Путь хранителя@последний из рода .1 часть

— Приготовьтесь. Старайтесь, как можно меньше говорить и тем более старайтесь не предпринимать никаких действий. — Тихо предупредил отец Митрофан.

Напряжение росло, но люди и даже собака от необъяснимого ожидания боялись даже пошевелиться. Ответом на их ожидание, явилось сначала бледно-зелёное свечение. Оно переходило в густое, и довольно яркое. Набирая силу, и уже практически через несколько минут, переходившее в насыщающееся, и приобретающее цвет сочной молодой весенней зелени. Этот дивный свет стал стремительно заполнять очерченный круг, в котором люди и необыкновенное животное находились в ожидании. Первым увидела надвигавшихся шестерых людей одетых в длиннополые чёрные одежды с покрытыми капюшоном головами-собака. Она тихо и угрожающе зарычала. По границе круга, туман с реки стал окрашиваться в глухой багровый цвет и словно живой стал набрасываться на зелёную плотную стену света, отделяющую людей от мрака ночи. Чем ближе приближались непрошеные гости, тем гуще багровый полудым полутуман сгущался и уже старался разъесть приятную светлую зелень весны, ставшую надежной защитой бездвижно сидевших путников. Лёгкое шипение, будто от капель воды, попавших на раскалённый металл, раздавалось всё сильнее и громче.

— Здравствуй, брат мой. Чай с полвека будет, как не виделись с тобой. Вот и решил повидаться на склоне лет, а ты спиной сидишь и даже не обнимешь меня. — Раздался пронзительно скрипучий голос из темноты. Но замеревший Митрофан даже не повернулся в сторону отделившегося от остальных силуэта. Он сидел молча, закрыв глаза, нашёптывая в такт другим защитную молитву. Небольшой, укутанный во всё чёрное человек, подошёл к самой границе круга и растаял лишь при попытке перейти его границы. Громкое шипение разом отозвалось по всему берегу реки, который затих, будто и сам наблюдал за столкновением таких необычных созданий. Клубы багрового дыма вновь уплотнились и из них стали раздаваться голоса давно умерших, но дорогих и сильно любимых людей. Особенно поразила расчётливость их на не защищенные чувства ребенка.

— Ванюша, милый, подойди скорее, а то мы из-за дыма заплутали. Дай руку, выведи из темноты. Как же я по тебе соскучилась, сыночек мой. Ты не пужайся, не померли мы с отцом, только уходили, чтобы помочь друг дружке. — Мальчик затрепетал, и открыв глаза попытался рассмотреть говорившую это женщину. Он уже был готов сорваться с места, чтобы кинуться во тьму, на поиски говорившей, как скорее почувствовал волю мудрого старца, чем услышал его слова.

— Сиди и читай молитвы. Родители способны одолеть любую преграду, а вот покойники, да колдуньё разное — нет.

Гашка, положила тяжёлую голову на плечо ребёнка, и постаралась принять посильное участие в его накатившем волнении. Ваня, зажмурившись, вцепился в шерсть собаки, стараясь больше не слушать такого проникновенного и родного голоса.

— Да что ж это деется такое?! Вы только гляньте, люди добрые. Сидят, словно чурки немые и не хотят даже с братцем поздаровкаться. А ну, марш ко мне — Никитка, Прокоп, хватит в прятки играть. Ишь, глазки закрыли и думают, что спрятались. Давайте руку, да и делу конец. — Уже мощный голос, довольно таки молодого парня кликал мужиков, убеленных сединами, явно до срока.

Шипение стало раздаваться всё чаще и чаще, клубы тумана становились плотнее, а цвет всё насыщенней. Что-то непонятное сердилось и чавкало около круга, не имея возможности попасть внутрь. Голосов больше не было, но зато плотный и такой надёжный свет стал в нескольких местах давать промоины, которые тут же утолщались, но после каждого такого раза дед Митрофан всё горбился и становился измученней и будто даже старше. Короткая летняя ночь была уже на исходе. Радость и спокойствие стали постепенно возвращаться к уставшим путникам, как неожиданно все услышали угрожающий скрипучий рык.

— Это не все, разлюбезный мой. Хочешь, чтобы мои тени каждую ночь тебя преследовали? Если нет, то тебе придётся меня выслушать хоть белым днём, хоть глубокой ночью.

