняющие клубы, выталкиваемые на берег, не растворялись в ночной прохладе. Они превращались в многослойные покровы, которые устилали весь берег и старались распространиться всё дальше и дальше.

Гашка с поднятыми ушами полулежала у ног, находлась в сильном напряжении. Она будто ждала кого-то или чувствовала невидимых гостей, которых люди ещё не могли рассмотреть, а тем более услышать. Шорох шагов стал усиливаться, приближаясь откуда-то со стороны леса. По их размеренности нельзя было определить число людей, подходивших к компании уставших путников.