Путники закрыли глаза и сидели ещё некоторое время в полном молчании. Кругом установилась невыносимая тишина. Сквозь закрытые веки люди стали ощущать тёплый и ласковый свет. Осторожно, первым открыл глаза Митрофан. Он увидел поднимающееся солнце и настороженную большую собаку с особенными красными глазами, в которых словно пляшущие языки пламени играл голубовато-зелёный свет.

— Всё, теперь можно и передохнуть. Прошла ночь, а с ней и его время ушло. — Выдохнул уставший старик. Все стали поглаживать затёкшие руки и ноги.

— Как ни прискорбно об этом думать, но легко отделаться от назойливости ночных гостей не удастся. — Подал голос Прокоп.

— Это ещё почему? — Стал заводиться Никита, с лицом, будто изъеденным оспами, потому казался рябым.

— Не просто так он меня стал преследовать. Да насколько я смог увидеть, он и сил успел поднабраться достаточно. Я не про умения сейчас говорю, а про людей, которые его поддерживают. — Стал вслух рассуждать старик.

— Что-то ты говоришь непонятное Митрофан, толком бы объяснил всё.

— Ты это к чему клонишь? — В один голос приступились к нему тут же мужики.

— Ну, чего же тут не понять-то? Надо идти туда, где мы сможем оказаться под защитой, не боясь за свою жизнь ни днём, ни ночью.

— Это где же найти такое? Может у тебя на примете уже есть?

— Может, есть, а может, и нет, не в этом дело. Главное для себя решить, что дальше делать станем, а там и само потихоньку всё образуется.

— Ох, и скорый ты! — Недоверчиво восхитился Никита.

— А чего ты предлагаешь? Что бы каждый сам по себе в свою нору забился, да и смотрел на разгул этих супостатов?

— Верно, ты говоришь, да и я ни сколько не против, с вами хоть куда двинуться тут же готов. Только надо определиться в наших поисках. У врагов эвон, какой старинный схорон имеется, да и с людьми у них тоже недостатка нету. — Рассуждал вслух осторожный Прокоп.

— Люди к ним не добром толпами идут, они их где хитростью и дурманом привлекают, а где и вовсе колдовством привораживают. Потому нам с ними по всякому тяжко тягаться. — Подал голос вновь дед Митрофан.

— Деда, я помогать во всём стану. Ты не переживай, дети быстро растут, а я в особенности. — Широко открытые глаза, словно принимая в них весь мир целиком под свою защиту, запальчиво произнёс мальчик. После такой речи, Гашка виляя хвостом, тоже подала голос, будто желая так же утвердиться в дружной компании, как и любой равный её человек.

— Раз такое дело выгорает, то тогда перво-наперво, чем скорее отсюда уйдём, тем лучше будет.

— А я, знаю, куда пойтить надо. — Весело подмигнув своим сотоварищам, произнёс воодушевлённый Никита.

— Вместе не пропадём, только дружней и кучней держаться след. — Обрадовался Ваня, принявшим его слова всерьёз, старшим товарищам.

На что, наконец, весело и громко рассмеялись мужики. Жизнь шла своим чередом. После довольно напряжённой ночи все дружно решили подкрепиться, а только потом думать в какую сторону следует направляться. Как самому молодому, да прыткому, Ване поручили работу больше ногами, чем руками. Он сбегал к реке за водой, набрал целую кучу сухих веток и только после этого уселся рядом со стариком, степенно поглаживая свою неотступно сопровождающую охранницу. Похлёбка из гречневой крупы с салом так духмяно запахла, что у довольно проголодавшихся людей разом запели животы. Сняв котелок сытной каши с огня, путники уселись кружком, поджидая своего старшего товарища. Он же сидел и, отрешённо всматривался в небольшие языки пламени, отключившись от действительности. Он находился на расстоянии вытянутой руки от остальных, но вместе с тем, сознание его блуждало очень далеко от этого ароматного котелка и мучительно ожидавших его внимания людей. Подёрнувшись уже плёнкой и, начиная остывать, еда манила голодных людей. Но они дожидались старика, который бродил по закоулкам своего сознания, не замечая мирских нужд. Ванятка попытался мысленно достучаться до него, направляя все свои силы на то, чтобы вернуть поток мыслей Митрофана к ожидавшему котелку. Его глаза приобрели осмысленность и продолжая говорить сам с собой, наконец, оживился замечая постепенно происходившее вокруг.

— Знать так тому и быть. На этом и порешим. Быть нашему поселению, Прокопушка и зачинать его нам досталося. — Проговорив, дед вздёрнул брови вверх и недоумённо посмотрел на смиренно сидящих товарищей. — Чего не едите-то, бедолаги? Меня что ль дожидаетесь? Давайте, беритесь за ложки и наваливайтесь. Стар уж больно стал, для такого-то варева. Мне и хлебушка с водичкой, да ещё, если сушёных ягодок малость — вот и вся еда.

— Братва, наваливайся, деда не хочет, а у нас слюни по коленкам текут, прямо как у Гашки, хоть в горшок собирай. — Обрадовался мальчик, подсев поближе к котелку. Мужики переглянувшись, степенно пододвинулись за ним и увлекательная, но молчаливая работа пошла с воодушевлением споро и быстро. Даже Гашкина степенность в момент улетучилась под размеренный стук ложек. Она бегала вокруг Ванятки, подсовывая свой влажный нос под его ложку. Мальчик, не забывая о своём друге, старался чередовать порции, деля её то собаке, то себе. Дед, едва заметно приподняв одну бровь, улыбнулся в свою густую белую бороду. Молодой азарт забавлял его и в некоторой степени даже внушал успешность задуманного от такой целеустремлённости хотя бы пока и в малом. Впервые за долгие годы он снова решился на благой поступок, который будоражил его, словно он снова помолодел, обретая надежду на изменение, хотя бы жизни нескольких людей, в лучшую, светлую сторону. Душа рвалась на свершение чего-то полезного и трудности не сколько не пугали, а как в молодости, лишь подхлёстывали и вселяли множество лучших надежд. Едва дождавшись, когда все подкрепятся, он соблюдая правила старшинства, встал, и стал первым собираться в дорогу.

Возвращаться в свой уединённый уголок на краю самого прекрасного озера, которое он когда-то видел в своей долгой жизни, не представлялось уже возможным. В лесу старик всегда чувствовал себя в безопасности не только от людей, но и, прежде всего, от себя самого и своих неразумных порывов и необдуманных желаний. А пуще всего он, не признаваясь даже самому себе, не желал встречи со своим одержимым младшим братом. Своё лесное жилище Митрофан специально выбрал в непроходимой лесной глуши и целыми днями проводил в молитвах, чтобы если когда и удастся, то привести своего ученика в намоленое и достойное место. Но даже если и нет, то хотя бы умереть в добром и достойном месте.

Мысли не давали покоя, они уводили далеко от действительности. Он не мог представить себе, какую работу предстоит выполнить, чтобы основать целую деревню. Не главное даже выстроить, важнее смочь потом закрыть её могучим охороном, который он один и держать-то не в состоянии. А это означало большие прорехи, через которые не то что люди, но колдуны смогут незаметно пройти. Тогда бы всё повторилось вновь: смута, раздор, голод, злоба, недоверие и самое главное не станет любви. Только на любви и доверии строится новая жизнь, переполняемая счастьем и Божьей благодатью. Именно это больше всего заботило и уводило в молчаливые раздумья всё дальше и дальше. Старик не знал, как привлечь других таких же горемык, как и он сам, которые скитались по свету, не зная применения своим могучим и добрым дарам. Он хотел выстроить не больше, не меньше, а именно приют для таких гонимых умельцев, скитавшихся от подобного его брату властолюбцев, забывших про заветы отцов и молений матерей. Сколько лет минуло с тех пор, когда вера в истинного Бога приняла вся Русь. Не зря же, её во все времена звали среди других народов Святой и Светлой, только вот противников настоящей веры никак не убавлялось. До сих пор оставались те, которые не приняли органичность и учение устройства всего мироздания, требуя доказательств или того хуже возводя себе недостойных идолов вместо великого Человеколюбца. Не поняли, оскудевшие умишком, что его же, такого мелкого и никчёмного человечишки, появление на свет Божий неслучайно, даже, казалось бы, самая незначимая жизнь всё едино, вплетаясь в общую канву мироздания, является необходимым кирпичиком общего бытия. Не взирая, на различные привилегия и ранги, люди всё одно остаются людьми с их искушениями и страстями. Но в жизни всегда имела место высшая справедливость и её, даже самый необразованный крестьянин, мог понять глубже и острее своего высоко образованного господина, при этом завидуя свободе и достатку последнего. Ведь не влезешь в другого, чтобы узнать его душевных скитаний, его мук, а порою и невыносимых страданий от содеянного. Но по воле случая, если и приходится столкнуться с таковыми, по обречённости своей, которая толкает на помощь духовно убогим, вот тогда и содрогается своя, такая уязвимая и чувствительная ко всякому неустройству собственная душа. Да так, что диву даёшься, сколько в человеке может всего поместиться, при видимости полного порядка и благополучия. Так выходит, кому же кроме Бога единого нас всех обозреть и каждому, не пропуская и не забывая, по делам воздать, или по возможностям испытания назначить. Значит, и получается, что за ветхой и нищенской дверью порою чистая и светлая душа обитает, а за золочёной — чёрный омут грехов копиться, который аж до седьмого колена не расхлебать. Потому Господь и метит себе в помощь им только избранных людей, в помощь заблудшим, возлагая на тех тяжеленную, но посильную ношу.

Так и шёл Митрофан, рассуждая о своём и попутчиков уготованном пути. Они же, увлекаемые мыслями своего мудрого провожатого, старались понять и принять его мудрёные думы.

— Послушай, отец Митрофан, знаю я такую одну малую заброшенную деревушку. Она раньше староверской обзывалась, а теперича там только три старухи свой век доживают. Она прямо около реки посередь леса затерялась. А примечательна тем, что выход в разные стороны имеет. Так, мыслю, что для нас это самое лучшее при таком зачинании. — Не выдержал первым Прокоп.

— Это ты про пустые покосившиеся дома говоришь? Ну, те, что давеча с тобой глядели? — Подал голос и Никита, ни в чём не отстающий от брата.

— Ага, о ней. — Оживился Прокоп.

— Так ведь молва о ней такая страшная ходит, что даже детишек порой пугают ею.

— Для правого-то дела, чего бояться? Сам подумай, что светлая с покосившейся церквушкой — то на бугорке, ближе к солнышку, а другая, словно огнём примятая — в низинке. Даже, ежели и чего не так, всё одно под присмотром.

— Вот удумал. Светлое, да чистое, рядом с нечестью мостить станем. По-моему разумению нам от этого подальше держаться надо бы, а не на рожон лезть.

— Поглядим вместе, да потом и подумаем. Всякое зло в мире рядом с добром живёт и наоборот, так что раньше времени говорить не стоит. — Подал голос старик, и все споры разом отпали не развернувшись.

Ванюша с собакой шли, не вдаваясь в подробности, понимая, что их мнения в этом никто не станет спрашивать, а тем более и подавно слушать. Потому, полностью полагаясь на мудрого Митрофана, они старательно пытались обходить все большие и малые запруды около реки. После разговора, направление пути резко поменялось. Все стали углубляться в лес, и чем дольше они шли, тем лес становился всё более густой и непролазный. Изнурительный поход до пустынной деревни продолжался долго и вымотал людей до такой степени, что они уже не глядя были почти согласны на любое место, лишь бы дали немного отдохнуть. К непроходимым зарослям по ночам ещё одолевали различные тёмные тени, не давая ни на минуту расслабиться и забыться. Брат выполнял своё обещание, наводя не столько страхов, сколько тоски и печали. Человек же всегда остаётся им при любых ситуациях. Ванятка, вскрикивающий и даже плачущий вначале, стал спокойно посапывать уже на третью ночь испытаний. Даже шипение багрового облака, сталкивающееся с зеленоватым свечением, не заставляли его глаза расширяться и трепетать маленькое сердечко от испуга. Прокоп с Никитой установили очерёдность на каждую ночь, чтобы давать друг дружке немного роздыху. Не спал только пожилой Митрофан, вводя своих попутчиков в полное недоумение.